Игорь Ильинский

Как же сегодня писать об Игоре Ильинском—киноактере? Зрители видели его во множестве ролей. И на сцене и на экране. И на эстраде. Вышло немало книг о его творчестве. А недавно огромный труд самого И. В. Ильинского о себе. Кажется, там все написано. Что же можно еще?

Но именно обилие литературы о творческом пути этого замечательного советского актера, возможно, и облегчает мой труд: значит, можно не повторять биографию, не перечислять все роли, многие из которых получили жесткую самокритическую оценку самого актера. Но разговор о творчестве Игоря Ильинского в кино, мне думается, не закончен, как и его многогранный путь киноактера.

Особенности Ильинского как комического актера свидетельствуют об огромной, я бы сказал, дотошной его наблюдательности. Жизнерадостность, увлечение с детства спортом помогли ему заметить и запечатлеть в памяти неловкость, проявление слабости, трусости у некоторых людей. А заметив, сначала передразнить, затем изобразить. Эти блестящие способности наблюдать и подражать, проявившиеся у Ильинского еще в детстве, под руководством опытных педагогов в студни В. Ф. Комиссаржевской и в театре В. Э. Мейерхольда были развиты и оснащены изучением опыта мирового театра.

Ильинский сыграл множество ролей, причем самых разнообразных, меняя не только амплуа и жанры, но и театры. Жадность к жизни, стремление создать как можно больше образов, научиться всему, что таит в себе искусство актера, познать многообразие жизни — вот что заставляло его скитаться по театрам. Ильинский — один из тех актеров, которым дает радость сам процесс игры. Он универсальный актер, с большой физической тренированностью, богатой мимикой, актер, который может сыграть какую угодно роль. Но не все роли его привлекали. Романтические вздохи первых любовников, заламыванне рук и закатывание глаз страдающими героями вызывали у жизнерадостного, психически здорового Ильинского лишь желание спародировать подобные приемы игры. Стремление В. Э. Мейерхольда в те годы к восстановлению традиций народного, площадного театра, возвращению на сцену актера-импровизатора, владеющего всем арсеналом народного балагана, совпало с желаниями Ильинского.

Его оптимизм не находил выхода. Ильинский радовался, идя на сцену, желая, чтобы при виде его радовались и зрители. «Радость становится той средой, без которой не может жить актер, даже тогда, когда ему приходится умирать на сцене». Эти слова В. Э. Мейерхольда прекрасно выражают особенности актерского искусства Ильинского. В этом театре артист переиграл немало ролей: Брюно в «Великодушном рогоносце». Мистера Твифта в «Тресте Д. Е.», Аркашки в «Лесе», Присыпкина в «Клопе», Расплюева в «Свадьбе Кречинского», жениха в «Предложении», матроса в «Последнем решительном» и т. д. Я видел все эти спектакли и могу свидетельствовать, что Ильинский быстро научился «выйти на сцену и по-театральному уметь зажить на сцене: поклониться нищенским колпачком, будто это головной убор, осыпанный жемчугами; дырявый плащ набросить жестом гидальго; стучать рукой в дырявый бубен, не затем, чтобы пошутить, а чтобы взмахом руки выдать блеск своей изощренности, и так это проделать, что забудет зритель об отсутствии на бубне бычьего пузыря».

В театре Мейерхольда он овладел искусством пантомимы. Научился играть в паузах, передавать на сцене с помощью мимики и жестов значительно больше, чем написано в тексте, обращаться свободно в любой сценической атмосфере с реальными вещами, как с лучшими друзьями. Так Аркашка-Ильинский в «Лесе» не расставался с чайником, сжился с удочкой и искусно «ловил рыбу».

После успеха в этой роли Ильинский и пришел в кино. Он не мог не прийти в кино. Ибо какое другое искусство дает такие возможности пантомимы, игры с вещами, как кино! Тем более кино того времени — немое.

