На станции Динамо

На станции "Динамо"
что ни "глухарь", то драма.
У опера Татьяны -
не сердце, а гранит.

Я на свиданье к даме
пришёл с большим тюльпаном.
У ней "висяк" в романе,
а у меня - стоит.

Нас познакомил Вова
(запойный участковый).
Сказал тогда сурово:
смотри, братан, не дрейфь.

Мы выпили по двести.
И я б не сдрейфил, если б
не блеванул на месте.
То был любовный дрейф!

Амур не шибко в теме -
кто волки, кто олени.
Я мусора в гареме
не ожидал никак.

Но чудное мгновенье
сработало по фене.
"Её сосцы - две серны",
изрек бы падишах.

Я раньше дрался часто.
Всегда грубил начальству.
Порою путал масти,
ценил бубновый понт.

Теперь моя икона -
легавая мадонна.
Позвольте, страж закона,
облобызать погон.

Но сны на ласки скупы.
У ней в повестке трупы.
Грудей её уступы
смущает пистолет.

А я хожу под газом,
как вор перед лабазом.
Косит лиловым глазом
Дзержинского портрет.

Вчера мой кореш Вова
(тот самый участковый)
мне разъяснил толково:
мол, "крот" - не пидарас.

Мы выпили по джину.
Продуманный в дрезину,
я поступил в дружину.
То был Татьянин час.

Пускай молва стрекочет,
что, дескать, фраер дрочит.
Но капля камень точит,
сбывается мечта:

в кавалерийском марше
сойдутся части наши.
Я верю, что однажды
я выебу мента...

Но бог - не лох. Синицу
он не отпустит в Ниццу.
Летит душа в больницу,
а тело - в *беня.

У опера Татьяны
не зарастает рана.
На станции "Динамо"
порезали меня.