История России

НУЖНА  ЛИ  ИСТИНА
(Вместо  предисловия)

Простить можно прозаика, поэта,
История для творчества – кайма,
В ней может не искать ответа,
И не просить ученого совета,
И истина ему, пожалуй, не нужна.

Чужие тайны, мысли, жизнь – пустяк,
Разворошит, коснется грубо ран,
Сегодня круг придворных дам,
Герой – гасконец Д,Артаньян,
Назавтра – Сирано де Бержерак.

Он не несет за истину ответ,
Он может опорочить чье-то имя,
Не спросишь, прав он, или нет,
Когда осмеян им мыслитель и поэт,
И возвеличен служка Мазарини.

Сейчас историки, а летописцев нет,
Правдивые сказания не пишут,
В истории найдется ложный след,
Подкинет он и толику монет,
И может послужить отличной пищей.

Глотаем ложь, глотаем полным ртом
Про славные дела предателя Мазепы,
Те были до Полтавы. А потом?
Что думал Карл Двенадцатый о том?
Что Пушкин написал об этом?

И возглашают: «Грандиозный труд,
Интерпретация событий, и оценки!»
Хотя все это – лишь словесный блуд,
А доказательств нет, хоть бейся в грудь,
Хоть бейся головой своей об стенку.

В убийцу превратить Бориса Годунова,
Коль сделан царственный заказ,
Свидетелем – слепого и немого,
Подчистить здесь, и там убрать немного,
И прежде создавалось, и сейчас.

На плахе жизнь окончил Томас Мор,
И Ричард Глостер в честном пал бою,
Святую Жанну ожидал костер,
Такой же Яну Гусу приговор,
Но каждый создавал историю свою.

За все заслуги Орлеанской девы,
Сподвижника ее – Де Рэ,
Взошли наветов гнусные посевы,
Под ликование огню предали тело,
И не было защиты при дворе.

За раны тяжкие, за пролитую кровь,
За ратные заслуги и труды,
Де Рэ рассчитывал на общую любовь,
Ему обязан был король,
Но символом стал Синей Бороды.

А правду подменить довольно просто,
Возможностей испытано так много,
Диктатору права присвоить Бога,
И не найти пути иного,
Как после смерти объявить его
и дьяволом и монстром.

ИСТОКИ

ЧТО  СОВЕСТЬ  ПОДСКАЖЕТ

Как велико желание каждого узнать, кто его предки, откуда они пришли, чем жили, каков заряд биологической и духовной наследственности ему передали? И сегодня видно, как неравномерно заселен наш мир. Значит, существовали препятствия, ограничивающие распространение этнических групп населения. Существенную роль играл ландшафт местности, который выкормил ту, или иную этническую группу людей. Скажем просто, древний египтянин не смог бы длительное время прожить в условиях Севера. Он просто не смог бы добыть себе пищу, и наоборот. У одних народов пища состояла преимущественно из молока и мяса, которые они ко всему и научились длительно сохранять, у других – была рыба, у третьих – хлеб. Люди обменивались продуктами своего труда, знакомились с бытом друг друга, обогащаясь знаниями.  Играл роль и климат, воздушные потоки тепла и холода. Играло роль и время. Но даже изучив влияние всего этого на человека, мы не найдем ответа на многие вопросы. Приходится доверять тем, кто избрал своей профессией историю. Я не ставил перед собой задания, изменить что-то, добавить, тем более комментировать наше прошлое.
Цель моя, в стихотворной форме изложить историю Руси и России, сохраняя хронологию, и обращая внимание читателя на редко излагаемые периоды и факты
Удалось ли мне это, судить читателю.

Славянский мир, кто описал?
Подробностей так мало.
Не клок земли он занимал,
И жил не как попало.

В истории не объяснить
Поступки персонажей,
Что заставляло поступить,
Против рассудка даже.

Из небольшого городка –
Империя огромная,
И миром,  властвуя века,
Разбойником разгромлена.

Откуда взялись и ушли,
Что за народ этруски?
Когда  в «историю» вошли
И предки наши – русские?

Разбив германцев племена,
Вдруг встретили римляне:
Лежит огромная страна,
А в ней живут – славяне.

Дики, культуры никакой,
Ну, варвары – конечно,
Но был нарушен тех покой,
Присущий им извечно,

И всколыхнулись, и пошли
На Запад, Юг и Север,
До Адриатики дошли,
На Балтике уселись,

Народ суровый и простой,
Пришли, остановились?
Мир заселен был, не пустой,
Так с кем славяне бились?

Остановил Троянов вал,
Но были стычки, драки,
И Рим Великий испытал,
Как бились с ними даки.

Я не ищу на все ответ,
Ведь многое – готово!
Я не историк, а поэт,
История – основа…

Не искажаю ее суть,
И нет попыток даже,
Я все из древности несу,
Что совесть мне подскажет

Русичи

Во все времена, при смене власти, или изменении государственного строя, если не имели возможности вытравить из сознания граждан те, или иные исторические события, бывшие прежде, старались дать им иное толкование, искажая суть исторической правды. Я смею утверждать, что такое часто удавалось, но не всегда. В случае неудачи фальсификация приводила к разрушительным последствиям, принимая формы скрытой гражданской и национальной неприязни, а при случае выливались в открытые, грозящие гибелью людям, столкновения. В какой-то степени подобное наблюдается и сейчас. Я не историк, не подвергаю анализу прошлое, а, только, используя фактический исторический материал, в стихотворной форме пытаюсь изложить вехи нашей сложной, порой запутанной многовековой истории. Соблюдая историческую последовательность, я отражаю только те события, которые мной проработаны. Серию исторических событий я начинаю с общей характеристики наших предков русичей, ассимилировавших варягов и немало иных малых народностей и народов, подарив миру общее название – русские.

Издревле шло, - я не берусь, -
Ведь не историк, а поэт, -
Доказывать, что слово Русь
Из глубины поднялось лет.

Что мы  славяне, - это точно,
О том писал и Геродот,
Корней не западных, восточных,
И удивительный народ.

Горды, суровы и упрямы,
Просты, отходчивы, нежны,
Ведем ли род свой от Адама?
Но, точно – Севера сыны.

Благословенен русский край,
Красива русская природа,
Наш мир, естественно, не рай,
Но колыбель всего народа.

Мир дик, обширен и суров,
Дремучие леса, болота,
Край леших, филинов и сов,
И необъятный край охоты.

Леса непроходимы, хмуры,
Везде следы зверья видны,
Олени, волки, зубры, туры,
Медведи, рыси, кабаны…

В озерах живности не счесть,
Вода, как будто закипает,
Когда вытаскивают сеть,
Рыбин и крупных не считают.

У бортников свои заботы,
Не разоряя диких пчел,
Взять незаметно мед и соты,
Все это – бортника улов.

Сюжет сказаний и былин,
Из жизни брался, правда - это,
Из тьмы веков, из их глубин,
Когда было начало света…

Могучи телом, как природа,
Горынычей, кощеев тьма,
У всякой нечисти – свобода,
Плод силы, ловкости, ума.

И быт у русичей так прост:
Поесть, поспать и  защититься,
Сражались, стоя в полный рост,
Привыкли удалью гордиться.

Все братья, русичи – славяне
Живут не мирно меж собой:
Смоляне, кривичи, древляне
С полянами вступили в бой.

Дымы, избушки и курени,
Вокруг из дуба частокол,
Землей засыпаны плетени,
Водой залит глубокий ров.

Врагу пощады не дадут,
Здесь женщины привыкли
биться,
И на врага войной пойдут, -
О том исписаны страницы…

И слава по земле пошла
О храбрости и силе руссов,
Поклонников себе нашла –
Славяне не играли в труса.

И Византия, древний Рим
Дружины русских нанимали,
Оставил память лишь один,
Иные, дымкой уплывали.

Попал в Британию Артур*, -
Он русского был корня, -
Могучий, как огромный тур,
Неустрашимый, ловкий воин.

Легендою на Русь вернулся,
А сколько не пришло назад,
Быть может, Запад приглянулся?
В нем похоронены лежат.

Немало ратных, славных дел
На Родине свершали предки
Баян им вещий песни пел,
В былинах слышим мы не редко,

Богов невидимо славян,
Больших и малых, общих,
частных.
От них все беды и обман,
От них исходят все несчастья.

Их в капищах не перечесть,
И каждый ожидает жертвы,
Что деревянный идол ест?
А что едят простые черти?

Каков народ, таков подход, -
На прочность проверяет время.
Тот одолеет цепь невзгод,
Кто не считает жизнь за бремя
Примечания: * Есть предположение английских историков (журнал «Корреспондент», январь 2004 г.) что король Артур был древним русичем, служившим со своей дружиной в Римской империи и направленным в составе легиона в Британию.

ВАРЯГИ

Само название «варяги» корнем своим имеет слово варвар, так римляне называли всех, проживающих севернее Рима. Конкретнее, это слово относится к выходцам из скандинавских стран. Значительно позднее этим словом будут называть отважных воинов, составлявших элитную стражу многих государей.

Плывут челны, на них – ватаги
Грабителей и гордецов,
Их имя общее – варяги,
Покинута земля отцов.

Челны крепки. Суровы гости, -
Ограблены все берега,
Разбросаны варягов кости,
Жизнь викингу – недорога.

Норманны, викинги, варяги,
Мечи стальные, топоры,
Разбойники морей, бродяги,
Неведомы до той поры.

Земля отцов – фиорды, скалы,
Ручьи прозрачные, озера,
Земля скудна, её так мало,
Орлы, да синие  просторы.

Ветры холодные, туманы,
Дожди, дожди, зимой снега,
Так часты штормы, ураганы,
Смывают волны берега.

Незамерзающее море,
Вода прозрачна, холодна,
Так часто посещает горе,
А радость редка, не видна.

И редки старики – мужчины,
Почти не видятся могилы,
Морей бездонные пучины,
Их безвозвратно поглотили.

Но море ценят здесь и чтят,
Оно – с рожденья и до смерти,
Оно – кормилица и мать,
Семью варяга кормят сети.

Обветренны варягов лица,
Цвет глаз небесно голубой,
Привыкли силою гордиться,
Нет добродетели иной.

Здесь женщины нежны сурово,
Здесь ценят крепкую любовь,
Здесь к смерти мужа все готовы,
Собой пополнить племя вдов.

Здесь льдом, нескованные души,
Достаточно искры одной,
Немногословны, любят слушать
Сказанья старины седой.

Крест не  пришел еще сюда,
Ему трудна сюда дорога,
Здесь память древняя седа,
Суровы боги, их – немного.

Не строят здесь церквей и храмов,
Не воскуряют благовоний,
Здесь боги часто ходят в ранах,
Ведь каждый бог с мечом, он –
воин!

Сегодня путь лежит на юг,
Через озера, лес и реки,
Минует время, назовут -
«Путь из варягов в греки!»
 
А на пути живут славяне,
Такие ж дикие, не трусы,
Древляне, кривичи, поляне,
С названьем общим, кратким –
«Русы».

РУСЫ

Во время Великого переселения народов славяне продвинулись к западу, северу  и югу до берегов Балтийского, Адриатического и Эгейского морей. С севера на юг двигалась вторая ветвь наших предков – русы. Та, часть их, которая  избрала направление на запад, носила название норманнов, или викингов. Общее название всех этих племен – готы. Русы же в разные времена носили название рутенов, рогов. Есть взгляды среди историков, в том числе и Л.М.Гумилева, что русы относятся к древнегерманским племенам.

Шли с севера на юг,
По рекам и протокам,
И волоком тащили корабли,
Где реки друг от друга недалеко,
Воители неведомой земли.

Названье разное у них:
Рутены, русы, роги,
Им незнакомы роскошь и уют,
У них неприхотливы боги,
Такие, с поля боя не бегут.

Им нежность женщин не знакома,
Насильем добывают их, в бою,
Им не уютно в стенах дома,
Не ценят жизнь, чужую и свою.

Спускались по Днепру,
Шли дальше морем,
След оставляя тут и там –
Повсюду разрушенье, слезы, горе,
Досталось многим селам, городам.

Их не забудут Византия, мавры,
Италии досталось, Пиренеям,
И Франция познала русов нравы,
Британия забыть их не посмеет.

Иные есть названия племен:
Варяги, викинги, норманны,
Но самый теплый, радушный прием
Им оказали ливы и славяне.

Осели многие, устав от грабежей,
Иль отдых, делая на время,
До них не знали рубежей,
Славян могучих духом племя.

С названием племен возиться
нет охоты,
Не долго думали славяне:
Дреговичи, когда кругом болота,*
Коль степи широки – поляне…

Не изменились мы с тех пор:
У края государства – украинцы,
Угорщина, когда живут у гор,
Эстонцы, латыши – прибалты,
прибалтийцы.

Примечание: *Дрягва – болото (старинное  славянское слово)


ВАРЯГИ  -  РУСЫ

Варяги – русы, русы и варяги –
Две ветви моего народа,
Меж ними часты передряги –
Такая беспокойная порода.

Коли поход на христиан,
Ведет его варяг – язычник,
Нет веры в нем – он басурман,
Поход – из побуждений личных.

Коль на Восток, или на Север,
Дружину возглавляет русич,
Он – христианин по вере,
Характером еще покруче.

Так продолжалось много лет,
Вчера варяг, сегодня – русский,
Различий между ними нет,
Просты, могучи и не трусы.

Потом слились – един народ,
По быту, языку и вере,
На Север ли, на Юг поход,
Теперь религия – не мера.

У  КАПИЩА

Два народа жили рядом и вначале постоянно враждовали: одни были славяне, другие – русы. Затем произошло их сближение, да, настолько тесное, что они образовали общность, названную русскими, а земля, на которой они жили, стала называться Русью. Славяне были язычниками, верили в  Хорса (солнце), почитали женское божество Мокошь, небесного Дажьбога, скотского бога  Волоса и других. Эти боги, как и все остальные, требовали почитания, но не требовали человеческих жертв. Русы принесли с собой балто-скандинавский культ Перуна – бога войны и громовержца. Этот бог требовал крови, в том числе и человеческой.

Светлый день умирал, тени пали косые.
Солнце катится вниз, под землею уснет,
На пространстве, где будет когда-то Россия
После ратных трудов собирался народ.

Богу платится дань, капищ двери открыты,
Слева, справа разводят большие костры,
Поминают всех тех, кто в сраженье убиты,
И молитвы не длинны, и слова в них просты.

Был удачен поход, или был неудачным,
Спросят волхвы у Бога, он дает им ответ,
Здесь страшатся всего, но не стонут, не плачут,
И веселья большого у капища нет.

Боги требуют жертв, человеческих, прочих,
И цена этой жертвы всегда дорога,
Коль с победой пришли, не уснут этой ночью,
И упьются до сыта Боги крови врага.

Если враг победил, как узнать – в чем причина?
Чем Перун недоволен, и что надо ему?
Принесен будет в жертву соплеменник – мужчина,
Та же участь постигнет молодую жену.

Ну, а если иные встречаются беды:
Дичь исчезла в лесу, и посев не взошел,
Виноваты в беде будут бабы и деды,
Значит, срок умирать им сегодня пришел.

Жертвы бьются в крови, начинаются пляски,
Очищенье живых происходит огнем,
После плясок, вина, ночь похожа на сказку,
И печали уйдут с наступающим днем.

РУСЬ

СВЯТАЯ  РУСЬ

Я знаю Киевскую Русь,
Я знаю Русь Московскую,
Но есть еще и Бела Русь,
И земли новгородские.

Русь Черная, Русь Красная
Родные братья все мы,
И жизнь была б прекрасной
На Тисе и на Сейме.
 
Кто разогнал нас по дворам?
Кто так накуролесил?
Принизил значимость славян,
Живём по разным весям.

Над словом вещим не трясусь,
У нас судьба такая:
То дробится на земли Русь,
То вновь встает – Святая.
 
Единой, крепкой, как скала,
От края и до края,
И вновь идет о ней молва –
Могуча Русь Святая!

Примечания: Красной Русью в древности назывались земли Галиции.
Черная Русь занимала земли вблизи современного Гродно

ДА  ПРОКЛЯНЕТ  ИХ  АЛЛАХ

844 год.  «Русы, - да проклянет их Аллах, - высадились в Андалусии» пишет мусульманский историк прошлого. Оставшиеся на Руси слились со славянами, дав им название – русские, а земля полян стала называться Киевская Русь. Названием стихотворения и стали проклятия мусульманского сирийского историка.

Часть русов была недовольна,
Им нужны грабежи и войны,
А в Киеве окрепла власть,
Украл ли много, взял ли мало,
Нарушил княжеское право,
За это можно голову покласть.

На корабли уселись русы,
От Новгорода, Старой Русы,
Лег путь на Юг и к морю.
Пошли наемниками, в стражу,
Потом опять поднялись разом,
Повсюду сея смерть и горе.

И до Испании добрались,
Три года грабили и дрались,
Пока Гонсало Санчес не изгнал,
Опять плывут их корабли
За край известный всем земли,
И в океане русов след пропал.

 Примечание: Гонсало Санчес – герцог христианской Галисии (область Испании)


АСКОЛЬД  У СТЕН  ЦАРЬГРАДА
В 860 году во время осады Царьграда корабли Аскольда были застигнуты жесточайшим штормом и « великие волны разметали корабли язычников русских и прибили к берегу и переломали их»
(Из Радзивилловской летописи)

Ладьи скользили по воде,
Под парусами шла дружина,
С ней побывал Аскольд везде,
Обшарил южный берег Крыма.

Добычи славной не нашел,
Решил направиться к Царьграду,
Под парусом, на веслах шел,
Не давши отдыха отряду.

И вот, под утро, засверкал
Красавец город у Босфора.
Крик удовольствия издал
Аскольд, готовясь к битве
скорой.

Красив Константинополь град,
Жизнь бьет ключом зимой и
летом,
Его богатства и наряд
Воспели лучшие поэты.

Как будто всплыл из толщи вод,
Расположившись вдоль пролива,
Изнеженный живет народ,
И внешне жизнь нетороплива.

Подковой бухта, в виде рога,
Его назвали золотым,
В нем кораблей и лодок много,
Стоят под парусом плоты.

Блестят на солнце купола
Святой Софии, чудо-храма.
Как изваянья, замерла
На стенах крепостных охрана.

Все, как всегда, и вдруг гонец,
Под удивленный взгляд прохожих,
Шел в императорский дворец,
В кольчуге, шлеме и поножах,

Но без меча, и без щита,
А с виду варвар…видно сразу,
На нем нет символа креста,
И в окруженье царской стражи.

Прошло немного, гул набата.
Заторопился мирный люд,
И горожане, и солдаты
На стены города идут.

Внизу рябит пучина вод,
Играют солнечные блики,
Рыбины водят хоровод
И слышатся чужие крики.

Ладья плывет, за ней другая,
Так много, много кораблей,
Фигуры темные мелькают,
Вооруженных тьма людей.

Светловолосы,  с бородами,
И взгляд очей под цвет небес,
Стоят на палубах рядами 
С мечами. Поднят копий лес.

Вон с гривой спутанных волос, -
Без шлема, - отливают медью,
Широк в плечах, высокий рост
И мощью схожий на медведя.

Он крикнул громкое: «Ура!»
Клич боевой прибывших русов.
Настала грозная пора,
И византийцы дали труса.

Изнежены, слабы эллины,
Чтоб дать решительный отпор,
Им служат чуждые дружины,
Деньгами скреплен договор.

Унылы лица горожан,
Испуг так явно очевиден,
А как иначе, коль славян
Пришедших видимо-невидимо.

Надежда христиан – Царьград.
Рим пал, а он пока могучий,
Но много-много лет подряд
Над градом не сгущались тучи.

Когда сражаются славяне
Нет удержу, и смерть презрев,
Упорно бьется русс, упрямо
Один со многими, как лев.

Им, северянам, слабость чужда,
Они не верят во Христа…
Привлечь бы всех славян на
службу,
Да, вот беда, казна пуста.

Отлиты, словно из металла,
С мечом родились и копьем,
Такого бы убить сначала,
А повалить уже потом!

Один такой десятка стоит,
Пусть будет варвар – славянин,
Враги пускай не беспокоят,
Такой боец – непобедим.

Константинополь осажден,
А выдержит ли он блокаду,
Враг смел и дерзок, и силен,
И горожанам с ним не сладить,

Аскольда Киевского длань
Тяжка, и надо откупиться,
Какую он наложит дань,
Пределы есть, всему – границы…

Чтоб не повадился ходить
Презренный варвар, с силой
бычьей.
Не знает кесарь, как тут быть,
Не стать бы легкою добычей?

Молитвы, ладан курят в храмах,
Пусть Бог язычников уймет,
Пусть море станет ямой,
И поглотит чужой народ!

Господь молитву услыхал,
Наслав на русских ветер, бурю,
Ладьи несет на камни скал,
Их корабли с дружиной губит…

Унялось море, светел мир.
Ушли остатки войска руссов,
И кесарь объявляет пир
Молитвы к Богу, ввысь
несутся.

КИЕВСКАЯ   РУСЬ

ЛЕГЕНДА  О  КИЕ

В основу стихотворения легла легенда, пришедшая из глубины времен объясняющая название города, объединившего земли славян в крепкое единое государство и, недаром называемого во все времена матерью городов русских.

Преданий я касаюсь снова, -
А точны ли, не точны?
Я верю Нестору на слово,
Ведь нет иных источников.

Легенд у летописца две,
Он обе изложил,
У переправы, на Днепре,
Народ богатый жил…

А сколько, кто, откуда?
Скорей всего, поляне…
Купцов, иного люда,
Славяне, не славяне…

Через реку извоз идет,
Паромщик возит грузы,
Исправно денежки берет,
Днепр верно Кию служит.

А грузов тьма, не перевезть!
Подолгу люди ждали…
Селенье появилось здесь,
По Кию и назвали.

Богатства нужно охранять,
Селенье заедино,
Кий создает из местных рать,
Военную дружину.

Хотел такое ж повторить
Кий на реке Дунае,
Не довелось уговорить,
Дубьём оттуда гнали.

Да, и в Царьграде побывал, -
Об этом Нестор пишет, -
Сам кесарь Кия принимал,
От счастья еле дышит.

Наверное, не храбрым был,
У Нестора недаром –
Кий вынужден платить
Большую дань хазарам/

РЮРИК

«Там свободно прошли, там убиты пять славянских племен и  два  финских»…( Из древнерусской летописи)
Биография Рюрика непроста. По профессии – варяг, значит, воин. По происхождению – рус. Ездил в Данию, где встречался с франкским королем  Карлом Лысым. В 862 году  вернулся в Новгород, где и захватил власть. Вскоре против Рюрика там вспыхнуло восстание, которое возглавил новгородец Вадим Храбрый.  Рюрик разбил Вадима Храброго и вновь овладел Новгородом и прилежащими к нему землями. Рюрик умер в 879 г., оставив малолетнего сына Ингвара (Игоря), при котором был воевода  Хельги (Олег).

Там свободно прошли, там убиты…
Пять славянских племен и два
финских
От соседей искали защиты
Среди близких варягов, неблизких.

Долго длился тот поиск, иль нет?
Прошумели не раз войны, бури,
Но минула гроза бурных лет
Приглашен в Новоград князем
Рюрик.

И соседям урок был им дан,
И своим, чтоб поменьше ворчали,
С своевольем покончил славян,
До него здесь князей выбирали.

Но, не тронуты вера и быт,
И не тронул язык и обычаи,
За соседями зорко следит,
Тишина и покой – необычные.

Мир наведен, пора и в поход,
По Днепру, по стремнине, на юг,
В окруженье бояр, воевод.
Словно лебеди, струги плывут.

Путь дневной и привал, и привал,
Видят много людей на поляне,
Хельги их опросил, и ответ прозвучал:
«Город – Киев, а мы – киевляне,

Трое братьев было*, только сгинули,
Пропадаем без князя задаром,
Нас связали, и петли накинули,
Платим дань мы большую хазарам»…

Решено, княжить будет здесь Ингвар,
Воеводой при нем – князь Олег,
Он умен, и силен, и не стар,
Так же легок и быстр его бег!

Примечание: Существует легенда о двух братьях Рюрика, Синеусе и Труворе. Возникла легенда из-за непонимания слов летописи: Рюрик и его родственники (sine hus) и дружинники (thru voring)


ДВОЙНОЕ  УБИЙСТВО

Князь Олег с малолетним Игорем подошли к Киеву. Тогда там жили славяне и стояла небольшая русская дружина Аскольда. Олег выманил Аскольда и вождя славян Дира на берег Днепра и там предательски их убил. После этого киевляне без всякого сопротивления подчинились новым властителям. Было это в 882 г. В следующим 883 г. Олег взял Псков, и обручил малолетнего Игоря с псковитянкой Ольгой. Вероятно Ольга, как и Игорь, была тогда еще ребенком

Олега вещего дружина
Прибыла в город Киев славный,
У Киева – два господина,
Один был рус, другой – славянин.

Отряд у русов небольшой,
Пришел сюда из-под Царьграда,
Там был разбит их князь Аскольд,
Попали русы в передрягу.

Разбила  буря русский флот,
Назад, сюда ни с чем вернулись,
А здесь язычества оплот,
И князю Диру приглянулись.

Олег в доверие вошел
К князьям Аскольду, Диру,
Обоих пригласил за стол
Для заключенья с ними мира.

Потом предательски убил
Внезапно было для обоих,
Ворота Киева открыл
Без шума лишнего и боя.

НОЧЛЕГ  КНЯЗЯ  ОЛЕГА

По поводу взятия Царьграда Олегом есть сомнения, но я их оставляю на совесть Нестора летописца и излагаю так, как эти события звучат в летописи. В стихотворении взят эпизод отдыха русских воинов, возвращающихся с похода.

Готовится дружина на ночлег,
Стреножены, вблизи пасутся кони
Стан обошел стареющий Олег,
Хотя усталость долу клонит.

Высока, до колен зеленая трава,
Как по ковру ступают ноги,
Трещат в кострах горящие дрова,
Их на полянах очень  много.

Князь подошел к костру и сел,
Дружинники едят конину,
Кусок мечом Олег отрезал, съел,
Запил водой студеной из братины.

Откинулся, под голову седло,
Расслабился, отяжелело тело,
Зевотой резко челюсти свело.
На землю ночь густая села.

Меч отстегнул, он рядом лег,
В широких деревянных ножнах,
Погладил их рукой Олег,
Их отношения не сложны –

Всегда он рядом, верный друг,
В бою ли, пиршественной зале,
Вернее всех надежных слуг,
Из крепкой, закаленной стали.

Еще был друг надежный – щит,
Из кожи буйвола, окован,
Теперь к воротам он прибит
Столицы Византийской. Слово

Константинополем дано
Не трогать киевские струги,
Такого с Русью не было давно,
Сам кесарь напросился в «други»

И дань большую заплатил,
Все потому, что был изнежен,
Сражаться с Русью не хватило сил,
Олега взглядом путь отслежен.

На золоте, изысканные яства,
Расслаблены телами, ожирели,
Испортило народ богатство,
Шелка, пуховые постели.

Огромна Византия, но слаба,
Иное дело – Киев славный,
Любого в битве разобьет врага,
Несокрушим на поле брани!

Славянский мир совсем иной,
Просты славянские напевы,
Царят в нем чистота, покой,
А как красивы наши девы!

Светлы и ликом и душой,
И жизнь проста у нас, приятна,
Мы в Киев возвращаемся, домой,
С добычей крупною  обратно.

Князь утомлен. Пора настала,
Раскинул руки, захрапел,
Небесный свод был князю одеялом,
Земля, трава – роскошная постель.


ХАЗАРАМ  ОТДАЛИ  МЕЧИ

Хазары – кавказское племя, жившее на территории нынешнего Дагестана; следует  учесть, что Каспий был тогда мелок и прибрежье представляло собой огромный архипелаг островов. У хазар не было государства и было  примитивным хозяйство. В шестом веке хазар покорили тюрки во главе с хан-Тюрком. Хан не требовал от хазар налогов, удовлетворяясь добровольными дарами. Это – было золотое время хазар. Они были мирными, неспособными защитить себя и свои семьи, и были вскоре колонизированы византийской ветвью еврейского народа. Не станем вдаваться в подробности миграции евреев после падения Иудеи. Пришельцами руководил мудрый Абадия. Занимаясь выгодно торговлей, евреи накопили огромные богатства. Эти богатства были использованы для найма печенегов и гузов. С помощью их Абадия произвел переворот и изгнал тюрок, большая часть которых ушла на территорию нынешней Венгрии. Смешения хазар и евреев не произошло: у хазар родство определялось по мужской линии, а у евреев по женской. Евреи стояли на несколько ступеней выше хазар, и не удивительно, что последние утратили все, определяющее их самобытность, в том числе они приняли и иудаизм.
Теперь, когда речь шла о хазарах, надо было иметь в виду только еврейскую часть общества. Ни сами хазары, ни их колонизаторы не отличались воинственностью. Государство укреплялось и расширялось за счет наемников. Платили деньги, и очень большие деньги, но только за победы. Если наемники терпели поражение, их казнили. Богатство хазар подогревало аппетит воинственных соседей. Но до поры, до времени речь шла о мелких стычках. Но вот, в 939 г. русский князь Игорь захватил гор. Самкерц, расположенный на берегу Керченского пролива (ныне Тамань). Город принадлежал хазарам. На русов двинулась огромная мусульманская гвардия, которой командовал еврей – талантливый полководец – Песах. Он освободил от русов Самкерц, переправился через Керченский пролив в Крым, прошел  по южному берегу Крыма, поголовно уничтожая христиан. Спаслись лишь те, кто укрылся за неприступными стенами Херсонеса.
Пейсах через Перекоп пошел на Киев, осадил его и заставил платить дань. Поражение было жестоким, как говорят летописи, русские отдали свои мечи хазарам. Поражение отважных, но безрассудных русов, объясняется  особенностями мусульманского оружия, сабли, над мечом. Сабля была легче, значительно острее, удар наносился с оттяжкой, сабля резала, в то время, когда меч был очень тяжел, но не резал, а рубил.  Итак:

Сначала рассчитай, что ждет в конце
похода,
Какие силы у врага,
Подумай про особенность народа,
Учитывая, жизнь, бесспорно, дорога.

Коль жизнь и честь не стоит и гроша,
Опять же, рассчитай, что будет после
жизни,
Что стоит христианская душа,
Какой урон наносишь ты отчизне?

Князь Игорь захватил кусок земли
чужой,
Не проглотил, а ею подавился,
Он бражничал с дружиной небольшой,
Пока хозяин той земли не появился.

Да не один, а с армией большой,
С оружьем непривычным, незнакомым.
Могилу каждый третий здесь нашел…
Когда та весть еще дойдет до дому.

Несется клином стая журавлей,
Усядутся на берег вдоль Днепра,
Никто не видит плача матерей,
И верных жен страданий до утра.

Беду тяжелую принес язычник, рус,
Не только близким, всем славянам,
Легла беда, как непосильный груз
В Крыму, на плечи христианам.

Урок евреем тяжкий преподан,
Учись всегда у мудрого врага,
Ты многого хотел, теперь ты платишь
дань,
Ведь жизнь всегда живому дорога.

СМЕРТЬ  КНЯЗЯ  ИГОРЯ

Выплата дани хазарам и увеличившиеся расходы на восстановление дружины (большое множество дружинников погибло в походе на хазар) заставляло князя увеличивать требования к своим данникам, так что речь идет в данном эпизоде не об особенной жадности киевского князя. Произошло это в 944 году в  Древлянский земле.

У князя множество забот,
Как прокормить, одеть дружину,
Чтоб не роптал его народ,
Покорно подставляя спину.

«Суровым выдался сей год,
Одни, сплошные, неудачи,
Дождя ни капли – недород,
У смердов кони, словно клячи,

Ни под седло, и не за плуг,
Едва передвигают ноги.
Как дворню содержать и слуг,
Их Ольга завела так много.

Как побывала в Византии,
Монахи в доме появились,
Обряды странные такие,
Князь не мешал, жена молилась.

Сухое лето – тьма пожаров,
Так часто слышно о набегах,
Подняли головы хазары,
На юге бродят печенеги…

А денег мало, где их взять?
Чем торговать, коль нет
пушнины,
Меха за морем носит знать,
Их собрана лишь половина…

Возы идут полупустые,
А прежде высились горой,
Кобылы только холостые,
Жеребых нет, хоть воем вой.

Не доглядел чуть-чуть, ослаб,
Найдётся тут же воевода,
Был прежде друг, теперь он –
враг,
Народ потребует свободы.

Как данью обложить соседа,
Коль силы он твоей не чует.
Лазутчик вражеский проведал,
Донес ему, и тот бунтует!

А дани нет, за что купить
Так нужно Киеву железо.
Кто в Византию будет плыть?
Коль слабый ты, то бесполезен» -

Так думал Игорь, возвращаясь,
С своей дружиной от древлян.
Дань малой князю показалась, -
«Сокрыли всё, ей-ей – обман!

Заслышав, - едут киевляне,
Попрятали своё добро…
Ну, и хитры эти, древляне…
Где жемчуга, где серебро?

С чем в Киев я вернусь?
Бочонки с медом, полотно…
Да, оскудела слишком Русь,
Такого не было давно».

Дружина двигалась вперед,
А князь решил назад вернуться,
И сделать там перерасчёт,
Глядишь, и ценности найдутся!

А средь древлян: «Беда, беда!
Повадится волк бегать в стадо,
Пропасть всей живности тогда!
Князь получил своё, что надо?»

Приехал князь, его связали,
Дружинников его убили,
Согнув деревья, привязали,
Потом все разом отпустили.

Был князь разорван пополам.
Вот жадность до чего доводит,
Не знал, что ожидает там…
Ждет золото, а смерть находит

ТРИЗНА  ПО  ИГОРЮ

Узнав о смерти мужа в Древлянский земле, жена его Ольга расправилась с убийцами так, как это описано в стихах. Сын княгини Святослав был молод. Ольге пришлось самой заниматься государственными вопросами. Сопротивление хазарам, а не постоянная вражда с Византией становилось главной проблемой Киева. Поэтому княгиня Ольга постаралась приобрести в лице греков сильного союзника;  она отправилась в Константинополь, где приняла крещение. Крестным отцом княгини стал византийский император Константин Багрянородный. Было это в 946 году.

Во двор телеги въехали с добром.
Княгиня Ольга на крыльце,
Одежда шита златом, серебром.
Улыбка нежная сияет на лице.

Но, тишина ее встречает,
Князь не бежит на встречу ей,
Улыбка с пухлых губ ее сползает,
И лик княгини сделался темней.

«Где князь?  Где Игорь мой? –
Княгиня вопрошает воеводу, -
Он задержался, не спешит домой?
И почему не все пришли подводы?»

Ответствует ей тихо воевода:
«Беда, беда, княгинюшка, беда,
Беда твоя, беда всего народа, -
Князь Игорь не вернется никогда!

Он повернул назад, чтобы еще
собрать,
Дань показалась князю малой.
Но против князя выступила рать,
От князя убежала слава!

«А ты где был? От страха убежал?
В беде, оставив  князя одного?»
«Я никогда от страха не дрожал,
Идти велел, и больше – ничего!

Я не был там, подробностей
не знаю…
Вернуться, и дружину погубить?
Открыть врагу дорогу не желаю,
Ещё решим, что делать и как быть!»
 
Всё выслушала Ольга, побледнев,
Глазами голубыми молнии метала,
Наружу вырывался тяжкий гнев,
С трудом его княгиня удержала.

На мамок оставлялся  сын,
Не первый раз княгиня оставляла,
Войною бредит крошка, одержим,
Но рано брать с собою Святослава.

В броню тяжелую закована княгиня,
На голове красуется шелом,
Погладила, поцеловала сына,
К ноге ее прижался тесно он.

Вздохнула. Вышла. Села на коня,
И на древлян ведёт свою дружину,
Хоть тяжела для женщины броня,
Но месть сжимает грудь и давит
спину.

Но и древляне, ожидая мести,
За городские спрятались ворота,
Всё делали серьезно, честь по чести,
Жизнь дорога, не менее свобода.

Княгини редко слышатся слова,
Гневна она. Ну, враг, держись!
Пришла сюда не бедная вдова,
Пришла сюда рассерженная рысь!

И взгляд колюч, а в нём – огонь,
То вспыхнет ярко, то погаснет,
Такую только словом тронь,
И будет каждого конец ужасен!

Не долго город был в осаде,
Древляне шлют своих послов,
К их удивлению, а может, и к досаде,
Не слышат от княгини гневных слов.

Сурова Ольга внешне, но спокойна.
Шлем снят. Волос роскошных грива,
Переливаются, как золотые волны,
И по броне рассыпаны игриво.

Пришедшие послы, на землю пали,
Кричат, не поднимаются с колен:
«Нас пощади, что делали, не знали,
Рассудок был Перуном взятый в плен!

Ты женщин пощади, они не виноваты,
И не губи наших детей,
Мы заслужили тяжкую расплату,
Хоть денег нет, мы живностью
расплатимся своей!

Бери овец, коней бери, коров,
Бери любую нашу птицу,
Народ на все условия готов,
Но не желает с родственниками биться.

«Ну, хорошо! - княгиня отвечала,
Послов повеселели лица,
От каждого двора доставите сначала
По три воробушка, по три горлицы!»

Птиц принесли. Княгиня приказала
Пеньку на лапки птицам привязать,
Смолою, пропитав ее сначала,
Потом всех, разом, отпускать!

Птиц отпустили, те взвились,
И каждая неслась в своё гнездо,
Пожары в каждом доме занялись,
Пылало капище с священною звездой.

Горело всё – и люди, и дома,
Крик, вой. А Ольга ликовала!
Ей чашу поднесли прекрасного вина.
По мужу панихиду отправляла.

ИТИЛЬ  В  ОГНЕ

Итиль – столица хазарского каганата располагалась на большом острове между Волгой и Ахтубой. Последняя в то время по ширине и глубине не уступала Волге. В городе было много богатых деревянных домов. В центре города стояла каменная синагога и царский дворец.
Киевский князь Святослав, сын князя Игоря и Ольги, с дружиной и его временными союзниками печенегами и гузами, осадили город. Евреям бежать было некуда, рассчитывать на пощаду не приходилось, и они приняли бой. Но, что могли сделать люди, руки которых никогда не держали меч, против русов, для которых война была профессией?  Город Итиль, так же как города Семендер и Саркел были разграблены. Правда, Святослав, разрушив в Саркеле крепость, не тронул самого города, переименовав его в Белую Вежу.
Нетронутыми останутся пока территории Хазарии по реке Кубани.
Случилось это в 964 году

Князь Святослав
от отдыха устал,
На Север, по Днепру, плывет его дружина.
А в Ладоге и Старой Руссе
за княжескую власть дерутся,
Но, для вмешательства  ничтожная причина.

Князь посылать гонца привык
Предупреждал: «Иду на вы!»
На этот раз гонца не посылает
Ну, значит, можно быть спокойным –
Князь – честный, грозный воин,
Привычек никогда не нарушает.

Ладьи уж больше не плывут,
по суше люди волокут
В  реку Оку, потом по ней и Волге,
В дружине русские спокойны,
их не тревожат ветер, волны,
Им не впервой ходить походом долгим.

В Итиле знают о походе,
но в том печали не находят,
У Киева пока коротки руки,
Пейсах им преподал хорошенький
урок,
прошел такой короткий срок,
Чтобы забыть суровую науку.

Притихли что-то печенеги,
устали что ли от набегов,
В излучине собрались Дона,
И налегке, почти без груза,
от Яика добрались гузы –
Просторы прикаспийские знакомы.

И не надеются на стены,
бежали прочь аборигены,
В протоках Волги прячутся, как дома.
Кого нанять, чтоб стали биться,
как защитить свою столицу,
Оружие рукам евреев незнакомо.

В дворце царя и в синагоге
обращены молитвы к Богу,
Итиль в осаде, нет спасенья,
Дома богатые пылают,
да сажа черная летает,
Идет последнее сражение.

Повсюду яростные крики,
в мольбе детей и женщин лики,
Рукой, пытаясь отвести от тела меч,
В крови по локоть русов руки,
людские недоступны муки,
Удар меча и голова слетает с плеч…

Итиль великий пал,
пустыней черной стал,
Из города бежали единицы,
Куда бежать, кругом вода,
кругом великая беда,
Да пепел черный от столицы.

Пришел черед и Семендеру,
красавцу городу Саркелу,
Хазары с Терека стремительно бежали.
И гузы, с ними печенеги-,
везут богатства на телегах,
И тащат на веревках женщин, что связали.


ДВА  ЗАГОВОРА

Византии требовался человек для переговоров с киевским князем Святославом. Выбор пал на херсонесца Калокира, который прекрасно знал русский язык, так как вместе со славяно-русами  сражался в Сирии против мусульман. У Калокира  была своя политическая игра – с помощью Святослава свергнуть престарелого басилевса Никифора Второго Фока, прекрасного в прошлом полководца и администратора. Калокир не знал, что без его участия, против императора зреет еще один заговор, задуманный  императрицей Феофано.  Та влюбилась в красавца  Цимисхия, и с помощью наемных убийц пыталась удалить преграду ее любви. Не ведал и Святослав, выслушивая Калокира, что им самим недовольны в Киеве, что там зреет заговор в пользу его юного сына Ярополка. Феофано и Цимисхию удалось убить старого императора, но только Цимисхий воспользовался плодами убийства. Феофано и исполнители убийства были  Цимисхием сосланы на острова Эгейского моря. Судьба Калокира затерялась в темных уголках истории. Святослав  тоже стал жертвой заговора, это заговорщики из Киева выдали место разбитого Святославом лагеря печенегам, когда тот возвращался из похода в Болгарию. Святослав никогда до этого случая не использовал путь через днепровские пороги, об этом знали все. Не могли об этом знать и в Византии. Заговор привела в действие христианская община Киева.
Обо всем  этом:
               
Стратег военный, не политик,
Война, война – его удел,
В быту он прост, не аналитик,
Вот в грозных сечах – преуспел.

