Щедрый ДАР. Сказ

               
     Случилось то, что случилось — пришла в дом большая беда, затосковала я, закручинилась, сердце совсем зашлось от боли и непереносимых страданий, которым не было ни конца, ни края. И когда жизнь вконец невыносимой стала, не выдержала, решилась проявить не свойственную мне твёрдость: собрала в кулак оставшуюся на тот момент волю и уже иссякающие силы и… заковала сердце в непробиваемые доспехи. И всё бы ничего, жить можно, но этакое оно стало бесполое, это сердце: всех вроде люблю, но никому не отдаю предпочтения.
     Однако случай (ох уж эти случаи, вечно выскакивающие на жизненный путь кстати и некстати), а может быть это вмешалась сжалившаяся, наконец, надо мной Судьба, но вывели однако они меня однажды из равновесия —— споткнулась я и упала на дороге в соседнее село. Громоздкое защитное сооружение внутри рухнуло, словно неуклюжая постройка и… сердце запульсировало радостно и свободно. Оказалось, оно ещё вполне ничего: живо и по-прежнему способно тонко чувствовать.
     И я просто зашлась от радости — мир вокруг снова засиял всеми цветами радуги… Боже, какое это было счастье – и солнечный свет стал золотистым и искрящимся, и буквально каждая травинка тотчас представилась личностью со своим лицом и характером. Да-да, каждая словно заговорила со мной — видишь, видишь, какая я неповторимая, посмотри на меня с другой стороны, ощущаешь, как я прекрасна, как ежедневно радую Бога и небо, а вот теперь и тебя. Хочу, чтобы ты тоже радовалась, ибо люблю тебя уже за то, что ты здесь, рядом, что заметила мои грациозные изгибы.
     А, надо сказать, среди всех трав, ну, чисто сияющая королевишна, выделялась стоявшая на вершине склона изящная статная дама с тонко подкрашенным бледным лицом и весёлым серебристым хохолком, похожим на диадему на античной головке.
     — Подойди ко мне, красавица, – сказала она низким грудным голосом.
О, какое это было великолепное тремоло, сердце в ответ на него жарко вспыхнуло и даже словно бы заколыхалось в груди при первых чарующих, буквально неземных, звуках, а потом и вся я словно встрепенулась, ощутив внутри давно забытую радостную дрожь. Мелькнула мысль, что наверняка эта видная гордая дама солирует в хоре и хорошо знает себе цену. Я приблизилась, ибо была польщена вниманием столь высокой особы. А дама продолжила:
     — Я почувствовала тепло в твоём взгляде, дорогая, ты — светлая и добрая, и у меня поднимается ответное тёплое чувство к тебе. Знаешь, я владею тайной силой излечивать скорбь. Погладь мои шелковистые колоски на затылке – как ощущения? Согласись, приятно… В них – вся радость жизни моей, ибо это – семена самого древнего рода на земле, однако я не скупясь поделюсь ими с тобой, горемычная, подарю эликсир здоровья да радости. Хочешь перестать скорбеть да убиваться, каждый день с рассветом, как идёшь корову доить да корм животине задавать, положи под язык одно заветное зёрнышко, да и посасывай его потихоньку, пока само не растворится… Ну же, чудачка, возьми скорее, подставляй ладошку, не просыпь только, иначе на всякое задуманное доброе дело сил у тебя недостать может…
     Упиваясь магическим, вибрирующим, до недр усталой души проникающим голосом, я, смущаясь, всё же протянула руку и приняла щедрый дар. Сердце колотилось часто-часто, словно после стометровки, но поскольку не пробегала её уже много-много лет, ясно было, что причина тут совсем-совсем в другом — я просто-напросто снова по-настоящему, всем сердцем возлюбила этот мир во всей его полноте и красоте…
     Поклонилась я спасительнице благодарно, помахала на прощанье рукой прислушивавшимся к нашему разговору её соседям, дружно закивавшим мне в ответ своими искрящимися на солнышке головками, и заторопилась к дому, боясь по рассеянности или случайности обронить даже гран необыкновенного подарка королевны.
     Вот так и живу с тех пор – улыбаюсь да радуюсь и солнышку, и ветерку, и дождику, и цветному камешку на дороге, и всякому сказавшему мне доброе слово человеку. И всё стало как по мановению волшебной палочки налаживаться, и день словно удлинился, а может это моё внутреннее время замедлило свой бег… Но так или иначе стала я успевать все дела за день переделать и по дому, и по хозяйству, да и на досуг ещё кое-что оставалось. И так-то уж хорошо было на сердце, что перестала по вечерам думу свою горькую думать, а занялась… рисованием.
