Вещий сон

                ВЕЩИЙ СОН
                Новелла
Вступительные экзамены позади. Новоиспечённая студентка Оля всё оттягивала момент отъезда из родного дома. Наконец, накануне первого сентября, мама отправила её на последний рейс в город, а там до областного центра автобусы ходят каждые полчаса.
Прикрыв глаза и мерно покачиваясь в мягком салоне «Икаруса», она вспоминала бурные события уходящего лета: школьный выпускной бал, сдачу документов в АГПИ, вступительные испытания, собеседование и самый волнующий день – когда в главном корпусе вывесили списки счастливчиков, выдержавших конкурс. Сотни абитуриентов с шумом ринулись в распахнутые после обеденного перерыва двери вестибюля главного корпуса, мгновенно окружив стенды плотным кольцом.
Оля пробиваться сквозь толпу не стала, остановилась переждать в стороне у огромного окна. В целом мире никто бы не догадался, какие бури переживаний и страха проносились в тот момент в её душе: эта деревенская девочка умела сохранять самообладание.
Спокойную с виду абитуриентку заприметила пожилая сотрудница института, это была филфаковская секретарша Антонида Александровна. По каким-то одной ей известным признакам она поняла, что это тоже абитуриентка.
– А тебе неинтересно узнать, поступила ли ты, или ждёшь кого? – спросила она.
– Подожду, когда схлынут.
– Скажи свою фамилию, я списки печатала, может, вспомню.
Девочка недоверчиво посмотрела на неё, но всё же назвалась.
– У тебя редкая фамилия, её трудно не запомнить. Радуйся – ты поступила.
Олино сердце подпрыгнуло к самому горлу, а потом гулко ухнуло куда-то вниз. «Спокойно-спокойно, может, тётечка ошибается»,– скомандовала она себе, но улыбнулась благодарно и вмиг пересохшими губами выдавила «спасибо». Дождалась конца ажиотажа, собственными глазами прочитала свою редкую фамилию среди сотни других поступивших на филфак, убедившись в феноменальной памяти факультетской секретарши.
Уняв радостное волнение, нашла, где подать заявление на общежитие, узнала номер своей комнаты и тут же уехала домой, даже не заглянув туда. Радость поступления уже начала потихоньку омрачаться скорой разлукой со всем тем, что ей было близко и дорого.
Оставшиеся летние дни пролетели молниеносно. В последний раз она сходила на свою любимую реку Тубу. Её крутой обрывистый берег причудливо испещрён множеством маленьких птичьих норок, откуда день-деньской стремительно вылетали проворные стрижи, добывая корм птенцам. В Олином детстве все берега реки летом были забиты большими вкусно пахнущими смолой плотами, откуда так здорово было на спор нырять с мальчишками. Выныривали они уже почти на середине глубоководной Тубы, где пловцов подхватывала стремнина и уносила вниз по течению. Причалить к берегу им помогал крутой изгиб своенравной реки. Измождённые, выбирались они на каменистый берег и долго отдыхали на раскалённых валунах.
Теперь Туба уже не та: после открытия Красноярской ГЭС она постепенно обмелела, местами даже заилилась, плоты по ней давно не сплавляют, зато малышне купаться раздолье – полно мелких  затончиков, где в жару вода прогревается как кипяток.
Вздохнув, Ольга поднялась с добела отмытой коряги, оставшейся здесь с незапамятного половодья, и знакомой тропинкой стала подниматься по крутому берегу вверх, в село. Пора было прощаться с домом, с родителями, любимыми учителями, с клубом, где она вместе со старшим братом-музыкантом все школьные годы неизменно участвовала в художественной самодеятельности; расставаться с многочисленными друзьями.