Гремит повсюду князя слава,
Его блистательных побед,
И аппетиту Святослава,
Конца и края, право, нет.

И византийский басилевс
Страшится князя, ненавидит,
И наяву, и в сладком сне
Погибель Святослава видит.

Он заключил с ним договор,
Послав пройдоху Калокира,
В Царьграде зреет заговор,
Такой же зреет в Киеве.

В Константинополе – жена,
Императрица Феофано,
А в Киеве лежит вина
На Ярополке окаянном.

Причина первого – любовь
Красавицы к Цимисхию,
А во втором – родная кровь
Замыслила отцеубийство.

Никифор – первой жертвой пал,
Был стар, красавцем не был,
Потом стал жертвой Святослав,
Попав в засаду печенегам.

Судьба предателей была,
Печальной, точно, по заслугам:
Царица сослана была,
А Ярополк – оставлен другом.

СМЕРТЬ СВЯТОСЛАВА

Весной 971 года византийский император Цимисхий прервал переговоры со Святославом, подошел к болгарскому Переяславцу с лучшими войсками империи. В Дунай вошло около 300 византийских судов. Силы Святослава были во много раз меньше. Из-за отсутствия конницы он не мог дать бой в чистом поле. Русские заперлись в городе Доростоле, где были обложены греками со всех сторон. Русские решили принять бой и атаковали в пешем строю византийцев. Удар был настолько силен, что сражение чуть было не закончилось поражением греков, выручила латная конница, оставленная в засаде.
В русской дружине не осталось ни одного не раненого воина. Всю ночь русы перевязывали раны, пили вино и готовились к новому сражению.
«Костьми ляжем, а не посрамим земли русской!» - говорил Святослав.
Но и в стане греков не все было спокойно. Получив хороший урок, Цемисхий пошел на переговоры с киевским князем. В роскошной ладье, разодетый в шелка, Цемисхий выплыл на средину Дуная. К нему поплыл простой челнок, на котором одним из гребцов был сам Святослав, одетый в простую, длинную до колен, рубаху. Голова князя была бритой, в ухе торчала серьга, длинные усы опущены книзу, на лоб свисал длинный чуб. Византийцы пропустили Святослава в Черное море. По дороге он остановился на острове Буяне (Березань) в Днестровском лимане. Здесь перезимовал. Кстати, печенеги, снабжали остатки дружины продовольствием. Весной  972 года у днепровских порогов возвращающегося  Святослава встретили печенеги. Не вступая в рукопашную, они поражали стрелами русских воинов. В этом «бою» погибла вся киевская дружина, пал в ней и сам Святослав.
Печенежский хан Куря на пирах пользовался чашей, изготовленной из черепа Святослава.

 Куда ни глянь, - ни деревца,
Как океан из трав,
Степи нет края и конца,
Нет рек и переправ.

Мелькают лошади в траве,
А, кажется, плывут.
Птиц стаи вьются в синеве,
А люди – не живут.

Десятки верст, и нет жилья –
Опасная округа.
Здесь много, много воронья,
И здесь не встретить друга.

Пасутся табуны коней,
Пока вода в озерах,
Пройдет немного жарких дней,
Вода исчезнет скоро.

Зимой тут ставятся шатры,
Да, бродят печенеги,
Дымятся по ночам костры,
Готовятся набеги.

По утру солнышко встает,
Из трав. В траву садится.
Степь звонким голосом поет,
Кружатся в небе птицы.

Полуденный над степью зной,
Степь дремлет, разомлела,
И вдруг нарушили покой
Славянские напевы.

Блестят на солнце шеломы,
Блестят кольчуги, латы –
Идут дружинники с войны,
С добычей небогатой.

Дружину возглавляет князь,
Чем можно отличить,
Двуручный меч и перевязь,
Такой же круглый щит,

Он то же ест, он то же – пьет,
Как воин рядовой,
И песни русские поет,
Идет со всеми в бой.

Есть преимущество одно –
Быть впереди в бою,
И Святославу не дано
Увидеть смерть свою

В постели мягкой, средь
родных,
Со всеми в чистом поле,
Среди товарищей своих,
Судьбою князь доволен!

Такой проделан тяжкий путь,
Длиною больше года,
Пора окрепнуть, отдохнуть
Для нового похода.

А сколько стычек, сколько битв,
И долгая осада,
Страданий сколько и молитв,
Надежда и досада…

Болгария – венец всего,
Венец его сражений.
Легли морщины на чело,
Ведь несколько мгновений…

О, как близка она была –
Желанная победа,
Да, и рука не подвела…
Дружина поредела!

Немного не хватило сил,
На каждого – по двадцать!
Задачу бог войны решил,
Но русским ли сдаваться?..

Последний с басилевсом пир, -
Князь был навеселе, -
Почетный заключен был мир,
И Святослав – в седле!

Характер изменила степь:
То там, то там – деревья,
Но хоть и подолгу смотреть,
Не выглядеть деревни.

Блеснет полоскою вода,
Днепр катит свои воды…
Гряда камней уже видна –
Днепровские пороги.

Округу б нужно осмотреть,
Все б тщательно проверить,
Но князь не думает про смерть,
Он, как всегда, уверен.

Так близко Киев, сторона,
До камушков знакома,
По сути, здесь его страна –
Порог родного дома.

Заключен с печенегом мир!
Заклад перечеркнули?
Их басилевс подговорил,
За золото рискнули.

Волочат русичи челны,
Отчалить не успели,
На берегу враги видны,
Мишенью стали, целью!

Что оставалось, принять бой, -
Ведь этака досада, _
Считали, что пришли домой,
А встретились с засадой.

И солнце русичам в глаза,
Не на земле – вода,
И стрелы русичей разят –
Военная страда!

Где Святослава голова?
Окован череп в злато,
При жизни скуп был на слова,
Он кубком стал богатым.

Хан печенежский бережет,
С улыбкой на устах,
Из черепа хмельной мед пьет,
Но только на пирах.

НА  ПОДВОРЬЕ  У   КНЯЗЯ

На подворье у князя собираются люди,
Даже смерды толпой прибежали сюда.
Тяжко колокол бьет, всю округу разбудит,
Значит, горе идёт, значит – будет беда!

А откуда она? Кто направился в гости?
Приглашенного здесь принимают с душой,
Но, коль в гости идёт, когда в гости не просят,
Есть оттенок один, он совсем небольшой.

Здесь столы для него лишь тогда накрывают,
Коль обижен он кем, и врагами побит,
И накормят его, и добра пожелают
Сторожат его сон, пусть бедняга поспит!

Ну, а если пришёл с намереньем недобрым,
Не вини, по душе не придётся обед,
Будешь долго потом разбираться подробно,
Почему был такой неприятный ответ.

Как иголки ежа выпускает округа
Ценят мирную жизнь, так она – дорога,
Одно дело, когда принимают здесь друга,
И иное, когда принимают врага.

ПЛЫВИ  И  ВОЗВРАЩАЙСЯ, ИЛИ  БРАТ  НА  БРАТА

Дети Святослава были молоды. Младшим Владимиру и Олегу по 15 лет, чуть постарше – Ярополк. Но за молоденькими князьями стояли умудренные опытом люди, решающие свои вопросы. Власть после смерти отца досталась Ярополку. Ярополк совершил короткий набег на Овруч  и избавился навсегда от самого младшего Олега. Боясь старшего брата, Владимир Святославич, бежал в Швецию. Почти  все славянские земли подчинились Ярополку. Тишь наступила на русской земле. Владимир возвращается в Новгород, определенный ему отцом. Собрав рать из варягов и новгородцев, Владимир сначала захватил Полоцк. Там он убил полоцкого князя Рогволода и его сыновей, изнасиловал и захватил с собою дочь князя Рогнеду. Потом им был захвачен Смоленск. В 980 году Владимир подошел к Киеву по воде, путем «из варяг в греки». Среди окружения Ярополка нашлись предатели, Воевода Блуд посоветовал Ярополку выйти из крепости и договориться с Владимиром, чтобы избежать массовой гибели людей. Когда Ярополк вошел в шатер Владимира, двое варягов мечами поразили киевского князя.

Смерть Святослава не была
Страданием для  Киева,
Он – славянин, но басурман,
В столице много христиан…

Их возглавляет Ярополк,
Язычников – Владимир,
Характером был первый – волк,
Братья живут не в мире.

Победу старший одержал,
Владимир в Швецию бежал,
Но в ней пробыл  немного,
И как рачитель древних богов

Вернулся в древний Новгород,
Варягов сколотил дружину,
На Полоцк двинулся в поход,
Он властью одержимый.

Рогволод с ним не враждовал,
Но первой жертвой князя стал,
Заколот в пасмурную ночь,
Гость изнасиловал и дочь,

Черноволосую Рогнеду…
Владимир с нею в Киев плыл,
И где бы только не был,
Прощения  не заслужил.

Вода в реке не холодна,
Плывут ладьи и струги,
Уже родная сторона,
Враги там ждут, аль други

Смоленск захвачен вероломно,
Так преступление, огромно,
До Киева дурная слава
Владимира опережала.

А по пути идет грабеж,
И с неприятелем правеж,
В Днепре омыты руки,
Чужие смыты муки.

На утро Киев показался,
Закрыты накрепко ворота,
Народ осады опасался,
А биться с князем нет охоты.

Но Киев взять нелегкий труд,
Когда б не воевода Блуд,
Предавший князя Ярополка,
Все действия не дали б толка.

Чтоб не было войны и спора,
Владимир брата заманил,
Как Блуд сказал: «Для разговора,
В шатре предательски убил.

Примечание: Рогволод – владелец Полоцка, которого убил князь Владимир. Рогнеда – дочь Рогволода, ставшая одной из жен князя Владимира и много раз пытавшаяся его убить.

ОЧИЩЕНИЕ

Вниманьем женщин окружен,
Пятнадцать настоящих жен,
Бесчисленно наложниц, дев
Вот облик князя был каков,
Он не святой, не без грехов,
И женщин брал, когда хотел.

Орешек твердый был народ,
Пошел на Херсонес в поход,
Не сушей шел, а морем,
Он город-крепость осадил,
Но штурмом взять не хватит сил,
Несет он христианам горе.

Нашелся в крепости предатель,
Да, не простой, а настоятель,
В мирском обличье – Анастас,
Он указал на водовод,
А сколько выдержит народ,
Когда воды исчерпан им запас?

И Херсонес конечно сдался,
Хотя расправы опасался,
Что ожидать от русича, варяга,
Но князь спокоен и приветлив,
Он мягок к женщинам и детям,
Послушна и тиха его ватага.

Как, почему, - теперь кто знает,
Но часто в храме пропадает,
Как важны государства интересы,
Во имя духа, Бога – сына,
Крестился сам, крестил дружину,
А в жены - цареградскую
принцессу
Примечание: По одним источником  взять Корсунь ( Херсонес) князю Владимиру  помог Корсунский  священник Анастас, по другим источникам предателем был варяг – Жидьберн.

СВОБОДА  ВЫБОРА  МЕЖДУ  ДОБРОМ  И  ЗЛОМ

Принятие  православия не было психологическим насилием для новообращенным. Князю Владимиру было из чего выбирать, уже в мире главенствовали основные религии. К летописи Нестора поэтому вопросу следует отнести скептически. Указание его на то, что к князю приходили хазарские евреи с предложением принятия иудаизма не имеет под собой почвы.  Хазарский каганат уже не существовал, а Палестина была в руках мусульман, и слова евреев якобы сказанные князю Владимиру: «Предана бысть земля наша хрестеяном» - беспочвенны. Иное дело католические и мусульманские миссионеры.  Особенно активными были епископы из Ватикана. В средине Х в. на Русь прибыл епископ Адальберт с миссией крещения княгини Ольги, матери князя Владимира и потерпел неудачу, но не «по своей нерадивости» Дело в том, что в 955 г. на папский престол воссел шестнадцатилетний юноша, нареченный Иоанном ХП. Бесчинства, творимые им, дошли и до Киева, поэтому речь идет не о случайном совпадении миссии Адальберта по времени. Не удивительным был ответ князя Владимира и немцам католикам: «Идите, откуда пришли, ибо и отцы наши не приняли этого»

В шестнадцать лет он избран папой,
Наместник на земле он Господа Христа.
С каких он лет он стал прелатом? –
Вопрос. Отсюда отповедь проста.

Её найдём в деяньях Иоанна,
Во что был превращён им Ватиканский
двор!
Служить обязан образцом всем храмам,
А он навлёк на Ватикан позор.

Вертеп продажных женщин, игроков,
Сам папа – пьяница, игрок и волокита.
Итог правления «святейшего» каков?
Распутства все рекорды перекрыты.

Пиры в честь Марса и Венеры,
Иных богов глубокой старины,
Бокал, наполненный отличнейшей мадерой,
Пил папа за здоровее сатаны.

О подвигах тех весть достигла и Руси.
Неудивительно изгнанье Адальберта,
Невольно он ушел «восвояси»,
Наглухо дверь за ним заперта.

                *   *   *
Коран написан по-арабски,
Язык славянам непонятный,
В нем многое звучало сказкой,
А многое и  неприятно.

Как отказаться от вина, свинины,
И лица женщинам закрыть,
Делил князь трапезу с дружиной,
Где принято вино и пиво пить.

Муллам Владимир отказал,
Ушли, как палкою побиты,
Он на прощанье им сказал:
«Нам на Руси веселье пити»

               *   *   *
На Византию выбор пал,
И та хотела дружбы от Руси,
Крещенья час для Киева настал.
Смоленск, Чернигов – силою крестить.

КРЕЩЕНИЕ  РУСИ

Князь  Владимир пошел по пути, который наметила «мудрейшая из людей» княгиня Ольга, избравшая православие. Сила православия была и в политической умеренности и в очаровании греческой литургии (церковной службы)  Греческие богословы не сдабривали  проповедь православия лукавыми политическими  хитросплетениями. Православие  не проповедовало идеи предопределения. И потому ответственность за грехи, творимые по собственной воле, ложилась на грешника. Это было понятно и язычникам. Крещение дало нашим предкам высшую свободу – свободу выбора между Добром и Злом, а победа православия подарила Руси тысячелетнюю историю.

Столица Киевской Руси
Перуна гнева ожидала,
По небу облака неслись,
Погода ветрена стояла,

Кивали головами сосны,
Шумел сердито тёмный бор,
И волн Днепра седого космы
Вели свой бесконечный спор.

Тянулись к городу телеги,
Со всех сторон съезжался люд,
Мест не хватало для ночлега,
А люди едут, люди – прут!

Средь шапок много клобуков,
Дивились греческим монахам.
Шутов не видно, дураков,
Есть основания для страха.

Не собирает князь на пир,
Хоть яств навезено немало,
Среди монахов князь Владимир,
Такого прежде не бывало.

Дружина княжеская в сборе,
Но не готовится в поход,
Притихли, не шумят, не спорят,
Не слышно шума у ворот.

Стих ветер, облака уплыли,
Днепра спокойна толща вод.
Указы князя возгласили,
К реке стал двигаться народ.

С крестами темные монахи,
Толпа богов своих несла,
Из капищ вынесли со страхом,
Из дерева, им нет числа.

В телеги брошены со звуком,
Дрова, они – и есть дрова.
О днище грязное со стуком
Перуна билась голова.

Вошли все киевляне в воду,
Монахи славили Христа,
Крещенье принято народом,
Душа крещенного – чиста.

Хоть слезы на глазах у многих,
Когда вниз по Днепру поплыли,
Качаясь бревнышками, боги,
Которым верили, молились.

И колокольный звон поплыл
Над городом. Воздвигли храмы,
Князь школы  в городе открыл,
С невежеством борясь упрямо.

Владимира – святое имя,
Для родины труды – без меры.
Русь, Божьей милостью хранима,
Оплотом стала новой веры!

МСТИСЛАВ  И  РЕДЕДЯ

Впервые Мстислав Владимирович, сын князя Владимира, попал в Тмутарокань в шестилетнем возрасте, друзьями его стали иудеи, Впоследствии  он и женился на иудейке. В 1022 году военные силы тмутароканского князя встретились с силами вождя косогов  Редедей. Победив врага, Мстислав не стал преследовать косогов, Между ним и ими установились надолго дружественные отношения

Князь Владимир провожает сына, -
Далеко находится удел, -
У Мстислава крепкая дружина,
Хоть и молод, но разумен, смел.

Надоело у отца, под боком,
Воевод отцовских ублажать,
Пусть беду и встретит ненароком,
От судьбы своей не убежать.

Степь широка, ни конца, ни краю,
Но простер отец над нею длань.
А Мстислава, что там ожидает
Так далек надел – Тмутарокань.

Прибыл, не успел обжиться,
Как пришел сосед его проведать,
Перешел с дружиною границу
Князь косогов – великан Редедя.

Говорит: «зачем губить дружины?
Мы сойдемся пешими в бою,
Победишь, ты будешь господином,
Землю забирай, семью мою.

Ну, а нет, я забираю все:
И детей, жену твою, богатства, -
Таково условие моё,
Не на жизнь, на смерть будем
драться!»

Вот сошлись, косог, гора горой,
Жмет Мстислава, тот едва стоит,
Смерть в глаза глядит ему порой,
Пресвятой он деве говорит:

«Помоги, тебе воздвигну храм, -
Видишь, как неравны наши силы,
Ох, велик, огромен басурман,
Помоги, не дай сойти в могилу!»

И свершилось чудо. Князь Мстислав,
Словно под врагом земля разверзлась,
Великана под себя подмял
И клинком охотничьим  зарезал.


ТМУТАРОКАНЬ

В 986 г., сказано в сочинении  Иоанна Мниха, русские совершенно свободно прошли через Северный Кавказ, вдоль Терека, до Каспийского и Черного моря. Во время этого похода Тмутарокань стала одним из русских городов и досталась в удел сыну князя Владимира Мстиславу. Было ему на ту пору 6 лет от роду.

Бедна еврейская община,
Торговые прервались связи,
И раввина гнетет кручина –
Погибло все, что было, разом.

Сгорели чудо города,
Расхищены богатства,
Кому и что теперь продать,
Куда теперь податься?

Кто побогаче едет в Крым,
А бедному и там не сладко,
Еврей не выживет один
Там, где не ведают порядка.

Но слухи мечутся, растут,
Твердят открыто, прямо,
Из Киева сюда идут
Дружины русские, славяне.

Была попытка подкупить,
Но князь на золото не клюнул,
Что делать, как тут быть,
Бежать, и на общину плюнуть?

Остаться, тенью переждать,
Смириться перед силой…
Ворвалась в город русов рать,
Но князь остановил их…

И воцарился мир, покой,-
Доколь никто не знает,
Сменилось все, мир стал иной,
Мстислава князем называют

ДРОБЛЕНИЕ  РУСИ

Перед смертью  в 1015 г. князь Владимир столкнулся с острой проблемой управления завоеванными землями. Военных сил хватало князю для победы над любым врагом, но явно недоставало для того, чтобы держать в покорности все земли Киевской державы. Полоцк, Новгород, Червленая Русь ( Волынь и Галиция) и даже Северо-Восточная Русь  все время пытались отложиться от Киева. Приходилось посылать воевод для усмирения, при этом всегда сохранялся риск измены самого воеводы. Поэтому при Владимире была создана система раздачи уделов (областей)  ближайшим родственникам, чаще всего  сыновьям. Их у Владимира было двенадцать, но в последующих событиях  приняли участие не все. Назову только тех, от действий которых и произошло все, что составляет историю нашего государства. Сын Владимира и Рогнеды Ярослав княжил в Новгороде, его брат Мстислав – в Тьмутарокани, любимыми сыновьями были Борис и  маленький Глеб. Своего старшего сына и законного наследника Святополка Владимир ненавидел. Возможно потому, что того звали «сыном двух отцов». Его мать – гречанку Владимир взял беременной от убитого им брата, князя Ярополка. Святополк активно налаживал связи с поляками  и печенегами, за что князь Владимир заключил его в темницу.

О! Сколько раз дробилась Русь,
И становилась слабой,
Отсчет дробления берусь
Начать со Святослава,

Чем руководствовался князь,
Ведя полки в Болгарию?
Но, потеряв с отчизной связь,
Поход привел к бесславию.

Вторым Владимир был, святой, -
Из лучших побуждений
Провел земли раздел простой –
Сыночкам по владению.

Раздел оставил яркий след,
Последствия мы знаем,
Убит Борис, зарезан Глеб,
Их в храмах поминаем!

Были разделы и потом,
То мелки, то побольше…
Худели мы, ну, а за то
Литва жирела, Польша.

СВЯТОПОЛК  ОКАЯННЫЙ

Смерть князя Владимира, судьба его сыновей, еще раз подчеркивает значение личности в истории, когда уход ее с исторической сцены грозит развалом огромной и, казалось, крепкой державы. Здесь пока действие происходит внутри семьи, но уже приглашаются на Русь и посторонние силы, так, например, на стороне Святополка действуют печенеги. Итак, повторюсь: убит Борис, зарезан Глеб, убит и третий брат, сын Владимира от «чехини». Ярослав решил бежать в Швецию, так как находился в разладе с новгородцами, Но те сами предложили молодому князю  идти добывать стола киевского. Войско Ярослава встретилось с дружиной киевлян и отрядами печенегов, приглашенными Святополком. Шел 1016 год. Стояла поздняя осень. Озеро вблизи городка Любеча замерзло. Святополк построил свое войско по обе стороны озера, что позволило Ярославу Владимировичу вначале наголову разбить киевскую дружину. Печенеги побежали сами  Победитель первого этапа борьбы за киевский престол Ярослав, будучи сторонником старой религии, чувствовал себя в Киеве неуверенно, что и будет определять его действия, Но, об этом позже. А пока:

Двенадцать княжеских сынов,
Как у Христа апостолов,
Державу разделить готов,
Но оделить не просто.

Борис – любимец, юный Глеб,*
Рожденные болгаркой,
Он дарит им на склоне лет
Богатые подарки.

Есть от гречанки Святополк,
Тот к Западу стремится,
С ним Колобержский епископ, **
Посажены в темницу.

Тмутароканский князь Мстислав
Женился на еврейке,
Лишен на Киев всяких прав, -
Вот те, судьба злодейка.

Владимир тяжко умирал,
Молил святых и небо,
Чтобы вернулся Ярослав,***
Борис вернулся с Глебом.****

Но умер, не дождался князь,
И Киев встрепенулся,
Власть умерла, а с ней боязнь,
И вольница вернулась.

Темницы распахнулась дверь,
И Святополк на троне,
Попробуй кто-нибудь теперь
Его обидеть, тронуть.

И к Святополку потекли,
Кто хочет поживиться,
Кто захотел чужой земли,
Перекроить границы.

Князья Борис и Глеб убиты,
Трещит по швам держава,
В бою под Киевом разбиты
Дружины Ярослава.

Убит Древлянский Святослав –
«Святого» сын и чешки,
Бежит на север Ярослав
Стремительно, поспешно…

Но Новгород не пропустил,
Ладей пробиты днища,
И люд на вече возгласил:
«Иной пусть выход ищет!»

И Ярослав его нашел
В кровавой битве с братом,
И Святополк разбит, ушел
С печатью супостата.

Свободен Киевский престол,
Но где-то там, на юге,
Кто долго ждал, кто долго шел…
Еще сраженья будут…

Примечание: Борис и Глеб, убитые Святополком, причислены православной церковью к лику святых.
Колобержский епископ – духовный отец  князя Святополка, немец Рейнберн, был заточен в темницу, где и умер.
Ярослав – сын Владимира и Рогнеды, княжил в Новгороде.
Князь Борис в период смерти отца находился в походе против печенегов и был оставлен дружиной, иными словами, он был беззащитен против Святополка.

ПРИЧУДЫ  СУДЬБЫ

Победив Святополка и изгнав его на запад, Ярослав не смог закрепить победу, установив мир в Киеве. Пользуясь киевскими смутами и слабостью Ярослава, польский король Болеслав Храбрый, а с ним и Святополк двинулись на  Русь. Все остальное, изложенное в стихах, соответствует старинной хронике. Святополк придерживался православия, а Ярослав был язычником.

Задача сложная у князя Ярослава,
Язычество ему не воссоздать,
Община христиан огромной стала,
На стороне ее находится и знать.

Язычников сегодняшний кумир,
Разбивший и изгнавший Святополка,
Разрушил, пусть  и хрупким, мир,
Попытки усмирить не дали толка.

Напрасно русичами пролитая кровь,
Благою вестью отозвалась в Польше,
На Киев вел войска свои король,
Объемом не найти мужчину толще.

С ним Святополк, зарится на престол,
Поддержкой заручился Болеслава,
Считая, что момент его пришел,
Отнять престол у брата Ярослава.

Буг звонкоструйный разделил
Пришедшие к нему два вражьих
стана,
Словечек бранных строй поплыл,
Пусть не покажется нам странным,

В те времена такой обычай был,
Что прежде, чем оружье пустят в ход,
Бойцы насмешками подогревают пыл,
От этого зависел битвы ход.

Пока насмешки вялы, не остры,
Бойцы стоят, спокойны и ленивы,
Потом движения становятся быстры,
И кровь вскипела, забурлила.

Один из новгородцев уколол,
Достав насмешкой  Болеслава,
Сказав: «Что в брюхо сунет кол,
Чтоб полилось струею сало!»

Не выдержал король, насмешкой
уязвим,
Недаром Болеслав был Храбрым,
прозван,
И ринулся вперед, а рыцари за ним,
Двуручный меч рубил железо,
бронзу.
Схлестнулись в битве сталь и сталь,
Крошатся шлемы и доспехи,
Король мечом насмешника достал.
Добился польский стан успеха.

Земля обагрена людскою кровью,
Вот русских дрогнула стена,
Князь Ярослав, страдая болью,
Прочь ускакал. Покинута страна.

И Святополк, гарцует на коне,
Но Киев встретил князя хмуро,
Въезжали рыцари в сверкающей
броне,
За ними русичи брели понуро.

Прошел лишь день, встревожен
Болеслав,
Еще один, и ясно  королю,
То там, то там поляк на землю пал,
Заколотый ножом, и не в бою.

Особый у поляка нрав,
Задиристый, нахальный и надменный,
Но в Киеве он не на тех напал,
Ударом здесь ответят непременно.

Жизнь польских рыцарей не сладка,
Вокруг так злы, враждебны лица,
Погибших счет шел на десятки,
Вначале это были – единицы.

И Храбрый Болеслав покинул Киев,
Остался на престоле Святополк,
Дни за деньками незаметно плыли,
Для князя шли они не впрок.

Нет мира, тишины обычной,
Нет золота, откуда его брать,
Повсюду громки стали  кличи -
Идет на Киев новгородцев рать.

Граница была осени, зимы
Мороз уже на славу поработал
И пятна снега белого видны,
Лед крепкий на озерах и болотах.

Свои войска надвое разделив,
По обе стороны от озера поставив,
Сам Святополк задачу облегчил,
Разгрома своего. Брат не лукавил

Сошлись, схлестнулись снова,
Разбитый Святополк бежал,
Что с ним потом, в истории - ни слова,
Спокойно умер, иль нашел кинжал?

Чтоб закрепить свою победу,
Крестился в церкви Ярослав,
Пусть добрым христианином и
не был,
Церковный твердо соблюдал устав.

СОМНЕНИЯ

У автора сомненья есть?
Конечно, безусловно.
Понятье – справедливость, честь,
И те всегда условны.

И путь событий исказить
Мог Нестор и невольно,
Но нам придется с этим жить,
Хоть памяти и больно.

Ведь и сегодня вижу я,
Повсюду правду искажают,
Страдает вся история,
А лжи народ не замечает.

Потом в сознание войдет
Ложь прочно, не святая,
Когда-то бурею взойдет,
Предвижу это,  знаю!

МУДРОСТЬ  КОМПРОМИССА

Живя в Тмутарокани, князь Мстислав Владимирович никогда не забывал о Киеве. Узнав о смерти отца, Мстислав собрал дружину, основную массу которой составляли хазары-иудеи, собрал степняков ясов, косогов (черкесов), призвал северян, живущих севернее Чернигова, и пошел искать «золотого стола киевского». Момент был выбран удачно, князь Киевский  Ярослав находился на севере своего государства, ведя борьбу с вторгшимся на его территорию князем Полоцким Брачиславом и с язычниками волхвами, вновь занявшимися человеческими жертвоприношениями. Встреча Мстислава и Ярослава произошла в битве при Листвине в 1024 году. Действия происходил так, как они описаны в стихах. Между братьями был  заключен союз. Мстислав был набожным, он не мог иметь некрещеную жену, поскольку жена иудейка не приняла христианство, а его потомство не могло перейти в иудаизм, хотя по законам торы они считались евреями. Учтя все это, Мстислав уступил киевский престол брату, а сам избрал уделом своим Чернигов. Он умер, не оставив наследника в 1036 году, Его княжество перешло в руки Ярослава, получившего прозвище – Мудрого.

Степь широкая, волнуется ковыль,
Над степью небо ярко голубое,
Коней копыта поднимают пыль,
Дружину князь ведет, нарушив мир покоя.

Который день все степь, да степь,
Там буйволы вдали, резвятся серны,
Стремится князь, да видно, не успеть,
Дорога не близка, узка и скверна.

Оставлен им удел на воеводу,
Идет с дружиною своею налегке,
Не тянутся за ним груженые подводы,
А пища и вода в степи, невдалеке.

С ним  едет верная наложница-жена,
Да родичи ее -  хазары-иудеи,
Как примет русская страна,
На радушный прием надеяться не смеет.

Мстислав Тмутароканский сказочно богат,
Наемники его – косоги, ясы, гузы
Что выставить успеет сводный брат,
Горсть утомленных битвой русов?

Пошли леса и виден уже Днепр,
Прорвались небеса – дождь крупный
с градом,
Река ревет, беснуется, как вепрь,
Сверкают молнии и громов канонады…

Знамение Мстиславу Бог дает.
К удаче ли, к бесславью, поражению?
Мстислав свои войска уверенно ведет,
Что может задержать его движения?

Князь Ярослав был к встрече не готов,
Немало дел серьезных Ярослава,
Сначала усмирял взбесившихся волхвов,
Потом отбил дружины Брачислава,

Управился с делами – путь домой,
Но тут с Мстиславом состоялась встреча,
Два брата, хорошо знакомые с войной,
Ужасной и кровавой была братьев сеча.

Мстислав в той битве с братом победил,
Но чем-то он встревожен, недоволен,
Когда по утру поле брани обходил,
На каждом метре, видел, - мертвый воин.

И сгоряча сказал, предельно откровенно:
«Вот – мертвый северянин, вот – варяг,
Кто рад? Моя дружина – несомненно,
Такой цене победы я не рад!»

Недаром говорят: «Мой враг – язык!»,
Ушли, обидевшись, и ясы, и косоги.
Мстислав задумался, поник –
Осталось воинов немного…

И победитель обратился к Ярославу,
Был заключен меж ними договор,
Чернигов с землями – Мстиславу,
А Ярославу – киевский престол.

СВИСЫ   ХАРАЛЬДА

Харальд Суровый – бесстрашный воин, завоеватель, обладатель несметных  сокровищ, королевского титула и женских сердец, полюбил дочь Великого князя Киевского Ярослава Мудрого Елизавету. Харальд в молодости был изгнанником, мечтавшим получить норвежскую корону при помощи Ярослава. Он отправился в Константинополь. Много воевал, еще больше грабил, замешан был в византийских дворцовых интригах, посидел за это немного в тюрьме. После долгих  странствий вернулся на Русь уже человеком со средствами, жизненным опытом и достаточными силами, чтобы бороться за власть в своей стране. По дороге к любимой он сочинял  стихи – свисы радости, воспевающих его нежные чувства, и сгорал от нетерпения. В такой ситуации  Ярослав, не случайно прозванный Мудрым, посчитал возможным отдать свою дочь за победителя. И так, Елизавета стала королевой Норвегии. Две другие дочери Ярослава – Анна – Французской, а Анастасия – Венгерской королевами.

Харальд могуч, и духом смел, -
Хоть молод, но разумны речи, -
Забывшись как-то, он посмел
Открыто конунгу перечить,

Считая, что имеет право
На трон, норвежскую корону.
Но это право – не по нраву
Сидевшему тогда  на троне.

Тот взглядом юношу окинул,
В нем не прикрыты ярость, гнев.
Харальд Норвегию покинул, -
Нет сил, бороться за удел.

Король ошибок не прощал,
На юность скидки не давалось,
Харальд вернуться обещал,
И силой взять, что там осталось.

Он не один, с дружиной малой,
На Юг ватага держит путь,
У Киева ладья пристала,
Решил на город он взглянуть.

В то время правил Ярослав,
Ему норвежец приглянулся,
Служить с дружиной князю стал…
Но, как-то случай подвернулся

Увидеть княжескую дочь
Красавицу Елизавету,
Все мысли отлетели прочь,
В любви признался, ждал ответа.

Ответ был князя прост и краток:
«Ты славный витязь, спору нет,
Медоточив твой голос, сладок,
Ты в силе и расцвете лет…

Чтоб дочь моя нужды не знала,
Чтоб мог гордиться я тобой,
Ты заслужи любовь сначала,
А сватовство – не за горой!»

Дружина снова ставит парус,
Нет ветра, садится за весла,
В пути им всякого досталось,
О том рассказы будут после.

И звон мечей, и посвист стрел,
И грабежи, бои во тьме,
В интригах тоже преуспел,
И посидеть успел в тюрьме.

Набрался опыта, ума,
Где можно брать, где нужно
Грабить,
Уроком стала и тюрьма,
Он научился лгать, лукавить,

Он стал богат, известен стал,
На Русь с победою вернулся,
Он висы радости создал,
А в них слова о нежных
чувствах.

И Ярослав не прогадал,
Отдавши за Харальда дочь,
Норвежским королем тот стал,
И тестю мог теперь помочь.

ВЕЛИКАЯ  СТЕПЬ

Стихотворение посвящено уходу с исторической сцены печенегов, долго досаждавших Киеву внезапными набегами.
В 1036 году в отсутствие Ярослава, печенеги совершили набег на Киев. Подоспевший Ярослав с варягами и новгородцами, пополнив свое войско киевлянами, дал бой печенегам на месте нынешней Святой Софии. Битва была жестокая и упорная, едва к вечеру Ярослав одолел врага. Зато разгром печенегов был полным, и никогда больше они не тревожили Русь. «Остаток их бегает где-то и до сего дня», - сообщал летописец. Кстати, ныне живущие в южных районах Молдавии гагаузы, с центром Комрат, являются прямыми потомками печенегов.
Для русских север был родным,
Чужды – иные части света,
Путь с севера непроходим,
Перед иными – Русь раздета.

С востока полчища снуют,
И с запада на Русь - зарятся,
Но самый неспокойный – юг,
Набегов следует бояться

Великая на юге степь,
Кругом некошеные травы,
Способна племена пригреть,
Надежно спрятать след кровавый.

Трагедий тут не перечесть,
Страданий множества народов,
Тот потерял свободу, честь,
Другой – здесь приобрел свободу.

Здесь славно погуляла смерть,
Есть развернуться, где костлявой,
Куда бы только не смотреть,
Везде следов ее не мало.

Несутся стаи воронья,
Здесь есть всегда, чем поживиться,
Вон – круп, обглоданный коня,
И поле битвы без границы.

Стонала, надрывалась степь,
Когда по ней катились гунны,
Народов множество, не счесть,
И плод их замыслов безумных.

Здесь кочевали племена,
Бесчисленным стадам – раздолье,
Для русских тяжки времена,
Теряли часто жизнь и волю.

Им досаждали печенеги,
Принявшие потом Ислам,
На Русь бесчисленны набеги,
Откуда ждать?  То здесь, то там…

Последний совершен набег
При князе Ярославе Мудром,
Тяжелый был оставлен след,
Пришли  под Киев ранним утром.

И киевляне дали бой,
Какого прежде не бывало,
Шли на врага сплошной стеной,
И к вечеру врага не стало.

Насилья ветер  юга сник,
От злой избавились обузы,
Нет степняков, потомков их,
Мы называем – гагаузы.

Иные в степь, сюда, придут,
Голубоглазы, светлы телом,
Ведь пусто не бывает тут,
Но половцы -  иное дело…

ПОЛОВЦЫ
 
В ХI веке светловолосые, голубоглазые куманы, прозванные на Руси  по цвету волос половцами (сравните с названием половы),  из нынешнего Казахстана вышли к Волге, переправились через нее и появились в южнорусских степях. Заклятыми врагами половцев (вражда была многовековой) были печенеги. Печенеги приняли ислам, половцы оставались язычниками. С уходом печенегов с исторической сцены, половцы начинают играть великую роль в жизни Киевской Руси, то в качестве врагов, то в качестве союзников. После смерти Ярослава Мудрого стычки с половцами стали постоянными. В сентябре 1068 года половцы двинулись в большой поход на Русскую землю. Сыновья Ярослава Мудрого: Изяслав, Святослав и Всеволод встретили половцев на реке Альте, и в кавалерийском бою были наголову разбиты. Изяслав, забрав сына Мстислава, бежал в Польшу, Святослав и Всеволод в Чернигов. 1-го ноября того же года Святослав Черниговский, имея всего три тысячи русских ратников, на реке Снови наголову разбил 12 тысяч половцев.
Об этом и о другом:

Князь Ярослав сошел в могилу,
Окрепла Русь и поднялась при нем,
Исполнен был и мудрости и силы,
Но вновь страна охвачена огнем.

Нет печенегов, но пришли куманы,
Откуда-то издалека, с востока,
Теперь они Руси наносят раны,
Пусть не смертельны, но глубоки.

Голубоглазые, разрез обычный глаз,
И цвет волос, похожий на полову,
Ну, значит, половцы для нас,
Зачем еще искать иное слово.

Тревожат землю русскую они,
Но действуют всегда наскоком,
Вновь беспокойны стали ночи, дни
Опять беда и с юга, и с востока.

Степь хороша весной и летом.
Раздолье трав – жиреет скот,
И половецкий стан с рассвета
Жизнь вольную, подвижную ведет.

Занятие мужчин – оружие и кони,
У женщин и детей – очаг, еда.
Вот солнце красное на запад клонит,
Все племя в сборе, как всегда.

Горят костры, близ них возня,
Плывет повсюду запах мяса,
Вкушает пищу каждая семья,
Запив водой, иль молоком из чаши.

Ночлег, и скарб погруженный в телегу,
Да скрипы тысячи колес,
Поднялись с места, дальше едут,
Таков закон, издревле повелось…

Зима. Заснеженная степь,
Отдельные видны былинки,
Глаза болят, когда на снег смотреть,
И на дорогах тоненькие льдинки.

Составлены телеги в круг,
А к ним привязанные кони,
Искать съестное  - тяжкий труд,
Теперь животных сеном кормят.

Стал  уязвимым половецкий стан,
Отсюда – постоянная тревога,
Задачу сложную себе поставил хан,
Коль к стану есть хорошие дороги.

Кавалерийский бой для русских
неудачен,
И испытали русские князья…
Шли Ярославичи, надеясь на удачу,
А плачем изливалась каждая семья.

И в то же время Святослав,
Имея пеших воинов в строю,
Громил кочевников и гнал,
Хоть вчетверо их больше в том бою.

Вся сила половца в коне,
Хотя ему не занимать отваги,
Конь пал, и половцу конец,
С пехотой половцам не сладить…

РАВНОВЕСИЕ

Старший сын Ярослава Мудрого – Изяслав был непопулярен в Киеве, Потерпев поражение от половцев, он бежал в Киев, в великом страхе, но дать оружие киевлянам для отражения половцев опасался. Поэтому не нашел иного выхода, как бежать в Польшу и просить помощи у польского короля. Киевский престол занял Всеволод, внук Владимира Святого, потомок от полоцкой княжны Рогнеды. До этого он княжил в Полоцке, хорошо еще помнившим о деяниях Владимира Святославича, убившего их князя и его сыновей, надругавшегося над дочерью князя Рогволода -  Рогнедой.
Пользуясь слабостью киевского князя Изяслава, Всеволод  в 1067 году напал на Новгород и ограбил его. Ярославичи, дяди, выступили против племянника своего  Всеволода, разбили его и посадили в поруб  – особый вид тюрьмы, напоминавший колодец, куда заключенного опускали на веревках, и также на веревках давали ему пищу. Из поруба Всеволода освободили киевляне, когда Изяслав сбежал. Половцы ушли, и в 1069 году Изяслав с сыном Мстиславом и польскими войсками  вошел в Киев. Князь Всеволод, не вступая в сражение, бежал в свой Полоцк. Изяслав, виновный перед своим народом, учинил над киевлянами кровавую расправу, заставившую киевлян просить помощи у двух других Ярославичей: Всеволода и Святослава, защитить их. Казни в Киеве прекратились, а от поляков киевляне избавились испытанным способом, убивая их на постое, когда те искали крышу над головой.

Велик отец, но только малы дети,
В борьбе за киевский престол
Друг другу ловко расставляют сети,
Духовный наступил раскол,

Повсюду голову подняли волхвы,
От слов их опьянел народ,
По всей Руси людей катятся
волны,
Война косит людей и недород.

Князь Изяслав из Киева бежал,
Забыв про пленника в порубе,
С ним сын его бежал Мстислав,
Дружина малая и нежные
подруги.

Князь Полоцкий на трон
Возведен киевлянами, на дедов,
Отбиты половцы, неся большой урон,
Укрыла степь их, не оставив следа.

Из Польши туча черная ползет,
Хоть молний нет, не слышно грома,
Князь Изяслав с поляками идет,
Чтобы достать утраченного трона.

И Всеволод ушел – врага не
победить,
И Киев вновь в смятении и страхе,
Не знают горожане, как им быть,
Лютует князь, не отстают поляки.

Как снег на голову свалился княжий
гнев,
Досталось тут и бедным, и богатым,
С врагом сражаться не сумев,
Он слабость превратил в расплату.

И пытки, казни каждый день,
Вниз по Днепру плывут тела.
Над городом беды нависла тень,
Как ворона зловещего крыла.

