Закатный проповедник
Аннотация: Следовать своей основной глубинной сути, вопреки общепринятым стереотипам и правилам. Вне зависимости от того, какие это стереотипы — политические, социальные, религиозные; человеческие или... Даже если речь идет об устоях общества вампиров! «Я против правил Ночи и дня», - говорит главный герой «Закатного проповедника», имея в виду право каждого быть собой — кем бы он ни был.
Мы сидели в глубине небольшой деревянной беседки, я и мой юный подопечный; солнце только зашло, но благодаря густо разросшимся плетям хмеля и лозам декоративного винограда, овивавшим ее каркас, в это время здесь была уже глубокая тень, и я мог позволить себе любоваться последними солнечными отсветами, скользящими по белоснежным пикам гор. Подопечному, впрочем, было все равно – он был слишком молод по меркам обоих рас. Мне тоже вряд ли пришла бы мысль ехать в столь отдаленное место, исключительно потакая вполне понятной жизненной рефлексии. Цель была иной, но если уж так совпало – почему бы и не…
Цель в данный момент лежала на столе перед моим подопечным, - это была тетрадка, в которую ему предстояло записать под диктовку историю моей жизни – не всей, конечно, а той ее части, которую я в данных обстоятельствах считал наиболее важной. Идея – перенести информацию на бумагу – казалась странной: зачем доверять бумаге, да и вообще какому-либо носителю то, что хранит в себе цепкая память Бессмертного, но… случиться может всякое, а попади эти листочки кому нужно в руки – глядишь, будет толк. Пока я собирался с мыслями, подопечный карябал на полях тетрадки какие-то фигурки. Второй целью, собственно, был он сам: я хотел, чтобы он пропустил все это через себя, и впитывая – понял всем своим существом. Его юность в этом была скорее подспорьем – он еще не отошел от привычки учиться. А я, наверно, только дав ему все, что могу, посчитал бы себя вправе совершить то, что я уже совершил.
«Мне было тридцать девять лет, когда я перестал в полной мере быть человеком. Сейчас, хотя прошло уже более тридцати лет, так же, как и сразу после этого, я выгляжу на сорок пять – хотя обычно вампир остается в том возрасте, в котором произошло обращение. Я продолжаю считать все произошедшее чистой воды случайностью, не Божьим промыслом и не карой.
Просто – шел ночью после рок-концерта – мы тогда устраивали всяческие сейшены по поводу и без. Играли на гитарах, ездили автостопом, хипповали по слетам, поддерживали таких же как мы, или тех, кто попал в наше поле зрения… Просто – был чуть датый и завернул не в ту подворотню. Просто – на-те, убедился, что вампиры существуют. На собственной шее. Просто – по какой-то случайности в последний момент он решил меня не убивать, а дать иную жизнь…
Я до утра пролежал в той подворотне, скрючившись, как загибающийся от передоза героинщик. Мир рассыпался, как стеклянный замок. Срывались и уносились прочь, словно гонимые ветром, покровы привычной реальности. Словно из-под слоя копоти проступали контуры предметов, звуки, плотности, перепады температур; время.
Рассвет плеснул в глаза расплавленным золотом. Шатаясь от избытка ощущений, стараясь держаться в тени, я брел домой – в то странное помещение над автосервисом и звукозаписывающей студией, которое последние 10 лет было мне домом, когда я возвращался из своих вечных разъездов…»
Я ненадолго замолчал. Это был самый тяжелый период в моей жизни, время, когда проходило проверку на прочность все то, что я считал важным до тех пор. Мальчик поднял на меня внимательные глаза. Он не имел привычки спрашивать – но я знал, он обдумывает услышанное. Фигурки на полях он больше не рисовал.
«Выложенные кирпичом неоштукатуренные стены. Несколько больших шерстяных пледов (последняя «партия» подаренных друзьями как на подбор оказалась серой, с крупным плетением), в беспорядке раскиданных по тахте и креслу. Двухъярусный стеклянный компьютерный стол с хромированными опорами. Когда на душе было тяжко, они помогали прийти в норму… Но не в этот раз. Из ступора меня вывел телефонный звонок…»
Я прервался, и, чуть подумав, обратился к неофиту:
- Вычеркни, пожалуй, эту лирику. Напиши, что я пришел домой и не знал, как мне жить дальше, и тут позвонили друзья.
Мальчик сделал вид, что послушался.
«Звонок касался благотворительного концерта – он планировался через месяц, но начинать подготовку нужно было уже сейчас. Моя жизненная позиция, и позиция многих из друзей была близка к неохристианству, и для себя я формулировал ее: «Бог есть любовь» и «Делай что должно и будь, что будет». На практике это выражалось в том, что я мог разойтись с местным священником по вопросу необходимости помощи нехристианам, перестать ходить в его церковь и продолжить сбор средств на лечение больному мусульманскому мальчику.
Сейчас я понимал, что через некоторое время моя новая «форма жизни» потребует крови и все, что я делал, пойдет к чертям собачьим. И на этой мысли мозг перещелкнуло. Люди тоже питаются кровью и мясом, забирая жизнь у животных. И это не против Бога. Вся разница в том, что мы полагаем людей разумными, а животных – данных им на пропитание. А в Африке есть племя, которое почитает жизнь животных неприкосновенной. Они держат коров – какую-то разновидность африканских буйволов, доят и забирают кровь, вскрывая яремную вену. Пьют
кровь. Но не убивают. Такая же традиция была и у монгольских воинов – во время длительного перехода воин мог забрать немного крови у своего коня для поддержания сил. Дело не в крови. Дело – в запрете на убийство, которого у вампиров нет. Возможно, им трудно остановиться – и мне еще предстояло узнать, каково это. Но вампир, который пощадил меня, смог. Да, он остановился поздно – и если бы не обратил меня, я бы умер от кровопотери. Но он остановился.
