демоны

Не было причин заводить семью. Не было причин оставаться в одном городе – тем более, что это было опасно. Женщины, которые были нужны жили в разных местах, поэтому надо было ездить и искать – иначе было не выжить.
Его болезненное, беспощаное влечение к ним било лихорадкой по ночам. Очередной дешевый номер, новый город, новая чистая простынь, новый бритвенный станок в стакане на углу раковины. Но, в голове старая бомба, тикающая и делающая все дни невыносимыми.
Его выматанное лицо, полуприкрытые глаза делали его даже не много красивее, чем он был – придавали ему тайнственной истории странника, человека, который многое видел и о многом мог рассказать. Но, все было не так. Не так много он видел во круг, считай ничего, кроме женщин. Разглядывал их цветные юбки, их полупразрачные блузки или глухие крупной вязки кофты…Голые ноги, или обутые в дорогие а может быть дешевые туфли или сланцы. С маникюром или без пальцы, полные колец или пустые – не важно. Какая разница что там было в их реальной жизни, куда они там спешили…В магазин или на работу, а может в салон – все равно. Надо было идти и смотреть. Одна, недавняя, пила кофе и ела пироженные в милом кафе на углу, которое всегда было полупустым. И была такая довольная, не понятно чему. То ли утро ей понравилось, то ли сделали ей предложение, а может она вдруг получила наследство или повышение? Запахнутое пальто прятало ее красное платье, маленькая сумочка, остроносые сапоги, не длинные темные волосы и карие глаза. Впрочем, какая разница по какому поводу было ее веселье, хотя это и есть повод подойти и повыспрашивать, завязать разговор.
И он обратился к ней, подкродясь незаметно, в свежей рубашке, темными, печальными глазами, он медленно выговаривал каждое слово и покусывал нижную губу.
- О чем вы радуйтесь, прекрасная незнакомка?
Она опешила, удивилась, начала всматриваться, даже наверное испугалась. Но, было в его нахальном лице что-то такое, что хотелось рассматривать долго.
- Могу я присесть к вам? – задал он новый вопрос и отодвинул стул, сам сел, недождавшись ответа.
Она закурила, длинные тонкие сигареты и улыбнулась еще шыре.
- А может быть я кого-то жду, жениха своего например, а вы тут сели.
- Ну подождем вместе, если он прийдет я скажу ему, как ему повезло и уйду – если вы конечно, захотите остаться с ним – он усмехнулся, грустно и несмело. Так, как будто ему это далось через силу. Наверное, так и было – он не любил смеятся. Губы не привыкли расстягиваться в улыбке и он ощущал все их движение и ему было противно.
- А почему вы в полдень ходите и выискиваете незнакомок, когда есть много дел – тем более в будень. Чего вам нужно?
- Да ничего особенного, поесть, в компании красивой женщины, поговорить – как в поезде, по душам, потому, что никогда больше не встретится и хорошо, что никогда – это значит можно сдать все тайны, облегчить свою душу и забыться. А человек увезет, туда где тебя никогда не будет и оставит, там, где никому не будет интересно, и никто тебя не будет знать.
- Что, вам есть в чем покаятся? Много грехов?
- Не больше чем у вас, а может быть и меньше. Женщины ведь всегда более грешные, чем мы мужчины – в них грех сидит изначально, в самой сути, они совращают нас, своими демонами. Совращают и ведут на преступления.
- Ну если так судить, то, да, я не без греха. Но, может суть жизни в них и есть – в грехах. Любовь, же иногда это тоже грех – а жизнь пуста без любви.
- Меня зовут Николас, я не знаю кто я по национальности – знаю, что мать была немка, а кто отец не знаю. Да и вообще, мало что знаю о своей семье.
- Надо ли оно вам? Если так вышло, может так и должно было быть. У меня интереса нет, всех знаю – но, все как чужие. Меня зовут Елизавета.
- Так мы поедим? Поговорим еще? Вы оставляете меня тут, тем более, что жениха пока нет. А имя у вас редкое, красивое, царское.
- Очень уж предсказуемы комплименты ваши. Очень они просты.
Вот паршивая сука. Думает, что уела и думает что если имеет такие коленки и такое лицо – может глотать мужчин как конфеты, ощущать сладость и потом пустоту и идти дальше. Сидит щурится и думает, что неотразима. Думает, что я дурак, такой же как и все, пришел, распустил тут все свое обояние и стараюсь, стараюсь, что бы провести с ней, как и все конечно ночь, но, точно не жизнь.
- Вы так избалованы ими. Видимо.
Пришел и думает что герой. Думает что, обдаст меня тяжелым взглядом прожженого волка и победит. Потаскает меня одну ночь вдоль и поперек кровати и выбросит. Как будто таких как он у меня не было и не будет, как будто он особенный.
- А что тут делаете вы? Пирожные любимые едите?
- Я же сказала, жду жениха.
- А может это я? Может вы дождались.
- В самом деле? А вам что, не страшно жениться. Или вы женаты уже и ищите легких приключений?
- Нет, не женат. И нет, не страшно.
- Мужчины нынче совсем не смелые, все что могут – отдают в первую же ночь, а потом и предложить нечего.
Вот дура. Если таких встречала, не значит, что такие все. Не значит, что такой я. Пытается откусить, да я как гранит – зубы свои сломает быстрее.
- Куда нам до вас. Вы ведь все чисты и невинны, и одной ночью не кончаетесь. Не врете нам, не используйте нас, не кружите нам голову. У вас все невероятно легко и чисто. И красиво. Особенно по утрам. Особенно, когда за окном дождь.
- Не стоит. Ведь мы в разных мерах и ваш мир он принадлежит вам. Мы там гости. Иногда, на долго, но, всегда гости. Я не верю во что-то общее, между мужчиной и женщиной. Я не верю, так уж вышло, что я пойму чем вы живете и куда вы смотрите.
- Да все просто, мы на вас смотрим, на вас. И пытаемся понять, врете вы или нет.