Их большой класс, состоящий из ребят нескольких окрестных деревень, был очень дружным. Вечерами и праздниками они частенько сходились у заводилы-Оли. Её дом друзья называли штаб-квартирой. Все самые интересные школьные дела задумывались именно там: походы с кострами, классные часы, сценарии тематических вечеров, новогодние балы. Соберутся, нажарят картошки до золотистой хрустящей корочки (после казённой пищи на её особенно налегали интернатовские ребята да всеобщий любимчик Ванюшка Шварц по кличке Чёрный). Вдоволь наедятся с молоком и тогда уж допоздна составляют «наполеоновские» планы, галдя и перебивая друг друга.
Теперь это беззаботное времечко в прошлом. А впереди – манящая и в то же время пугающая неизвестность. Под родительским-то крылышком спокойно и надёжно, а каково будет там, в городе, где все чужие и где придётся жить от воскресенья до воскресенья?
С этими тревожными мыслями, заглушая тлеющий уголёк тоски по дому, девушка и перешагнула к вечеру порог общежития.
– О, у нас ещё одна жилица! – громко воскликнула одна из тех, кого Оля застала в комнате. – Пятой будешь. Иди, бери у коменданта раскладушку.
Все соседки оказались с рабфака, а значит, старше как минимум на два года, давно знали друг друга, вели себя раскованно и, знакомясь, вовсю подтрунивали над вновь прибывшей. Особенно Вера, то и дело выбегающая в туалет покурить, что для Ольги оказалось чуть ли не шоком – у неё в семье даже отец никогда не курил.
Кое-как расположив свои вещи, она мечтала только об одном – поскорее лечь спать перед завтрашним трудным днём, но девчонки шумели и возились ещё долго, в тесноте комнаты то и дело задевая раскладушку. Улеглись за полночь. Узнав, что новенькая ещё ни разу не ночевала в общежитии, загадали ей: «На новом месте приснись жених невесте».
Выключив свет, они продолжали шушукаться, Оля же мгновенно провалилась в сон.
Юность-юность! В эти годы даже самые сложные проблемы не давят сердце тяжёлым камнем, не изводят душу, не изнуряют бессонницей. Только донёс голову до подушки – незримый Морфей тут же обовьёт твои ресницы своим лёгким дуновением. Ночь прошла, и вот уже утро вечера мудренее.
Она проснулась от девичьего гомона. Все уже поднялись.
– Вставай-вставай, на первую лекцию опоздаешь. Ну, рассказывай, кого во сне видела? – Самая бойкая из соседок, Вера, не забыла своё вчерашнее пожелание.
 И она стала вспоминать… Неясные ночные видения начали проступать будто сквозь густую пелену: вот корпус их филологического факультета, до сей поры всё ещё незнакомого (вступительные экзамены они сдавали то в главном корпусе, то на инязе).., вот она поднимается по широкой каменной лестнице.., заходит на второй этаж, отчего-то залитый небесно-голубым светом.., кругом пусто, только вдалеке, на другом конце коридора, стоит паренёк, опершись на подоконник и сложив руки на груди, будто ожидая чего-то…
– Всё ясно, быть тебе замужем за нашим, филфаковским, – заключила скорая на выводы соседка по комнате. – Лицо-то хоть запомнила? Глядишь, и встретится прямо сейчас
– Да нет, силуэт только помню. Роста как будто невысокого.
– Ничего, узнаешь, тут парней раз-два и обчёлся.
– То-то и оно, – подхватила тему другая соседка.– Где уж нам уж тут выйти замуж. На весь первый курс парней пять-шесть наберётся, так ладно. А девчонок в трёх группах штук 60-70, поди. Не-е, мы себе кавалеров на физмате искать будем. Там их пруд пруди.
Засмеявшись и заторопившись в институт, девчонки быстренько побросали в сумки ручки, общие тетради с пока ещё девственно чистыми листами и, замкнув комнату, наперегонки побежали с пятого этажа вниз, сдали дежурному вахтёру ключ и весёлой стайкой выпорхнули из общежития. Только Оля в новых, ещё не разношенных туфлях, купленных мамой по случаю поступления дочери на учёбу в город, отстала от них. Ступала осторожно, боясь натереть ногу.
 Она едва не опоздала. Резкий электрический звонок прострелил слух ещё в холле. После переливчатого школьного колокольчика он показался ей грубо-пронзительным, и у неё вновь сжалось в груди.