     Помню, ребёнком ещё, нравилось мне смотреть, как сосед картины маслом пишет. Купила что нужно — холсты, кисти да прочие принадлежности, и тут очередное чудо случилось-приключилось: сяду к мольберту, а кисть-то чуть ли не сама знай себе, мои задумки исполняет — цвета яркие да солнечные кладёт, сочные мазки так-то живо ложатся, залюбуешься. Когда на стенах места пустого совсем не осталось, стала я свои картины соседям раздаривать, а они как картину в светёлке-то повесят, так во всём дому сразу же светлее становится, радость поселяется, любовь да добро.
     Прослышали про чудо этакое соседи с дальнего конца села, стали и оттуда в наши края частенько похаживать, кто посмелее, те так сразу с пирогами шли да на чай напрашивались, а нерешительные ещё долго раздумывали да в окошки заглядывали, но потом и они общему настроению поддавались и в дверь стучали. Всех я привечала – сидим, разговоры о жизни ведём, песни душевные поём, а то, глядишь, и танцы учиним, как бывалоча в добрые-то времена, да и никто без подарка от меня не уходил — много к тому времени успела уже написать-то. Короче, надо – не надо, стали люди друг к другу в гости заглядывать, советоваться, беседовать на разные важные для них темы, да так вот незаметно все и сдружились.
     А уж про молодёжь-то и вообще разговору нет, что там свои, сельские — через какое-то время и из городов возвращаться стали, куда за длинным рублём да за славой поуезжали, землю и родителей престарелых бросив. По сиё время свадьбы по селу чуть не каждый месяц играем… Глядишь, тут и детишки в новых семьях пошли мал-мала-меньше… А времечко-то летит, махонькие русоголовики наши уж подрастать начали, бегают по мягким сельским травам да по тёплым пыльным дорожкам, босыми пятками сверкают, смеются, играют, ну точно лучики солнечные у каждого в счастливых глазёнках сияют. А зима придёт – большие да малые на санках и лыжах с горки катаются, а горок да пригорков у нас в округе хоть отбавляй. И снова смех да улыбки, всем хорошо, а старикам и того слаще.
     Школу старую опять открыли – звонок в ней заржаветь успел, но почистили его родители, подполировали, лучше нового блестеть начал. Звенит себе, заливается, на уроки детвору приглашает… Не поверите, но лучшие учителя понаехали на село за счастьем, кто ж его себе не желает, счастья-то, да так и осели навсегда. ДомА им построили сельчане, а как же, уважить желанных гостей всем хотелось, и всё-то делалось с радостью да с любовью…
     … Уж сразу-то и не скажу, сколько времени минуло с того горя моего лютого, когда вдруг заметила — сердце-то вообще болеть перестало, однако нет-нет да и загляну я на бугорок к королевишне своей, спасительнице нашей общей, спасибо ей сказать да в пояс поклониться зелёным сородичам её. Упомянуть забыла, что семечки-то я соседкам всё это время не жалея раздаривала, когда у кого какое ЧП приключится – куда ж на земле без печальных событий, но ох как хорошо спасали дарёные от кручины да слёз горючих, ибо успокаивали куда лучше всяких лекарств заморских.
     Да и осот этот в наших краях особо богатый растёт, на два, а то, почитай, и на три метра в высоту вымахивает – земля, видать, больно хороша, так что семян на всех-всех-всех хватит и ещё э-ээх как надолго для самых далёких потомков останется. А может и атмосфера у нас на селе какая особенная, кто ж его знает, нет нужды доискиваться, одно скажу — счастье да любовь тут точно лучше, чем где-то ещё, прижились. Люди не скупятся на слова признаний да нежности, дарят друг другу ласку и тепло сердец своих.
     Если не очень утомила вас болтовнёй старческой, скажу ещё по секрету, что не так давно стих у меня пошёл, гладкий такой, ритмичный, сам на музыку ложится. И голос королевишны моей чудится, словно напевает она мне их в ухо-то, и сердце снова замирает от восторга, как тогда, в годы давние. И под этот-то голос не то что плакать – помирать вообще расхотелось… Ах, как же обидно будет расставаться с этакой красотой да гармонией Божией! Так что, надеюсь, ещё поживём, родные мои! 
                С любовью к вам, Оберегиня, тётушка ваша