Охримовна

(Отрывки из повести "НЕДОБИТКИ")

http://www.proza.ru/2011/02/19/493

Кладбище. В течение жизни всем нам не по разу приходится посещать это место скорби и воспоминаний. Ходим, чтобы попроведовать могилку близкого человека, а на деле проводим разведку. Не задумывались? И зря, между прочим. Натурально приглядываемся, а те, что поумнее, прикидывают, как оно будет. Как столпятся вкруг последнего в жизни? Да нет, уже не в жизни, но один хрен - последнего «шифоньера», дальние и ближние. Скажут фразы, дежурные и сердечные. Закидают к едрене матери землицей и разойдутся кто куда. Одни сразу же, только отбыв повинность,  на автобус, и нах хаус. Другие съесть щепоть риса с изюмом, да водки халявной принять. А вы там, на глубине двух метров, согласно санитарным нормам, один как перст. Ах, да, уже не один. Ещё чуть, и посетители пожалуют. Что, не ндравится? Да и хрен с вами. Втягивайтесь.

 Охримовна живёт на кладбище с тех самых пор, как её голую и скользкую вытолкнула в мир сокращающаяся матка кладбищенской проститутки. Мир оказался так себе, неказистый. Могло быть и лучше.
 Танька Охримова впервые ощутила себя как часть природы в возрасте пяти неполных лет. Первичное ознакомление прошло как в тумане. А тут, совершенно внезапно Танька поняла. Она есть!

 Вопросы возникали в голове девчонки один за другим, но отвечать на них было некому. Вечно пьяная заблёванная кошёлка, именуемая матерью, не в счёт. Из друзей у Таньки были только Егорка с Маринкой. Их могилка находилась в самом глухом, заросшем бурьяном уголке кладбища. Там у Таньки был домик. Между отжившими свой век плитами и памятниками она выкопала себе норку, выстлала её изнутри старым тряпьём, да там и игралась.

 Кукла по имени Тварь, была её едва ли не единственным одушевлённым другом и соратником. Ей, и лишь ей одной, девочка поверяла свои тайны и сомнения.
 По причине отсутствия общения (ишь, как завернул) говорить Танька начала лет в пять, а может, позже. Никто ей годы не считал, уму разуму не учил. Питалась тем, что от матери останется. Летом проще, кто-нибудь да придёт попроведовать родню. Известное дело, что не с пустыми руками. В «кормёжные» дни Таньке удавалось делать запасы. Но на конфетах далеко не уедешь, а варёные яички быстро портились. И тогда Танька научилась продавать, выменивать своё добро на хлеб и прочую вкуснятину.
 Вы спросите, а где же соззащиты с опеками? В пи-де! Ничего, что я так резко?
 
 Шло время, Танька подрастала, и в один далеко не прекрасный день, а был то канун Троицы, встретила Танька её. Было это так.
 Танька гуляла по краешку кладбища, как раз в том месте, где с угора открывается очумительный вид на Паленьку, несущую себя сквозь поля пшеницы. Старуха вышла из кустов тихо, как привидение. Танька, выросшая на кладбище, байками избалована не была и потому не испугалась.

 А старуха, пристально посмотрев на девочку, пожевала беззубым ртом и сказала:
 - Точно! Не в браке рождённая. Давно тебя ищу, где шлындаешь?
 - А я тебя не знаю, бабушка, - отвечала Танька.
 - Тебе меня знать необязательно, важно, что я тебя знаю, - сказала старуха и, порывшись в кармане древней выцветшей кофты, достала маленькую деревянную табакерку. Отворив крышечку, старуха приблизилась к словно зачарованной девчонке и быстро дунула внутрь табакерки:
 - Прости, милая…

 Гадкая пыль попала Таньке в глаза, нос. Она расчихалась, закашлялась. Из глаз брызнули слёзы. А когда она проплакалась, старухи уже не было. Словно и не бывало никогда.
 С того дня всё и началось. Вначале это были просто видения, но девочка росла, взрослела и теперь уже сама понимала, что не всё с ней в порядке. И когда пьяная мать хотела подложить незваную дочь под очередного хахаля, Татьянин дар проявился. Да так жутко, что Татьяна едва не обписялась.

 Просто мужик, уже тянувший к ней свои руки, вдруг схватился за живот и, перегнувшись пополам, стал блевать. Мать переполошилась, стала помогать своему ухажёру, да только пустое. Из неосторожного любителя детских прелестей хлестала кровь пополам с желчью. Пока Танька не отвела своего взгляда от насильника, не мог он остановиться. А, остановившись, зарычал страшно:
 - Прошмандовки кладбищенские! Да провалитесь вы пропадом, ведьмы. Нет! Ты ведьму родила, сука, майся теперь всю жизнь.

 Молва, дело быстрое. Не прошло и двух-трёх дней, а уже вся деревня знала про Таньку и её силу. А если учесть ещё и то, что насочиняли, то и вовсе картина предстала удручающая. Но, как известно, палка завсегда о двух концах. С одним ещё никто не встречал. И потянулись к Таньке вначале бабы, те коим уже ничего не страшно, а потом и всяк люд.

 Танька к тому времени уже умела руками снять боль, увидеть внутреннюю хворь и подсказать, как от неё избавиться. А позже, словно из пустоты, пришли и другие знания.
 С тех пор минуло семь с лишком десятков лет, давно подохла нелюбимая мать, по пьяному делу угодившая в незамерзающую полынью Паленьки.
 Видела Танька, как умирала мать, видела и болячку её. Мало того, знала, как снять хворь, как вытащить мать-мачеху с того света, но не захотела. А кто здесь такой громкий судья, что посмеет упрекнуть её в этом грехе? Да и грехе ли?

 Так что, ежели будете в наших краях, то непременно побывайте на кладбище. Найдите махонькую избушку об одной горенке. Спросите Охримовну, всяк покажет. Да не пужайтесь, не смогла Танька переломить в себе маленькую ласковую девочку-побирушку. Так и осталась доброй помощницей всякому хворому, да недужному. Сходите, авось, и вам чем поможет. А заоднем и местечко себе присмотрите. На потом.