Фата - моргана

Зимние улицы в цвете луны.
Пьяные люди реальность сожгли.
Люди без умницы, тоже пьяны.



1

Каждый под вьюгой идет и бурчит.
Каждый на улице сонно дрожит.

Мечется сердце, в безудержном сне.
Чая, варенья, салазок бы мне!

В детство бы снегом январским упасть,
И без хлопот наиграться бы в сласть.
Вдоволь кататься, штаны протирать,
Крепости строить и тут же ломать.
И насладившись победой уснуть.
Дома, под вьюгой варенья черпнуть.
И все по кругу: и лыжи, коньки,
Пока есть силы, веселье зови.


Нет ничего. Опустел старый двор.
Нет здесь ребят, нет веселья и ссор.

Да мы ушли. После нас никого,
Улицам скучно, а нам все равно.

Мы по квартирам. Зима размела,
Вечной хозяйкой казалась она.
Снег заметает с утра до утра.
Белая проседь, как белая хна.
И ни души. Тишина сама спит.
Ветер лишь только тропинки шерстит.

Но сквозь сугробы, быстрей и быстрей,
Мы пронесемся, под шепот теней.
И в детской комнате, зимняя прядь.
Здесь можно заново нас изваять.
Фениксом раз побывав без потерь,
Думаем, что все подвластно теперь.

Но с каждым разом наш гидрохлорид,
К чистому морфию рвется, летит.

И тебя тянет к зелёным лугам,
От пусты, от обид и от ран.
К солнцу высокому, к мягкой траве!
Счастья поймать на "священной" земле!
Ласково солнце, белы облака,
Сей ясный свет не преступен пока.
От снежных бурь, в патоённый мирок,
Хоть на какой-то замызганный срок.


Жизнь ото сна потом не отличить,
Будет приковывать ржавая нить
К светлым моментам. Реальности след
Пеплом уносит. Последний запрет
Станет игрушкой в не детских руках
И за беспечностью выглянет страх.


2

День побеждает в борьбе с темнотой,
Новый ход жизни, на старый застой.

Солнце все раньше на запад идет.
Словно с востока нам радость несет.

Цвет на свету выцветает быстрей.
Птицы обратно стучатся к нам в дверь.
Где-то в лесу растопил снег ручей,
И расплескавшись, как будто пьяней
Стал озорник. От цветов пахнет снегом,
И ожиданье частично есть в белом.
И все вокруг с каждым днем зеленей.
Пчелы из сот разлетаются в даль,
Нежно цветок опыляют, как в старь.
Мокнут все улицы. Сходим с ума!
Люди целуются, прямо на улице
- значит весна!

Жизнь отряхнулась от зимнего сна,
И не стесняясь по лужам пошла!

В парках деревья небесной красы!
Много событий. Руками греби...
Стелется новой веселой волной,
То чего не было, будет с тобой!
Встал, потянулся и смотришь в окно!

Солнцу что есть ты, что нет - все равно.

Луч, обтекая тебя, разобьет,
Твой окружающий, тонущий гнет.
А Берег далек и фонарь далеко.
Мягкие пальцы сжимают сукно.
Слабость бесчисленна, сухость острей.
Вены пропитаны болью твоей.


Взгляд раздраженный твой солнцу не рад.
Дым сигарет заполняет тебя,
каждый той день отгоняя назад.
Ампулу в пыльных потёмках ища
В разные стороны, всё наугад.
Кресло. Чуть сонно. Рукой проведя,
В взбухшие вены легко протыкать.

Яркое солнце на бледном лице.
Порвана рано. Нирвана в конце,
Равно тому, что творил для себя,
Тонет в тебе, раздражая тебя.

Морфий в крови разлетелся огнем.
Жизнь позабыта. Размен лишь на сон.

3

Минута...
Ты Чувствуешь мир весь в тебе
Не диссонирует с миром во вне.
Рукой ощущаешь мерный стук вен.
Видишь тепло, не сгорающий тлен,
А что-то большее, в чём ты согреет.
Не обожжен, а как будто одет...
И расширяется быстро тепло,
Переполняя все тело твоё.

За первой минутой, чью жизнь ты прожил,
Приходит вторая, вся полная сил.
Со спутницей томной, холодной волной,
Рождающей трезвость и жизни покой.
И чувство, что жизнь вся подвластна тебе,
Стирает все грани. И будто во сне,
Шагаешь ты вольный от рабских цепей.
И этот стоп кадр дороже всех дней.