Первая роль — в фильме режиссера Я.Протазанова «Аэлита». Среди картонной помпезности этой постановки бродили два скромных человека, до странности похожие на живых людей. Это были солдат — артист Баталов и сыщик Кравцов — Игорь Ильинский. Среди разных сыщиков, показанных на экране в те годы, это был, если можно так сказать, сыщик-бюрократ, ограниченный обывательским мировоззрением, самодовольный и самовлюбленный.

Так было положено начало его работе с режиссером Протазановым и начало целой галерее подобных же типов, созданных Ильинским на экране. Потому что, стремясь использовать огромную популярность Ильинского, руководители кинофабрики «Межрабпом- Русь» решили продолжить этот успех и предлагали артисту играть людей, отождествлявшихся в то время с кличкой «совторгслужащий». Так возник помбух Самохин в «Папироснице от Моссельпрома», первый образ из серии мещан и обывателей, созданных на экране актером. Других предложений у Ильинского не было. Его убедили, что это самый нужный комедийный герой. Тут были и верные догадки.

В годы нэпа наиболее доходные кинотеатры в городах заполняли в основном нэпманы и городские обыватели. И поэтому показ на экране помбуха Самохина как страдающего героя вызывал у них отклик. Ни литература, ни театр того времени такого типа не выводили.

Но успех к Ильинскому пришел и потому, что он умел своих незадачливых и глуповатых героев наполнить и живыми проявлениями чувств, показать их смешными неудачниками, иначе говоря, несколько похожими на ущербного, обиженного человека, на героя зарубежных фильмов, которому уже привык сочувствовать и наш зритель. А благодаря изобретательности некоторых режиссеров (Протазанов в «Закройщике из Торжка», Барнет в «Мисс Менд») картины наполнялись и жизненными наблюдениями.

Помбух завоевал успех. И стал героем многих картин. Хотя имена и менялись в фильмах, но тип оставался тот же («Закройщик из Торжка», «Мисс Менд», «Чашка чая», «Поцелуй Мэри», «Кукла с миллионами», «Механический предатель» и т. д.). Этот тип обывателя был жалок и смешон. Но актер любил своих героев и, несмотря ни на что, изображал их симпатичными. Он не мог еще в то время найти краски для сатиры, для их разоблачения, он сделал это значительно позднее.

Ильинскому легко далась популярность, но расплачивался он за нее тяжело. В кино в те годы господствовала теория «типажа». Ильинского привыкли видеть обывателем и не хотели видеть в нем никого другого. Но этот тип, естественно, не мог долго главенствовать в фильмах и на экране. Усилия передовых кинематографистов того времени были направлены на другое. Эйзенштейн, Пудовкин, Козинцев и Трауберг, Довженко создавали картины на социальные и революционные темы, воспевали героику революции. А комедии, в которых снимался Ильинский, стояли в стороне от основной линии развития советской кинематографии. И ни один передовой режиссер с Ильинским не работал, предоставляя ему искать пути советской комедии самостоятельно.

Я. Л. Протазанов, раньше других понявший бесплодность продолжения линии обывателя, пригласил Ильинского для участия в памфлетах «Процесс о трех миллионах» и «Праздник святого Йоргена». Отвергнутый обществом люмпен-пролетарий, бродяга Тапиока, которому природная смекалка помогает перехитрить крупных дельцов-буржуа, вернул Ильинскому симпатии зрителя. Но попытка перенести тот же тип в наши советские условия в фильме «Когда пробуждаются мертвые» не принесла успеха. Пробудить мертвых нельзя. Наше общество жило по иным законам. И то, что годилось для обличения жизни капиталистического Запада, выглядело фальшиво при механическом перенесении в нашу жизнь.

Ильинский мучительно переживал изоляцию от основной линии развития советского киноискусства, подолгу не снимался, искал иные роли. Пробовал даже сам (совместно с X. Шмайном) поставить сценарий Ильфа и Петрова «Однажды летом». Картина не получилась, но большой интерес представляла игра Ильинского в двух ролях — профессора Сен-Вербуда и молодого автомобилиста Телескопа. Хотя сценарий и не давал оснований для создания полнокровного образа молодого героя, знаменательно само обращение Ильинского к этой роли. И в отдельных эпизодах ему удалось создать такой образ. К сожалению, больше никогда не довелось актеру испробовать себя в роли подобного молодого героя.