Значит, проблема в том, чтобы остановиться вовремя, а значит – не оставаться настолько голодным, чтобы от жажды снесло крышу. Ну, и прочно приколотить эту крышу к основанию черепа – чем я в данный момент и занимался. Жизнь Бессмертного продолжительна, всех ситуаций не предусмотришь, а сохранять самоконтроль придется. Если, конечно, это надо. Мне это было надо, очень.
Теперь предстояло на практике проверять, получится ли.
Первом делом мне пришлось проторить дорожку в банк крови – деньги решают
многое. Потом, когда друзья пришли в себя от первого шока, помощь пришла с их стороны. Периодически, конечно, приходилось решать проблему и за счет случайных прохожих, забирая по чуть-чуть и вводя человека в некое подобие транса, когда он путает сон и реальность – вампирам такое доступно. Первые несколько раз было страшно – вдруг не удержусь. Но вскоре добыча крови стала рутинным делом.
Где-то чуть раньше этого времени на меня вышли – разумеется, этого стоило ожидать. Численность вампиров хоть и заметно ниже численности людей, общество обладает определенной структурой, и появление неофитов не остается незамеченным. Вообще-то, по вампирской традиции, наставлять меня должны были начать с самого обращения, и делать это должен был тот, кто меня обратил. Но в этом мне повезло больше, чем тебе. Последнюю фразу можешь не записывать», - я иронически приподнял бровь и посмотрел на мальчика, затем заглянул ему в глаза, отвечая на его пронзительный взгляд, и чуть приопустил веки, давая сигнал продолжать. - «Обративший, как я узнал позже, попал в заварушку и живым из нее уже не вышел. Благодаря этому я был некоторое время предоставлен сам себе, и этого времени хватило, чтобы решить, как мне жить дальше без влияния принятых в обществе вампиров стереотипов поведения. Я никому ничего не навязывал, но твердо стоял на своем – и мне не стали мешать. Но однажды случилось, что ко мне пришла девочка-новообращенная, уйдя от обратившего ее, так как не хотела убивать. Тогда я понял, что дело, которым я от случая к случаю занимался в прежней жизни, наш хипповско–неохристианский поиск Бога в любви к ближнему, конфликт с официальными представителями церкви, стремление делать добро там, где можешь – все это, перейдя грань, отделявшую жизнь от смерти, и человека от вампира, обрело цельность и новый смысл. Оставалось – найти тех, кто был в состоянии его принять и взрастить в себе. Для кого любовь к ближнему была важнее правил Ночи и Дня. Честно, тогда я думал, что меня вскоре убьют, уже окончательно. Но этого не происходило. Через некоторое время тех, кто мыслил так же, как и я, набралось уже несколько десятков – в основном это была молодежь, неофиты, которые не собирались отказываться от своих принципов, перейдя в новую форму бытия, но к нам присоединились и несколько вампиров «в возрасте». Старейшины взирали с неодобрением, но не вмешивались.
Испытанием для меня стал момент, когда пришлось делать выбор – позволить молодой девушке умереть или дать ей жизнь – по ту сторону ночи. Она работала в банке крови, и у нее был прогрессирующий рак четвертой степени. Я обратил ее. Ты знаешь», - я пристально посмотрел на мальчика, - «я до сих пор стараюсь делать это только в крайних случаях, как и с тобой, на трассе. Не хочу пополнять число вампиров, слишком по тонкой грани мы ходим, и не все способны удержаться на ней. Но бывает, когда пройти мимо – значит, отступить от Бога сильнее, нежели даже обратить».
Я заглянул в тетрадку, где мальчик аккуратно выводил последние слова.
- Ну, в общем-то и все, что я хотел рассказать.
Дописав, он помедлил, не отрывая кончика ручки от листа. Поднял глаза.
- Позволь, я хотел спросить. Верно ли, что тебе грозит опасность? Ведь старейшины рано или поздно запретят тебе делать то, что ты делаешь. Ты не отступишься, и они убьют тебя. А потом всех, кто продолжит жить так же.
В его глазах была тревога.
- Знаешь, я не думаю так.
- Не думаешь, или уверен?
Мальчик настаивал.
- Уверен. Настолько, насколько в нашем мире вообще можно быть в чем-то уверенным. Я говорил с одним из Древних вампиров. Старшие не изменят своему образу жизни, но нас не тронут. Почему? Все просто. Ты вот как считал, когда был человеком? Что люди – дети Божьи, а вампиры, если они существуют – противны Богу?
Мальчик кивнул.
- Это все стереотипы, веками пестовавшиеся обществом. И так считают и люди, и вампиры. Но если Бог – есть любовь, то противны Ему те, кто отступает от божественной сути в себе, кто убивает ближних своих из похоти ли, голода, жажды наживы… А люди и вампиры – всего лишь две расы народа Его.
И уверенность в том, что вампиры не прокляты Богом, что это – один из народов Его, населяющий эту Землю, что проклятие для каждого – лишь следствие выбора своего и деяний своих, но будущие поколения не обречены на вечное проклятие – это самое большое знание, и самая большая надежда, которая только возможна по эту сторону Заката.
Мальчик замер, пристально глядя на своего наставника; кончик ручки замер в паре сантиметров над страницей тетради – клетки и вереница слов еле проступала сквозь сгустившуюся туманную синь, которая налетела в беседку от подножья недальних гор.
- Прикрой рот, захлопни тетрадь. И поехали, - мой задорный тон был призван вернуть ему чувство реальности. И, похоже, в этой реальности кое-что мальчик для себя понял.
06.03.2012
Свидетельство о публикации №113030606975