Но вот после третей минуты уснул.
Игла изогнувшись, вонзилась во стул,
И капли чернеющей след заскользил,
Твоей хлипкой крови. К подножию могил.




Сознание думает что его ждет
За рифом реальности. Что-то несет
На жалких извилинах той пустоты,
В которой когда-то скрипели мозги.
Мир рухнул. Со счетом. Под марш Мендельсон.
И горе, и счастье теперь только сон.

4

тебе говорили, что это медаль
в которой затерта наждачкой печаль.
Но слушать кого-то...( ты сел за рояль!)

Тебя ослепил не поддельный Грааль?

Но ведь же иголка, сама, та же ржавь,
Ты Мог скинуть сети. Смоги. Сам исправь!

Вечная жизнь никому не нужна!
Только глоток- путь уже в никуда.
Но, ведь идти в никуда, так нельзя.
Жизнь отгремела . Потом пустота?

Но град обреченный под нами стоит.
Мы скованы зрением душных молитв.
Видишь тут бой, что ушел в никуда.
Здесь человека с собою борьба.
Сам человек, его внутренний зверь,
И битва идет, но идет без потерь.

Это то место, где ты отдыхал
От пустоты, от обид и от ран.
Ты не доволен, но время ушло
Снегом горящим твой мир занесло.

5

Солнце печет - ветра нет и следа.
Где же твои дорогие "луга"?
В горле, как кость, застревает слюна.
Полупустынны здесь счастья тона,
уюта бывалого нет и следа.

И горестно вздох в никуда отпустив,
Ты сядешь под солнце, колени сложив.
Оно было ласково только с тобой,
Но ты вызвал сам его. Времени бой.
Солнечный свет продевает мечты,
Играясь с тобою. Но лишь до поры.
Ты хочешь кричать и не можешь понять,
Куда подевалась садов дивных гладь.
Хриплые звуки летят изо рта.
Культ злобных фактов, как стали стена.
И не о том, что проклятье лежит.
Хочется чувствовать, хочется жить!
И на коленях, усталость забыв,
Ты ищешь то место, в котором ты жив.

Вечная жизнь... Сам то бремени рад?
Нет?' Хочешь к жизни реальной назад?
Хочется ветра весеннего вновь,
Чтобы на зареве, все бросив прочь,
Слушать предсолнечный свист соловья;
Где бы один, или с кем-то лежа,
Целые ночи не спать на пролет,
Знать, что любим, и что рядом идет,
Тот, кому отдал частичку души.
(Господи!, люди еще малыши!)
А пред рассветом, спокойно уснуть,
Чтобы к далекому близко прильнуть.

Время прошло. Свет погасит фонарь.
И в темноте, ты по пеплу в ту даль,
Где заштрихован последний рубеж,
Силы исходят, чуть дальше и брешь
Остро сознанье в стекло превратит,
Все будет кончено. Кроме молитв.

Так стали тенями жизни живой.
Солнце все выжгло, живешь на постой.
Душу сдирая от счастье из вне,
Быстро умрешь, и умрешь не в себе.


Тень упадет от тебя, но Тогда,
В звоне утонут все колокола.

6

Сон с каждым разом прочней и прочней.
Годы остались за спальней твоей.
Но есть сомнение, что на пути,
Больше нет счастья. Оно позади.
Оно за окном, где истаял весь снег.
Волны эмоций красующих рек,
Метко ужалили стеклопакет,
Там, за стеклом и пластмассой их след.
Ставни закрыв, дохлой жизни своей,
просишь в мирок, в тот в котором теплей.

Но с загляденьем присев у окна,
Будто на нем вся граница твоя,
Мерно вдыхаешь сквозь дым, пыль и смог
Отзвуки памяти дальних дорог.

Больше не слышно шуршанье дерёв.
Улицу май затопил до краёв,
И оголившись по паркам плывут,
Много счастливых прекрасных минут.
Люди, живее живых за окном,
Кто-то с разбегу, а кто-то пешком,
Чтобы опять к нему счастье пришло!
И вместо желания мир пропустить,
Что бы все чувствовать, чтобы все жить,
- на дно...

Жизнь за порог, и смятенью на зло,
С дозой кубической, ставишь перо.
‘Ано про чертит в тебе новый мир,
Где ты слуга уже, не господин.

