В изгнании - снег в начале осени

японская повесть в стихах

00

Я сойду здесь с ума – обещает
Кто-то там, под платком набекрень.
Темным парусом ветер качает
На стене непонятную тень.

Я сойду здесь с ума непременно.
Весть о том унесет дикий гусь…
Поправляю косыночку нервно,
Вместо зеркала в воду гляжусь.

Я сойду здесь с ума на рассвете,
Просыпаюсь – а памяти нет.
Обрываю бездумно, как дети,
Принесенный служанкой букет.

Я сойду здесь с ума понарошку,
Но обратно уже не войду.
И меня, как придворную кошку,
Похоронят в дворцовом саду.

Я сойду здесь с ума. Отчего же
И любимый не может помочь?
Ни дворца, ни садов, ни вельможи –
Только горы да лунная ночь!

01

Обижаться – зачем? Я жива!
Лишь утратила чувство свободы.
Но опять надо мной синева
Напитала небесные воды.

Кто же знал, что запрут на засов
Все надежды – интриги из замка?
Ожидает нас участь цветов,
Такова легкой жизни изнанка.

Обижаться зачем, если князь
Растворил свою злобу в бокале,
И умельцы, от скуки томясь,
Только ногти с мизинцев сорвали?

Скрип повозки не радует слух,
Раздражает ворон перекличка,
А служаночка дремлет за двух,
Закрутившись в клубок, как лисичка.

«Обижаться зачем?» – я шепчу.
Зря глаза норовят увлажниться.
Их платком то и дело лечу,
А дорога пылится, пылится…

Воспоминание:

Тяжеленные кольца звенят на руке,
Ноги тоже в холодных железах.
Он подходит и гладит меня по щеке,
Я сжимаюсь – ведь может и врезать!

«Обижаться зачем? – говорит, не спеша,
И ладошкою водит умело. –
Ты на картах игры написала: "душа",
А другие поставили тело!»

Сгустки крови заметил – печально вздохнул:
«Расстарались… хотели награды…»
С виноватой улыбкой слегка промакнул:
«Мы ж не звери!» Не птицы. Не гады.

02

Хлещет дождь беспощадно и зло, как палач;
На соседней березе насупленный грач –
Это ворон с серебряным клювом.
Алый зонтик порвался, но ветви густы.
Мне мерещатся уши, клыки и хвосты
На зеленом, на сером, на буром.

Изготовился лес, как волчица, к прыжку
И следит за дозорным на черном суку,
Ожидая сигнала к атаке.
Я больна, мой охранник по-тихому пьет,
А девчонка в кустарник забилась и ждет…
Нам уж точно не выстоять в драке.

Хлещет дождь беспощадно и зло, словно мы,
Убежав из одной неприятной тюрьмы,
Оказались в не менее горькой.
И, нарушив чужой распорядок, должны –
От беспечной обслуги до глупой княжны –
Быть наказаны влажною поркой.

И ведь ночь уже рядом сидит, затаясь!
А дорога исчезла. Лишь жидкая грязь
Плещет спереди, сбоку и сзади.
Мне противно до визга и хочется выть,
Но боюсь – вдруг из леса решат повторить?
Зябну молча, достоинства ради.

Хлещет дождь беспощадно и зло. Госпожа
Тоже слезы пустила, скуля и дрожа.
Ах, достоинство, где ты? Сбежало.
Выжимаю тоскливо намокший халат,
Нервно кутаюсь в зонтик, аж спицы хрустят
И впиваются хуже кинжала…

Воспоминание:

За верандой потоки воды
От последней до первой звезды
И обратно.
Я слоняюсь туда и сюда,
Но меж лужиц ступаю всегда
Аккуратно.

Хлещет дождь бепощадно и зло.
Но такое его ремесло –
Быть безумным.
«Вы же ножки промочите так!» –
Мне кричат. В замке каждый дурак
Хочет к умным.

Скоро слуги согреют вино,
И в вечернем своем кимоно,
И с бокалом
Я отправлюсь с подругами в дом
Пировать. И проводит нас гром
Злым ударом.

03

Я ловлю насмешливые взгляды,
Как игрок уставший ловит шар.
Недостойно! Отразить бы надо!
Точно чайник, выпускаю пар
Слишком шумным выдохом из носа
И сверлю глазами наглеца.
Он кривится символом вопроса
И с ухмылкой цокает: «Ца-ца!»

