Почившему другу и соратнику по перу...

Памяти Большого русского поэта Александра Николаевича Щуплова посвящается...


«Ах, московский январь! Молодая и свежая силища!
Что сейчас я увижу? Лошадку? Фонарь без огня?
Или галка вспорхнёт, как герой Николая Васильича –
в голубом сюртуке с рукавами чернее угля?

Или скрипнут над Яузой мостики, веком прогнутые,
иль Кропоткинский дворник развесит на ветре латынь,
и качнутся заборы, как трости, в сугробы воткнутые
с набалдашником каждая – медным, зелёным, златым.

Я в руках не сберёг ни одну из твоих белых ящериц.
Я от ветра пьянел. и командовал мною, как мог,
у зевнувших котят язычок неподвижный, струящийся
в алой пасти, атласом обложенный, как кошелёк.

Мы научены исстари не выступать против истины.
Кое-кто, может быть, и польстился на хлеб даровой.
Ну а Пушкин мотнёт головой с виноградными кистями,
кучерявый, как Вакх, виноградной мотнёт головой –

и качнётся земля, упрекнёт чернотой необкусанной,
и, рассыпавшись, солнце ресницы тебе опалит,
и по снегу таскаешься с нежной и сладкой обузою,
что в груди твоей ёрзает или, надувшись, скулит.

Как Летучий Голландец, трамвай по Сокольникам плавает.
Дует ялик по льду, отливая кормой золотой.
И бессмертны друзья и любимые наши. Но главное…
Главное –
кучерявый, как Вакх, виноградной мотнёт головой».

А. Щуплов

Он пришёл, как обычно, в пустую квартиру
отдохнуть от мирской суеты.
Дал консервов коту, выпил чашку кефира
и полил на балконе цветы.

Сесть на стул, из кармана достать лист бумаги
удалось наконец-то ему.
Строчки новых стихов, словно искры во мраке,
разгоняли кромешную тьму.

Он весь день простоял у души на воротах,
брал мячи, как заправский вратарь.
Мир от прозы он спас и успел даже что-то
сочинить про московский январь.