Вмешались братья. Изяслав
Пришел в себя, оставив казни,
Хоть город от крови и устал,
С поляками боролся без боязни.

При Святополке Окаянном
Поляки погибали от ножа,
Наверно помнили об этом постоянно,
Так память города свежа.

Ушли поляки. Изгнан Изяслав,
И в Польше был, до ниточки, ограблен,
И долго папу в Риме ублажал,
И тот помог, он папой не оставлен…

Вернется Изяслав еще на Русь,
По смерти Святослава, брата…
Не суждены ему ни радости, ни грусть,
Смерть за деяния – достойная расплата.

Удачлив был второй по счету Ярославич,
Чернигов был его уделом,
Князь Святослав и половцев заставил
От Киева уйти, и Русь поднять сумел он.

НЕ  СРАЗУ  К  ВЕРЕ  МЫ   ПРИШЛИ.
Во времена великого князя Святослава, сына Ярослава Мудрого были часты попытки вернуться к язычеству. Вспышка  языческого фанатизма отмечена летописью 1071г. В Новгородской земле появился некий волхв, объявил себя прорицателем, и подбивал народ к мятежу против православной церкви. Его настойчивость и уверенная манера держаться сделали свое дело, народ валом валил, чтобы выслушать его пророчества. Язычника обуздал сын Святослава князь Глеб. Он, спрятав под плащом боевой топор, обратился к кудеснику с вопросом: «Знаешь ли ты будущее? Тот ответил: «Знаю все!»  « А знаешь ли ты, что будет с тобой сегодня?» - вновь спросил князь.  «Чудеса великие сотворю!» - был ответ. Князь извлек топор и зарубил кудесника. Собравшимся  был преподнесен наглядный пример пустой болтливости волхва, толпа разошлась.
Некий волхв в Белозерье явился,
Подбивая людей на мятеж.
Хоть народ колдовству и дивился,
Только страшно идти на правеж.

Ну, а волхв перед ними старался,
Потрясая козлиной бородкой,
Над святыней Христа изгалялся,
Жестки были проклятья, коротки.

Возмущенье народа росло,
Волновало и души и кровь,
Все воскресло, что прежде ушло,
Возрождалось язычество вновь.

Но провидца князь Глеб обуздал,
Подошел и спросил: «Что ты знаешь?»
«Знаю все, - волхв с усмешкой сказал, -
Я заклятья богов вызываю»!

«А что будет с тобой?» - князь спросил.
«Я великих знамений предвижу»…
И князь Глеб чудотворца убил:
«Ты неважный пророк, как я вижу!»

НЕМЕЦКАЯ  ИМПЕРАТРИЦА

Правление князя Всеволода совпало с ослаблением связей с Византией. Правившая там императрица Зоя привела страну к полному упадку. Это заставило Всеволода обратить внимание на Запад. Там шла непримиримая война между папой римским Григорием YII и  императором  Генрихом IY из Франконской династии. Мир запада был расколот на две партии: гвельфов, поддерживающих папу и гибеллинов, добивающихся ослабления папской власти, а, следовательно, примкнувших к императору Генриху. Именно с Генрихом и заключил союз киевский князь, примкнув к партии гибеллинов. Он выдал дочь свою Евпраксию, ставшей  немецкой императрицей Адельгейдой. Порядки и нравы привели Евпраксию в ужас, она бежала с помощью противницы Генриха IY  графини Матильды в Рим. Там папа дал ей отпущение грехов и отправил на Русь. Похоже, того, что перенесла русская княжна, хватило ей для того, чтобы уйти из мирской жизни, приняв монашество в монастыре близ Чернигова. Об этом и ином:

Жить в изоляции нельзя,
Нужны общение, поддержка,
Коль своевольствуют князья, -
Материальные издержки…

Рассчитывать на юг? Но он не тот,
Константинополь не в расцвете,
Порядка нет, а рядом с ним Восток,
Где смотрится все в непривычном
свете.

Ослабла Византия, спора нет,
Правители империи бездарны,
И виден поражений тяжких след,
И веры нет,  правители – коварны.

То там кусок империи отпал,
То тут, то там соседями проглочен,
И Всеволод – князь киевский устал
Искать союза с ней, коль он –
непрочен.

И Запад стал иным, немецкие бароны
Жадны, на Краков косят взгляд,
И к польской нет доверия короне,
Оттуда зло идет немало лет подряд.

Раздумья не проходят даром,
Был браком подтвержден союз,
Он заключен с Франконским
государем,
Дочь князя покидает Русь.

Не ведала она, что ожидают беды,
Что верой в Господа воспитана она,
И стала Евпраксия Адельгейдой,
Императрицей русская княжна.

Что видела там русская княжна?
Как тот, кто стал защитником и мужем,
Кому безропотно служить она должна,
Сам черной силе, бесу служит.

Кто не с Христом, а верит сатане,
Что государя просто недостойно,
Велит служить лукавому жене
Что мессы его черны, непристойны.

Велит на мессе обнаженной быть,
На женском теле все обедни служит,
Как христианке это пережить,
Как можно любоваться мужем?

Быть может, немкам нравится такое,
Иль итальянкам, да бургундам,
Но русская княжна не ведает покоя,
Душа стенает от такого блуда.

Тайком она решилась на побег,
Ей помогли. У папского престола
Она дала Всевышнему обед –
Служить ему поступками и словом.

Был папой аннулирован союз,
Отпущены грехи, свершенные невольно,
Была она отправлена на Русь,
Хоть Всеволод остался недовольным.

Бедняжка вынесла такое,
Что опостылел светлый мир,
И в поисках забвения, покоя,
Она ушла, постриглась в монастырь.

ОЛЕГ  СВЯТОСЛАВИЧ -  КНЯЗЬ  ТМУТАРОКАНСКИЙ

По закону Ярослава Мудрого после смерти великого князя престол наследует не сын его, а следующий по старшинству рождения брат. Если поколение братьев исчезало, престол должен был наследовать сын самого старшего брата. Умерший великий князь Святослав имел пятерых сыновей. Но  и сам Святослав не был старшим. Старшим был, если помните, был Изяслав, бежавший в Польшу. Иными словами, прямым  потомкам  Святослава не суждено было наследовать киевский престол. Мало того, им еще следовало позаботиться  о княжеском уделе. На деле это были князья изгои. Их и до  святославичей немало было на Руси и все искали себе места. Таким местом, куда устремлялись взорыищущие, была далекая Тмутарокань. Вот там-то и началась борьба между изгоями, которых приглашали к себе иудео-хазары и святославичами, мечтой которых было вернуть себе, хотя бы отцов Чернигов, в котором закрепился младший брат Святослава Всеволод и его сын – Владимир Мономах. В 1078 году Роман и Олег Святославичи вместе с внуком Ярослава Борисом  двинулись на Русь. О том, что происходило далее в стихах:

Внезапно умер Святослав
От «желвака», в покое,
Власть никому не передав,
А сыновья – изгои.

Вести должны они борьбу,
Им не уступят дяди,
Придется искушать судьбу,
Хотя б богатства ради.

Пытаясь, захватит удел,
На злобе, на обмане,
Но начинают передел
С Тмутарокани.

Изгои – князь Олег, Роман,
Внук Ярослава – князь Борис
Покинули Тмутарокань.
И на Чернигов подались.

Навстречу старшие князья,
Пришли -родные дяди,
Ту сечу описать нельзя,
Шла не за жизнь, а власти
ради.

Пал в битве старый Изяслав,
Борис убит стрелой,
Роман, тот к половцам бежал,
Олег к себе, домой.

В кочевьях был убит Роман,
Причина – неизвестна,
Олег пришел в Тмутаракань,
И продан был бесчестно.

Он деньги, что ли, задолжал
Ростовщикам-евреям,
И чтобы князь не убежал,
С колодкою на шее,

Продали грекам- византийцам,
Под шапочный разбор,
Сумел в Царьграде отличиться –
Был русский заговор.

Напились русские вина, -
И к Басилевса  спальне,
Проснулась Комнина жена,
И заговор отставлен,

Олег с другими был прощен,
Сказали, что не враг,
С патрицианкой Музалон
Был заключен им брак.

К Тмутароканскому причалу
Галера с Византии,
В короне княжеской причалил
Архонт Руссии.

Он с молодой приплыл женой,
Красива, с длинной шеей,
Не всякий день встречать дано,
Красавиц иудеям.

Ну, а потом резня была,
Прибыл Олег недаром,
Месть страшная его вела –
Убиты все хазары.

Был город отдан Алексею,
Олег на Русь с дружиной,
Кто сильному перечить смеет,
Был взят отцов Чернигов

Примечания: заговор против Алексея Комнина, императора  Византии
Был произведен русскими наемниками, которые, напившись вина, направились  к спальне Басилевса. Они были оттеснены и заперты в одном из помещений дворца. Проспавшись, буяны просили о прощении и были прощены. Однако русская гвардия была заменена англо-саксонской.
Тмутарокань был передан Алексею Комнину в 1094году и стал принадлежать Византиии. Русь утратила право на этот клочок земли.
Архонт Руссии – греческий сан  русского князя.

ТМУТАРОКАНСКИЙ  КАМЕНЬ
( В государственном Эрмитаже находится
мраморная плита с древнейшей русской
надписью, из 67 букв. Она сообщает нам о
том, что  в 1068 году князь Глеб Святославич
измерил ширину Керченского пролива от
Тмутороканя до Корчева. Она составила
14 тысяч сажен.)

Глеб Святославич написал, -
Дошла к нам надпись та на камне,
Что он измерить приказал
Путь от Керчи к Тмутарокани.

В саженях измерялся путь
По льду замерзшего пролива.
А замысла того, в чем суть?
Дать знать потомкам горделиво,

Что был такой-то и такой,
Решившийся  измерить море!
Давно ушел князь в мир иной,
Дав повод для раздумий, спора:

Тмутарокань – она, иль он?
Когда возник, когда исчез?
И что теперь на месте том,
Вода ли, иль зеленый лес?

А где стоял Тмутарокань, -
Ведь до сих пор никто не знает,
Темрюк ли то, или Тамань?
Тот камень тайн не открывает.

Мне все равно, тому лишь рад, -
В широких поисках ли, узких, -
Что девять сотен лет назад
Здесь жили и трудились русские!

ВСПЛЕСК  И  ПАДЕНИЕ

Киевская Русь шла к своей закономерной кончине. Межусобица, недальновидная политика Святополка, сына князя Изяслава, старшего из Ярославичей, были толчком к единению. Эту роль объединителей прекрасно сыграли Великий киевский князь Владимир Мономах и его сын – Мстислав Великий. Ими были решены две задачи защита своей экономики и надоевший за столетия половецкий вопрос, Часть половцев, несогласная с решениями союза князей, созванным Владимиром Мономахом, откочевала навсегда оставив в неприкосновенности киевские земли, оставшаяся вошла в состав Руси с названием «наши поганые» от латинского названия –
Paganus( язычник) Об этом и ином:

На трон восходит тот,
Отца кого изгнал народ,
Сын князя Изяслава,
Он княжил в Турове спокойно,
И положением довольный,
Не думая о почестях и славе.

Трон по закону довелось
Занять. Податлив словно воск,
Отверг всю старую дружину,
Привлек к себе людей иных,
Родов поганых и худых,
Пред князем гнуть способных спину.

Руси радетелей уж нет,
И накопилось столько бед,
Придворные хитры и алчны,
Под гнетом застонал народ,
К тому ж случился недород,
И Святополк невольно озадачен.

Он деньги занимать готов,
И пригласил ростовщиков,
Дал право на жилье и синагогу,
Но так вести дела нельзя,
Скудела русская земля,
Долгов у князя слишком много.

И каждый житель стал изгой,
По Киеву сплошной разбой,
И лавру степняки заняли,
Монахов ловят, грабят, бьют,
Готов народ на бой, на бунт,
Такой давно не ведали печали.

Смерть Святополка, словно гром
Подняла люд со всех сторон,
Разграблены дома бояр и знати,
Но тяжелей всего евреям,
Их убивают, не жалея…
И летопись: «Их смертию карати!»

Как и всегда, свою вину,
За много лет, да не одну,
Легко взвалить на беззащитных,
И, если бы не Мономах,
Остался б от евреев прах,
И так из них богатые убиты.

На съезде княжеском решен,
А съезда слово – всем закон,
Вопрос о половцах, евреях,
Имущество и все богатство,
Которыми владеет «братство»
Никто у них отнять не смеет.

Евреям выделен конвой,
Чтоб защитить их жизнь, покой
На территории Руси
Евреи землю покидали,
И шли в неведомые дали,
Им сказано: «Добро свое с собой
неси!»

И половцам был дан устав,
Они Руси вошли в состав,
Кто не хотел, откочевали,
Единый воцарился мир,
Пока жив был князь Владимир,
Да и при Мстиславе не было печали.

Ну, а потом пришел  распад,
Конечно, кто-то был и рад,
Лишиться киевской опеки,
Соседи потирают руки,
Коль русичей терзают муки…
Исчезла Киевская Русь на веки.

ГОРЕ – ЗЛОСЧАСТИЕ

Мы с вами расстались с Олегом Тмутароканским, когда он, передав власть над городом Тмутараканью императору Византии, пришел отвоевывать родовое гнездо, принадлежавшее его отцу, великому князю киевскому Святославу, гор. Чернигову. Он изгнал из города Владимира Мономаха и утвердился в нем. Сын князя Олега – Всеволод не только закрепился на черниговском престоле, но изгнал из Киева сына Владимира Мономаха князя Вячеслава. Попытки мономаховичей прогнать Всеволода  с киевского престола не увенчались успехом, Всеволод – князь крутой, умный  и жестокий держался на великом княжении до самой смерти  (1146 год)
А вот брату его - Игорю Олеговичу, который хотел повторить успех Всеволода, не повезло; невезучий был, да и только, далее о его судьбе:

Случайными бывают неудачи,
Иль неудачам – сам основа,
В последнем случае не плачут,
Дерзая повторить все снова.

Но, если сам судьбы палач,
Соль неудачи – нет таланта,
Ну, что тут делать, плачь, не
Плачь,
Не станет и судьба гарантом.

Был у Олега младший сын,
Отважный и суровый воин,
Не покорял глубин, вершин,
И лучшей участи достоин,

Но, вечно не везло ему,
Хоть, кажется, старался князь,
Где все шагали посуху,
Он вечно забирался в грязь.

Он после брата сел на трон, -
Не обратил вниманья Киев,
У горожан – спокойный сон,
И ясно солнце в небе синем.

Серебряный Софии звон…
Но через месяц, или два,
Не знаю я, что делал он,
Но в каждом он нажил врага.

Дошли и до Волыни вести,
Внук Мономаха – Изяслав
Считает: Игорь не на месте,
На Киев нет у князя прав.

Привел с собой дружину торков.*
И Игорь на коня, как сел,
С врагами бился, но без толка,
Хоть и сражался, словно лев.

Его оставила дружина,
Щит потерял и нет меча,
Спасая жизнь свою и имя,
Сквозь строй пробился сгоряча.

Пустился в путь разбитый князь,
За ним устроена погоня,
В болоте князя конь увяз,
Арканом схвачен храбрый воин.

На нем в поруб он был опущен,
И строго стерегли, как зверя.
Он уверял, что станет лучше,
Но Изяслав ему не верит.

Постригли Игоря в монахи,
Но, как его доставить в храм,
Нет, не случайны были страхи,
Приказ дружине твердый дан.

Сопровождать его к собору,
А в нем его уже не тронут,
Толпа вокруг собралась скоро,
Как будто мертвеца хоронят.

Но и монашеский постриг,
Не защитил от гнева, князь,
У стражи был отбит, убит,
Ногами горожан затоптан в
грязь.

ПРИМЕЧАНИЯ: Торки ( гузы) – один из кочевых народов, постоянно враждовавших с половцами и занимающих причерноморские степи.


ВЛАДИМИР  МОНОМАХ 
И  МСТИСЛАВ  ВЕЛИКИЙ

В 1113 году от рождества Христова  в Киеве произошел первый еврейский погром, конец которому был положен Владимиром  Мономахом. Киевскую Русь покинула под защитой княжеских воинов еврейская община. Владимиром Мономахом и его сыном  Ярополком были в 1116 году  разбиты половецкие вежи, кочевники были вынуждены откочевать в глубь степей и более не появляться в пределах Киевской Руси. Наследнику Владимир Мономах оставил нерешенной одну проблему -  проблему Полоцкого княжества. Ее  решил,  Мстислав Великий, он захватил Полоцк, полоцких князей выслал в Византию, а территорию княжества присоединил к русской земле. Этим было завершено объединение всех  восточно-славянских земель Мстислав Великий княжил совсем недолго ( 1125-1132), пользовался таким уважением, что был канонизирован Русской православной церковью. Смерть Мстислава Великого означала распад Руси, вновь возобладали распри, пущен в дело яд и кинжал (отравлен ядом был князь Юрий Долгорукий – старшая ветвь мономаховичей, был убит Изяслав в Киеве – младшая ветвь мономаховичей)  Распад Киевской Руси был начат еще съездом князей в Любече (1097). Процесс стал необратимым, на территории бывшей Киевской Руси образовалось множество мелких государств, враждебно относящихся друг к другу. Достаточно вспомнить, как обошелся с Киевом внук Мономаха – Андрей Боголюбский…
Окончательно обособились Северо-Восточная Русь ( Владимир, Суздаль, Ростов), Новгородские земли, Юго-западные земли ( Волынь и Галиция), Киевское великое княжество. Самостоятельным государством стало Черниговское княжество, выделились Смоленск и Турово-Пинская земля и т.д. Такой вступала Русь накануне самой тягостной для нее судьбы – татаро-монгольского ига.
Итак, Владимир Мономах
Решил Руси проблемы?
Покинул Киев вечный страх,
Князей редки измены.

Прибрал он крепенько к руке,
Хотя врагов немало,
При нем и суден на реке
Намного больше стало.

И с севера сюда плывут,
Плывут сюда и с юга,
С востока, с запада идут,
Открыта Русь для друга.

Расстроился и Киев – град,
Крепки его границы,
Властитель заграничный рад
Был с князем породниться.

Товаров разных стало много,
К ворам закон суров,
Закрыта была синагога,
И нет ростовщиков

И половцы разбиты,
Убрались за Дунай,
Дороги все открыты,
Стал мирным русский край.

                *  * *
Владимир в лучший мир ушел
Мстислав Великий правил,
По праву занят им престол,
Князь честен, не лукавил.

Княжил совсем недолго,
Но уважаем был,
И звание святого
У церкви заслужил

Он светел, ясен ликом,
И мудрый, славный воин,
При жизни стать Великим –
Не всякий удостоен.

И Полоцка заноза
При нем извлечена,
Единой силой грозный
Предстала вся страна.

*   *   *
Мстислав ушел, пришел распад
И Полоцк откололся,
И пущен в ход кинжал и яд,
Мир русский раскололся.

СЕВЕРО-ВОСТОЧНАЯ  РУСЬ

ТОПОР
Вместо предисловия

Русь изначально родилась
Под звуки топора,
Кормились воины и князь
С крестьянского двора.

Вокруг стеной дремучий бор,
Стволы круты, как башни,
Но застучал по ним топор,
Под хлеб, готовя пашню,

Избу срубил, крестьянский двор,
И для скота загоны,
Ведь первым был всегда топор
В хозяйстве немудреном.

Сработано всё топором –
Соха, телега, сани…
Изба наполнилась добром
Крестьянскими руками.

Уменья нам не занимать,
Уродство и просчёты,
Не нужно, право, называть,
Топорною работой.

Мы удивили целый мир,
И забывать нельзя, -
Топор построил монастырь,
В нём не найти гвоздя.

И есть пример нетленный
Но знает детвора,
Что на Руси отменны,
Щи, каша с топора.

К нам шли со славою побед,
А выходил конфуз,
Сломили на Руси хребет
Швед, немец и француз.

Набат. Крестьянский двор
Бойца готовил в рать,
Коса, оглобля и топор,
Чего ж тут выбирать…

Топор в мозолистых руках
Служил не для потехи,
Трещали, превращаясь в прах
Заморские доспехи.

Настала смутная пора,
Я утверждать берусь,
Коль слышны стуки топора,
Жива Святая Русь!

СУЗДАЛЬ  И  ВЛАДИМИР

Распад  Киевской державы сопровождался перемещением активности за пределы Киева. Центром политической жизни становится  Ростово-Суздальское княжество, и первым из князей был сын Владимира Мономаха  Юрий Долгорукий. Он был старшим сыном Владимира Мономаха и возглавил старшую ветвь. Остававшийся в Киеве Изяслав возглавил младшую ветвь мономаховичей.  О гибели его, когда он был растоптан ногами киевлян, сказано выше. Живя в Суздале, Юрию Долгорукому и его сыну не раз пришлось схлестнуться с волынскими  князьями: Изяславом Мстиславовичем, Мстиславом и Романом, за киевский стол. Претенденты являлись племянниками и внуками князя Юрия Долгорукого.

Ростов и Суздаль – две столицы,
В одной не может князь сидеть.
Предателей так многи лица,
Повсюду поджидает смерть,

Он Киев должен был прославить,
Наследье дедов и отца,
А он на север путь направил,
Бежав, от смертного конца.

Теперь длинна рука у князя,
До Киева доходят руки,
Везде доносчики и связи,
Недаром прозван Долгоруким.

Умом велик и верен Богу,
Сейчас облюбовал Ростов,
Хоть и врагов у князя много,
Лишились многие голов.

А Киев превратился в ад
В борьбе за княжеский престол,
Бесчинства дикие творят,
Их описать – не хватит слов.

Не ведают добра и страха,
Друг друга режут, как овец,
Сыны и внуки Мономаха,
И Киевской Руси – конец!

УДАЧНАЯ   ПОКУПКА

В стихотворной форме изложен факт приобретения села Москва у боярина Кучки. Сельцо, пройдет время станет не только славным городом, а столицей огромного государства, которое станут называть по его имени Московией.

Все в сочетании приметы
Погоду, солнце предвещали.
Легко дружинники одеты.
Но не заладилось. Вначале

Конь оступился, захромал,
Его сменил князь Долгорукий,
И сокол, в небеса слетав,
Садиться не хотел на руку.

Нет, не заладилась охота,
Проведен беспокойно день,
Сторонкой обошли болото.
Стрелою поражен олень.

Не торопясь, освежевали,
Сухие заготовлены дрова,
Костер разведен на привале,
Отделена оленя голова,

Насажена на вертел туша,
Но с неба дождь заморосил,
Крупнее становился, гуще,
И, наконец, ливмя полил.

Промокли скоро до костей,
Бессмысленно стоять под
кроной,
Лес не хотел встречать гостей,
Он неприветлив и огромный.

Непроходима чаща леса,
В два-три обхвата сосны, дубы,
Все поминают бога, беса,
От холода стучали зубы.

Лес поредел. Пришли к реке,
Вдоль низкорослые деревья,
И видится невдалеке
Берестой крытая деревня.

Церквушка и боярский терем,
Да сорок две больших избы,
Ярка вокруг избушек зелень,
Нет на наличниках резьбы.

Плывут над крышами дымы
Несутся из дверей и окон.
Но живностью дворы полны,
Мычанье, блеянье и гомон.

Из терема боярин вышел,
Соболья шапка и кафтан:
«Князь Юрий, что-то я не
слышал.
Чтоб собирался в гости к нам?»

«Деревня приглянулась мне,
Продай мне, Кучка, уплачу,
Сюда приеду по весне,
Ну, руку дай – озолочу!»

«Великий князь, я твой слуга,
Коль приглянулась, я продам,
Хоть мне деревня – дорога,
Но платишь, значит, по рукам!»

«Обмыть покупку предлагаю,
Названье, каково её?»
«Москвой деревню называют,
Теперь – владение твоё!»

Не знаю, был ли пир горой?
Чем скреплена покупка эта?
Было ль осеннею порой,
Иль это было ранним летом?

СМЕРТЬ  КНЯЗЯ  АНДРЕЯ  БОГОЛЮБСКОГО

Хотя в истории Руси князь прославился строительством божьих храмов, смирением и благочестием, это не помешало ему в 1169 году захватить Киев и отдать его своим ратникам на трехдневное разграбление.  До того, таким образом поступали только с вражескими городами.  1175 года, июня месяца, 28 дня, в канун праздника святых апостолов был убит князь Андрей Суздальский, сын Юрия Долгорукого и внук Владимира Мономаха. Возглавлял заговорщиков зять боярина Кучки – Петр. Всего было заговорщиков двадцать человек.
 
Городок построил каменный,
Поселил немало люда,
Князь Андрей, людьми прославленный,
По прозванью Боголюбов.

В нем построил храм великий,
Рождества в честь Богородицы,
Обложил святые лики,
Золотом, как это водится.

Жемчугами, камнем яхонтом,
Да литьем всяким узорным,
Любо, дорого, приятно,
Показать всем незазорно.

Тоже сделал во Владимире,
Стал тот город неприступным,
Если едешь к нему с миром,
С добротою – он доступный.

Но всегда есть и завистники,
Слуги верные, неверные,
Гибель князеву замыслили
И убили благоверного.

Вроде, люди православные,
В погребах вина напились,
В ночь святых Петра и Павла,
В спальню князя и явились.

Хоть Андрей-князь и силен был,
Но напали-то на сонного,
Много раз мечом рубили
Князя, властью облаченного.

И над телом покуражились,
Опьяневши сиворожие,
Боголюбово разграбили
Осквернили храмы Божие.

ВСЕВОЛОД  ЮРЬЕВИЧ

Князь Владимирский Всеволод,
По прозванью «Большое Гнездо»
Край восточный свой сделать смог
Для Руси путеводной звездой.

Протянул от Владимира тропы
На Восток, да на Север и Юг,
Дотянулся до центра Европы,
И шпионы повсюду снуют.

От ушей не укрыться и глаза,
За морями, в лесу, за горой,
Всюду люди его, всюду связи,
Он хозяин земли, он – герой.

Что ему этот Холм, или Галич,
И до них дотянулась рука,
И поджилки трясутся у местного
князя,
Если чует, расправа близка.

На Руси поутихли князья,
Реже стали грабёж, своеволье,
Шагу сделать, и пикнуть нельзя,
Без «Большого Гнезда», его воли.

Тишина на земле и порядок,
Присмирели, прижухли соседи,
И кусок горек стал, а не сладок,
Реже стали лихие набеги 

БИТВА  НА  КАЛКЕ

В 1222 году три сильнейших князя Руси: Мстислав Удалой из Галича, Мстислав Киевский и Мстислав Черниговский, собрав рати, попытались защитить куманов (половцев) от монголов. Прибывшие к русским монгольские послы убеждали русских князей оставить половцев и установить с монголами мир. Русские отказались. На реке Калке встретились восьмидесятитысячная русско-половецкая армия и двадцатитысячный отряд монголов. Русские эту битву проиграли из-за неспособности к малейшей организации. Монголы клялись, что меч не коснется тела гостей, клятву свою они сдержали; они связали гостей, бросили их на пол, сверху сделали настил из досок и бревен, и на этот помост уселись пировать, под крики раздавленных тяжестью русских князей.

Торопецкий князь, да Мстислав Удалой
Раз и два пошатнулся усталый,
Целый день он в седле, наступает второй,
Как покинула русичей слава.

Предсказанья волхвов не сулили надеж,
Изначально продумать бы надо,
Но, собранье князей, этих полных невежд,
На баранье похожее стадо.

Каждый гнет под себя, каждый сам по себе,
Все надменны, горды, своенравны,
За добычею шли, а на деле – к беде,
С ними шли половецкие ханы.

Да и киевский князь не прославлен умом,
И не в силах возглавить дружину,
И под стать воеводе, весь княжеский дом,
Хоть верны своему господину.

Знает ратное дело Мстислав Удалой,
Грозен в битвах, прославлено имя,
Но, князья не желают его над собой,
Им познатней давай господина.

И не выбрав вождя, отправлялись в поход,
Впереди половецкие ханы,
Хоть и слабый, но быстрый в набегах народ,
Не встречавший врага грудью, прямо.

Степь, раздолье вокруг, терпко пахнет полынь,
Тянет конским навозом и потом,
Вдалеке нить реки и небесная синь,
И раздолье для княжьей охоты

Расседлали коней и разбили шатры,
А на той стороне ждут монголы.
Близок вечер, горят там костры,
Подсчитал их Мстислав – слишком много.

Через речку пришли от монголов послы,
Приглашают на пир, на беседу,
Чтобы верили русичи, клятву прочли,
Богом солнца клялись, богом неба.

Говорил им Мстислав: «Я напомнить хочу,
Будем биться с врагом, победим мы!
Я не верю врагам, только верю мечу,
Мы сильны, пока строем едины»

Горячился Мстислав и устал убеждать,
Что еще говорить бестолковым,
Шли князья в стан врага, обезглавив всю рать,
Слепо веря монгольскому слову.

Ну, а дальше предательство, гибель князей,
Битва стала похожей на свалку,
Долго ехать Мстиславу и дней, и ночей,
Вспоминая кровавую Калку

ПОСЛЕДСТВИЯ  СЕЙМА  В  ВЕРОНЕ

Германский император Оттон П, на имперском сейме в Вероне в 983 году добился решения о войне против «греков и сарацин» Такое уравнивание православных христиан с мусульманами уже не позволяло говорить о единстве церкви Христа и делало реальной угрозу католического натиска на Русь. На Руси об этом знали очень хорошо, так как уже до этого веронского сейма  польский король-католик Мешко I воевал с киевским князем  из-за  Червленой Руси.

Оттон Второй  в Вероне
Добился, чтобы греков, сарацин
Считали непокорных божьей воле,
Хоть Бог у всех по-прежнему един.

И на Руси об этом тоже знали,
Хоть и вели торговые дела,
Но никогда о том не забывали –
Угроза с запада реальною была.

НА  ИЖОРЕ, НА  НЕВЕ.

Император Фридрих Второй решил направить немецких крестоносцев  из Палестины в Прибалтику. Для этого были причины. Неудачи крестоносцев при попытке отвоевать гроб Господень, постоянные стычки с друзьями по оружию, немцы вели себя высокомерно и заносчиво с французами  и итальянцами. Упомянутое выше решение веронского сейма позволяло обратить внимание на земли, занятые православными христианами. Решено было покорять и местные языческие племена. В 1237 г.два рыцарских ордена Меченосцев и Тевтонский объединились в один  мощный Ливонский орден. Завоевание началось. Прибалтику тогда населяли древние балтские народы: эсты, литва, жмудь, ятвяги и пруссы. Сил у этих народов было мало, их хватало только на физическое выживание в скудной природной среде. Но немцы вначале успехов не имели. Эти малые народы бились до последнего, в плен не сдавались. Немцам помогали шведы и ливы. Пруссы, жмудь, ятвяги были полностью уничтожены. Сложнее всего было с эстами. Те имели очные связи с русскими и получали от последних помощь. Об этих связях говорит хотя бы тот факт, что города Таллинн и Тарту имели прежде названия Колывань и Юрьев и были основаны Ярославом Мудрым. К русским немцы и шведы относились еще более жестоко, чем к прибалтам. Опасность для Руси нарастала.
В 1240 г. шведский флот вошел в устье  Невы, готовясь напасть на Новгород. В Новгороде же, не столько готовились к защите, сколько спорили о том, с кем связать судьбу – с суздальским князем Ярославом или со шведским королем. Сын Ярослава Александр со своим маленьким суздальским отрядом и немногими новгородскими добровольцами атаковал шведский лагерь. В этом бою и новгородцы, и суздальцы покрыли себя вечной славой. Героически погиб  слуга князя Александра Ратмир, бившийся в пешем строю сразу с несколькими шведскими рыцарями. Новгородец Гаврила Олексич верхом ворвался на шведскую ладью, дрался с ними на шведском корабле, был сброшен в воду, выбрался на берег и вновь вступил в бой.

Земля Новгородская. Море. Нева.
Равнина. Деревни. Болота. Озера.
И цветом вода, как небес синева
В реке под названием славным Ижора.

Июльская ночь коротка, пролетела,
Над водами стелется легкий туман.
И слышатся ранние птичьи напевы.
Нет ветра, не дрогнет рогоз и бурьян.

Как зеркало, гладкие воды залива,
Ни пены, ни шороха легкой волны.
Чуть-чуть в стороне вознеслись
горделиво
Над берегом три высоченных сосны.

А рядом, в кустарнике прятались люди,
Старшина Пельгуй, с ним ижорский
дозор,
Обманчивым кажется внешне безлюдье,
Сюда, то и дело, повадился вор.

Прохладное утро, но день будет жарким,
Толстенной змеей извивалась Нева,
У устья её видны шнеки и барки,
На каждом медвежья видна голова.

Как тряпки, на мачтах обвисли ветрила,
Рывками на веслах идут корабли,
И многих на них ожидают могилы
На краешке русской священной земли.

Часть шнеков и барок свернула в Ижору,
На берег спускается шведская рать,
Шатер златотканый, поставленный споро,
А в нем разместились епископ и знать.

Вне рыцарей группы в тяжелых доспехах,
Рогатые шлемы отложены прочь.
На землю ступили без страха, со смехом,
Спокойною была прошедшая ночь.

С туманным покровов прокрались, как тати,
Огромное войско, излишня боязнь,
Нет времени русичам выставить рати,
Чем может помочь им молоденький князь.

Часть шведских судов на Неве остается, -
Пельгуй оценил все и сел на коня,
Его, не жалея, он вихрем несется,
В Софии Святой колокольцы звонят.

Прервали свой звон, перезвон колокольный,
И гулко забил на весь город набат,
Собрался на площади люд богомольный,
На юного князя с надеждой глядят.

А князь Ярославич суров и спокоен,
К докладу Пельгуя готов и ответ,
Исполнилось двадцать, но опытный воин,
В походы с отцом он ходил с шести лет.

И сборы недолги и двигались скоро,
Успели придти, когда враг и не ждал,
Хоть шведов и больше, чем русичей, втрое,
Но князь Александр, оценив всё, напал.

Суровая сеча. Враги побежали,
От берега в спешке плыли корабли,
А мертвые рыцари берег устлали,
Попробовав вдосталь российской земли.

И память, и шрамы исчезнут не скоро.
А Невскому было всего двадцать лет,
И помнит народ про Неву и Ижору,
Они, как звезда, среди славных побед.

ОТВЕТ  КНЯЗЯ  НЕВСКОГО

Папа римский написал Александру, князю,
Что его святейшеством одолела грусть,
Князю даст корону он, и мирские связи,
Коль под руку папы приведёт тот Русь.

Александр ответил: «От созданья мира,
До царя Давида и страстей Христа…
На Руси не ставили чуждые кумиры,
Церковь православная верою чиста.

Слову наших пастырей верим мы и внемлем,
Через них мы Богу мольбы подаём,
И от вас учения, папа не приемлем,
Жили без короны мы, дале проживём!»


ОДОЛЕНЬ – ТРАВА

Гладь озера густой туман укрыл.
Во мгле деревья чернью отливает.
Потряхиванье лебединых крыл,
Да голос молодой тихонько напевает:

«Одолень – трава, отправляясь в путь,
Прячу я тебя на груди своей,
Пусть стрела врага не пробьет мне грудь,
Скверных, злых людей, одолей!

Чтобы ябедник, - одолень – трава, -
Ведьма злобная, чародей
Не послали вслед страшных чар слова,
Леших, чудь болот, одолей!

Одолей ты мне долы низкие,
Неподъемных гор крутизну,
Леса темные, камни склизкие,
Жара – пламени желтизну!

С людьми добрыми и хорошими, -
Одолень-трава, - встреч бы ждал,
Чтоб во всем пути, во дороженьке,
Злого ворога не встречал»

Корень лилии – «одолень – травы»
В ладони русича лежала, не дрожала.
А изо рта неслись заветные слова,
Душа надеждою и силою дышала.

Луна взошла, над озером повисла,
Засеребрилось все и прелью потянуло.
Вдруг диск луны рассыпал чудо искры
И тяжко трижды озеро вздохнуло.

Туман, как легкий призрачный дымок,
Как пар, над озером поднялся, тая.
Возник фигур причудливых кружок,
Над озером плывут и серебром сверкают.

Тень на чело луны морщинами легла.
В прозрачных чудо – тканях плыли,
Светились, розовели девичьи тела,
У них росли и вырастали крылья.

Удар до дна потряс глубины вод,
Мелодия возникла, зазвенела неземная,
Дев- лебедей поплыл, начался хоровод,
На зов из озера, кувшинки поднимая.

На чашелистике по человечку – крошке,
На голове у эльфа колпачок,
В такт музыке приплясывает ножка,
В ручонках скрипка и смычок.

Под хоровод и скрипок звуки,
К луне заклятье нимф неслось:
« Живым домой вернется русич,
Единый с головы не упадет волос!

DRANG NACH OSTEN

В Пскове среди бояр образовалась сильная прогерманская  партия. Опираясь на ее  помощь, немцы к 1242 г. захватили этот город, а также Ям и Копорье и снова стали угрожать Новгороду. Зимой 1242 года Александр Невский со своими суздальцами, при поддержке новгородцев и псковичей, напал на стоявший в Пскове немецкий отряд. Освободив Псков, он двинулся на главные ливонские силы. Около Вороньего камня, на западном берегу Чудского озера немцам пришлось принять бой.  Рыцарей было немного, несколько десятков, но они представляли собой грозную силу, поддерживало их большое число наемников и ливы. Рыцари построились «свиньей»: впереди  стоял самый грозный и могучий боец, за ним двое, потом четверо и так далее. Такой клин был неотразим для легковооруженных воинов.
Александр и не собирался остановить его удар. Он поставил на фланги самых сильных воинов тогда, как в центре были слабые. Когда центр подался назад, фланги охватили немцев с боков. Это и было концом немецких рыцарей…

Псковичи одурели видно,
Что решили с немцами брататься,
Пригласили орден, очевидно,
Чтобы с князем Невским потягаться.

Тот пришел, побил отряд,
Что обосновался в Пскове,
На Руси об этом говорят:
Надо бить врага, не спорить.

Город взят, и немцы отступили,
Озеро в порядке, обогнув,
Рыцари, наемники и ливы…
С юга влажный ветер потянул.

Вот Вороний камень показался,
И решили немцы принять бой,
Каждый место знал, не растерялся,
Рыцари построились «свиньей»

Натиск был силен, и центр прогнулся,
Русские не дрогнули, стоят,
Фланги обогнули, строй сомкнулся,
Ливы повернулись и бежать.

Русские продвинулись вперед,
Плотными рядами навалились,
Рыцари взломали хрупкий лед,
И с конями вместе провалились.

Слишком тяжела броня была,
К берегу не дали им добраться,
Канула «свиная голова»,
И другим не дали разбежаться.

ЗА  УДАЛЬ  В  БОЮ  НЕ  СУДЯТ

Разгромив шведов на Ижоре, и немецких рыцарей на Чудском озере, князь Александр не решил политических задач. Победа не ликвидировала возможности нового нападения. С другой стороны нависла угроза уничтожения русского этноса монголами. Надо было выбирать, кого привлечь в качестве союзника. Риск собственной гибели был реален. И выбор Александра и его отца князя Ярослава был сделан правильно, хотя он стоил жизни князю Ярославу, который был отравлен в Орде. По версии папского агента Плано Карпини, яд князю  был дан ханшей Туракиной. Причиной такого поступка стал донос боярина Федора Яруновича, который оговорил князя, утверждая, что Ярослав вступил в сговор с папой римским. В 1251 году Александр приехал в Орду, подружился с сыном Батыя Сартаком,  вследствие чего стал приемным сыном самого хана Батыя. Полагаю, что союз монгольского хана с талантливым русским полководцем был выгоден и хану Батыю,у которого в Корокоруме,  ставке центрального монгольского правителя Великого хана Гуюка, было немало врагов, и следовало обезопасить самого себя.  В 1256 году умер союзник князя  - хан Батый, затем был отравлен и Сартак, который благоволил христианам. К власти пришел хан Берке, не язычник, каковым был Батый, а мусульманин, начавший свое правление с преследования немусульман, в том числе и немало чингизидов,  потомков самого Чингиз-хана. Каких сил потребовалось князю Александру, чтобы привлечь на свою сторону не только хана Берке, но и хана Мэнгу-Тимура и с их помощью обезопасить западные рубежи Руси, да еще тогда когда его действия не понимали близкие, а многие и активно сопротивлялись. Правда, если при Батые русские не платили дани, то теперь ее пришлось платить. И правильно сказал как-то Александр Невский: «Деньги отдать неприятно, но хуже расставаться  с жизнью»  Нет, недаром князь Александр стал одним из самых почитаемых на Руси святых.

Ижору помним и Неву,
На Чудском озере сраженье,
Но не во сне, а наяву,
Иные князя превращения.

Он к нам в сознание вошел,
Богатырем, но небылинным.
Путь воина большой прошел,
Служа отчизне неделимой.

Беда не князя, что при жизни,
Не понят близкими, друзьями,
Служил, как мог, своей отчизне,
Мир, водворяя меж князьями.

А на Руси немало бед,
Одни внутри, сейчас, родятся,
Других мы видим только след,
В глубинах древности таятся.

Те с запада, а те с востока,
Тем близок  путь, а тем – далек,
Те спрятаны, да так глубоко,
Не разыскать, а те -  в разлет…

Великая беда от хмеля,
Напьются, поднимают бунт,
И языком такое мелят,
Как будто яды в души льют.

Вот скажем, Вася – старший сын,
Дурак и пьяница великий,
Он новгородцев – господин,
Напился и не вяжет лыка.

Тут перепись должна бы быть,
Послы, монголы,  из Сарая,
Переписать, определить –
Мала ли дань, или – большая?
 
Василий подстрекал на смуту,
Желая тех послов убить,
Пришлось смутьянам дать науку,
А кой-кого и ослепить.

Коли не видишь, что творить,
Зачем глаза тебе даны,
Послов монгольских перебить
Для гибели своей страны?..