Как обидно! Боги, как отвратно
Здесь познать подобие стыда!
На щеках краснеющие пятна,
У ресниц соленая вода.
Я забыта в маленькой харчевне,
Наша рвань собою занята.
Сразу видно – родом из деревни:
Пьют-едят в три горла, в оба рта…

Я ловлю насмешливые взгляды,
Их полно летает у стола.
У самой же приступы досады:
Ничего из шелка и стекла!
На скамьях потрепанные шкуры,
Из посуды – глиняный набор…
Как далек от западной культуры
Этот мерзкий постоялый двор!

Мутный взор у служки-лоботряса,
Как у мула, вымучен и туп.
Кости в жилах называет мясом,
Корешки под паром – значит, суп.
То и это проглотить пытаюсь,
В горле спазмы… тошно. Ох, умру!
О десерте и не заикаюсь,
Лучше выйду, грушку подберу.

Я ловлю насмешливые взгляды,
Пробираясь к выходу бочком.
Руки-ноги всюду, как ограды,
Пропускают только под шлепком.
Потрясти бамбуковые своды
Нервным криком – крепче, чем рукой:
«Я не ваша! Я другой породы!»
Но молчу. Не верится самой.

Воспоминание:

Восемь лет. И гости. Блеск паркета,
Стол накрыт – все чинно ожидают
От девицы точного ответа,
А девица медлит, вспоминает…

Я ловлю насмешливые взгляды
Двух сестричек спереди и с краю.
Вот служанки мне помочь бы рады,
Что-то шепчут – я не понимаю.

Ну, а после, вняв дурному чувству,
Я реву со всхлипами в прихожей.
Надо ж спутать с лобстером – лангусту!
Но у них, и правда, вкус похожий…

04

Нет, заснуть не могу,
В мертвом поле страшней, чем в лесах.
Всё открыто врагу,
С неба смотрит неведомый Страх.

Эти тысячи глаз,
Эти сотни холодных фигур
Пробуждают экстаз
У одной из возвышенных дур…

Нет, заснуть не могу,
Все сильнее вздымается грудь.
Я встаю, я бегу,
Я лечу в непроглядную жуть.

Но чем дольше полет,
Тем слабее о жизни тоска.
Верю: смерть не придет,
Ну, а если такая – пускай.

Нет, заснуть не смогу.
Осень выгнула холода хвост,
Взмах – и стынет в снегу
Нервный смех потревоженных звезд…

Воспоминание:

Как натоплено здесь! А еще не зима,
И, представьте, нет вьюги!
Ни к чему извиняться: «Акира-сама…»*,
Укажите обслуге.

Нет, заснуть не смогу. Сколько надобно слов?
Отворите ж окошко!
Наконец-то. На призрачных лапках ветров
Входит холода кошка.

Пробежится по спальне, легка и нежна,
К нам в объятья полезет.
Мы нырнем в покрывало, как в сон, и она
Без обиды исчезнет.
_______________________________________

* сама, sama (япон.) – высшее уважительное обращение

05

Солнца нет уже который час.
Тени вновь влюбились в силуэты,
И вокруг, насколько хватит глаз,
Лишь пустые, скучные предметы.

Краски есть, но бледен их состав.
Осень мажет серым без разбора
По покровам и прическам трав,
И пятнает выпуклые горы.

Солнца нет уже который час.
Я гляжу на пепельные дали:
С каждым слоем выше их окрас
Все мрачней – к безверию, к печали.

Но печаль свое отобрала
Хваткой лапой жадной обезьяны
И, помучив, временно ушла.
А девчонке верить – слишком рано.

Солнца нет уже который час
Или день. Замучишься, считая.
Вроде, луч? Взметнулся и погас,
Словно дунул кто-то из йокаев*…

Воспоминание (вчерашнее):

Для повозки каждый камень плох.
Ну, а нам весь этот скрип и грох
Хуже пытки!
Прошлой ночью отлежали бок
Вместе с ножкой… Кстати, паренек
Слишком прыткий.

Солнца нет уже который час.
Настроенье скверное у нас,
И к тому же
Раздражает парочка людей,
Что везут. Не хуже лошадей
Пьют из лужи!

Под рукой трехлетнее вино,
Но – увы – кончается оно
И ириски.
И тогда не с «нами», а со «мной»
Доведется кушать из одной
Битой миски.
__________________________________

* йокай (япон.) – демоническое существо

06

Не поедем в деревню. Давай стороной?
Я молилась – советуют Ками*…
Ты охранник! Обязан доставить живой
И здоровой! Пожалуюсь маме!

