Встречи не будет...

                Ю.М.

Встречи не будет, подружка моя.
Выйдешь ли в поле, которое я
вряд ли увижу, увидишь ли сны,
в коих не место мне будет (вины
в чём за тобою признать не могу,
ибо иголку, кем был я, в стогу
памяти вряд ли сумеешь сыскать);
словом, когда ты опять и опять,
в мыслях своих от меня далека,
как от сожжённой бумаги строка,
будешь в мечтах предаваться судьбе—
где бы я ни был и чтобы себе
сам не пророчил (да впрочем, и что?),
свидеться нам не придётся, зато
 каждый из нас сохранит в чистоте
то, чем мы были друг другу и те
наши мгновенья, которые суть
опыт стяжанья того, что задуть
не удалось, но оставлено тлеть,
что возгорелось вне нас (умереть
может ли то, что разбужено жить?)—
будем же помнить и будем любить
сны, проведённые вместе, пускай
вовсе их не было, пусть через край
прошлое льётся забвеньем, спустя
время разлуки пустой, и хотя
фокусник-время—бесчестный факир,
я—сумасшедший, теряющий мир,
слава Создателю, чай заварив,
в силах сказать ему: я ещё жив.
Всё ещё жив. Всё живу. Иногда
взгляд застывает, как ночью вода
в тихом пруду, но в отличье от той,
даже во сне не встречая покой,
что и понятно, поскольку теперь
в перечне памяти список потерь
будет расти, удлиняясь, отнюдь
не сокращая оставшийся путь,
не оставляя в душе уголка
(как бы она не была глубока!),
где б тебя не было, где ты как свет
с той стороны, где кончается след.
Веки сомкни, и из этой страны
хлынут в глаза заповедные сны
тайной ватагой, армадой, венцом
бешеной страсти, иначе—концом.

Лучше не спать, но смотреть в зеркала,
сказку придумать про то, как ждала
девица принца, как лента вилась,
как она принца того дождалась,
или про то, как один червячок
таки попался на некий крючок,
как говорится, пропал не за грош,
впрочем, теперь уже не разберёшь.
Не отличишь в темноте пустоты
от одиночества, коим не ты,
да и не я не пресыщены, врозь
дань отдавая всему, что сбылось,
что не сбылось, но само проросло,
что от разлуки, увы, не спасло,
и, как не скажет с улыбкой мертвец,
тут-то и сказки приходит конец.

Не пропоёт за окном петушок.
Не позовёт за собою рожок.
Но от бесчувствия сердца в груди
сам себе скажешь: пора, уходи.
Полно кружиться лисою в лесу
воспоминаний, лакая росу
нежности, жалости, ласки, всего,
что в неизбежности будет мертво.
Окаменев, не остынут следы,
но как в пустыне не сыщешь воды,
так не найдёшь их и так не войдёшь
дважды в одну безнадежность, а всё ж
хочется верить в конце сентября:
коли увяз коготок, то не зря
птичка пропала, как знаешь сама
от не сошедших в июле с ума.

Что напоследок успею сказать?
Мне, для тебя не сумевшему стать…
радость, тебе не сумевшему быть…
всех-то и дел: этот вечер избыть,
всех-то забот: беспокойной рукой
точку поставить, и вслед за строкой
стать неподвластным для всяких времён,
не сочетающих наших имён.
Значит, пора возвращаться. Туда,
где ожидает меня череда
тихих теней, в коих, странно сказать,
не доведётся тебя опознать.

Значит, пора. Под рукой, за окном
вертится воздух бездомным щенком,
воздух вращается, чистый от крыл.
Значит, туда. До свиданья. Жил-был.
С Богом, любимая. Вечер не век.
Так уж устроен мир: человек,
в нём побывав, направляет свой взгляд
в прошлое, ибо дорога назад
стоит т ого, чтоб однажды уснув,
в путь устремиться, светильник задув,
за полночь, где остывает чай,
что означает: прощай.

                1992г.