Поэма Воспоминания разведчика-блокадника

Кульков Виктор Константинович
(лит. псевдоним Петр Лирэнский)
поэт, поэзии талант прозы
рожден 13.11.1984., г Судогда

13.05.2000. - 18.08.2000
Поэма «ВОСПОМИНАНИЯ РАЗВЕДЧИКА -БЛОКАДНИКА».
(текст написан на реальных событиях и воспоминаниях  разведчика-партизана блокадного Ленинграда)

1
Да носят ветры гробовые
Над Ленинградом боевым.
В молитвах голода святые
И живи только мы одним.
Бывало, скинут самолёты,
Да ящик хлебца, съели всё:
Мышей и крыс, а всё в полёте
Мы свету молимся её.
С небес невидно дым горящий,
Заходит горькой стороной,
Стоит старик в толпе молчащий
За сотню хлеба грамм весной.
Со смерти падают голодной,
Живые люди, крепких всех,
Враг угонял на труд невольный
А на расстрел всех остальных.
Война застала край родимый,
Я на заводе месяц был,
Потом за город свой любимый,
В отряд разведчиком ушёл.
И люди все: солдат, рабочий
Страною встали всей, братья,
Пошли на фронт, а в тёмны ночи
Кричат вороны там, летя.
Поля горели свежим дымом,
Трава нескошена была
И танки, слышалось за лесом,
Огнём немецкая рать шла.
Я был в отряде партизанском,
Не раз за месяц  был в боях,
И был парнишка в нём армянский,
Так запоёт, да песнь в снегах!
Вся рота штурмом поднимает
Солдат немецких на смерть бить.
Из них две трети погибают,
А остальным в снегах лежать.
Солдаты, танки, пушки гонят
И бьют, ни как-то не пробьют,
И кто-то песню затрезвонит,
И все с огнём вперёд бегут.
Бить гневно зло войны, фашизма
С военной песней — «голоса»!!!
За нами чудо коммунизма!
Станки, заводов полоса!

2
Попал я в плен, бежал и в город:
Разруха, голод, нищета.
Людей раздетых мучит холод,
Кругом то тьма, то суета.
В сознанье смута вьётся тесно,
То песню Лемешев поёт.
Одно, победа нам, заветно,
Для тех, кто братцы доживёт.
«Помилуй бог всех атеистов,
Прости всевышний страшный грех,
Ура родные коммунисты» —
Кричит сержант и горе, смех.
Идут бойцы на танки немцев,
А через день и в госпиталь
И просят: «дайте хлеба» пальцы,
На землю плещет с грязью кровь.
Огонь и тьма простор настигла,
Минуты трудные теперь,
Несчастье, женщина поникла,
Сестра закрыла в белом дверь.

3
И миллионы умирают:
Людей учёных, трудовых,
Войска, орудья поднимают
На рать агрессий огневых.
В воскресный день судьба собрала
Сто пятьдесят бойцов седых,
На фронт дедов уж уводила,
Уж нет весёлых, молодых.
Повис над небом мрак тоскливый
Водой отравленной, бензин
Течёт от провода пугливо
И запах жареных резин.
Стоят солдаты-часовые
На зданьях сводным, бъясь, огнём,
Удары вихрем круговые
И ночью и туманным днём.
Картина грозная настала:
Бомбёжки, града, поездов.
Ревут, горящие светила,
На стадо, стреляных, коров      
Слетают горе, смерть и злоба;
Настигли немцев и своих,
Коль, жив, останусь, то до гроба
Запомню время дней таких.
Идут отряды, я в отряде,
К полночи будем на посту,
Не ляжем если от снарядов
В тьме, на разрушенном мосту.
Гляжу, как птицы валят в поле
От криков-пуль, осколком сбил
Немецкий вихрь в полной воле
И ворон в поле мёртвым гнил.
Мы видим, двое вешат фрица
Сержанта русского в петле.
Из наших кто-то: «смерть убийцам»!,
Винтовок залп – огонь во мгле.
Трубят на грампластинке трубы
Паёк нам выдали по сто,
Кругом кишки, гниль, части-трупы,
Тот ужас не сравнит ни что.
Нам повезло: пурга бушует,
По следу немец не идёт,
А лейтенанта всё волнует,
А продовольствия дойдут?
Да непогода хмуро дышит,
Зной-холод, снег, мороз, туман
И дуб от грохота колышет,
И кто-то стонет, да от ран.
В одно мы верили, солдаты,
Что будем, живи, поживём.
Погибли многие ребята
И неизвестно, что потом.
Навстречу люди ходят, ходят,
Покушать ищут, нет еды,
От нужд тут в мир иной уходят
Под гнётом злобы и пальбы.
Вскружили тучи, белоснежны,
В движеньях, путаясь своих.
Страданий сотни, бесконечны
Бойцов неведомых, лихих.
Глаза слипаются от света,
Живым мерцаньем солнце шло.
Всевышний очищал с рассвета
Невинных, мёртвых душ тепло.
Бывало кто-то на пластине
Иль в лазарете запоёт,
Могучий тенор на равнине!
В затишье падает наш взвод!
О днях любимых, вспоминая,
Кто пишет, кто сидит, кто спит,
А ночью к бою, поднимая,
Отряд нацизма бить спешит.

