Точка Джи. Глава 25

Глава 25.

(Красная Линия. Джунгли Новой Гвинеи)

Этим ранним утром Исайя, в отличие от своих русских приятелей, совсем не спал. Он выбрался из палатки, когда небо было еще чернильным. И теперь курил сигарету за сигаретой, пытаясь осознать, как, зачем и почему он втравил друзей в ситуацию, которую можно было бы назвать патовой (можно, если бы Исайя знал это слово).
Вчера они добрались до деревни, когда уже совсем стемнело. Конечно, любознательный Миша и восторженная Анечка успели осмотреть всё вокруг, успели заметить и главный общинный дом, стоявший прямо на земле, и большой «семейный» дом, где было принято встречать гостей. Хижины поплоше, вознесенные высоко над землей, уже не просматривались. Ну да не они были целью предпринятой вылазки. Главной задачей являлось преодоление Анютиного страха с тем, чтобы побывать-таки внутри коровайского жилища, увидеть всё своими глазами и, что называется, пощупать.
Увидели. Пощупали.
 И что делать теперь, когда до возвращения к лодке остаются считанные часы, а обратная дорога, как выяснилось, займёт почти сутки? Точнее, полный световой день…. Если отряд не выйдет из джунглей в условленное время, лодка уйдёт в Декай, а Андрей, Аня и Михаил по вине проводника застрянут в этих лесах надолго…  Если, конечно, вообще выдержат обратный путь до затерявшегося в джунглях городишки. Особенно Андрей, с этими странными приступами перемежающейся лихорадки. Исайя слишком хорошо знал, что они ему напоминают, но гнал от себя любые чёрные подозрения, ругаясь, плюясь и рисуя на груди глиной знак «табу» - запрет на мысли о смерти.

Папуас смял недокуренную сигарету и тут же потянулся за новой. Прикурил от уголька костра, затянулся, задумался и… вскочил на ноги. Есть выход! Есть! Нужно прямо сейчас будить ребят, портеров и буквально бегом направляться к месту встречи. Если бежать так, как бежит от охотника испуганный казуар, то успеть, теоретически, можно. И пусть сердце выскочит из груди, пусть лёгкие разорвутся от удушливых и торопливых глотков липкого воздуха, пусть кровавая пена течёт изо рта, пусть придется бросить к чёртовой матери всю поклажу, кроме документов, НО они МОГУТ УСПЕТЬ добежать!

