Сатирическая поэма Хрюшки и всякие зверюшки

Кульков Виктор Константинович
(лит. псевдоним Петр Лирэнский)
поэт, поэзии талант прозы
рожден 13.11.1984., г Судогда


13.07.2003.  - 14. 07. 2003
Сатирическая поэма "Хрюшки и всякие зверюшки"

Толстый холм лежит в долине,
Тени рдеет водопадов,
Горы бледные лелеет,
Элегантно одевает.
Вот берлоги серы лягут,
На балконах вянут розы,
Льют с балконов дамы слёзы,
Над о всем смеются звонко.
На базар идёт медвежий
С зайцем под руку огромный.
Пляшут клоуны и звери,
Пудрят мозги на халяву.
Хитроумные танцоры:
Двое пляшут, один чистит
Граждан толстые карманы,
Восхищается улыбкой.
Величав медведь и важен,
Пляшет передом косматым,
Толстый с важным достояньем,
Просто ловкость клоунады.
Людям чудится порою,
Что, о, это гениально.
Крутят телом и нарядом,
Обворуют всех помалу.
У зверей тех аморальность,
Воровство нечестно, пляски,
Водят за нас людоеды,
Понимают все, то видно.
Но усердья нет бороться,
Не ласкают, только плетью
Злые люди угощают
Попрошаек и голодных.
Шляпы носит круговые,
Э, бригада воровская.
Берегут от пуль головки,
На проблемы не взирая.
Господин выходит знатный
На животной этой сцене,
Рыло жадное он прячет,
За роскошный плащ из шёлка.
Был когда у власти верхней,
А теперь бандит-разбойник.
Носит нож и пистолет он.
Грабит, царствует и мучит.
Свергли жадные, интриги
С золотого со престола.
За обманный труд бежал он
С криком, бешенным из замка.
Стал он жить в лесах еловых,
Хвастать славой и страшить всех.
Создал клан воров когда-то,
Вот теперь его покинул.
По базарам водит банду,
Пляшет, чистит и ворует.
На площадке куропатка
Пляшет грязная, виляет.
Не найти в лесах, долинах
Их и жизнь ту роковую.
Грязь, вульгарность, смех ликуют,
Нет свободы, беззаконье.
Им кидают, ради денег
Здесь царят разврат и гнусность,
О, позор и смертный ужас!
О, на что способны твари!
Э, ничем и прежни годы
Властью то не отличались,
Лишь теперь больные ступы
Душу рвут за трон-потерю.
Злой, угрюмый господин то;
Потерял он земли, замок,
Проплясал в домах роскошных,
Вот теперь, он ловко пляшет.
Смерть, страданье слиты в рыле,
Скорбь и жажда денег душит
В нём черты все человечьи,
На балконах дохнут розы.
Запах лютый и волшебный
Провонял всю площадь рынка,
Просто мерзость-восхищенье,
Внешность мерзка, не умыта.
Первый с утра восходит
В сердце нежное ложится,
Но в карманы вор приходит
Лазить трепетно и нежно. 
Барабанщик царь тщеславный:
Барабан дырявит силой,
Лупит слуг, орёт прохожим,
Заяц схлопотал по роже.
Лексикон входу зазорный
Ужас людям нагнетает,
Вид у братства не довольный,
Лает пёс голодный вечно.
Смена хаосу веселье,
Льют и музыка, и пенье,
Оббивают воры пляски,
Дамы трепетно вздыхают.
Обезьяна в это время,
Все обчистила карманы,
Рвётся в бег к углу глухому,
Все довольные артисты!
Сторонится он поспешно,
У себя своих невольных
Вех побьёт, в презренье речи,
Скажет: «гадость», исчезает.
Вот и публика в расходе,
Господин снимает шляпу,
Но не клонит горб постыдно,
За него в поклоне слуги.
Он кнутом не благодарно
Обезьяну в доме хлещет,
Отбирает деньги, голос
Поучает всех, чем можно.
Ему слуги жизнь спасали 
И не раз гнилую шкуру,
От бандитов, богатеев,
Он полощет их словами.
Перед ним его собачка
Н передних лапах машет
И хвостом, и язычком то
Лижет шерсти господину.
Грустно смотрит в небо пёсик,
Бьёт его хозяин палкой,
Заставляет прыгать, вечно
Ходит он голодным в свете.
О, трагедия, быт нудный,
Дни холодные и голод,
Лишь орёт великолепно,
Ночь сменяет день морозный.
