Бледно-синее полотно мартовского неба...

Бледно-синее полотно мартовского неба
раздвинуто искривлёнными линиями
по-зимнему жёсткой ветки
с почками, выходящими из стадии
мёртвых точек - в каждой
живой листочек дышит уже,
и его дыхание слышит -
сущий Любовью
в любой душе,
рождённой свыше...

Хлеба
помимо
белесая пантомима
лицедействующих скульптурно
облачных высей
магнитит в зените
Божьей славы
уголочки мордочек лисьих
листьев,
спящих в норах
родильных утроб
почек древесных,
и в благоприятный
для объятий с простором
воскресным
силы набравшейся сини
миг
листики
вглядываются
медово-блестящими глазками
в лик
сказки осуществлённых лучей
звёзд, луны, солнца...

Биллионы зелёных свечей
с распятий веток,
студёным ветром
искривлённых,
в аудиториях
зажжённых жаждой духовной
очей
читают раскрепощёнными
мгновеньями
подключённых к кронам горним
земных
корней -
стих
земли всей
в измерении
времени
человечной
вечности...

В каждой ветке вешней - многокрылость того серафима,
что в пушкинском "Пророке" жаркую жизнь, с многообразием её речей,
доставал из могилы мира
глухоты,
немоты,
слепоты
людей,
живущих ради
пира
червей,
упраздняемого чуткостью моей
тетради
всенощно-дневной
к благословенно-нетленно-напевному,
внутривенно-верно-вдохновенному,
неровно-кровному,
как дрожь сакральная -
идеальная
для прорастания сквозь лаковую мёртвость глади,
за которой -
жуть
лесоповальная,
открывающая росту леса
слова
нового
путь
ветвленья корешков-ростков сквозьплитных,
родников сквозьскальных -
до небес...