Острова

          Ганин встретился с Аллочкой на пятачке, у Владимирской. Стоял обычный  хмурый февральский день с его черным городским снегом и лужами на асфальте. Рядом, над суетливым людским потоком возвышалась бронзовая, кодированная под гранит фигура Достоевского. Великий писатель выглядел здесь усталым и  изможденным. Сцепив пальцы,  он мрачно смотрел куда-то  в сторону поверх голов бегущих пешеходов. Будто сам  понимал всю несуразность окружающего его  пространства с новорусским ремонтом Кузнечного переулка и Большой Московской и свою несоразмерность проему улицы. У этого памятника, как и исторического центра Петербурга, была одна трагическая судьба.
            Они, не теряя времени, заторопились по Загородному проспекту. Тротуары с этой стороны  были узкими, с крыш уже не просто капало, а текло. Им поминутно приходилось прижиматься друг к другу, обходя очередной поток. Получалась какая-то веселая игра взглядов и соприкосновений, которая нравилась им обоим. Теперь Ганин постоянно чувствовал ребром локоток Аллочки, от чего к нему приходило состояние уверенности. Нужно было поспеть к 17 часам к Юре Губерману, у которого сегодня проводился квартирник.
              Это было первое такое мероприятие в его жизни, и оно страшно влекло своей необычностью и экзотикой. Для непосвященных можно сказать, что квартирник  - это выступление музыкантов, поэтов, прозаиков – чтецов в домашней, непринужденной обстановке. На них совершенно стираются границы между выступающим и зрителем. Получается такой милый междусобойчик, где можно проверить себя, насколько ты интересен как человек, чего действительно стоит твое творчество. Если  раньше квартирники проводились вследствие политики запрета и невозможности выступить, то теперь это скорее неформальное общение среди близких тебе по духу.
             У Разъезжей они нырнули под арку, потом еще одну и, наконец, оказались в самом обычном питерском дворе – колодце. Убегающие вверх стены с обнаженной местами кирпичной кладкой,  рисунками граффити делали их похожими на большую географическую карту, по которой меридианами тянулись длинные хоботы водосточных труб. Где-то высоко серым осколком медленно проплывает петербургское небо.
               Теперь по лестнице с качающимися перилами пешком на пятый этаж. В подъезде почему-то стоит  запах квашеной капусты. Этот знакомый всем, стойкий петербуржский запах живет здесь не одно столетие. Скоро наверху хлопает дверь и в квадрате лестничных перил появляется круглая голова Юрки Губермана. Он будто парит над нами, не хватает только ангельских крыльев.
                Все это очень не обычно для Ганина. Он вел раньше достаточно уединенный образ жизни, далекий от всякой творческой тусовки.  Строчил простенькие стихи, прозу в Интернете.   Все больше для души. Точно так же занимался в свободное время живописью. Потом как-то совсем незаметно появились его публикации в журналах, вышла первая книга. Вместе с ними в его жизнь неожиданно ворвался новый яркий и очень пестрый,   неведомый мир.
                Литературные встречи с успешными авторами,  обсуждения, презентации книг с демонстрацией настоящего и призрачного чужого успеха уже не страшили и притягивали его как магнит. Вместе с этим, времени на собственное творчество у него оставалось все меньше. Он писал часто очень торопливо, мало работая над текстом, будто боялся куда-то опоздать. Ганин все чаще чувствовал себя бабочкой-однодневкой на последнем бреющем полете, но остановиться уже не мог.
                Его сегодняшняя спутница Алла, поэтесса достаточно известная в своих  литературных кругах. Она всегда чувствовала себя в этой жизни как рыба в воде. Алла тонкая, ироничная по складу ума, изящная по всем своим движениям и изгибам летающих мыслей. Она пишет только о любви и весь остальной мир ей кажется мало интересным.  Кстати, стихи у нее хорошие, глубоко цепляющие за душу.  Ганину самому иногда кажется, что во многом она бывает права. Алла здесь всегда и везде свой человек, всегда и все знает.
                - Все, наконец, забрались, - задыхаясь от быстрого подъема, сказала Аллочка, повиснув на его плече. – Ну и жесть...
                Вот она уже здоровается и целуется с круглоголовым Юркой и его подругой Таней. 