В этот вечер пёс голодный
Первый раз ходил на милость,
Петь не звёзды, вдохновляя,
А просить во двери милость.
Хорошо сияют звёзды,
Говорят огнём и жаром;
Эх, романтика и слёзы,
А в просторе холод-голод.
Летней ночью брёл брат-путник,
Жизнь бесцельная бездельно,
Нет любви, убиты чувства,
Он поёт, и слёзы льются.
Мчит он в царство на лошадке,
Ангел как на вьющих крыльях,
В красоту девиц влюбленный,
Любит дев богатых, важных.
Завтра в городе мещанство
Ублажит он всё с трибуны
Страстной речью, ах, оратор,
Дамы падают, хохочут.
Видно он богат и знатен,
Конь покрыт алмазом, златом.
Бусы жемчугом — поводья.
Конь привязан в столб смущённый.
Тропы страшные в те горы,
Мёртвых кладбище сокрыто.
И лавины сини сходят,
Бездны старые глотают.
Едет он прохладным летом
Через лон дубрав красивых,
Видит сумрак, месяц белый,
Свет, что падает на рощи.
Испил воды студеной,
Омочил лицо и молит,
Струи ясные стекают,
Слышит он небес прощенье.
Видит царство-сказку старо
И пещеры, стан прекрасный,
Жаль, зверьё в нём поселилось
И грубей чем раньше стало.
— Слышно всё зверьё, что было
Знатью там, барон двуногий
Хвост отращивал убогий
Хмур и грустен повелитель.
Так судьбой случилось славной,
Довелось главе семейства,
Повстречать юнца из знати;
Странник, ехавший в долину.
Знаменит барон делами
И хвостом, в долине тёплой,
Где цветы растут роскошны,
Летом он живёт в долине.
Вот пред ним встаёт, сияя,
Призрак звёздный, едет важно,
Сладко смотрит рыцарь в небо.
Полон мир чудес сказаний.
Много крови пролил барин.
Он бросал с престол кости;
Разошёлся трудно, скорбно.
Стал разбойником дорожным.
Едет он через ущелье,
Где стоят в окраске синей
Льдины вечные, скрывают
Гнев небесный от долины.
Их жильё из глыбы хата.
Там в кустарнике сокрыты
Ели дикие, берёзы,
Образуют дол глубокий.
Потерял он много в жизни
И спектакли, и веселье:
Господин барон вздыхает
Между служек примитивных.
Барин жил в берлоге-хате,
Поучал животных мерзких,
Одноухую мартышку,
Зайца клоуна, собаку.
Бьёт руками и жестоко
Отбирает всю добычу,
Попрекает, обижает,
Гнев и злость в сердцах рождает.
Злой барон весь завтрак пышный,
Сам съедал, не дав любимцам,
Слышно сам, съедает фрукты,
Мясо, чай голодны слуги.
Он купил ежа недавно
В слуги мастер гениален:
И пот, танцует, пляшет,
Ловок, быстр и играет.
Вышел он из школ искусства,
С детства он ворует много
От голодных будней, любит
И жаргон, и цирк горячий.
Бедность, голод, жизнь-бездомность.
Грязный, ловкий, быстрый, кроткий
Дружно с шайкой чистит толпы,
По карманам лазит толстым.
Мыла ёж не видел с детства.
Всё его семейство — пьяни,
Он не раз по тюрьмам шлялся,
В скалах был заточен сталью.
Вся округа, барин стали
Полу звери, полу люди,
Он не прочь болтать о людях
О богатых, жадных, грабить
И простых он не стыдится.
Претерпел ёж, видел много
Раб его, что с чёрным носом.
Ёж слуга в восторг приводит
Окружающих и толпы
Танцем, ловкостью, искусством,
В синяках, голодный вечно.
Им все люди восторгались,
Как на обручах он скачет,
Десять яблок кинет в воздух
И жонглирует на сцене.
Дамы хлопают, бросают
Дети розы голодранцу.
Он в поклонах и улыбках,
Пёс, мартышка чистят толпы.
А барон тщеславный, крупный
Всем: «ага», он мелких учит,
Лица лапает, целует,
Лжёт, рыгает, воздух спёртый,
Жир растёт с обедов пышных
На животике лохматом.
Коротышка барин чёрный,
Рога два и хвост-обрубок.
Ёж, увидев, барин злобный
Пляшет, лижет грязны ноги,
Бодро святость отдаёт он
Пану ёж из-за кулисы.