Однако делать нечего, надо бежать искать зал, где должно было состояться знакомство с факультетским начальством. Не хватало ещё опоздать в первый же день! Обращать внимание на тесные туфли было уже некогда, она узнала у дежурного, как найти 15 аудиторию, пулей влетела на второй этаж и… обомлела: пол коридора был покрыт ярко-голубым линолеумом. Совсем как из её сегодняшнего сна!
Никакого паренька у подоконника, конечно, не было, все первокурсники заняли места и напряжённо ожидали декана, могущественного Виктора Алексеевича. Опоздавшая едва успела юркнуть перед ним в аудиторию, присела на единственное свободное место за первым столом около преподавательской кафедры, как оказалось, рядом с Ниной Колесниковой, серьёзное лицо которой уже сейчас выдавало будущую строгую учительницу.
Во время перерыва девушки познакомились. Оказалось, что обе они выросли на одной и той же чистой, глубокой и широкой реке Тубе, образовавшейся от слияния трёх могучих сибирских рек – Амыла, Казыра и Кизира. Для обеих с раннего детства вода была главным летним развлечением, стихией, страстью. Видно, это и определило их дружбу с первого студенческого дня и на все годы учёбы. Да они даже внешне подходили друг к другу: круглолицые и пухлощёкие, с фигурами явно не для дефилирования по подиуму. Но главное – характер: у обеих независимый и самостоятельный, без преклонения перед сильными мира сего.
Словом, девушки подружились. Вскоре Ольга напрочь забыла свой предутренний сон перед первым сентября. Какой там сон, когда на них навалились огромные списки книг, казалось, это невозможно одолеть за один семестр. Всякие там антички и зарубежки, литературоведение и языкознание, историческая грамматика и старославянский язык. И множество других мудрёных предметов, о существовании которых они раньше и не догадывались.
Каждую неделю Оля уезжала в своё село. Отец, шофёр сельского авторемзавода, специально брал рейс в Черногорск в выходной субботний день, чтобы привезти дочку после учёбы домой, а увозил к первой паре лекций в понедельник рано утром, и Оля лишнюю ночку ночевала дома.
Трудно привыкала она к новой жизни. Все остальные освоились ещё осенью в отдалённом хакасском колхозе, где, как водится, весь первый курс доблестно помогал убирать урожай в закрома Родины. Весь, кроме Оли. Новые туфли всё же натёрли ей ногу, но из-за переживаний первых дней вдали от дома она не обратила на это внимания. Началось заражение. Пока сокурсники месяц ворошили хлеб на зерносушилке, она лечилась у хирургов.
В институт студенты вернулись через месяц. Вскоре появилась там и Ольга. Прихрамывая, она прошла к ставшей уже своей первой парте у окна рядом с Ниной. Подруги погрузились в учёбу. Обеим новые науки давались без особого труда, только с мёртвым старославянским у Ольги что-то не заладилось. Но и тут ей здорово повезло с подругой. Оказалось, что она по жизни круглая отличница. Рядом с ней любой экзамен не страшен.
Время пошло своим чередом. Позади уже была первая сессия, зимние каникулы. Наступила весна.
Как-то в апреле отец привёз её на занятия очень рано. В пустынном здании гулко отдавались Олины шаги. В аудитории за последним столом сидела лишь Татьяна Оседко, местная жительница. По годам она была старше всех в группе, умная, спокойная, рассудительная.
– Рассказала бы хоть что-нибудь о себе, – первой начала разговор Татьяна.– Ты у нас староста группы, а мы о тебе ничего не знаем, прямо закрытая книга. Только и видим, как расцветаешь по субботам – домой, значит, едешь.