                - У нас не разуваются, - торжественно провозглашает Юрка для непосвященных новичков. Новичков, пожалуй, кроме Ганина здесь не было. Все больше проверенные временем друзья-поэты.
                Начиная с ванной комнаты, крохотной кухни и огромной квадратной комнаты с эркером и остатками старинного камина, здесь демонстрировался скромный быт питерской интеллигенции. Кажется, что почти ничего не менялось со средины 60-х годов прошлого столетия. Такая квартира-музей, по которой можно определить жизненные ценности и приоритеты ее хозяев. Скромное достоинство людей, не желающих или не умеющих добиваться от жизни материальных благ, дорогих автомобилей и роскошных костюмов.
                У таких людей, деньги даже появляясь, быстро протекают меж пальцев, не задерживаясь. Просто многие из них искренне убеждены, что в нашей бедной для большинства стране, интеллигент не должен превращаться в вора и богача. Сытость часто затягивает и  портит творческого человека, он перестает чувствовать правду.  Она тебе уже больше ни к чему и мучеником за нее не станешь, страшно терять этот достаток. Ты  начинаешь писать на пике своего творчества ради денег, или перестаешь вовсе, если это тебе мешает их зарабатывать.
                В общем, здесь все было по делу. Самое ценное все же было. Это фотографии их друзей, они здесь повсюду. Самые разные. Есть даже очень узнаваемые лица:  певец Эдуард Хиль, ушедший в партизаны  “БГ” ( Борис Гребенщиков) и Юрий Шевчук...
               Раздвинутый стол накрыт под чай, все остальное гости несут и ставят по мере своего прибывания. Для разогрева компании выпили по одной, пожелав здоровья гостеприимным хозяевам. Потом Юрка исполнил под гитару что-то из своего нового питерского альбома “Белые птицы”. Песни, где текстом стали стихи  Тани. Это счастливый и проверенный временем творческий союз. Такие песни нравятся всем. Конечно, Губермана трудно назвать самостоятельной фигурой в русском роке. Музыки он пишет мало, все больше хороший домашний исполнитель.
                Теперь Катя Миловидова читает свой святочный мистический рассказ-сон. Фонтан из мыслей и пробегающих образов, за которыми проглядывает окружающая действительность с ее маленькими человеческими радостями и пороками. Рассказ притягивает к себе внимание, разгорается нешуточный спор о замыслах автора и целях  такого творчества. 
                Аллочка сидит на диване и,  жмурясь,  неторопливо потягивает коньяк. Сейчас она похожа на большую дикую кошку. Кажется, что она расслаблена и занята только собой, но это только видимость. Она все замечает и слышит, реакция у нее стремительная. Определенно,  ей весь этот спор и рассказ  не интересен, и сама она сегодня ничего читать не будет. Ее больше увлекает сама атмосфера этого праздника, возможность встреч и общения.  Рядом с ней ее подруга Елена, тоже поэтесса, которую он уже видел на литературных встречах. Ганину хорошо  виден ее точеный профиль, рассеянный взгляд и отливающие темной медью волосы. К слову, говоря, Ганин любил во внешности собеседника находить физиономию какого-нибудь зверя или птицы. Это потом помогало  писать их портреты. Грызуны и хищники ему попадались гораздо чаще.
                Обстановка становится все более раскованной. Поэты, сменяя друг друга, читают свои стихи. На кухне выключили свет, и какая-то молодая парочка увлеченно целовалась в углу. На лестничной клетке в полумраке, среди вспыхивающих огоньков сигарет, тоже что-то читают. 
           Кто-то уже ушел, но людей меньше не становилось, сюда приходили все новые и новые  гости.  Ганин собрался с духом и представил главы своего будущего романа. В Интернете эти страницы у него шли “на ура”... Здесь, кажется, его уже почти не слушали, но принялись обсуждать еще более жарко, чем предыдущего автора. Оказывается,  его раньше читали и знают вполне.
            - Какая любопытная авторская концепция...  Ваш герой любит женщину, а она ему изменяет. Он продолжает ее любить и все ей прощает. Она возвращается к нему.  Во всем этом есть какая-то натяжка и искусственность. Разве такие женщины могут кого-то любить по-настоящему, кроме себя?
             - А, по-моему, очень даже интересно. У романа обязательно будет свой читатель, здесь есть тема для разговора - человеческие ценности... 
