Стефан Малларме. Мрачная учтивость

[исправленная версия]

В предместья нищеты, где, лопаясь с натуги,
Старьёвщики вопят и друг у друга рвут
Бельё дешёвых шлюх, и мечут каменюги
В кошачьи парочки, не в силах видеть блуд –

Туда спешил и я, душою – в небе блёклом;
Испуганно глядел, как пляшут фонари,
Размазывая вдоль по стенам и по стёклам
Холодный алый блик в преддверии зари.

То, что я увидал, не вспомнишь не рыдая,
И в снах моих застрял набросок смертный тот:
Как грязное тряпьё, девчонка молодая
Лежала мёртвою – на сносях вздут живот.

«Вот так, не причастясь, и подыхать негоже», –
Соседка буркнула, слезливо-недобра;
Густой прогорклый дух засаленной рогожи,
Висящей на стене – в ней на дыре дыра;

Три стула ждали гроб, поскрипывая тяжко;
Оплывшая свеча роняла воск, и под
Полудой стёртою подсвечника медяшка
Играла в серебро, и капал дождь, как пот.

О смерти о такой бродячий пёс не взвоет –
В ненастье помереть вольно же бедняку!
Лишь певчий-мальчуган над гробом зонт раскроет,
И дроги понесут едва не на скаку.

Умелец-гробовщик смекнул противу правил:
Решив, что дверь узка и лестница крута,
К чердачному окну стремянку он приставил,
И ложе смертное втащил наверх спроста.

Смерть благосклонна к тем, кто у неё в осаде:
Вольёт в глаза лазурь – как небосвод хорош!
Наденет чёрный фрак, и, волосы пригладя,
Учтиво заберёт последний жалкий грош.

Ромео сей почтил покойницу, как даму:
Взобравшись на балкон и выбившись из сил,
Как истый кавалер – выламывая раму,
На краешке окна он трубку примостил.

И я отвёл глаза, и вышел; в небе висли
Обрывки серых снов; и, как неясный гул,
Я услыхал свои нечаянные мысли –
Казалось, надо мной хохочет Вельзевул.

В душе моей – тоска и траурные стяги,
Воспоминанье-склеп, где крепко спит Она
В бальзаме вечных снов; ей Дьявол по бумаге
О будущем моём читает письмена.

На землю из глубин геенну исторгая,
Порок стучит в окно. Могильщик, погоди!
Мой взор карает всех, и ненависть нагая
Навек заточена в моей больной груди.

GALANTERIE MACABRE

Dans un de ces faubourgs ou vont des caravanes
De chiffonniers se battre et baiser galamment
Un vieux linge sentant la peau des courtisanes
Et lapider les chats dans l’amour s’abimant,

J’allais comme eux: mon ame errait en un ciel terne
Pareil a la lueur pleine de vague effroi
Que sur les murs blemis ebauche leur lanterne
Dont le matin rougit la flame, un jour de froid.

Et je vis un tableau funebrement grotesque
Dont le reve me hante encore, et que voici,
Une femme, tres jeune, une pauvresse, presque
En gesine, etait morte en un bouge noirci.

Sans sacrements et comme un chien – dit sa voisine.
Un haillon noir y pend et pour larmes d’argent
Montre le mur blafard par ses trous: la lesine
Et l’encens rance vont dans ses plis voltigeant.

Trois chaises attendant la biere: un cierge, a terre,
Dont la cire a deja pleure plus d’un mort, puis
Un chandelier, laissant sous son argent austere
Rire de cuivre, et, sous la pluie, un brin de buis…

Voila. Jusqu’ici rien: il est permis qu’on meure
Pauvre, un jour qu’il fait sale, et qu’un enfant de choeur
Ouvre son parapluie, et sans qu’un chien vous pleure,
Expedie au galop votre convoi moqueur.

Mais ce qui me fit mal a voir, ce fut la porte
Lui semblant trop etroite ou l’escalier trop bas
Un croque-mort  grimpant au logis de la morte
Par la lucarne, avec une echelle, a grands pas.

La mort a des egards envers ceux qu’elle traque:
Elle enivre d’azur nos yeux, en les fermant,
Puis passe un vieux frac noir et se coiffe d’un claque
Et vient nous escroquer nos sous, courtoisement.

Du premier echelon jusqu’au dernier, cet etre
Ainsi que Romeo fantasquement volait,
Quand, par galanterie, au bord de la fenetre,
Il deposa sa pipe en tirant le volet.

Je detournai les yeux et m’en allai: la teinte
Ou le ciel gris noyait mes songes, s’assombrit,
Et voici que la voix de ma pensee eteinte
Se reveilla, parlant comme le Demon rit.

Dans mon coeur ou l’ennui pend ses drapeaux funebres
Il est un sarcophage aussi, le souvenir.
La, parmi ses onguents penetrant les tenebres,
Dort Celle a qui Satan lira mon avenir.

Et le Vice, jaloux d’y fixer sa gehenne,
Veut la porter en terre et frappe aux carreaux, mais
Tu peux attendre encor, cher croque-mort: ma haine
Est la dont l’oeil vengeur l’emprisonne a jamais.