Моё детское счастье

 (Автобиографический рассказ)
               
      Папы уже давно нет. Я давно не маленькая девочка. Но этот случай из детства навсегда отпечатался в моей памяти, как момент настоящего счастья.
   
      Мне было лет пять-шесть. Я с родителями, двумя сёстрами и братом жила в маленькой сибирской деревушке, расположенной на берегу Оби, где заливные луга и река шириной около трёх километров. Школы у нас не было. Поэтому дети младших классов ездили учиться в дальний посёлок Кормужиханка за пятнадцать км. Там была школа 8-летка и интернат, а в райцентр - десятилетка.

   Однажды поздней осенью родители поехали в Кормужиханку, проведать моих старших брата и сестёр. По-моему, чтобы отвезти им зимнюю одежду, потому что потом надо было бы ждать, пока река встанет. Взяли и меня с собой. Не помню уж, почему взяли в эту непростую поездку. Может просилась сама или оставить было не с кем. Поехали на моторной шлюпке. По-другому было просто не добраться. Туда доехали  быстро и засветло. Потом долго шли до посёлка через редкую тайгу по тротуарам из маленьких чурочек и прогибающихся под нашей тяжестью, скрипящих  досок.  Попроведали сестёр и брата, отдали им какие-то гостинцы. Помню длинные тёмные интернатовские коридоры, крашенные до половины высоты стены краской ядовито-зелёного цвета и в комнатах заправленные одинаковыми покрывалами железные кровати... вымпелы, плакаты на стенах... Я всё это разглядывала с некоторой опаской и удивлением, потому что вскоре и мне предстояло пойти в школу и жить в этом интернате.

   Потом обратный путь на берег к шлюпке и путь домой. Плыть надо было часа два. Уже темнело. По реке шла шуга - редкие белые льдины и снежная каша. Снег толстым слоем  лежал по берегам. Мы плыли медленно, огибая крупные льдины. И всё было бы хорошо, но неожиданно зафыркал мотор и через секунд пять сиротливо заглох. Отец попытался несколько раз завести мотор, наматывая на него верёвочку и с силой дёргая её. Но мотор только фыркал и не заводился. Наступила тишина, в которой стало слышно, как шлюпку царапают проплывающие льдины. Нас быстро относило по течению. Течение на Оби очень сильное. Отец сел на вёсла и стал грести к берегу. Минут через десять мы с трудом пробились через прибрежные льдины и причалили  на пустынный песчанный остров, что находился посередине Оби. На нём ничего не было, кроме редкого тальника. Отец остался ремонтировать мотор, а нам  с мамой сказал идти вдоль берега на другой конец острова, напротив которого была наша деревня. А оттуда он нас заберёт, когда починит мотор. Почему они с матерью решили разделиться - я не знаю. Наверное, чтобы мы двигались и, таким образом, согревались. Мы пошли по берегу, где снег был не так глубок. Я всё оглядывалась на отца и обеспокоенно спрашивала маму:
- А папа? Он здесь один будет?
Мама ничего на это не отвечала, лишь взяла меня за руку и мы пошли. Идти надо было километров семь-девять. Но на пути нам всё время попадались мелкие овраги, разрезавшие берег. На дне оврагов была вода неизвестно какой глубины и нам, чтобы не промочить ноги, приходилась обходить овраги. Для этого мы долго шли вдоль его края, пытаясь найти конец оврага или какое-то награмождение из  упавших деревьев. Снега там было больше, чем на берегу и мы проваливались по колено, а я - и по пояс, отчего очень замерзла. Бурки мои постепенно набрались снегом, ноги окоченели и я ими еле передвигала, рукавички промокли и покрылись прилипшими сосульками, в рукавах образовались снежные пробки, которые мама безуспешно пыталась вытряхивать...

     Мы шли уже часа три, но мне казалось, что это длится вечность... Стало совершенно темно и очень страшно. Идти приходилось наощупь и мне казалось, что в следующее мгновение я упаду в овраг с ледяной водой и мама меня не сможет найти и вытащить. И что мы обе замёрзнем на этом острове. Я вцеплялаль в мамину руку и напряжённо вглядывалась в темноту под ногами. Морозец окреп. Начался ветер, бросавший в лицо колючий снег. Пальцы ломило от холода. Я садилась на корточки, прячась от порывов холодного ветра, потом опускалась на коленки, пытаясь хоть чуточку согреться и отдохнуть. Но мама меня поднимала и спокойно,  ласково говорила:
- Ларисок, вставай...  нельзя сидеть, а то замёрзнешь...пойдём, доченька... уже скоро... ещё немного...
Этот спокойный уверенный голос поднимал меня и я, уже не чувствуя от холода пальцев рук и ног, шла и шла дальше, шмыгая носом и размазывая по щекам непослушные слёзы... Мама тревожно поглядывала в сторону Оби и что-то говорила тихонько сама с собой. Разбирая только обрывки слов, я понимала, что она как бы разговаривает с отцом, пытаясь найти причины его такого долгого молчания. Нам приходилось вновь и вновь уходить от берега вглубь острова и мы обе боялись, что не услышим криков отца, зовущего нас. Так и получалось.
   И вот в какой-то момент, между завываниями ветра, я вдруг услышала слабые обрывки чего-то похожего на крик:
- ааа...иии...ааа!
Это кричал отец! Он кричал "Галина", а ветер бесжалостно рвал слова и уносил их от нас. Но я узнала его голос...  его... папкин! Я бросилась к маме, радостно дёргая её за пальто и прохрипела замёршими непослушными губами:
- Паапа! Маам, это паапа! Пааапа нас зовёт!
И, уже не оборачиваясь,  побежала в направлении услышанного крика. Ничего не видя перед собой, спотыкаясь и падая в снег лицом, мокрым от слёз, я бежала к отцу и кричала из последних силёнок:
- Пааапа...  паап...  мы здеесь! Пааапа, не уезжай! Паапочка... мииленькииий!..

... помню сильно обледеневшую шлюпку, запах бензина, папин голос, его сильные руки...  и необъятное детское счастье, что мы снова вместе...

2013, Ларисса Майбер