            Оценки звучали самые противоположные. Кажется, каждый вкладывал сюда частицу своего жизненного опыта. Было заметно, у счастливых людей чаще позитивное восприятие окружающего, свое особое понимание его ценностей.
             Что же, интерес к новому роману был, и это уже неплохо для первого раза. Ганин лучше других понимал все то, что происходило на его страницах. По большей части, многое в нем касалось его самого, его жизни. Уже пять лет прошло, как они расстались с Галиной. Невозможно даже сказать, что она ушла от него. Они не жили вместе, это было странное параллельное сосуществование. Оба считали, что быт только убивает чувства. Не хотели приспосабливаться,  им казалось, что так будет честнее. Никто не стремился переделывать  друг друга под себя, оказывать давление. Они состоявшиеся люди,  со своими привычками и шероховатостями. Совместными стали только радости, а печаль у каждого была своя. Все это долго и крепко связывало их. Только каждая женщина всегда вправе рассчитывать на что-то большее, она всегда живет в ожидании настоящего счастья.  Ганин тогда хорошо запомнил ее слова...
             - Ты всегда  где-то там, в другом, придуманном тобою мире. Даже если мы вместе, то ты не со мной. Тебя нет рядом. Я устала от ожидания, от этого странного одиночества вдвоем...
              Галина, делавшая карьеру в питерском бизнесе,  была всегда очень самостоятельной в жизни и не любила уступать, подстраиваться. Если ей что-то не нравилось, то возникали паузы в отношениях. Потом следовал ее звонок, все вспыхивало с новой силой, будто и не было этого охлаждения. Но здесь было другое, разрыв...
               Ганин после этого надолго впал в состояние жестокой депрессии, мысли у него ходили самые разные. Ведь он тоже всегда берег состояние личной свободы, свою независимость. Но за все приходится платить, порой очень высокую цену. Друг тогда  посоветовал ему загрузиться работой, любимым делом.
               - Это спасет тебя от уничтожающих  мыслей, ты сможешь снова обрести себя...
              Нет, ни в чем другом он уже спастись не мог. Литература, живопись всегда занимали его, но они едва ли могли составить смысл его жизни. Это только часть жизни. Целью жизни может стать только она сама, со всеми ее радостями и печалями. Нужно полюбить этот мир, и он ответит тебе тем же... Это когда все лучшее, созданное тобой,  ты несешь своей любимой, по ней сверяешь свои образы. И вдруг все это рушится в один миг. Ты понимаешь, что уже никакой не писатель и не можешь написать ни одной строчки. Просто у тебя больше нет статуи для пьедестала, а без этого многое теряет свой смысл...
               Юрка снова берет гитару и нарушает нестройный диалог поэтов. Он перебирает струны и что-то вспоминает. Потом неожиданно для всех исполняет “Романс миссис Ребус” Владимира Высоцкого....

               Но слабеет, слабеет крыло –
               Я снижаюсь все ниже и ниже, -
               Я уже отраженья не вижу –
               Море тиной  заволокло.

               Бьется сердце под левым плечом,
               Я спускаюсь все ниже и ниже,
               Но уже и спасателя вижу –
               Это ангел с заветным ключом.

              Теперь все заговорили о Высоцком- поэте, его времени и стихах. Хорошо было то, что у каждого здесь был свой собственный  Высоцкий. В чем-то сходились все и тогда говорили о таланте, честности поэта, не принятого ни в одно писательское объединение своего времени. Ни в одно, кроме самого главного – всенародного, где он любимый всеми поэт, исполнитель своих песен и актер, несгибаемый оперативник Глеб  Жеглов и белогвардейский поручик Александр Брусенцов - символ своего времени.
                Он тогда сумел уйти от привычных штампов и принести в литературу яркий, сочный язык улицы, все многообразие сленга. Песенные строки, превращенные в душевный разговор, поющиеся легко,  на одном дыхании. Писал о том, что волнует, о чем болит душа и сердце, о том, что дорого и что ненавидел...
 
               Я не люблю фатального исхода,
               От жизни никогда не устаю.
                Я не люблю любое время года,
                Когда веселых песен не пою.
                Я не люблю себя, когда я трушу,
                И не терплю, когда невинных бьют.
                Я не люблю, когда мне лезут в душу,
                Тем более – когда в нее плюют...