Виной этому и бытовавшее (и еше бытующее!) неправильное представление о том, что герой комедии всегда глуп. Еще бы! Ведь он должен быть или смешон, или резонер! И верно, герой комедии всегда человек, несколько необычно воспринимающий действительность, обладает некоторыми отличительными странностями. Но странности странностям рознь. Главное средство комедии — гиперболизация. А можно ведь гиперболизировать и прекрасные черты, проявляемые иногда невпопад, или просто не понимаемые людьми более отсталыми, или черствыми, или ограниченными и т. д. Они могут вызвать комедийное несоответствие между стремлениями и следствиями, поступками и результатами. Конечно, герой комедии должен быть смешон. Но почему им не может быть человек остроумный, находящий из каждого положения необычный выход?

Или прослывший неудачником, застенчивым и смешным, а на самом деле обладающий благородством, храбростью, но из скромности их не проявляющий, вернее, проявляющий только в решительный момент? И то, что он неожиданно для окружающих проявляет героизм, вызовет смех, а если он еще запоздает в этом на пять минут или, наоборот, опередит, — то смех будет еще сильнее. Герой, проявляющий от избытка чувств свои высокие качества чрезмерно, — тоже вызовет смех.

Ильинский как актер — блестящий исполнитель ролей положительных героев. Он может играть прекрасных застенчивых людей, неожиданно становящихся решительными. Он может тонко передать их нерешительность в проявлении благородных чувств. Потому что он великолепно передает непосредственность и непринужденность поведения человека в самых невероятных обстоятельствах.

Но — увы! — мог, а не передал. Не было и нет таких фильмов. Их не снимали. Лишь недавно, в водевиле «Безумный день», Ильинский, играя снабженца Зайцева, чуть прикоснулся к подобному характеру, который мог вырасти в интереснейший образ, если бы режиссура не увяла к середине фильма, не найдя пафоса обличения Зайцевым бюрократов, сведя на нет его «общественный интерес» — ради детей, для яслей, броситься в этот ад дома однодневного отдыха. Режиссер не понял пафоса гражданина у Зайцева, проявляемого им в борьбе за маленькое, порученное ему дело, — и потому возможности подобного характера остались за экраном. И всегда упреком кинематографистам останутся несыгранные роли Ильинского, то, что этого великолепного актера не привлекли для воспевания добра, ограничившись его услугами для разоблачения зла. Слов нет — и вторая задача огромна. Но думается, что Ильинскому под силу было поднять обе. Лишь в маленьком эпизоде в «Гусарской балладе» кино позволило комику сыграть полководца Кутузова. И на экране предстал своеобразный, решенный в жанре всего фильма Кутузов. Умный, с прищуром глаз, гневный и ироничный. Пожалуй, и здесь юмор Кутузова, подсмеивающегося над самим собой, лучше всего сыгран Ильинским. Но ведь роль и не давала иных возможностей. А жаль — актер показал умение мыслить на экране. А парадоксальность мышления Кутузова, его народную мудрость, возможно, именно Ильинский мог бы раскрыть сильнее всего, буде ему дана роль, а не один небольшой эпизод. Кутузов, лукавя, представлялся простоватым, не понимающим, что ему говорят... Ильинский играет это недостаточно тонко. Поэтому на некоторых планах он действительно недогадлив, непонятлив... Как видно, мешает актеру инерция, привычка изображать ограниченных людей. И недостаточный контроль режиссера.

Но подлинный успех Игорю Ильинскому приносили во все годы его творчества сатирические роли. Перечислить их не стоит и пытаться. Однако я не могу не вспомнить, как Ильинский играл в театре Хлестакова. Хлестаков — хлыщ и пустой фанфарон. Его человеческий масштаб и не сравнить с городничим (которого тоже мастерски играет Ильинский). Но когда видишь Хлестакова в исполнении Игоря Ильинского, становится понятно, почему и как он — такая «фитюлька» — мог напугать весь город. Он резко не соответствует всему укладу их жизни, врывается в тишь и гладь спокойного паразитизма провинциального чиновничества, постоянно боящегося возможной расплаты. Актер заставляет верить во все самые эксцентричные поступки Хлестакова, потому что создает характер, для которого они органичны.

