Поэма. Богиня из Рая

Кульков Виктор Константинович
(лит. псевдоним Петр Лирэнский)
поэт, поэзии талант прозы
рожден 13.11.1984., г Судогда


3. 08. 2000. -  7. 08. 2000.
Поэма.  «БОГИНЯ ИЗ РАЯ»

Если бы братец вспомнил то чудо.
Размышлял над могилой и весной
Видел бы глазом, менял взгляд на мир,
Но он не увидел богини очей,
Он так не заметил свет дней
И яркий, и светлый, прозрачный,
Святой, озирал он пространства земли.
В думы святые он так погружался.
Свет её вечный, чистейшей струи.
Царство эфирное — подлинник божий
Он не видал — земное созданье.
И вот он выходит, и стены Кремля
Стоят как громады, куда-то глядят
Бурой оградой, с вершины кирпичной
Флаг во ветру, да ветвится как чубчик.
Птицы слетают, кричат в недомоганье.
Хмур запад тоской величавой.
Вот крылья птичьи подняли, взлетели.
В движенье блаженном проводят всю жизнь.
О, белые грани и рай отворитесь,
Страдальцев земных заберите.
Богиня светом сверкает какая-то.
Над могильным Кремля кирпичом линии мглы
Пронзив, разошлись, и сверкает бравада.
Люди бегают громко по лужам,
Машины и техника ездят.
Светом объяты духовные тени,
Ночью простёрлись.
Глянуть на юг, там вечер золотой
Вздохнёт и уйдёт, и лучами последними
Скажет всем солнце: «прощайте».
Где-то священный христиан завещает
Узы последние, раз объясняет.
Историю рая и видя прямую
Горизонта, открыто виденье, святою.
Он видит глубины,
Что погибающий видит пред смертью,
Не вернётся к морям и на север,
Где глохнут тоской корабли,
Знать на юг полетят журавли.
Да зачем им в лесах оставаться,
Там на юге не надо нуждаться.
Им гнёзда и там сколотят,
Лакомством похулят.
А тут холод и вечный мороз,
Да торгует винцом пёс Барбос.
И вот обезлюдил белый космос,
Реками течёт, истощая.
По спускам спускается вечер
И лишь нарастающий ветер.
Светом богиня светит какая-то,
Звуками тихими плещет, маня,
Пролетает над долами лёгким порханьем,
Хвои собой, украшая лесные.
Её нет над Кремлём уже,
Над массивом лесным она пролегла.
Богиня синяя туманы баюкала,
Звуками нежными листья, пронзая.
Она летит к лугам обильным.
Вот небо хмуро и тесно гнетёт.
А ива милая ревёт
На озеро глубокое.
Туманы одинокие
Кручиной мягкою идут.
Целует землю влага, уходит
Гроза и свежим дыханьем
Бодрость равнине наводит.
Вещую радость внимая,
Дивный мир пытается выразить
Природа, что люди забыли,
Что так загрязнили.
Не помнит человек в могиле,
Не чует живой красоты.
Берёза в блаженном веселье
И только померкли кусты.
Милостью плещет богиня,
Утренней влагой вздымает.
Равнина в молитвах святыне,
От чистоты закат рыдает.
И вот перемещенье
В священный храм.
С природой милою прощенье,
И звуки музыки плескают,
И скрипки, и арфы святые врат.
О, куда вы зовёте, куда?
Нет, нельзя туда.
На земле так прожить,
Трудиться и плыть.
Нет смерти и горя; и жить на земле,
Пусть рая милее, а хочется жить.
Адрес не нужно менять.
Стоят лохматые статуи,
Обвиты травою могильной.
Они плачут над телами зарытыми,
Грешными душами, кровью пролитыми
Яростным пламенем.
И вот от храма по западу
Последний свет догорает,
Золотом серым роняет.
Месяц печальный от запада,
Неясные звёзды горят
И немного кого-то томят.
Много честных и сильных людей
Горем, разрухой, войной перебито,
Много людей смолоду зарыто.
Проблемами этими проклятыми
Неистовый мрак облагает
Просторы родные страшной властью.
Духи тёмные тьмы и огня,
Сколько слёз горячих, колдовских
Польются, оплача погибших.
Тут братец, измученный гнётом
У станков по двенадцать часов
Пахал, и не веря спасенье.
Сносил побои и оскорбленья от старших,
Проклиная весь свет.
Глядь, руку поднимает богиня.
И тут героизм небывалый;
Товарищи насмерть стояли
В окопах открытых весной.
Тоскливо гармонь укором поёт.
На немца, убившего брата,
Отца, мужа, дядю-солдата.
Понижен регистр и снова ревёт,
Лёгкой лентой дымится
В печурке тесной костёр
И дорога военная ветвится,
Занимая синий взор,
Опуская на бледный асфальт.
И после войны захудалой
Верится в весёлую жизнь.
Выше регистр и тьма язвительней.
После станка брат-гармонист
Как в Чечне на войне побывал,
Верующим человеком стал.