Минуты бегут, унося старый тлен.
И Большая доза и меньше проблем,
Обратно пропорцию жизни сложив,
Себя знаком равенства насквозь прошив,
Уже нестерпимо, сквозь трещины лет,
По детски, капризно нарушив завет,
Из тела на волю шагнул босиком.

Ребенка откинув - ребенком ушел




Настежь окно, хоть на улице дождь.
В Мерный стук сердца, как саранча в рожь,
Страх просочился, стал тело сверлить.
Кто был живой, решил больше не жить.

7

Пыль станет пылью, а прах канет к праху
Земное к земле, и уже без возврату,
Небесное к тучам, земное с земли;
Земля исторгает последние дни.
И что-то уже постепенно шныряет,
За робостью совесть, за совестью старость.
Озябшие розы, с пурпуром внутри,
Чернеют на солнце. От грязи дожди.
Шипы роз острее, но время безщадно,
Остроги к надежде, и все безвозвратно.

И саном хоть в старость еще ты не вышел,
Но жнец за тобою. Ни с спустится ближе.
Лицо так красиво, и взгляд его светел,
Ни в черном, ни в белом- он даже приветлив.
Ни спросишь, ни скажешь "- А так тоже вышло..."
Он лишь улыбнется и скажет: "- Не книжно?
Что в Библии пишут, что люди читают,
Пусть кто-то не верит, и даже не знают.
Но Многие думают. Многие помнят.
Другие лишь верят и этим свободны.
Ты в вспомни мечты и забудь все обиды,
И в рае и в пекле.... ну.... Так себе виды."




Ты вот он.
Ты рядом. Глаза голубые
Ты спишь. Ты не знаешь. Играешь с другими.

Но Мир весь остался, по-скрипту тебе.
Мелкое фото в огромном зрачке.

Кома,

Чуть ровно, вокруг что-то в белом.
Ты тень лишь отбрасывать стал. Неумело.
Красивые вещи и модные бренды,
Здесь это не нужно – умолкли все трэнды.
Ты ходишь. Ты смотришь. Ты видишь. Ты знаешь
О бренном забыл, разум свой не пытаешь.
Ты ждёшь благодать, и уже не мечтаешь.
Желать ты желал, но себя упрекаешь.

Белое облако - мира погром.

Ангела пыль – застарелый дурдом.


;
Белое облако, мы не в пыли, звёзды над нами не угасают.
Это врачи нас уже повезли.
Это нам ангелы жизнь продлевают.
Адреналин. За разрядом разряд. От напряженья всё тело трясётся.
Вздох.
Нестерпимо. Но холоден взгляд.

И сердце в груди слишком медленно бьётся.
И память, зажав ясный образ жнеца, рисует по прежнему бледное тело.
Одежду промочит дрянная слеза, и образ жнеца, как бензином. Сгорела.
Этим вокруг, всем за сорок уже.
Помощь в карете, (карета - клеше)
Мчится под скрип запыленных рессор,
Звуки безумны, огни, светофор...
Солнце не шар - полквадрата стекла.
Вены чернеют на солнце. Беда.
Жутко и тесно, и злобно душе:
Рай не возможен в таком шалаше.
Вяло и грустно, и пусто внутри,
Будто всем чувствам отдали: "Замри!"
Ну а потом, поднимаясь с нуля,
Много шумят, затмевая себя,
И в голове напевает набат.
С белой зимы до незыблемых врат
Фениксу пепел с пера не стряхнуть.
Чёрен и реверс крушащий всю суть.

Капля за каплей по трубке стекает,
И темный цвет вен та игла зашивает.
И Кто бы подумал, что ржавью упав,
Жизнь продолжает, чуть-чуть искромсав.

Кто-то сказал из угла про "смириться",
"Поздно боржоми пить, лучше молится."

Лучше не будет, простите падение.
Милые, добрые, давнее рвение
Место найти, без дубовых одёжек,
Что бы не мёд, но без дёгтевых ложек,
Чтобы луга вновь зелеными стали,
Там, где надежду, надеждой связали.
Там где и внешний и внутренний зверь,
Сможет насытившись быть по добрей.