Здесь дурные места. Видишь, люди стоят
И натужно в ладошки зевают?
А под ними – зубов ослепительный ряд
И клыки по бокам выползают…

Не поедем в деревню… Я дура?! Наглец!
Как ты смеешь!.. «Откуда узнали»?
Вот тебе – объясню. В этих верил отец,
И не только! Ага… нападали.

В замке много историй в бессонную ночь
Вам расскажут. И сердце забьется:
С виду девка, как ты, ближе – Кошкина Дочь,
Злая «nekomusume»… Смеется!

Не поедем в деревню? Не буду грубить
И конфетами стану делиться…
Мы доехали, всё? Здесь приказано жить?!
Дайте яду. Хочу отравиться!

Воспоминание:

Придержите коней. Нам пора посетить туалет.
Отнесите за кустики… Между.
Не меня, а сиденье! Представьте, не семьдесят лет,
Без помощниц поправлю одежду.

Не поеду в деревню. Там запах подобен чуме!
Бесконечные стирка да варка…
Ах, «безмерно устали»? «Позвольте, Акира-химэ»**?
Вам не отдых ведь нужен, а пьянка.

Ладно, можете топать… Я жду через пару часов.
Столик! Зонт! Не хочу церемоний.
Обмахните же веером. В мире основа основ:
Много вони и нет благовоний.
_____________________________________

* ками (япон.) – боги и духи в религии «синто»
** химэ, hime (япон.) – принцесса

07

Эта Башня Заката,
Словно дьявольский пестик в неведомой злобной руке,
Растоптала когда-то
Всех, кто прятались вместе, и тех, кто паслись вдалеке.

Мелких зданий зверьки
Затаились внизу, где ручьи, и в бамбуковых рощах.
Их сжимали в тиски
И давили, как будто ничьи, – аккуратно, на ощупь…

Эта Башня Заката
Длинной пикою вдета в лохмотья былого жилья.
Из вьюнковых – юката,
Разномастные гэта – из трав, корневищ и гнилья.

Шляпы конус с дырой,
Воротник из потертого мха на лишайниках серых.
Лишь для тех, кто герой,
Или краткий приют пастуха и вне трезвости смелых.

Это Башня Заката.
Рядом я – и с вином, и с умом, и труслива вполне.
Ах, не будет возврата!
Мне скучать под окном белым днем, тосковать при луне…

Воспоминание:

Я твердила: пойдемте к другой,
Опыт есть – провожали-встречали!
Но подруги и мой дорогой
Настояли на той вертикали.

Эта башня!.. Заката с неё
Не увидишь – мешают вершины.
В изобильи одно воронье,
Вот и смотрим на серые спины.

Лезли долго, устали. Назад
После отдыха только. Попозже.
От помета такой аромат!
И от потной, надушенной кожи…

08

Бесконечная грязь на втором этаже и на третьем,
А выше нет хода.
Мы, изрядно сердясь, в комнатушках не то еще встретим –
Нам гадит Природа.

Где ж все это убрать, если раньше в натуре не знала,
Как выглядит веник?
Попросить иль нанять из деревни крутого амбала?
Потребует денег.

Бесконечная грязь, надоевшая пыль, и к тому же
Охранник уехал.
Беззаботно смеясь, помахал мне рукой (я при муже?!)
Швырнула орехом.

Малодушно сбежал! Ну и пусть, все равно ведь прогоним,
Плебей – не обида.
Нам не нужен нахал. Разберусь. А служанку-тихоню
Оставлю. Для вида.

Бесконечная грязь! Даже в спальне моей паутины
Седые охапки.
Я сниму перевязь. В здешней моде простые холстины
И фартук. И тряпки.

Воспоминание:

Это ж надо, зашли!
Вон полянка в цветочках, но мы ведь не птицы!
Небо есть, а земли
Не увидишь под липким – комки и крупицы.

Бесконечная грязь…
Я зеваю, а слуги недвижны и немы.
Но улыбчивый князь
Подал знаки своим – вот и нету проблемы.

Шестьдесят молодцов
До белья обнажились, склонились в поклоне
И ложатся лицом
Во весь рост! Ничего. Мы же девы, не кони!

09

Снова солнце, плечом растолкав облака,
Улыбнулось надменно и томно.
Серебром паутинка дрожит у виска,
На играющем золоте – скромно.

