Дневник 70 Последняя сказка...

«Что знаем мы о трагедии Рубцова-Дербиной? О любви их – знаем. И в стихах Колиных, и в стихах Людмилы – о ней говорится», – читаем у Кузьминского.
Как-то в дневнике сделал запись. Повторю её, хотя она многими «стихирянами» была прочитана на моей странице. Я писал:
«Насколько всё-таки лирика Рубцова безлюбовна по большому счёту. Когда читаешь «К табуну с уздечкою выбегу из мрака я…», то на этом, как бы это ни было хорошо, налёт идеализма, желаемого, мифически-песенного всё-таки, а не реальной встречи реального лирического героя. Дальше – несколько пронзительных, но всё же угрюмых по своей сути стихов с драмой оставленности, одиночества: «Ты не знаешь, как ночью по тропам за спиною, куда ни пойду, чей-то злой настигающий топот всё мне слышится словно в бреду». Тут больше мрачного прогноза на свою именно жизнь, тут больше есенинского чёрного человека, а не любви.
Благородство в одном жесте: «Но однажды я вспомню про клюкву, про любовь твою в сером краю и пошлю вам чудесную куклу, как последнюю сказку свою». И здесь мрачное пророчество в любимом эпитете поэта – «последнюю».
Желание женского тепла, ласки, вырывание из скитальческого неуюта… Склонен вновь и вновь думать о сиротстве поэта. Органическое неумение вести себя с женщиной. Вот и в воспоминаниях Дербиной такой странный эпизод с её личными вещами, с которыми она застала поэта… Сколько стихов у Дербиной о Рубцове и ни одного – у него самого! Что за проклятие!
Поиски в женщине материнского, защитного, а не наоборот. Это трагическое, извращённое невоспитание сиротством. А ещё – нищета, отсутствие дома, алкоголь. «Тоска любви, тоска свиданий кратких!» Но этот любовный антиэстетизм тоже бередит. А если он ещё замешан у поэта на осени…
Вокруг каких горестных деталей «семейная идиллия» в стихотворение «Зябко в поле непросохшем»!
Людмила Дербина пишет в вышеназванной книге: «Кое-кто ставит под сомнение любовь Рубцова ко мне. Вот мол, у Рубцова нет стихов, посвященных Дербиной. Я смею сказать, что у Рубцова вообще нет любовной лирики, как таковой. Найдёшь ли в его стихах пылкие любовные признания, воспевание женских прелестей? Их нет. Рубцов был, по-северному, целомудрен в любви, глубоко прятал своё чувство, любовное переживание никогда не облекал в стихотворные строчки. В его стихах всегда присутствует мотив прощания с женщиной, мотив разрыва, иногда явного отторжения».
Самому мне куда сложней представляется драма Рубцова. Например, мне всегда кажется, что способность, талант любви и рождается, воспитывается в домах, семьях, где царит любовь. Страшные подвалы её отсутствия с особой силой и открывались в нетрезвые времена поэта. Позволю усомниться, что речь идёт о «целомудренности»… Не призывая никого разделять сомнение.
Как мог не знать, не чувствовать безлюбовность лирики Рубцова Кузьминский, «хорошо знавший поэта»? Мне предлагают верить ему. И как мог проморгать такой очевидный ляп Панин, по его словам, ценящий поэзию Рубцова?
                (продолжение следует)