Она действительно ни с кем, кроме Нины, не общалась. Старостой группы её никто не выбирал – декан Виктор Алексеевич Федченко сам назначил ещё в первые дни учёбы. Видно, его подкупила Ольгина школьная характеристика. Ничего такого особенного как староста она и не делала: ну, получит раз в месяц в кассе института стипендию на всю группу, раздаст, вот, пожалуй, и всё. Даже отсутствующих на занятиях староста группы «Б» в спецжурнале чаще всего не отмечала, если только преподаватель сам случайно не выяснит, кто из студентов сегодня проигнорировал его лекцию или семинар. К слову, через год Ольгу как не справившуюся со своими обязанностями с должности старосты сняли. К её великому удовлетворению. Ей бы неделя поскорее пролетела – да домой, к друзьям. Тут Татьяна Оседко была абсолютно права. И Ольге стало немного стыдно перед одногруппницей.
А вскоре произошло ещё одно, на первый взгляд, незначительное событие, но перевернувшее всю Олину душу.
… Для поездки домой из Абакана с пересадкой в Минусинске нужен был всего один рубль, но в кошельке не звенело ни копейки. Все оставшиеся к концу недели деньги, как обычно, она истратила на гостинцы младшей сестрёнке ещё детсадовского возраста да на книги (спешила собрать свою библиотеку, готовясь работать словесником в какой-нибудь глухой деревушке, мало ли куда молодых специалистов могут отправить по распределению).
Последние деньги потратила, а стипендию отчего-то задержали. Что делать? Попросить в долг? Но у кого? Все в такой же ситуации. Остаться на выходной в городе? Даже мысль такую она не допускала.
Девушка всё же решила попробовать занять – авось да найдутся у кого. На перерыве семинарского занятия она вслух спросила, не может ли кто одолжить ей до понедельника рубль на билет.
 Такой фантастической перед стипендией суммы ни у кого, конечно, не оказалось. Однако все, как один, дружно принялись вытряхивать свои тощие студенческие кошельки и карманы, проверяя, не затерялась ли там, случайно, копейка-другая.
Глядя, с каким азартом они пересчитывали мелочь, прося местных (самых богатых!) ещё раз проверить всё досконально, чтобы собрать ей недостающую сумму, Ольга будто стряхнула с глаз пелену, и вдруг поняла, что и здесь, в институте, она в кругу своих друзей.
С того трогательного момента недавняя школьница окончательно ощутила себя студенткой первого курса АГПИ группы «Б», стала присматриваться к тем, кто учился рядом с ней, сидел на лекциях, отвечал на семинарах, выступал на коллоквиумах. Среди них, как оказалось, так много интересных людей, хороших товарищей, верных друзей, даже вечно отсутствующий единственный молодой человек в их группе – Сергей Калягин – оказался неплохим парнем. С ним у старосты Ольги были вечные проблемы. Спортсмен-лыжник, он часто ездил то на сборы, то на соревнования, а под эту марку и просто так частенько пропускал занятия, отсыпался в комнате, а староста отвечай за него.
Незаметно подкралась летняя сессия, а там и каникулы, когда она могла пожить дома целых два месяца. Школьные друзья тоже съехались домой, и тут уж они дали себе волю – купание на речке, поездки в любимый Потрошиловский бор на мотоциклах, вечерами – кино, по выходным – танцы чуть не до рассвета. Ходили в гости к своим любимым школьным учителям.
Но в конце августа Ольга вдруг почувствовала, что соскучилась по институту, преподавателям, однокурсникам. Поняла, что хочет встретиться с ними, послушать их непринуждённый щебет, поговорить.
На первое занятие в качестве второкурсницы в середине сентября она шла с удовольствием (первые две недели часть студентов их курса ездила в диалектологическую экспедицию в Курагинский район, а остальные работали кто в стройотряде, кто в колхозе). Оля поднялась по знакомой лестнице, свернула на второй этаж с голубым линолеумом, где, как обычно, в самом большом лекционном зале собирался весь курс. Этаж гудел. Везде уже сновали студенты, то и дело раздавались радостные возгласы, дружеские хлопки по плечам, со всех сторон сыпались  приветствия, тут и там группы друзей бросались в горячие объятия, возбуждённо обменивались летними новостями. Ольга тоже на ходу здоровалась, улыбалась, кивала налево и направо.