- И что же? Мы всегда врем?
- Ну почему всегда. Только в самом начале и в конце. Но, некоторые всегда.
- Так зачем вы слушаете тогда?
- Так больше некого слушать и ненаково смотреть.
- Понятно, видно, вам не везло с женщинами, раз у вас такие жестокие умозаключения. Как же вы с ними живете? Может вы пьете? Или как-то иначе переживаете эти разочерования? Или вы держитесь, теперь в стороне и редко подходите, что бы убедиться в своей правоте и снова отойти?
- Да нет, я не пью. И подхожу не редко, да и отхожу – не часто. Только честно, давно уже такого не было, больше думал, чем делал, как сделать. Потом, кончалось время и не было повода уже. Так и живу. Уже много лет. Подхожу когда уже уходят, отхожу, когда подходят…
- Что-то грустно. Расскажите что-нибудь веселое. Жизнеувтерждающее.
- Ну может вы, у меня так мало таких историй.
- Ну я танцовщица. Наверное, это весело и легкомысленно в вашем представлении. Не так ли?
Танцую под свет сафитов, на сцене. И такие как вы ко мне лезут часто. Это ведь тоже весело, я выгляжу видимо доступной для таких вот подсаживаний ко мне – вы ведь расчитываете уже на ночь со мной? В том номере, в котором вы остановились. Так?
- Ну даже если так. Что с того? Выбирать то, все равно вам.
Хороший игрок. Нежный. Долгий. И слов много знает и слушает внимательно. И пьет красиво белое вино. И не скучный. Но, что ему черт побери надо? Неужели мало проституток, или я первая которая попалась ему на пути на вид доступная, или он охотник.
- Ну что бы вы это получили хоть как-то развлеките меня, разговоры ваши конечно демоничны и приятны, но, женщины любят не только ушами – это вы так придумали. Но, это не так. И вообще, все из того, что вы придумали – чаще всего не так. С чего вы решили, что вам достанется все так просто – как и все мужчины, вы решили приложить минимум усилий? А вы не думали, что я могу быть из хорошей семьи, в этом городе известной, и что мой отец, к примеру за ваши вольные слова оторвет вам голову, за такое оскорбление. Или опять про жениха – приходит он а я рыдаю, задетая вашей прямотой?
- Нет.
Какой нахальный тип. На кой черт он свалился мне сегодня, когда как раз все было таким красивым. Утро, весна, полно денег, да и тот высокий, что таскается смотреть на меня видимо созрел – принес букет. Да и кажется он из обеспеченной семьи и сам не дурен, правда я блондинов не люблю, но, он подошел бы мне. Бросила бы танцевать, хотя нет...Может он тоже, хочет просто соблазнить, как этот улыбающийся – дорваться, что бы потом прихвастнуть, среди таких же в компании. Хотя, какая разница? Было прекрасное утро, были цветы и его нежность и мне кажется даже волнение…А тут же захотелось сходить в любимое кафе, сесть выпить кофе с пирожными и забыться в весенней дымке, помечтать….
- О чем вы думаете?
- О том, на кой черт вы мне свалились?
- Вы так отвечаете, как будто никогда не хотели замуж, за красивого, богатого, умного мужчину. Который вырвал бы вас от всех ваших проблем и с котором вы обрели бы мир.
- Ахахаха, скажите, а все мужчины думают, что женщины страсть как хотят замуж?
Он замолчал. Она смеялась над ним. Вот они, чертовы демоны – которые и есть ее суть. Надсмехаться, изводить. Смотреть, так пусто, как будто он – тысячный, скучнейший и давно уже опостыливший, который точно ничего нового не принесет и не скажет. И уже нечего ждать.
- Вы так смотрите, как будто ничего не ждете. Ни от меня ни вообще от жизни. Вы ничего не ждете?
- Да вы правы. Ничего. Не вы первый мне что-то говорит, что-то такое, что любая другая бы рада была слышать. Рада была бы пойти, встать за вами следом и стать вашей. Но, ведь вам и самому это не нужно – были бы вы не женат, если бы этого хотели? А вы ведь не женат, значит что-то останавливало вас.
- А может я был, или я вдовец.
- Не правда. Я знаю тех и тех, кто были – не так осторожны, им нечего терять так как кне нужно многое. Тоже мне вдовец – с ними еще проще. Они или в вечном горе, или в вечном голоде – и тоже не осторожны. Они не крадутся и не пеленают, как паук – а вы пеленаете, убаюкиваете меня. Вы скорее маньяк.
Он вздрогнул. Да эта сука может что-то чуять. Но, не все – чуяла бы все уже ушла а то сидит, смеется и теранит меня, своими насмешками. Думает, что производит впечатление смелой и прямолинейной.
- А вам встречались маньяки?
- Конечно – она закурила еще раз и вспомнила, как ей зажимали рот руками и пытались насиловать и как она впилась в щеку. И как ей совершенно не было страшно, ей было противно. Мерзко. И как она потом с силой вырвалась и как долго потом его били, почти до смерти.
- Я их не боюсь – четко проговорила она и затянулась.
Черт с ним, посидим еще посмотрим, что он мне наговорит. Уже поди в голове раздел меня и примерелся. Будет жаль, если все будет как всегда. А всегда было пусто. Даже те, кто добирался оставляли жалкие следы, они бились, бились, старались, но, оставляли меня равнодушной – у меня там выжжено все, выгорело все, уже десять лет как я не могу быть с кем то. Быть даже на время. Хотя бы чувствовать плотью. От этого и смешно и страшно – смешно на них смотреть, на самонадеянных, как они жестко двигают бедрами в меня, страшно потом оставаться в еще большей пустоте.
- А что у вас есть?
- Вы что имеете ввиду? Дом, собаку? Машину? Деньги?
- Ну все подряд. Я думаю, что у вас может быть, если вы тут. Здесь у нас пусто, все не на долго, тут скука смертная.