Дождь скрутил свои пряди внезапно и зло,
Ветер сдул грозовые косынки.
А у тучек прически! «Воронье крыло»,
«Хвост» и «кокон» – без гребня и шпильки.

Снова солнце. И башни надтреснутый ствол,
И зеленых растений полоски
Озарило внутри и снаружи. И пол,
И, сокровищем, – камни и доски…

Собирай и копи – не растратишь вовек!
Постараюсь. Имеется повод:
За водой и за светом пожалует снег,
Тоже влажный и яркий. Но холод!

Снова солнца не будет. Дождей волоса
И снежинок сережки – всего-то…
Отдохнули? Вставайте, Акира-краса,
И за веник. Sigoto, sigoto*!

Воспоминание:

Я на пляже слетаю с ума!
Нет, сойти – это медленно слишком.
Ведь привычных «hime» и «sama»
С полчаса ниоткуда не слышу.

Снова солнце! И кожа кричит
Натурально: «Мне плохо без тени!»
А прислуги – ищи и свищи –
Не отыщешь… Ага! На колени!

Справа-слева по щечкам в рядок…
Посвежело от взмахов – и очень!
Ставьте зонтик. И носом, в песок!
Без одежды! Недолго. До ночи…
____________________________

* sigoto, сигото (япон.) – работать

10

Как устала! Как будто на плечи
Положили две мягкие лапки.
Но от них почему-то не легче,
Ближе к шее и вовсе удавки.

Будто тело в незримом корсете.
И чем резче движенья и чувства,
Тем мучительней стянутся сети,
А лапищи придавят до хруста.

Как устала! Морщинки на коже,
Словно руки не холили слуги.
Повалиться б на мягкое ложе,
Но такого не сыщешь в округе.

Ах, татами, циновки, рогожки!
Неудобство-удобство как принцип.
Здесь не встретить изысканной кошки,
Кто б напомнила мне, что есть принцы.

Как устало гляжу… Как устала!
Оседаю на коврик в прихожей.
А она и кладовка, и зала
Хоть чисты не до блеска, но все же…

Воспоминание:

Не мешайте мне петь на китайский манер!
Сямисэны*, играть!! Будет музыка сфер!
Не по вкусу? Какой же дурной кавалер!
Вот вам стрелы и лук – пристрелите!

Как устала… Горю! Несомненно, больна.
На четырнадцать комнат вверх-вниз – тишина!
Бело-желтой улыбкою дразнит луна.
Погасите, прикройте, снимите!

Не касайтесь меня! Я – sama! Я с-сама…
Разболтали уже? О, papa et maman!
Восемь «го»** на пари – так об чём кутерьма?
Ну, конечно, сакэ! Изви-ните…
________________________________________

* сямисэн – трехструнный инструмент типа цитры
** восемь «го» – примерно, полтора литра

11

А ведь просто: взяла поострее кинжал,
И проблемы мгновенно уйдут – вслед за мной.
Роковая любовь… Неугодный вассал…
Одинокий ребенок… Обычай такой.

У мужчин ритуал – распустить пояса,
И помощника взять с обнаженным мечом.
Девы проще: взмахнула, закрыла глаза…
До свидания, жизнь. Я уже ни при чем.

А ведь просто: удар… скоротечная боль…
Мимолетная слабость –  и сон навсегда.
В этом праве едины и шут, и король.
Философия Запада. Вспомнила. Да.

Что нас держит в миру? Удовольствий капкан?
Если б так! Мы свободны. Лукавить к чему?
И не только застолий хмельной балаган,
Но и краска, и звук, и касанье к нему.

А ведь просто. Душа (или что там внутри),
Не спеши отстрадать, успокоиться, лечь.
Ты моложе, чем тело, – эпохи на три.
И в стремлении быть – просто так! – не перечь.

Воспоминание:

Ожидаю конца.
Жить не хочется, словно отняли святое,
Или помощь отца.
Он, и правда, ее сократил ровно втрое.

А ведь просто врала,
Что вожусь с этим ронином из Окинавы,
И вдобавок жила
С худородным смотрителем горной заставы.

Так хотелось взрослеть,
И плела небылицы три месяца кряду.
А теперь – умереть!
С ежедневною сменой вечерних нарядов…

12

Только здесь узнала, как зовут
Те цветы в овраге возле замка,
Где часы кузнечики стригут,
Да порой мелькает мышь-смуглянка.

Я привыкла к роскоши садов,
Но она прилично утомляла,
Как десятки кремовых тортов,
Как в жару из пуха одеяла.