- Андрей, Андрей, просыпайтесь! – затормошил Исайя спящего Петровича и в испуге отшатнулся. Тело друга снова было таким горячим, что об него можно было обжечься.
Вместо Андрея проснулся Миша:
- Что за шум, а драки нету? – с улыбкой спросил он и включил налобный фонарик, резанувший Исайю по глазам. Присмотрелся к взволнованному проводнику, к спящему товарищу и с тревогой переспросил – Ты зачем Андрюху среди ночи будишь? Ему плохо?
- Майкл, нам всем плохо…
- Что случилось? – вскочил на ноги Миша, снова едва не снеся к чертям палатку.
- Майкл, - почти прорыдал Исайя, - Я должен тебе сказать. Я полный дурак. Я старый большой дурак. Я не должен был слушать тебя и Андрея. Мы никак не успеем к лодке. Никак…
- Спокойно. Из любой ситуации есть выход. Понимаешь? ВЫХОД… Мы хотели приключений на свою зад…, свою голову – мы их получили. Теперь спокойно, повторяю, спокойно подумаем о том, что с нами может произойти. Ну, в смысле, самое страшное… Мы опоздаем на лодку. Так?
- Да.
- Она уплывёт без нас. Так?
- Да.
- Мы пойдём до Декая пешком. Сколько километров туда?
- Я не знаю. Может пятьдесят, может семьдесят, может сто, может больше. Я никогда не ходил отсюда напрямую. И никто из портеров не ходил. Думаю, что и короваи не ходили….
- То есть, если я правильно понял, то мы не знаем короткой дороги. Так?
- Да. Только по реке.
- А по реке, если на моторке да по течению – это полтора световых дня. Верно?
- Да.
Миша повертел головой с фонариком в разные стороны, заметил блокнот, торчащий из рюкзака, вытащил его вместе с ручкой и знаком попросил Исайю выбраться на воздух. Возле палатки он обнаружил бутылку с водой, плеснул в лицо несколько раз, чтобы окончательно проснуться и принялся за вычисления в блокноте.
- Что ты делаешь? – поинтересовался Исайя, почтительно заглядывая через плечо.
- Решаю школьную задачку про лодку и пешеходов, вышедших из пункта «А», чтобы попасть в пункт «Б».
- Нам не надо в Бэ!!!! Нам надо в Декай!
- Терпение! Смотри, что у меня получается. Если на лодке, с учетом мотора и скорости течения мы потратим 18 часов, то пешком, проходя примерно километра три в час (быстрей не получится) мы потратим сорок два дня. Если сделаем плот и поплывём на нём, то дней девять. Ответ очевиден – надо делать плот. Но есть второй вопрос – хватит ли у нас еды на всех?
- На нас – да. Портеры пусть идут пешком или плывут на своём плоту и ищут еду сами.
- Я не знаю, как тут у вас, в Папуасии, - покачал головой Миша, - Но у русских охотников принято так: все вместе в лес пришли, все вместе выходим. Никто никого не бросает.
- Тогда еды может быть мало. Но можно забрать подарки у короваев!
- Совсем плохая идея… Но у меня есть и третий вопрос…. Выдержит ли Андрюха эти девять дней? Мне совсем не нравится эта его температура по ночам.
- Я не знаю, - огорченно развел руками папуас. – Я буду просить бога.
- Тогда последний, четвёртый вопрос. Есть ли хотя бы малейший шанс успеть дойти до лодки сегодня?
- Боюсь, что уже нет, - вздохнул Исайя и посмотрел на посеревшее рассветное небо. – Уже поздно!
- Ну, тогда поднимаем ребят и начинаем потихоньку возвращаться к реке. Нам нужно и силы сэкономить, и обсудить по пути как мы станем строить плот. Я лично об искусстве «плотостроения» только по детским книжкам помню.

Странно, но сообщение Исайи о проблемах, возникших с обратной дорогой, ни у Андрея, ни у Ани паники не вызвало. Эмоции, которых так боялся папуас: страх, возмущение, злость, обида и прочее - не заплескались даже на самом донышке глаз его русских друзей. Андрей чувствовал себя сносно, хотя и пошатывался от усталости, а Аня вообще вела себя молодцом: проинспектировала сумку с провиантом, еще раз просмотрела содержимое рюкзаков и поинтересовалась у Миши:
- У тебя здесь несколько желтых футболок. Зачем они тебе в таком количестве?
- Чёрт! – хлопнул Михаил себя по лбу. – Я совсем забыл! Брал на всякий случай, если бы наша одежда пришла в полную негодность…  Это, вообще-то, рекламные футболки нашей фирмы. Но теперь, я думаю, правильнее будет подарить их короваям. Пусть минимальный вес, но всё-таки лишний.
- Я тут тоже отобрала всё то, что можно оставить в племени. Надеюсь, эти вещи пригодятся папуасам, и они будут нас вспоминать добрым словом…