Сам Александр им дал охрану,
Возглавил сам, послов провел.
Чтобы не поздно, и не рано
Тумен монголов не пришел…

Не первый натиск это был,
И будут новые попытки.
Бороться с ними хватит сил,
Но будут муки, будут пытки.

Беда теснит со всех сторон,
Теснят поляки, немцы, шведы,
И это – явь, не страшный сон,
На Русь монгольские набеги…

Кольцо сжимается, в кольце,
Мысль бьется мерно, четко, ровно,
Спокойно светлое лицо,
Хотя на сердце неспокойно.

Князь Александр все  рассчитал,
Он гость желанный у ордынцев,
Приемным сыном хану стал,
Сумел с Сартаком породниться.

Не раз монгольские тумены
Он поворачивал на запад,
Батыя быстры перемены,
Хитер монгол, на лесть не падок.

Спасение возможным стало,
В бурлении Каракорума,
Возможность гибели, опалы –
Невеселы Батыя думы:

«И на Руси нужны друзья,
При случае найти опору,
Но всем довериться нельзя,
На выбор полагаться скорый.

За тем пойдет, наверно, Русь,
Кто их спасал, к кому доверье,
Кто мудр, силен, и кто не трус,
И кто единой с ними веры»…

«Батый – конечно зло, тут ясно,
По духу чужд, одно – поганин,
Пусть жизнь при нем и не прекрасна,
Но двадцать лет не платим дани.

Беда Руси, что нет единства,
А много чванства, спеси много,
Не нужно обвинять ордынца,
Коль сами мы забыли Бога»…

Потом Берке пришел, другие,
Но Русь жива, и будет жить,
Пока есть сыновья такие,
Что в горе учатся дружить.

Ох, прав, наверное, князь Невский:
«Союз с Ордою оплатить,
Он защищает Русь от немцев,
С Литвою мирно можно жить».

ФАЛЬСИФИКАТОРАМ  ИСТОРИИ

Действуют ли  писатели и историки по заказу политиков, или из-за своего политического недомыслия и отсутствия духовности, я не стану выяснять, но своими «трудами» они наносят серьезный вред. В качестве примера следует привести изданную большим тиражом книгу Бушкова« О России, какой не было»  Я не стану говорить о ложном направлении его версий,  но  договориться до того, чтобы представить хана Батыя и  князя Александра Ярославича, как одно и тоже лицо – это же надо! Писатель, наверное, забыл, что Невский занимает особое положение в нашем отечестве, он  причислен православной церковью к лику святых, с его именем связаны великие мирские деяния, его лик красуется на самых славных орденах, которыми награждали в период второй мировой войны полководцев, за особые военные операции. Есть сомнения, есть версии – прекрасно, но нельзя бросать тень на наши святыни.

Будь ты прозаик, будь поэт,
Коль пишешь сочинение,
Не наноси России вред,
Неправда –  преступление.

А коль в историю полез,
То излагай лишь факты,
Чтоб не водил рукою бес,
Все делай с чувством, тактом.

В ней – родословная твоя,
Сражались, жили предки,
И сочинения, творя,
Плюешь ты в них нередко.

Твои плевки водой не смыть,
Быть может, скроет время,
Отчизной надо дорожить,
Хоть тяжко правды бремя.

АЛЕКСАНДР  ЯРОСЛАВИЧ

Александр Невский находился на пороге второй дипломатической победы, подготавливая военный поход против Ливонского ордена. Этому помешала смерть. Шел 1263 год.

В Городце, на селе, вблизи Нижнего,
На груди, разрывая рубаху,
Умирал Александр среди ближних,
А в передней толпились монахи.

Повелось так у нас, на Руси,
Коли знать отправляется в вечность,
Отпевают монахи его, гой еси!
Только блага земные извлечь бы.

Нелегка жизнь у князя была,
Ну, а смерть и того тяжелее,
И молитвы душе, чтоб ушла,
Добиралась до Бога скорее.

Повелось так у нас на Руси, -
Испытала б душа благодати,
И на смертном одре, гой еси!
Постригали богатых в монахи.

Князь метался от боли, стонал,
Но душа отлетать не спешила,
Капал воск со свечи и стекал,
А с иконок косились святые.

Повелось так у нас на Руси,
За мирские дела, да за ратные,
В сан святых возведут, гой еси!
Злое станет вполне благодатным.

Вёл полки Александр по Руси,
Бил врагов на Неве и на Чуди,
И взывали к нему: «Князь, спаси,
Чтобы земли не стали безлюдьем!»

Перед ханом за Русь склонил голову, –
В руки меч бы ему, да в сражение, -
Удавить бы врага рукой голою,
А он должен идти  в услужение.

Повелось так у нас, на Руси,
Все надежды на Бога - спасителя,
Не молитвой одной, гой еси!
Выходили в бою победителем.

Ухо, русич, да  держит востро,
Помнил, рано ли, или поздно,
Кто-то  строчит донос, и - острог,
Не минует рука хана грозного.

Не забыли у нас, на Руси,
Князю Невскому почести, слава,
В ханской ставке его, гой еси!
Угостили на славу отравою.

В Городце, на селе, вблизи Нижнего,
Отлетела у князя душа,
Поминали его люди ближние
Хмельным мёдом из полу ковша.

Повелось так у нас, на Руси,
Помянули и тут же забыли,
Но не тут-то было, гой еси!
Ярославич стал славною былью:
                *   *    *
«Иде враг на Русь тучей чёрною,
Разлилась по миру тоска-грусть,
Грудь на грудь русский швед на
Ижоре,
Александр поднимал меч за Русь»

Повелось так  у нас, на Руси                Петр Великий решил, да  и с миром,
Мощи Невского, гой еси!
В Петербург повезли из Владимира.

СЛЕТАЛОСЬ  ВОРОНЬЕ

Существует среди историков  особая точка зрения на Великий Западный поход хана Батыя. Считают, что Батый выполнял завещание Чингиз-хана  о полном уничтожении куманов (половцев). Они по подвижности и боевым качествам не уступали монголам. После поражения половцев от талантливых монгольских полководцев Субэдея и  Джэбе, они обратились за помощью к русским князьям. Пробным камнем предстоящих сражений на территории Руси была битва при Калке.
Русь пострадала из-за того, что защищала половцев. Комментировать такой взгляд не берусь.

Над Русью черная нависла туча,
Гремит гроза, а молний нет,
Срываются, в пыль, превращаясь, кручи,
Зари, заката – красный цвет.

И узкой полосой, как острие копья,
На запад льется, где-то тая,
Следы повсюду хищного зверья,
Громадные образовали стаи.

Черным-черно, слеталось воронье,
Похлопыванье крыл и клюва стуки,
Когда-то было шумное жилье,
Теперь рычащие повсюду слышны
звуки

В глухие дебри убегали люди,
Кострища деревень и крупных
городов,
Где жизнь бурлила, там теперь
безлюдье –
Смела орда – скопление родов.

Зима, снега, - так трудно скрыться,
А у орды десятки тысяч глаз,
Сметая на пути, она туда катиться,
Куда Батыем, ханом, дан приказ.

Ослушников казнят, а как иначе?
Здесь совесть никого не гложет,
Под плетью здесь не стонут и не
плачут,
Кричат, когда сдирают кожу.

Тела  людей земле не предавали,
Повсюду обнаженные лежат,
И вороны, и звери пировали –
Такое было много лет назад.

Похоронить погибших, нету сил,
Кругом зверьем обглоданные кости,
Потом их соберут, молитву огласив,
И в общую могилу на погосте.

РАКОВОРСКАЯ  БИТВА

Избранная Александром Ярославичем политическая линия Руси действовала некоторое время и после его смерти. Так, в 1268 году, через 6 лет после смерти Невского новгородцы пошли  на принадлежащую датчанам  крепость Раковор (нынешний эстонский город  Раквере). По дороге на них напали немцы и датчане. Новгородцы разбили немцев. Те позвали на помощь рыцарей со всей Европы, новгородцы, в свою очередь пригласили татар. Сама возможность встретиться с монголами охладила европейцев, и они ушли, не тревожа Великий город Новгород.
Западная граница Руси была относительно спокойной.

Бьет тяжко колокол. Созвали вече.
Есть предложение – идти на Раковор.
Вдруг кто-то крикнул: «Брать-то нечем!»
Короткий вскрик – окончен спор.

Еще попытка, - тот же результат,
И общий возглас: «Волим, волим!»
Ограблен там купец, четыре дня назад,
Ведут себя датчане, словно волки.

К чему вести пустые разговоры –
У каждого оружие свое,
Недолги были новгородцев сборы:
Кольчугу натянул, взял щит, копье,

А кто-то с палицей, мечом, секирой…
Собрались. Город выплюнул полки.
Погода мерзкая, и холодно, и сыро,
Повсюду видны лужи, глубоки.

Для воина все это – ерунда,
Было б побольше медовухи…Пища,
А пить захочется, кругом стоит вода,
Все остальное – у врага отыщут.

Враг не дремал, собрал большие силы,
Из бревен был сооружен заслон,
Похоже, что врага предупредили
Он русских рать зажал со всех сторон.

И сеча лютая. О ней писали в ведах,
Шли новгородцы плотною стеной,
Закончив битву полною победой…
С добычей возвращалися домой.

Датчане, немцы, потерпев урон,
Немного их тогда в живых осталось,
Просили помощи. Со всех сторон
К ним рыцари и кнехты собирались.

Собравшись, рыцари направились
 к границе.
На помощь Русь монголов позвала.
И кислыми у немцев стали лица,
Рать развернулась и назад ушла.

УБЬЕТЕ  НАС  -  ВСЕ  БУДЕТ  ВАШЕ

Монгольские войска, возглавляемые ханом Батыем подошли к
границам рязанского княжества. Батый послал в Рязань парламентеров,
стремясь получить от рязанцев пищу и лошадей. Рязанские князья, не удосужившись узнать, с кем имеют дело, сказали: « Убьете нас – все будет ваше». Рязанцы вышли в поле. Но, когда монгольская конница развернулась лавой, они дрогнули, бежали и затворились в Рязани. Город был только недавно отстроен после того, как его разрушил суздальский князь Всеволод Большое Гнездо, поэтому был слабо подготовлен к осаде. 16 декабря 1237 года Батый осадил город… «И начаша  битися неотступно пять дней, а гражане истомишися, и мнози побиенни быша и уранены» ( Из повести о разорении Рязани Батыем)
Деятельный рязанский боярин Евпатий Коловрат с дружиной нагнал уходивших от Рязани монголов, ударил им в тыл и остановил. Силы были явно неравные, превосходство в численности монголов огромное.
Русские бились ожесточенно, все погибли, нанеся врагу значительный урон.

Дробление Руси кому пошло на
пользу?
Беду единой грудью отражать,
Против Литвы, противу немцев,
Польши,
Иль одному трусливо убежать?

Беспечны русские, беспечны,
Самонадеянны, упрямы и дерзки,
Претензии друг к другу бесконечны,
По крови близкие, по духу не близки.

Терзаема своими и чужими,
Страдала, рвалась русская земля.
Тот князь в истории оставил свое имя,
А о другом и вспоминать нельзя.

Нависла тяжкая, огромная беда
Над южной и восточной Русью.
Ну, чтоб объединиться?  Как всегда,
Сомненья червь терзает чью-то душу.

« Кто  славу умыкнет? Кому добыча?
А, если справлюсь с горем я один?»
Не хочется с другими поделиться,
Коль славы и добычи – господин!

 Верст пятьдесят от нынешней Рязани
Стояла старая могучая Рязань,
Славна торговыми и ратными делами,
Восточнее – булгарская Казань.

На правом берегу, в излучине Оки,
Где берег был невероятно крут,
Прижали город к берегу реки,
Так, что ему ни охнуть, ни вздохнуть –

Глубокий ров, заполненный водой,
Через него из дерева мосты
Вал с трех сторон, высокий, земляной,
На нем трава, да чахлые кусты.

Беда пришла, когда ее не ждали,
Средина декабря. Зима.
Кругом видны заснеженные дали,
Ока на много верст уснувшая видна.

По полудню сверкает чистый снег,
Через слюду окна луч прыгает, играет,
Князья рязанские и Юрий, и Олег
Вдруг узнают – послы к ним приезжают.

Пришли посланники – раскосы и скуласты,
Не просят, требуют, и пищу, и коней.
Князья рязанские, не чувствуя опасность,
Не выяснив, что следует, о ней,

Величину, реальна, или мнима?
Ответ был груб, а мог бы быть и краше:
«Мы будем биться силами своими,
Убьете нас – все будет ваше!»

А хан Батый, пославший тех послов,
Все знал о городе Рязани,
Что к длительной осаде не готов,
Оставлен просьбой русскими князьями.

Пять дней Рязань отважно билась,
А на шестой чудовищно устала,
Но, не сдалась, утратив свои силы,
Растерзанной, но гордой пала.

Перед врагом не открывала врат,
Над павшими враг злобный не глумился…
А был еще Евпатий Коловрат,
Которому и хан Батый дивился.

ЮРИЙ  ВСЕВОЛОДОВИЧ,  ИЛИ 
НЕПРОСТИТЕЛЬНАЯ БЕСПЕЧНОСТЬ

От побежденной Рязани хан Батый направился к Владимирскому княжеству. К несчастью, владимирский князь Юрий Всеволодович был недалеким политиком и, еще худшим полководцем. Он часто и безуспешно воевал. В битве при Липице он потерял около 9 тысяч воинов. Как он мог противостоять огромной монгольской орде. Можно было пытаться договориться, как это потом сделал богатый Углич, можно было укрыться в трудно проходимых лесах. Но ни того, ни другого великий князь не сделал. Он избрал самый плохой вариант, оставив малый гарнизон во Владимире, оставив в нем свою семью, и под предлогом собирания войск ушел на берега Мологи, у места впадения в нее небольшой речки Сити. Там его совсем случайно обнаружил монгольский темник Бурундай. Проявляя невероятную беспечность, не выставив охраны и не организовав дозоры,  князь и его дружина отдыхали. Застигнутые врасплох, они все погибли. Обо всем этом:

Оседлан конь, у коновязи.
Князь Юрий вышел на крыльцо,
Глаза припухшие у князя
И чуть помятое лицо.

Сдается, Юрий ночь не спал,
Ему, конечно, не до сна,
Он город стольный покидал,
А в нем семья его, жена…

Он силы истощил державы,
Сражаясь с дядей много лет,
На Липице утратил славу,
И девять тысяч человек.

Известье об орде Батыя,
И нет надежд на чудеса…
Склонить бы перед ханом выю?
Уйти в дремучие леса?

Приказ отдал оборонять,
А гарнизона просто нет,
Жена Агафья, князя – мать
И дети князя разных лет…

Но, что поделать, не политик,
Хоть старший в княжеском роду
Не смог объединить их,
Со здравым смыслом не в ладу.

Сражались русские, как львы,
Но только силы слишком малы,
Забиты трупами все рвы,
Забиты трупами канавы…

А Юрий свой раскинул стан,
У мелкой Сити и Мологи,
Считая, не разыщет хан,
И охранят десницей Боги.

И полководец был плохой,
Охраны нет и нет дозора
И поплатился головой,
Хоть труп не ведает позора.

А на колу, - гласит молва, -
Зимою долгими ночами
Смотрела князя голова
На город мертвыми очами.

НЕСЯ  ЧУЖУЮ  ГОЛОВУ,   ПОДУМАЙ  О  СВОЕЙ

И в монгольской державе действовали те же  центробежные силы, которые когда-то разорвали Русь. Война, концентрировшая избытки
человеческой энергии отошла, в какой-то степени в сторону. Начались смуты в самом центре монгольского руководства. Темник Ногай, правитель западных областей Орды  сбросил с себя тяжесть власти Сарая, и тем более Каракорума, Действовал он в полном согласии с Дмитрием Александровичем, сыном Александра Невского, и достиг  большого реального успеха. Все это продолжалось до тех пор, пока полный энергии хан Тохта, в свою очередь не договорился с Андреем Александровичем, тоже сыном Александра Невского, войска которого пришли к нему на помощь. В 1299 году произошло сражение. Хан Ногай попал в плен. Пленил грозного темника русский ратник. Не зная обычаев монголов, он отрезал пленнику голову, и, надеясь на богатое вознаграждение, бросил голову к ногам хана Тохта. Полагалось, по монгольским обычаям, казнить преступного темника; русский ратник нарушил положение и тут же был казнен – ему отрубили голову.                Не громы гремят поднебесные,
В туче скрылось солнце красное,
Не текут в степи воды вешние,
А бежит по ней тень опасная.

И дрожит земля, прогибается,
Травы сочные  вниз склонилися,
А с востока рать надвигается
Да и с запада накатилася.

Возмутил покой славный хан – Ногай,
С ним и силушка половецкая,
Рать монгольскую посылал Сарай,
С ними Русь пошла, молодецкая.

Между Днепр-рекой и Днестром сошлись,
Нелюбезною, злою встречею.
Хан  Тохта, Андрей клятвою  клялись.
Разрешилась степь грозной сечею.

И Сарая рать одержала верх,
Сам Ногай попал в плен живым,
И пленен был хан, как на смех и грех,
Русским ратником молодым.

Взять бы пленника, отвести к Тахте,
А он, глупенький, поднял меч,
В первом случае, ожидал успех,
А он голову срезал с плеч.

Глянул холодно хан на воина,
Когда голову тот принес,
Палача позвал, тот спокойненько
Буйну голову саблей снес.

МОСКВА

ВЕЛИК  ОТЕЦ

В этом разделе говорится о судьбе и деяниях сыновей Великого Князя Александра Ярославича Невского. Далеко им было до отца. Как говорят, на детях Великих природа отдыхает. Межусобица родных братьев ослабила Суздаль и Владимир. Победил в ней князь Андрей. Дмитрий  Александрович бежал. Самый младший сын князя Невского Даниил получил крохотный удел, с таким же крохотным городком - Москвой

Отец – велик, а сыновья – помельче,
Размах у них иной, дела – иные,
По звуку голосов напоминают певчих,
Но только голоса у них чужие.

Василий, телом крупный, старший,
Умом не отличался и, смутьян,
По кабакам встречали его чаще,
Да, что там говорить, когда он вечно
пьян.

Посажен княжить в Новгород отцом,
Он по душе пришелся новгородцам,
Посадским трудно ладить с мудрецом,
А с этим все на свете удается.

Жизнь непутевая к тому и привела,
Споили молодца посадские, бояре.
Душа из тела вырвалась, ушла,
Средь глупости и пьяного угара.

Андрей и Дмитрий – оба неспокойны,
Тот поддержал Тохту, а тот – Ногая,
Меж братьями довольно часты войны,
А силы после них заметно тают.

Иное дело, младший, Даниил,
Он – тих, рачителен, - хозяин,
В глуши, среди болот, наследство
получил,
А городок – Москвою называют.

Малюсенький, похожий на село,
Но мест достаточно для пашни,
Здесь многие занялись ремеслом,
И речь чужая слышится все чаще.

Торговля бойкая товарами идет,
Под мирным небом, развиваясь быстро,
Здесь князь строительство ведет,
Под знаком поклонения Пречистой.

Кто пострадал, кто близких потерял,
Идут сюда,  здесь светлы, чисты храмы,
Владыка Петр Москву облюбовал,
Душою отдыхая постоянно.

Один, всего один поход,
Князь захватил Коломну у Рязани,
А хан Тохта и ухом не ведет,
Сказав рязанцам: «разбирайтесь сами!»

Растет и ширится Москва,
О ней уже в Сарае много знают,
И в ставке ханы ширится молва:
О княжестве Великом помышляет.

ПОДЫМЕТСЯ  МОСКВА

Шли русичи в поход,
Кто за наживой, кто за славой,
Шел неустойчивый народ,
Разрушив крепкую державу.

Да не чужую, а свою,
Врага найдя в своём соседе,
Погибли многие в бою,
Не ощутив самой победы.

Горят, пылают города,
Соседи продолжают спорить,
Так, межусобная вражда
Сильнее оказалась горя.

А тень легла на весь простор,
Все испытали ига, лиха,
От Волги до Карпатских гор.
Но на Руси не стало тихо,

Как прежде, ссорятся князья,
В Сарай везут гонцы наветы,
Хоть даже шепотом нельзя
Монголам говорить об этом.

Русь ввержена в пучину бед,
Стенанья жителей, тоска…
Пройдёт ещё немало лет,
Пока поднимется  Москва.

Церквей златые купола,
Молитвы православных храмов,
Да мощь двуглавого орла
Помогут залечить все раны.

СЫНОВЬЯ  КНЯЗЯ  МОСКОВСКОГО  ДАНИИЛА.

После смерти великого князя Владимирского Андрея, сына  князя Александра Невского, жившего, как и его отец, в Городце, борьба за великое княжение шла между сыновьями младшего сына князя Невского, Московского князя Даниила Юрием и Иваном, с одной стороны, и племянником князя Александра – Михаилом Тверским, с другой. Ордынский хан Тохта остановил свое внимание на Михаиле. Тот в 1304  году получил ярлык на великое княжение. Здесь идет рассказ о братьях Юрии и Иване Данииловичах и идет речь:

Ушел великий князь Андрей,
Кому дадут ярлык, *
Москва ли будет, или Тверь?
Тверь – городок велик,

Москва помельче, поскромней,
А Тверь – стоит на Волге.
У князя двое сыновей
В раздумье, тяжком, долгом.

Кто будет Юрий, иль Иван?
Тот старше, тот – моложе,
Нет, не спешит ордынский хан,
Отдать ярлык не может.

Готов на подлость за престол
Неугомонный Юрий,
И вере изменить готов,
Коли ярлык на блюде.

И беспринципный, неумен,
Такой всегда изменит.
А князь Иван, что сделал он?
Что любит, и что ценит?

Желанье власти душу жжет,
И выжигает очи,
Покоя сердцу не дает,
Ни светлым днем, ни ночью.

В интригах тоже преуспел,
И цель такая ж – власть,
Творит немало добрых дел,
Но может лгать и красть.

Там подкупить, а там – купить,
И не гнушался силой,
Кто послабее – придавить
С улыбкой доброй, милой.

Служенью власти посвятил,
В обход шел цели той,
И деньги собирал, копил,
Прозвали – Калитой.

В орду приехал Михаил,
Племянник Александра,
Тохта ярлык ему вручил.
Ну, а Москве – досадно.

Примечание: Ярлык – символ великокняжеской власти, выдавался монгольским ханом.

МИХАИЛ  ТВЕРСКОЙ

Михаил Тверской, будучи великим князем Владимирским, не придал значения интригам своих фаворитов, епископов, против  митрополита Петра, обвиняя его в продаже церковных должностей. Такое преступление каралось лишением сана. Но, чтобы низложить митрополита, требовалось решение церковного собора. Было задумано здорово, но произошло непредвиденное – на собор пришли в большом количестве миряне из множества городов Руси. Особенно усердствовали москвичи. Народ заставил князя и собор оправдать Петра. Последствия  ссоры  с митрополитом сказались не сразу, но сделали владыку русской церкви сторонником Москвы, а это стало для Михаила и всего Тверского княжества роковым.

Племянник князя Александра
Престолом завладел Твери,
Хотя Москве это досадно,
Богат, что там не говори.

По благородству равен Сиду,*
Со столь трагичною судьбой,
Красив, могуч и грозен с виду,
Был добродушен князь Тверской.

Умен и верен чести, слову,
С великими поставлен в ряд.
Ну, что сказать, ведь, безусловно,
Он -  русский  богатырь, Баярд.**

Немудрено, что Михаил,
Стал на Руси великим князем,
Ярлык от хана получил,
И злой судьбой Москве обязан.

Ошибку как-то допустил,
Непреднамеренно, Тверской,
Когда так просто совместил
Духовный мир, и мир мирской.

Не лезь в церковные дела,
Навет не слушай фаворита,
Ошибка князя привела,
К борьбе упорной и открытой.

Набожен Петр митрополит,
Монах приехал из Волыни,
Тверской епископ, фаворит,
Сам метил во Владимир.

Петр посещал монастыри,
Ценил и сам писал иконы,
Донос послали из Твери,
Он обвинялся в симонии.***

Кто мог ответ достойный дать,
Не лезть в дела церковные,
Да пастыря попридержать,
Бездумного, крамольного?..

Церковный созван был собор,
Конечно, для расправы,
Но разгорелся жаркий спор,
Митрополит был правым.

В защиту пастыря пришли,
В великом множестве миряне,
Из Ярославля и Москвы,
Из Костромы и из Рязани.

Петр редко посещал теперь,
Хотя, возможно, и без мести,
Великокняжескую Тверь,
Почти лишившуюся чести.

Зато он зачастил в Москву,
А это, много значит,
Тверь погрузилась в тоску,
Князь Михаил лишен удачи.

Примечания:  Сид– народный герой Испании, отличавшийся особенным благородством и честностью.
Баярд – Пьер де Тюррайль, прозванный рыцарем без страха и упрека.
Симонии – взяточничество

НЕ  РОЙ  ЯМУ  БЛИЖНЕМУ

Сменой власти в орде решил воспользоваться князь Юрий Даниилович
Московский в борьбе с Михаилом Тверским. Он много раз ездил в орду,
Заручился поддержкой татар, даже сумев стать родственником хана Узбека, женившись на сестре хана – Кончаке, получившей в замужестве имя Агафьи. Имея такую поддержку, он выступил  вместе с татарами против Михаила Тверского, но был наголову разбит, а жена его – Агафья попала к тверичам в плен. При таинственных обстоятельствах она там умерла. Юрий  прибыл в орду и обвинил князя Михаила в преднамеренном убийстве жены, и судьба великого князя была решена.
После долгих пыток, он был зарезан. Кстати, приговор выполняли  люди
Юрия Московского и его сотоварища по «делам» - татарина Кавгадыя.
Убийство невинного не прошло даром. Вскоре был казнен Кавгадый, уличенный в преступлениях. Юрия же в орде встретил и убил сын князя Михаила – Дмитрий Грозные Очи. Правда, за самосуд он тоже был казнен. Великим  князем Московским стал брат князя Юрия – Иван Калита.

Беда приходит не одна,
За ней другие вслед.
Над Русью властвует орда,
Немало будет бед.

Внезапно умер хан Тохта,
Сторонник Михаила,
Смерть хана была непроста,
За ней стояла сила.

Царит веселье мусульман,
Их власть теперь в Сарае,
Ведь мусульманин Узбек-хан.
Свершений ожидают.

А что от хана ожидать?
Есть повод для боязни,
Ислам обязаны принять
Под страхом смертной казни.

И каждый на Руси дрожит,
За жизнь дрожит и веру,
Ведь  все пришлось им пережить
И в меру, и без меры.

В беде познать всем суждено,
Кто враг тебе, кто – друг,
Десятки, сотни казнено
Сановников и слуг.

Забросил Юрий все дела,
И зачастил в орду,
Тверь озабоченной была,
Все это – не к добру.

Князь Юрий принимал ислам?
И верил в Магомета?
Известно лишь, ордынский хан
Отдал сестру за это.

И  дружбу тесную завел
С монголом, с бычьей выей,
И тот в историю вошел
Под именем Кавгадыя.

И хана, чуя за спиной,
И получив поддержку,
На Тверь Князь Юрий шел
войной,
Открыто, слишком дерзко.

Но полководец был плохой,
Разбит был в том бою,
Бежал он с группой небольшой,
Жену забыв свою.

В плену Агафья умерла,
И мысли есть такие,
О том тогда молва была –
«Проделки» Кавгадыя.

А князя вызвали в Орду,
Посаженный в колоду…
Давали есть одну бурду,
И пить с помоев воду.

Принял бы Михаил Ислам,
И, может быть, простили б,
Но русский богатырь упрям,
Его в орде казнили

И Юрий получил престол,
Но счастье на бесчестье,
На казнь и Кавгадый  пошел,
Дошли до хана «вести».

И князя Юрия убил
Димитрий Грозны Очи,
И хан убийцу не простил,
Разорван Дмитрий в клочья.

Сын Михаила Александр,
Узнав о смерти брата,
«Не стоит верить в чудеса!»
Он повернул обратно

О  ТЯЖКИ   ВРЕМЕНА

Брат погибшего князя Юрия Данилович (1325 г.) Иван Данилович, по прозвищу звищу  Калита много потрудился, чтобы Москва заняла достойное место в истории Руси, став собирательницей русских земель.

О, тяжки, тяжки времена,
Пожарища пылают, дым и смрад,
Подолгу ноги князя в стременах,
Враг далеко, и может, близок враг.

Под тяжким игом Русь стонала,
Не избежав небесной кары,
Среди родных врагов немало,
А тут еще литовцы и татары.

Так часто слышны стон и плач,
В орду толпу невольников ведут,
Над бренным телом тешится палач,
Вся жизнь в угаре дымном и аду.

Витает смерть на бранном поле,
Меч у груди, иль издали стрела,
И в доме собственном не ведаешь
покоя,
Смерть может поразить из-за угла,

Вселится в пищу, с чашею вина,
В кругу родных не дремлют тати.
«растерзанный клыками кабана».
Заколот в собственной кровати.

Судьба князей в руках у хана,
Плетется в ставке хана паутина,
Пытают здесь, казнят упрямых,
Залогом оставляют княжеского сына.

 А как врага наветы упредить,
Не знаешь, значит, обреченный,
За это нужно дорого платить.
Мурзам татарским, ханским женам.

Те тайного гонца в Москву пошлют,
И князю Калите известны планы,
В политике Иван известный плут,
И ждет врага конец бесславный.

Так нужно в ставке хана око,
Чтоб видеть все, знать обо всем,
Москва находится далеко,
В ней мирна жизнь, в Сарае бьет
ключом.

Ох, как хитер ордынский хан,
То когти спрячет, то покажет,
Но ловок Калита Иван,
И слово нужное и ласковое скажет,

А к слову золото приложит,
Хан жаден до добра, хватает и берет
И юных, нежных дев – наложниц,
Меха и жемчуг, воск и мед.

Все говорят, что князь богат,
Недаром и прозвали Калитой,
И княжит много, много лет подряд,
Москва нашла уверенность, покой.

Сюда товары разные везут,
Ремесла расцвели, торговля,
И множество людей осело тут,
Найдя защиту здесь и кровлю.

Глупцы князья единоверцы,
Когда казну  в мешках хранят,
Казна должна волчком вертеться,
И деньги новые и новые рождать..

Над этим пусть хлопочет голова,
Да и рукам всегда найдется дело,
Где нужны только льстивые слова,
А где-то нужны меч и смелость.

А золото берет свое и там,
Где меч с копьем бессильны,
И гостя слушает, и уступает хан,
Когда дары того богаты и обильны.

Вот и мелькает Калита
В Сарае частым нужным гостем,
Мошна Ивана не пуста,
Он деньги не проигрывает в кости.

На мелочи, напрасно не сорит,
Но а на дело денег не жалеет.
Молва мирская говорит:
Что золото надежно душе греет.

Пусть тяжек, холоден металл,
Оплачен муками и кровью,
Никто еще в народе не видал,
Чтоб мир оплачен был любовью.

Князь не прижимист, и не скуп,
Полна мошна его, не тает,
За деньги требует услуг,
И землю разорившихся скупает.

Пускай князья враждуют и дерутся,
Им не хватает светлого ума.
Ослабнут оба, разойдутся,
А к Калите земля придет сама.

Сегодня праздник у Ивана,
Наказан дерзкий князь Тверской,
Казненный по навету ханом,
Ему ль тягаться с городом Москвой!

ЮГО-ЗАПАДНАЯ  РУСЬ

Роман  Мстиславович  -  князь  Галицкий

Смерть Мстислава Великого привела в движение массы людей, ранее скованных единой крепкой рукой. Шла упорная война между Черниговским и Киевским княжествами. Отделилась и стала самостоятельным государством Ростово-Суздальская земля, где правил законный глава старшей линии мономаховичей Юрий Владимирович. Он по законам наследования того времени и должен был возглавить Киевскую Русь. Но этому противилась младшая ветвь мономаховичей – дети Мстислава Владимировича Великого: Изяслав, Мстислав и Роман. Перечислять все бесконечные столкновения не имеет смысла. Редкий князь умирал своей смертью.
Достаточно сказать, что в 1157 году сам Юрий Владимирович Долгорукий умер от яда.

Уход Великого Мстислава
В мир бесконечности незримой,
Оставил крепкую державу
Извне врагом неодолимой.

Зато внутри царит пожар,
И с каждым днем все больше, ярче,
Во власть вцепились, млад и стар,
Повсюду стонет люд и плачет.

Порядок прежний сокрушен,
Наследник – Юрий, брат Мстислава,
Врагами плотно окружен,
Ослабло княжеское право.

Забыв про мощь свою и удаль,
Оставил Киев златоглавый,
Своей столицей сделал Суздаль,
Оттуда править стал державой

Племянники и братья, внуки
За власть вцепились, плод так сладок,
И тянет руку Долгорукий,
Чтоб навести в стране порядок.

То там, то там возникнет сеча,
Отравят там, а там – убьют,
Сдержать бы выскочек, так нечем,
До всех и руки не дойдут.

Не ладятся дела с Романом,
Упрям, неукротим, как брат,
К нему не подступиться прямо,
Уселся посреди Карпат.

За киевский престол боролся,
Но понял, руки коротки,
Обжегшись крепко, откололся,
Уселся у Дунай- реки .

Свою политику ведет,
Ни перед кем не станет гнуться,
И Долгорукого не ждет,
Тому к нему не дотянуться.

ДАНИИЛ  РОМАНОВИЧ  ГАЛИЦКИЙ
ТОРЖЕСТВА  В  ГАЛИЧЕ.

Какие празднества, какое ликованье,
Кипит у Даниила кровь!
Ну, наконец, пришло признанье,
Отныне он Галиции король.

Он к этому так долго шел,
Обещана поддержка папы,
Друзей средь рыцарей нашел,
Сюда из Рима прибыли прелаты.

Он первый из потомков Мономаха,
Великого Мстислава внук,
С венцом на голове из злата,
Не испытал душевных мук,

Хоть вере предков изменил,
Теперь не православный, а католик,
Он чувствует прилив душевных сил,
И прежней нет сердечной боли.

Он пьет венгерское вино
За крепость Галицкого трона,
Пусть душу веселит оно,
И крепко держится корона.

На головах его детей
Вот Лев подрос, глаза сверкают,
А там еще растет Андрей,
Другие дети подрастают.

Уверен в действиях своих,
Хоть черный день идет с Востока,
Сегодня ветер с Запада утих,
К тому ж до Суздаля далеко.

КАВАЛЕРИЙСКИЙ  РЕЙД  ХАНА   БАТЫЯ  НА  ЗАПАД

Кавалерийский рейд на Запад Батый начал с нападения на Киев. 1240 год. В ту пору великим киевским князем был Михаил Всеволодович Черниговский, Послал хан Батый к Киеву одного из своих мурз – Менгу-хана. Последний осел в городке Песочном, вблизи Киева, и послал послов своих в город. Михаил Черниговский велел послов убить, а сам вместе с сыном бежал в Венгрию. Воспользовавшись
бегством  великого князя,  киевским престолом завладел князь Ростислав Смоленский, но ненадолго, Галицкий князь Даниил Романович выступил против
Ростислава, разбил его и взял в плен. Киев он поручил своему посаднику – тысяцкому Дмитрию, а сам отбыл в Галич. Тысяцкий Дмитрий и принял бой с ханом Батыем. Ожесточенно сражались киевляне, но были разбиты, Дмитрий был ранен, доставлен  хану и был тем пощажен за храбрость. Дмитрий и указал хану, где находится его господин. Далее Дмитрий двигался с ханом, служа тому военным советником.

Кто может задержать  движение Батыя,
Катит орда по миру напролом,
Чернигов пал. Покинут князем Киев,
Он защищаем тысяцким Дмитром.

Тому на стены некого поставить,
Монголы напряглись, и рухнула стена,
Штурм темнота заставила отставить,
А за ночь создана еще стена одна.

Но Киев взят, идет резня, грабеж,
Над городом витает черный дым,
Монголам грабить невтерпеж,
А впереди прекрасная Волынь.

Захвачен тысяцкий, предстал перед
Батыем,
На теле Дмитрия немало ран,
Обшарили глаза его косые,
Скрыть удивления не может хан.

Пред ним стоит обычный воин,
Широкоплеч, не великан,
Взгляд утомленный, но спокойный,
За храбрость пощадил ордынский
хан.

Какой меж ними состоялся разговор,
История о том не знает,
Но Дмитрий хану с этих пор,
В походах часто помогает.

Задержка в Киеве у хана небольшая,
Затем пошел через Волынь,
Опять деревни, города пылают,
И стелется тяжелый, смрадный дым

Лодяжну с ходу взять не мог,
Взят изяславский Каменец,
Князь Даниил, не чуя ног,
Бежал, оставил  Кременец,

Владимир Русский, что на Буге
Батый подвергнул грабежу,
Вчера враги, сегодня слуги,
Как провести средь них межу.

Князья из Болхова к примеру,
Без боя сдались хан Батыю,
Пусть говорят, что лицемеры,
Но власть и земли сохранили.

Волынь, Галиция, Галичина
Их вскоре города Батыем взяты,
А впереди прекрасная страна –
Красивы города, костелы и палаты.

Пришли монгольские послы,
Убили их, не думая, поляки…
Тумены Польшу всю прошли,
Разграблена столица Краков.

У Венгрии неважные дела,
Монголам бы развить успех,
Но, кажется, поспешность подвела –
В бою разбили хан Батыя чехи.

ДАНИИЛ  РОМАНОВИЧ – КНЯЗЬ ГАЛИЦКИЙ

1254 год. После нескольких удачных операций против небольших монгольских отрядов во главе с военачальником Куремсой, Даниил Галицкий столкнулся с опытным  темником Бурундаем. Бурундай легко разбил Даниила Галицкого и заставил его срыть повсюду крепостные стены, чтобы Галиция  и Волынь не смогли отделиться, став беззащитными.
Монголам дан решительный отпор,
Назад направилась орда,
Какой-тут может разговор,
Опять пришла в Галицию беда

Немногие удачные бои,
Подняли настроенье  Даниила,
Он вел полки теперь свои,
Уверенность почуя, волю, силу

«Мной будет восстановлен край!»
Но вот, решающая встреча,
Монгольский темник Бурундай,
Стал победителем в той сече.

Все города лишились стен,
Что значит, город без защиты?
Исход один – беда и плен,
Исход второй- беда, убиты.

ДАНИИЛ  ГАЛИЦКИЙ  В СТАНЕ  ХАНА  БАТЫЯ.

« В год 6758. Когда Могучий прислал своего посла к Даниилу и Васильку, бывшим в Дороговске, говоря: «Дай Галич!», Даниил сильно опечалился, потому что не укрепил городов своей земли, и, посоветовавшись с братом своим, сам поехал к Батыю, сказав : «Не отдам половину отчины своей, поеду к Батыю сам!»
( Из галицко-волынской летописи)
Страна родная, нет свободы,
Властитель, но без прав.
Закрыты выходы, проходы,
Власть хан Батый забрал

Один у короля остался путь,
Седлать коня, покинуть край,
Хоть в очи смерти заглянуть,
Но нужно посетить Сарай.

Иного выхода не видит князь,
То бишь, Галиции король
Пускай в Сарае ожидает казнь,
Пускай его прольется кровь

Он должен защитит потомков,
Он руку хана отведет,
Пусть будет с нищею котомкой,
Но жизнь свободную Галиция
ведет.

А может быть и ждет успех
Пусть власть и подневольная,
Такой мираж теперь у всех,
Но ведь живут довольные

Когда ему сопутствовал успех,
Как Ватикан тогда старался…
Все обещанья папы – блеф,
На зов о помощи  не отозвался,

В раздумье тянется дорога
Знакомое так изменило вид
Нетронутых окрестностей немного,
И головешка кое-где дымит.

Красу полей не замечают предки,
Живя средь ужасов войны,
А мир, покой бывали редко.
Земли красоты не видны,

Остановился в Киеве на отдых,
Молебен Богу отслужить,
Еще бы день побыть он смог бы,
Но жизнью нужно дорожить

Батый не любит опозданий,
И так придется много лгать,
Придумать массу оправданий
Чтоб ханский гнев хоть
Как ни будь унять.
А в Переяславле – татары,
Затем и встреча с Куремсой,
Увидел князь среди монголов
свары,
Сильнее стал болеть душой.

Ведь дьявол ими обладает,
И кровопийство, волшебство,
Что князя у Батыя ожидает?
Прошло сквозь это большинство

Один там голову оставил,
Другой вернулся с ярлыком,
Тот одолел, кто мог лукавить,
Кто лучше ладил с языком.

Вот и Сарай. Начало дня,
Повсюду в суете монголы,
Кто сбрую чинит, кто коня
Гулять пускает в чисто поле.

Кругом кибитки и шатры,
Рядами строго, как попало.
У входа к хану жгут костры,
В них пламя буйно полыхало.

Язычник хан, и многи боги:
Луна, ярило, куст, огонь.
Князь оробел, не держат ноги,
Падет на землю, только тронь.

Чтоб мысли гнусные ушли,
Его между костров проводят,
Потом, согнувшись до земли,
Он сам в шатер Батыя входит,

Шаг сделал, на колени стал,
И в ноги кланяется хану,
Потом по знаку хана встал,
И смотрит в очи ему прямо.

На одеялах тот сидит,
На нем одет халат парчовый,
Спокойно, тихо говорит.
О деле не сказав ни слова:

« Что раньше не был - это плохо,
Сейчас пришел, - то хорошо.
Прибыл сюда своей охотой,
Часть испытания прошел.

Ты вьешь ли наше молоко?
Кумыс ли пьешь кобылий?
На сердце князя нелегко,
Но сохраняет волю, силы:

«Кумыс я до сих пор не пил,
Но выпью, коли ты прикажешь!»
С кумысом чашу пригубил,
Потом всю выпил махом, сразу.

