Дерек Уолкотт. Омерос. Глава шестая

ДЕРЕК УОЛКОТТ

ОМЕРОС

ГЛАВА шестая
 
                1.
Олимпийцы с утра разминались у парапета.
На разных поприщах люди искали славы:
слева тренировались легкоатлеты,

а силачи клещерукие мерялись силами справа.
Над ребристым песком мелькало бедро прыгуна.
Мальчик шпорил дикого скакуна:

с лошади было удобней судить борцов,
глядя сверху на сцепку их крабьих клешней -
те же игры, Омерос, что на заре наших дней!

Лошадь - морская волна на узде коротенькой.
Все позабудут, как звали этих парней.
Время остановило комету дротика

за спиной у Елены, которая разузнавала
у женщин, возьмут ли ее в ресторан.
Ей было отказано: "Ты уже опоздала,

столы разобраны... Белые господа
недовольны: пользуешься успехом,
а у туристов гроша не возьмешь никогда!"

Елена стала рассказывать им со смехом,
что эта сволочь щупает со спины
и ей наконец надоела такая мерзость:

"Кончилось тем, что я им сказала дерзость:
за эти услуги тоже платить должны -
скинула униформу и в чем меня мать родила

помчалась в город... Как мимо бассейна шла,
пловцы едва не потопли!" А у нее за спиной
мужчины в воротах боролись за шар земной;

порывистый ветер, вызванный сильным голом,
сыграл жестокую шутку с ее подолом,
забив его под живот... "Так есть для меня работа?" -

"Нет!" - головами качали девицы, трясясь от хохота.
Елена села на камни, грустно гладя живот:
"Девочки, я беременна... Только вот от кого?"

"От кого... От кого..." - ворковало в деревьях эхо.
"О - о - о!" - пузырьки поднимались со дна.
"Что ж, сэкономим на транспорте!" - встав, сказала она.

                П.
Дым рассечен стороной меча. И она пройдет.
Либо она отступит. Елены Первой, Елены белой,
окончилось время. Подходит ее черед.

Меж двумя над волной вознесенными веслами
летит кобылка белая Менелая,
а черные свинки чахнут в навозе острова.

Дым не оставит надписи на песке.
"Все решилось вчера, я буду теперь другая", -
напевает Елена, сандалии прыгают на руке.

                Ш.
На берегу жеребец необузданный ширил круги.
Елена слушала, как барабаны копыт его
вплетаются грозно в ее босые шаги;

дельфинью шею вытягивая любопытно,
скакун дышал: мехи плоеных его ноздрей
качали в могучие легкие влажный воздух,

мальчик с индейским кличем его колотил в бока
острыми пятками, так что сыпались звезды
из глаз. Елена следила за ним, пока

он не укрылся из глаз. Но его протяжное ржание
в мозг ее заронило воспоминание:
копья, вонзенные в берег горящей Трои.

Из дыма выпрялся легкий плюмаж героя.
Она вытрясала пыль из своих сандалий,
воротами черного дыма вступая в солнце.

Вчера еще в этом месте шумел Скамандр,
тень воина запрягала тень иноходца,
орехи напоминали шлемы, и Агамемнон

командовал травобородыми капитанами;
якоря, бросаемые караванами,
порой попадали в гнездо морского стрижа;

арфа будила море напевами странными,
море встречалось с рекою, а сонные сторожа
гнали старца по прозвищу Семь Морей и пса

подальше от винной лавки. Багряные паруса
приближались: змеиные руки прекрасной пироги
развязывали морские узлы на пороге

муниципального горизонта. Золотистый мох островка
в пространстве морском, неподвластном закону
времени, показался вчера Язону

волшебным руном. Она распрямила плечи
и кинула взор, который меня потряс
как ни одна фигура английской речи...

Ее находили непредсказуемой, а подчас
и злой на язык. В рестораны ее не брали.
Она продавала бусы, платки, монисто,

переплетала бисером косы туристок,
потом выбирала какой-нибудь угол тихий
вдали от женщин, бранившихся, как дроздихи,

за место на площади... У хижин, где манекены
красуются в пестрых саронгах и цельнокроеных
блузках, порхала моя Елена.

Витрины кокосовых масок, коралловых алых серег
отражались в волнах спокойных,
но взгляд Елены оценивал и стерег.

Холодной, нечеловеческой силой
она, как пантера, меня влекла.
О, как я тогда понимал Ахилла!

Собрав всю волю, какая во мне была,
я подошел к прилавку - как тот охотник,
который крадется к пантере шелковой,

уснувшей на ветке. Сказать ей, что я охотник
до карнавалов? Или купил бы шелковый
женский наряд? Но ее загадочный взгляд

выразил скуку. С минуту она постояла,
потом зевнула, еще улыбнулась вяло -
и пропала за спинами манекенов.

Точь-в-точь как кошка: устало зевнет - и прыг!
Мне показалось, что там, где была Елена,
воздух, порванный ветром, дрожит, как тростник.