Царевич. Пётр и Алексей

Вставал туман в сияньи белой ночи.
Фонтаны спят, погасли фонари.
И тишина. Лишь волны камни точат,
В мерцании негаснущей зари.

Спит Петергоф. Спит, ожидая утра,
Строй мраморных богов. Каскады спят.
На небе, в нежном блеске перламутра,
Вот-вот рассвет придёт сменить закат.

У моря, в струях лёгкого зефира,
Почти у волн, над берегом царя,
Свеча горит в окошке Монплезира,
В дворце, пристанище Государя.

В лучах свечи, в молчании щемящем,
Сидели двое - Пётр и Алексей.
Пётр - хмурый взгляд, пощады не сулящий.
И сын, уставясь в пол из-под бровей.

--Кто из духовных ведал об измене ?
Ты не молчи, узнаю все равно. -
В лучах зари рассасывались тени.
--Об этом знать, отец, мне не дано.

И посмотрел в глаза отца с усмешкой
Пётр, в тике нервничая, ус кусал.
--А из дворян кто ? Говори, не мешкай ?!
Какую помощь кесарь обещал ?

--Твоя рука ? --Моя. --Писал то волей?
--Неволей, батюшка, прости меня, поверь !
--« Прошу помочь войсками, да поболе,
Против отца...» Ну, что молчишь теперь ?

Раздался шум шагов по коридору.
Раскрылась дверь.--Вот и твоя жена.
Ну, Фросинька, реши-ка наши споры,
Но помни, правду говорить должна.

Скажи ка, Фрося, правда, что Алёшка
Бумагу в Рим неволею писал ?-
--Неправда. --Значит, подзабыл немножко.
А кто ему советом помогал ?

--Никто. По собственному разуменью.-
--Зачем ты, Фросинька, не выдавай !! -
Вскочив, царевич крикнул в изумленьи.
--Цыц ! - гаркнул Пётр,- ну, девка, продолжай.

--Писал он, Государь, я же видала,-
На Алексея поглядев в упор.
--Отец, она ж меня оклеветала,
Не верь ! -- А мы рассудим этот спор.

Узнать всю правду сделаем попытку.
Подумай, может вызвать палача !-
Царевич вздрогнул, услыхав про пытку.
--Так, батюшка. Чего ж теперь молчать.

Всё правда, - он добавил еле слышно, -
Я пьян тогда был, не хотел писать.
Ведь во хмелю, случайно это вышло...
--Случайно, значит, бунт хотел поднять !?

Искал поддержку в церкви и в народе,
Послал в Сенат подмётное письмо ?...-
…Искрилось море в солнечном восходе,
Туман растаял, тучи унесло.

--А если б бунт удался, что тогда бы,
Меня бы сверг, что б в крепости сгноить ?
Что было целью этой смуты ?  --Дабы,
Жить так, как прежде... А тебя...убить.

--Не пожалел ? --Быть может, и оставить...-
Пётр побледнел, взглянул ему в глаза -
--Сенат казнить, самодержавно править ? -
Сын промолчал, взглянув на образа.

--Ну, ладно. Что ж, Алеша, бог с тобою.
Я не Пилат, судить. Решит Сенат.
Твоею кровью руки не омою.
Присудят смерть - что ж, сам ты виноват.

--Ты, Ефросиньюшка, чего добавишь ?
--Он, Государь, наследства всё желал.
А как, прознав - Петруше всё оставишь,
То вот он яростью и воспылал.

Ещё твердил мне о своих виденьях,
Не знаю - правду баял, или врал,
Что в Петербурге будут потрясенья,
А ты помрёшь. Мол, ангел так сказал.-

И на Петра уставясь боязливо,
Ещё шептала что-то. Царь молчал.
Потом , --Довольно, всё. Ступай, спасибо.
Так значит, сын, я жить тебе мешал.

--За что ты на меня ? - царевич, тихо
Ей вслед сказал, закрыв лицо рукой, -
Тебе же, дуре, тоже будет лихо...-
И вздрогнул, слыша --Вот ты, сын, какой -

--А где ребёнок ?- вслед ушедшей Фросе,
Воскликнул Алексей. Царь поднял взгляд.
--Какой ? --Твой внук, она ж была на сносях !
--Родился мёртвым, десять дней назад.-

--Врёшь ! - крикнул Алексей, грозя руками,-
Убили !! Задавили, как щенка...
Будь прокляты вы все !!! - давясь слезами,
Упала ниц дрожащая  рука…

--А трупик то, небось, заспиртовали,
Как лягушонка, нечего сказать...-
Побагровев, глаза вдруг засверкали,
Царевич начал дико хохотать,

И смолк. --Всё. Больше говорить не буду.-
Царь Пётр вскочил --Заговоришь, подлец !-
--Неправда. Не подлец  я, не Иуда.
Я был твой сын. Убей меня, отец...