Прямо напротив двери в аудиторию, опершись на подоконник, со сложенными на груди руками стоял паренёк из параллельной группы. Он негромко поздоровался с ней и тут же отвёл глаза. Она только и знала о нём, что его зовут Алексеем.
Какое-то смутное, едва уловимое воспоминание шевельнулось в душе девушки, но тут же исчезло, улетучилось, превратилось в дымку. К пареньку шумно подлетел его одногруппник, рыжий Юрка Кочергин, стал тискать друга и одновременно выпаливать какую-то несусветную тираду, а к Ольге подошла Нина. Они виделись совсем недавно, вместе ездили в экспедицию, потом побывали друг у друга в гостях, благо, живут в соседних районах, так что встреча их была довольно спокойной.
Подруги заняли своё привычное место на первом столе первого ряда. Вскоре вошла преподавательница современного русского языка Анна Фёдоровна Василенко. В отличие от коллег, она требовала полной записи своих лекций. И была права. Орфография с синтаксисом – это вам не литература или история КПСС, где, пробежав глазами учебник и овладев кое-какими знаниями, на экзаменах можно было «выехать» за счёт богатой лексики и умения красиво и гладко излагать свои мысли, а с этим у большинства студентов-филологов проблем не возникало.
Оля прилежно записывала лекцию, но вскоре почувствовала какую-то тревогу. Пытаясь подавить неясные ощущения, старалась ещё внимательнее слушать преподавателя, но, движимая чем-то ей неподвластным, оглянулась. Вся студенческая братва дружно склонила головы к своим тетрадям, сосредоточенно записывая практически под диктовку, поэтому девушка сразу же перехватила полный затаённой мальчишеской нежности взгляд, устремлённый явно на неё. Это был тот самый парень из параллельной группы, что утром стоял у окна и смущённо поздоровался с ней.
 И Оля вспомнила! Отчётливо, как будто это было вчера, она вновь увидела картины своего сна годичной давности: тогда ещё незнакомый голубой коридор, неясные очертания одинокой худенькой мальчишеской фигуры…
Как же открыты в 18 лет наши сердца навстречу добру, свету, любви. Этот потаённый многоговорящий взгляд мгновенно покорил её, помог ощутить в нём нечто такое, что до поры до времени было скрыто очень глубоко внутри.
Всего лишь несколько секунд смотрела она ему в глаза и, стушевавшись, вновь склонилась над тетрадкой с лекциями. Но это была уже другая Оля: волны необъяснимых предчувствий чего-то большого и настоящего мягко перекатились внутри её девичьего существа.
Какое-то время спустя она поймёт, что тот никем, кроме них, не замеченный миг явился точкой отсчёта нового времени. А шутливое предсказание бывших соседок по комнате и прошлогодний сон стали для неё, далеко не фаталистки, буквально наваждением. И она как должное приняла дальнейшее развитие внешне едва уловимого романа.
Хотя какой там роман! При встрече в институте (девушка к тому времени жила на квартире, а не в общежитии) не мимолётное «привет», а чуть более значительное «здравствуй», всё те же взгляды во время лекций, заметить которые был в состоянии разве что самый придирчивый преподаватель.
И лишь через полтора месяца, накануне ноябрьских праздников, к Ольге на перерыве подсел друг Алексея, конопатый Кочергин:
– Слушай, давайте вчетвером праздник встретим. Можно у тебя? Твоя бабушка не будет против?
– Вчетвером – это с кем? – насмешливо уточнила она.
–Ну, мы с Лешкой и вы с Ниной.
– А что же твой друг сам не подошёл? – с напускным безразличием, как ни в чём не бывало, продолжала она пытать парламентёра, но тот лишь сопел и отмахивался.
– Да ну вас! Давно пора бы уж самим разобраться, а вы всё вокруг да около.
Вечеринка все-таки состоялась. Правда, без Нины. Далеко живущим студентам разрешили съездить домой за зимней одеждой, все остальные строго-настрого должны были организованно явиться на праздничную демонстрацию создавать массовость и в нужный момент выкрикивать громкое «ура», а вечер накануне оказался свободным.