«Ты наш теперь – татарин,
Тут погости и отдохни,
Ты изучи свод наших правил,
Полезно проведешь тут дни…

И помни, князь, я не шучу,
Зарезан будешь, как баран,
Когда доносы получу,
Ты мой мурза, а я – твой хан.!»

Князь Даниил к Баракчинове,
Любимейшей из ханских жен,
Вновь унижения на слове,
И вновь на деле унижен.

К ногам приник, башмак целует,
Готов на все, чтоб уцелеть,
Он слышал, как она лютует,
Не одного послав на смерть.

Ведь до него Мстислав был
Рыльский,
Не то сказал, велел сам хан,
Без проволочек лишних,
Зарезан Рыльский, как баран.

«О, злее зла татаров честь.
Владея Киевом, Волынью,
Холопом пребываю здесь,
И вкус вина мне стал полынью»

Ярлык получен на княженье,
Отпущен ханом на Волынь,
Но не забудет унижений,
Нет, не рассеются, как дым


КОНЕЦ  РУСИ  СТАНОВЛЕНИЕ  РОССИИ

Москва стала богатым и большим городом. Таким его сделал Даниил Александрович и унаследовал Калита. Калита использовал связь с татарами, присоединяя небольшие княжества к Москве, кроме того он скупал вотчины разорившихся удельных князей. За годы его правления границы Московского княжества значительно расширились. Приобрел Калита и большой старинный город Ростов. При Калите в Москве стали действовать правила этнической терпимости. Подбор кадров производился не по этническим, а только деловым качествам.
На службу князю стали приходить и татары. Связующей силой стала православная вера. Для занятия должности  необходимо было добровольное крещение, для женитьбы на русской – тоже. В Москве стал располагаться и митрополичий престол. С этого времени Русь получила название «Святая», возникла великорусская державность.

Жесток, коварен князь Иван,
Он земли русские скупает,
За Русь монголам платит дань,
И алчность хана отвлекает.

Москва  представила уют,
Не из гордыни и тщеславия,
Сюда со всех сторон от бед бегут,
Людей объединяло православие.

Монгол, булгарин – все равно,
У всех пришедших – равноправие,
Коли Руси служить тебе дано,
Ну, что же, принимаешь православие.

На русской и жениться можно,
И процедура – так проста
Соединить  союз свой должно
Под сенью храма Господа Христа.

Молиться можешь и иному богу,
Но, если служишь лично князю,
Нет выбора служителю иного,
Святая вера служит прочной связью.

Жесток, коварен князь Иван,
Не будь его, и не было б России.
Возможно, нами долго б правил хан,
А наши женщины б чадру носили…

Я не могу все это воссоздать,
Но начиналась новая эпоха,
Под игом продолжала Русь стонать,
И слишком многим становилось плохо.

Богатый Новгород и Углич, Кострома,
Династии опора  Суздаль,
Не ими спасена великая страна,
Ни тверичей особенная удаль…

И не особенность каких-то городов,
Не выгода путей и положения,
Не будь Москвы, я утверждать готов,
Не было бы того  объединения.

Возможно, была бы Великая Литва,
Или Османская великая империя,
Но Богом суждено, чтобы Москва
Всем обездоленным открыла свои двери.

И пусть еще не мало будет бед,
Москва – великая основа.
Исчезнет лихолетья след,
Красой своей Москва блистает снова.

Объединенья путь простой,
Святая церковь стержнем стала,
И Русь с приставкою Святой
Становится Российскою державой.

СОЗИДАНИЕ

После смерти Ивана Калиты ( 1340 год) фактическим главой государства стал митрополит Алексей, из знатного боярского дома Плещеевых. Он имел поддержку со стороны большинства православных  московских людей. В качестве главы церкви он обладал реальной властью над всеми русскими князьями, без исключения. Между митрополитом Алексеем и ордынским ханом Джанибеком установились доверительные отношения.  Алексею удалось исцелить старшую жену хана Тайдулу, женщину необычайной красоты и выдающегося ума. До митрополита знаменитые арабские и персидские врачи, степные шаманы побывали у ложа царицы, но тщетно… Тайдула не забыла оказанной ей услуги и оставалась верным другом  московской митрополии, а, следовательно, и Московского княжества. При Алексее разыгралась свирепая эпидемия чумы, пронесшаяся по всей Европе и не оставившая своим вниманием и Москву. Полагают причиной эпидемии был труп больного чумой, заброшенный катапультой в осажденную Джанибеком  Кафу (нынешнюю Феодосию), бывшую одной из цитаделей генуэзцев.

Велик Иван, да дети слабы,
Хоть имена у них прекрасны:
Симеон Гордый – преемник славы,
И князь Иван, с прозваньем – Красный.

Они лишь символом служили,
Не тусклы были, и не ярки,
Ну, в общем, не мешая, жили,
Толковым отпрыскам боярским.

Хранима символом  Христа,
Митрополитом Русь ведома,
При Алексее жизнь проста –
Всяк на Руси живет, как дома.

Из рук, не выпуская узд,
Митрополит Руси владыка,
Пусть часто настигает грусть,
Но не было б большого лиха.

Ордою правил Джанибек,
В союзе с Симеоном Гордым,
Хан – добрый, честный человек,
В войне суровый и проворный.

Отбил попытку генуэзцев
Пройти в Поволжье. И в Крыму
Он осадил Кафу, без сердца
Там вызвал общую чуму.

И в град-Москву чума пришла,
И стало в городе просторно,
Порядок  строгий навела,
И умер князь Симеон Гордый.

Но вновь звонят колокола,
Москва богата, много люда,
Так быстро встала, поднялась,
И это ли – не Божье ль чудо!

Попытка Суздаля была,
Перехватить инициативу,
Война двух Дмитриев свела, *
Закончилось все добрым миром.

Меж Суздалем, Москвой союз,
Скреплен был княжьим браком,
И тишина пришла на Русь,
Князь суздальский стал другом,
братом.

Примечание: В 1366 году  война двух Дмитриев: Дмитрия Константиновича Нижегородского и Дмитрия Ивановича Московского
Закончилась примирением и браком Дмитрия Ивановича, победителя хана Мамая,  и суздальской княжны.

ЧЕРНАЯ  СМЕРТЬ

В 1353 году татарские кочевья в Причерноморье постиг джуд (гололедица). Начался массовый падеж скота, люди голодали. Чтобы спастись от голода татары  продавали своих детей генуэзцам. Генуэзцы с удовольствием скупали девочек и мальчиков для продажи их в рабство, в расчете на получение больших барышей. Узнав об этом хан Орды Джанибек страшно возмутился. По татарским понятиям получение рабов в виде военной добычи было справедливо, но наживаться на несчастье соседа в мирное время считалось аморальным. Войска Джанибека осадили сильную генуэзскую крепость Кафу (нынешняя Феодосия)Генуэзцы имели флот, у татар его не было.
Поэтому крепость для татар была практически неприступной. Тогда по приказу Джанибека катапультой на территорию крепости был заброшен труп, погибшего от чумы. Чума стала косить ряды осажденных, они оставили Кафу и отправились в Геную, по пути сделав остановку в Константинополе. В Европе  чума унесла более половины всего населения. Все остальное в стихах.

Предвидеть должен Джанибек,
Чуму в Кафу подбросив,
Что слаб пред нею человек,
Чума подряд всех косит.

Всех, без разбору, не щадит,
Ни малых и ни старых,
У смерти сердце, как гранит,
Не знает про усталость.

Кафа оставлена врагом,
И Джанибек доволен,
Изгнал врага, а что потом?..
Не медик он, а воин.

Ну, а чума гулять, пошла,
Добралась до Царьграда,
Быть может дальше б не пошла,
Да вот беда, досада.

Миграция случилась крыс
Из Азии в Европу,
И слуги смерти понеслись,
Проделав в Италию тропы.

Чума Италию прошла,
До Франции и Англии добралась,
Потом в Германию пришла,
Здесь ненадолго задержалась,

На север двинулась на Русь,
По Пскову славно погуляла,
Царят отчаянье и грусть,
И, наконец, в Москву попала.

Звонят и бьют колокола,
Печальный гул идет над градом,
След черный за собой вела,
И люди сыпались, как градом.

Чума собрала с бедных дань,
От ней досталось и богатым,
И как-то в утреннюю рань,
Вошла и в княжие палаты.

Сын Даниила Симеон,
В истории он назван Гордым,
Стал жертвою чумы и он,
Но москвичи держались твердо.

Ушла чума, а жизнь идет,
Москва звонит во здравицу,
О, чудо, русский наш народ,
Он и в беде прославится.

КУЛИКОВО  ПОЛЕ
Порядок наследования великокняжеского престола в Москве переходил от отца к сыну, а не так как это было в Киевской Руси, От брата к брату. Конфликт между Дмитрием Ивановичем, сыном Ивана Красного, внука Ивана Калиты и ханом Синей Орды Мамаем назревал. Конечной целью Мамая было расчленение Руси: западная отошла бы к Литве (Мамай вступил в союз с Литовским князем Ольгердом)  Он же послал на Суздаль  царевича Арапшаха. Тот устроил в Суздале и Нижнем Новгороде резню, после того как суздальские князья  были вырублены монголами на реке Пьянке. Любопытно, что суздальцы, вступая в бой, действительно были пьяны.  После этого произошло сражение московской дружины на реке Ворскле  с татарским  войском, под командой Бегича. Татары были разбиты наголову. Решающее сражение произошло на Куликовом поле в 1380 году.
 
Разнеслася весть, возвестила грусть,
По Руси Святой прокатилася,
Что пришел Мамай на Святую Русь,
Чтоб подмять, побить нашу силушку.

Он привел с собой рать несметную,
Подошел к брегам Дона быстрого,
Ты, о жаворонок, птица летняя
Поднимися ввысь неба чистого.

С высоты окинь славный град – Москву,
Силу русскую, рать Залескую,
Пусть трава-ковыль прочь несет тоску
В степи южные, половецкие.

Бури темные соколов несут,
В трубы трубит славный Серпухов,
А в Коломне Бубны громко бьют,
Мужиков зовут от сохи, серпов.

Сыновья Литвы – Гидеминовы
Князя Дмитрия зов услышали,
Клятвой крепкою, нерушимою.
Поклялись служить бойцы пришлые.

И под гулкий, колокольный звон
Новгородцев рать собиралася,
И под женский плач, стариковский стон,
К Дону быстрому отправлялася.

С устья Дона и Днепра реки
Поползли к Москве ложь – туманы,
Стаи волков уж совсем близки
Их ведет Мамай – басурманин

Полки русские и татарские
Тучей черною развернулися,
Сеча лютая, сеча страшная...
И татар орда захлебнулася.

И оружие побросали прочь,
Головы склонив под мечи.
И остатки их поглотила ночь,
У Непрядв - реки, у реки Мечи.

Трава кровию залита была,
Воронье кругом кружит тучею,
Три дня речкою кровь людей плыла,
Самой храброю, самой лучшею.

А Мамай бежал к Кафе – городу…
Горы трупов, как стога…
Слава бросила хана гордого,
Пировала Русь, победив врага.

ОЛЕГ,  КНЯЗЬ  РЯЗАНСКИЙ

Много сказано и много написано о Куликовской битве. Шли на битву разные люди, из разных городов, а возвращались с нее одни – русские.
Немаловажную роль для этой победы  оказалось  отсутствие в битве на стороне Мамая литовцев, возглавляемых Ягайло, будущим королем польским Владиславом. Он опоздал на один дневной переход, ведя  с собой 80 тысяч воинов. А помешал ему сделать это Рязанский князь Олег со своей пятитысячной дружиной. Дело было сделано, битва закончилась победой русского войска. Об этом далее:

Лик светел, чист, ясен князя взор,
Он никогда не замышлял измены,
Такой несправедливый приговор
На множество грядущих поколений.

Что было бы на Куликовом поле,
Поддержку, получив, великую Мамай?
Москву какая  ожидала б доля,
Как ликовал бы, радуясь, Сарай?

Спешил Ягайло к полю битвы,
Как не спешил, на сутки опоздал –
Не  результат вознесенной молитвы,
Олег Рязанский силой удержал

Была числом дружина небольшая,
Но лучшее, что было на Рязани,
Вначале думал «потрепать» Мамая,
Рязань освободить от дани.

Да нет, проведал князь Олег,
На Русь Ягайло двинул свою рать, -
Москвой неожидаемый набег, -
В ней не успеют воинство собрать…

Природный есть рязанцев дар –
Лавировать и укрываться ловко,
Литовцев обошел, нанес  удар,
Попал Ягайло в мышеловку.

Он войско развернул, рязанцев нет,
Он двинулся вперед, они напали.
Не оставляли за собою след,
Такого на Литве не ожидали.

Ягайло овладели гнев и ярость,
Не виден враг ему, неуловим,
Зато рязанцам раненым досталось,
Захвачен их обоз, а князь неумолим,

Их резали, как скот, бежала кровь
рекой.
Беспомощны, отпора дать не могут…
Как чувствовал себя  «герой»,
Идя к себе домой, в свою «берлогу»?

Да, что там говорить, он власти ради
Повсюду проливал чужую кровь,
Зарезал на пиру Кейстута – дядю,
Прославился убийствами король.

Но, а предательства упала тень -
Олег Рязанский миром не оправдан,                В истории России по сей день
О нем замалчивают правду

ЦЕНА  ПРЕДАТЕЛЬСТВА

Брат суздальского князя Борис и его племянники Василий и Семен использовали клевету и провокацию, стремясь поссорить  Дмитрия Донского с ханом Тохтамышем, сообщив ему  о том, что Москва и Рязань  хотят перейти на сторону Литвы – главного противника татар.
И это ему удалось. В 1382 г. Тохтамыш организовал  набег на Москву. Переправившись через Волгу и Оку, татары внезапно появились под стенами города. Дело было летом, когда боярские семьи, духовенство и воины уезжают в деревни. В Москве оставалась великая княгиня и митрополит Киприан. Киприан не был сведущим в военном деле, поэтому организовать оборону Москвы он не мог.

Цвела и ликовала Русь,
Разбив в бою Мамая,
А рядом с радостью и грусть
Погибших поминая.

Сто двадцать тысяч полегло,
Вернулось с поля тридцать,
И каждый город, и село
И плачет и гордится.

Но на Руси немало тех,
Кого можно купить,
Кто ради золота, утех
Мог душу заложить.

Чье имя следует предать
Анафеме при жизни,
И постоянно поминать
Врагов своей отчизны.

И злобу затаил Борис –
Брат суздальского князя,
В обман введен им Тохтамыш –
«Москвы с Литвою связью»

И Тохтамыш, все осознав,
В отъезде князь Московский,
Стремительно на Русь напал,
Со всем огромным войском.

В Москве сидел митрополит…
Великая княгиня.
Посадский мирный люд бурлит,
Услышав хана имя.

А воинов почти что нет,
С Донским ушла дружина,
Посадский люд за много лет,
Не видит господина.

И все бы было ничего,
Москве был враг не страшен,
И встретить было чем его
Со стен кремлевских башен.

Но люд пошел по погребам,
С вином и пивом бочки,
И к вечеру был каждый пьян,
Да прихватили ночку.

Митрополиту не унять,
Никто его не слушал,
Все продолжают пить, гулять,
Стремясь потешить душу.

Княгиня с пастырем бежали,
Но у родных ворот,
До нитки люди обобрали,
Пьянел, дерзил народ.

Спиртного выпит весь запас,
Посадские решили,
Что наступил тот самый час,
Поговорить о мире.

Чтобы посольство пропустить ,
Ворота приоткрыли,
А чтоб обратно их закрыть,
С пьяна о том забыли.

Итог подведен, завершен,
Враги в Москву ворвались,
Позорили, рубили жен,
И всех, кто оставались.

ПОЖАР В  МОСКВЕ
         1385-й  год

( примечание – В 1385 году, при Дмитрии
Донском сгорела дотла Москва, в том числе
и кромник - прадед нынешнего кремля. В том
же году в Москве была чума. Но город стал
строиться. Кремль решено было строить
каменный)

Стояла засуха великая и зной.
Жизнь от жары оцепенела.
Тучи обходили город стороной,
Даже птица певчая не пела.

Деревянный город, как уснул,
Душно в избах, душно и снаружи,
Хоть бы слабый ветер потянул,
Дождик…Ох, как дождик нужен.

А запел бы ветер голоском,
Поднимая в воздух, с подголосками,
Пыль, с хрустящим на зубах песком,
Серую, сухую пыль московскую.

Крыши и заборы, и листва
Пыльным покрываются налётом,
Днём любая улица пуста,
Даже птицы не видать полёта.

Капает смолою из сучка
Вечером, да и в ночное время,
Да из пересохшего стручка
Высыпается на землю семя.

И скрипит усохшее бревно,
Так что слышит его ухо.
А в колодцах показалось дно,
А в иных и вовсе стало сухо.

Да река мелка, еле течёт,
По утрам туманы не клубятся,
Солнышко не греет, а печёт,
От Ярила некуда деваться.

Псы лежат, свисают языки,
И надсадно часто, часто дышат.
Оголились в избах потолки,
Лишь под утро остывают крыши.

Пусты и белесы небеса,
Ни единой капли за полгода,
В желтый цвет окрасились леса,
Сбрасывают лист, как в непогоду.

И в бору колотится сердечко,
На земле коричневый настил,
Жарко, душно, словно в печке,
Двигаться по лесу нету сил.

Попрохладней в кромнике, у князя,
Все из дуба, в два обхвата стены,
У дверей, крыльца и коновязи
Воины дежурят во две смены.

Чуть прохладнее у Спаса на Бору,
В каменном Архангельском соборе,
Днём там можно видеть детвору,
Старых, да престарых богомолок.

Кара божья – странные болезни…
К вечеру полегчает немного…
Кратки стали службы и молебны.
Всепрощенья просит мир у Бога.

Слышит он, да ближе к люду бесы,
Двери приоткрыл и – у порога,
А пришла беда, от шалости ли
детской,
Может быть от вражьего поджога.

Ночь глуха. Оружием бренча,
Воины на страже, у ограды…
Мигом вспыхнул ярко, как свеча
Всех Святых, что на Посаде.

Без заклятий, да с нечистой силой…
Ни воды, ни сильного дождя…
Буря налетела и завыла.
Все старанья пропадали зря.

Бесы загудели. Разгулялись,
Но страшнее – вопли погорельцев,
Многие из них в огонь бросались,
Чтоб детишек вытащить горевших.

В Летописи есть о той поре,
К Богу обращение сначала:
«Город без остатка погоре,
Такова пожара не бывало»…

Далее: « То ти слывёт великий,
И  пожар, еже от Всех Святых»…
Да святые отвернули лики –
Всё сгорело – и огонь утих.

А на месте кромника – уголья, -
Славное наследье Калиты,
Сердце князя обливалось кровью,
Он бродил до самой темноты.

Та беда велика, не случайна.
Женщины рыдали, воем выли.
Времени не было на отчаяние,
Мужики – за топоры и пилы.

              *     *     *
Воскресает город из золы и чада,
На Неглинке сделана запруда,
Поднимают храмы, строится ограда,
Золотые всходы деревянных срубов.

                *      *      *
Пусть исчезнет кромник, избы - пусть.
Крепки русских руки, голова.
И без лишних слов  обойдется Русь.
Только слово было  бы – МОСКВА.

С этим словом возродится плоть,
О том кругом пойдёт молва…
Пусть оно растёт, славой обрастёт
На века звучит –славный град
МОСКВА.

Ну, а Дмитрию на месте не сидится,
Он сам надзор ведёт за  делом,
Решил – быть белокаменной столице
Чтобы свечою больше не горела.

ПРЕВРАТНОСТИ  СУДЬБЫ

Нападение Тохтамыша на Москву вызвало подъем антимонгольских настроений в московском княжестве. Московские бояре, быстро собрав дружинников, стали нападать на татарские отряды, которые были рассеяны по волостям, и уничтожать их. Тохтамыш, поняв, что приходится сражаться всерьез, немедленно снялся, оставил разоренную Москву, перебрался через Оку, по пути разграбил рязанское княжество,
и ушел восвояси. Выиграли от нападения на Москву только предатели.
Наследник Дмитрия Донского – молодой князь Василий был взят в Сарай заложником, Бежал оттуда, чтобы развязать руки отцу, попал в Литву, взят в плен литовским  великим князем Витовтом…

Победу Куликова поля
Московская пропила пьянь,
Опять послушны ханской воле,
Опять большую платят дань.

Орда Москве не доверяет,
Наследник Дмитрия Донского*
Заложником в ней пребывает,
И Тверь зашевелилась снова.

На Западе сгустились тучи,
Литва Великая под папой*
И только ждет удобный случай
Русь придавить когтистой лапой.

Отцу, чтоб руки развязать,
Чтоб мог тот принимать решенья,
Решил Василий убежать,
И ждал удобного мгновенья.

Побег удался, он ушел,
Не на Москву, на юг, к валахам,
С купеческим обозом шел,
И клялся именем аллаха.

Пути прямого ему нет,
Погоня по дорогам рыщет,
Он ложный ей оставил след,
Пусть долго-долго его ищут.

Пускай считают, что пропал,
Он с юга на Литву подался,
В Литве к Витовту в плен попал, *
Там на иконе князю клялся,

Что в жены дочь его возьмет, -
Условие было такое, -
Он выполнит, когда придет,
Но не найдет в Москве покоя.

С Софией Витовною брак*
Не оградит от посягательств,
Витовт России старый враг –
Не соблюдает обязательств

А тут еще и Едигей, *
С его стремительным походом,
И за спасение, скорей,
Обязан князь Василий Богу.

Примечания: Василий – сын Дмитрия Донского, ставший после смерти отца в 1389 году великим князем.
Витовт – великий князь Литовский, тесть кн. Василия, что не помешало ему захватить русские земли вплоть до современной Калуги.
Едигей – талантливый полководец, разгромивший Витовта в 1408 году.
В ответ на отказ Москвы платить дань, совершил стремительный набег на Москву, разграбил города Переяславль, Ростов, Нижний Новгород. Великий кн. Василий не готов был к отражению набега. Москву в очередной раз спасли смуты в самой орде, заставившие Едигея покинуть московские земли.

ПОХОД  ТАМЕРЛАНА  НА 
               МОСКВУ

Дмитрий Иванович Донской в 1389 году умер. Хан Белой  орды Тохтамыш подтвердил великое княжение сына Донского – Василия Дмитриевича, ожидая в преддверии столкновения с Тамерланом, иметь на своей стороне Московского князя. Но тому не хотелось участвовать в военном столкновении, слишком свежа была память разорения Москвы Тохтамышем. Хану пришлось рассчитывать только на свои силы. Хан сражение проиграл, но ему удалось удрать в Литву. Князь Василий, видя такой оборот событий, перешел на правый берег Волги и стал уходить. Тамерлан не стал его преследовать.

Не гром гремит, а пламя полыхает,
В дыму, пожарищах московские
границы,
Такого не бывало от Мамая,
Волнуется Московии столица.

Идет «Хромой» с несметной  силой,
Его поход опережает весть,
Позади войск вороны, да могилы
Познали Тамерлана власть и месть.

Армения и Грузия в развале, тьме,
В Сарае Тохтамыш посажен на кол,
Такого не предвидится во сне,
Такого не предвидит и оракул.

Против него попробуй устоять,
С такой силищей как бороться?
И где набрать такую рать,
Чтобы разбить такого полководца?

Не устояли стены крепостей,
Тимур преодолел крутые горы,
А тут лишь частокол из бревен,
без затей,
Мечи, да топоры, да руки голые…

У москвичей нахмуренные лица,
Ведь только что оправились от ран,
А тут, в двух переходах от столицы
Обосновался Тамерлана стан.

Звонят колокола, гремит набат,
Все молят богородицу: «Спаси!»,
Молебны  бесконечные подряд…
«Иисус Христос…Иже еси»…

И вдруг несется весть благая –
Тимур ушел, и нет следа,
В церквях, соборах Деву поминают,
Что ею от Москвы отведена беда.

Было ль действительно видение Тимуру,
Или он просто чем-то занемог,
Но только ранним утром хмурым,
Степь затряслась от конских ног.

Вздымалась пыль, и ржали кони,
Все ускоряя резвый бег,
Тимур бежал, как от погони,
Кровавый за собой оставив след.

ИСТОРИЯ

История – одна большая сцена,
Жизнь – несравненный режиссер,
Играют в ней попеременно –                Вражда, предательство, позор.

Что нравственность и доброта?
Обходят их государи – актеры,
Сожженные деревни, города,
И мертвых тел - холмы и горы.

Нам не судить деяния царей,
Величье их равно изъянам,
Насильем оскверняли дочерей
И резали сынов, как жертвенных
баранов.

Что суд земной? Что – божий суд,
Что жизнь сулит под небесами,
И жизнь сама, и смысл, и суть,
Как пыль, как прах под царскими
ногами.

УРОК  ДИПЛОМАТИИ

Сын Дмитрия Донского – Василий умер в 1425 году. Его брат – Юрий Дмитриевич отказался присягнуть племяннику – Василию Васильевичу и, не ожидая окончания похорон, поскакал в свой удел – город Галич,
собирать войска. Митрополит Фотий убедил его, что война не приведет к успеху. Князь Юрий решил использовать знакомство со знатным мурзой из орды Тыгиней и просить ордынского хана рассудить его с племянником, основывая свое право на завещании отца. Об этом далее:

Едва великий князь «помре»,
Чуть-чуть остыло тело,
Как вновь на княжеском дворе
Крамола песнь запела.

Князь Юрий, умершего брат,
Не ждал конца обряда,
Покинул в спешке стольный град,
С ним зависть скачет рядом.

А зависть подняла вражду,
Что долго мирно спала.
Князь отправляется в орду,
Чтоб власть ему отдала…

Но и бояре из Москвы,
Те то ж, не лыком шиты,
И в свою очередь пошли
Искать в орде защиты.

Князь Юрий долго говорил,
И речи нет конца,
О праве на престол твердил,
От брата, от отца…

И тут московский дипломат*
Ответствовал с учтивостью:
« По завещанью хочет брать,
А мы – по твоей милости!»

И хан обрадованным был
Их показной покорностью,
Престол московский присудил
Василию. Дар – вольности…

Примечание: дипломатом на суде был московский боярин Иван Дмитриевич Всеволожский, сказавший дословно: « Князь Юрий ищет великого княжения по завещанию отца своего, а князь Василий – по твоей милости»

НАСИЛЬЕМ  МИЛ  НЕ  БУДЕШЬ

Князь Юрий Дмитриевич из Галича был недоволен решением ордынского хана оставить Великое княжение за племянником Василием Васильевичем Московским и только ждал удобного предлога. И такой предлог нашелся в 1433, о нем:

Вердикт орды, он только лишь вердикт,
На йоту не умерил притязаний,
У дяди князя не унялся аппетит,
Хотелось власти над Москвой, Рязанью.

На свадебном пиру, как летопись гласит,
Княгиня – мать златой сорвала пояс,
Сказав, что пояс тот принадлежит
Самому князю Дмитрию Донскому…

На сыне Юрия тот пояс был одет,
Один вопрос возник: откуда взял?
Не мог его дарить почивший в бозе дед!
А значит, Юрий, князь его украл…

Да что там говорить, скандал был громким-
В украденном прийти на пир?
От осуждения не спрятаться в сторонку,
Но взорван был такой непрочный мир.

И Юрий Дмитриевич, пылая адским гневом,
К тому ж теперь, имея повод,
Войска свои собрал и двинул смело.
Племянник не готовым был к походу.
 
Со свадьбы, на коня, не подготовлен,
Но шел на битву без боязни,
Ведь на Руси с рожденья каждый воин.
Но, был разгромлен князь на Клязьме.

Великий князь Московский схвачен,
Под стражею отправлен был в Коломну,
И на Святой неделе – Святках
В Москву вошли из Галича колонны.

Но москвичи к государю бежали,
Добро бросая, семьи и занятия,
И победители столицу покидали,
Всеобщее почуяв неприятие.

ДВА   ВАСИЛИЯ

Князь Юрий Дмитриевич сумел еще раз победить племянника Василия,
захватить в плен и мать великого князя. Но вскоре умер.  Василий Васильевич  воссел на великом столе и взял мир со своими  двоюродными братьями. Мир оказался недолгим.  Василий Юрьевич, сын князя Юрия, иными словами сын родного дяди великого князя нарушил его, и с большим войском встретился с великим князем  при селе Скоретине. Им же было предложено перемирие до утра, но и здесь
двоюродный брат великого князя слова своего не сдержал и внезапно перешел в наступление. Это ему не помогло, он был разбит, взят в плен, доставлен в Москву и ослеплен.

Русь-матушка от Юрия устала,
Хоть в битвах показал себя героем,
Но смерть пришла, его уняла,
Ушел он в мир забвения покоя.

У князя Юрия не мирные сыны,
Что князь Василий, что Шемяка,
Не мирны у князей  и  сны,
Пока приходится терпеть. Однако,

Василий Юрьевич нарушил первым мир,
Такой тревожный, слабый и недолгий,
Пошел на Кострому он  набираться сил,
Спускаясь вниз по Матушке, по Волге.

Василий – князь Московский и Великий
Вблизи Скоретино Василия встречал,
Вход пущены мечи, булавы, пики,
Московский князь на брата осерчал.

Разбил его и захватил в полон,
В Москву без торжества доставлен,
Там по приказу князя ослеплен,
Незрячею калекою оставлен…

КНЯЗЬ  ДМИТРИЙ  ЮРЬЕВИЧ  ШЕМЯКА

Вынужденный внешне смириться, Шемяка, второй сын князя Юрия, двоюродный брат Великого князя Василия, продолжал мечтать о великокняжеском престоле, ожидая благоприятного момента. В истории Руси все перемены связаны с волнениями в орде. Там также шла непрекращающаяся борьба за власть. В 1438 году хан Улуг-Мухаммед, выбитый из орды, занял русский город   Белев. Хан Улуг хотел заручится поддержкой русских князей, но был разгромлен полками князя Шемяки, и ушел в г.Казань. Дети  хана пришли под Москву через год.  Все дальнейшее в стихотворении:

Как велико терпенье государя,
Шемяка воле князя вопреки,
Когда просили помощи татары,
Он бросил на Белев московские
полки.

А через год пришли Махмут с
Якубом, -
Великий князь беспечно пировал,
Надеясь на Шемяку, как на друга,
Помочь Шемяка в битве обещал.

Но не пришел, оставил одного,
С дружиной слабой, малой,
С великим князем рядом никого,
Предательства не ожидал он.

Василий был разбит и в плен попал,
Шемяка шлет посланников к татарам,
Чтоб хан Улуг его не отпускал.
Старанья князя не пропали даром.

Хан заломил огромный выкуп,
Жене и матери, послав нательный
крест,
Бояре к гласу князя были глухи,
Не хватит, и, собрав все золото окрест.

Пришлось на Русь вести ему татар,
И обещать им всяческие льготы,
Описана в дворах любая тварь,
Чтоб уплатить тот выкуп живоглоту.

Татар на службе князя очень много,
И недовольства на Руси рекой:
«Отрекся князь от истинного Бога!
Молитву хоть читай за упокой!»

Сквозь пелену времен проникнуть
сложно,
Особенным был православный мир,
На богомолье ехал князь, возможно
На Троицкий надеясь, монастырь.

Надеялся на стены, на устав,
Хотя к тому и впредь примеры были,
Что враг на монастырь напав,
Надеялся скорей всего на силу.

Шемяка взял Москву, жену и мать
У князя венценосного России,
Воинов под сеном спрятав, чтоб в
монастырь попасть,
Куда его монахи не просили.

Бежит Шемяка, воины за ним,
Монахи прячутся по кельям,
Перед врагом великий князь один,
С надеждами на Бога против хмеля.

В одежде инока, с иконою в руках,
Молил великий князь о милосердье,
Что пострижется…Будет он – монах,
Одно убежище ему осталось – келья.

Под клятву на иконе, сдался он,
Но в Троице монахом не оставлен,
Московский князь был братом ослеплен,
С женою в тихий Углич был доставлен.

Княгиню-мать сослали в Чухлому,
Шемяка мог бы праздновать победу,
Но Богу лишь известно одному-
Нарушив клятвы, ожидают беды. 

ВАСИЛИЙ  ТЕМНЫЙ

Ослепленный Шемякой Великий князь Василий бежал из монастыря в Тверь. Набрав войско он, заручившись поддержкой тверского князя,  в 1447 году победоносно возвращается в Москву и занимает престол. Но ему потребовалось еще несколько лет борьбы, чтобы окончательно низвергнуть Шемяку. В 1450 г. Шемяка был выбит из своей вотчины-
Галича и бежал в Новгород, где и скончался. По некоторым летописям
был там отравлен по приказу Московского князя Василия Темного.
Слепого князя величали Темным. За поддержку новгородцами Шемяки
Василий Темный с войском двинулся к Новгороду. Взяв приступом Старую Руссу, московские воеводы, отпустили основную рать. Осталось только около  200 воинов. И тут эти двести столкнулись с пятитысячным отрядом новгородцев. Московские воеводы нашли в таком трудном положении выход, приказав стрелять по лошадям. Одетые в броню, новгородцы валились под ноги собственных коней, не пытаясь вставать и сопротивляться. Мир был заключен в 1456 году на самых унизительных условиях для Новгорода.

Московский князь Василий
Темный
Таким в историю Руси вошел,
И вклад его в нее огромный,
И путь превратностей прошел.

Шемяка ожидал, что одержал
победу,
Когда его он ослепил.
Иначе все определило небо,
Всевышний князя защитил.

В святой обители был схвачен,
Такой неотмолимый  грех,
Путь Темного  прозрачен,
Все беды позади, а впереди – успех.

Кирилло-Белозерский монастырь,
Сюда приводят странника слепого,
Был поражен монахов мир,
Не помнил случая такого –

Митрополит Владимирский Иона,
Сам помогал в движении слепому,
То удостоит личного приема,
То иногда сопровождает к дому.

У стражников случился недосмотр,
Открытой долго оставалась дверь,
Через нее слепой пошел во двор,
Сумел сбежать оттуда в Тверь.

Сторонников немало у слепого –
Царевичи Касим, Якуб,*
Бояре биться за него готовы,
И выполняют множество услуг.

Шемяка оказался одинок,
Из вотчины, из Галича изгнали,
Путь для него закрытый на Восток,
Но новгородцы с честью принимали.

И это не прошло им даром,
Разгромлены были у Старой Русы,
Озарена была земля пожаром,
Хоть новгородцы были и не трусы.

Из вольных городов остался он один
К великокняжеской досаде.
Руси пришел на помощь хан Касим.
И город Новгород в осаде

Мир заключен, он вольность
Сохранил,
Хотя и в ней он ограничен,
С Москвой сражаться нету сил,
И сузились значительно границы

Примечания: Хан Касим и Якуб – сыновья Казанского хана. Касим верой и правдой служил Московскому Великому князю, за что ему был
пожалован городок на Оке, получивший название Касимов.

НАРЕЧЕН   ВО  МИТРОПОЛИТЫ

В 1438-1439 гг. вселенском соборе во Флоренции решался вопрос об объединении западной и восточной церквей. От Москвы там был митрополит из греков  Исидор. Но Русь не поддержала унию. В 1441 году  рязанский епископ Иона был «наречен во митрополиты»  не константинопольской патриархией, а собором  русских епископов. С решением такого вопроса исчезли все возможности  противостоять оплоту общерусского православия в лице Москвы.

От папы шли на Русь
с крестом,
За пазухою камень,
Вели себя, как со скотом –
О том людская память

Вначале манят калачом,
Опутав ложной сетью,
Потом орудуют мечом,
Секут тяжелой плетью.

У рыцарей мечи остры,
И дело свое знают,
На площадях горят костры,
Еретиков сжигают.

К тому ж, славяне – дикари,
Отступники, схизматы,
Что хочешь с ними сотвори
По повеленью папы.

Казнимы, веруют в Христа,
Но не желают папы,
Духовна вера их, чиста,
Ни в чем не виноваты.

И дело Божьего суда
Решать кто прав, кто нет,
А не идти с мечом сюда,
Неся нам «божий» свет.

            *   *   *
Москва шумела и бурлила,
В нее вернулся Исидор,
Служил иначе литургию,
Тем самым – вынес приговор.

Не Богу славу возгласил,
Начав во здравье папы,
Чем прихожан всех возмутил,
И сыплются проклятья.

Поход мирян на княжий двор:
«Над нами поп глумится!»
Посажен князем Исидор
В московскую темницу.

Но из темницы убежал –
Пусть все пути открыты.
Среди священников скандал:
«Где взять митрополита?»

А флорентийский договор
Москва не поддержала,
Собрала собственный собор
Московская держава.

Свой избран был митрополит,
Иона из Рязани,
Путь православию открыт
Московскими часами.

От унии воротят нос
Великий князь и люди:
Отцова вера – весь вопрос,
Кто изменить принудит?

Что Запад русскому сулил?
Ярмо, соху, лопату,
Да чтобы верил свыше сил
В непогрешимость папы!

ГОСУДАРЬ  ВСЕЯ  РУСИ - 
ИВАН  ТРЕТИЙ
Наследие, полученное старшим сыном Василия Темного – Иваном Ш Васильевичем, было завидным. Все русские князья фактически находились в полной воле  московского князя, семейные межусобицы исчезли, а угроза со стороны Золотой Орды практически исчезла. Ивану только и оставалось покорить непокорную вечевую республику – Новгород, что он и сделал. Русь была объединена.

Так постарел и ослабел Сарай,
Крым отошел и отошла Казань,
Москва – такой богатый край
Давно орде не платит дань.

Печально на душе Ахмата,*
Он собирается в поход,
Москву ждет тяжкая расплата,
За все расплатится народ.

У хана сердце кровоточит,
В союз он Новгород включил –
Тот власти княжеской не хочет,
А биться одному – не хватит сил.

Силен стал православный мир,
Его не тронешь в одиночку,
Король есть Польский Казимир,
Хоть временный союз – непрочен.

Но и Иван не лыком шит,
Его союз с Менгли-Гиреем*
Им превращен в надежный щит,
Напасть пока Сарай не смеет.

Крым для Сарая – в сердце нож,
Менгли-Гирей силен, богатый,
По телу пробегает дрожь
У хана Золотой орды – Ахмата.

Чтоб вражьи замыслы сорвать,
Не дать ему собраться с силой,
На Новгород Иван бросает рать,
А с нею князя Даниила*

А с князем Холмским – Данияр
С отрядом легким и летучим,
Из лучших лучников – татар,
Нависли над врагами тучей.

И повстречались на Шелони*
Родные, верой не едины,
Смешались в кучу люди, кони,
Златые кудри и седины.

Литва на помощь не пришла,
Не оказала помощь Польша,
Победу празднует Москва,
И вольницы нет прежней больше.

Иван сказал врагам сердито:
«Вам больше рати не держати,
Посаднику теперь не бытии,
И вечу больше не звучати!»

И колокол великий, вечевой
Великий Новгород покинул.
Теперь во граде мир, покой,
Перед Москвою гнет он спину.

Хоть оставался хан Ахмат.
И впереди была «Угра»,*
Но не звенел в Москве набат,
Большая кончена игра,

И Русь единым стала полем,
В Литве и Польше стало тихо,
И все князья послушны воле,
И навсегда уходит иго.

Примечания: Хан Ахмат – последний золотоордынский хан, пытавшийся безуспешно бороться с Москвой.
Менгли-Гирей – Хан Крымской орды, враг хана Ахмата и надежный союзник Ивана Третьего.
Князь Даниил Холмский – лучший полководец Московского князя Ивана Ш.
Данияр – Касимовский царевич, принявший участие в походе на Новгород в составе московского войска.
Шелонь – река, на берегу которой произошла битва москвичей и новгородцев.
Угра – река, по обеим берегам которой стояли московское войско и войска золотоордынского хана Ахмата, закончившееся уходом хана и
концом татаро-монгольского ига.

СТОЯНИЕ  НА   УГРЕ

На севере леса, на юге степь,
Меж ними четкой нет границы,
Дозорные холмы, чтоб местность
оглядеть –
Не прутся ли на Русь опять ордынцы.

В небесной синеве орлы парят,
В густой траве укрылось все живое,
О местности подобной говорят,
Что это мир отрады и покоя.

В степи течет ленивая река,
Вдоль берега стеной рогоз, осока,
Хотя Угра не слишком широка,
На большем протяжении – глубока.

Никто и никогда не наводил мосты,
Есть отмели на ней и броды,
Река, естественно, не чудо красоты,
Она – не колыбель народа.

Как туча черная посунулась орда,
Чтоб наказать Москву – не платит
дани,
Опять на Русь надвинулась беда,
Пора идет смертей и тягостных
страданий.

Собрал все силы русские Иван*
И встретил на реке Угре монголов.
Воочию узрел татарский хан,
Что Русь сразиться с ним готова.

Ни та, ни эта не готова сторона,
Реку преодолеть, на смерть сразиться,
Мощь той и той отчетливо видна,
Река Угра стальной легла границей.

Монгольские то тут, то там дозоры,
И редкий слышен посвист стрел,
Как будто страхом скованы просторы,
Орел, и тот, куда-то улетел.

По вечерам шум слышен за рекой,
И храп коней, пасущихся на воле,
Глухая ночь, одна несет покой,
Но неспокоен ночью воин.

На берегах реки стоят ни день, ни два,
И друг за другом зорко наблюдают.
Перед врагом не дрогнула Москва,
А хана силы постепенно тают.

Край солнышка багрового взошел,
Купаясь в облаках белесого тумана,
В движение монгольский стан пришел,
Шли на Сарай по повеленью хана.

Ушли враги, опять воскреснет степь,
Хотя поникли и помяты травы,
Но, главное, ушла отсюда смерть,
Нет урожая тел кровавых.

По всей Руси звонят колокола,
Весть об Угре сюда домчалась мигом,
Ликует Русь, ликует вся Москва –
Дождались, наконец, исчезло иго.

