Голубиной почтой

Сергею Брелю

Сережа, друг, ты был в Непале,
он небо над тобой простёр,
там йоги на тебя напали
и разожгли в тебе костёр,
и он горит, как вечный пламень,
что у кремлевской у стены.
Колоколами, куполами
мы так измаяться должны,
чтоб стало ясно: Бог не где-то,
а в нас самих, как Он сказал.

Москва, хоть и в парчу одета,
всегда - чудовищный вокзал.
Мы выбираем направленье
или оно, мой милый, - нас?
И та же штука с вдохновеньем
в полночный чуткий чудный час.

О Русь! Пожизненная крепость!
Но ты Афинами палим,
твою излечивает бледность
полуденный Ершалаим.
Туда! - но ты уже в Париже.
Мне не угнаться за тобой!
Но слушай: можно ли быть ближе,
когда наперсницей-судьбой
нам вручены лебяжьи перья,
чтоб новый храм мы возвели,
опровергая суеверья,
идя путём всея земли?

Уже кудрявы капители
вознесены на вертикаль
берёз - барочному Растрелли
святая дань. А стены - даль,
а купол - небо голубое,
как над твоею головой
в Непале - в точности такое
над Петербургом и Москвой.
Сей храм - он пламень в подреберье.
И музы - соловьиный клир.
Скрипят разборчивые перья,
вмещает слово целый мир.

А мир... он Слово не вмещает.
Но это поправимо, друг.
Нам ангел света возвещает,
что всё - не зря, и всё - не вдруг.
И верю я: благая сила,
что движет Землю и светила
по неуклонности орбит,
что нас свела и породнила,
двух братских душ не разлучит!

15 февраля 2006