Мольба

Я не встаю который день,
чернея, как над вьюшкой
кусок печи. Я труп, я тень.
Душа свинцова, как кистень.
Трава плакун и одолень
мне — сено под подушкой.

Забыл я вещие слова,
лишь мукой и любовью
кричу без слов: разрыв-трава,
не мучь меня! Разрыв-трава,
оставь меня! Разрыв-трава,
не рви мне сердце болью!

Но зев студёного окна
опять мне рожи корчит.
И ночь черна, она одна
мне как наложница верна.
И я до дна, до дна, до дна
лакаю ночи порчу.

Все несчастливые года
выдавливают веки.
Я осуждённый без суда,
я осаждённый навсегда,
мне этой ночи холода
не растопить вовеки.

Не позабыться в тяжком сне,
не упастись в молитве.
И увлечения вовне —
как отлучение вдвойне.
Пропасть на этой мне войне,
погибнуть в этой битве.

Могильных комьев не изжечь
в печной гудящей тяге.
И скорой ямы не избечь.
И сладкотленный ладан свеч
мне знак — забыть однажды речь
и буквы на бумаге.

Луна, зачем ты стынешь там,
боясь согреть окошко?
Тень по серебряным устам
твоя скользит. Но тень я сам.
Так что ж ты липнешь к небесам,
как мёрзлая лепёшка?

Не отогреть тебе меня,
небесное огниво.
Лишь на пустом исходе дня
будить томленье без огня,
в сны погребая и казня
в холодный час прилива.

1993