СМЕРТЬ  ЧАРОДЕЯ

При дворе великого князя Ивана Ш состоял в качестве врача ученый еврей Леон
из Венеции. В начале 1490 года опасно заболел старший сын великого князя. Врач
стал лечить больного прикладыванием горячих «сткляниц» и разными травами. На
вопрос великого князя, выздоровеет ли больной, врач дал неосторожный ответ:
«Я твоего сына непременно вылечу, иначе вели меня казнить!» Вскоре больной
умер, Иван Васильевич велел казнить еврейского врача публично. Всем евреям было
велено убраться из Московии.

Как тяжек колокола звон,
Палач на лобном месте,
Толпа растет со всех сторон,
Как в квашне бродит тесто.

Все тянут голову вперед –
Увидеть чародея.
Такого не видал народ:
Казнят врача еврея.

Царев читается указ:
Казнить врача Леона,
От рук его на этот раз
Погиб наследник трона.

Когда тот тяжко заболел,
Лечил больного травами,
И познакомиться успел
Он с варварскими нравами.

Лечил больного, что есть сил,
Надежным путь казался,
Одну ошибку совершил –
Своею жизнью клялся,

Что жизнь царевича спасет, -
Простым казался случай,
Врач ожидал, придет почет,
Отвалят денег кучу.

Но жребий вытянул пустой,
Хоть был надежен номер,
Смерть срезала своей косой,
Царевич взял, да помер.

Врач тяжких пыток испытал,
Осунулся, поник,
Здоровьем, свежестью блистал,
Теперь – седой старик.

Вокруг враждебная толпа,
С веревкою на шее
Он перед ней. Толпа глуха
К страданиям еврея.

Окончен путь, пришла пора,
Стенанья его глухи,
Глава под сталью топора
Свалилась с громким стуком.




ШАПКА МОНОМАХА

Не из пустых словес и не из праха
Поляне, смоличи, древляне, кривичи
Веками создавали шапку Мономаха,
И первыми ее носили Рюриковичи.

В степенной книжице московский князь,
Хоть нет тому подробных пояснений,
С Октавианом Августом имеет связь.
Праправнук он по происхождению.

Ту связь по женской линии, незримую,
Брак закрепил с царевной византийской,
Отсюда и Москву назвали третьим Римом,
Орел двуглавый в гербе стал российском.

И корни Рюрика слились, переплелись
С корнями византийского престола,
Привились на Руси и ярко расцвели,
Став русской государственной основой.

Из-под татарского  ярма, в потемках, -
И это далеко не красные слова, -
Великих киевских князей потомки
Создали город с именем Москва.

Он строился не сразу, по крупице,
К нему тянулся люд со всех сторон,
И сделался державною столицей,
Под гул набатов, колокольный звон.

И ратным делом, и моленьем Богу,
Вокруг огромного Московского кремля,
Водицей – по ведру, землицей понемногу,
Рождалась и крепилась Русская земля.

От поля Куликова до битвы на Угре
Прошло немало и немного, а столетие,
Рекою кровь в стране лилась везде,
Назвали  предки время – лихолетьем.

Служила церковь Рюриковому дому,
Сам архиерей  Ростовский Вассиан,
Как Радонежский Дмитрию Донскому
Служил. Его ценил великий князь Иван

Не сладко доставалось предкам нашим,
Немало было их уведено в полон,
Пылали города и зарастали пашни,
Над Русью плыл набат и похоронный звон.

На территориях пустынных и огромных,
Посады строились и храмы слободские,
И становились под Московские знамена
Полки рязанские, смоленские, тверские.

Рождались новые бойцы и воеводы,
Москва не только не платила дань.
Набеги делала, военные походы,
Теперь ясак платил Ивану хан.

Об этом нужно помнить нам, потомкам,
Вся сила наша в единении,
Коль роетесь в истории в потемках,
Не допускайте вредных искажений

ВАСИЛИЙ  ТРЕТИЙ

Последние пять лет
Великий князь Иван не правит,
В боярской думе его нет,
И Бога он не славит.

Он тяжко, тяжко занемог,
И ходит еле-еле,
Почти не чует своих ног
Проводит дни в постели.

Монахи, черницы вокруг,
Пришли с Палеолог, *
Служить им службу не досуг,
Прогнать он их не мог.

Кружат, как стая воронья,
Все ждут его кончины,
Ведь изо рта его не зря
Воняет мертвечиной.

Указы именем его
Идут по всей России,
А правит Русью за него
От Софьи сын – Василий.

Орда распалась и Россия,
Приняла Псков, Путивль, Рязань,
Чернигов присоединила,
Но крепко держится Казань.

А чтобы избежать беды,
Селил князей в столице,
Здесь четко видятся следы,
Прижать…угомонится.

Служивых много при дворе,
Сословие – дворяне,
С оружьем должен, на коне –
Оброк несут крестьяне.

Свидетелем Василий был,
Сынок  Ивана Третьего,
Как хан ордынский уходил,
Коня ударив плетью.

Уходит рабство из Руси,
Его не создавали,
Рабов в России не ищи,
Людьми не торговали.

Все б ничего, да вот беда,
Василий – богомолен,
Митрополитом иногда,
Он просто не доволен.

Перечит старец – Вассиан,*
Москве желая блага,
Сосредоточье знаний – храм,
Но убежденья – слабы.

Вопросы веры – это быт,
Вся жизнь страны, политика.
А, если ересь победит?
Но в разуме – есть критика,

А разум слабым душу рвет,
Воротят нос от разума,
Еретиком мудрец слывет,
Покончить с ними разом бы!

А Патрикеев Вассиан
За мирный путь решения,
Митрополит зело упрям,
И нет ему спасения.

Пылают по Руси костры,
На них горят невинные,
Слова мудрейшего просты?
«Не судят Божьим именем.

А если совершен был грех,
Был редким и случайным,
Не нужно осуждать на смерть,
А нужно ждать раскаянья

Промчались смертью по уму,
Внук князя, ведь недаром,
С невесткой брошены в тюрьму,*
Не избежали кары.

Красавицу нашел одну
Князь, славную, приветную,
Оставив первую жену, *
За то, что та бездетная.

Не обошел и этот факт
Митрополит упрямый,
Ну, вроде бы, и не дурак,
Сам роет себе яму.

За вероломство осудил
Против князей черниговских, *
Ну, одним словом, досадил
Великой княжьей милости.

Дурман растет и вдоль, и вширь,
Сам пастырь Вассиан
Заточен в дальний монастырь,
И жизнь окончил там.

Но время тикает, не ждет,
Скончался князь Василий,
А сыну третий год идет…
Смерть Глинскую скосила.*

Примечания:  Палеолог Софья – византийская принцесса, ставшая женой Великого князя Ивана Ш.
Вассиан Патрикеев – митрополит всея Руси.
В тюрьму по подозрению в ереси были брошены  невестка великого князя  Елена  Волошанка  и его внук Дмитрий, там они и умерли.
Первой женой великого князя Василия Ивановича  была Саломония Сабурова. Соломония негодовала, но великий князь был непреклонен.
Князья Черниговские – потомки  князя  Дмитрия Шемяки. Они получили охранную грамоту, приехали в Москву и были вероломно заключены в тюрьму. Вассиан Патрикеев осудил этот поступок Василия
Ивановича, как нарушение честного слова, недостойное христианина.
Глинская Елена – вторая жена великого князя Василия Ш, мать Ивана
Грозного, который находился при матери, и которая внезапно умерла в
1538 году. Подлинная причина ее смерти не известна. Сам Василий Ш
умер в 1533году.
БРАТИЕ, СЛАВЯНЕ

Братие, славяне, возлюбим друг друга!
Мирной и покойной будет вся округа!

Братие, славяне, мы – одного корня,
Соловейку - птаху баснями не кормят,
Чтобы словесами не растлили душу,
Славословья недруга лучше бы не
слушать.

Братие, славяне, что не поделили?
Ведь разладье наше убавляет силы.
Что мы рыщем в поле, аки волки серы,
Ведь в церквях не ладан, а воняет
серой!

Братие, славяне, злы мы, как собаки,
Будут в нашем доме и бои, и драки!
Братие, славяне, перепутав цели,
Мы не дев голубим, а путан с панели,

Ум нами потерян, мы во власти дури,
Братие, славяне, ожидайте бури!
Братие, славяне, глупость допускали,
На свои просторы мы врага пускали.

Наши предки, братие, сраму не имели,
Показали в битвах честь свою на деле,
Братие, славяне, если будем вместе,
Не утратим славы, не уроним чести.

ЦАРСТВО МОСКОВСКОЕ

ЕДИНСТВО
Вместо предисловия

Дружина, как кулак един,
И каждый в ней – отважен,
Гремело – « Русь не посрамим,
Костьми за землю ляжем!»

Князь первым среди первых был,
Чужак не видел спину,
Он перед боем говорил:
«Погибший срам не имет!»

Бойцы сражались, словно
львы.
Князь посылал врагам –
« Готовься!  Я иду на вы
Мне слава дорога!»

Ходил на Волгу, на хазар,
Сражался с печенегом…
Поход на запад, на болгар…
Вся жизнь прошла в набегах.

И долго б мир мутил герой, -
И к злобе, и к досаде,
Но, возвращаяся домой,
Сам угодил в засаду

Пробит стрелой его шелом,
Труп извлечен на берег.
Отделан златом, серебром
Был Святославов череп.

В широком поле брошен прах, -
Друзей не пережил, -
Князь печенежский на пирах
Из черепа мед пил.

Просторы русские полей
Родят из года в год
Дружинников – богатырей,
И весь честной народ.

Летели чередой года,
Пришли иные люди,
Потомкам памятно всегда
Сражение на Чуди.

У русских удаль бьет ключом,
Меч Александр подымет,
И грозно – «Кто придет с мечом,
Тот от меча погибнет!»

Как только ослабеет власть,
По всей Руси – несчастье…
Кто посильнее, станет красть
Повсюду сразу распри.

Пришел владыка – молодец,
И мы – опять едины,
И распрям наступил конец,
И мы – непобедимы!

Церквей неугомонный звон,
Русь строится, все – сыты.
Пусть враг грозит со всех сторон,
И мы не лыком шиты.

В сражениях, победах
Ковалась, крепла Русь,
Терпела от чужих набегов
И от своих – печаль, да грусть!

С врагом схватился Пересвет,
Монгол – горой, да наш не трус,
И видел весь крещеный свет,
Как бился храбро рус.

Прошли года и снова рать,
Пришла на Украину.
Европа не могла  унять,
Подставив Карлу спину.

Слова Петра в рассвете синем,
На Ворскле, под Полтавой:
«Что царь, была б жива Россия!»
Победа была  славной.

Француз Европу покорил,
Преграды нет господству,
И аппетит не проходил,
Пришел незваным в гости.

Но Бонапарта ждал конфуз.
«В Москве, но с тощим пузом, -
Еще попомнит  нас француз, -
Сказал, смеясь, Кутузов, -

Я силой русскою горжусь,
Терпеть – совсем немного,
Сам побежит в Париж француз,
Коли найдет дорогу.

Пора б понять ему давно,
Что к нам приходят с миром.
А нет, - помилуй Бог, - в гавно
Его свинячим рылом!»

Опять орда…опять Москва,
И немец у ворот…
И камнем падают слова –
К нам зверь пришел, урод.

И помнятся слова простые, -
Нависла над Москвой беда, -
« Велика Матушка -  Россия,
Да отступать – то некуда!

Едины - в радости, беде,
Страна от моря и до моря,
И Родина была везде,
О Родине никто не спорил.

Теперь о прошлом говорим
Мы с затаенной грустью.
И если плохо, то твердим
Что виноваты русские.

Вина похоже велика…
Измерить крайне сложно,
Ведь жили в нищете века,
И жизнь, не жизнь, возможно

И пикнуть, и вздохнуть не сметь,
И смерти тихой рад.
Косила миллионы смерть,
Жизнь похожа на ад.

Обиды эти ни к чему,
Не нужно оправданий,
На Украине и в Крыму
Не перечесть страданий.

Похоже, крыша поплыла
Мы корня одного – славяне,
Я русским был, да вот дела –
Теперь я – россиянин!

ДЕТСТВО  ИВАНА  IY

В 1533 г скончался государь всея Руси Василий Иванович Ш, оставив жену Елену Глинскую и трехлетнего наследника престола сына Ивана.
Находился ребенок при матери. Через пять лет (1538 г.) умирает внезапно Елена Глинская. Причина смерти неизвестна. Есть предположения, что она была отравлена. О том косвенно можно полагать  по факту расправы с ее фаворитом князем Иваном Овчиной, которого замучили до смерти. Для управления государством до совершеннолетия государя была организована коллективная регентская группа из знатных бояр, во главе этой коалиции стояли князья Шуйские. О поведении бояр по отношению к наследнику можно судить по факту его ненависти к Шуйским после совершеннолетия. Практически Иван Грозный перевел весь этот род. Вернул вотчины оставшемуся в живых и где-то скрывавшемуся до благоприятного случая Шуйскому Василию, но это много лет спустя.

Что вырастет, когда ухода нет,
Или садовников с десяток, вкусы
разны?
Урод ли тогда явится на свет,
Или сорняк колючий, грязный?

А если сорняку преграды нет,
Он доброе вокруг себя заглушит.
А если он растет не год, а много лет,
Не стоит ожидать, что станет лучше.

Ему три года, мать балует его,
Ну, как никак, он станет государем,
Лишенный резвости и детского
всего,
Правитель в юности сознаньем
старый.

Мать умерла, ему лишь восемь,
И рядом нет ни близких, ни родных,
Ему дают, что душенька попросит,
Казнить он может мертвых и живых.

Он бог живой, но воспитанья нет,
Вокруг толпятся думные бояре,
И каждый оставляет грубый след
В душе ранимой, хрупкой государя.

Среди бояр так расцветает зло,
Струями едкими так разъедает душу,
Пусть не созреет, но уже взошло,
Была бы мать, не дала б слушать.

Хоть юн, но он – великий князь,
О чем сегодня думают бояре?
Ведь завтра он познает силу, власть,
Огромные, без меры, государя.

Ну, скажем, Шуйский, князь Иван,
Пришел и на постели развалился,
Прощенья нет ему, пускай, он пьян,
Пред государем он не повинился.

Недобро зыркнул в сторону нахала
Ребенок – царь, и прекратил игру,
Но в душу юную так глубоко запала,
И ярость тайная вздымает, давит
грудь.

Пройдут года, но не забудет царь
Проступок Шуйского, и в ярости
немея,
Ивана нет в живых, но государь
Велит казнить старейшего – Андрея.

И будут говорить: Царь грозен, дикий,
Потоком будет литься кровь,
Но были воспитатели безлики,
Забыли, воспитуя, про любовь.

И в слабости он подотчетен Богу,
И стоит только Бога попросить,-
Пусть будет им убито слишком много,
Пусть и невинных,- Бог его простит.

ГРОЗЕН  ГОСУДАРЬ

Крут и деспотичен был государь к своим подданным. Это касалось и простых и знатных, и близких, и жен, и даже детей. Старшего сына своего Ивана царь убил ударом посоха в висок в великом гневе из-за пустяка. Заставил государь и принять яд своего двоюродного брата князя Старицкого, с которым он гулял  и играл вместе. Познали его ярость и многие из его жен.

Иван Четвертый грозен был, -
Тому была причина, -
Врагов, друзей своих казнил,
Чем  и прославил имя

Бежали за рубеж друзья,
Иного нет спасенья,
Стонала русская земля
Грехов во искупленье.

Опричники терзали плоть,
Страны едва окрепшей,
Казнить и массово пороть
Сермяжных и сердешных.

На Юг бежали, на Восток,
На Дон, за Днепр и в Сечь,
Хоть путь опасен и далек,
Но лучше в землю лечь,

Чем пытки страшные терпеть.
Напрасно и безвинно,
За веру, правду встретить смерть
Позорную, обидно.

Отцом убит был старший сын,
В припадке страшном гнева,
Всевышнего просил молить
Царь пресвятую деву.

Он умолял его простить
Монахов Белозерья,
Грехи, что сделал, отпустить
В беспамятстве, безверье.

«Даруй, Отец Святой, - писал -
Моему окаянству»
Дары свои перечислял
С завидным постоянством:

« На корм всем инокам, монахам,
 да за ворота нищим,
На масло для больших лампадок,
И на иную пищу»…

ПОГАНАЯ (ГНИЛАЯ)  ЛУЖА.

Так называлась площадь около лужи, издававшей зловоние. Лужа  та прославилась тем, что около нее производились массовые казни.  В  1504 здесь пылали костры, на которых сжигали еретиков. Существовала  эта лужа  и во времена Ивана Четвертого Грозного. 25 мая 1570 года здесь произошли массовые казни. Процитирую автора, так называемого Пискаревского летописца: «царь повеле казнити дияка Ивана Висковатого, по суставом резати, а Никиту Фуникова, дияка же варом обварити, а иных многих розными муками казниша. И всех 120 человек убиеша»… Этой массовой казни предшествовала опричнина, когда опричники, - организация которую создал и финансировал государь, - в масках, врывались в имения неугодных царю бояр и дворян, грабили, убивали  и пытали. Считать опричнину проявлением деспотизма царя наивно. Казнить десятки тысяч невинных людей преступно. Методы устрашения царя Ивана ужасны, но действия были направлены против феодальной раздробленности.

Потомок князя Калиты
И внук Ивана Третьего
Боялся в детстве темноты,
Потом – боялся смерти.

Она ждала его везде,
Он уклонялся ловко,
Была в напитках и еде…
Так,  разные уловки…

Немало зла творили встарь,
Примеры так разительны,
И стал надежа-государь
Жестоким, подозрительным.

И основания были,
И наблюденья личные,
И мысли дельные пришли,
Основой, став опричнины.

Такое детище царя,
Пути простые, сложные,
Его сподвижники не зря,
Царя прозвали Грозным.

 Единою казалась Русь,
Удельно – феодальная,
И гнев царя, тоска и грусть,
Основа изначальная.

Что ни боярин, то – удел,
Да силушка – немалая,
Боярин от того и смел,
«Рука» не доставала.

А Новгородская земля?
А Старицкого княжество?
Права какие у царя,
Через суды – сутяжество?

А была земщина еще,
И дума знать боярская,
Монастыри уже не в счет,
Нет права на них царского.

Как это все соединить,
Да дать другим понять,
Не цель, кого – то там казнить,
Служить заставить знать.

Опричник, то иная стать,
Под разною личиной,
Скрывалась княжеская знать,
А может быть, - купчина.

Знатнейших княжеских родов,
Романовы, Глинские,
Мстиславские, с боярских слов,
А двое – Трубецкие.

Измены видел царь Иван
В оплошности простой,
Не то сказал, когда был пьян,
Заигрывал с Литвой…

Не все роды, не всех подряд,
Лишь тех, кто был опасен,
Хоть Старицкий умом и слаб,
Но для боярства – «красен».

Царю двоюродный был брат,
Ну, как казнить открыто?
Иван заставил выпить яд –
Убийство – шито-крыто!

Потом он взялся за дьяков,
На взятках разжирели,
Но план замыслил он такой,
Враги – окаменели.

Царя был замысел такой, -
Бессонной думал ночкой:
Котел, наполненный водой,
Объемом в две-три бочки.

Пылают жаркие дрова,
Вода бурлит ключом
И государевы слова,
О том кто брал, почем?

Согласно царского указу
Взялись за виноватого –
Главу посольского приказа,
Ивана Висковатого…

За ним подъячие, дьяки,
Кто земством прежде правил,
Их кражи слишком велики,
Всяк крал добро, лукавил…

Исход суда для всех один,
Будь дьяк ты, иль подьячий,
Большой в приказе господин,
Слепой ты, или зрячий.

За руки, ноги привязав
Пеньковою веревкой,
Палач  виновных опускал,
Не быстро, внешне ловко.

Обварен дьяк, истошный крик,
На всю гнилую лужу…
Замолк обваренный старик,
Другим сигналом служит.

Всего сто двадцать человек,
Те казни испытали,
И летописцы грозный век,
Страшась, но описали.

Бояр казнил, казнил дворян,
Простому плохо люду,
Погибло больше всех крестьян,
За что? Представить трудно.

ОСТАЛСЯ  С  НОСОМ

Когда дьяку проситель взятку нёс
С прошением своим, или доносом,
Ту взятку называли словом «нос»,
Не дал её – «остался  с носом»

Теперь условия совсем не те,
Канули в прошлое все дьяки.
Но по душевной простоте
Остался с носом взяткодатель

ЭТО  БЫЛО  НА  СВИЯГЕ

Перед Москвой стояли две проблемы: отношение с Западом ( страна была лишена выхода к морю) и укреплением границ на Востоке. Там соперником Москвы была Казань. Нередко казанские мурзы совершали набеги на пограничные русские земли, уводя в полон людей. Ниже в стихах сказано об историческом факте подготовки Иван IV к войне с Казанью

Шёл спор между Москвой - Казанью,
Одержит верх Москва, или Казань?               
Кого на этот раз обложат данью,
Иль будет гибель, а не дань.

С востока не идут в Москву товары,
Казань стоит стеной на их пути,
Считают барыши казанские татары,
Дороги их купцам не обойти.

По гриднице шагает царь Иван,
Лик хмур, на лбу собрались складки,
Опять дерзнул казанский хан,
Свои установить порядки

На смежных землях. Осмелел,
Считая, что ослабла Русь
В печальной веренице распрей, дел.
«Нет, брат, шалишь,… я доберусь,

Почувствуешь еще Москвы десницу,
Но нужно не спешить, а тайно,
Чтоб хан не успевал стянуть войска к
границе,
О плане, не узнав моём, случайно.

Немедля Грозный издаёт указ такой,
Дьяку, Ивану Выроднову:
«Ты град под Угличем построй,
Чтоб избы по весне были готовы.

Построй детинец, бани, божий храм.
Не поспешая, строй  надёжно.
Людей тебе, одежду, пищу дам,
И войско дам тебе… возможно…

Ты каждое бревно, доску пометь,
Порядок обозначь особым знаком.
Сие нарушишь, даже смерть
Тебе покажется подарком»

Царь повелел, и град построен,
Разобран, вниз по Волге спущен,
Строителем стал каждый русский воин,
Один другого опытнее, лучше.
                *    *     *
У устья Свияги, на круглой горе,
Меж нею и озером Щучьим,
Сгружались бревна на красной заре,
Кипела работа на круче.

И досточка к доске, косяк, козырёк
И каждое бревнышко по номерам,
Как батюшка царь приказал и изрёк
Основою стали церквям и домам

Четыре недели и крепость поднялась,
С осадным и огненным боем,
И городом новым, Свияжском назвалась,
Пути, перекрыв все  собою.

Узнав про Свияжск, опечален был хан,
Поверив глазам, а не слухам.
Всего двадцать верст от Свияжска  Казань,
Досталось и телу, и духу.

А далее были - осада и сдача,
Сегодня известно, что было потом,
А был ли Свияжск провиденья удачей,
Иль Грозный блеснул пред миром умом.

ПАДЕНИЕ   КАЗАНИ  И  АСТРАХАНИ

В Казани было две партии, одна прорусская, капитулянтская, и вторая  протурецкая, ориентировавшаяся  на помощь и поддержку Турции, не учитывавшая, что Турция не могла им помочь из-за удаленности. Победила протурецкая, спровоцировавшая войну с Россией и  дорогой ценой уплатившая за это. Астраханское ханство, убоявшись участи Казани, без сопротивления сдалось. Произошла простая смена власти. Война с  Казанью было единственным кровопролитным делом на Востоке, проведенном Россией. При падении Казани было освобождено свыше 100 тысяч русских пленников, подготовленных к продаже в рабство. Разгром Казани сопровождался неслыханным грабежом. Чувашей и черемисов это не коснулось, на значительно более легких условиях происходило вхождение в Россию других народов, входящих в состав Казанского ханства. Идеализировать предков наших я не собираюсь. Жестокость по отношению к побежденным было делом обыденным. На месте разрушенной полностью Казани была заново отстроена русская Казань. Большая часть татарского населения была сохранена.

О, Волга-матушка река,
Когда ты матушкою стала?
За все прошедшие века
Чего ты только не видала,

Каких народов и племен?
Чьи навсегда исчезли корни?
Хороших и плохих времен…
Но, всех ты терпеливо кормишь.

Для русских  матерей и жен –
Река ты юдоли, печали,
Здесь всех, захваченных в полон
В другие страны продавали.

Когда Казань взята была,
Томились сотни тысяч в рабстве,
И не торговые дела
Казани создали богатство.

Пролили сколько крови, слез
Мурзы татарские и ханы…
За всё неслыханный грабеж
Москва устроила Казани.

Не знаю, что осталось там,
Что испытали в ней татары,
Создали русские Казань,
Новейшую, на месте старом.

Не идеальны наши предки,
Готовы были на разбой,
И дикие дела не редки,
И редки – тишина, покой.

Но черемисов, чувашей
Не брали в плен, не продавали,
С земли не гнали их взашей,
И данью легкой облагали.

Казань взята, и вниз по Волге
Плывет московская армада,
Путь не короткий, но недолгий,
Коль царь велел, так значит, надо.

Вот впереди Хаджи-Тархан,
Опора Астрахани – крепость,
Приказ высаживаться дан,
Всем обсушиться и согреться.

А к гарнизону весть пришла
О тяжкой участи Казани,
Без боя, через полчаса
Татары крепость сдали сами.

И жизнь идет, как прежде шла,
Теперь здесь – русская земля,
И скоро очередь пришла
Для астраханского кремля.

Мордва, татары, русичи
Трудились вместе, гнули выи,
Ложились в стены кирпичи
Из прежнего дворца Батыя.

ПОСОЛЬСТВО  В  МИЛАНЕ

1593 год. В Милане. При дворе герцога Сфорца были приняты послы великого князя Московского Данила Мамарев и Михайла Докса. Они объявили о том, что Москва взяла на щит Булгарию и Казань. Герцог любовался богатыми московскими подарками: белыми соколами, связками соболиных шкурок, драгоценным оружием. Дивился герцог и его гости с каким достоинством и изяществом послы выполняли свою высокую миссию.

Милан – законодатель мод,
Страна ваятелей, художников, поэтов.
Сегодня здесь прием гостей идет,
Послов из Скифии – все говорит об этом.

Свечами освещен роскошный зал,
Позолота начищена до блеска.
Оркестр приказа Сфорца ожидал,
Чтоб музыка была торжественной,
Без всплеска.

Приемный зал заполнили вельможи,
От любопытства вытянуты лица,
Но только здравый смысл представить
может,
Что там, на улицах творится.

Такого не случалось никогда,
Когда  страшились даже  Баязета*,
Из мест пришли, где страшны холода,
Где глазом виден конец Света,

Где сходятся земля, небесный свод,
И, руку протянув, луны и звезд коснуться,
Где сходятся темь ночи и восход,
Где можно и душе на земь вернуться.

Сам герцог Сфорца пышно разодет,
Он тщательно готовился к приему,
О Скифии слыхал немало лет –
Кто шел туда, не возвращался к дому.

Там, говорят, природа жестка, хмура,
Зимой, там говорят, и воздух замерзает,
Там летом и зимой в звериных ходят шкурах,
Там колдуны и ведьмы обитают.

А дальше, говорят, там есть Рифей,
А за Рифеем – Индия, Китай,
Не хватит даже жизни всей,
Чтоб обойти огромный этот край.

Стук жезла в пол. Посол вперед идет,
Поклон учтивый, речь вполне достойна,
На итальянском речь свою ведет,
Лицо его приветливо, спокойно.

Как будто бы цветной все видят сон,
Богаты ткани, краски слишком ярки…
Послом приятно герцог изумлен,
Расцвел, увидев царские подарки.

Немало связок шкурок соболей,
А в клетках соколы сидят белее снега.
Оружие в оправе дорогих камней,
Шелк цвета голубого неба…

«Тебе, владетелю великому Тосканы,
Велел мой государь сегодня сообщить,
Чтоб знали жители прекрасного Милана,
Булгария, Казань взяты Москвой на щит!»

Примечания: Баязет – турецкий султан, прославившийся своими стремительными опустошительными походами на Европу и наводивший ужас на ее жителей.

НОЧНОЙ РАЗГОВОР

В 1556 г. в Москву прибыл князь  Дмитрий Вишневецкий, родом из Турово-Пинских князей, следовательно по происхождению относился к рюриковичам. Это был очень энергичный, храбрый человек. За эти черты характера запорожское казачество избрало князя Дмитрия своим кошевым атаманом. В этом качестве он и прибыл в Москву с предложением запорожцев захватить Крымское ханство. Царь поддержал Вишневецкого и в 1558-1559 годах князь Дмитрий и воевода царский окольничий Даниил Адашев несколько раз совершили набеги на Крым.
Кардинально вопроса они не решили, но основательно пощипали крымского хана.

В опочивальне царской душно,
И тьму не разогнать лампаде,
Тягучи мысли, не послушны,
Нет, не уснуть царю, к досаде.

Иван ногой откинул одеяло,
Напружился, со скрипом сел,
Раздумий тяжких тьма одолевала,
Так много непочатых дел.

Тяжела голова. Ох, тяжела!
Врагов средь и своих немало,
Повсюду слышны красные слова,
За ними ловко спрятать жало

Да, деньги, где ж их взять?
Была бы Русь едина духом,
Не стал бы посылать повсюду рать,
Доверившись случайным слухам.

Крамола там, крамола здесь,
Искоренить ее не просто,
Не переносит царь брехню и лесть,
Она – похуже, чем короста.

Кому довериться, кому,
Когда пропитано все ложью?
Не уследить за всеми одному,
Проверить татей невозможно.

Он никому не доверял,
Знал многих царедворцев тайны,
Все с детства сравнивал, сверял,
Чтоб не погибнуть как-нибудь,
«случайно»

«Восток, он – есть Восток,
За Волгою просторы вольны,
Путь из Москвы до Индии далек…
Купцы России недовольны…

Пришел сегодня караван,
Привез товар из Самарканда-
Шелка китайские, сафьян
И сабли острые Коканда…

Торговля бойкая идет…
Торговли нет, слаба держава…
Нет на Восток нам путь далек…
На Запад бы найти управу»…

Вздохнул Иван, не спится что-то,
Велит Адашева позвать.
Тот крепко спал после работы –
Нет сил, как хочется зевать.

«Ополосни водою рыло,
Похоже на гусино гузно» -
Царь посмотрел нетерпеливо.
Тот на скамью уселся грузно.

«Что будем делать, говори?
Куда пути направим наши?»
« Волненье легкое в Твери –
Я справился!» - вздохнул Адашев.

«Я не о том, торговый путь?
Пойдем на Юг, иль на Запад?
Купцы заморские снуют,
А нашим – остается плакать…

А от того казна пуста,
Востоку не нужны товары…
Задача наша не проста,-
Не можем отдавать их даром…

По Белу морю, но куда?
Дороги перекрыли свеи,
Чинят не мало нам вреда…
Поляки что-то осмелели…

Быть может повернуть на Юг?»
«Там турки, государь, и крымцы,
Купцам прохода не дают, -
Вздохнув, - Там, государь нам
не пробиться»

«Что, силой помешают нам?
Коли пути России нужны?»
«Ваш дед, покойный царь Иван
Жил с крымцами довольно дружно,

И крымский хан не раз, ни два
Руси на помощь приходил,
И не болела голова,
Пока он с крымцами дружил»…

Взорвался царь: « Что дед, да дед!
Урок я преподал Казани,
Там будут помнить много лет…
Пора напомнить мне и хану!

Так я решил. Ты поведешь!
И помни, крымцы так лукавы…
Я думаю, и сам поймешь,
Каким путем добиться славы!»

ОПРИЧНИНА

Слово «опричь» означало то же, что сегодня означает – «кроме». При Иване Грозном в это слово вкладывалось понятие всего необычного, непонятного, стоящего за пределами разумного, находящегося во власти дьявола. Опричники носили во время действий маски, в виде собачьих голов, с метлами в руках, означающих вынюхивание измены государю и выметание крамолы, на деле превратились в бессмысленных убийц ради убийства. Уничтожению опричнины, как ни странно, способствовал набег на Москву крымского хана, Тот стремительно подошел к стенам Москвы и засыпал ее зажигательными стрелами. Деревянная Москва полностью выгорела, погибло много людей. Многие, оставшиеся в живых, потеряли во время пожара свое имущество. Царь Иван Грозный приказал всех, кто может держать  в руках оружие, собраться для изгнания врага. И вот тут опричники и показали себя, под любыми предлогами уклоняясь от выполнения царского приказа. Руководители опричников поплатились головами, им их ссекли на лобном месте.

Опричь чего?
Под этим что понять?
Все то, что за пределом,
Предел того, чтоб разумом назвать,
Да и того, что называлось делом.

Опричь того,
Что названо судом,
И даже то, что названо расправой,
Того, что будет названо потом,
Где капли нет того, что называют правом.

Опричь того, что названо лицом,
Опричник в деле одевает маску,
Под маской, оставаясь подлецом,
Но логику искать в деяниях напрасно.

Опричники вошли в историю страны,
Как символ беззакония, безумия,
Но в нем крупицы разума видны,
Позвольте мне назвать – благоразумие.

Кто составлял опричнины ядро:
Басманов, Вяземский, Малюта?
А с ними, может, вместе, заодно –
Все те, кого зовут в народе лютыми.

В размеренный, спокойный быт
Врываются чудовищные маски
Оскала злобного собачий вид,
Из самой страшной человечьей сказки.

Защиты нет – ведь нелюди,
Тела парализованы от страха
Метла, собачьи головы, медведи,
А слово молвишь против, станешь прахом.

Рубили головы, сдирали кожу,
На кол сажали, жгли огнем,
Насиловали женщин помоложе,
Не только темной ночью, светлым днем.

Опричь ни женщин, ни детей,
Родных и близких не жалела,
Чтоб души Богу не несли вестей*
Кромсали на кусочки тело.

Что было б дальше, я не знаю,
Но, кажется, России повезло,
Опричь о долге часто забывает,
И стало просто нелогичным злом.

В Москве нет воинов,
но стража есть
А далее на юг поля, поля – простор,
И Крымский хан, забыл про долг и честь,
С Москвой нарушил договор.

Напали крымцы,
город обстреляли
Москва в сплошных пожарищах, дыму.
Забыв о долге, все опричники бежали,
Царь усмотрел - великую вину.

Не псы господни, а шакалы, -
Одно над беззащитным изгаляться
Компанией великою, навалом,
Иное дело за царя сражаться.

И голову оставили на плахе
Грязной Василий,
Вяземский, Черкасский
Басмановых  - отца и сына,
А это – всей опричнине развязка.

Остались ненаказанными? Да.
Пошли виновные в монахи, да приказы-
Бояре, да дворяне – господа,
А бедные, невинные – ни разу!

Примечания: считалось, что если тела нет, то по воскрешении душе некуда будет деться, и она обречена на вечное блуждание.

ЛИВОНСКАЯ  ВОЙНА

Напряженное состояние рано или поздно перерастает в конфликт, для
разрешения которого требуются годы, заканчивающееся массовой гибелью людей. Так в 1558 году жители русского Ивангорода  ругались через неширокую реку Норову с немцами, живущими по другую сторону реки в гор. Нарве. Оскорбления сыпались с обеих сторон. К такому тут привыкли. Но, вдруг русские с криками «Бей немцев!» стихийно перешли реку, прогнали немцев и захватили город Нарву. Это послужило началом длительной Ливонской войны. На стороне немцев выступили шведы и поляки. Вначале русским повезло и они захватили половину Ливонии. Русским был предложен мир, по которому к России отходили те земли, которые они к этому времени успели захватить. Полякам по этому договору отходила остальная часть Ливонии с гор. Ригой. Русские не согласились. Война продолжалась. В это время польский престол занял ( должность короля в Польше была выборной) не то венгр, не то румын – Стефан Баторий. К несчастью для  русских, Баторий оказался талантливым полководцем, разбил русских. Остановить Батория удалось лишь под стенами Пскова. Мир был заключен: Россия потеряла всю завоеванную Ливонию, к шведам отошли устье Невы и все прибалтийские русские земли. Их придется отвоевывать обратно Петру Великому.

Держи ухо востро,
Так Запад не спокоен.
Конфликты с немцем постоянно,
То там, то там погибнет воин,
Всегда невиданно, нежданно.

То немцы нападут на пограничье,
Крича дурными голосами,
То наши, действуя отлично,
Порежут засапожными ножами.

Но, как-то наши сильно озлобились,
Нарову перешли и стали немцев бить,
И в драке немцев перебили…
Случилось, Нарву захватить.

Война с того и началась,
Да долго-долго продолжалась
Сил наших много отняла,
Россия с носом и осталась.

Вмешались шведы против нас,
Потом втянулись и поляки…
Вначале был наш звездный час...
Но лучше бы не начинали драки.

ХУДОЕ  СЕМЯ

Иван Грозный женился много раз, хотя эти браки со стороны православной церкви считались незаконными и осуждались. С женами царь расправлялся жестоко, Например жену из рода князей Милославских царь приказал утопить в проруби вместе с экипажем на второй день после брачной ночи. Сидя в возке, он спокойно созерцал, как погибает юная красавица, вина которой состояла лишь в том, что она относилась к роду, который царь ненавидел, Жен было много, а сыновей мало, из них только малолетний Дмитрий был внешне здоровым ребенком, но он с точки зрения церковного уложения был незаконнорожденным. Правда, поговаривали, что и Дмитрий страдал падучей, так в старину называли болезнь эпилепсию.

Грозный  царь прославился
распутством,
Нарушая свод церковных правил,
Редкие правители найдутся,
Чтобы так грешить и так лукавить.

Каждый мог жениться до трех раз,
Царь перешагнул рубеж тот дважды,
Разве церковь для царя указ,
Нужно, чтоб перечить, быть
отважным.

Бешен у царя характер, крут,
Не спасут от мести стены храма,
И гуляет по России кнут,
Ждут остроги, да костры, да ямы.

Семь союзов брачных, как на зло,
Ничего путевого не дали,
Жен менял, считал, не повезло, -
Девочек, не мальчиков рожали.

Только трое вышло сыновей,
Да и те, посмотришь, сердце плачет,
Если б говорить, да без затей,
В детях не дано царю удачи.

Дерзок, своеволен, князь Иван,
Средний, Федор, жалкий и
блаженный,
И Глинской Марией отпрыск дан –
Тайные изъяны – несомненно.

Жен топил и отдавал в постриг, -
Только семя у царя худое,
Замысла он Бога не постиг,
Потому не ведает покоя

Хоть казни жену, хоть не казни,
Разве в страхе зачинают чадо,
Больше б ласки, больше бы любви,
Царь отвык, любви ему не надо.

Видно Бог замыслил род пресечь,
Иль Россия от крови устала,
Головы слетают с барских плеч,
От него бегут, куда попало.

Царь везде, всегда настороже,
Яда опасается, кинжала,
Он не знает, что судьба уже
Отвернулась от него, устала.

Времени пройдет совсем немного
Род Ивана Грозного падет,
Тяжкою и долгою дорогой
К очищенью Родина пойдет.

ПЕРВЫЙ САМОЗВАНЕЦ

Самозванцы и, подобные им, появлялись в дни великих общественных потрясений, получивших в России выразительное название смуты. Причину такого явления искали в невежественности народных масс, неспособных отличить вымысел от истины. Мне кажется, что причина здесь значительно глубже. Ломающееся старое пытались заменить новым, придав вид законности. Иногда такому явлению предшествовало нечто подобное, но в меньшем масштабе. О таком случае и повествует стихотворение:

Сколько самозванцев на Руси?
Кто по счету оказался первым?
Имя взял чужое и носи,
Были б наглость и стальные нервы.

И не избежать беды большой,
Можно кончить жизнь свою на плахе,
Если не поддержит брат «меньшой»
Да за службу верную заплатит.

А потом пойдет гулять молва,
О великом и случайном чуде -
Будет в нем спасение сперва,
А потом и о бесовском блуде.

В старину ведь всякого бывало,
Кто проверит, правда, или нет,
Шуйский князь попал царю в опалу,
И цепочка потянулась бед.

Сгинул княжий род, искоренен,
Но один, как летопись гласит,
Был любимым «дядькою» спасен,
Пастухом пришлось ему служить.

Не в близи Москвы, а там, подалее,
Много пробежало скорбных лет,
Хоть и князя больше не видали,
Но не затерялся княжий след.

От него пополз, пошел слушок,
Что, де князь Василий сохранился,
Что теперь простой он пастушок,
На округе князем объявился.

Грозный царь прослышал, приказал,
Появиться пред царевы очи,
Долго самозванца созерцал
И вернул имения и вотчины

Это ведь не сказка и не сон,
Не пустые слухи, байки, враки,
Князь Василий сел на царский трон,
А потом пострижен был в монахи

НЕВИДАННАЯ  МИЛОСТЬ

Во времена царствования Ивана Грозного князь Василий Тюфякин,  ведущий свой род от Рюрика, совершил тяжкое преступление. Будучи послом, у крымского хана, он не выпил до дна своей чаши за царское здоровье. О том было донесено подьячим Василием Щелкаловым. Такая вина каралась смертью. Но благодаря заступничеству митрополита провинившемуся была оказана нежданная, невиданная милость, о чем и сказано ниже.

Событий вспять не повернуть
Поступок крайне тяжкий,
За то и заключен в тюрьму
Василий князь Тюфякин.

Он верой, правдою служил
Москве, царю, России,
И крайне осторожным был,
Пока не доносили…

Но, вот и на него донос
Донос писал Щелканов.
Казнить посла, - и весь вопрос,
Вина была немалой.