Пожилая квартирная хозяйка опытным взглядом тут же определила, кто втайне вздыхает по её постоялице, присмотрелась к нему. Ребята, конечно, только из вежливости предложили ей вместе с ними выпить лёгкой розовой шипучки за очередную годовщину революции, но она не отказалась. С Алёшкой разговорилась, дошли даже до старческих болячек. Узнав, что в Каратузском районе, где он живёт, сеют коноплю, попросила привезти ей мешочек конопляного семени на лекарство (о наркоманах тогда ещё слыхом не слыхивали).
После того, как гости ушли, вслух одобрила выбор своей квартирантки.
– Да какой выбор, тётя Ганна!– вспыхнула было девушка, но много повидавшую на своём веку женщину обмануть было невозможно.
– Не отнекивайся, девка, вижу я. Говорят тебе – славный парень, добрым станет хозяином в доме. А тот рыжий, вихлястый – не для тебя. Мороки с ним в жизни будет много.
Перечить старухе не имело смысла, да, откровенно говоря, и не хотелось. Ольге ещё раз ненароком подумалось, что, может, это судьба и девичьему сну суждено стать вещим?
На переменах они теперь частенько стояли вместе, иногда ходили в областной кинотеатр «Победа», где Алёша первое время стеснялся надевать очки и, как потом выяснилось, ничегошеньки не видел из того, что происходило на экране.
На совместных лекциях они теперь перебрасывались записками, Лёша иногда писал стихами, получая ответы в прозе. Их особенные взаимоотношения уже ни для кого не были секретом.
Однажды весь второй курс отправили по городу дежурить до полуночи в качестве народных дружинников. Нашей парочке с красными повязками на рукавах достался оживлённый проспект имени Ленина. Никаких хулиганов они, конечно, не обнаружили, зато наговорились в тот вечер вдоволь.
Ближе к весне впервые вместе съездили к Оле домой. Нельзя сказать, что её родители были в восторге от потенциального жениха, но, мудрые сердцем, виду не подали, радушно приняли парня, поверив дочериному выбору.
Время всё больше и больше связывало молодых людей: совместная учёба, общие интересы, в мае, перед весенней сессией, – инструктивный лагерь, где их учили воспитывать отдыхающих школьников, а на летних каникулах – лагерь пионерский в живописном сосновом бору Шушенского района, там они вместе работали в одном отряде и под их неусыпным надзором находились сироты из черногорского детского дома, отзывчивые на любовь и заботу.
Потом, уже осенью, во главе с неулыбчивой преподавательницей зубодробильного старославянского языка Верой Геннадьевной сборная группа третьекурсников, в том числе и наши влюблённые, отправились на побережье Чёрного моря, где на бесконечных, как небо, плантациях с рассвета и до наступления испепеляющего южного зноя в огромные корзины они собирали тяжёлые спелые гроздья винограда, зарабатывая себе на обратную дорогу. А после обеда в общественной столовой Черноморского совхоза, преодолевая под палящими лучами южного солнца двухкилометровый марш-бросок, до позднего вечера загорали, барахтались в крупном, добела промытом морскими приливами песке. Что малые дети, строили из него сказочные дворцы, собирали ракушки и разноцветные камушки, качались на крупных волнах ласкового сентябрьского моря, с визгом увиливая от скользких желеобразных медуз.
 Приверженцы водной стихии Ольга с Ниной, всё детство пропадавшие на глубокой и стремительной реке, пожалуй, больше всех остальных наслаждались упругой морской гладью, которая в тихие, спокойные дни штиля как будто сама держала их на поверхности. Однажды они заплыли так далеко, что Алёшке, рядом с домом которого в детстве текла лишь мелководная Кундулучка (не очень-то натренируешься в плавании), оставалось лишь близоруко всматриваться вдаль, пытаясь разглядеть, когда на гребнях высоких волн появятся две отчаянные девчоночьи головы. Его верный ординарец Юрка Кочергин только подзуживал, прыгая рядом на раскалённом песке: «Может, пора за спасателями бежать?».