4
Людей советских уходило
За знамя много, гимн звучал
«Славянки»: сердце запевало
Солдат, да знамя поднимал!
Шли эшелоны в сорок первом,
В победу, веря, — суд один;
Фашистов бить, добру неверным,
Да, день был этот очень длин.
Гнев стал в сердцах живых селиться,
Дыша морозом боевым,
Погибнет враг, в лесах мертвиться
Припасено ему святым.
Народ поднимет, не жалея,
Ни сил, ни жизни за страну.
Последний хлеб отдаст, лелея,
Товарищ брату за весну.
Я помню тётя в интернате,
Нам говорила сказку ту,
Как повстречались при закате
Бойца три славных на мосту.
Они вели густое войско,
Мочить Мамая-хана там,
Взойдёт небесная лишь зорька,
Солдаты ставят по местам.
Они любили землю, краше,
Которой нет на свете, знай,
Заводит кто-то песню в роще,
А ты и слушай, подпевай!
До ВОВ играли вместе ноги,
Погибли братья, кто ушёл
На партизанские дороги,
Кто жизнь небесную обрёл.

5
И вот вся даль кипит от крови,
На первом снеге брызжет кровь.
Маячит страх, а в тихом слове,
Мне шепчут: «Кинь, снаряд, готовь».
Лес — мёртвый сон, на листьях вьюга,
Темно и звёзды смотрят нам.
В просторе тайно и упруго,
Сержант солдатам: « по местам».
Мы в зданье спрятались, а немцы
Шли, лишь огонь по ним открыв,
Упали семеро и фрицы,
И двадцать смелых на провыв.
Я ранен был осколком, вскоре
Огонь окончился и бой
Убитых десять, дым в просторе,
Меня же в госпиталь долой.

6
Я отлежался, с голодухи,
С не мытой койки убежал.
Видал я военную разруху,
О, ни кому б  не пожелал!
Стою у озера, в отряде,
Траншеи рою для солдат,
Гармонь играет в нашем взводе,
Поёт он вновь под снегопад.
В потёмках страшных, в доме старом
Я грею старый котелок,
Поёт «Землянку» всем солдатам
И слажен тенор, звука слог!
А двадцать лет парнишке, лихо
Из Армении  пришёл,
Он, доброволец, выжил, глухо
На фронт просился и пошёл!
Я всей реальности зловещей
Поведать, словом не могу
И вырвет каждого от общей
Картины, что на берегу,
Где бой прошёл, сто наших пало,
Давили танки всех подряд.
Помилуй бог всех, ныне стало,
Возьми их души, каждый рад.
Кто пережил тот ужас смерти,
Войны жестокость в явь видал,
Как фриц стегал, дрожали плети,
Как пленных газом убивал.
Снимали обувь, раздевали,
В овраг огромный клали всех,
Огнём волнистым запевали
По голым людям, сколько тех!
В словах не выразить то чувство
Войны голодной без житья,
Что жги мне кожицу крапива,
Да после банного мытья.
Теплее будет, закалённей,
Лишь вспомню, слёзы потекут,
Как он держался всё сплочённей,
Когда водицей обольют.
На тридцать градусов мороза
Бойца раздетого ведут,
Молчит, ручьями мёрзнут слёзы,
Как ледяной водой польют.
Погиб тот тенор за народы,
За землю славную свою!
Мы бьём немецкие оплоты,
Храним погибших в тишину!