- У меня есть на сегодня чистый номер со свежей постелью, новый город куда я приехал первый раз и новый станок для бритья. Да и все пожалуй. Все остальное старое и не столь интерсное, но, если вы про деньги – я могу вам заплатить.
- А что похоже что мне они нужны и что со мной можно так договорится? Хотя, да. Видимо похоже раз вы пробуете. И сколько вы бы за меня дали?
- Смотря на что вы согласитесь и смотря что вы можете.
- О как. Интересно. То есть оплата после а судья вы. А вы то сами что можете?
Извращенец наверное, будет меня привязывать, или захочет на меня помочится ну или попросит на него. Может еще что-нибудь придумает, попросит стать его госпожой или трахнуть его в зад…

- Расскажите мне о вашем безразличии. Откуда оно?
- Тот кто сгорел, того не поджечь - знаете такое выражение?
- Ммм. И кто вас поджег? Вы любили и все кончилось трагично?
- Какая разница как кончилось. Важно что осталось.
- И что же осталось?
- Ничего. Но, это не важно. Ко всему привыкаешь, даже к пустоте. К тому же я весела, весела от того, что неуязвима. Меня ничто не ранит. И никто – от того, что я уже мертвая. И от того, что не страшно мне теперь умирать. В смерте знаете спокойствие и свобода – только об этом никто не думает. Все боятся ее – по мне, так быть мертвым, пожалуй лучше чем быть живым. Будь у людей хоть потоп, хоть что – ты сам по себе, ты сам смотришь на это все безучастно, ты там далеко, счастлив и непоколебим. И больше тебя ничто не тревожит, ни горе, ни радость, ни перемены – некуда спешить и самое главное, нечего ждать.
- А вы не любите ждать?
- Не люблю. А вы что не любите?
- Я не люблю вещи. Они как-то простят. И делают уязвимым. Требуют места, заботы, мыслей о них а сами по себе пусты, бесплодны. Иногда, мне кажется что они слишком много времени сжирают.
- Ну как же вы так. Ведь одежда нас украшает, к примеру, а вещи делают нашу жизнь уютнее.
- Даже не знаю что вам сказать, ни разу не встречал женщин в одежде прекраснее чем без нее. Да и степи они всегда шире, чем стены.
- В ваших степях вас продует. Совершенно нет зашиты там для вас, вы уязвимы.
- Может быть только потому, что верю в свою уязвимость?... – Он замолчал и пристально всматрелся в ее лицо. Теперь она не улыбалась и была не так солнчена и свежа как пару часов назад. Волосы слегка расстрепались, было заметно что ей за тридцать, что она даже измотанна, но, при этом высокомерна и самостоятельна. Было видно, что живет она своими силами и нет у нее никого кроме нее. Она не колебалась, держала спину ровно и отвечала прямым взглядом. Ее лицо было безмятежным, все выдавало лишь то, что она не восхищена, что она не ждет чудес и не верит в ситуацию как в чудо – ей все кажется простым, простым трюком. И не больше. Ну и ладно.
- Как вы думаете кто я?
- Видно, что у вас много времени и вы много читаете. Много знаете. Наверное, у вас большая библиотека, а следовательно – большой дом. Вы живете один, может у вас есть кто-то кто помогает вам в хозяйстве, так как у вас слишком ухоженные руки…Скорее всего вы писатель, или ученый. Ну вообщем интелегент. Но, от чего-то вы слегка утомлены. Видимо бессонные ночи. Но, это же прекрасно – когда они бессонны.
- Даже если бессонница результат мучений и тоски?
- Без разницы. Значит вы живы и чувства ваши живы.
- По вашему мучение и счастье равнозначны?
- Равнозначно важны. Ведь что вы узнаете о себе если не были счастливы. Что вам будет известно о себе, если вы будете только счастливы? Что вы узнаете о себе, если никогда не заплачите?
- Наверное, вы правы. Впрочем наш диалог все гуще и гуще, а вы все дальше меня уводите. Еще несколько часов и стемнеет и что вы будете делать тогда? Позовете меня к себе в номер?
- Пока не знаю. Смотря на чем оборвется наш диалог. Вдруг, нам захочется друг друга проткнуть ножами.
- Вы не вызовите у меня таких эмоций. Я же говорю, я мертва.
- Может быть я буду исключением и оживлю вас. Знаете, случается такое.
Какая пафосная фраза – я мертва. О чем она? О ее не пережитом горе? Тогда много таких – мертвых, но, зачем-то дальше живущих.
- Если вы мертвы, то, зачем вы еще здесь. Со мной. С пироженными утром и вообще. Почему вы не умерли окончательно?
- Это инерция. Мне хотелось, но, я продолжила по инерции. Как шар который стукнули и катится черти куда. Уже без повода и без причин и уже и забыл что он шар и что он катиться. А лунок все нет да и вообще – ничего нет.
- Вы пару часов назад были живее живых. Солнечнее солнца. С румянцем, широкой улыбкой и ваш острый язычок был тоже живым – вы так дерзили. Впрочем, и сейчас дерзите.
- Это все глупости. Вы заняли мое время а я ваше. Вы пришли, спросили, я ответила. От нечего делать, от задора который иногда возникает – ну я же говорила, что я весела.
- Приятные глупости. Приятно на вас смотреть и слушать ваши ответы. Они двусмысленны как все вокруг. Мне кажется, мы прекрасно проводим время. Хотите еще вина? Может быть вы проголодались? Может быть закажем еще? Вы выбрали такое удачное место у окна – я вас тут и заметил возле окна. Перешел улицу. Подумал, что хочу поговорить с этой женщиной.
Подумал ты, что, хотел бы трахнуть эту женщину, потому, что она ничего. Даже можно сказать красивая. Так бы и говорил, а то наплел, сейчас поди скажет что у меня был загадочный и притягательный вид.
- Мне просто захотелось подойти. И я подошел.
Ну надо же какая избалованная и при этом одинокая. Крепко ее обидели.
- А где вы живете?