Невозможно перечислить все находки актера в сцене, когда он врет о жизни в Петербурге.

Ильинский изумительно играет в паузах не только роль, не только ее текст, а именно поведение человека в любой обстановке.

Когда-то писали про знаменитого русского актера В. Давыдова, что он ремарку «помолчав» играл минут десять и вызывал восторг у зрителей.

Ильинский гениально может играть подобные ремарки и паузы; он наполняет их блестяще разработанной игрой.

Эти свойства приобретены им не только в театре, но и в кинематографе, особенно немом, особенно в комических фильмах. Ведь именно в кинематографе актер должен не только играть написанный текст роли, но и знать, как будет вести себя персонаж в любой момент, в любом жизненном положении. Актеру кино надо уметь играть во всех случаях жизненного поведения персонажа, тонко убеждая зрителя в действительности его жизни на экране, где бы он ни был — в трамвае, в магазине, бежал или сидел, летал или плавал. Вспомните, как в «Безумном дне» Ильинский ведет себя во время пробегов по дому отдыха, как выразительны не только его лицо, но и постоянно болтающаяся сзади рука, своеобразны походка, жесты, мимика.

Сатирические персонажи Ильинского потому так убедительны, что он в них не рисует карикатуры на какую-то отдельную отрицательную черту, высмеиваемую в этом образе. Нет, он создает характер, для которого именно эти отрицательные черты — органичны. И поэтому образ приобретает своей выпуклостью особую разоблачительную силу. И хотя Ильинский не старается перевоплотиться до внешней неузнаваемости, всегда оставаясь Ильинским, он перевоплощается внутренне, создавая непосредственность и органичность проявления самых невероятных, нелепых поступков и реакций у своих персонажей.

В своих лучших сатирических ролях мещанина Присыпкииа в спектакле «Клоп» и бюрократа Бывалова в кинокомедии «Волга- Волга» Ильинский сам жестоко расправился с созданным им героем-обывателем первых немых комедий. В этих двух ролях он едкими сатирическими красками разоблачал людей, попавших к руководству из той среды, в которой раньше искал своих героев. Так закончили свое существование помощник бухгалтера Самохин и закройщик. Актер их убил смехом, показав их перспективу в наше время.

Бывалов стал нарицательным именем для бюрократов, маловеров, и других подобных им типов. Бывалов резко контрастирует с идиллической обстановкой городка Мелководска, с пейзанскими центральными персонажами — почтальоном Стрелкой и счетоводом. Бывалов — собирательный тип бюрократа — результат долгих жизненных наблюдений авторов фильма и исполнителя этой роли. Бываловым Ильинский рассчитывается со всеми своими прошлыми героями, вышедшими из мещанской среды, рассчитывается резко и беспощадно. Куда делись их симпатичность, душевность и наивность!

Остекленевшие глаза, одутловатые щеки, напыщенность ограниченного человека, самовлюбленность, попытка прикрыть невежество безапелляционностью суждений и легковесностью выводов — вот каков Бывалов. Особенность образа Бывалова в том, что это не просто «клоп», но клоп, пытающийся приспособиться. Он пытается присосаться к чужим успехам, он тоже хочет пролезть «контрабандой» в социализм, хотя и не верит в возможность его построения. Ильинский играет Бывалова очень жестко, без всякой попытки оправдания, без всяких поисков в нем смягчающих черт. Такая игра — самый суровый обвинительный акт. Краски гротеска, памфлета мастерски использованы актером. Несмотря на буфонность, такой Бывалов не только смешон, но и страшен.

Жизнь показала, как много зла смогли причинить подобные Бываловы. Но все же над ним зрители смеялись тогда и смеются теперь благодаря комедийному дарованию Ильинского, который сумел тонко передать детали поведения подобных типов, увиденные им в жизни, известные всем. Зрители смеются, чувствуя себя сильнее Бывалова, зная, как его разоблачить. В этом заслуга Ильинского.