Пётр в гневе , кулаком об стол, вскочивши -
--Да как ты смеешь !? Раздавлю, как вошь !
--Я не боюсь. Мне душу погубивши,
Возьмёшь и тело. Знаю, что возьмёшь.

Ведь так ? - усмешка искривила губы.
Пётр, в судороге, словно зверь, взревел
И бросился на сына --Скалишь зубы, -
Схватив за горло, -Долго я терпел...
               
В дворце проснулись и, засуетившись,
Не знали, что там. Царь ревёт, как зверь.
Вдруг - тишина. Шум смолк. Перекрестившись,
Царица в кабинет раскрыла дверь.

Царевич - в пятнах крови, без сознанья.
Царь - в полуобмороке, у окна.
Екатерина, затаив  дыханье,
Велела звать врача. Вновь - тишина.
            *     *     *
Царевич, хоть и был избит жестоко,
Но отошёл, подлеченный врачём.
А Государь, в прострации глубокой,
Лежал, пугая всех параличом.

Май близился к концу. И, неизменно,
Весну сменив, дни летние грядут.
Над Алексеем, за его измену,
Назначен был царём Верховный  суд.

Был  манифест. Обещано прощенье,
Что « ежели покается  во всём,
То, Государевым соизволеньем,
От казни может быть освобождён.

Но, милосердие отца презревши,
Намеренья пытаясь утаить,
Свершить переворот в стране хотевши,
Суд повелел - прощенье отменить.»

Царевич на суде --Пусть я виновен,
Не вам судить. Судья мой -Бог един.
Я, если казни буду удостоен,
То - с батюшкой, ведь тьма смертей за ним !

Ведь сколько душ сгубил, а сколько крови,
Взгляните, стонет Русская земля.
Аль внове вам ? Мол, царь грехи покроет.
А Бог ? А море крови, кровь моя  ?!...

Что, батюшка, молчишь ? -к царю, с усмешкой.
Ты ж клялся, что  простишь меня, отец.
Чего же смолк ? Аль пошутил,в насмешку.
Клятвопреступник ты, однако. Лжец...-

Но царь молчал. Лицо, как изваянье.
--И кровь моя лишь на тебя падёт !
Отец, весь род наш сгинет в наказанье !! -
Кричал, охрипнув. Вот-вот, упадёт…

--Царь, за тебя накажет Бог Россию…
--Молчи, молчи...Иначе...прокляну...
--Ты !? Слышите, Апостолы Святые ?
--Я сам тебя сейчас, как Сатану...

Пётр повалился навзничь. Суд - в смятеньи.
Но, чтоб картины сей не повторять,
Царевича подвергнуть удушенью
И пытке, перед тем, как пса, предать.
             *     *     *
Двадцать шестого, месяца июня,
В застенке собрались, как бы стыдясь,
Сам Государь, с ним Меньшиков, другие
Из окруженья, предержащих власть.               

Вновь спрашивать пытались - без ответа.
На дыбу подняли - не счесть плетей.
Он лишь стонал. Честь царская задета,
Царь проворчал--Молчишь?Молчи,тебе видней...!

Царевич стих и вытянулось тело.
Взгляд прояснел, в глазах таилась жуть.
Врач прошептал -Кончайте это дело,
Царь-батюшка, ему б передохнуть.

--Молчи, дурак. Палач, чего зеваешь?
Или жалеешь, разучился бить ?
--Пётр Алексеич, бью, как ты желаешь.
Да вишь, сердешный, как бы не убить.

--Дай, чёртов сын, я научу, как надо !-
И, выхвативши плеть у палача,
Вложив всю силу, стал хлестать с досадой,
С оттяжкой, по звериному ворча.

Лицо у Алексея стало чёрным,
Кровь каплет с окровавленный полос.
Мелькнула мысль -« Не стонет, больно гордый.
А лик то - сущий Иисус Христос...»

 И, чувствуя на пальцах липкость крови,
Царь,в омерзеньи плеть швырнул на пол.
Врач подошёл, шепнул, насупив брови,
--Пётр Алексеич, сын ваш отошёл...

Вся свита опустилась на колени,
Кроме царя. Он замер, недвижим.
В углах темницы собирались тени,
И лик Христа, на поставце, над ним....