- Я живу с подругой. Снимаем две комнаты в одной квартире. Она тоже танцовщица. И она красивее меня. Хотите я познакомлю вас? Может я вам сразу разонравлюсь. Она как раз из тех, кто хочет замуж.
- А я не хочу женится.
- Вот. Я же говорила. Вы тоже такой же как и все. Боитесь ответственности, боитесь быть привязанным – боитесь женской любви которая вас поглотит. Она поди представляется вам кошмаром – безприкословно блюдящая вас прекрасная дама, которая потом все реже будет с вами спать, потому, что нарожает кучу детей и будет занита ими. Ее грудь перестанет быть пышной и округлой, ее плечи согнутся – она чуть чуть своей жизни отдаст им. И будет жить ими больше чем вами – а они, дети, будут разбигаться по дому с криком и шумом. И может быть среди них будет дочь которая будет похожа на мать и будет вашей любимецей-она будет вас целовать в седеющие виски и небритые щеки. Все будет тихо мирно, даже местами хорошо…Но, ветер в вас будет бушевать и вы будете реветь внутри и негодовать от того, что вот оно счастье – а страданий вам не хватает. Страданий и страстей. Даже ваша плоть будет требовать бичевания как и ваша душа.
- Я что похож на мятежного?
- Ваши вихристые волосы и брови, обветренная кожа и чугунный гул в голосе говорят мне именно об этом. Что счастье не для вас. Для вас другое. Красиво звучит, но пусто. Пусто быть в этих коротких сценах, в этом бесконечном беге, бесконечных любовных истории, каких-то дуэлей, ночей. Чужих женщин, как крепко не бери и не обнимай – они будут чужими. А дом, если он будет ваш, будем пустым.
- Вы опасная женщина, раз обладаете таким знанием. Наверное, поэтому вас не берут замуж…
- А может я не иду? Может быть меня зовут.
- Звали точно. Но, теперь не зовут.
- Мне утром подарили цветы. Как вы думаете, что за этим последует?
- Возможно ничего. Но, скорее всего будут еще цветы, а потом приглашение куда-нибудь. Потом вы будете встречатся если скажите да, а потом, может быть вас замуж позовут.
- А как может получится что ничего не последует?
- Может, если вы туда не вернетесь. Пропадете, исчезните. Представляете такое?
- Я окончательно умру? И у меня не будет дел? Я исчезну безследно, как в романе…Меня убьет маньяк, а маньяком окажитесь вы.
- Ну вы же не сказали мне еще да. Не пошли со мной. Мы все еще сидим в кафе, где полно людей – посреди центральной улицы. Тут у меня ничего не выйдет. Ничего не случится тут с вами. Отсюда вы можете пойти туда в мир, где ваша подруга, где ваша работа и ваш поклонник.
У вас в комнате, видимо теперь будут стоять цветы в вазе и ваша подруга будет тихо вам завидовать.
- Она вероятнее выйдет замуж, чем я. Она моложе, дурнее. У нее красивее белье, она более пластична. Ей меньше нужно, к тому же мужчины для нее Боги. Почти все. А для меня нет. Для меня Бога нет вообще.


- Он от вас ушел или вы от него?
- Не знаю точно.
- Это же случается со всеми. Пройдет время может быть кто-то из вас вернеться.
- Стоит ждать?
- Думаю да.
- А вы случайно не он?
- О нет, я точно нет. Так что, как вы готовы продолжить этот день? Со мной или без меня?
- А куда мы пойдем если я пойду с вами?
- Сначало мы допьем вино, а потом пойдем ко мне в номер. Там, если вам как и мне захочется, мы позанимаемся сексом – и вы можете остаться у меня до утра. А утро оно что-нибудь надиктует.
- Вы отправите меня домой? Вы знаете, секс мне давно безразличен. Вам хочется трахать человека который толком ничего не ощущает?
- Вы знаете, меня это не останавливает и не смущает.
- Лейте тогда еще вина. Вы мужчины всегда думаете только о себе, о своем удовольствии. Не прислушиваетесь к нам, женщинам, не ощущаете нас.
- Да такое случается. Так и вы – врете, претворяетесь. Молчите потом и злитесь.
- Как будто вы услышите наши слова, как будто вы в них поверите. Да и имеет ли это для вас значение, когда у вас все прекрасно?
- А вы готовы страдать и терпеть и ощущать себя несчастной героиней. И продолжать так жить. Так что хуже? Наше безразличие или ваш героизм никчемный? Что унизительнее и противнее? Ведь вы в осознании, а мы нет.
- Глухие обе стороны. Часто глухие и слепые. Но, это опять же вековые вопросы – и нам тут в кафе, в нашем веке, двоим не ответить на них. Так будет из года в год, что уже нам до этого самим будет, когда мы уже многое прожили?
- Пейте вино, оно вкусное. Ваш взгляд от него становится мягче. Вы в самом деле так жестоки как говорите? И так предельны? Так все делите на белое и черное…Всех мужчин…Ведь мужчины смотрят на вас, приходят и даже платят вам деньги, вы для них танцуете.
- В первую очередь я танцую для себя. Я и не вижу толком, что там внизу перед сценой – эти шляпы, усы и руки давно все перемешались. Я смотрю, но, не вижу, мои глаза слепят сафиты. Я думаю я одна во всем этом мире. Я и музыка и больше ничего.
- А потом вы сходите со сцены смываете грим одеваете обычную одежду и возвращаетесь к себе домой, слушаете подругины сплетни и не прислушивайтесь? Курите, едите, моетесь, ложитесь спать?
- Ну почему же. Я хожу на свидания, я хожу по магазинам, по улицам. Прогуливаюсь, езжу на пляж. Вот вы же встретили меня в кафе. Не все так уныло, не все так страшно. Другое дело то, что у меня при этом в голове и в душе – но, это все имеет значение лишь для меня.
- А где ваши родители?
- Нет их давно в живых. Что о них говорить – когда они там, а я здесь. Они не помогут мне, а я им. Да им и помощь не нужна, да и мне пожалуй – я уже сама себе помогла. Все что оставили мне – мамины глаза, да папин нрав. Этого достаточно. Спасибо им на этом.