Но Анины надежды не оправдались. Точнее, оправдались, но совсем не так, как предполагала девушка.
Когда возбуждённые короваи, которым Исайя кое-как сообщил, что сейчас состоится церемония вручения подарков, собрались возле главного дома….
 Когда Миша торжественно вручил воинам по ярко-желтой футболке с надписью «Родина», а Петрович и Анна раздали весь остальной скарб, включая топоры, спальники, лишние котелки и часть собственной одежды…
 Когда папуасы убедились, что расставаясь с ними, белые люди оставят им целый короб риса, сахара и соли  - вперёд племени выступил старый вождь.
Речь его, как и положено речам вождей, была краткой, но максимально торжественной и прочувствованной:
- Большие белые братья! – сказал он (если верить переводу Исайи, конечно). – Вы стали нам родными за несколько наших общих костров. Наш дом – ваш дом. И когда вы следующий раз вернётесь к себе домой, то есть, сюда, в нашу деревню, вы должны вернуться как настоящие воины!
Вождь сделал неопределенный жест рукой, точнее, просто повёл плечом, но этого оказалось вполне достаточно, чтобы мужчины-короваи, словно по команде, нырнули в главный дом, а затем вынырнули из хижины, покряхтывая под тяжестью огромных деревянных щитов и полного комплекта луков, стрел и копий.
- Ох, и ни фига себе мы вес облегчили, - ахнула Анечка и рассмеялась. – Думаю, килограмм тридцать к багажу. Если не больше….
- Блюди торжественность момента! – цыкнул на неё Миша, но тоже рассмеялся, заметив как деловито и очень споро папуасские воины облачились в его желтые рекламные майки, не спутав лицо с изнанкой и зад с передом. Единственное, что «усовершенствовали» в наряде короваи – «подол» футболки. Они как-то лихо, совершенно одинаково, но вполне элегантно обернули край одежды вокруг талии, завернув его колбасой, на манер саронга, и закрепив в районе спины. Каждый проследил, чтобы и у него и у товарища катека из фигового листочка оставалась на виду.
- Забавно! – улыбнулся  Андрей и  защелкал фотоаппаратом. – Знаешь, Миша, хорошая реклама получится для твоих отопительных котлов: «Где «Родина» - там всегда тепло!»
- Да иди ты… - расхохотался Михаил уже во всё горло, но попросил, - Ты всё-таки их сними. Я хотя бы сотрудников порадую.
- Да снимаю, снимаю! – успокоил его Петрович, стараясь не думать о том, что буквально через час они попрощаются с этим племенем уже навсегда. Вряд ли получится отыскать в джунглях именно эту деревню, даже если вернуться сюда через год. Ни названия, ни точных координат у неё нет и быть не может.
Еще больше Андрей беспокоился об Инне и Море, точнее, о том, в каком положении они окажутся, когда в урочный час не встретят своих друзей в аэропорту Джаяпуры.
«Нет, Инка никогда в жизни без нас не улетит ни в Джакарту, ни в Москву. Останется в столице Папуасии. Только, что она там будет делать без связи с нами и без денег? С ума же сойдёт…», - бормотал Петрович, делая последние кадры.
Но, как это ни странно, подобные размышления путешественника не только тревожили, но и как-то томительно грели сердце…

Когда друзья ушли из деревни был уже почти полдень.
Аня всё-таки удовлетворила любопытство и вдоволь «нагостилась» в двух больших папуасских домах, возвышающихся над землей. Её удивило всё: и глиняный пол, который наподобие круглого «нашлёпка» был сделан на решетчатых, шатающихся ветках и служил местом разведения костра и приготовления пищи, и запас пальмового «лыка», из которого женщины безотлагательно сели плести свои юбки и мешки, так, словно племя никогда и не покидало деревню. Всё было забавно, интересно, познавательно и, конечно, вызывало огромное уважение. Ибо только в эти минуты, пожалуй, девушка до конца осознала, что короваи не «играют» в дикарей, а живут так десятилетиями, веками, даже тысячелетиями, отвоёвывая у дикой природы право на своё существование в непроходимых, жарких, влажных лесах наравне с другими представителями животного мира. «И после этого я буду роптать, если сломаю ноготь, или опоздаю на электричку?» - нахмурилась девушка, давая самой себе обещание удержать в памяти и в душе все те эмоции и чувства, которые её сейчас переполняли.

Провожать путешественников никто не пошел. Короваи, не сговариваясь, в одночасье покинули деревню, отойдя куда-то вглубь джунглей, чтобы не видеть «спины уходящего».
 Андрей знал об этой традиции.
 Может быть, оно и правильно. Недаром же, даже у нас в России существует поговорка «долгие проводы – долгие слёзы».
А вот Аня и Миша расстроились. Пришлось Исайе объяснить им основной постулат коровайской жизни: «Провожать, в понимании коровая, это преследовать. А преследовать можно только врага. Другу надо дать возможность уйти самому. И вернуться, если  захочет. Если ты провожаешь друга, то человек может посчитать, что ты хочешь убедиться в том, что он ушел достаточно далеко и обидеться на всю жизнь!».

