Лектор...

Лектор...



Передо мной сидела милая женщина, с невероятно голубыми глазами.
Линзы? - первое, что приходило в голову.
Но... присмотревшись, видела - чудесную кожу, невероятный румянец,
нежный. Чуть тронутые золотом платиновые волосы. Пряди разнились
оттенком, говоря - натуральные.
И эта голубизна глаз...
Что-то она напоминала. Давным-давно забытое, но бывшее чем-то важ-
ным в моей жизни.
Вспомнила.
Девочкой, сидя с мамой в темном зале кино-театра, вертела в пальцах
красивое фарфоровое яично. Небольшое. Чуть крупнее голубиного...
изумительного цвета.
Мама говорила - "берлинская лазурь".
Вертела и уронила, и покатилось фарфоровое чудо вниз, как колобок.
И не суждено ему было вернуться, как и тому, круглобокому герою к
родным пенатам.
Какая-то лиса... уболтала...
Так вот.
Принесенное дамой, прочитанное мной, по замыслу - должна была вы-
вернуть наизнанку.
Переколпачить, исковеркать, дабы угодить нескольким дамам... дер-
жателям основного пакета акций модного журнала.
Боже мой!
Их искуственные зубы, волосы, притязания на звание "икона стиля"...
Иногда, глядя вслед очередной квадратной спине, короткой шее и
венчающей ее крошечной головке, думалось - почему? за что?
Но... есть хочется каждый день, а здоровье требует не черной
"горбушки" и глотка воды из-под крана, а чего-то не только более
существенного, но и несомненно качественного.
Хм... качественного?
Это где такое надыбать можно?
Аха... вот-вот...
ПРО ЭТО - можно писать сколько угодно, но лучше не писать - себе
дороже.
А про милую даму, красивую, элегантную да еще и умную, непременно
следует написать кучу гадостей, а прежде - снисходительно взирая
на нее, высказать ей в лицо то, что, скажи подобное мне, свалило
бы, сбило с ног. Заставило забыть и о миловидности и надеждах на
признание таланта.
Явного!
Я была "лектором"...
Да-да... как написано в одном знаменитом романе -
"Большинство из этих "лекторов", как я узнал, были сами романисты,
которые в свободное время прочитывали чужие произведения и произ-
носили свой приговор.
Я никогда не мог найти справедливости в такой системе.
Мне кажется, что это - просто-напросто покровительство посредствен-
ности и подавление оригинальности.
Романист "лектор", который добивается места в литературе для самого
себя, естественно, скорее одобрит заурядную работу, чем ту, которая
могла бы оказаться выше его собственной". *
Я никогда не хотела написать что-то свое. Мне было достаточно уметь
видеть. Уметь разглядеть в мутной воде нечто стоящее, чтобы засунуть
руку по локоть и извлечь на свет Божий.
Извлекать крупицы золота я не брезговала.
Но... мне объяснили - лучше не извлекать, не заметить, а дождавшись
удобного случая - извлечь... для себя.
Но я не желала внимать "добрым" советам и... извлекала.
Визави, принесла нечто изумительное - миниатюру, которая смогла бы
сделать ее автора, кумиром, многих и многих. И не только домохозяек.
Отнюдь.
Чтение могло бы заинтересовать слои разнообразные, да и мужскую
аудиторию не оставило бы равнодушной. Так как было в ней место всему.
Все было отточено, уравновешено. Не лишено изыска.
Склад ума женщины был явно философским. И... это внушало некое опа-
сение - слишком много всего.
С таким богатством и... на свободе...
Да-да. Я могу сказать и такое.
Или на "такое" намекнуть.
Я лектор... и мне приходится говорить правду, помятуя - "Правда
даже в мелочах всегда кажется неприятной!".. **
А уж глобалы...
Но... я же... лектор!
И я читаю -

"Однажды... глухой темной ночью... в жаркой постели своей, понял -
я один...
Нет-нет...
Она была рядом, но... так далеко... так далеко...
Только что тела наши сливались воедино и... Возможно... именно из-
за этого... сейчас ощущал я то, что могло свести с ума.
Чувство, возникшее так невзначай и некстати.
Бывает ли так с другими?
И если... то скрывают ли они сие, или стараются объясниться, объ-
яснить странности своего поведения.
Разумеется, поведение меняется.
Как же иначе?
Ну а если никого ни о чем не спрашивать, а спускаться по тяжкой
этой лестнице без перил невесть куда?
Идти по пути без конца и начала...
Слышать что-то... где-то и не понимать - тебя ли зовут, ты ли кри-
чишь, взывая о помощи не слыша собственного голоса.
Мрак окружает меня. Кольца его смыкаются все плотнее.
И есть ли выход из этого ада?
Я еще помнил смутно о невероятной отчужденности людей. О желании
их не впускать никого в некое пространство, которое почиталось -
личным.
И если никто не допущен в это крошечное пространство, допустят ли
нас в пространства иные.
Могучие... мировые...
Зачем мы там? Мелкие... незаметные... неискрящиеся... и... неискрен-
ние...
Кому нужны мы... такие?
Словно молния пронзает знание - нам не дано узнать ничего: ни иных
миров, ни иных существ. Как бы далеко или близко не находились они
от нас.
А близость человеческая? Не иллюзия ли это? Не призрак ли?
А открытое сердце?
Возможно ли сие? Не останется ли дверь вашего живого, бьющегося
сердца захлопнутой рукой друга... за ненадобностью?
Мы взираем друг на друга, видим глаза и... кажется понимаем, что
говорят они, так как словам, исторгнутым устами уже не верим.
Так верим ли глазам?
Хотя... думать, что понимаем и верим удобнее, так как возможно ли
хоть на йоту приблизиться к правде. К тому, что на самом деле ду-
мает тот или иной индивид.
Кем бы он вам не приходился.
Другом... возлюбленной...
Да и сами... можем ли открыть другому все тайники душ и сердец
своих.
Или лишь кажется - открыли.
А сколько потаенных уголков осталось... Нет им числа.
И уж если не мыслим мы доверить себя, душу свою другу, существу
подобному, то как, скажите, осмелиться отдать себя иной ипостаси...
Женщине!
Со всей ее особенностью и непонятностью?
Как?
Впустить в сердце Любовь? Наполнить ею всего себя и ощутить на
мгновение избавление от страшного этого... одиночества...
Бред! Самообольщение!
Самое тесное соитие... не делает из двух человеческих существ
существа Единого!
Как каждое написанное нами число не может являться... Последним!
Мы ждем... постоянно ждем... чего-то...
Но... вместо слова жданного, постоянно слышим нечто противопо-
ложное ожидаемому...
Это и порождает то самое чувство, кое зовется... Одиночеством"... ***

Хм...
Видимо по лицу моему дама поняла... поняла все и того более...
Принести мне вольный ПЕРЕВОД...
Да... но перевод отменный. И не посоветовать ли голубоглазой,
платиноволосой красавице продолжать трудиться в этом направлении,
но уже... не выдавать за свое то, что высмотрел вороватый голубой
глаз.
Глаз, так похожий на мою детскую игрушку. Утраченную. Заставившую
на несколько часов почувствовать горчайшее Одиночество...
Она ушла. А я еще долго сидела, перечитывая. Наслаждаясь миниатю-
рой.
Нет... она не переводчик... она настоящий писатель.
А я... лектор...



РИНА ФЕЛИКС



_____________________________________
* Б.Стокер
** Б.Стокер
*** "Одиночество". Вольный перевод с французского Рины Феликс.