7
Когда лежал я в лазарете,
Как хорошо то было там,
Подростки бегали в рассвете
И подносили еды нам.
Играли братья на гитаре,
Девчонки бинт вязали им
И ветер вял в сенях, в затворе,
И мышь от голода под ним.
Служу теперь в отряде новом,
Я партизаню по тылам
С винтовкой, чищенной, готовой
Даю патроны по врагам.
В самозащите бить не страшно,
На землю что вступил мою
Врага, что клялся безупречно,
Разбить на косточки, в стряпню.
Заводы старые за нами,
Вся мощь и кровь, земля, уста
И мы идём на бой цепями;
Из тысячи вернётся сто.
А сколько бомб-снарядов страшных
Летит из воздуха на нас,
В боях не равных, рукопашных,
А немец — твёрдый скалолаз.
Как горяча слеза родная,
Гляжу, и парень заревёт
От песни горькой, боевая
По коже голосом пройдёт.
Расизма нет в лучах свободы! –
Кусок последний на войне
Грузин отдаст поляку, груды
Тут трупов тянуться к весне.
Я верил, в дружном интернате,
Учил хороший коммунист,
Хотел учиться, на заводе
Гнал под станком железный лист.
Хотел идти на труд свободно,
Работать и учиться в даль.
Теперь пою я песнь победно
Со всеми, жизни мне не жаль.

8
Гляжу, изба стоит у брега
И стёкла выбиты у ней,
Разбита серая телега
И гнилью пахнет от ступней.
Мы жили бедно, но счастливо
Играл армянский гармонист,
Сухарик дал мне молчаливо
Погиб рабочий коммунист.
Вот ночь, спустились вниз туманы,
Окутан холодом лесок,
Пугают чёрные капканы
И кучи трупов, проволок.
В дом местный запах смерти ветер.
Колдунья, что-то в склянке жжёт,
Поставит свечи, мазь под вечер,
Гадает, режет и дерёт.
Распустит чёрные, да кудри,
Суровый взгляд глядит в туман,
Блестят и холодеют зори,
Она колдует — не обман.
Глядит, овцу украсть хотели:
Мальчишек двое подошли.
Со страху так остолбенели!
По ней шагали муравьи.
Столица севера объята,
А людоедство мерой тут,
Всех кошек съели, как распята,
Помилуй господи приют!
От тифа, голода, разрухи
Погибло много, что не счесть,
Мечты витают с голодухи,
Такую ношу трудно несть.
В душе смиренье наступает,
Тепло и радость кроют взор,
Солдат на койке умирает,
Под светом, гаснущим у штор.
За что такое людям горе,
За что убит армян-солдат –
Печальный «голос» в тёмном море,
Поёт и слушает отряд.
Перед грядущим не страшусь,
Коль в плен немецкий попадусь,
Простит, то лучше удавлюсь,
Чем опозоренным вернусь.
Уверен я в бою кровавом,
Меня не сдаст товарищ мой,
Прикроет сзади флангом правым,
Врагу задаст огнём зимой.
Не давно, верующим стал я,
Меня крестил отец святой,
Кровь потекла во всех святая
К вершине неба ледяной.

