Элегия тишине

Мой милый друг. Пора. Пойдём со мной.
В затишье перед синей тишиной
наш путь во мраке нежно-фиолетов.
Но прежде чем, уверенно и бледно,
мы двинемся (сплетая из минут
венки, потомство, деньги, их касаясь),
любой светильник – близок угасанью –
запомни, горе нам – решившим тут

цвести (обглодана, пустынна местность),
два странных сухоцвета… Интересно,
ты только глянь, у берегов Гебрид,
избранник твой, душа моя, гибрид 
изнеможенья в смеси с заблужденьем.
Не торопись. В объятиях строй-плит,   
земля, укрывшись снегопадом, спит.
Открой – окно.. Включи – воображенье.

Представь оранжевую гору, за горой
долину залитую светом, род людской
на склоне той горы. «Пик самомненья».
Оговорюсь, не род, но поколенье
представь, допустим, наше: гомон, ор,
сопение, самообман – вид сбоку, 
в затишье перед тишиной глубокой
представь лавину, льющуюся с гор.

Представила?.. Зеленая дорога!..
И каплет красный снег, его немного,
и тишина, и, мёртвые стоят,
Уитмен, Байрон, Беранже, Золя, 
Корбьер, Готье, и брат глядит на брата.
Вскочив с кровати, я бегу в подъезд:
мне душно… Ignorantia non est…
Not as… ах чёрт, забыл! Короче благо.

…Я слышу гул лавины!.. Весельчак
подавленный однажды, я встречал
тех, кто бежал навстречу ей и тех, кто
бежать пытался прочь, как неприметно,
таким макаром, образом таким,
очерченная тень – промозглость шума.
Спокойствие? Ну кто бы мог подумать?
Представь А.С. и Лермонтова с ним:

чуть раньше, позже – tertium non datur…
Как космоса боятся космонавты
я ждал тебя, так ждёт печали грусть
среди удушливой тревоги. Я клянусь: 
я ждал тебя! безвестность ждёт так славу.
Срок годности прошедшего истёк.
Истерики – истёрлись. Кран – протёк.
Post mortem nihil est, meine liebe frau.

…В затишье перед синей тишиной,
под сумраком, одетым бахромой
далёких звёзд, утративших значенье
за давностью, исполнен огорчений
переведённых в статус «не судьба»,
представь, стою я, равнодушен, молод:
гусарский юмор, банка coca-col’ы
в руке – припоминаю то, какой была 

минута встречи нашей, без сомненья
поспешности предпочитая промедленье,
в котором нахожу покой, кляня 
(но вам какое дело до меня?)
дурное амплуа страдальца, в гриме
Пьеро стою – чудак во всей красе! –
впадая в океан созвучий всех;
в клубящемся тумане, словно в дыме… 

За годом день и ночь за днём – мой пост,
моя любовь – мой вечный холокост.
Как говорили в Риме: «dictum factum».
Я рад тебе, Надежда, безвозвратно,
ухоженный обугленной тоской,
чьё имя, если верить, наслажденье,
за преданность, которой нет прощенья,
в затишье перед синей тишиной.

..И эту грань, и эту честь (свершилось!),
и эту обречённую решимость
я понесу, как знамя. Трудно ль мне?
Не трудно. Спички не горят в огне,
сгорают – не горят, безмолвно правы.
О техногенный век, где я возник!
О век мой – зверь мой, здесь, среди возни,
почти на всё – о, времена!.. о, нравы!.. –

в дворец пытаясь превратить свой хлев,
уничижённые, алкая горький хлеб,
за скромную довольно мзду, готовы!..
Не обращай внимания, я молод,
мой милый друг. Пора. Пойдём со мной.
Штандарт готов, на нём «dum spero spiro».
Коричневый и красный – некрасиво!
Мне хочется зажмуриться порой.. –

О, тишина! Я помню её запах!
Я слышу гул лавины! Круг не замкнут
пока ещё… Но рот земле зажмут
надгробием моим – насильный жгут
на рыхлой ране. Окончанье скрыто.
А жизнь трудна, вот горький эпилог –
рождение – её – открытый – слог.
Могила – слог, мне кажется, закрытый...


                14-21 марта 2013