Но мерный стук сердца еще очень слабый,
И кровь разгоняя, наступит лишь вялый
Момент пониманья о том, сейчас где ты.
Ты раньше не думал, что эти кареты
По-правде несутся, даря людям жизни.
Безмерно служа, обветшалой отчизне,
С прожиточным минимум эти "пажи"
Дают людям шансы, а не миражи.
Поток подсознанья, сплетаясь с сознаньем,
Покажет кресты, и обрывки тех спален,
В которых валялся, почти умирая.
Лишь счастья искавший, себя проживая.

И ты не уйдешь, не откинешь секунды,
Когда чувства пресны, не милы, паскудны,
Когда сквозь завесу белесого дыма,
Тебя позовет, жженым ветра порыва.
И боль, как могучий титан, все хватая,
Ломает и крутит, и рвет лишь играя.
И зов оборвать, уж прости, не возможно,
Но чем ближе ОН, тем и боль невозможна!
И хочется бросится в белую копоть,
Отречься от Высшего, жить на болотах,
Не чувствовать боли, не знать что есть "чувство";
Не выбрать - принять этот дар без искусства.
Молится, молится, молить что есть силы,
Не думать кому, и не зная молитвы.
Кричать не от боли, а от осознанья,
Что дух не достоин людского терзанья.


Но путь не понятен, а зов все мощнее,
Мурашки по коже проходят пьянея.
И ближе на выход, к реальности ближе,
Но ближе и боль, что сознание лижет.
Так в чем же вопрос, расчеркни все границы,
Позволь и себе в этот раз возродиться.
Душевные силы, как трос от спасенья,
На кинь на молитвы и жди проясненья.


Секунда последняя станет длиннее,
Потом резкий звук, и в прожилах артерий,
Послышаться жизни трепещущий голос.
Не новый, не старый - обыденный компас,
(потрепанный, стертый, обитый годами,
Гонящий по кругу кибитку с мечтами)
Как глупенький пес, снова мечется в круге,
С надеждой, прорвать злые происки вьюги,
С надеждой... А что же ему остаётся?
Но он безудержен и сам не сдаётся.

9

Спустились секунды в минутных деревьях,
В минутных домах нет момента неверья,
Под крышами долгих веселых часов,
Закрыто здесь всё на амбарный засов.
И все так спокойно, хоть движут секунды
Минуты - веками. Моменты так трудны,
Когда все проходит не снова, а вновь,
Тогда память в глаз бьет, и даже не в бровь.

И прошлое сзади ударит лишь в спину,
Тебя, недовольного жизнью, детину.
Момент окончания мысли безумной,
Как светоч тех пыток, что мысли подсудной,
Поддался. Ушел. Но вернулся сквозь пытки,
Стерев все далекие близких улыбки,
Не зная вины, и в бурлящем стакане,
(Так часто все люди над миром вздыхали)
Идущий сквозь время бесчисленных масс,
Не будет спокоен, под тысячей маск.

Не многие могут так свято поверить,
Что легкое перышко жизни, то бремя,
Так странно упавшее на наши спины.
С рожденья в грехе, мы пред миром повинны.
Но молятся часто не только в спасенье,
Не только за здравие и вознесенье;
Так часто, так многие в мыслях крамольных,
Под проповедь, будто бы, так угнетенных,
Пробившись к кресту, воздают на молитве,
Тех в жертву, с которыми, молящий в битве.
И этот базар нескончаем, а вечность,
Не вынесет в тапочках, всю человечность.


А где-то, сквозь ночь, нас несет на трамвае,
По ржавым колодкам мечты скрежетали,
И ты, не подвластный не сам не себе,
На время стал главным героем в игре.
Трамвай высекает сноп искр из сети,
Со вздохом он светит на ближние ветви.
Маршрут, обреченный ржаветь под дождем,
Под снегом и грозами. Рельсы вдвоём,
Как две параллельных прямых рядом льются,
Железо об сталь, день за днем также бьются.
И гордый, ржавеющий вид этих двух,
Наводит на мысль, что движение - дух.

Пройдет много мыслей сквозь душу движенья
Сомнения тонут, в дыму самомненья.
И взглядом трамвай, в даль бегущий прогнав,
Поймешь, что пора от всего избавляться.
Что жить ты остался, а не замыкаться,
Убийственно дрожь всю в себе разогнав.
Краснеющий символ, ржавеющих звуков,
Уж глас отголосков (движения рухнут)
Ты силился прошлое дальше прогнать;
Но сеть не истлеет и нить не порвется,
Гнетущий порыв с каждым вздохом смеется,
И пот от утраты с души не содрать.

