Терем грёз

Встарь
Терем грез построил себе государь
Срединного царства: лазурь, киноварь,
Тысяча яшмовых ступеней,
Тысяча тысяч покоев, и тысячу фей
В тех покоях он поселил:
Так он сердце свое веселил.

Терем грез…
Смесь яви дневной и сонных теней,
Лучших грез лучших дней,
Легкого смеха и сладких слез…

Все богатства Срединного царства ушли
На постройку дворца:
Грезы дорого стоят.
Любят в дальней дали пролетать журавли,
Их попробуй-ка ты излови,
Но не всех ведь синицы устроят.

Есть такие, кому журавля в облаках
Не заменит синица в руках,
Пусть доступней синица.
Есть такие, кто платит сторицей
За неясный мираж, промелькнувший во снах:
И доходами царства (опасный размах),
И трудами, и жизнями многих людей -
И душою, и жизнью своей.

Терем грез… Переходов так много в причудливом зданье,
Столько комнат и зал…
Заблудился – пропал.
Заблудившийся в долгом мечтанье
Также тщетно пытается выход порой отыскать.
Да, опасно мечтать, безрассудно и страстно мечтать,
Путать то, что реально, с плодами фантазий, фантомы
Принимать за живых.
Кровь сосут из нас книжные томы,
Только что мы без них…

Нам мечты наши милы,
В нас они существуют всерьез,
Мы же – в них… И берут, и дают они силы.
Терем грез, восхитительных грез.

Там за садиком сад, и площадка сменится площадкой.
Тайной нежной, тягучей, опасной, влекущей  и сладкой
Струны томно, негромко звенят.
И тихонько смеются, и плавно скользят
За дверями красавицы-феи; их лики,
Что прелестны и зыбки (рассветные блики
Так блестят на росе,
Как улыбки их узеньких глаз),
На шелку нарисованы все,
И картины покои украсили тысячу раз…

Терем грез… Лучших грез лучших дней.
И, конечно,
Что навеяно образом грезы,
Что грезою создано было – не вечно.
Хоть едва ли прочней
И вечней
То, что было реальным,
                что было –
И убыло,
И стало мечтою, стало образом в царстве теней.

И сгорел Терем грез. Лучших грез лучших дней…
Подожжен по приказу,
Тридцать дней он горел и ночей:
Даже греза исчезнет не сразу.
Наконец, став золою холодною, он
Ветром был разнесен.

Сколько было затрачено золота, силы, ума и души!
Только ветер над выжженным местом гуляет в тиши,
Только ветер…
Исчезают вот так не одни достиженья бахвальства,
Не одни лишь творения знанья, искусств, красоты,
Не одни лишь мечты, -
Исчезают так целые царства,
И почти без следа,
Как мечта,
И теряются где-то во времени, в безднах пути.
Но как дорого это «почти»…

О, прелестные феи, следы ваших маленьких ножек,
Взгляды узеньких глаз
Еще многих взволнуют, встревожат,
Но найти нынче вас
Лишь во сне и возможно,
Хоть было и ранее сложно
В ваш проникнуть приют
И пройти коридоры к светлицам и горницам,
Что, петляя, то к цели ведут,
К нежным ласковым горлицам,
То уводят от цели, толкнув в тупиковый закут…

Ах, Волшебный Коралл, ах, Звенящий Хрусталь,
Ах, Прозрачный Ручей!
Имена ваши манят, в них нега, печаль,
Терем грез ныне только лишь ваш и ничей,
Вы одни в нем, двоясь: вот мелькнула живая, а вот
С шелка тонкой картины она же кокетливо голову клонит
И на лютне струну теребит, прихватив
Нежным пальцем; и жалобно стонет
Тот замолкший мотив…
1993г.