9
Я изложу свой путь немного,
Тебе поэт в листах..... так знать......
Легла широкая дорога,
По ней измученная рать.
Прошли мы много километров,
От Ленинграда триста штук.
А сколько бьющих, трудных метров,
Как «голос» радостно упруг!
Пел «голос» чистый в граммофоне,
Мы в старом доме залегли,
Подходит фриц к дверям на фоне,
Кричит, смеясь: «рус, выходи!».
Выходит женщина, а мы то
Все восемь в погреб человек,
Стоит над погребом, отпетый,
От низа выстрел, немца крик,
Он отстрелил фашисту что-то,
Орёт, пол кровью обогрел,
Я выхожу, стреляю, рота
За мной, я первый, ростом мал.
Иду, чернеет город красный,
Разбиты улицы огнём,
Сквозь видно фон садов зелёный,
Патруль немецкий, трое днём.
На стенах чья-то кровь узором,
Невинно выткана иглой
И за углом ружья затвором
Убит мужчина пожилой.
Богат мой край событьем разным,
Когда-то шведы шли в поход
С металлом полу ржавым, смертным
Славянский бить святой народ,
Но Невский их разбил наглядно,
В холодной льде их жизнь прошла,
Гоня, назад их беспощадно,
Победа русская пришла.
Я вижу небо и молюсь,
Святое зарево сойдёт.
Мне образ предков не узнать
И скоро сна конец придёт.
Всё поменялось быт и нравы,
Но дружба милость всё живут,
Кусок последний делят, право,
И ура на смерть бегут.

10
Моя родня от бобм погибла 
В блокаду трудную тогда,
Меня соседка выходила
По матушке знахорькой была..
Мне восемнадцать лишь настало,
Я на завод пошёл родной.
В один мне глаз искра попала,
Теперь баян мне брат родной.
Играю в каменных утробах,
Стреляю, песенки пою,
Я лягу в синие сугробы,
Смерть от снаряда обрету.
Я думал, смерть, но выжил время
Там было горя и потерь,
Людям не человечье бремя,
Шептала жизнь  "В Победу Верь".
Не мало песен стало ныне
И вихрь творческий кружит,
Чуть спела птица на рябине,
От пули мёртвая лежит.
А я не сгинул в юны лета,
Неистребимую всю речь:
Неси огнём добра заветы,
Воспой дней лон, лазурных свеч.
Неугасимое сиянье
И властолюбие земли,
У сердца тихое биенье
И я бреду в суровой мгле.
Бессмертный ангел весь в молитвах,
Я обратил на небо взор,
Расточен чем-то, как распятье
Лесной рождественский узор.

11
Убиты, падают тираны,
Цари и грозный класс господ,
Падут немецкие захваты,
А дальше смута и народ.
Темны серебреные ёлки
И брата мучат без стыда,
По ноготки суют иголки,
Орёт и гибнет сирота.
Я весь в молитвах перед ночкой,
В кафтане тёмном зимний свод;
Судьбы невиданные строчки,
Поверхности холодных вод
Алмазы тайн горят святые,
На трупы плещет мелкий дождь
Солдат, темны поля пустые
За тучей светит месяц-вождь.
Я иду ночь, она пустынней,
По бездорожью в лес снегов,
Огни, деревья на равнине
Горят и кто-то там готов.
Белеют синие туманы,
Витает солнце серебром,
Куда-то смотрят океаны
Пурпурно-ласковым огнём.
Не слышно птиц по лесу, тихо.
Дрожит от ветра, сгнивший лист,
В землянке ты, а рядом лихо
Без ног играет гармонист.
Ему жаль ножки, оторвало,
Гранату кинул смелый фриц,
Спасли иль к худшему начало,
Покончить жизнь хотел певец.
Не мало так ребят хороших,
Легло под танками врага,
На днях морозных, непогожих,
Их всё метут, метут снега.
Страданье жжёт глубь раны свежей,
Покруче соли водяной,
Встречаю смерть в бою не реже
И табель чаще боевой.
Штаны, промокшие, снимает
В сарае старом пьяный фриц,
Ремень от страха оправляет,
Орал когда-то: «князь границ».
Как белизна сильна на своде,
Как глухо ветер в небе спит,
Последний холод на природе,
Юг лето жаркое таит.
Помилуй и прости всевышний
Убогих, мёртвых и калек
И снова, вновь отряд, прибывший,
Нальёт водою красной снег.