Красивые виды полночного мира
Как-будто пред вечная сонная лира,
Настолько разбитая в грубых руках,
Что больше никто за нее не берется,
Но струнам, когда-то звеневшим, неймется,
Пусть будут и порваны в крепких силках.
Так звезды покой наш ночной освещают,
Как струны, мечтать и любить позволяют.
Забыть то что было, принять то что будет,
За что кто-то судит, а кто не осудит.
За бред всех мечтаний, за крики волнений.
И страшно и весело. Нет здесь спасений,
И разум за разом не верит желаньям,
Десятки годов раздробят пониманье,
Что жизнь - океан, потерявший волну,
Что вид на него, раз за разом один,
И тут ты слуга опять, и господин,
Изживший себя и идущий ко дну.

Кому (то бишь всем), до тебя нет и дела.
В тебе нет волны, только соль всё разъела,
Но ты отвечать приспособился сердцем,
Которое мерно стучится по герцем.


Спустя много месяцев, кончилось лето.
И связи времён были порваны где-то.
Пусть так же ступаешь в знакомый подъезд,
Но тяжесть пытает, душа носит крест,
И не узнаёт столь родные просторы,
Всё преобразилось, все времени споры
Решились. Скисает все так же везде:
Вода слепнет пеной, как и в молоке.
Не химия вносит дурные причуды,
А связь развалили дурные секунды.
Так чиркнешь о кремень в надежды на искру,
Так к женщине жмешься, тепла жаждешь миску,
И вдруг понимаешь до мозга холодных,
С рождения белых, но только промерзлых,
Еще молодых, но болящих костей,
Что зиму впустили в тепло светлых дней.
И та же квартира, с лимонным оттенком
На старых обоях. Всё пыльно так зверски,
Что кажется воздух тебя выгоняет,
И стены так дико, безудержно давят.
Лишь стены, в немой проржавевшей квартире,
Где светлую душу к игле прикрепили.
И старые окна, немного ослепли,
Под пенье свободного, сильного ветра.


В дали два светящихся стука взлетают.
Железо об сталь снова бьет и играет.
Квартира затихла, но грохот трамвая,
Органным регистром тебя продевает,
Кошмар прошлой жизни волной проберется,
В твой нижний этаж (он опять содрогнется,
в мучительной скорби убитых моментов)
И не в королевских Апартаментах,
от Имени Вашей Погибшей Мечты.
С которой не признано равного боя,
когда засыпали в постели вы двое.
(с друг другом, как с женщиной был с ней на "ты")
Тут нет и вины: обвалились фасады,
Таблички, с названием улице даже,
Немного, не мало, а съехали на бок,
Теряя где север, откуда снег сладок,
Глядя на восток, в ожидание вести,
Как чертом запутаны, адреса бести.
И если захочет вас кто-то найти,
Найдёт "Что не знаю" на диком пути.
Скользнет где за угол, по месту прописки,
Исчезнет на долго, забыв.
Вас  нет в списке.

10

Мосты сожжены. Год проходит бесследно,
Реальность еще к Вам немного надменна,
И чувства пока непорочно затихли:
Время несется , но Вы не привыкли.
В сожженных реалиях нет больше дыма,
И Вас не накроет желанием мира
И мнимого счастья, в стеклянной пробирки:
Оно лишь кубатура правильной дырки.


Ноябрь в квартире. Тоска в чашке кофе
И дым сигарет, как туман на погосте.
В раздумьях о жизни проводишь... Проходишь...
И траурный смысл к знаменателю сводишь.

А если вся жизнь нам дана в наказанье,
За мерзость, жестокость, за ****сво желанья.
Что мы совершили зловеще и темно,
Не здесь, в другом мире, но это довольно
Чтоб нам испытать на себе жизнь, как в мыле.
Чтоб новую плоть мы опять сокрушили.
Церковник ошибся суля тебе муки
Потом. Если руки в крови, еще руки.

Но ищем здесь счастье. Иллюзию счастья.
Сгорая порою опять в сладострастье.
Мечтаем поймать его, взять навсегда.
И в этом еще одна наша привычка,
Как жизнь прожигать; но опаснее слишком:
Она разбивает. Сгорает мечта,
Ведь счастье, увы, удержать не возможно,
На сколько бы крепок твой ни был силок.
Иллюзия манит, сжигает. Всё! Ложно.
И лишь призрак счастье запрем на замок.

