Зима героев

ЗИМА ГЕРОЕВ


КИЛИКА

Как долго дымилась спаленная Троя!
Куда-то бежала Кассандра. Смеркалось.
Окончилось действо, какое второе?
Фортуны немилость — и жизнь наша малость.

Все было блестяще, пестро и зловеще.
И ты, Немезида, решила задачу…
Тащи, мародер, уцелевшие вещи!
Героев прославим, зароем, оплачем.

Резвился Парис, а за шалости эти
какие, смотрите, окончились люди!
Как сделалось страшно, и дымно, и пусто!
…И вот это только рисунок на блюде —
за все наши страсти заплатит искусство.


ПЕРСЕЙ И АНДРОМЕДА

Дракон, змеиный потрох, мерз               
в сырой простуженной лощине,
где ночь под наблюденьем звезд
к утру изготовляла иней.

Он, коченея, слышал звон:
герой расковывал девицу.
Попробовал пошевелиться,
зевнул и погрузился в сон.

Персей закутал Андромеду
в большой мешок из-под Горгоны.
Кружился порох снега. Следом
летели галки и вороны.

Персей от подвигов устал,
ему б домашнего обеда
и вот такую Андромеду —
чтобы все в срок и по местам.

И чтоб не бегать по пескам
от тучных родственниц Горгоны,
чтоб ни медуз и ни драконов —
жена, детишки… А пока

он деву обогрел костром
и накормил, убив варана.
Зима смотрела из тумана
и лужи пеленала льдом.


ВОЗВРАЩЕНИЕ ГЕРАКЛА

Зима нынче в Элладе злая.
Не разделась бы Даная и для Зевса.
Зябко старому, замерзает,
ноги кутает в занавеску.

Не до подвигов — дряблы мышцы.
От немилости Зевса тошно.
Сердце прыгает, как у мыши,
той, с которой играет кошка.
Все в снегу, черепичную крышу
белоснежная скрыла крошка.

Жена ходит темнее ада,
злится, щурится, ревнует что ли?
К славе? К прошлому? Что ей надо?
В белом пеплосе стынет поле.
Ноги мучил, теперь застудит.
Долго Зевсовой служил воле.
Зябко старому. Жарко будет.

Эх, Кассандру бы! Пусть бы Геру
упредила… Ведь станет пеплом.
Что Кассандра? — Ей нету веры.
Ну, а Гера-то, знать, ослепла.

Деянира уж ветви тащит,
для супруга готовит печку.
И не знает он, что обрящет
в жарком пламени смерть и вечность.


ПАРИС

В январе тепла мало в Азии.
Во дворец к отцу не пойдешь с беглянкою.
Посудил-порядил, попроказили —
и живи теперь с иностранкою.
 

Утепляй избу — а то холодно.
Лето кончилось, не пойдешь нагишом.
Небо — плюмбум, море — олово,
и по всей земле — порошок.

Морем флот идет. Несгораема,
несмиряема их печаль и месть.
Погулял с женой Менелаевой —
оскорбленные скоро будут здесь.
         

Зря Парис ты льстил
                Афродите.
Тяжело Афина мстит —
                ох, сердита!
Не пойдешь за стену —
                в Трою-город.
Живи, брат, с Еленой,
                яблоком раздора.
Худо дело, знаешь ли —
                суд был скорый:
хитил Менелаешну —
                живи вором.
Вот уж снег падает —
                редкое дело…
Берегом, садом ли,
                лежит мелом.
Плачет неверна жена,
                шея белая…
Голосит она:
                что я сделала!
Сыпал снег, падал
                белым рисом.
Жизнь казалась адом
                пастуху Парису.


МИНОТАВР    

Минотавр к зиме подувял, приболел —
целый день неподвижно лежит на подстилке.
Совершает зима охлаждение тел
и холодные по ветру сеет опилки.

Поиграв, возвращает Елену Парис.
Победитель жену увезет восвояси.
Совершает прибой свой извечный зализ,
и безумные вдовы рыдают в экстазе.

Только Боги умеют идти до конца —
в дольном мире ломаются крылья у Ники —
ни надежной стези, ни звезды, ни венца,
и победные стяги линяют и никнут.

Минотавр укрывает копытами нос…
Полежит, погрустит и уснет под сурдинку.
И теперь только сон и глубокий наркоз,
да шуршат об усталую шкуру снежинки.


ВОЗВРАЩЕНИЕ ОДИССЕЯ

1.ОДИССЕЙ У КАЛИПСО

Холодно в море Эгейском и бурно.
Нимфа Калипсо сидит у камина.
Прежде-то на море было лазурно,
летнее солнце садилось карминно.

Прежде был царь Одиссей веселее…
Правда, в мечтах о своей Пенелопе
часто ходил кипарисной аллеей
к летнему морю на берег отлогий.

Кутает нимфа озябшие плечи,
мертвых стрекоз выметает метелкой.
Прячется солнце, и катится вечер
с дальнего берега, зябкий и колкий.

Вечнозеленой любви не бывает.
Листья лозы виноградной увяли.
Спит «богоравный»… Зима наступает.
Прежняя страсть возвратится едва ли.