Вина отчетливо видна,
К тому и вывод  прост,
Не выпил чашу он до дна,
А за царя был  тост

Поступок пусть невольный,
Пить не хватило сил,
И мысли нет крамольной,
Но чашу не допил

Лишен своих поместий,
Кнутом посол был бит,
Не избежать бы смерти,
Не будь митрополит

ПОСОЛЬСТВО  В  ПЕРСИЮ

В конце  16 столетия  из Москвы в Персию отправлялось Великое посольство, числом более 100 человек. Борису Годунову пришлось решать сложную задачу, доставшуюся после смерти Ивана Грозного. Ливонская неудачная война дорого обошлась Москве, и в моральном,
и политическом планах. Последствием стала польская интервенция. Дальновидный и умный политик, Борис Годунов не мог не видеть происходящего. Чтобы обезопасить тылы России, и было задумано посольство к шаху Абассу. Судьба посольства была трагична. До столицы Персии Казвина добралось только трое, остальные умерли от
отравлений и инфекционных болезней. Все официальные посольские люди погибли, и роль посла пришлось выполнять стрелецкому десятнику Кузьме Изотову. Детали беседы его с шахом неизвестны,
но, скрепленный подписью шаха Абасса и государственной печатью Персии договор, стрелецкий десятник доставил в Посольский приказ Москвы.
Он был единственным, оставшимся живым от всего посольства. Была отведена угроза войны с Персией и отведен удар шахских войск от Грузии. Острие иранского копья принял на себя Стамбул. О том и стихи:

К морю  Варяжскому выхода нет,
А к Русскому путь утеряли,
И бьется Москва уже множество лет
За то, что соседи отняли.

Москва задыхалась, тесна колыбель,
Нет места, где силе размяться,
И бьется, как снежная бьется метель,
Но к морю пока не прорваться.

Поляки и шведы с одной стороны,
Татары и турки на Юге,
Собрались бы силы единой страны
Бояре такое осудят…

Как жаль, что царь Федор умом
слабоват,
Бояре не терпят Бориса,
Правитель умен, нет отката назад,
И трудно узнать, что замыслил

Разбита Россия в Ливонской войне,
Окончены распри и драки,
Но новая напасть созрела вполне,
К походу готовы поляки.

Зачем он посольство направил в Иран,
Поход сквозь Хвалынское море,
Впрямую не спросишь, правитель
упрям,
А тайно проведаешь – горе.

Вот только из Грузии были послы,
Просили защиты от шаха.
И домыслы, слухи опять поползли:
«Зачем нам Дербент и Шемаха?»

Те братья по вере, на теле их крест,
А персы  живут по Корану,
Слова пронизала великая лесть,
Коварны иранцы, упрямы.

Откуда боярам со скудным умом
Узнать все задумки Бориса,
Ведь лучше предвидеть, чем плакать,
потом
Иль с сильным противником биться.

Посольство беда ожидала в пути,
До шаха добралось лишь трое,
Сквозь беды болезни пришлось им
пройти,
Вернулся один, не героем.

Беду он отвел от Метехи - Тбилиси,
Направив стрелу на Стамбул,
Кузьмою Изотовым можно гордиться,
Хоть сам он, как в воду канул.

ПРИМЕЧАНИЕ:   Варяжское море  - ныне Балтийское.
                Русское море – ныне Черное
                Хвалынское море  -  ныне  Каспийское

СМЕРТЬ  ЦАРЕВИЧА

15 мая 1591 года в Угличе раздался набат. Услышав удары колокола, народ устремился во двор царевича, где лежал зарезанный царевич Дмитрий, младший сын умершего Ивана Грозного. Перед этим наблюдательный английский  путешественник Флетчер предсказывал возможную гибель царевича, как единственного человека, мешавшего Борису Годунову вступить на престол после смерти царя Федора. И трагедия действительно совершилась. Расследование вел дьяк Клешнин, который и объяснил гибель царевича случайной, при падении шеей на нож, во время игры в «тычки»
,
Нет доказательств, право нет,
Хотя сомнений очень много,
Погиб потомок Калиты,
Играл с детьми из бедноты,
Смерть от людей, а не от Бога.

Царевич Дмитрий, десять лет
Как говорят, страдал падучей,
Играл он в «Тычку», или нет,
Нож причинил немало бед…
Все постарались скрыть получше!

В игре бояр, иные – пешки.
Как доказать – упал на нож,
Бросал ли нож царевич в спешке,
В руке его были орешки…
С несчастным случаем не схож.

Но тот же Шуйский, князь,
Учитывал желанье Годунова,
Открыто с истиной борясь,
Творил неправду, не таясь,
Все – шито-крыто, все – готово!

И сам Борис, не тратя слов, -
Путь к трону сложен, дорог, -
Дьяку подарочек нашел,
Тот дело «правильно» провел
Подарком Клешнину стал город.

ФЕДОР  ИВАНОВИЧ (ИОАННОВИЧ)  и  БОРИС  ГОДУНОВ

Благочестивый, добрый, мягкий государь Федор Иванович, сын Ивана Грозного, последний царь из династии Александра Невского был женат на сестре боярина Бориса Годунова. Слабовольный он полностью находился во власти своей жены, а через нее и подчинен крепкому, волевому, умному Борису Годунову. Борис Федорович Годунов происходил из татар, служивших за 200 лет до того Ивану Калите, Великому князю Московскому. После смерти Ивана Грозного Борис Годунов возглавил правительство и практически от имени царя самовластно распоряжался Россией. Начал он свои действия с укрепления границ. Заключил договор с Польшей. Нанес поражение шведам. Привел к повиновению оппозиционно настроенных бояр,
заменив казнь ссылкой. Правда, первым подвергся ссылке не человек, а колокол с Углича, звонивший в день гибели царевича Дмитрия. Борис ввел крепостное право, которое только при императоре Александре П было отменено. До Бориса Годунова крестьянин по окончании сельхозработ мог перейти к другому хозяину. Это был православный праздник – Юрьев день. После Бориса появилась поговорка: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!» 

О чем тут говорить,
Коль государь безволен,
Безволие – по слабости ума,
Круг первых лиц вокруг него
доволен,
Для провинившихся есть ссылка
и тюрьма.

Он добр, он мягок, словно воск,
Он, как дитя, жене послушен,
Он выполняет, в чем вопрос,
Все, что нашепчет ему в уши.

Молитву начинал со слов:
«Дай Бог не совершить плохого»
Он выполнить всегда готов
Все замыслы Бориса Годунова.

Борис от имени царя
Страну ведет, ее он кормчий.
Недаром люди говорят:
«Творит Борис, что только хочет!»

Чего же хочет больше
Царицы русской брат родной,
Им заключен мир с Польшей,
Победы « с Шведскою страной».

Пришла пора и править стал он –
России нашей государь,
Ввел крепостное право,
Его не знали предки встарь.

Злодейства нет, что прежде было,
И казней на Москве так мало,
Их дальней ссылкой заменил он,
Вот на бояр пришла управа.

Но были странные курьезы,
Каких не видел божий свет,
Ну, смех, сказать, сквозь слезы,
Возможно просто странный бред,

Снят был колокол соборный,
В Тобольск отправлен, за Урал,
Его сослали, словно вора,
Когда звонить о смерти стал.

Наследник в Угличе зарезан,
И колокольный звон поплыл,
В Тобольске долго бесполезно
В забвенье колокол тот был.

Как в квашне тесто, поднимался,
Рос на Руси народный гнев,
А царь Борис, как ни старался,
Хоть что-то сделать, не успел.

ТЕНЬ  ЦАРЕВИЧА

Боярский сын - Григорий Отрепьев появился в Польше в 1601 году,  выдавая себя за царевича Дмитрия. Ироническую резолюцию наложил папа римский на письме, в котором ему сообщалось о появлении законного русского царя. Возле самозванца стали группироваться сомнительные люди: московские политические эмигранты, мечтающие вернуться на родину; запорожские, северские и донские казаки, недовольные властолюбием царя и просто польские авантюристы, жаждущие наживы. Судя по отношению к нему в то время лиц, и поведению Лжедмитрия самого -  это был великодушный, щедрый и легкомысленный человек. Перейдя Днепр, Лжедмитрий некоторое время свободно двигался в сторону Москвы. Столкновение с регулярным русским войском закончилось для Отрепьева  полным разгромом. Укрылся он  в  Путивле, и не случись в ту пору восстания северян и великороссов, под руководством, хорошо знавшего военное дело того времени  Карелы, кто знает, как бы повернулись последующие события. Количество войск, участвующих против Лжедмитрия росло, но и росли к нему симпатии людей. Выдвинутое зимой против Отрепьева войско, частично разбежалось, а частично перешло на сторону самозванца. Столицу никто не хотел защищать, никто не хотел сражаться за Годунова. Сам он скончался, скорее, всего, от нервного потрясения. Жену царя Бориса ( дочь Малюты) и сына схватили и казнили. Царевне Ксении Борисовне пришлось стать наложницей самозванца. Потом она была пострижена в монахини, и скончалась в 1622 году. Самозванец оказался на престоле.
Под тенью жить – не ожидать щедрот,
Живою тенью стать – еще ужасней,
Поддержит одурманенный народ,
Ждать почитания его – напрасно.

Тень объявилась, все сомненья прочь,
Хоть будет и печальной участь,
Тень будет ожидать и день, и ночь,
Когда появится счастливый случай.

Тень убиенного царевича росла,
И в памяти народной болью билась,
Живою плотью вскоре обросла,
И на Руси Лжедмитрием явилась.

Молва, как на дрожжах подходит и
растет,
Подробностями быстро обрастая:
Царевич жив! Теперь он к нам идет,
Бориску Годунова покарает.

«Живой наследник русского престола» -
Читает папа римский донесенье,
Перечитал строки от слова и до слова,
Язык свой прикусил от изумленья.

Но резолюцию свою на нем поставил, -
Насмешливой иронии полна, -
«Воскресшего царевича прославить,
Пускай поднимется несчастная страна!»

Тянулась к тени мразь со всех сторон,
Размыты контуры у каждого, не чисты,
Как стая голодающих ворон –
Слетались к тени все авантюристы.

Сословий разных, умыслов – простых:
Убить, ограбить, поскорее смыться,
Быть может, было много и иных,
Но главное – добычей поживиться.

Примкнули к ним казаки с Дона,
Прислал людей и Северский Донец,
Всем ситуация подобная знакома,
Но только не знаком – каков конец?

Разбит Лжедмитрий  и бежал,
Живет в Путивле Шаховской опальный,
Князь Дмитрия советом поддержал,
Но понимает, что конец – бесславный.

Пополнился отряд, опять – вперед!
И двинулся к Москве, Руси – столице,
Почти без боя города берет –
«С царевичем живым – кто будет биться!»

Оставлена Москва на произвол,
Где отыскать надежную защиту
Под колокольный звон Лжедмитрий и
вошел,
Ворота древнего кремля ему открыты!

Но подвела  поляков спесь,
Надменны, москвичей повсюду унижают –
«Такое русскому, да от чужого снесть?
Чтоб в доме нашем, нас не уважали?»

А тут еще царица подвела,
Решившись помолиться в божьем храме.
Ей бы найти все нужные слова.
Чтобы «свою» в ней видели миряне.

Так нет. К иконе гордо подошла,
Поцеловала Богородицу в уста –
«Ну, словно равною была
Великой матери спасителя Христа.

Молва о том прошла по всей столице,
А тут боярский заговор созрел,
С поляками повсюду стали биться.
Сбежать Лжедмитрий просто не успел.

Он на Москве в Кремле убит,
Купцы восстали, хлопы и бояре,
Москва поднята ими и бурлит,
Становится князь Шуйский государем.
Примечание: Карела – воевода, возглавлявший восставших северян.

О ЛЖЕДМИТРИЯХ

Биография самозванцев не играет никакой роли, она и до сих пор таит немало загадок для историков. Важно  само появление самозванцев.  Причиной стали ослабление Москвы Ливонской войной и унижение боярства, разорение народа действиями Малюты Скуратова, возглавлявшего опричников и бесчинствующего во имя царя и собственных интересов. Накопившийся гнев искал выхода, сконцентрировавшись на фигуре Бориса Годунова, бывшего боярином – опричником, зятя Малюты Скуратова, ставшего правителем при слабоумном царе Федоре Ивановиче, а после его смерти  занявшим московский престол. Немалую роль в интригах против Годунова  играли Романовы и Глинские, имевшие такие же права на престол, как и Борис. А кто был самозванец, это – неважно. Не будь его, нашелся бы другой, выступавший под именем убиенного царевича Дмитрия. Почему Дмитрия, по сути незаконнорожденного сына Ивана Грозного,от его седьмого брака, неразрешаемого православной церковью? Да только потому, что тот был единственным и последним отпрыском  славного Калиты.

Лжедмитрий первый и второй,
Хоть споры шли о них порой,
Одно лицо, иль было двое?
Откуда взялись тот и тот,
Возглавивши на Русь поход,
Москва при них не ведала покоя.

Монах ли был, иль дворянин,
Холоп ли был, иль господин,
Отрепьеву не пожалели краски,
Сначала в черных был тонах,
Чернец, сбежавший вор, монах,
Ну, просто персонаж из страшной
сказки.

Келейник при архимандрите?
Сосуды крал, они – пропиты?
Из Хлынова попал он в Чудов,
Из Чудова в Литву сбежал,
Там на полатях не лежал…
Но стал царевичем, не чудо ль?*

А, впрочем, все это – неважно,
Он, точно, наглым был, отважным,
И тенью Грозного пошел на
Годунова.
А на Руси шли распри, драки,
Пал Годунов, в Москве – поляки,
А самозванец лишь предательству –
основа.

Мудрейший, опытный Борис,
От сна могильного проснись
Жизнь защити родного сына.
Ведь казнь на лобном была лютой,
Казнили отпрыска Малюты,
Хотя беды не совершил он.

Пришла и к самозванцу смерть,
И дворянин, и жалкий смерд
Поляков били и громили,
Восставшие за ними шли,
Убили «Дмитрия», сожгли
И пеплом пушку зарядили

Под свист и крики, ликованье,
Хоть впереди были страданья,
Был выстрелом низвергнут прах,
Но времени прошло немного,
Пришел от беса, не от Бога,
Второй Лжедмитрий, не монах.

И снова паника и страхи,
Лютуют близ Москвы казаки,
Заруцкий,  «Дмитрия» вдова-
Марина Мнишек. Снова ляхи…
Погибли многие на плахе,
О том пошла народная молва

Примечания:  * здесь говорится об эпизодах жизни Григория Отрепьева
Хлынов – так назывался город Вятка, в нем находился монастырь.
В Чудове был мужской монастырь.
Келейник –монах для письма.
Марина Мнишек  - вторая дочь знатного польского пана Юрия  Мнишка, на которой после побега в Литву женился Лжедмитрий первый, и которая признала своим мужем, иными словами Дмитрием, второго самозванца, а после гибели и его, стала женой Заруцкого, командовавшего отрядами запорожских и донских казаков, выступавших на стороне Польши.

ТУШИНСКИЙ   ВОР

Москва приняла самозванца Лжедмитрия Первого хорошо. Но пришедшие с ним поляки вели себя дерзко, надменно, унижая москвичей. Толчком к выступлению послужил простой случай – Марина Мнишек, жена Лжедмитрия, находясь в церкви поцеловала икону богоматери не в руку, как полагалось, а в уста. Это вызвало возмущение прихожан и вылилось в народное волнение. Лжедмитрий был убит, труп его сожжен заряжен в царь-пушку и развеян выстрелом по воздуху, в сторону Запада, откуда он пришел. На смену погибшему Лжедмитрию пришел другой, признанный Мариной Мнишек  за якобы спасшегося чудом мужа. В народе Лжедмитрий Второй был прозван Тушинским вором. Действия  второго самозванца совпали с восстанием Болотникова, поддержанного  князьями Шаховским и Телятевским. Болотников дошел до Москвы и осадил ее. Осада длилась пять недель. Болотников был разбит вновь избранным царем Василием Шуйским, взят в плен и утоплен.  Шуйскому пришлось вступить в борьбу с Лжедмитрием Вторым, набравшим большое войско из поляков и перебежчиков, готовых служить кому угодно, лишь бы платили. Борьба была неудачной. Положение дел исправил племянник царя  Михаил Васильевич Скопин Шуйский, национальный герой России, освободитель Москвы. Он и разбил войска Лжедмитрия П. С остатками своих войск, куда вошли часть казаков с атаманом Заруцким, касимовские татары, да Марина Мнишек с сыном. На беду Лжедмитрия он не знал татарских обычаев. Получив донос на касимовского  хана Ураз-Мухаммеда, он приказал его убить. Так татары не поступали. Выждав некоторое время, друг убитого – князь Урусов, зарезал Тушинского вора. Заруцкий Иван, женившись на Марине Мнишек, пошел на Дон. Там принят не был, отправился в Астрахань, пытался захватить власть, но был схвачен  и отправлен в Москву, где был посажен на кол. Сын был повешен. Марина Мнишек умерла в тюрьме при невыясненных обстоятельствах. Таков конец главных действующих лиц этой главы.

От крови, бедствия и смут
Земля российская устала,
Кто только не сражался тут,
Кого Москва не повидала?

Отрепьев Гришка, Шаховской,
Телятевский, Самбулов,
Заруцкий с Мнишек, Трубецкой,
Болотников с под Тулы.

Цари менялись, как перчатки,
И даже польский Владислав,
Посадских драки, беспорядки…
Как остов русский устоял?..

Голы поля, повсюду волки,
И Тушинский гуляет Вор,
Единства нет, нет, значит, толка,
Развал России и позор.

Неукротима жажда власти,
Добыть престол любой ценой,
И волю дав преступной страсти,
Бедою стать земли родной!

Слова и слабые успехи,
Вскружили голову вождей,
Встречали с беззаботным смехом,
Страданья множества людей.

И каждый вождь достоин славы,
Да вот беда, не он один,
В таком количестве державе,
Не потянуть, а путь – един:

Борьба, бессмысленная бойня,
Уничтожение  родов,
Такого не бывает в войнах,
Не различить друзей, врагов.

Не говорю о поведенье,
Коли законом стала злоба,
Одно летучее мгновение,
А жертв чрезвычайно много.

Жену казнили Годунова,
За то, что дочь она Малюты,
Среди невинных ищут снова,
Чтобы насытить алчность лютых,

И Годунова сын казнен,
А дочь наложницею стала,
И тысячи иных имен,
Судьба им в жизни отказала.

Отравлен Скопин-Шуйский,
Отрекся царь – отправлен в Польшу,
И выстрел пеплом из Царь-пушки,
Лжедмитрия не стало больше.

Вор Тушинский  и Ляпунов,
Касимов хан и князь Урусов,
В самое сердце поражен
Устой устоев наших, русских.

Поляки изгнаны. Совет
На царство ищут господина.
Пожарскому дороги нет
Против казацкая старшина.

И князь не нужен Трубецкой,
Хоть князь, но с казаками
Раз казаки, какой покой
Против него стеной дворяне,

Общественность Руси решила,
Учтя заслуги Филарета,
Избрать на царство Михаила,
Хоть Марфа против этого.

Примечания: Отрепьев – Лжедмитрий I
Князья Шаховской и Телятевский, находившиеся в ссылке, примкнули к походу Болотникова
Самбулов Григорий, Ляпунов Прокопий – рязанские полковники, перешедшие на сторону Болотникова.
Болотников Иван – возглавил восстание против избранного царя Василия Шуйского.
Марина Мнишек – жена самозванца Лжедмитрия.
Заруцкий Иван – казацкий атаман, женившийся на Мнишек после смерти обоих Лжедмитриев, был посажен на кол. Мнишек умерла в тюрьме, ее сын повешен.
Дочь Годунова -  Ксения стала наложницей Лжедмитрия, закончила жизнь в монастыре.
Скопин-Шуйский - талантливый русский полководец был отравлен боярами.
Из царь-пушки за все время ее существования был сделан один выстрел, рассеявший прах сожженного трупа Лжедмитрия.
Тушинский вор – прозвище Лжедмитрия П
Касимов хан -  Ураз_мухаммед, был убит по приказу Лжедмитрия П
Князь Урусов зарезал Лжедмитрия П
Филарет Романов – отец  первого царя из рода Романовых – Михаила
после патриарха Гермогена стал патриархом Московским.
Марфа – мать царя Михаила, единственный человек, противившийся избранию сына на царство.

ТЫ  ПРЕДПОЛАГАЕШЬ, А  БОГ  РАСПЛАГАЕТ

Происходило объединение дворянского ополчения, руководимого князем Дмитрием Пожарским и казачьего войска, руководимого князем Дмитрием Трубецким для борьбы за освобождения отечества. Однако среди казаков произошел раскол. Те, которые прежде поддерживали Лжедмитрия П, решили идти на Дон. Возглавил их атаман Иван Заруцкий, который женился на Марине Мнишек, оставшейся во второй раз вдовой, после смерти мужа Лжедмитрия П. Дон Заруцкого не поддержал, он решился идти дальше, так он оказался в Астрахани. Там он стал вынашивать идею образования самостоятельного государства. Когда астраханцы увидели с кем они имеют дело, они осадили Кремль, где тот отсиживался. Заруцкого, Марину Мнишек  с сыном отправили в Москву. Там Заруцкого посадили на кол, четырехлетнего ребенка повесили, а Марину посадили в темницу, где она и умерла.

Шумят на сходке, но не злобно,
Здесь казаки с Днепра, Донца,
Иван Заруцкий принародно
Клянется памятью отца,

Москву клянет и в гроб, и в душу,
Не будет более служить:
«Казачество, меня послушай,
Привык я волей дорожить,

Подамся я с ватагою на Дон,
Там отдохнем и погуляем!
Пора и вам увидеть своих жен,
Свою, Марину, здесь не оставляю.

Что нужно казаку? Копье и сабля,
Да легкий на ходу, ретивый конь,
Мы духом, казаки, ослабли,
В душе у нас не пламень, не огонь!

Что нам Москва, ведущая к неволе, -
Пусть защищает Трубецкой, -
Он  опытный и храбрый воин,
Но он – боярин, он – не свой!

Пусть северян своих ведет,
Хоть на Смоленск, хоть к черту в ад,
Я знаю наперед,
Идти пора назад!»

Князь Трубецкой, насупив брови:
«Опомнись, ты на сходке, атаман,
Подумай хорошо, ты что буровишь,
Куда зовешь, ты нас, Иван?

Гулять на Дон, а под врагом
держава!
Поляк ослаб, но не добит,
Окрепнет и пойдет управа,
И будешь под поляком жить.

Пока поляков не прогоним,
С коня не слезу, не уйду,
А ты, Иван, хоть добрый воин,
А нынче мелешь ерунду!»

Окончен спор. Разбилась рать.
Часть с князем Трубецким
осталась,
Поляков станут добивать…
А часть на Тихий Дон подалась.

Неплохо встретил Тихий Дон, -
Гуляла день и ночь старшина,
Заруцкому такой прием
Был по душе, да и Марине.

Хороший гость на день, на два.
Заруцкий дольше задержался.
От прежней радости едва
Лишь привкус горечи остался.

Остались Волга, да Урал,
Решил на Яик пробираться,
Да, близкий круг его продал…
И кол в нутро его пробрался.

ДМИТРИЙ  ПОЖАРСКИЙ

Один из спасителей отечества, предводитель дворянского ополчения, профессиональный военный, участвовавший почти во всех войнах Смутного времени. Да, наступила время спасения России, из-за распрей между боярами. В самом сердце страны, в московском Кремле сидели поляки. Низложенный боярами царь Василий Шуйский был увезен в Польшу, где и скончался. Талантливый полководец Скопин-Шуйский вызывал зависть группы бояр и был ими отравлен.
Польский король Сигизмунд захватил Смоленск.  Русские бояре предложили престол России польскому королевичу Владиславу. Такого разложения Россия еще не испытывала. Прими королевич православие, ход бы истории был бы иным. Настаивал на этом патриарх православной церкви Гермоген, он же призывал русских к восстанию против поляков.  Владислав от православия отказался Поляки, стоящие гарнизоном в Москве заключили патриарха в темницу и уморили голодом. Новгород захватили шведы. И в это, самое сложное для России время нашлись люди, которым судьба России была не безразлична. Такими людьми оказались нижегородский купец Козьма Минин Сухорук, отдавший все свое состояние на организацию ополчения и заставившего раскошелиться остальных купцов и горожан, и князь Дмитрий Пожарский.. Командовать ополчением был призван князь Дмитрий Пожарский. Пожарский справился со своей миссией, привел ополчение под Москву, осадил Кремль, взял приступом Китай-город, вынудил поляков сдаться. Затем к дворянскому ополчению примкнуло казачье войско, руководимое князем Дмитрием Трубецким. Польский король Сигизмунд умер, Королем стал Владислав. Он, наняв немецких рейтар, с польским войском  двинулся на Москву, но потерпел поражение. Смута значительно сократила земли России. Но она была спасена. А спасителям ее, князю Дмитрию Пожарскому и Козьме Минину на Красной площади поставлен памятник, как спасителям России, и это – справедливо!

Урок полякам преподан,
Москва легко вздохнула.
У Дмитрия бессчетно ран,
Хворь болью заглянула.

Мягка пуховая постель,
Но жесткая подушка,
«Мир наступил, а что теперь?»–
Князь потянулся к кружке.

Два – три глотка и стихла боль,
Но думы осаждают,
А с ними боль приходит вновь
Надежда князя тает.

Звонят, звонят колокола,
Москва ликует, люди.
Сегодня вознесла молва,
А дале, князь, что будет?

Ты не богат, не родовит,
Последний из Пожарских,
Сегодня лаврами увит,
Венец подносят царский.

А завтра участь Годунова,
А может, - монастырь?
Из Кракова поляки снова
Придут, нарушив мир?

Как много развелось князей,
Потомки Гедемина,
И много Рюрика корней,
Хоть суть у всех едина.

В боярской шубе ходит тать,
Следи за нею в оба,
Способен родину продать,
Клянясь служить до гроба.

В горлатых шапках, соболях,
Потеет, преет в шубе,
Перед тобой не хлипкий лях,
А по медвежьи, грубый.

И руки долгие у всех,
У Шуйских, Милославских,
Убить, готовы те и те,
Чужак для них Пожарский.

Князь поднялся с постели, сел,
Грудь ходит ходуном,
Земли есть крохотный надел
И есть отцовский дом…

Здесь трудно действовать уму,
На то Москва – столица,
Не сладко будет одному,
Крепки бояр традиции.

Тут чин по чину за столом,
Спесь друга перед другом,
А ты привык носить шелом,
Не шубу, а кольчугу.

Князь Дмитрий тело опустил,
Опять открылась рана.
«Москва, тебе я послужил,
Послужат пусть Романовы!»

НЕ  ВЕЗЕТ

Не везет нам, не везет,
Нету Государя,
Кое-как страна живет,
Грабят нас и хают.

С горя водку хлещем мы,
Под краюшку хлеба,
До тюрьмы, и до сумы
Ближе, чем до неба.

Бог на нас махнул рукой,
Мрем мы, словно мухи,
Беды прут на нас рекой,
Терпим боль, да муки.

Мы виновны, спору нет, -
Матушку Россию
Разоряли столько лет,
Надорвали силы.

Подскажите, как нам быть,
Нету Государя?
Заграницу, что ли, плыть,
Пусть его подарят?

Не впервые нам просить,
Были как-то немцы,
Будем снова голосить,
Некуда нам деться.

ЦАРЬ  МИХАИЛ  ФЕДОРОВИЧ  РОМАНОВ.

Избран на царство, когда ему было 16 лет ( отцом был патриарх Филарет – приемник Гермогена. Филарет провел немалое время в польском заточении). Церковь поддержала выбор Михаила.  Два других претендента полной поддержки не имели. Дмитрия Пожарского не хотели казаки, так как он был предводителем дворянского ополчения. Князя Дмитрия Трубецкого не желали дворяне, так как он был от казаков. Михаил устраивал всех. Был молод, тих и спокоен – надеялись, что он будет послушным в руках правительства. В феврале 1613 года он был утвержден на царство.

Устала Русь, мятежных нет,
И Польша получила «в зубы»,
Повсюду разорений след,
И не зовут на битву трубы.

Нет претендентов на престол,
Исчезли те, кто рвался к власти,
Зарублен тот, тот сел на кол,
Тот умер от любовной страсти.

Но, как и прежде было, встарь,
Держава станет неделимой,
Когда един есть государь,
Законы, правила – едины.

Собрались люди, выбор есть,
Сейчас нужны не воины.
Кто понесет тяжелый крест,
Кто более достойный?

Сын Филарета – Михаил,
Спокойный, молчаливый,
Достоинств полон, добрых сил,
Простой и  некичливый.

Согласье дали казаки,
Бояре, горожане,
Дворянской конницы полки,
Священники, крестьяне

Наверно выбор был хорош,
Царь дал стране подняться,
И крепким стал российский грош,
И нет условий - драться.

Стучат повсюду топоры,
Возводят избы, божьи храмы,
Дремали силы до поры,
В работах заживают раны.

Дела ведет земский собор –
В нем люди от сословий,
Хоть часто возникает спор –
Основа всех условий.

Потом боярские приказы,
И тридцать лет в стране покой,
Восстаний не было ни разу,
Был, правда, казус небольшой.

К Москве толпа крестьян пришла,
Толпа большая, тысяч в двадцать,
Чтобы добыть себе права –
За Родину с врагами драться.

Соха, крестьянское подворье
Им нужных денег не дают,
Сменить косу на саблю, волю,
Им по душе военный труд.

Толпу восставших разогнали,
Всем велено идти домой,
Чтоб жили мирно и пахали,
Работы нет для них иной.

Примечание: Такой эпизод с крестьянами, смешной с нашей точки зрения, очень характерен для мышления людей XYII века, когда массы людей не хотели ковыряться в земле, стремились жить на  границах  России, отстаивать веру православную и исполнять волю царя батюшки. Годы смуты не прошли даром, некоторые люди  так и не могли вернуться к мирному труду, и избыток жизненных сил толкал их на авантюрные дела

ГУДИ   ГОРАЗДО

23 июля 1634 года, пишет путешественник из Голштинии Адам  Алиарий: «в городе Ладоге скоморохи, чтобы позабавить господ послов играли и пели про великого государя и царя Михаила Федоровича. Увидев, что господам выступление понравилось, они прибавили увеселительные танцы. Русские в танцах не ведут друг друга за руку, как это принято у немцев, но танцуют каждый за себя и отдельно.

Государя позабавим,
Русь великую прославим,
И послов – господ из-за границы.
Ведь и мы не лыком шиты,
Иноземцы будут биты,
Вишь, какие постны у них лица.

Мы гудцы и скоморохи,
Инструменты, что ли, плохи?
Домры, гусли, сурны и волынки,
Посвистель, сопель, рожок,
Переплюнет всех гудок –
Это ль не веселые картинки?

Мы пустились в скач и пляс,
Груди прыгают у нас,
Да в разнос пустились сами ноги,
Веселился весь народ,
Лица веселы господ,
Все же люди, пусть душой убоги.

Распеваем мы не зря,
Славим батюшку царя, -
У послов размякнут черствы души,
Будут помнить скоморохов,
На душе легко, не плохо,
Лучше будут думать, слушать.

ПРИМЕЧАНИЕ: Гудеть – играть на музыкальных инструментах.
Сопель – свистковая ивовая флейта
Посвистель -  малая флейта, использовалась еще и как ратный инструмент.
Рожок – традиционный пастуший инструмент, называемый еще скоморошьей трубой. Рожки были разные: сольные, визгунки, басы.
Волынка – мешок из шкуры, со вставленными трубками, называлась  так по шкуре животного, из которого изготавливалась. Если из шкуры козы, то и называлась – козой, или козицей. И ту, и  другую еще называли просто – дудой.
Гудок  - трехструнный смычковый инструмент, похожий на скрипку,
В отличии был меньших размеров и не имел боковых вырезов.

 СЛОВО   И  ДЕЛО
( Царствование  Алексея
 Михайловича Романова)

 Единственным территориальным  приобретением первых Романовых была Донская земля. Донские казаки получали от Москвы оружие, Москва не вмешивалась в дела казаков, а те стерегли южные границы
России. В 1632 г была попытка отбить у поляков Смоленск. Русское войско было окружено поляками и капитулировало, выдало артиллерию и сложило знамена к ногам короля. Герой войны против Тушинского вора боярин Шеин был признан виновным в поражении и был казнен. А в остальном это было спокойные для России времена.

Царь суеверен, спасу нет,
Боится наговора, сглаза,
Без перерыва, много лет
Есть пища тайному приказу.

Не так взглянул, не-то сказал,
Или царю во сне приснился,
Иль недруг тайно оболгал,
А ты царю не повинился.

И знал о том, а может, нет,
И не видал того ни разу,
Добудут от тебя ответ
В застенках тайного приказа.

Всех пыток тут не сосчитать,
Сломать, унизить человека,
Был благоверен, или тать,
Ты будешь мертвым, иль калекой.

С «приказа» списаны картины,
Все пытки страшного суда,
Здесь жилы рвут, ломают спины,
Считай пропал, попав сюда.

А выдержать не хватит сил,
Здесь боль и кровь потоком льется,
 И, если даже не грешил,
О связи с бесом сознается.

Царь Алексей театр любил,
Игрой актеров наслаждался,
Потом он в бане тело мыл,
От грешных мыслей очищался.

Кликуш, ведуний, ведунов,
Так развелось в России много,
Что и приказ не был готов
Служить царю, боярам, Богу.

Секут парнишку на дыбе,
Трещат суставы, рвутся жилы,
И тело юное в борьбе,
Измучено, утратив силы.

И запах кала и мочи,
И запах крови, запах пота,
И вновь сменились палачи –
«Устав, кваску попить охота»

Виновен он, кафтан примерил,
А на царя был шит кафтан,
Попробуй дьяка разуверить,
Что не нанес беду, изъян

Он телесам царя земного,
Что он по глупости надел,
Крест целовал, и клялся Богом,
Что он дурного не хотел.

Умолк, обмяк, его стащили,
Водой облили ледяной,
Прижгли железом, кол забили.
Вздохнули, парень не живой

Таков был самый «смирный» царь,
А что сказать, кто Грозный?
Так жили предки наши встарь,
Презрев все пытки и угрозы.

И если кто-то злой навет,
На недруга создал умело,
Калекой может стать навек,
Лишь крикнув: «Слово – дело!»

ЧЕРНАЯ  КНИГА

День черным был
И ветер злился,
Снег рыхлый повалил с небес,
В хоромах царских появился,
В камзоле черном смуглый «бес»

В штанах коротких,
Туфли с пряжкой,
Парик огромный завитой,
В Москве известный лекарь
фряжский,
С козлиной белой бородой.

Царя лечил он
Дни и ночи,
Пилюлями, настоями
От хрипов легких, боли в почках,
Сердечного застоя.

Всё безуспешно,
Царь Алексей помре,
Бояр вокруг суровы лица,
Сошлись, кто служит при дворе –
Хованский, князь Голицин,

Князья Урусов,
Долгорукий
В гроб поместили государя,
Тесьмой связали ему руки,
Поверх  накрывши объярью.

Под бабий крик,
И вой пурги,
Поставлен гроб на сани,
Вокруг друзья, вокруг враги
С фальшивыми слезами.

Царь похоронен,
Новый царь,
Подросток, но разумный,
Не хочет жить, как жили встарь,
Духов скликает думных.

Сложить велит
И сдать в охран
Все пыточные книги,
Скончалось сколько там от ран,
И умерших на дыбе,

Бояр, князей,
Да столбовых?
Пусть отпоют их в храме,
Просить Всевышнего, святых,
Простить всю эту драму.

Три сундука,
Да ящик,
Да сундучки, мешки, мешочки,
Шестнадцать коробов  больших,
На этом бы поставить точку…

Собрать бы все
До кучи,
Похоже стало бы на скарб
Какой-то барыни, а лучше,
Купчихи, прячущей наряд.

А сколько судеб,
Сколько крови,
Терзаний, мук и горьких слёз,
Смертей чудовищных и воя,
Несбывшихся мечтаний, грёз!

Куда девался весь архив,
Ведь это только лишь остатки?
Петра Великого порыв…
Здесь не навел свои порядки.

Примечание: объярь - шелковая  материя
особой выделки, украшенная золотыми
                и серебряными  полосами.

ЦАРЬ  ФЕДОР  АЛЕКСЕЕВИЧ
РОМАНОВ.

Нет громких дел, и нет победы,
Коль не велась сама война,
Ну, словно на престоле не был.
В Москве царила тишина

Не слышно криков: «Слово – дело!»,
Исчезли стоны, горький плач,
На Лобном месте, опустелом
Не виден с топором палач.

Нет дьяков тайного приказа,
Исчезли ведьмы, колдуны –
Согласно царскому указу,-
Царю страданья не нужны…

А чтобы не были без дела,
И не искали супостатов,
Им воспитание доверил,
Царевича – меньшого брата

И Петр Великий никогда
Не вымолвил дурного слова,
Он брата чтил везде, всегда,
И помнил – вечно молодого

КРЫМСКИЙ  ПОХОД

В 1676 г. Польша в очередной раз, накануне вторжения турецких войск  на Украину предала Россию, заключив с турецким султаном  мирный договор, благодаря чему освободилось стотысячное войско, брошенных против стрелецкого ополчения и казацких отрядов. С великим трудом русским удалось отстоять Киев и левобережную Украину. А ведь перед этим Россия заступилась за Речь Посполитую, потребовав от османов прекращения нападения на Польшу. Поэтому, когда дьяк  Посольского приказа Емельян Украинцев сообщил гетману Самойловичу о решении фаворита царевны Софьи Василия Голицына примкнуть к коалиции католических держав против Турции, гетман справедливо заметил, что воевать за чужие интересы глупо. Голицын пренебрег предостережением такого опытного военачальника как Самойлович. Поход  1688 года на Крым закончился  позорным провалом. Сам Голицын отделался легким испугом – любовь Софьи спасла его от опалы. Виновником провала похода сделали гетмана Самойловича. Роль предателя здесь Сыграл Иван Мазепа. Это было его первое предательство и награда за это предательство была гетманская булава, врученная Мазепе.
 
Куда ни глянь – степь слилась с горизонтом,
Трава пожухла – буро-желтый цвет,
Накрыта голубым небесным зонтом,
И от жары нигде спасенья нет.

Нещадный зной, и нет давно дождей,
И по утрам не выпадают росы,
Плетется по степи толпа людей,
Готовых все, что есть, на землю бросить.

Щекочет ноздри запах разных трав,
Покрылось под одеждой тело потом,
Не отдохнув за ночь, чудовищно устав,
На много верст растянется пехота.

Густую пыль подняв, трещат, скрипят телеги,
Едва волочат ноги кони,
Так часты на обоз татарские набеги,
Не убежать от бешенной погони.

Идут назад, закончился поход.
На этот раз дошли до Перекопа.
Измученный жарой, болезнями народ.
Смерть на носу, а так пожить охота.

А сколько умерло и брошено в степи,
Дорогу устилают трупы павших,
А сколько ехать и пешком идти,
Измученным, голодным и уставшим.

Чуть-чуть отстал, пиши – пропал,
Откуда ни возьмись, появится татарин,
Аркан взметнулся и на плечи пал,
Пятнадцать тысяч так пропали.

Вчера был человек, сегодня он – товар,
Цену ему назначат в Кафе,
Он стал добычею военною татар,
Судьбе своей он чем-то не потрафил.

Закончит жизнь в чужбине, под кнутом,
А может быть, закончит на галере,
Но это будет не сейчас, а лишь потом,
Сегодня он беде своей еще не верит.

Вокруг летают стаи воронья,
А после них в степи белеют кости.
Так далеки до дома, до жилья,
И здесь они – непрошенные гости.

Легко вздохнули, - добрались. Россия.
Пошли леса, поля, озера, реки,
И тучки поплыли в просторах синих,
И деревеньки, пусть пока и редки.

И вот Москва, вливаются в ворота,
С похода возвращаются стрельцы.
Там позади усталая пехота,
А конники, ну, право, молодцы!

Вдоль крупа лошадей висят пищали,
Взметнулись в небо копья, бердыши.
Хоть ликом все заметно отощали,
Но, все же – браво парни, хороши.

Сто тысяч двигались в поход,
С похода их вернулось шестьдесят,
Тяжелым оказался переход,
И до сих пор все жилочки трещат.

Бьют лавры и звонят колокола,
Повсюду слышны крики ликованья.
Встречать и государыня пришла,
Ведь долгим было с милым расставанье.

Награды, грамоты лились рекой
На голову великого героя.
А тем, по глупости ушедшим в мир иной
Желают царства в небесах и вечного покоя.

ПРАВЛЕНИЕ  ЦАРЕВНЫ  СОФЬИ

Русь женского правленья не признала,
Регентству близился конец,
Хоть государыней себя и величала,
И заказала царственный венец…

Но шапка Мономаха тяжела,
Виски сдавила, болью сердце гложет,
Она бы дальше царство повела,
Но братец меньший пальцем не поможет.

А положенье тяжко, что сказать,
Опора на стрельцов и для нее опасна,
И князь Голицын, надо понимать,
В любовь играл, наверно, не напрасно.

Он нерешителен, да и характер – мягкий,
Прекрасны европейские манеры,
Любила Софья князя без оглядки,
Считая первым русским кавалером.

Военного таланта не имел,
И дипломат довольно никудышный,
Не числится за ним прекрасных дел,
А о плохих повсюду слишком слышно.

Рубили часто головы стрельцам,
Хованский пал, за ним и Шакловитый,
Да разве можно верить молодцам,
Ведь многие бессмысленно убиты.

Заключена царевна в монастырь,
А князь Голицын ссылку заработал
Петр власть забрал, еще это не мир,
Но здравие Руси – его забота.