Заметив, что держим в руках только призрак,
Уходим не думая. ( очень капризны)
Все люди уходят. Кто рано, кто поздно,
Не лучше ль уйти нам тогда грандиозно?
Ничто не удержит, никто не волнует,
Пусть смотрят, теряют. А солнце рисует,
В последнем заплыве дремучую тяжесть.
И столько открыто... Душевная нагость -
Черта горизонта. черта. чёрта . стёрта.
И что нас удержит от порта до порта?
Привычка? Прислужница ломки желаний,
Побоев мечты, и двуликих двуграней.
Нельзя привыкать не к теплу, не к обиде.
Тогда лишь увидим в реальном всё виде.
И к женскому телу нельзя, в апогее.,
Лишь тело уйдет, все опять зачерствеет.
И ванна, и спальня, кровати; - скорее
Потом все отвергнут и... всё за мертвеет.

С другой стороны, мы уходим в то время,
Когда понимаем себя, свое бремя.
Как-будто ты смотришь какую-то пьесу
И не понимая слова ждешь экспрессу,
Но вот уловил, интригован ты смыслом,
К которому долго и чутко стремился.
Но пьеса закончилась, в зале аншлаг,
Свет загорается в тысячу ватт.
И так раздражительно слышать набат!


Дым стал рассеивать, кофе допито.
Лицо насквозь вымыто, даже побрито.
Все мысли запрятаны. Темп без отдышки,
Включайся в реальность, дощатый людишка!

Всегда выбор будет, пока сила воли,
На времени пляшет в потертом камзоле.
Пока еще гроб прорастает сквозь землю,
Зелеными листьями портя всю скверну.

На улице грохот, мечтания, море....
Людское вниманье - людское подспорье.
Твоя же реальность тебя еще держит,
Луга не забыты, они память нежат.
Высокое солнце здесь капельку ниже,
Проблемы насущные капельку ближе.
Работа по графику, странно и нудно.
Ты С Богом Соперничал. Стало так трудно.
Его колесница - то облака с громом.
И воля Его разрастается штормом.

Пейзаж обрамлен, солнце светит сквозь город.
Картина не ясная, порвана штора,
Закат отражает безликие горы,
И тени с востока, как стог метеоров.
Трепещут в ночном завершенье блудницы,
Которые долго скучали по Ницце,
И собрано много спиртного в подвалах,
И что-то звенит в незакрытых карманах.

Ты мимо,
житейского. жить что б не сохнуть.
Отрекся от Высшего? Даже заглохнуть
Уже не успеешь. Фонарь будет солнцем.
Картина устойчива, в ней ты проснешься.
Умрешь лет под сорок, от кризиса жизни.
Ну что же поделаешь... малость отчизне,
Отдашь святой долг. (свято большего нету)
Священный откормленный поп, вносит смету,
В твою не далекую, блудную старость.
Так все предпочтительно думаешь сталось.
Глаза убивают, фонарь прячет солнце,
Которое ночью немного смеется,
Маня к себе мошек, как вечное знанье,
Которого попросту нет в мирозданье.

Машины не едут, а низко летают.
И солнце по осени тоже светает
Все позже. И позже мы вместе проснемся
И выйдя за дверь - ты уже не вернешься.
Другой через многое время очнётся
И миру сквозь сонный свой вид улыбнется.
Лишь в зеркале вспомнишь, как сердце не билось
От пыльной иглы. Но сквозь боль возродилось.


Писать то что сталось с тобой я не буду.
Не знаю как миру поведать причуду
О том как уходят. И как расстаются.
Все знают что только назад не вернутся.
Писать кого встретил пред омутом смерти
Как в парке мечтал, все смакуя конфеты
С надеждой в глазах на цветущую старость.
Лет тридцать безмолвия нам оставалось.
Всем скушен проспект черно-белой страницы
В обыденной жизни - обыденны лица
Плывут. И без адреса и бандероли,
Под вечер кто тягостно сник с главной роли.
Кому интересно, пусть лжет сам себе же,
Без цельно и вяло, ведь разум все реже
Доверится может своим же причудам,
Он все ожидает. Он вновь безрассуден.

Кто пишет стихи, кто поэмы возводит,
Реальность кто к мнимому мерно приводит.
Момент жизни списан с реального мира.
Но что будет дальше... Не знаю, не видел.
17/12/2012 - 15/03/2013