Дневник 69 Ненавистные ярлыки

Прочитал две заметки И. Панина: «Санта-Барбара от Куняева или немного о жёлтой журналистике» и «Живые и мёртвые online. Стрелковая башня».
Первое впечатление: односторонне, зло излишне, предвзято.
Вот, например, мнение некоего Кузьминского, живущего в США, «хорошо знавшего Рубцова»:
«Вологодские русопяты... Кожиновы в кожанках, свиномордые свинофилы... Те самые гниды, члены Вологодского союза, которые загубили Колю, довели его до тоски и безумств – в пьяных дебошах, приведших к смерти от руки любимой женщины... Они-то живы, они пишут, воруя внаглую и передёргивая по-чёрному... Людмила пишет, что Коля в неё горящими спичками бросался, а я знаю, – что и сигареты, по пьяни, гасил... Об неё, об бабу. Довела же его до пьяни не поэт Людмила Дербина, с семилетней дочкой (которую дочку она семь лет потом в тюрьме не видела...), не любовью своей, горькой и гордой, не нежностью, бабьей, материнской (а Коля был – детдомовский!), не всепрощением к гению, а – довели его те, кто сейчас пишет мемуары, ставит памятники, поёт песенки, переименовывает в честь его улицы – его, чьи стихи они же – и не печатали, сами – жрали от пуза, а ему не давали, жили-жировали, а поэт жил по углам, по общагам, квартиру ему с Людмилой, невенчанной – дали за месяц до смерти. Которая смерть и не замедлила ждать... Что знаем мы о трагедии Рубцова-Дербиной? О любви их – знаем. И в стихах Колиных, и в стихах Людмилы – о ней говорится. Была. А – о жизни полуофициального поэта?.. О пьянстве его горчайшем?.. О попытках «пробиться в печать»?.. О нищете, неустроенности, о тоске?.. Об этом знала только Людмила. И любила. И убила, в отчаянии. Когда пьяный Коля – тянулся за молотком, чтоб – её... Фонари вы её – видели? На женском прекрасном лице?.. И идут – публикация за публикацией: «УБИЙЦА ПОЭТА». А – если бы Коля её замочил?.. Она ведь – тоже поэт. И прекрасный (уж на что я не люблю «женских» стихов!)... Осатанели вы все, что ли? Под видом «памяти поэта» – оскорбляется любовь его...»
Эмоции, едва ли не с пеной на губах.
Первая строка. Чекист и фашист Кожинов, и «русопяты» не лучше – «свиномордые свинофилы»…
Давно понял: где начинается упорствование в одной идее, где следуют щедринскому «Старайся», там кончается объективность, там смешивается творец-человек и творчество, там вырывается колодец идеи-фетиша и начинается человеческая злая глупость, всегда заканчивающаяся ненавистью.
Ненавистью дышат и строки Кузьминского. Либерала, по-видимому.
Панин выбрал Кузьминского. Кузьминский отвечает строю мыслей Панина.
Какой мнение, скажите, складывается у вас о Рубцове со слов Кузьминского? У меня – законченный мерзавец… Так читается, вне дружеских «коль», обвинений вологодских в спаивании поэта (как будто поэт не пил в Питере, Москве, Архангельске, на Алтае, в Тотьме, Николе родной, в нашем Вельске… Нет, именно вологодские споили).
«Хорошо было идти с ним полевой дорогой, бродить во ржи, сидеть на ромашковой поляне. В поле, в лесу Рубцов весь как-то сразу преображался: никогда не был хмур, много шутил, радовался всему живому».
«Рано утром я проснулась от легчайшего прикосновения к моему плечу, открыла глаза: Рубцов сидит на стуле у моей кровати и тихонько гладит моё плечо. В его глазах была такая обнаженность чувства, такая нежность, что я невольно замерла и задержала дыхание».
Откуда эти строки? От самой Людмилы Дербиной.  Из ее книги «Воспоминание о Рубцове».
Если бы Панин хотя бы обмолвился об этих минутах, часах, днях поэта, рисующим Рубцова совсем другим человеком, тогда другое дело. Помню, как горячо защищал Рубцова-человека Аркадий Петрович Кузнецов, знавший поэта, много фотографировавший его. Сегодня мы обладаем несколькими десятками добрых, тёплых воспоминаний людей, которым на их пути встретился поэт, которых трудно обвинить в предвзятости.
Это не отменяет пьяных дебошей Рубцова, его трагической судьбы, его выходок, «но все же, все же, все же…»
Сам я в жизни встречался с пятью людьми, знавшими Рубцова. Никто из них не сказал ни одного дурного слова в адрес поэта.
Ну что дает нам в понимании человека все эти «масоны», «русопяты», «либералы», славянофилы» и прочее? Давайте не будем читать ни Толстого, ни Достоевского, ни Тургенева, ни Тютчева… Они и десятки других замечательных поэтов и прозаиков русских «награждены» без нашего спросу довесками-«измами».
Вадим Кожинов – прежде всего ярчайший русский литературовед последних десятилетий. Без его книг по лирической поэзии, трудов по истории, культуре нельзя помыслить уже нашу литературу, культурологическое пространство России.
Похоже, и Панину вслед за Кузьминским (буду рад, если просветите меня, кто он такой, этот Кузьминский) сладко пригвоздить Кожинова ярлыком «свиномордого свинофила». Как просто! Всё, исчерпан человек. Не ему принадлежит чудная книга о Тютчеве, не он одним из первых сказал веское слово о значении поэзии Рубцова (не утаивая о его горьком пристрастии), не он на писал замечательную статью «Открытие поэта» об Алексее Прасолове, не Кожинов дал блестящую характеристику поэтическому веку девятнадцатому…
Если следовать политическим кликушам, то что бы мы читали тогда? Везде ярлыки, везде вырытые ими колодцы, из которых они не видят неба и звёзд. Везде – «низя!»
А судьи кто?
                (продолжение следует)