Тихим утром святая богиня
За облаком прячется белым.
Солнце ласково светит.
Вот облачила свой облик волнистый,
Очертила дух брата могильный.
Засветила чертами пространство.
Дух брата в горенье святом
Жжёт тысячью болей крапива,
Беды народа в себе изгоняет,
Время славных людей вспоминает.
Вот длинные звуки деревьев стянули.
Добра глубина и прах распылили
Ветры ветками-листьями
Бездомных, голодных, убогих,
Колек заводских и безногих,
Кто силу с собою покончить нашёл,
Кто пал от голода, муки, болезней.
Молиться братец свеем духам святым,
Ветвится туманом надежд молодым.
Когда-то славный умелец-рабочий
Отработав десяток на каторге,
Поднимался на господ-бездельников,
Богатеющих угнетателей
За людские муки и горе.
Вот небо сверкает, леса говорят.
А сколько войн, реформ, революций,
На стенах храма волшебных,
Как кино, крутить богиня
События разные.
Людям жить в изоляции
Лучше не стало у подножий.
И каждый норовит прохожий
Поесть, озлобится на жизнь.
Но, нет, не пропали любовь и добро,
Отношенья хорошие, мило тепло.
Глядь, тихо в избе засыпают
Дети сытые в тепле,
Проснуться, едят и играют.
Брат не познал дни беззаботные.
Он, учась, пахал на заводе,
Он честный и твёрдый виднелся в народе.
Помилуй дух-душу подростка святого.
Звёздной речью осыпано небо.
Снова плачи у красного гроба,
Страданий не счесть человеческих.
Время, да прошлое тянет назад
К мудрости древне Греции славной.
Он мелькает в пространстве опять
Византийской статуи гладь.
Трава могильная лежит,
Не шелестит, во сне молчит.
Не дует ветер огневой,
Не клонит древо за травой
К турецким, редким водопадам.
Венец-алтарь, всё ради жизни,
Жених, невеста, свадьбы символ,
Любовь и светлость-рай до гроба.
Видно весною ранней запели
Песни арабские птицы и трели.
Дух брата погибшего видит
Бедную деву в чёрном обличье.
Цветы для янтарных комнат собирает
И песню заводит привычно девичью,
Нежные косы, да рукой взяла,
В бугор гребешком завела.
С сосудом огромным над краном стоит
И как многие в жизни на небо глядит.
Вот колокольни в праздник шумят,
О свадьбе большой людям говорят.
Где ещё сыскать русской красы,
Красивей всех и веселей,
И голосов певучих великой Азии.
Закружат на небе храма погибшие
Кто молиться, спит,
Кто пьяный, бежит.
Бывшие люди от царских до нищих
Покой и отдых всем дай небо.
Странно, богиня о смерти поёт,
Бессмертно в просторе живёт.
Нет, эта песня о жизни
Без смысла, но смыслом вся жизнь,
Земная, родная одна на земле
Поёт и идёт трудом и умом.
Потолок окончен.
Многое будет, не всё да на сок,
Кто-то пирует, кто-то в станок.
Нет такого места.
Где бы ни просила тоскливая погода.
По лесам дремучим плещет страшный дождь.
И ревёт богиня, нет пути назад
В византийский ладан, в греческий олимп,
А тянет на широту в грядущее жизнь.
В прошлом, как царь с царевной обвенчались.
О, страх и прелесть старой истории
Несутся с грядущим на связь,
Со сложностью всей взаимосвязей.
Кто на дорогах запевает
Из братьев водку с горя пьёт,
А как станочек запевает
Детали свежие несёт.
Поёт от голода под радио,
Гроши зарплаты проедая,
А кто-то бас могучий крутит
В автоматизированном цехе по обедам,
Учась работать, делать что-то.
Объяты нищие пространство,
Тоской, тревогой, всем и всем.
А вспомнить прошлое, сравнить
Жизнь-быт родимых предков.
Не легче участь их была.
Поднимут брёвна мужики,
Несут и строят царский флот.
Иль барин, пьющий от безделья,
Крестьян заводчикам сдаёт.
Но вот летя, ревёт богиня
С надеждой в светлое будущее.
Нашла уютный уголок
В иконах зданья влажно-белых.
Поют церковные братья,
Набрал наставник добрый их
Со слухом, гласом одарённых.
Поют они святые песни,
Дают концерты, платят им;
На хлеб хватает и науку.
А глянуть в небо на рассвете,
А там поток любви идёт
Иллюзия рая при солнце,
Лететь невольно к ней.
Как быстроходна память вечности,
Равнин пустых, лесов лишайных.
Но Что-то медлить сообщить,
Раскрыть глубокий смысл жизни.
Глядь, стоят пышные плиты с наклона,
Рядами деревья растут,
Повыше старый храм стоит.
Сидят трое братьем
Под ясным небом что-то пьют
В воскресный день гулять идут.