- Ничего больше?
- Ничего. И вправду счастье в этом тоже есть – идти очень рано, да еще туда куда хочется, куда глаза глядят и глядят еще без страха, потому, что какой страх в восемьнадцать лет? Когда кажется что ты вечный?
- И что же было потом?
- Потом все было хорошо.
- В мои восемьнадцать я крепко спорил и почти всегда выйгравал. Ну и дрался я много. Хотя, мне кажется я вру…Наверное, я придумал себе, что было так, а на самом деле я был затюканный и даже не заглядывал в глаза. Но, в целом все это было не плохо, меня ведь не трогали, мою семью знали и с нами не связывались. Хотя у меня всегда была внезапная ярость, однажды я прокусил руку обидчика, разодрал ее до крови зубами и с тех пор, со мной не общались, но, ко мне и не лезли. А спор был один, некрасивая соседская девченка проспорила и показала мне….хахаха, ну что могло тогда интересовать мальчика?
- Ну что то ваши интересы не поменялись. Вы что мальчики, что мужчины…все наровите подсмотреть, да потрогать – а позже овладеть, то, что потом вам не под силу оказывается.
Но, вы стараетесь.
- А как по вашему должно все выглядить? Мужчины не должны стараться, а женщины не должны врать? Или нас надо расселить и изредко сводить а потом, снова расселять?
- Вы без нас умрете.
- А вы нет?
- Давайте вспомним кто к кому подошел. И кто кого о чем просит.
- Даже не знаю, много ли я прошу. Или мало. Мы же не договорились ни о чем конкретном. Накрутите мне тут и уйдете, а я потом ищи то место, где вы танцуете.
- Вот так? Вы уже запланировали что будете делать, если я скажу нет? То есть по сути, вы меня не планируете оставлять? Все же вас интересует один изход. У меня нет выбора…
- Да я бы просто посмотрел. Ничего больше, вы бы меня даже не увидили в толпе, вы же сказали, что никого не видно.
- Ваша самонадеянность подвердится в постели? Мне смешно и уже любоптыно, до чего вы крепки.
- А мне, до чего вы безраличны.
- Вам всегда есть что ответить?
- Всегда, но, не всегда есть желание отвечать…
Какого цвета на ней белье? Наверное красное. Мне кажется, что под красное платье, она одела красное белье. Мне кажется, на ней чулки…Она наверное ляжет и будет наблюдать, как я буду стараться, безразлично и долго – вернее, она именно так все и делает и представляет, что в этот раз будет так же. К чему ей соглашатся, если ей все равно? Видимо, чего-то хочется, может быть убедиться что очередной раз такой же, как предыдущий. А может, ей просто хочется провести иначе вечер. А может, она просто играет со мной и в последний момент скажет мне нет. Хотя, черт с этим всем – даже если она скажет нет, это будет не страшно. Все равно, было интересно поговорить с ней. Послушать ее догадки. Как женщины легкомысленны, любую заинтересованность мужчин воспринимают так долгожданно, что подпускают так быстро, Готова идти со мной, ехать, думает что я провоцирую, шучу.
- А если я окажусь маньяком и убью вас?
Она пристально всматривается в лицо. Да, он может быть маньяком. Он может быть приехал сюда именно убивать, нашел первую, которая его заинтересовала и зазывает к себе. Вот так нагло и прямо. И даже намекает и дает шансы уйти.
- Скажите мне почему все таки женщины так легкомысленны?
- Потому, что среди нас больше тех, кто ищет счастье. И мы бесстрашнее. Вас ум не отпускает. Никогда. А нас отпускает, и не стоит смеяться.
- Да я не смею смеяться я слушаю вас внимательно, пытаюсь понять. Мне приятно открывать вас для себя.
- А что приятного в вашей жизни было в последнее время?
- Думаю, мне приятно было осознать, что я могу не возвращаться. Когда я сюда ехал, я ощутил, что могу ехать прямо и не оглядываться.
- Значит вы потом поедете дальше? Прямо?
- Значит. Не думаю, что я тут на долго.
Все сбегают. И мне это нравится. Мне нравится, что тут нет особо тех, к кому привыкаешь – это лишнее мучение, особенно, когда вдруг отнимают. Проще менять лица и быстро забывать. Тем более проще тут тем, кто пережил катастрофу. Может быть он переживет катастрофу и захочет остаться здесь. Здесь же что-то вроде станции, все ждут своего автобуса или вагона – и уезжают. Все с сумками и смотрят вдаль. А я тоже вроде как, стою делаю вид что жду, а сама смеюсь, в душе и говорю всем прощайте, прощайте, мой еще не подошел, мой скоро будет. Да нет, я тут не давно, но, видимо еще надо подождать…Да нет, мне вполне тут удобно, под козырьком, не дует и не капает. И я никогда не в одиночестве, но, всегда одна – у вас другие дела, ваши дела, не я – а значит мне места нет, а значит я могу быть свободна но, среди вас, потому, что до вас, по правде говоря мне тоже дела нет. Оставались бы вы тут дольше, мешали бы мне сильнее – а так погреем друг друга и разойдемся. То есть вы уйдете, а я останусь, и заметьте у вас не будет причин меня жалеть-вы ведь не знаете правду. Что я тут навсегда.
Были среди вас те, которые меня пожелали. Как-то даже хватали мои руки, губы, обнимали, раздевали и оставляли и у себя и у меня оставались. Да, потом все равно дожидались свое и уезжали. Ну и пусть, мне тока легче становилось. Понимали видимо, что я безнадежная, тут останусь – и с ними не поеду.
- Я с вами не поеду. Никуда и никогда.
- А я вас не зову. Я не зову вас. Я зову вас к себе, не на долго, дальше вы решите что делать. Все равно вечер был бы скученее без меня, да?