А Бывалов не спокоен, хотя и самодоволен. Впрочем, еще более не спокоен Огурцов из фильма «Карнавальная ночь».

Я потому столь подробно пишу о Бывалове, а не об Огурцове, что это примерно тот же образ, тот же тип, и сыгран он Ильинским теми же выразительными средствами. И внешне они очень сходны. И внутренне. Но Огурцов не только Бывалов сегодня, но и нечто иное.

Огурцов в страхе. Он боится всего. Он чувствует, что жизнь движется, а куда — не понимает. Он еще механически бормочет, как заклинания, все старые спасительные слова и приказы. Но чувствует, что они не имеют прежней силы. Он пытается «руководить жизнью», но у него нет для этого сил и понимания. Он — «человек-ограничитель». И потому фигура глубоко несовременная. Вернее, противостоящая современности, новым демократическим преобразованиям, свободе творчества. Все, чего Огурцов не понимает, — он хочет остановить. А не понимает он нашу современную жизнь. И, естественно, остановить ее не может. И в этом стремлении остановить жизнь он не только смешон, но и страшен. Страшен схожестью приемов, повадок, с которыми еще приходится сталкиваться иногда в нашей жизни.

Этот сатирический образ обличает не прошлое, а проявление прошлого в настоящем, хотя и отмирающее, но не сдающееся без борьбы.

К сожалению, актер создал немного таких образов. Во времена, недавно ушедшие, не было возможностей для сатирического обличения. И актер молчал. Лишь в небольшой комедии «Званый ужин», перетерпевшей многочисленные переделки, Ильинский (вместе с режиссером Ф. Эрмлером) зло обличает бездушного бюрократа — продукт тех времен, той атмосферы. В этом маленьком фильме обличаются узость, эгоистичность мечтаний, запросов и потребностей людей подобного типа.

Но поставить точку пока не даст сам Игорь Владимирович Ильинский, большой советский актер, вечно ищущий, стремящийся своим высоким искусством служить народу, принести ему радость веселья, освобождения от зла. Точку не дадут поставить и наши киноработники. Сейчас уже есть новые сценарии для Игоря Ильинского, где авторы стремятся дать ему возможность проявить все стороны своего многогранного дарования. Точку не даст поставить и зритель, в сознании которого живут созданные актером образы.

Н. Кладо (статья из биографического альманаха «Актёры советского кино», выпуск второй, 1966 г.)

ФИЛЬМОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА
Игорь Владимирович Ильинский. Родился в 1901 г. в Москве. Окончил студию при театре В. Ф. Комиссаржевской.

Снимался в фильмах:
1. Аэлита (1924) — сыщик-любитель Кравцов.
2. Папиросница от Моссельпрома (1924) — помбух.
3. Закройщик из Торжка (1925) — Петя Петелькин.
4. Мисс Менд (1926) — Гопкинс.
5. Процесс о трех миллионах (1926) — вор Тапиока.
6. Когда пробуждаются мертвые (1926) — Никешка.
7. Чашка чая (1927) — обыватель.
8. Поцелуй Мери Пикфорд (1927) — Палкин.
9. Кукла с миллионами (1928) — Поль Колли.
10. Праздник святого Йоргена (1930) — Франц Шульц.
11. Механический предатель (1931) — Прут.
12. Однажды летом (1936) — Телескоп и профессор.
13. Волга-Волга (1938) — Бывалов.
14. Хирургия (1939) — Глеб Глебович.
15. Концерт фронту (1942).
16. Живи, родная Беларусь (1944) — Нестерка.
17. Волки и овцы (1952) — Мурзавецкий.
18. Горе от ума (1952) — Загорецкий.
19. На всякого мудреца довольно простоты (1952) — Крутицкий.
20. Баллада о столе (1956) — чтец.
21. Безумный день (1956) — Зайцев.
22. Карнавальная ночь (1956) — Огурцов.
23. Званый ужин (1962) — Петр Петрович.
24. Гусарская баллада (1962) — Кутузов.