Смотрит знать и хвалит пана
В изумленье за учёбу.
Своих слуг, он не учил их!
Только бил и отнимал всё!
Вот на с багряною зарёю
Слуги все, барин чёрный
Стали зверями вчистую,
Человечной не пахнет.
Лишь барон, то чёрт рогатый
 Речь не мыту грубо режет.
Он рычит на всю прислугу,
В хате каменной всех учит.
Даже странник, то со страху!
В двери кланялся до гроба,
Чёрту двести серебристых
Отвалил за путь-дорогу.
Вот опять ежа он пьяный,
Бьёт по рыло злой и сытый.
Слижет сам весь мёд и соус,
Хлеб, другие в страхе ходят.
Ёж вздыхает, куропатка
Обнимает розы, красит,
Всё льёт всё от побоев,
Сладкий запах режет носик.
Ах, бедняги сколько сроку
Им терпеть злодейство бара.
Звались лица человечьим,
Стали винтом проклятья.
Смерть, суровый суд тиранов
Ожидает после смерти,
Гром губителям-злодеям,
Нет спасенья им и жизни.
Одичали люди прямо,
Убивают ради шкуры,
Медвежат, лисиц стреляют,
В цепи прелесть эту садят.
От того по праву стали
И страдать людям-злодеям,
И ежами, и волками,
Слишком много загубили.
Как ничтожна жизнь пред смертью
И природе сколько горя,
Злость, борьба и всяка нечисть.
Всё богато у барона.
Кто по праву привилегий
Чёрту дал мутить рассудок,
Жить за счёт других роскошно,
Душит жизнь в противоречье.
Слёзы льются, кровь нещадно.
Заревел медведь враждебно.
Его режут, жгут и варят
И едят, как людоеды.
Жалости нет человечьей,
Благородства, всё убито,
Нет и чувств, одна жестокость
И грешат зверки постыдно.
От того и жалкий ёжик
Утро целое в молитвах,
Ест грибы одни при слёзах,
Остолопом ходит в хате.
Вот искусная собачка
Ходит задними и пляшет
Уток ловит чёрту-бару,
Барабанит на площадке.
Сцена эта, то спектакль,
Много что охватит правдой,
Так бобры куют искусно
Из железа побрякушки.
Вот и чёрта обезьяна,
Рожи строит так искусно,
Лучше нет артиста в граде
И гримас лица смешного.
Так на ниве, что склонила
И палит так больно блеском,
Соловей поёт о милой,
Муча сердце дам невинных.
Кот танцует и мурлычет,
Пишет сцены вор-ёж бедный
И медведь пузатый портит!
Ржут лошадки до упаду,
Зажимая нос от вони,
Диче нет признать на свете,
От того так низко клонят
В ноги барину лакеи.
Вот и видно превосходно,
Ёж не клонит низко как-то,
Гладко просто лижет ноги,
Бар косматый бьёт, не морщась.
Вот однажды голод-холод
Три усатых бородатых
Мужика с тюрьмы бежали.
Их там били подло твари.
С голодухи змей поймали,
Сняли шкуру, наготу ту,
Мерзко есть в сырую будут;
Дик инстинкт, жить каждый хочет.
Жизнь-система нерушима,
Властью крепкою хранима,
Где неравенство, господство
И другие факты злости.
Кто орёт, несёт бред громкий,
За цель равенства свободных,
Цирк животный критикует,
Нагло высший слой клевеит
Тому светит гроб и только,
Всем известно, что не любят,
Рот кто много раскрывает,
Говорит о бедах горьких,
Тех и бьют, и посылают.
Сколько их сословий разных
Ищут выгоду, обжорство,
Цирк сословье, только барин,
Бьёт послаще грязных тварей,
Там царят борьба и боли,
Бьётся высшая скотина,
Бесполезно душит воздух,
Гнут, на каторги ссылают.
Пёс солдат четвероногий
Был плебеем, стал лакеем,
Нет не общество, а дикость,
Толпы цирка распирают.
Лишь где дамы сыплют розы,
Там не хрюкает свинина,
Свой обычай освящает,
Малых к жиру приучает.
Заяц вольный и свободный            
Презирал такие штучки,
Он любил, то просвещенье!
В нищете ходил по рынку.
Он хотел поднять бригаду,
Сжечь ту хату — роскошь-злато,
Чёрта вешать на верёвке,
Зайцу смерть за день грядущий.
Если б так судили звери,
Жили б свято, соблюдали,
Все права, пузата сволочь
Не секла б простых зверюшек.
