Обнимая небо

     Рубцову  Петру  Сергеевичу
     командиру  полка  "Нормандия -
     Неман"  в  1970 - 1971  г.г.

Мальчиком  поры   послевоенной
О  своих  полётах  он  мечтал,
Знал,  что  без  любви  ко  всей  Вселенной
Не  куют  в  характере  кристалл.

Самарканд,  Уфа  и  Толмачёво -
Это  вехи  тех  далёких  лет,
Армавир  же  послужил  основой
Всех  больших  заоблачных   побед.

Он  сроднился  в  небе  со  штурвалом,
Встав  в  ряды  Защитников  страны,
В  каждом  деле,  и  в  большом,  и  в  малом -
Не  терпел  малейшей  слабины.

Много  показательных  полётов
Накопилось  в  лётном  багаже,
Бочки,  пируэты,  развороты,
"Мёртвая  петля"  на  вираже,

Близится  земля  глиссадой  плавной, -
От  себя  штурвал  чуть - чуть  вперёд,
На  себя  -  и  "МИГ"  послушный,  славный
Рвётся  ввысь,  на  вертикальный  взлёт!

Облака  пронзая  вольной  птицей,
Небу  гимн  мотор  опять  поёт,
На  прощанье  с  гордостью  садится,
На  "отлично"  выполнив  полёт.

Восемь  лет  летал  в  немецком  небе,
И  росло  уменье  с  каждым  днём,
На   аэродромах,  где  бы  не  был,
Пульс  России  чувствовал  во  всём.

Ярким  днём - двенадцатым  апреля,
Он  в  кабине  ждал   команду  "взлёт",
День - среда,  обычный  день  недели,
Но  гигантский  шаг  страны  вперёд.

Юрий  Землю  с  высоты  увидел,
Пронизав  космическую  тьму,
Но  не  знал  Рубцов,  в  кабине  сидя,
Как   тот  день  запомнится  ему.

Два  дублёра  Юре  подставляли
Два  надёжных  дружеских  плеча,
Чтоб  дорогу  в  солнечные  дали
Начинать   с  пилотного  ключа.

Первым  был  Титов,  вторым - Нелюбов,
Все  готовы  выполнить  приказ,
И,  выпускники  аэроклубов,
Каждый  был  в  полётах  лётчик - ас.

Так  и  жили  вместе  в  "коммуналке",
С  думами  на  будущий  успех,
Тренировки  в  небе  для  закалки
Перед  стартом  изнуряли  всех.

Позже  мир  рукоплескал  Титову,
Николаев  в  космос  полетел,
С  ним  летал  Попович  в  связке  новой,
А  Нелюбов  -  отстранён  от  дел.

Это  был  итог  "головомойки":
На  вокзале  грянул  "гром  с  небес",
Баба - дура  от  буфетной  стойки
На  карьеру  наложила  "крест".

И  переведён  он  был  в  Приморье,
В  спарке  с  ним  летал  комэск  Рубцов,
Но  судьба  жестокой  стала  вскоре
К  одному  из  лучших  храбрецов.

А  Рубцов  боготворил  работу,
Личным  другом  стал  ему  штурвал,
Не  ходил  он  в  небо  по  расчёту,
На  свою  работу  он …   летал.

Только  небо  разум  окрыляет,
Облака  идут  к  лицу  тому,
Кто  на  небе  крылья  обретает,
Позабыв  земную  кутерьму.

Облака,  медовые,  как  соты,
Брызги  радуг  сыплются  с  киля,
Каждый  раз  небесные  высоты
Всё  же  начинаются  с  нуля.

Лётчик  сам  пристёгивает  крылья,
Чище  мир  сквозь  линзу  фонаря,
И  рождён  он  строем  эскадрильи,
И  рождён  он  каждый  раз  не  зря.

Над  дождями  светлые  долины,
Только  их  на  карте  не  сыскать,
Лётчик  видит  прямо  из  кабины
Мирозданья  вечную  печать.

Большинство  его  воспоминаний
Характерны  выдержкой  людской,
Катапульта - это  испытанье
Силы,  воли,  доблести  мужской.

Сидорович  полетал  немало,
Но  однажды  был  сильнейший  шок:
"Захлебнулся"  двигатель  устало,
Высоты  большой  набрать  не  мог.

Лётчик  за  секунду,  хладнокровно,
Ручку  под  сиденьем  отыскал,
Это  было   трудно,  безусловно, -
Он  одной  рукой  держал  штурвал.

Парашют  раскрылся  с  приземленьем,
Лётчик  чудом  сам  остался  жив, 
Случай  стал  предметом  обсужденья,
Очень  многим  жизни  сохранив.