                Юрка вспомнил, как в Хайфе присутствующие в зале ресторана люди долго не отпускали его после исполнения песен Высоцкого. Для всех это стало большим праздником. Сегодня он был почему-то очень похож на Леонида Броневого, того самого, из Покровских ворот... 
                Юра с Таней вообще оказались очень радушными хозяевами и просто купались во всеобщем внимании. Стремление нравиться,  быть неким центром всеобщего притяжения в них, по-хорошему, просто неистребимо. Что же, сегодня от этого никто из присутствующих не проиграл.
                Ганин сам вспомнил свою единственную встречу с Высоцким. Было это в Ростове-на-Дону, кажется, в далеком  1971 году. Он был курсантом высшего  военного училища. Помнится, что тогда к ним подошел человек и предложил послушать песни Высоцкого. Билеты у него были какие-то странные, на плохой бумаге. В назначенный час они с другом пришли по указанному адресу. Никакого клуба там не было, их с улицы пригласили в длинное подвальное помещение какого-то дома. Оно оказалось забито зрителями до отказа, на первых рядах сидели с магнитофонами для записи. На импровизированной сцене только один стул и микрофон. Потом микрофон отключили, он свистел и рычал.  Вышел Владимир Высоцкий и начал свой концерт-разговор... Посыпались записки, он читал их и снова пел свои песни. От концерта и всей этой необычной обстановки осталось очень сильное впечатление, долго не расходились.
                Становилось все шумнее, говорили про новые издания и подготовку к выступлению на радио “Мария”, снова читали свои стихи. Теперь Ганин смотрел на большую фотографию-портрет на стене. Она давно привлекала его внимание. Удивительно интересная там была девушка, но какая-то совсем не современная и очень похожая на хозяйку дома. Это фото казалось ему волшебным зеркалом, в котором люди становились красивее, а время останавливалось. Это была ее дочь, которая умерла двадцать лет назад...  Рядом, на приземистом комоде, стояли старые мягкие игрушки дочери, добродушные медведи и куклы Кати и Маши с пухлыми, удивленными лицами. Таких кукол уже давно нет, но они сохранили тепло детских рук... Вещи из их прошлого помогали сохранить ушедшее  время, по крайней мере, его самые дорогие  мгновения. К этому здесь относились очень трепетно...
            Еще недавно Ганину казалось, что весь окружающий его мир качнулся в худшую сторону так, что совсем не осталось ничего доброго для души и ума. Он хорошо помнил то время, когда все книжные прилавки в одночасье заполнила бульварная книжная продукция. Литература  тогда обживала тематику зоны и борделей, осваивала их непривычный язык.  На все это находились деньги, деньги немалые... Это было какое-то оболванивание общества, поскольку само оно не могло так быстро поглупеть. По его убеждению, главная проблема заключалась в головах тех, кто занимался таким  издательским бизнесом. Это им подобные темы были близки и понятны. Многие из этих руководителей не заканчивали университетов, с трудом отличали прозу от поэзии.  Проблема сохранения литературы и русского языка перед ними никогда не стояла. Им было важно только одно – заработать деньги.  Ганин никогда не причислял себя к литераторам, но все происходящее глубоко трогало и ранило его.               
            Он часто задавал себе вопрос: почему большинство людей сегодня считают, что вся современная литература это ерунда, которая не стоит времени и денег? Лучше пойти в магазин за продуктами. Может быть потому, что она впервые в своей истории стала такой массовой? Литература перестала быть уделом избранных. Теперь каждый, кто захочет, при наличии доступа в Интернет, может свободно выражать себя как его душе угодно. Можно писать свои  романы, рассказы и стихи. Кто-нибудь, хоть немного, но прочитает...  Можно даже книгу издать, найдется издатель желающий заработать деньги.
            Известно, что в вожделенный круг избранных сегодня ведут большие деньги, престижные вещи, реже - ум и талант. Эти, последние из них, еще нужно чем-то доказывать. Вот и пишут романы, а некоторым даже литературные негры помогают. Издаются, обретают известность. Потом  можно будет гордо причислить себя к особой культурной касте и отделить себя от остальной части общества, демонстрируя свой столичный или местечковый, районного масштаба снобизм. Только литературой это уже назвать нельзя. Но чем же тогда? Можно было назвать это самовыражением. Еще недавно все это оставалось в дневниках, рукописях и пылилось в ящиках столов. Теперь все это выплеснулось на страницы Интернета. 