- Скучных вечеров у меня нет, я же танцовщица, вечера как раз у меня веселые, громкие. Такие из голос выпивших, из их ликования – это ведь они пришли, как на праздник, смотреть, пить и есть и веселится а я то нет. Я и есть часть праздника. Но, по правде сказать, я не грущу среди них. Мне даже весело там бывает, моряки рассказы их, просто приезжие, подарки всякие, вкусные запахи чужие. От чего бы не засматриваться и не думать, тем более расстояние я могу держать – это кажется что меня так просто подойти взять, потому что, я в чулках, в красном белье под красным платьем и блестящая со сцены такая, не настоящая. А на самом деле все не так. Меня не просто взять, я руки не подаю и губы не подставляю. А уж душу и подавно.
Сигареты передайте.
- Вот ваши сигареты. Вы красиво курите. Да к чему она – душа, она же непоянятно что, особено у вас – женщин. Все вы чего-то хотите, требуете, то духов, то войны за вас, то еще чего-то. Мы уже и воевали и стихи писали, и насиловали – все мало вам. Я уже не знаю, даже родив, вы не все успокаеваетесь и не все приходите к миру. То, дом переделываете, то отношения анализируете и находите кучу недостатков, то себя жалеете, то нас ненавидите – столько занятий. К черту ваши души – то еще счастье. Лучше уж плоть, горячую молодую, или такую, что уже опытная, жгучая, крепкая, что бы провести ночь, нахлебаться, наесца и успокоется и отпустить друг друга, не делать несчастными. Потому, что повод сделаться несчастной вы найдете – как бы мы не старались.
- Вы оправдывайте, оправдывайте свою немощность. Все что надо, быть лучшими. Можете так?
- Все смеетесь, как будто лучшими быть в вашем случае это что-то одно, определенное.
- Это было бы слишком просто. Чудовищно просто. Все вам бы упрощать, да сокращать.
- А вам бы преукрашивать, в трагедию переводить, да истерики закатывать, да рыдать, или очнувшись, неистово нацеловывать – как в дурдоме. Боль, что вы приносите не чуть не меньше, чем та, что мы приносим вам.
- О чем мы? Не вам ждать, не вам рожать. Вам такое не доверилось, значит так справедливо.
- Куда зашла тема. До справделивости. Справедливо ли будет ударить сейчас вас или меня по лицу? Пустить не много страсти?
- Мне не хочется. Вы еще не так далеко зашли.
Он трогает мои коленки под скатерьтю и смотрит мне в лицо. Чего он ждет? Что дым останется в моем горле и я поперхнусь, закашляю и проиграю? Что я покраснею, мне станет душно и дурно – и я застыжусь, попрошу убрать руку? Что я его сильно захочу, за его смелость? За его наглость? Как будто это наглость.
- А я думала, что так делают только мальчики. А еще и вы.
- Вам не приятно?
- Мне смешно. Будь вы сто раз маньяком, или же искушенным знающим женщин, будь вы самим Богом, сейчас вы делаете глупость.
Чертова сука. Совсем равнодушна. Вероятно, ее задело, да только не пойми как. Не стыдится и не сопротивляется. Смеется опять – так краем губ. Смеется как будто за ее платье схватился ребенок, просто так, испугавшись кого-то.
- Я захотел потрогать.
- Трогайте. Что же вы остановились и лицо стало рассеянным? Я вас опустошила?
Вы думали, что я вскрикну? Или дам вам по лицу? Да нет же. Коленки, это ведь коленки – и мне не кажется, что вы зашли далеко. Вероятно вы и не знаете, что такое зайти далеко.
Вероятно, ты сука и не знаешь, что я могу убить. Убить так же легко, как взять тебя за коленки. – Я пока трогал, у меня нагрелись руки – от вас жар или он уже мой. Вы так хороши, даже в своем безраличии, так хороши, что хочется взять вас. Так вы пойдете со мной?
- Дорога ваша такая мне изсветная, ну похожие дороги были у меня. Я пойду по ней, но, она не новая – пойду за вами, туда, где уже сто раз была, и буду делать то, что сто раз делала и получу я как всегда – ничего. Пустошь одну получу. Вам что хочется получить?
- Я поведу вас по улице уже темной, буду смотреть как вы безралично движетесь за мной, как вы безралично подымаетесь со мной в лифте – мы будем отражаться в кабинке, в ее металлических стенках. Потом вы безралично пройдете со мной по коридору, уверенно и безралично войдете в двери, которые я отворю, в мой щестьдесят девятый номер. Ваша бровь наверное не дернится, когда я начну вас раздевать, или вы разденетесь сами – что еще хуже, сделаете это безралично, надменно, как у врача – просто и легко. Опуститесь на кровать, хотя нет, сначала вы посмотрите во окно – там будет уже совсем темно. А я посмотрю на вашу голую спину, на ягодицы и бедра и окончательно сдурею. А вы будете знать, что я смотрю, но, вы будете вероятно далеко – там, куда я не зайду. Вы же сказали что, я не зайду. И вот потом я начну вас трогать. Сзади. За грудь, живот, поведу пальцы вниз, найду это влажное тепло, зайду глубоко туда пальцами, но, на самом деле окажусь на невероятной мели – совсем не так глубоко как придумаю, потому, что это я придумаю, что вам хорошо и вы этого хотите, а на самом деле вам будет все равно. Так? Потом я опущу вас и заставлю взять мой член в рот, но, конечно, вам будет безралично – вы как будто бы уже старая жена, которой это надоело, которая не видит больше в этом смысла, сделаете все механически. И я буду бится напрасно, пока не стану совсем смешным. Тогда обозлюсь, кину вас на кровать, оставив синяки на руках и буду долго носиловать и чем дольше – тем мне будет невыносимее, тем мне будет страшнее, тем я буду злее, тем вы будете дальше. Так?....Скажите мне?
Я засмеялась, его история прекрасна и смешна. И я подумала, что, мне уже совсем не страшно, мне даже кажется, что я знаю его сто лет, такого, старающегося быть сильным, быть зрелым, быть лучшим.