К январю намерзло «сало»,
шелестело, стлало «боем»,
нежным звоном проступало
в мирном шорохе прибоя.
У крыльца стояла «кора»,
к ней шагал недвижный «курос»…
Одиссей бродил устало
там, где нынче приглянулось.
Но за ним следила нимфа,
разметав свои печали
по прибрежным кипарисам.
Разлюбленная Калипсо
горько плакала ночами…
А вчера совсем вспылил он,
на нее обрушил посох,
обнаружив, что спалила,
чтоб не смог покинуть остров,
уж почти готовый остов
лодки, что давно рубил он.
К январю любовь устала…
Обложили море мраки.
Выпал снег. Похолодало.
Ветры дунули с Итаки.


2. ПАРУС               

Голубой у царя парус, голубой.
Глаз один у Циклопа, один.
У сирен призывный голос — трубой,
у Калипсо от бед карантин.

Опустился корабль ко дну.
Как теперь по морю пойдешь?
На Итаке оставил жену
томный пленник оливковых рощ.

Кто сказал «человек властелин»?!
Угодил властный царь, как в сундук,
в эту пядь среди бурных равнин,
в этот плен пары ласковых рук.

Голубой над морем свет, голубой…
Одиссей тайно рубит сосну.
Усыпил корабела прибой.
На Итаке бы встретить весну!

Дорогой возле мачты сатин
тянет лодку царя за собой.
Из Калипсовых сделан гардин
голубой этот парус, голубой.


3. ОДИССЕЙ В МОРЕ

Трою спалили до тла головешки,
конь деревянный опал пеплом.
Надо отсюда бежать, не мешкая —
холод — не греет хитон-пеплос.

Мечется  в ветер ладья на привязи.
У победы итог не лучше краха.
От троянцев побитых не ждет приязни
хитроумный царь простоватой Итаки.

У разлуки тож не верны итоги:
ждет-пождет, а дождется ль Лопа?
Антиной не прочь завладеть Итакой,
завладеть казной и баранов слопать.

Телемах, как знать, каким вышел?
Трус? Герой? — отроком был робок.
Столько лет уже ничего не слышно,
на борту и то был уж ропот.

И не знает царь Одиссей хитрый
то, что рейсу быть стократ длиннее,
и ладья его не помчит выдрой,
и его по себе разметет Эгея.

Пенелопе плести, чать, на все царство,
Телемаху мужать и расти ростом.
Посейдон лют, далек остров.
От любви, Одиссей, нет лекарства.



4. ЖЕНЩИНЫ ОДИССЕЯ

Он лежал, наг, в полосе прибоя.
Подобрала его дочь царя Навзикая.
Завернула в плащ, увезла с собою,
полюбила девушка героя.

Ах, судьба, Одиссей, у тебя с дырою,
не с одной к тому ж — вся в прорехах.
Дорого тебе обошлась Троя,
и дорога длинна — не доехать.

Но любовь жены и того длиннее:
пока ты бродил по морям Европы,
она все плела, пальцы цепенели.
Это верность свою плела Пенелопа.

Пока ты любил любовь девы,
пока с нимфою коротал ночи,
она все плела, все плела и пела,
пряча грусть-тоску, женихов мороча.

Но такая уж разнарядка в мире,
таково уж Зевсово попеченье:
кому ночь в слезах и любовь гирей,
кому горькая сласть приключений.

Одиночество да сознанье потери.
Не забыть бы себя: море — морок.
Бабы-птицы, да волны-звери…
И твой путь, моряк, ой как долог.
               

5. ВОЗВРАЩЕНИЕ

Холодно, Одиссей, холодно —
градусов десять, а то и злее.
На Итаку, на юг клином бороду,
флагом-флюгером. У Борея
ничего не выпросишь этак просто…
Ветерком идешь — стонут реи.
Далеко стоит в море остров.

Холодком, Улисс, иди, холодом,
мореходом по морю, по грусти Калипсо.
Погостил — забудь. В море голодно,
и теперь зима — будет мглисто…

Не делить судьбу, право, с нимфою.
Нимфы — гарпии, полузвери.
Остудит любовь сердце лимфою
и забудет, чай, о потере…

А в Эгее мрак посреди зимы —
Средиземное море стыло.
Далека земля — не видать с кормы.
Пенелопа тебя не забыла.

Телемах давно обошел терема,
все прибрежные вызнал царства.
…Осерчал Борей, велика зима…
От любви, Улисс, нет лекарства.


6. СТАРОСТЬ

— Ты помнишь, Одиссей, царевна Навзикая,
на солнце спицами колес сверкая…
Тебя из моря выбросил бурун…
— Я помню моря ширь и бурь шурум-бурум,
и только ветра вой… Царица? Кто такая,
не знаю. Знать, ее не сохранил мой ум.

— Припомни, царь… Твой собственный рассказ:
на острове, в пещере у Циклопа…
Нам часто эту жуть вещала Пенелопа —
ты, с помощью друзей сгубил у монстра глаз.
— Циклопа? Помню ли? Я помню моря рокот,
барашки белые… Я, кажется, их пас.

— Ты у Калипсо был в пленительном плену,
когда окончивши Троянскую войну,
ты со товарищи… Они погибли в море.
Не помнишь радостей, так, верно, помнишь горе.
— О чем ты говоришь! Мой ум давно уснул.
Я помню злую тишь и никаких историй,
и в голове моей далекий звездный гул.

2001-2004