            Ганин всегда любил читать классику, и имел определенное представление о хорошей литературе. Становилось понятно, что современной русской литературы сегодня почти нет. Есть женские романы, анекдоты и боевики с ярким тюремным уклоном и соответствующим языком. Здесь совсем не нужно думать, это было только развлечение.   
            Он вспомнил, как когда-то летом в электричке Ладожского направления пожилой фронтовик продавал тонкую книжечку своих стихов о Дороге жизни. На его груди была одна,  но самая дорогая ему медаль “За оборону Ленинграда”. Пассажиры брали предлагаемую книгу неохотно, словно делали одолжение  автору. Ганин тогда тоже купил себе эту книгу.  Стихи старого солдата  были далеки от совершенства, но  в них бился пульс живого участника тех страшных событий. О тех рейсах по Ладоге, где вода стояла по самые ступицы, где машины уходили под лед, сегодняшний образованный  автор так честно не напишет, просто не сможет. Этот солдат-поэт хотел рассказать нам свою правду, ведь завтра этого не сможет сделать уже никто. Их, участников войны, просто не будет.
            Как-то раз, на выходе из станции метро Политехническая, Ганин  встретил старушку, продававшую книги со своими стихами и книги известных зарубежных авторов со своим переводом. Это была Галина Усова, член Союза писателей Союза ССР, автор 240 публикаций и многих книг. Когда-то с помощью ее переводов многие знакомились с поэзией поэтов-романтиков Англии: Байрона, Блейка, Шелли, читали стихи поэтов Шотландии: Роберта Бернса и Вальтера Скотта.   Сегодня ей просто не хватало на хлеб... Кажется, что даже сейчас, мы еще не разучились удивляться. Для него это стало потрясением.
             - Может ли иметь будущее страна, столь беспечно относящаяся к своим людям, составляющим ее бесценное достояние? 
            Здесь, среди своих друзей, Ганину показалось, что этот мир настоящей, умной литературы продолжал жить. Ему будто слегка приоткрыли клапан и дали кислород в залитые мутным потоком легкие.  Правда, только чуть-чуть... Нет, этот замечательный мир  не изменился. Только он превратился в маленькие острова  среди  океана в обществе потребления.
            Таким островком для него стало литературное объединение, которое он посещал в одной из районных библиотек Васильевского острова.  Здесь многое держалось на энтузиазме и любви к настоящей литературе. Было очень  непросто привлечь сюда известных, талантливых авторов, поддержать и не оттолкнуть молодых,  делающих в творчестве свои первые шаги. Мысленно, Ганин часто называл это место своей гаванью, причалом, куда его, как корабль, всегда тянуло после скитания по житейским волнам. В этом мире у него возникала какая-то особая, внутренняя духовная подпитка, которая позволяла держаться на плаву в безбрежном океане. Все иначе, даже выходящий здесь литературный альманах,  был совершенно некоммерческим  проектом. Он получался доступным каждому автору, дело оставалось только за уровнем  творчества. Здесь были свои долгожители, кто уже не мыслил себя без этого круга и те, кто, сделав первые самостоятельные шаги в литературе, шел дальше покорять новые вершины. Все же это именно круг, какая-то особая геометрическая   конструкция с изменяющимся от обстоятельств диаметром и постоянным центром, неизменной точкой. Им в данном случае были его руководитель - Диана Сергеевна и еще четыре – пять поэтов, без которых работу литературного объединения представить было трудно. Сюда приходили многие, иногда даже мест не хватало. Подтягивалась и молодежь. Она несла с собой юношеский максимализм и иное восприятие мира, новый язык поэтических строк. 
            Почему все талантливое сегодня так трудно пробивает себе дорогу?  Он знал многих авторов, которые не могли продвинуть свою вещь, у них банально не было денег на хорошие отзывы и рецензии, печать в престижном издательстве.  В любом деле побеждали его сильнейшие участники, и читатели имели на книжных прилавках то, что имеют.