Случай  с  Арчибасовым  напомнил,
"Высший"  пилотаж - не  для  зевак,
Есть  мгновенья,  будто  вспышки  молний,
Силу  воли  надо  сжать  в  кулак.

"Штатный"  взлёт,  и  двигатель  послушен,
А   в  заданье - "мёртвая  петля",
В  верхней  точке  двигатель  приглушен,
И  совсем  не  "слушает"  руля.

Темпы  перегрузки  при  подъёме
Лётчик  скрупулёзно  не  учёл,
В  этом  положенье  риск  огромен,
И  с  заданьем  может  быть  "прокол".

Налицо  просчёты  в  управленье, -
Носом  кверху  самолёт  завис,
В  "штопорном"  подобном  положенье
Он  через  мгновенье  рухнет  вниз.

Лётчик  был,  конечно,  в  напряженье,
"Командир,  как  нам  подняться   ввысь?"
Видно,  не  рискнул  принять  решенье,
А  Рубцов  сказал:  "Не  шевелись!"

Самолёт  стал  плавно  опускаться,
Снова  скорость   нужную  набрал,
Очень  важно  было  не  вмешаться,
Чтоб  не  вызвать  осложнений  шквал.

Катапульта  здесь - для  слабонервных,
Он,  как  заместитель  комполка,
Был  бы  в  части  опозорен  первый,
Из - за  небольшого  "пустяка".

Преклоняясь  перед  волей  птичьей,
Он  хранил  в  себе  её  черты:
Крылья  у  орла  не  для  добычи,
А  для  страсти  вечной  высоты.

Он  на  небе  вышивал  узоры,
Побеждая  дождь,  грозу,  туман,
Уступал  ему  свои  просторы
Благосклонный  "пятый"  океан.

И  среди  воздушных  капитанов
Называл  кумира  всякий  раз,
Это - Пётр  Семёнович  Кирсанов,
Сплав  таланта,  лётчик  - "высший  класс".

Он  поставил  новые  задачи -
Освоенье  трассы  ледяной,
Эта  подготовка  много  значит
В  зоне  той,  где  лёд  стоит  стеной.

Было  и  ракетных  стрельб  немало,
По  воздушным  целям  вдалеке,
И  приказы  сердце  отдавало
Твёрдой,   не  стареющей  руке.

За  свои  заслуги  в  лётном  деле
В  тридцать  семь  он - командир  полка,
Покорялись  заданные  цели,
Вместе  с  мудрой  проседью  виска.

А  потом  его   Египет  встретил,
С  южным  небом  он  нашёл  родство,
В  сонме  африканских  лихолетий
Сам  Мубарак  принимал  его.

Тосковал  он  по  краям  зелёным,
Что  в  Приморье  вдохновляли  взгляд,
По  родным  могучим  русским  клёнам,
Что  в  душе  раскидисто  стоят.

Помнил,  как  спешил  он  на  работу,
К  горизонту  обращая  взор,
И  как  глаз  ласкала  позолота,
Посмотревшись  в  зеркало  озёр.

Время  шло,  и  ветер  суховея
Перестал  дышать  ему  в  лицо,
А  взамен - венгерские  аллеи
Дарят  вновь  зелёное  кольцо.

А  потом - Карпаты,  Украина,
Штаб  и  служба  в  кадрах  много  лет,
И  уже  гражданская  былина
На  характер  проливает  свет.

Годы  пролетают  птичьей  стаей,
Подготовив  яркий  пьедестал,
Хоть  теперь  на " МИГах"  не  летает,
Лётчиком  же  быть …   не  перестал!

Учит  он  смышлённых  некрылатых
Стать  крылатым,  небо  полюбив,
Верным  быть  мечте,  как  сам  когда - то,
Ощущая  зрелости  прилив.

Сам  же  он  в  свою  мечту  уходит,
Где  под  ним  трепещут  времена,
Где,  качаясь  в  золотом  восходе,
Асы  в  небе  пишут  имена.

В  те  края,  где  солнце  плещет  струи,
Чтоб  рассветы  над  землёй  вершить,
Там,  где  кони  нежатся  без  збруи,
Чтоб  свободно  с  росами  дружить.

Чтобы,  растворясь  в  объятьях  неба,
Воздух  наполнялся  красотой,
Чтоб  пьянил  пшеничный  запах  хлеба,
И  лелеял  розовый  настой.

Победитель  голубой  стихии,
Два  её  заслуженных  крыла,
Часть  себя  отдал  своей  России,
А  она  всё  небо  отдала.

От  людей  он  не  таит  секрета,
Как  пленит  заоблачная  высь,
Видит  он  в  своём  строю  поэта,
Так  что,  Моисеев, - становись!