- Вы во всем этом стараетесь быть лучшим? Лучшим, таким трогательным и слегка жалким. Схватите, изнасилуете – как звучит. Да что вы можете, кроме как говрить этот сценарий? Мы все еще в кафе, все еще пьем белое вино и так медленно, что единственная бутылка не заканчивается – прошло всего три часа, даже еще не темнеет, а вас уже унесло к дьяволу в ваш шестьдесят девятый и вы там со мной. Просто невероятно!
Вот дурак. Думает, что поразил меня, страстным рассказом – как будто у меня таких дураков не было.
- Я наверное, дурак, раз все это представляю, уже сейчас. Да и я представляю вас в красном белье, а потом без него. Сижу смотрю на вас сейчас, и думаю какое у вас тело, какая грудь. Чем оно пахнет и кто его трогал…Как вы утром мылись и потом вытирались полотенцем.
- А вы со всеми такими как я так говорили? Садились, или вставали рядом и говорили?
Сначала издалека потом предельно откровенно, для пущего эффекта?
- Да нет же. Я с ними вообще не говорил.
- А. Вы же маньяк, вы сразу их в темный угол насиловать и убивать тащили? И много их убили?
- Вы все потишаетесь. Как будто вам не встречались женщины, которые идут сами. Вроде с вами даже такая же соседствует. Она бы что сейчас делала? Мне кажется, что сейчас все было бы уже готово и ястно, не то, что с вами…вы так не считаете?
- Возможно. Хотя вы пугаете. Вы знаете, что вы пугаете?
- Знаю. Но, мне все равно.
- И мне. Хахаха. Посмотрите на меня – мне тоже все равно.
Ей и вправду все равно. Мои глаза уже налелись кровью, но, ей все равно. Мои губы уже наверное стали вишневыми от желания и злости – но, ей видимо смешно.
- Я вижу.
- Ну и что там еще дальше мы делали в номере? Когда вы сделали все что хотели, даже побили меня, но, не сильно и теперь после этого я лежу полностью ваша, все вы увидели и все кончилось. Что настало?
Я явстенно представил выпотрашенные кишки и ее свесающие руки. Больше не будет смеяться так сука – подумал бы я. Может быть я бы начал водить по ее вспоротому животу, может быть мне, как всегда стало бы противно и пусто, я пошел бы помылся собрал вещи и уехал. Может быть я бы подумал, что она много болтала, много о себе думала, думала что сможет своими демонами меня победить, сделать жалким и зависимым.
- Я бы сел на край кровати и не трогал бы вас больше. Вы бы уснули, и утром я бы проснулся от шума воды.
- Если бы я была столь бездушна с вами и с вашим желанием, в конце концов вы бы закончили там тем что убили меня, ведь так?
Она пристально посмотрела на мое лицо. Она блефует, просто блефует. Ее демоны вышли и пытаются меня скомпромитировать что бы я струсил.
- Не правда. Я бы получил большую часть того, что хотел. Кончил бы вам на живот или в рот, засмотрелся бы при этом на ваше лицо, подумал бы, что вы красивая, умная, досталась мне сегодня на ночь такая, значит я не плох – а к тому же сразу после секса я сплю. Я бы даже наверное не отодвинулся а просто уснул рядом с вами.
- А я думала вы маньяк. Оказался в сто раз проще. Так вообще не вижу смысла ехать к вам туда.
Что за дибильные провокации. Что за черти через нее со мной говорят? Она меня изводит или я ее? Уже кажется она издевается надо мной и хочет меня сожрать прямо здесь и при свидетелях.
- Вам в самом деле хочется что бы я оказался маньяком?
Разве вам не кажется самой это смешным? Не провоцируйте меня…А то я прверащусь в него.
- Зачем мужчины набивают себе цену? Это начали вы.
- Затем, что женщинам нужны легенды. Или мы их выдумываем, или вы сами. Да и к тому же, я просто шутил, что бы развеселить вас ну и может быть предостеречь…На будущее, что не все мужчины которые так галанты, безопасны.
- Я знаю об этом. Мне кажется вы слишком трусливы для чего-то кровавого. У вас была когда-нибудь война? С кем-то или с с собой, ну или из-за кого-то?
- Была. Мне кажется я всегда на ней. Всегда есть то, с чем я воюю. Или оно во вне или оно внутри – но, чаще внутри. Я воюю со своими обидами, со своим сожалением о потерянных моментах, которые могли бы все поменять. Я воюю с одиночеством – представляю будто, это свобода и счастье, но, это все выливается в тоску, с которой я тоже воюю. Иногда, злые слова брошенные в меня покрывают меня невыносимыми ранами и я долго их залечиваю. Часто, не до конца и они кровоточат от малейших поворотов. Хотя, я не оригинален, в нашей жизни у всех так, у всех есть личная война. Впрочем, война это громко сказанно, особенно сейчас, когда у меня в целом все хорошо, я сижу тут, вполне здоровый, вполне свободный и сытый, смотрю на вас и не горюю. Нельзя бесконечно горевать и нельзя всю жизнь посвятить войне.
- Кто была ваша последняя любовь?
- Не было любви, все всегда было слишком торопливо, слишком быстро и начало и продолжение и конец, все было так, что я не успел заметить даже то, как меняется ее лицо, как она становится безжизненной и чужой. Она разозлила меня, потому, что я не нашел причин таких перемен. Я всегда был внимателен, нежен, верен – всегда слушал, смотрел, пытался помочь, но, видимо ей было мало. Потому, что ей хотелось тоски и грусти и она в конце-концов ее нашла. Но, там места мне совсем нет. А ваша?
- Какая любовь? О чем вы? О моем выженном сердце, которое уже не умеет так? Ну было, прошло, да так давно, что все запорошило и я не помню, что именно там было, когда именно я там умерла. Не достать уже ничего, да и не стоит доставать – стоит смотреть сейчас прямо, слушать вас и не думать ни о чем.