Так и стал хозяев леса
Чёрт рогатый и огромный.
Странник тот унёс уж ноги,
Откупил свой позвоночник!
Так тиран быков заставил
Земли вспахивать и волчье
Отловить оленей белых,
Одному отрезал лапы.
Говорил, молясь, всем ёжик,
Получал от бара плётки,
Пёс не раз подался с баром,
И проигрывал, пал заяц
— Встань плечом к плечу товарищ,
Победим рогатых тварей,
Перевешаем, добычу,
Труд поделим, всё по-братски!
Лишь единство и сплочённость
Нам откроют путь священный,
Нет, не будем мы рабами,
Всех господ-чертей подальше.
Свергнем тварей неугодных,
Установим свой порядок
Справедливости и блага,
Меньшим братьям, всё по-братски!
Всех вульгарных и бездельных
Жизнь заставит всех работать
И учится делу, знанью,
Запах, шкура, нет различий!
Жми сильнее руки с сталью.
Бред один, не больше слова,
Кто такое если скажет,
Просто выгонять с работы,
Иль побьют, унизят, просто
Покалечат жизнь, сурово,
Нет, нельзя тут выделятся,
Слово лишнее перчить,
Лучше с жизнью соглашаться,
Не что не нарываться!
Что ж поймали зайца-братца,
Подвергали сильным пыткам,
Так убит и съели быстро,
Чёрт и вождь волков дорожных.
Пёс-лакей перед обедом,
Лижет бару ноги, грязны,
Чёрт сжирает, жрёт, не лезет,
Ёж голодный тон пускает.
Заяц им хотел свободы,
Все права вернуть собаке,
Чтоб, как прежде благородный,
Бегал пёс в бегах свободно.
Вот танцует на базаре
Пёс, играет ёж искусно,
Кошельки крадёт мартышка,
Выжить, вот оно искусство.
Вся уж публика в восторге.
Как пластины их улыбки,
Чувства выперли на лица,
Чистка долго будет, длится.
Мрачен, сам бывает чёрт то,
Чернь большая в нём вскипает,
Он скрипит зубами, плачет,
Бьёт всех малых до упаду.
Хитер лют, кровавый барин,
Проклинает жизнь и будни,
Тирания губит сразу,
Внешность жёсткостью пылает.
Он злодей был человеком,
Убивал, смеялся, грабил,
Кислый вид его страданья,
Нет улыбки человечьей.
Замечает люд, бывало,
Это громкое уродство,
Аж, кишки зимой воротит,
Кружит башку с идиотства.
Так бывало, слёзы плещут,
А потом смеются звери
От серьёзности-приличья,
Торжествует вновь безумство.
Наглый смех весь сумасшедший,
Кто косит, да от чего-то.
Крест святой — спасенье душам,
Угнетённым, честным, добрым.
Культ, подросток брат-бродяга
Хлеб-краюху, умотал он,
А поймали сечь до смерти,
Культ разрухи и бесстыдства.
Ничего не стоит жизнь тут,
На трагичной сцене-драме,
Да, актёр в игре прекрасен,
Мастерство то безупречно.
Коли есть, то высший разум,
Восхищеньем дышит этим
И слезами, что на небе,
И глазами смотрит в небо.
Всем приятен людям в зале
Чёрт и сцена городская,
Человек, сыгравший лихо,
Тех, кем быть не надо в жизни!
Вот и публика смеётся,
Их восторг не выбить силой,
Цирковое их искусство,
Сцены-драмы толпы любят.
Дослужился, помолился
Ёж, голодный оборванец
До святых и братьев дела
Рай от горьких мук избавил.
Жизнь теперь, как съели чёрта
В счастье и труде проводят
Звери, знанью учат меньших,
Меньших, слабых защищают,
Ёж всю массу просвещает.
Мылом моются зелёным
Каждый день с улыбкой звери
И душатся маслом свежим,
Уповают от сияний.
Ради дела, да таланты,
Не бегут туда, где толще
В прошлом вспомнит ёж свободный
С ним ремесленник делился.
Верил, верит в бога, крестит.
Дал ему кусок пасхальный,
Ёж бывало, выйдет утром,
Просит милости святые.
Так искусство постигает,
Верит в чудо, мастер дела,
Превосходный мастер сцены,
Ради дела постигает
Знанье всякое и навык.
Пёс, польщённый атеизмом,
Мучится за грех душою,
Просит светлого прощенья,
По утрам с ежом в молитвах.