Онтонс Кукойс

О себе

26 декабря 1960 года Наутраны отмечали 120-летие Питера Миглиника. В подготовке и проведении праздника мне пришлось принимать самое деятельное участие. Переполненный восторгом и гордостью, я незаметно отошел в сторонку, и карандаш сам вывел на бумаге: «Латгалия – это не нива льна….». Слова из стихотворения «Латгалия – это солнечная скатерть, давным-давно вытканная, только не накрытая….» оказались пророческими и стали не только моим поэтическим кредо, но, в некотором роде, и творческой жизни в целом.

В дальнейшем мне довелось писать как о  проблемах и надеждах Латгалии,  так и о сильных, мужественных людях её, воспевать неповторимость и красоту родного края. Вера, надежда, любовь являются для меня краеугольным камнем, значимость и сущность которого начинаешь по-настоящему понимать только в зрелом возрасте.

***
Отец, на войну убывая,
С собой пустоту уносил.
В подпалинах край каравая
Легонько дымил в небеси.

С глазами закрытыми – первый
Выстрел: «Боже, не приведи…».
Второй – опалил мыслью нервной:
«Сдается, сосед впереди».

А третьего не было… Тени
Все разом сомкнулись в одну.
Он пал перед тем на колени,
С кем вёл эти игры в войну.

По бранному полю – зигзаги
Тропинок, деревьев ряды.
Отцовской субстанции знаки
Восстали из топей вражды…

***
Влаги жаждущий порох пустынь,
Электричество тонких касаний –
Это физика встреч: я и ты
Под ликующими небесами.

Деревенская банька в лесу.
Как язычник – в зеленые кущи,
В легкий пар я тебя унесу
Под свечами каштанов цветущих.

***
Ты белому принадлежишь –
Я представляю чёрное.
Слиянье их
Являет серебристость.
В ночных глубинах
Будущее мира
Рождается под чёрным покрывалом
На белых простынях,
Всё в переливах серебра,
Как распустившаяся ива
Над дедушкиной баней…

***
Налившейся грудью кормилицы
Земля насыщает солнце,
Чтобы вечно оно проливало свет
Из голубых глубин.
Любовь – эта готовая лопнуть почка –
Набухает во сто раз сильнее.
Что питает она? –
Не мириады ли зёезд
В сияющих безднах ночи?..

***
Я бабушкин платок по лугу разостлал.
Ты прилегла в белейшей юбке среди трав.

Мы говорили что-то о терпенье.
Твои глаза цвели в ресничной тени.

Когда в предутренних лучах сияла мгла,
Ты по большой дороге дальше побрела.

Я огляделся. Белым стало поле,
И с ним – платок как белое безмолвье…

***
На натопленной печке
Седая старушка
Вяжет белые рукавички
Сверчку и котёнку.

Как на кладбище старом,
Где предки наши почили,
Ходит выдох за вдохом каждым,
Так она рукавички вяжет.

Нет-нет – и глаза застелет
Слепота: белый цвет слишком ярок!
Ляжет усталь – в мозгу и теле –
От вечной мечты о белом.

Если пальчики, слишком быстрые,
Перепутав цвета волокон,
Пустят зелень полоской –
В неё кто-то вбросит искры.

День изо дня всё вяжет
Она – по петелечке, по рядочку.
А закончится пряжа –
Находит новых надежд клубочек...

***
Серебро
Звенит во мне ручейком,
Когда совесть чиста.

Золотая
Сознанья течёт река,
Когда за любимой летит душа.

Алмаз
Шлифует веру во мне,
Когда ты – далека.

Вселенная –
Это мы с тобою вдвоём
Под дубовой кроной густой
Пьем истому июньской ночи…

***
Ночь совлекает синь – кепи с темени, –
звёзды трепещут мотыльком на игле.
Земля, пролетая сквозь призраки времени,
оставляет инверсионный след.
Удаляясь, мы сеем печаль по себе…
Вот улетела ты – и дышать стало нечем.
Я остался считать превращенья небес
С тяжкой ношей тоски, пригибающей плечи…

***
Страстей могучих ураган
Опять живую душу сносит
Куда-то к черту на рога. –
Выше домов шестиэтажных.
Попутешествовав отважно,
Она сама себя находит
В чужом – обшарпанном, рисковом –
Цветочном ящике балкона.