А хитрые пловчихи, порядком отмахав от берега, случайно наткнулись на подводный островок и спокойно отдыхали перед обратной дорогой, надеясь, что попутные волны сами станут им помощниками, да посмеивались над друзьями, силуэты которых они видели время от времени, когда солёная волна словно подбрасывала их над поверхностью моря, а потом вновь опускала на спасительный островок.
Вернувшись на берег, девчонки получили изрядную дозу словесных воспитательных мер и клятвенно пообещали больше так далеко не заплывать. Размолвка влюблённых быстро, сама собой, сошла на нет. Тратить время на ссоры в таком чудном месте было неразумно. Им хотелось как можно больше увидеть, запомнить, впитать в себя.
За несколько недель путешествия сибирские студенты побывали с экскурсиями в близлежащих приморских городах, где есть множество великолепных видов и исторических достопримечательностей, но память до сих пор ярче всего высвечивает скромный домик Лермонтова на Таманском полуострове да поездку в Керчь на прогулочном катере по проливу между Чёрным и Азовским морями. Громадные дельфины незаметно подплывали к ним совсем близко, а потом внезапно выбрасывали из морской пучины свои красивые мощные тела, взлетая почти столбиком, будто специально позволяя людям полюбоваться собой.
Тот бархатный сезон Ольга и Алексей запомнили на всю жизнь. Когда весь отряд обычно уже крепко спал, набираясь сил перед следующим днём, они бродили по пустынному посёлку, взявшись за руки. Ночь на юге наступала удивительно быстро, будто по чьёму-то сигналу. Мгновенно окутывала их непроницаемой фиолетовой темнотой, оседала на губах солоноватой влагой.
Эти волшебные южные ночи, да ещё слишком яркие звёзды, мерцающие так близко, что, казалось, к ним можно прикоснуться ладонью, создавали ощущение ирреральности мира, в котором, кроме них двоих, не было никого.
К тому времени они уже многое знали друг о друге. Лёша рассказал, как обратил на неё внимание в первый же студенческий день. Вполне банальная причина – она оказалась удивительно похожей на одну знакомую девочку – его школьную подружку Любу Тиден (чья фотография – нежное детское личико со вздернутым носиком – как талисман до сих пор хранится в их семейном альбоме. Первая любовь – это святое).
Во время ночных прогулок Лёша перечислил изумлённой Ольге, в каких она ходила платьях на первом курсе, какого цвета косынкой подвязывала волосы (была в 70-х годах мода на такую причёску). Он помнил даже, на какую она хромала ногу, стерев их новыми туфлями в тот первый студенческий сентябрь.
Этот удивительный месяц года, который так любят поэты, стал для них особенным. Именно в этом месяце у них произошли многие значительные события. И вещий сон был под утро первого сентября на первом курсе. На втором, ровно через год, – Лёшин потаённый взгляд во время первой лекции по современному русскому и Олино озарение. В сентябре третьего курса – вот эта счастливая поездка на юг, ещё больше сблизившая их и укрепившая в мысли, что они нужны друг другу. На четвёртом курсе в этом же месяце они сыграли студенческую свадьбу, на ней, несмотря на скромное угощение, веселились и плясали обе студенческие группы. Ещё через год, аккурат в самый первый рабочий день, утром первого сентября у них, уже дипломированных педагогов, появился первенец – малютка Светочка. И даже первый внук Илья родился в такой же первосентябрьский день и такой же утренний час, но только 21 год спустя.
Когда-то Олина мама поделилась со своей дочерью самым сокровенным:
– На нашей серебряной свадьбе твой отец сделал мне очень дорогой подарок, когда признался, что 25 лет он прожил со мной как 25 дней. И я ему ответила тем же. Дай бог, дочка, чтобы и вы сказали друг другу такие же слова.
…До их четвертиночки осталось всего ничего: весна, лето, а там и сентябрь.