Потянулись выматывающие километры пути.
Исайя всё увеличивал и увеличивал темп, словно всё еще рассчитывал на какое-то чудо. Портеры, которые сайгаками неслись за юрким папуасом, таща на себе увесистую поклажу, совсем выбились из сил. Наконец самый рослый из них громко и ругательно «гагакнул», и носильщики разом бросили весь груз на болотистую землю. Они плотным кольцом обступили Исайю и начали что-то темпераментно объяснять ему, размахивая руками и постепенно переходя на крик. Наш проводник в долгу не оставался. Он подпрыгивал на месте, топал ногами, рычал и плевался, раздухарившись так, что казалось ещё чуть-чуть и из его искажённого злобой рта повалит дым и огонь.
- Блин, только скандала нам недоставало, - испуганно прошептала Аня, с трудом переводя дыхание и на всякий случай отступая за спины Михаила и Андрея.
- «Мы не сделали скандала, нам вождя не доставало», - процитировал Петрович Высоцкого и тут же себя поправил, - В нашем случае с вождём полный порядок….
- Исайя, подойди к нам! – пытаясь перекричать свару, заорал Миша. – Что происходит?
- Эти глупые папуасы говорят, что я сбился с пути! – возмутился Исайя.
- А ты сбился?
- Если и сбился, то это не их собачье дело!
- Подожди! Так ты сбился, или нет?
- Откуда я знаю? – вздохнул Исайя и с тревогой покосился на Андрея. – Скажи, друг, я очень виноват, да?
- Нормально всё, - с трудом произнёс Петрович и почти повалился на землю. – Выход всегда есть… Только… Только давайте чуть-чуть передохнём, ладно? Это даже не марафон и не средняя дистанция… Это спринтерский бег какой-то….
- Я принесу воды из ручья! – вызвалась Анюта. – Во-он там, кажется, виднеется ручей или речка.
- Не уходи никуда, - распорядился Миша, - Мы и так бредём по колено в болоте. Зачем нам ещё?
- Да. Но эта вода грязная. И тёплая. А в ручье будет хоть чуть-чуть прохладней, - упёрлась Анна.
- Миш, пусть сходит, - махнул рукой Андрей, - Только не позволяй ей отойти далеко….

Аня быстро вытащила из рюкзака пустую пластиковую бутылку и стремительно, словно и не устала совсем, побежала куда-то в сторону, туда, где по её мнению, заметила блеск чистой родниковой воды.
Через секунду друзья услышали её крик. Да что там крик – вопль!
Портеры, Исайя, Михаил и Андрей сорвались с места как по сигналу стартового пистолета.
- Найду живой, - убью! – пообещал Михаил, чувствуя как липкий страх за жизнь этой молодой девушки, почти ребёнка, подкатывает тугим комком к горлу, полностью перекрывая дыхание.
Аню они заметили уже через минуту.
Девушка стояла, прислонившись к стволу пальмы, абсолютно живая и даже на первый взгляд здоровая. Она улыбалась, хотя слёзы текли по щекам:
- Смотрите… - Аня махнула рукой.
- Что там? – спросил Исайя, подбегая первым, и вдруг заорал на весь лес, - Яйййа-хааа! Йййесс!

Буквально в десяти метрах от Анюты, скрытая густым переплетением лиан и прибрежного ивняка, лениво плескалась широченная река. Та самая река, до которой, по подсчетам Исайи, предстояло идти еще часов шесть….