Только здесь пусты глухие дни!
И бедна природная картина.
Но сияют синие огни,
Как и прежде, ярко и невинно.

Словно флейта, стебель узловат,
А цветки, как клапаны, мелькают.
Я вдохну тончайший аромат
Снизу вверх – как музыку играют.

Только здесь влюбилась в простоту
Без легенд и вычурных историй.
В долгий путь! И осенью цветут
Дети неба с именем «цикорий».

Воспоминание:

Чуть привыкнешь – сразу скукота,
Если нет изъяна и помарки.
Над садами радуга, и та
Из витринных – никакой загадки.

Только здесь мне хочется завыть,
Как okami*, злобно и тоскливо.
Эти клумбы могут убедить,
Что и всюду чисто и красиво.

Хоть бы куст крапивы под ногой!
Гнутый стебель, трещины у вишни…
Не найти. В саду такой покой,
Что и жизнь становится излишней.
_________________________________

* оkami, оками (япон.) – здесь: волчица

13

Вот и месяц прошел, как меня наказали
За игру, за измены, за то, что жила.
А дневная Богиня опять вне печали,
В свой черед и Ночная вовсю расцвела.

Никаких перемен ни в стране, ни в природе,
Словно я, как цикада, отпела сполна,
Словно было притворным унынье в народе
При намеках на то, что принцесса больна…

Вот и месяц прошел – ни гонца, ни монаха,
Ни с какой стороны не потянется след.
Я поспешно взяла одеяния страха,
Но актриса к чему, если зрителей нет?

Есть вот башни покой у деревни убогой,
И служанка, и деньги. Провизия есть.
А вокруг пустота. Никакою дорогой
Не вернуться! Забыта. Прекрасная месть.

Вот и месяц прошел, и другой наступает.
Жизнь зовет ей служить, обещая успех.
Вор крадет. Бонза молится. Лучник стреляет.
Я умела любить, но себя – больше всех.

Воспоминание:

Словно рыбка с водою, хожу.
В доме со смеху все отвернулись.
Я достоинство гордо держу
И, как яблоки, щеки надулись.

Вот и месяц прошел – я молчу
От постели и вновь до постели.
Извиняться еще не хочу,
Но ухмылки уже надоели.

Кто виновен – забыли давно,
Разберутся родители сами.
Не торопятся. Носом – в окно,
Рот с водой, а глаза со слезами…

14

Сразу тихо, когда опустила окно,
И на стенах сверчки замолчали.
Я сама верещать научилась давно,
Болтовня разгоняла печали.

Россыпь звуков, слетавших с накрашенных уст,
Сотворяла хорошую майю.
Без вибрации мир и абсурден, и пуст,
Говорю – и легко наполняю.

Сразу тихо, когда надоело молоть,
Точно мельница, воздуха зерна.
А без грубых мужчин моя нежная плоть,
Как ни странно, совсем иллюзорна.

И межстенный японский коричневый гном
Тоже пением манит подругу…
Глушь. И башни копье. Не тюрьма и не дом.
Дао дуры – хожденье по кругу.

Сразу тихо, когда прекратила реветь
И тревожить набухшее лоно.
Засыпаю… Возможно, привидится смерть,
И дыханье прервется без стона.

Воспоминание:

Отвалился, насытившись, на бок,
Как медведь, и с рубцами на коже.
Мед у пчел и у девушек сладок,
А укусы-царапинки – тоже.

Сразу тихо… и даже дыханье
Успокоилось мало-помалу.
Ночь проводим и дальше в молчаньи –
Тело телу довольно сказало.

Воспитание… как ты напрасно!
Жизни суть оказалась больною:
Сладострастье настолько всевластно,
Что бессмысленно все остальное.

15

Вот и свежее утро – слепящее, словно
Пощечина с лету.
Занавески как будто расправила ровно…
Скрываю зевоту.

Неизвестные птицы в неведомых кущах
Бормочут гнусаво.
А изгнаннице тридцать… и сеточки гуще
И слева, и справа.

Вот и свежее утро. А солнце на взлете
С яичницей схоже.
Есть «Небесная сутра»… Но мысли – о плоти,
О завтраке тоже.

Чем заняться вначале, коль все уж готово
Для скуки безмерной?
Иноверцы вещали о важности слова
О свете. А верно?

Вот и свежее утро, но путает темя
Глазунью и Бога.
Когда кто-то премудро раздаривал время,
То дал его много.