            Ему вспомнился недавний вечер творчества интересного автора, поэтессы Елены Майской. Он стал первым в ее жизни. Конечно, были и раньше выступления на радио, в "Книжной лавке" на Невском проспекте и кафе “Бродячая собака”, но чтобы вот так, в Союзе писателей представлять свою книгу и все творчество... Это было очень волнительно... Рядом, за столом, задумчиво застыл председатель Союза. Он, как всегда, деловит и монументален. Идет представление автора, а потом Елена читает свои стихи. Она слегка волнуется, и ее вначале слушают  рассеяно.  Зал медленно, постепенно въезжает в заданную тему. Но это была настоящая поэзия, она постепенно захватила и увлекла всех слушателей. Елена Майская умела читать свои стихи, это тоже очень важно для автора. Умеют не все, и тогда многое теряется.  Ганин подумал, что творческие люди - актеры, поэты, писатели, иногда бывают не очень заметны в будничной жизни. Но стоит только выйти на сцену, как они меняются самым удивительным образом. Они начинают жить миром созданных ими образов. Будто исходит от них особый свет, какое-то внутреннее свечение. Ганин все смотрел и не мог понять, откуда оно шло... Совсем не от глаз, мягких, притягивающих, от всего лица... Очень раскрывается человек в своем творчестве. Часто ироничная в стихах, Елена сейчас читала  лирическое  и,  казалось, выплескивалась ее душа...
               
            Сидим с тобой в кафе.
                Я счастливо беспечна.
            Ты ешь. Я пью тебя,
                как жизни эликсир.
            И кажется, что мы
                с тобой знакомы вечно -
            С мифических времён,
                как Нимфа и Сатир.

            Она закончила читать, и ощущение этого божества ушло. Было обсуждение, сказано много заслуженных лестных слов для автора.   
            Ганина не оставляло чувство сожаления, такие вечера по большей части, посещаются собратьями по перу и далеки от обычного читателя, которому должны быть адресованы в первую очередь. Правда, оставался еще Интернет и крохотные тиражи ее книг и публикации в журналах.
            Может быть, просто нужна реклама или уже окончательно утеряна большая часть наших постоянных читателей? Кому-то  просто не хочется приложить усилия, чтобы отыскать нормальную вещь? Прошел сериал по мотивам романа Достоевского “Идиот”, и появилась книга в киосках, взлетели ее продажи. Есть запрос, всем понадобился роман “Идиот”, его читают в метро и автобусах. Читают и в обычных книгах, и в электронном виде. Потом вышел “Высоцкий. Спасибо, что живой”. Теперь Высоцкого читает сегодняшняя молодежь, нужно быть в теме. В книжных магазинах бум. Только кому-то совсем не важно, что после этого фильма его воспринимают как заурядного наркомана...
            Видимо, не стоит все так драматизировать. Когда Дон Кихот  увидел огнестрельное оружие, он сказал, что кончилось рыцарство. Значит, не нужно быть мужественным и выходить один на один против сильного противника, чтобы доказать свое мужество и отвагу, защитить свои идеалы. Кто-то, сказал, что с появлением печатного станка кончилось слово. Теперь, с появлением Интернета, хоронят книгу ... В новых реалиях всегда что-то происходит, и какие-то процессы идут дальше. Важнее всего - скорее выбираться из духовной ямы, все это тоже уже было в нашей истории...
            С нами нет, и уже никогда не будет Пушкина, Лермонтова, Толстого и Чехова. Не стоит даже сравнивать с ними нынешних авторов. Они жили и творили совершенно в других условиях, но оставили нам свои книги. Сегодня уже все иное... 
            Ганин шел по ночному городу. Дул холодный, обжигающий ветер и весна, казалось, совсем не торопилась сюда. Но он знал, что перемены всегда придут. Нужно было только уметь ждать, а ждать-то мы всегда умели. Ганин улыбнулся и почему-то вспомнил строки из последнего стихотворения Аллочки, с которой они сегодня  вместе торопились на квартирник:
            
            Календарь возвестил о  Весне, и синоптики врут нам, как дети,
            /Чуть смущаясь, и взгляд отводя/, что вот-вот и дождёмся тепла.
            Воцарится! На этой продрогшей, застеленной снегом планете,
            Что по имени  Питер... Не верим... Да ладно, - они не со зла...

            Горожане взывают: - Уйди! Но Зима, /что ей жалобы эти?/-
            Не спешит... Не пою в общем хоре. Спокойно стою в стороне.
            Почему? Потому что, едва возвратясь, вновь  мечтаю о Лете
            Предстоящем..., неистово-знойном..., а вовсе не о Весне...