***

Послесловие:

    Историю Терема грез, которому посвящено мое стихотворение, я вычитала в старинной повести неизвестного китайского автора. Вкратце она выглядит так: 

    Ян-ди, он же Ян Гуан, предпоследний император династии Суй, который правил с 604 по 617 год, предпочитая проводить свои дни в праздности, однажды, окрыленный новой явившейся ему идеей, призвал к себе лучшего зодчего и отдал ему повеление. По его приказу мастер Юсяншэн сделал чертеж дворца со множеством извилистых переходов, укромных галерей и потаенных уголков. Во дворце поселили тысячу девушек. Стены дворца украшали их портреты, в его покоях было собрано множество диковинок и драгоценностей. Однако через несколько лет Ли Ми, первый император следующей династии Тан, поднял войска и захватил царство Суй, а Ян-ди погиб (был задушен своим же приближенным), и его погребли в Янчжоу. Ли Ми приказал сжечь Терем грез. Дворец горел в течение месяца.

«- Гуляя по покоям дворца, - сказал он [император Ян-ди] приближенным, - чувствуешь себя небожителем. Поистине мой дворец – это Терем грез.
…
- Он был создан на крови и страданиях народа [сказал Ли Ми], - и повелел его спалить».
    «Записки о Тереме грез». Аноним IX в. «Лю Фу (XI в.) Цин-со гао-и» («Суждения о нравственном у зеленых ворот»). 

    Греза императора о дворце, наиболее подходящем для уединения и любовных утех, была вполне реальной и, также вполне реальным образом, воплотилась в жизнь усилиями архитектора, мастеров и рабочих, - и все это просто благодаря большим возможностям и достаточному финансированию. Затем сожженный дворец, кратко описанный в назидательной литературе, перешел в область преданий и снова стал грезой – грезой тех, кто о нем прочитал или услышал.

    В связи с новой ассоциацией в голову сами приходят мысли о том, что подобные терема грез встречались неоднократно. 

    Мир грез как таковой имеет весьма расплывчатые границы, которые колеблются на пересечении реального и виртуального миров. Греза, мечта может посетить человека в состоянии бодрствования или в состоянии сна, может убаюкать или, напротив, вдохновить его на какие-либо решительные действия, дать повод к размышлениям - и, конечно, пищу для творчества. И тогда возникает новая греза.   
 
    Всем известный знаменитый Запретный город Пекина, Цзыцзиньчэн, не что иное, как еще один воплощенный Терем грез. Существует легенда, что образ этого дворца привиделся во сне тому самому монаху, который и сподобился нарисовать его проект для принца Чжу Ди, и было это в начале XV века, через семь веков после Ян-ди. Став императором Китая, Чжу Ди начал воплощение очаровавшей его мечты, воздвиг Запретный город и объявил его новой столицей Китая и центром вселенной, откуда власть божественных императоров проникнет во все концы их обширных владений. Согласно преданию, стройка продолжалась 15 лет, до 1421 года, причем было задействовано миллион работников, использовано 100 миллионов штук кирпича, 200 миллионов плитки и очень много мрамора. Население Запретного города состояло из членов правящей семьи и нескольких тысяч евнухов и наложниц. Вход в город без разрешения однозначно означал смерть. Теперь Запретный город называют Гугун, то есть Бывший дворец… да, теперь всего лишь бывший… он представляет собой гигантский музей и тень былой мощи и славы былых империй Поднебесной. Терем грез, точнее не скажешь.

«Опущен засов на Запретных Воротах.
  Ни звука среди тишины…»
                Хун Цзунь (1176 – 1235) «В Зале Прямой Яшмы».

    Совершенно восхитительна история, касающаяся легендарного дворца восточного владыки хана Хубилая (хана Кублы) из династии Юань, основанной после завоевания Китая монголами в XIII веке, при дворе которого подвизался некогда Марко Поло. Ей посвящено эссе Хорхе Луиса Борхеса «Сон Колриджа», а заключается она в том, что: «Монгольский император в XIII веке видит во сне дворец и затем строит его согласно своему видению; в XVIII веке английский поэт, который не мог знать, что это сооружение порождено сном, видит во сне поэму об этом дворце».
    О том, что хан Кубла увидал свой дворец во сне, сохранились сведения в древней персидской литературе (согласно воспоминаниям визиря Газан-хана, потомка Кублы «К востоку от Ксанаду Кубла Хан воздвиг дворец по плану, который был им увиден во сне и сохранен в памяти»), а о том, что поэма об этом дворце через пять веков явилась во сне английскому поэту, засвидетельствовал сам этот поэт, Сэмюэл Тейлор Колридж, рассказав о событиях лета 1797 года, когда и создал свое произведение. Правда, заявление Колриджа столь претенциозно, что ему не все слепо верят… однако ведь тогда и сообщение визиря может оказаться всего лишь вымыслом, но посмел бы он выдумывать что-либо о столь важной персоне, как верховный хан, император Поднебесной?.. В любом случае, все сходятся во мнении, что высокие достоинства поэмы вполне стоили великолепия ханского дворца. 
    Так что вот и еще один самый настоящий Терем грез.