Наверное, не стоит рассказывать о том, каким гоголем ходил спустя десять минут наш маленький папуасский друг. И мы только фыркали, глядя как он порыкивает на понуривших головы портеров, тыча в грудь себя то указательным пальцем, а то кулаком и явно демонстрируя таким поведением всё величие собственной персоны и всю ничтожность любых к нему претензий.
Однако ошибка Исайи породила другую проблему.
Мы вышли к реке совсем не в том месте, где нас ждала лодка. Скорее всего (и мы все на это надеялись) наше плавсредство ожидало нас на несколько километров выше по течению. И если утром все молились о том, чтобы лодочник не уплыл без нас, чтобы он нарушил неписанное правило и задержался, то теперь общее желание было прямо противоположным: нам очень хотелось, чтобы лодка отправилась в обратный путь строго в назначенное время, пускай и без нас. Тогда бы мы, сидя на берегу, могли заметить её приближение, подать сигнал и ещё успеть-таки к самолёту…
Был вариант пойти навстречу лодке. Однако, добравшись до относительно сухого берега и твёрдой почвы, разведя костёр и почувствовав, как же все смертельно устали, никто не рискнул высказать это предложение: ни мы, ни Исайя, ни портеры.
Потянулись долгие часы ожидания…
- Знаете, ребята, - усмехнулся Миша, - Вот все говорят, что самое поганое в жизни – ждать и догонять. За сегодняшний день я полностью убедился в справедливости этого выражения. Сначала мы догоняли, теперь ждём. И я даже не знаю, что из этого хуже.
- Догонять. Однозначно! – вынесла вердикт Анюта, покусывая травинку.
Час назад, когда все пообедали, а потом впервые за последние пять дней как следует помылись, вволю наплававшись в речке, Анна снова пришла к выводу о том, что в цивилизации есть своя прелесть. Ей снова захотелось сделать педикюр, сходить в хороший ресторан, «полистать» страничку в «Одноклассниках». Загадочное племя из каменного века, в которое она стремилась попасть (и попала-таки), осталось где-то далеко позади, в жарком пекле первичного леса, и уже казалось Анюте чем-то абсолютно нереальным…. Возможно, таким же нереальным, как приключения вымышленных героев из романов Дефо или Жюля Верна. Зато вполне реальной была темная, коричневатая и маслянистая вода реки, совсем не похожая на ту прозрачно-синющую воду, которую Аня любила по сибирскому детству. Девушка вспомнила, как бывая у бабушки летом, они всей семьей (а то и деревней) уплывали за реку на сенокос. Старшие косили, а малышня собирала вдоль берега ягоды, или грибы. Ей тогда доставляло неустанное, бесконечное удовольствие бывать на реке, заглядывать в её жуткую, заманчивую глубину, в страшные глазюки омутов. Нравилось, испытывая одновременные восторг и ужас, сталкивать с подружками лодку и грести от берега, всё дальше и дальше, взлетая и проваливаясь в волнах, а затем, удачно вернувшись, считать себя победителем и думать, что все страхи жизни ты уже преодолела….

Лодка появилась в тот момент, когда облачное небо стало багрово-розовым.
Исайя издал ещё один победный вопль, который тут же продублировал капитан длинноносой посудины: что ни говори, а неприятности старому лодочнику не были нужны. И он уплывал с места планируемой встречи без пассажиров, один с тяжёлым камнем на душе…
Еще через пять минут все уже дремали на дне лодке, прислонившись друг к другу. Бодрствовал только Петрович, высматривая вместе с лодочником в сгущающихся сумерках самое высокое и безопасное для ночлега место. На носу лодки тускло и неровно горел керосиновый фонарь. Лодочник стоял, широко расставив ноги, и терпеливо вглядывался в проплывающие берега, изредка бесшумно поправляя движение лодки длинным веслом. Река устало и глухо сносила их вниз, к Декаю. В тяжёлом шоколадном цвете воды слабо поблёскивали опавшие глянцевые листья фикусов и посохшие челноки-рулончики пальм. Лопались и меркли пузырьки. Изредка где-нибудь посреди реки невесть с чего возникала и долго держалась на одном месте длинная полоса зыби, мерцающая непонятным волнением, которая затем так же неожиданно, как и появлялась, исчезала. Было сыро и почему-то зябко, словно дождь, которого ждали весь день, всё-таки прошёл. Фонарь поддразнивал мифическим теплом, и было как-то тревожно-сладостно, неописуемо и необыкновенно легко на душе от проплывающих в строгом молчании склонённых с берега кустов, от таинственных всплесков, возникающих то здесь, то там, от дальнего крика ночной экзотической птицы, от осознания того, что ты летишь этой ночью по воле волн… вперёд…. назад… возвращаясь в собственное будущее из прошлого всего человечества.