***

По прибытии домой, говорят,
дают дня три
на то, чтобы пристально рассмотреть
– что скрывалось внутри
 тщедушного тела,
прежде чем пришьют вечное дело.

Это именно тот случай, когда время
больше не измерить ни на минуту, ни на глаз,
просто прожить три долгие
мучительно знакомые жизни
в лабиринте «здесь» и  «сейчас»:
первую детскую обиду,
жаркие температурные слезы
и в ромашковом стылом чае
лепестки дворовой пепельной розы;
нарочито небрежно перелистнуть страницу,
успев зажмурить глаза там,
где про любовь, а потом - смерть и больницу.
(Мама, мама, может быть сделать вид,
будто я никогда не рождался
и просто маленьким и недоразвитым в чреве твоем остался?!...)

И вот когда колокольный звон и монотонный голос
плачущих над головой,
станет тонким как волос,
спешно сбрасывая прилипшие кожаные одежды,
едва успевая, спотыкаясь, без всякой надежды,
полететь по золотому пшеничному полю –
на волю.