«В стране Ксанад благословенной
Дворец  построил  Кубла Хан,
Где Альф бежит, поток священный,
Сквозь мглу пещер гигантских, пенный,
Впадает  в сонный океан.
…
«И тень чертогов наслажденья
Плыла по глади влажных сфер…
Какое странное виденье -
Дворец любви и наслажденья
Меж вечных льдов и влажных сфер.
…
Стройно-звучные напевы
Раз услышал я во сне,
Абиссинской нежной девы,
Певшей в ясной тишине…»

Колридж. «Кубла хан, или Сновидение», незаконченная поэма («Kubla Khan, or A Vision in a Dream»). Перевод Константина Бальмонта

    Борхес, посвятивший пару страниц удивительному сну Колриджа, в какой-то степени повторившему сон хана, вероятно, увлекся темой зеркальных взаимо-отражений (тем более что с зеркалами у него были отношения особые). В мини-новелле «Дворец» причудливое создание рук человеческих, вдохновленное человеческой мечтой, он приравнивает к окружающему миру, а кроме того пишет «Притчу о дворце», окончательно сведя воедино все концы и начала (и грезы о грандиозных постройках, и сами эти постройки, и то, как их может воспринять творческая личность), - и в конце поставив вопрос ребром, так что же важнее – сам дворец как таковой или вдохновленная им поэтическая мысль? То есть в конечном счете что реальнее - мечта или явь, терем грез или просто терем?       

«В этот день Желтый Император показывал поэту свой дворец. … У подножия предпоследней башни поэт (сторонившийся зрелищ, завораживавших всех) прочитал краткое сочинение… Правда – и самая невероятная – в том, что стихотворение содержало в себе весь гигантский дворец разом до последней мелочи… В мире не может быть двух одинаковых созданий, и как только поэт окончил читать, дворец исчез, словно стертый и испепеленный последним звуком».               
         Хорхе Луис Борхес «Притча о дворце».

         Как выразился Колридж:
«В полнозвучные размеры
Заключить тогда б я мог
Эти льдистые пещеры,
Этот солнечный чертог».

    Однако стихотворение, обладающее в своей законченности магической силой, оказалось забыто (любопытно, что и Колридж забыл половину из приснившейся ему поэмы, поневоле оставив ее незавершенной).   
    В последних сроках своей Притчи Борхес лукаво упоминает, что «Сказания эти, понятно, всего лишь выдумка сочинителей».

    В старинной китайской поэзии впечатление о дворцовом великолепии навевается каноническими упоминаниями о яшмовых ступенях и нефритовых окошках.
    Среди произведений китайского поэта Ван Бо присутствует тень еще одного дворца, полного воспоминаний-грез о прошлых днях:

«Правителя высокий терем –
                на берегу реки.
Нет звона яшмовых подвесок –
                нет песен, плясок нет.
…
Как много осеней минуло –
                и сколько перемен!
Где ныне терема владыка,
                где отыскать его?»
    Ван Бо «Павильон Тэнского правителя». Перевод В. Рогова.

    А знаменитое «Сетование на яшмовых ступенях» знаменитого Ли Бо, вечно пьяного и бесконечно талантливого? «Ступени из яшмы давно от росы холодны…»

    Короткие емкие строки, посвященные величию былых властителей и печали брошенных женщин, тени которых населяют ныне уже невидимые, но по-прежнему существующие в воображении терема грез, заставляют щемить сердце.      

Встарь
Терем грез построил себе государь
Срединного царства…

2013г.
***