- Куда вам бы хотелось поехать? Или пойти?
- Ну мне нравится здесь, здесь нет тех, кто мне нужен, тех, без кого я буду страдать. Я чувствую себя на перепутье, где никто и никогда не остановится – тем лучше. Я не буду страдать о ком-то и ждать.
- Вам нравится всех встречать и провожать?
- А я не встречаю и не провожаю, они просто идут мимо и некоторые, иногда, чуть на дольше задерживают на мне взгляд. И все.
- А что дальше?
- Забвение. Я в этом всем не замечу как умру.
- А как же те цветы, они вам ведь были нужны, раз вы говорите о них. Вы наверное, этого ждали.
- Что цветы, если он юн, полон жизни и сам цветет как они. Что они мне, когда я как камень?
- Вы наговариваете. Ваши страдания кончатся. Вы влюбитесь.
- Это было бы очень неуместно. Это мне, мертвой, будет совсем не кстати…влюбилась, какая жалость и какое опоздание – а уже давно мертва. И смысла нет никакого.
- Все это слово страшное –мертва, мертва, не так уж вы и мертвы, раз в вас полно столько чувств и переживаний.
- Вы не понимаете, это инерция. Это проходящие вещи, как выдох, это не новорожденные чувства, это те что были, они дозрели и покидают меня.
- Вы знаете, а что было бы, если бы сегодня последний день жили? Вы бы хотели что-то доделать?
- Да нет. Те вещи, которые остались в моей комнате – не важны. Поместятся в один чемодан. Там есть письма, но, к черту их – в них никто ничерта не поймет, этот язык знают только двое, но, второй то мертв давно. Поэтому они сгорят. Моя подруга погорюет, но, сгинет потом, пожалеет меня, знала бы она, что я была живее ее на много. А моя сцена давно уже опостылила мне.
- То есть, вам не о чем сожалеть? Вы тоже можете сейчас встать и пойти, и вам не на что будет оглянуться?
- Да, вы правы.
- Тогда идем?
- Да, идем.
Я смотрел на нее как она идет. Она шла по улице не спеша возле меня. Казалось, что мир живых, куда-то идущих, давно покинул ее. Мне даже казалось, что она прозрачная и бродит тут как призрак чего-то, что уже прошло. Мир живых был ярче, он дышал дышал, прямо в ее губы, но, ее губы оставались холодны и мертвы. Я шел с мертвой – я это явственно видел, я видел, как чуть ввалились ее глаза, как под ними появилась тень, как кожа преобрела зеленоватый оттенок…помутнели ее глаза, они совсем не отражали солнца. Как ей шло. Ее лицо стало настоящим, именно таким, как была она сама – настоящим, как будто наконец все сошлось, принесло ей покой и облегчение. Она шла, полная решимости, оставляя все позади – на самом деле она все оставила еще раньше, и теперь это было последнее, торжественное шествие – и все расступалось перед нами. Я шел, держа ее за руку и пытался привыкнуть к мысли, что она уже мертва, что она уже покинула всех нас и теперь далеко, так далеко, что уже не достать никогда. Но, мне захотелось еще много чего ей сказать, много о чем услышать, но, я почему-то ощутил, что уже не получится. Что уже поздно и она не услышит меня совсем и единственное, что мне осталось – только смотреть на нее.
Я иду и вижу улицу. Вижу дома, людей, небо, землю. Так идти легко, просто, как будто это все уже не имеет смысла, не имеет веса – не давит на меня, не просит с меня, не хочет меня, не трогает. Как будто это все декорация и я совсем в другое сейчас войду – во что-то безбрежное. Туда, куда мне всегда хотелось – именно это мне и мешало всегда, это желание. Я все садилась и думала вот покой мне будет, на этой постеле я буду спать, в это окно смотреть, этого целовать, а это одевать, вот то я буду есть – и туда ходить. И так будет изо дня в день и из года в год. Это и будет моя жизнь. Но, потом начиналась тоска, она приходила сквозь белые скатерти, белые салфетки, горячие пальцы. Сквозь шум и гам подружек, сквозь все танцы, она просачивалась и стилилась у меня по груди, а потом все застелала. И я понимала, что она опять отняла у меня все. Сначала я сбегала, с места на место, жила, пока она меня не догоняла и не начиналось все опять. Мне надоело сбегать. К тому же, шум приходящих и уходящих отвлек меня от всех мыслей – я начала ждать, сама не зная чего. Приходить, садится на край кровати, всматриваться в тоску и понимать, что скоро освобожусь от нее, скоро что-то станет ясно и я освобожусь и пойду. Мне не представлялось, что я снова сбегу в другой город, побрасав все вещи. Или что я снова влюблюсь и мне захочется жить так сильно, что я закричу. Я ждала иного чуда, чего-то такого, что уведет меня нежно и глубинно туда, откуда наверное я и пришла. Я начала тосковать по каким-то отщущениям, по каким-то берегам, которые начали снится мне. Танцуя, едя, одеваясь, я понимала что скоро что-то распахнется и я уйду. И это будет только для меня и это все наконец поставит точку, которая так нужна, так мне нужна. Не знаю, смерть ли это, или смерть во имя жизни, или жизнь другая, нереальная.
И вот мне было легко идти, как наверное легко шел Христос, если он когда-нибудь жил, шел, сквозь муки видя свет и радовался ему – вот так и я иду и мне не страшно.
Когда я проткнул ее живот ножем она выдохнула тяжело, густо, с кровью. Выдохнула с хрипом глядя мне прямо в глаза – в ее глазах была нежность, в них наконец-то заиграл тот свет, который должен быть, мне даже казалось, что она вспыхнула всеми последними красками и ушла. Я долго держал ее руку, долго смотрел на нее. Вот ей сейчас спокойно и легко, плыть куда-то, совершенно ничего не желая. И демоны оставили ее – они оставили нас двоих. Теперь мы им не интересны, нам не искусить друг друга – потому, что нас больше не будет. Ничего больше не будет.