СТРЕЛЕЦКИЕ  БУНТЫ

Стрельцы покрыли себя славой в войне против Тушинского вора, но в последующие семьдесят лет зажили иной жизнью. В поисках легкой жизни  в стрельцы пошли многочисленные любители хорошо поесть, сладко поспать и выпить за казенный счет. Боеспособность стрелецкого войска стала низкой. Стрелецкие полковники, пользуясь бесконтрольностью, задерживали стрелецкое жалованье, заставляли стрельцов и их жен работать на себя.
Недовольство стрельцов росло и накапливалось. Царь Алексей умер. Воспользовавшись выбором нового царя, несостоятельностью правления Нарышкиных, родственников второй жены царя Алексея,  стрельцы явились в кремль и потребовали выплаты жалованья. Напуганные явившейся численностью  стрельцов, Нарышкины выплатили деньги. Мало того были биты батогами и разжалованы полковники. И тут Милославские, родственники первой жены царя Алексея разными слухами натравили стрельцов на своих соперников в борьбе за власть. Были убиты: глава стрелецкого приказа князь Юрий Долгорукий и его сын, боярин Артамон Матвеев, боярин Иван Языков, два брата царицы – матери царя Петра. Остальных Нарышкиных отправили в ссылку. Правительницей была объявлена царевна Софья, самая властолюбивая  из дочерей  умершего царя. Почувствовав себя хозяевами положении, стрельцы вели себя вызывающе, шантажируя правительство. Ими воспользовался князь Иван Хованский, по кличке Тараруй, за склонность к разговорам и пустым обещаниям. Лавируя между правительницей Софьей  и войском, Хованский быстро забирал власть в руки, популярность его росла. Он стал представлять серьезную опасность. Софья с обоими царевичами Иваном и Петром из Москвы направилась в подмосковное село Коломенское, а оттуда в Троице-Сергиевский монастырь. Под предлогом встречи сына украинского гетмана Самойловича боярам было предложено явиться к правительнице. Решил это сделать и князь Хованский. По пути его захватил боярин Михаил Лыков, привез к царевне Софье.  И тут же в пыли у дороги Хованскому отрубили голову. Новым начальником стал думный дьяк  Федор Шакловитый. Хованщина кончилась

Не будь стрелецких смут,
Едва ли про стрельцов мы
что-то б знали.
Пехота – что уж тут,
Вооружение пищали.

Цель далека, стрельба напрасна,
Здесь – постоянный недолет,
На внешний вид пищаль прекрасна,
Но только слишком близко бьет.

К пищали придана секира,
В руках надежна молодца,
Защита городского мира –
Вот назначение стрельца.

И роль стрельцов не велика,
Надежны только в обороне,
Но весть прошла через века,
Как нанесли ущерб короне.

Стрельцами выгодно служить,
Без пошлины вести хозяйство,
Ну, одним словом, не тужить,
Вися на шее государства.

Их развелось, хоть пруд пруди,
За счет стрелецкого приказа,
Пока молчат, что впереди,
Когда подымятся все разом.

Всего их тысяч сорок,
Здоровых, крепких мужиков,
Лишь спичку брось, чтоб вспыхнул
Порох,
Они с оружьем, без оков.

Царь умер, меж родными ссора,
Всяк норовит попасть во власть,
Косятся, шепчутся и скоро
Кому-то голову покласть…

А тут, к беде и два царя,
И оба – дети, малолетки,
И Милославских род не зря
 С стрельцами шепчется нередко.

Ждут, где Нарышкины падут,
Ошибок делая немало,
Их не пропал посев  и труд,
Пришла пора, и рать восстала.

Расчета требуют стрельцы,
А денег нет – казна пустая,
К кремлю подходят молодцы,
Желанья комом нарастают.

Им уплатили, не ушли,
Приказ стрелецкий разгромили,
Искали жертвы, и нашли
Князь – Долгорукого убили.

Кровь всколыхнула неприязнь,
Нарышкины на пики пали,
Хованский появился князь,
Которого все прежде знали.

Что балагур, что пустозвон,
Недаром прозван Тараруем,
Подмял приказ стрелецкий он,
И жизнями бояр торгует

Но подвела Ивана речь, -
Попутал бес, ушел от Бога,
И голова скатилась с плеч
К ногам царицы, в пыль дороги.

Пришел на смену Шакловитый,
Он Софье праведно служил,
Как и Хованский, был убитый,
Он ту же смерть и заслужил.

И кульминация настала,
Подавлен был стрелецкий бунт,
Россия от стрельцов устала,
Ей надоели пьянь и блуд

На лобном месте молодцы.
За глупость смертью уплатили,
И в лету канули стрельцы,
Как будто прежде и не были.

Картину видели мы все,
В ней утро той, стрелецкой казни,
К ней подготовка не на спех,
Смерть принимают без боязни.

С молитвой, словно на ночлег,
Кладется голова на плаху,
Одеты в белые, как снег,
Длиною до колен рубахи.

НА  ВОРОНЕЖЕ

По небу облака плыли,
К закату лето. Близка осень.
Стук топоров и визг пилы
С утра и до глубокой ночи.

Куются цепи, якоря,
Тут корпус корабля, рангоут,
Здесь лишнего не говорят,
Здесь чувства лишние хоронят.

По берегам Хопра, Вороны,
Крестьяне валят, пилят лес,
В границах ширится Воронеж,
Патриархальный быт исчез.

Строений не хватает тут,
Землянки, шалаши, курени,
Здесь каторжный повсюду труд,
Лекарства жуткие от лени.

Тут и стрельцы, и пушкари,
Тут и «потешные», дворяне,
Не видно женщин, детворы,
Свободно ходят басурмане.

Голландцы, англичане, немцы,
В камзолах, париках седых,
Ну, одним словом иноземцы,
Хоть тут хватало и своих.

Здесь иностранцы обучали,
Как нужно строить корабли,
Здесь парусов не различали,
Их оторвали от земли.

С утра до вечера работа,
Учеба трудною была,
Так проливалось много пота,
Собрать бы, речкою плыла б.

Такого не видали встарь,
Помазанник в штанах коротких,
Москвы великой государь,
Крутого нрава, а не кроткий,

Торопит государь, торопит,
Не усидеть ему на месте,
Землею засыпают топи,
И делают всё честь по чести.

От пота грудь его блестит,
Бусинки катятся по шее,
Металл в руках его визжит,
Хоть руки от него немеют.

Тут все на муравьев похожи,
Шумит людская круговерть,
Царя Петра досада гложет,
Ещё б одну поставить верфь.

Над речкой стелется, туман,
И к ночи не пустеют верфи,
До полуночи шум и гам,
И водку пьют до полусмерти.

Табачный дым все заволок,
Танцуют, двигаются пары,
Дрожит и пол, и потолок,
И тонет все в пивном угаре.

И лики голы, как у баб,
Полосочки усов под носом,
И телом немец слабоват,
И волосы чужие носит.

И царь со всеми водку пьет,
С купцами в шахматы играет,
И громким голосом орет,
Но дела царь не забывает,

И завтра снова льется пот,
И корабли построят скоро,
Здесь создается русский флот,
Чтоб бороздить морей просторы.

НА   СТАМБУЛ

В этом стихотворении описывается приезд в г. Керчь Петра Великого на корабле «Крепость» Судно везло в Стамбул русского посла Украинцева. Встреча с пашой произошла в Ени-Кале, нынешнем пригороде Керчи.

Паша лежал, прикрыв глаза,
У ног сидела одалиска.
Сияло солнце…Вдруг гроза,
Один удар, но очень близко.

Запыхавшись вбежали стражи.
Глаза на выкат, рот открыт.
Толкаясь, говорили разом:
«Корабль у берега стоит!»

Вскочил паша, схватил халат,
К окну бежит, он видеть хочет…
Действительно, у берега – фрегат,
И незнакомый флаг полощет.

Крест голубой на белом фоне
И оторочен полосой               
Паша старается припомнить, -
Но почему же он косой?

Откуда? Кто? И как посмел
Под стены крепости явиться?
А если он начнёт обстрел?..
Не справимся,  не стоит биться!

Куртины, бастионы стары…
Да, и собраться время нужно,
И обленились янычары
Не согласованны, недружны…

Вспотел паша, трясется туша.
Потуже запахнул халат.
«Наверно, с сотню будет пушек…
Аллах, не одолеть фрегат!»

От корабля отваливает лодка,
Паша лицо ладонями умыл.
Выходит бодрою походкой
Из лодки великан, в расцвете сил

« Москва? – паша ошеломлен –
Нелепость!»
А за спиною свиты гул,
И глас: «Фрегат российский
«Крепость»
Курс выбирает на Стамбул!»

ПОИСКИ  ВЫХОДА

Орда, Литва и Польша,
Перечислять всех не берусь…
Старались все урвать побольше
От пирога, с названьем Русь.

Давясь кусками, их  теряя,
Нередко грызлись меж собой,
А Русь, от края и до края,
Объята ужасом, тоской

Подняться не дают с колен,
Со всех сторон врагом зажата,
Рвут на куски, уводят в плен,
Русь и в беде была богатой.

И тянутся с добром телеги,
В Литву и Польшу гонят скот,
Часты монгольские набеги,
Мурза невольников ведет…

Нет больше Золотой Орды,
Уходят прочь позор, тоска,
И от Литвы не ждут беды,
Поднялась во весь рост Москва.

И Польше преподан урок…
Но связаны у русских руки,
Путь на Восток тяжел, далек,
На Запад путь идет сквозь муки.

Купцам российским невтерпеж,
Куда везти  свои товары?
Ждет на границах их грабеж,
И столкновения, и свары.

Нет выхода России в море,
Связали по рукам, ногам,
Зажата в собственном просторе,
За выход бился царь Иван

Есть поражениям причины,
Свой иноземцев интерес,
Копейки платят за пушнину,
Скупают за бесценок лес.

Чтоб к морю проложить дорогу,
Россией плачено немало,
Трудом и кровью жизнью многих,
Морскою сделалась державой.

КОНДРАТИЙ  БУЛАВИН  И  ПРАВА  ДОНА

Перед царем Петром стояли две проблемы. Одна – пробиться к морю.
На Юге мешали осуществлению этой проблемы крымский хан и Турция.
Внутренние – проблема окраин государства, где всегда были выражены центробежные силы. Много сил и средств потребовалось для подавления башкирского восстания. Пользуясь ослаблением центра, где велась борьба не на жизнь, а на смерть за власть, башкиры решили отложиться от России, и даже обращались к крымскому хану с просьбой прислать им правителя. Они жгли русские села, убивали, захватывали пленных и продавали их в рабство, всего было захвачено пленников и продано свыше тринадцати тысяч, Потребовалось немало сил для подавления башкирского восстания, помог Петру калмыцкий хан Аюка. Восстал Дон, возмущенный самоуправством петровских чиновников, которые захотели брать оттуда беглых крестьян. «С Дона выдачи нет, - заявил Кондратий Булавин и два года сопротивлялся, пока в осажденном Черкасске не был вынужден пустить себе пулю в лоб. И опять Петру помогли калмыки, во главе с ханом Аюкой.

К Азову воды Дон несет,
По берегам станицы,
В них не простой народ живет,
Ведь, как ни как, - граница.

Здесь мира нет и нет войны,
Но вечно напряжение,
Повсюду воины видны –
Такое – положение.

Без пики, сабли и ружья
Здесь в поле не выходят,
Без смелости прожить нельзя,
Грозит кругом – неволя.

Законом здесь – казачий сход,
В походе – атаман,
И беглых Дон не выдает…
Попробуй взять их сам.

В Москве, Стамбуле и Крыму
Добром не поминают,
Но, что поделать, на Дону
Им тоже цену знают.

Москва припасы  шлет, товар,
Казак хранит границу
От степняков и от татар,
Им с Дона не пробиться.

Но на Руси сегодня царь
Неровня Алексею,
И даже бороды, как встарь,
Никто носить не смеет.

Война и множество тягот,
Русь на дыбе трещала,
На тихий Дон бежал народ,
Их право защищало.

А у Петра, ну, как назло,
Идут дела неважно,
Ему под Нарвой не везло,
Хоть бились там отважно.

Война – прожорливый Молох,
И люди мрут, как мухи,
И на Дону переполох
Дошли до Дона слухи:

На право Дона посягнув,
Царь войско посылает,
Чтоб беглых Дон ему вернул…
Дон в ярости, пылает.

Пришел отряд на Дон – разбит,
Казаки славно бились,
Князь Долгорукий был убит,
А остальные – «смылись!»

Война меж Доном и Москвой
Реальной явью стала,
А  путь решения  простой –
Вернуть казачье право.

Царь Петр тогда не уступил,
Не уступил – Булавин…
Затратили немало сил,
Сильней – Руси хозяин

Задача каждого видна,
Масштаб ее различный,
Петра волнует вся страна,
А атамана – личное.

И как тут дело не крути,
А правы они оба,
Но у царя – свет впереди.
Круг атамана – злоба.

Злобятся люто казаки,
Особенно богатые,
Потери слишком велики,
Добром худеют хаты.

Кондратий к хану шлет гонца,
К турецкому султану,
А крови, горю нет конца,
Не сладить атаману.

Нет, атаман не дипломат,
Политики – орудие!
Султан и хан – не кум и сват,
А ассы  – словоблудия!

Разбит и предали его
Свои же люди, кровные,
Покой и мир прежде всего,
А не дела крамольные

Расправил плечи великан,
Кругом его собаки,
Грызутся шведы, крымский хан,
Башкиры и казаки.

И сердцем чует атаман,
Змеей ползет боязнь,
Что будет выдан он врагам
На пытки и на казнь.

На Дон нагрянул Аюк-хан,
Помочь царю явился,
Старшиной предан атаман.
Что делать?.. Застрелился.

ПЕТР  И  ЦАРЕВИЧ  АЛЕКСЕЙ

« Мы от тьмы к свету вышли!» - говорил Петр.
Одни выбирали свет, другие – тьму. К последним  принадлежал сын Петра от брака с Евдокией Лопухиной. Волей провидения он превратился в символ боярско-церковной консервативной оппозиции. С сентября 1717 года он в течение года находился во владениях императора Священной Римской империи Карла YI. Попыткой опереться  на иноземных врагов России – австрийского императора и шведского короля – Алексей  показал, что под вывеской заботы о старых устоях самобытной русской жизни таилась национальная измена. Мечтая о смерти отца, о лютой казни приближенных к нему лиц, он говорил: «Я старых всех переведу и изберу себе новых по своей воле: когда буду государем, буду жить в Москве, а Петербург оставлю простым городом; корабли держать не буду, войско стану держать только для обороны, а войны ни с кем иметь не хочу, буду довольствоваться старым владением»  Алексей бежал за границу не из чувства самосохранения, жизни его ничто не угрожало. Самым тяжелым могло быть заключение в монастырь, жизнь в обстановке монастырского благочестия. Бежал он, чтобы сохранить юридическое право на корону, не мог он не понимать, что может возникнуть новая попытка иностранной интервенции вроде польско-шведского нашествия начала  XYII века.  Живя скрыто под покровительством австрийского императора в Неаполе, Алексей убеждал австрийцев в том, что в России все готово к свержению царя Петра. Насильственное возвращение наследника в Россию, допрос и умерщвление вызывают смешанное чувство жалости и презрения, а Петр в своем горе отца и трагедии государственного деятеля возбуждает сочувствие и понимание. Никому еще не удалось передать той душевной драмы, которую пережил царь Петр. Даже в шекспировских образах и ситуациях нет ничего подобного по своему трагизму тому, что пришлось пережить Петру Великому.

Царя Петра тираном и владыкой,
Представить не могу, при всем желании,
Вошел в историю с приставкою Великий,
За ратные труды и для Руси старания.

У деспотов восточных много жен,
А значит, и детей невероятно много,
Стеною страха деспот окружен,
Играет роль живого бога.

Казнить, иль миловать он может,
Но и ему нужна хоть видимость причины,
Хотя раскаянье властителя не гложет,
Когда он приказал казнить родного сына.

А у царя Петра один,
Нет отпрысков иных мужского пола,
Хоть над Россией Петр и господин,
Со смертью сына рухнула опора.

Как не пытался сына приближать,
Тот молча, с скорбным видом, отстранился,
То ль не простил Петра за мать,
То ли за то, что на чухонке тот женился

Поехал за границу Алексей,
И вдруг исчез, как канул в воду,
Нет никаких о нем вестей,
Такого не бывало сроду.

Но, где-то ж должен объявиться,
Проходит время, его нет,
За ним людей послали за границу,
Чтоб разыскали его след.

Молчат Париж, Стокгольм и Вена,
Хотя повсюду подан знак,
Надеются наследника царя измену
Использовать. Не рассчитали как.

А тот запил, распух от водки,
А пьяный слишком много наболтал.
Слюна тягучая ползла по подбородку,
Когда он с водкой поднимал бокал.

Но крепок Вены страх перед Россией,
И Алексея выдали Петру,
Повез Толстой, как и просили,
Его на корабле, чуть теплым, по утру.

Когда он отойдет от пьяного угара,
Очнется, слишком много говоря,
Слова его большим ударом,
Падут они на голову царя.

Как шел допрос, теперь уже неважно,
Что там сенат тогда постановил,
Шатался царь, хоть с виду и отважно,
Сам приговор на сына утвердил.

Отдал на смерть родного сына,
Частицу плоти своей, кровь.
Ведь между ними все было едино:
И жизнь, и ненависть, любовь.

РОССИЙСКАЯ   ИМПЕРИЯ

ПОРОЖДЕНИЕ  МОЛВЫ
Вместо  предисловия.

Молвою ты рождён,
Молвой и похоронен,
Хоть слава о тебе плыла,
Что был великий воин,
И духом твердый, как скала.

Одним лишь взглядом
Сковывал уста,
Пред именем враги дрожали,
Пусть в чем-то совесть нечиста,
Немногие об этом знали.

Ты – в книгах,
В записях деяния,
А в них велик ты, словно Бог,
Лик в бронзе твой и в камне,
О чем еще мечтать ты мог?

Но время шло,
Молве – иная пища,
Властитель у страны иной,
Деяний нет, но что-то ищет,
Твой облик замутил покой.

Исчезли книги,
Изваяния,
И стерты о тебе слова,
Воспоминанья – сострадания,
Не о тебе идет теперь молва.

ВЕЛИКИЙ  ГОСУДАРЬ

Великий государь деяньями велик,
Но, кроме светлых дел, немало темных,
Кто в замыслы его сознанием проник,
Неповторимых, важных и огромных.

Да, были громкие и славные победы:
Гренгам, Полтава и Гангут,
Но были  и просчеты, беды.
Был неприятный для России «Прут».

Размах строительства России и наука,
Но был стрелецкий бунт и казнь,
Рождалось все в тяжелых муках,
Был бунт народа, неприязнь.

А сколько крови, и страданий,
Необходимых, и напрасных,
Душевных мук царя, переживаний,
В деяниях внешне и прекрасных.

При нем Россия стала сильной,
Здоровьем жизнью заплатил,
Отдал под суд родного сына,
Не может быть, чтоб не любил,
                Великий не скользит по зеркалу
времен,
Под натиском беды не отступает,
Красою созидания пленен,
Он в будущее мыслью улетает.

Он видит то, что многим не дано,
Уходит в мир теней, безвременно
погаснув,
Шагнуть через века не многим суждено,
А ожидать признания напрасно.

В друзьях у гения терпение и труд,
Врагов не взвешено, не счесть их,
Близ гения сомнений плотный круг,
И зависть с ложью оплетают сетью.

В деяньях крупных он не уязвим,
Наносят мелкие, но частые укусы,
Что можно противопоставить им,
Когда они безлики, трусы.

Деяний черного ничем не отбелить,
И черного предательства не скрасить,
Оценку времени не отменить
Он не подвластен и бесстрастен.

Были когда-то и Полтава и Лесное,
Был и Мазепа, - явно не герой.
Все это изменить – занятие пустое,
Хоть этого и хочется порой.

Как много злопыхателей у нас,
Даже тогда, когда страна бурлила,
Находятся историки сейчас –
Петровского невидящие взрыва.

Не видят титанических усилий,
Великой сделавших державу,
Наверное, о том забыли,
Как предки наши добывали славу.

Взгляните хоть на чудо-град
Со славным именем святого,
Да оглянитесь, наконец, назад,
Чтоб в заблуждении не пребывали
снова.

ОТВЕТ  ПЕТРА  ВЕЛИКОГО  АСТРАХАНСКОМУ ГУБЕРНАТОРУ  ЯКОВЛЕВУ.

Из Астрахани пишет губернатор,
Письмо на целых два листа,
Прекрасный был бы литератор,
Велеречива мысль, к тому ж пуста

Движения Петра нетерпеливы,
Глазами пробежав, с досады плюнул:
«Читать все то не хватит силы,
Здесь дела нет, лишь словоблудье!»

Ответ царя от слова и до слова,
Велел он тут же отписать:
« Я сколько говорил, ну, не бреши так много,
Мне некогда брехню твою читать!»

Из  указа  Петра  Великого: «Господа сенаторы!  Речь вести в присутствии не по написанному»…

Поморщился российский государь, -
Доклад выслушивал в сенате:
«Что ты бубнишь, как пономарь,
Не оторвешь взгляд от бумаги?»

И тут же издан был указ:
Речь, выступая, всякий раз,
По писанному не веди,
Своими говорили словами,
За ней внимательно следи,
Да не маши, притом, руками.
Цель выступления одна –
Дурь каждого должна видна.
 
СМЕРТЬ   ПЕТРА  ВЕЛИКОГО  И   РЕШЕНИЕ  ВОПРОСА  О НАСЛЕДОВАНИИ  РОССИЙСКОГО  ПРЕСТОЛА.

28 января 1725 года на 53 году жизни скончался Петр  Великий, не успев назначить наследника престола. Прямых потомков мужского рода он не оставил. Старший сын царя Алексей был казнен, обвиненный в государственной измене. Младший – Петр  умер в четырехлетнем возрасте от воспаления легких. Оставались  две дочери, старшая Анна и младшая Елизавета. Имелись еще два претендента на царский престол, внук царя Петра, сын казненного Алексея – Петр,  и  Анна – дочь  царя Ивана, старшего брата Петра Великого, находящаяся замужем за герцогом Курляндским Бироном. Между ними и будет происходить борьба за престол. Все «птенцы гнезда Петрова» разбились на два лагеря. Один состоял из знати, выдвинувшейся за период петровского правления ( Меншиков, Репнин, Толстой, Ягужинский, Бутурлин) и старинной знати, возглавляемой князьями Долгорукими – прямыми потомками Рюрика. Победили первые, присягнувшие жене Петра Екатерине ( Марта Скавронская, в молодости служанка у пастора Глюка в г. Риге) Практически у власти  оказался главный русский казнокрад Александр Данилович Меншиков. Изменить что-то в политике Петра он не мог, раскрученный царем маховик движения России продолжал действовать. При жизни Петра у него было немало врагов, как внутри страны, так и за ее пределами. «Историографы» здорово потрудились, чтобы  очевидные достижения Петра  были объявлены результатом простых случайностей, а самого прославленного императора изобразили дикарем, психически  и сексуально ненормальным человеком, трусливым, глупым, невероятно жестоким  бесчестным. Все ненавистники, все враги России и до сих пор выбирают главной мишенью своей клеветы Петра. И главным сочинением такого рода является фоккеродтовское направление в историографии Петра.
Возникло оно по прямому указанию прусского короля Фридриха П, который патологически завидовал славе русского императора еще при жизни, а после смерти приказал своему чиновнику, бывшему секретарю прусского посольства в Петербурге Фоккеродту сочинить памфлет, осуждающий Петра. Фоккеродт собрал все мыслимые и немыслимые сплетни и слухи о русском царе, добавил к ним собственные дикие вымыслы и представил королю свое сочинение. Фридрих счел пасквиль слишком мягким и добавил в текст собственные суждения, призванные развенчать славу Петра. Так родился «документ», гуляющий по свету и по настоящее время.

Смерть государя тяжкою была.
Хоть контуры он четко обозначил,
Но многие не кончены дела,
А главное – наследник не назначен.

Указ Петра не просто клок бумаги,
Наследник назначался государем,
Чтоб был он для России благом,
А не бичом, или небесной карой.

Наследников мужского пола нет, -
Искать придется за границей, -
Россией будут править много лет,
Немецкие принцессы, принцы.

Пока страною правит фаворит,
Об этом государыня просила,
Жена Петра  его боготворит,
«Данилыч» в прежнем фаворе и
силе

Что может сделать бывшая служанка,
Не славна силою ума?
Запустишь все и станет просто жалкой
Великая прекрасная страна.

Великих не свершалось дел,
Правленье Меншикова кратко,
Возможно, князь и не успел,
Ведь действовал по лисьи, все
украдкой.

Екатерины смерть – сгустились тучи,
Жизнь трудною для князя стала,
Ждут недруги благоприятный случай
И он пришел - князь Меншиков в опале

Лишен всех привилегий, на покой
В Березово, Сибирь отправлен.
Шел тысяча семьсот двадцать седьмой,
Всего три года он страною правил

ВРЕМЕНЩИКИ.

От императора Петра до Софьи-Фредерики, *
Россией правили ничтожества, что
Петр Второй, что Анна **
Деяний не заметите великих,
Да и побед не видно славных.

Ну, словом, было что?  Временщики,
Начав одно, закончить, не успеют,
Но жили хорошо помещики,
С крестьянской не слезая шеи.

Был Петр П, что знаем мы о нем?
Попытка Меншикова дочь свою
пристроить?
То ж  Долгорукие, как будто не причем…
А впрочем, что нам тени беспокоить.

В опалу Меншиков попал
В Березове, в Сибири оказался,
Знать что-то не учел, не рассчитал.
Но там до смерти оставался.

А дочь Петра, ее переворот,***
Балы, увеселения, опять балы,
Блестящих масок буйный хоровод,
До нищеты Россию довели.

И с Пруссией война была,
Казаки русские  в Берлине,
Пусть это не совсем великие дела,
Но, что о них  мы знаем ныне?

Что говорить о веке золотом,
Не слать истории проклятья,
В казне по смерти рубль остался
серебром,
Да десять тысяч неодетых платьев.

Да принц Голштинский тенью
промелькнул,****
Спасителем стал Фридриха Второго, *
При нем все тот же дворцовой загул,
И ничего полезного, иного.

При жизни  значимость невидима, мала,
Но после смерти тень восстала,
Войну с царицею-убийцей повела,
Страшнейшей Пугачевщиною стала.

Временщики  определяют курс,
Огромнейшей страны, где весть идет
недели,**
Урвав богатств огромный кус,
От власти, бесконтрольности пьянели.

Один в борьбе с противниками пал,
И канцлеру досталось, бедолаге.
Один с семьей в Березово попал,
Другой оставил голову на плахе. ***

Примечания: * Софья-Фредерика- Августа  - в девичестве имя императрицы Екатерины Второй.
** Анна  - Анна Иоанновна – императрица Российская, племянница Петра Великого.
*** Дочь Петра Великого – императрица Елизавета, пришедшая к власти в результате дворцового переворота, император Иоанн Шестой с родителями  был арестован и отправлен на поселение в Холмогоры.
Елизавета отличалась безумной страстью к нарядам, после смерти ее в государственной казне оставался рубль серебром, да более десяти тысяч платьев, каждое из которых стоило целых состояний.
****Принц Голштинский, после смерти Елизаветы  взошел на российский престол под именем Петра Третьего, был свергнут заговорщиками в пользу Екатерины П, и задушен графом Алексеем Орловым в Ропше.
Тень Петра Ш – Емельян Пугачев, провозгласивший себя Петром Третьим, спасшимся от козней жены Екатерины.
** Прусский король Фридрих Второй был разбит русскими в семилетней войне, русскими была занята столица королевства Берлин,
спасло его восшествие на престол Петра Ш, который буквально боготворил прусского курфюрста.
** Передвигались в то время на конях. Весть о смерти Екатерины Великой шла до Иркутска месяц, иными словами Восточная Сибирь управлялась целый месяц мертвой императрицей.
*** В Березово на поселение был сослан с семьей светлейший князь Меншиков, практически правивший российской империей после смерти Петра Великого и павший благодаря интригам князей Долгоруких.
Канцлер России  кн. Волконский был казнен при Императрице Анне.

ЕКАТЕРИНА I

Никакой расклад для реализации закона о престолонаследии не устраивал вдову Великого Петра. Устранив старшую дочь Анну, она тем самым приближала к престолу Елизавету. А тут еще одна помеха – этот внук от первого брака царя. Вот если бы их женить друг на друге, то до совершеннолетия  Петра, можно было править государством. Но  простое решение такого вопроса даже самой Екатерине казалось до невероятности странным. Целые годы Петр колебался в выборе наследника, и уже, потеряв способность говорить, начертал слабеющей рукой: Отдайте все..., а кому, рука не дописала.
В сенате шли дебаты по вопросу, кому отдать власть. Долгорукие требовали провозгласить царем сына Алексея – Петра, чтобы до его совершеннолетия правила Екатерина. Им возражал изворотливый Толстой. Дело чуть ли не дошло до рукопашной. Спорящие не заметили, как в помещении сената оказались гвардейские офицеры.Снаружи раздался оглушительный барабанный бой, там оказались два гвардейских полка. Князь Репнин, возглавляющий  военную коллегию сердито сказал: « Кто посмел привести полки без моего ведома? Разве я «не фельдмаршал?» На что, Бутурлин сказал: « Я их привел по воле императрицы, которой вы все подданные обязаны повиноваться!»
Вопрос был решен. Екатерина в ответ заботилась лично о гвардии, в своей палатке на смотрах она из своих рук угощала вином гвардейских офицеров. Под их прикрытием она процарствовала благополучно два с лишком года. При ней воровство достигло невероятных размеров.
Мать опасалась дочерей,
Они – наследницы престола,
Их выдать замуж поскорей,
Нет выхода у ней иного.

Со старшей замысел решен,
Отреклась от престола Анна,
А с младшею не завершен,
Мешает что-то постоянно.

То поиск просто бестолков,
В Мадриде, Лондоне, Париже,
Невеста многих женихов,
А стоило б искать поближе…

И был готов решиться план –
За сына выдать Алексея,
Но в плане том – большой изъян,
Нарушить кто его посмеет?

Как поглядит на то синод,
Нарушить заповеди Бога?
И как воспримет то народ,
И так ведь нарушений много.

Племянник он Елизавете,
Меж ними близкое родство,
К тому ж не взрослые, а дети
Оставить все на рождество.

Но победил петровский клан,
Оттиснув силой Долгоруких,
Сработал Меншикова план,
А для законников – наука.

Ведь это был переворот,
Все гвардия сама решила.
И Бутурлин закрыл всем рот.
Гвардейцы – властелина сила!
 
ПЕТР  ВТОРОЙ

Екатерине Первой и князю Меншикову хотелось после Екатерины видеть на престоле дочерей Петра Великого. В 1727 году Екатерина тяжко занемогла. Для решения вопроса о передаче престола собрались Веховный тайный совет, Сенат, Синод, президенты коллегий, и, как ни странно майоры гвардии. Это собрание решило  призывать к престолу поочередно, великого князя-внука, цесаревен Анну и Елизавету, а также княжну Наталью (сестру Петра, дочь царевича Алексея). 7 мая 1727 года после смерти Екатерины I престол российский занял Петр П – внук Петра Великого, сын казненного царевича Алексея. Попытка князя Меншикова женить императора на своей дочери не удалась, а это означало его политическую смерть, К власти пришел клан Долгоруких. Особенно ценил и любил молодой государь князя Алексея Долгорукого и его сына Ивана. Решено для укрепления власти выдать замуж за императора княжну Екатерину Долгорукую. Но судьба не позволила этому произойти, в день назначенной свадьбы император Петр П скончался. Ему еще не исполнилось семнадцать лет.
Вдова Петра уходит в мир иной,
Два года пролетело - умер царь,
На троне император – Петр Второй,
Без опыта, был тусклый государь.

Он слишком юн, и внешне не красив,
В руках у фаворитов – пешка.
Князь Меншиков к рукам прибрать
решил
Царя, но слишком действовал поспешно.

Задуман брак – оплошность подвела,
Считал он положенье свое прочным,
Просчетов в государственных делах
Достаточно, чтоб князя опорочить.

И красотою дочь его не блещет,
Не то, что Долгоруких дева,
Те юному царю на ухо шепчут,
Их клевета душою завладела.

Петр и жениться не успел,
Невестою княжна Екатерина,
Он тяжко оспой заболел,
И смерть пришла бедой неодолимой,

День свадьбы, собрался народ,
Все разодеты, как картинки,
Уже было начали хоровод,
А вышло, что собрались на поминки.

АННА  ИОАНОВНА

Приход на российский престол Курляндской герцогини Анны, племянницы Петра Великого (дочери его старшего брата Ивана) был хорошо продуман Андреем Остерманом, возглавлявшим немецкую партию. Петр Первый, приглашая на службу немцев, контролировал их деятельность. С уходом его в мир иной, этот контроль ослаб. Воцарение Анны Иоанновны означал засилье немцев во всех структурах власти, пренебрежение всем русским. В России этот период получил печально известное название – «бироновщина», по имени любовника императрицы герцога Бирона. Немцы с этого периода времени играют огромную роль в политической жизни России. К примеру, Остерман привел к власти императрицу Анну, придворный лекарь Лесток – Елизавету, Миних – Анну Леопольдовну.  На русском троне замелькали герцоги Мекленбургские, Голштейн-Готторпские, принцы Ангальт- Цербсткие, Вольфенбюттельские. Несколько слов о самой Анне. Ей было 37 лет, когда она заняла российский престол. Рослая, тучная, с мужеподобным лицом. Злая, малообразованная, она не могла обойтись без шутов и шутих, карликов и уродов. Самым большим удовольствием императрицы было унизить, потешится над человеком. Сколько было изведено, казнено самых видных русских вельмож. Последним русским сопротивлявшимся засилью был кабинет-министр Артемий Петрович Волынский, при жизни Петра Великого служил губернатором Астрахани.

России снова опустел престол,
О дочке вспомнили Ивана,
Судьбы российской произвол –
Ее подарком стала Анна.

Что до России герцогине?
Формально русскою была,
В истории оставит имя,
Но не великие дела.

Боялась русского царица,
О ней забыла все, что знала,
Курляндией теперь гордится,
Все остальное – презирала.

С ней на Россию хлынул сброд,
На все посты уселись немцы,
Ограблен русский был народ,
От немцев некуда нам деться.

Когда-то преданно служили,
Петр не давал им разгуляться,
О том при Бироне забыли,
Над русским стали изгаляться.

Курляндских проходимцев много,
Как сор из рваного мешка,
Толпой у царского порога,
И цель – достаточно близка.

Двор петербургский облепили,
Обсели множеством престол,
Им русские князья служили
За дураков и за шутов.

И кабинет-министр Волынский
За то, что преданно служил,
Что к сердцу принимал все близко,
На плахе голову сложил.

По всей стране и вопль, и стон,
Недобро поминают Анну,
Россией властвует Бирон,
И минихи, и остерманы.

ДИПЛОМАТИЧЕСКИЙ  ПОЗОР

После крымских набегов в 1735 году Россия вступила в войну с Турцией. Русские войска достигли больших успехов, были взяты Азов, Очаков, Хотин, Яссы, Молдавское княжество. Война стоила дорого, кроме денежных расходов, в ней погибло до 100 тысяч солдат. Мир был  заключен в сентябре 1739 года в Белграде, интересы России представлял французский посол в Константинополе Вильнев.В итоге Россия получила Азов, но без укреплений, не имела право иметь на Черном море не только военных, но и торговых кораблей. Султан даже отказался признать титул русской императрицы за Анной Иоанновной. Россия не раз заключала тяжелые мирные договоры, но такого позорного и до нелепости смешного еще никогда не было.

Вместо предисловия

У победы вкус –
Может горький, сладкий,
Он включает грусть,
Скорбь и боль утраты.

Ковал викторию солдат,
В ней кровь его и муки,
А предал дипломат
За две, иль три минуты.

И путь больших побед
Не слишком скор,
И можно много лет
Нести позор.
*    *    *
Расскажи  солдатик,
Как вы бились с Портой?
Сколько было рати?
«Говорят, до черта!

По веленью Анны
Мы на Крым ходили,
Там в сраженьях славных
Мы татар побили.

Только добираться
До него далеко.
Русские шли рати
По грязи глубокой,

Шли и в зной, и в стужу,
И в метель, и в грозы,
У солдата служба
Тяжелей мороза.

Долго шли по полю,
Набивая ноги,
Служба не по воле,
Мачеха для многих.

Генералы немцы,
Немцы – офицеры,
Эх, ядро им в сердце,
Нет у нас к ним веры.

Шли широкой степью,
Где по пояс травы,
Шли с солдатской песней
За солдатской славой.

Сколько бы пшеницы
Да произрастало б,
Сколько ж той землицы
Веки пустовало.

Эх, пройтись сохою,
Да поднять землицу,
Да скосить косою
Спелую пшеницу…

Только из столицы
Не затем послали,
С татарвою биться,
Чтобы турок гнали.

Немцам, что до русских,
Сколько их положат,
Черных, рыжих, русых,
Старых, помоложе…

Сомкнутым шли строем
Прямо на редуты,
Гибли, как герои
Русские рекруты.

Сколько положили
За пустую славу?
Словно и не жили…
Тысяч сто, пожалуй!

Бились под Азовом,
Хотин взяли с бою,
Всю прошли Молдову,
С Богом и судьбою…

Мы платили кровью,
Мы платили потом,
Барскою любовью,
Царскою охотой…

Славили барона,
Славят генералов,
Царская корона
Блага раздавала,

Деньги, эполеты,
Немцам дарят села,
Ну, а нам, калекам –
Жизнью невеселой.

Наше счастье мимо,
Стороной обходит,
А фельдмаршал Миних
Во героях ходит.

Славно воевали
Русские солдаты,
Только предавали
Горе – дипломаты.

Русь лишили чести
С помощью Вильнева,
Стало мрачной вестью
Нам возврат Азова.

Договор нетленный –
Путь закрыт нам снова,
Кораблям военным,
Кораблям торговым.

ИМПЕРАТРИЦА  ЕЛИЗАВЕТА

Пришла к власти в результате очередного дворцового переворота, произведенного гвардейскими офицерами, при тайной подготовке его
придворным лекарем Лестоком. В обращении была проста и ласкова, но иногда из-за пустяка могла выйти из себя и даже браниться. У нее сочетались крепкая православная вера, с любовью к французской и итальянской комедиям, нарядам, на которые тратились огромные средства. Много строила, удачно при  ней шли войны. Так ей хотелось пожить в Зимнем дворце, строительство которого начато при ней. Не успела. Из благих решений:17 мая 1744 года ею была отменена смертная казнь. Она была доброй женщиной, так много тратившей на наряды, что ей порой отказывали продавать наряды в кредит торговцы. Парадные помещения контрастировали с ужасающей теснотой и беднотой жилых помещений. Жила императрица в золоченой нищете. Оставила после смерти 15 тысяч платьев, два сундука шелковых чулок и кучу неоплаченных счетов.

Воспитана без всяких правил,
По сути, была беспризорной,
Наследства Петр ей не оставил,
Хотя наследница – бесспорно.

Когда обедать, спать, вставать?
Часов она не соблюдала,
Ей трудно деньги доставать,
Но все же, как-то доставала.

Посты все соблюдались строго,
И главный канцлер-гастроном,
Не евши ничего грибного,
Ей справку предъявлял о том.

Фигура крупна, но стройна,
Гибка и чересчур подвижна,
И круглолица, как луна,
Красива, даже слишком.

Любила свадьбы и гостей,
Сама невесту наряжала,
Жених – вельможа, иль лакей,
Того она не замечала.

Любила менуэт и пляски,
Непревзойденной в них была,
Любила на ночь слушать сказки,
Но в них – певучие слова.

И сердце певчему отдала,
Он был черниговский казак,
И графом Разумовским стал он,
Красив, пригожий, как никак.

Любила танцы, маскарады,
Таких здесь не бывало прежде:
Мужчины – женские наряды,
А женщины в мужской одежде.

Сама нередко наряжалась
В гвардейский праздничный
мундир,
И в нем на людях красовалась,
На бал отправившись, на пир.

Подвижна, как отец была,
Здоровью крепкая основа,
Два дня – в Москве уже она,
Два дня – и в Петербурге снова.

В парадных залах блеск камней,
Нарядны женщины, вельможи,
Свет сотен, тысячи свечей,
И блещут золотые ложи.

Дождаться следует момента,
Когда уходят гости спать.
Бедны ее апартаменты,
И скромна царская кровать.

Убожество и беднота,
Из щелей дуло, завывало,
Кругом такая теснота,
Водою стены заливало.

Столы и стулья и постели
С дворца свозили во дворец,
В печах, полу зияли щели.
Такая бедность, о, творец!

ПЕТР ТРЕТИЙ ( КАРЛ-УЛЬРИХ - ПЕТР    ГЕРЦОГ  ГОЛШТЕЙН-ГОТТОРПСКИЙ,   ПЕТР  ФЕДОРОВИЧ  РОМАНОВ)

Был внуком Петра Великого, сыном его старшей дочери Анны, вышедшей замуж за герцога Голштинского  и отказавшейся от прав на российский престол. Он же был внуком сестры шведского короля Карла XII. Рос хилым ребенком и был наделен скудными способностями. Обладая правами, на русский и шведский престолы, он  едва ли годился на свой мизерный герцогский трон. Получил никуда негодное образование, подвергался унижениям со стороны воспитателя и научился лгать, чтобы избегать их. Он вырос, сохраняя многое от детства. Стал взрослым, так и не созрев. Кумиром его был прусский король Фридрих. Даже женившись на Софье ( будущей императрице Екатерине Второй), он не оставил любимого занятия – игры в куклы и солдатики. Вот такого императора подарила дочь Петра – императрица Елизавета России. Петр Третий принародно показывал свое преклонение перед прусским королем, целовал его бюст и, однажды при всех стал на колени перед его портретом. Он стал не императором российским, а верноподданным прусского короля. Во время семилетней войны он пересылал враждебной  стороне сведения о русской армии. Недовольство росло и переросло в заговор. И император Петр Ш был задушен.

Великое понять, живя в предельно малом,
По размышлению, не всякому дано.
В великое попав, крупней не стал он,
И ближе, и родней не стало и оно.

Голштейн-Готторп по меркам европейским
Стандартам малым отвечало,
Название его в сказаниях и песнях
Триумфом мужества никак не прозвучало.

Карл-Ульрих-Петр – Голштинский герцог
В Московию, Россию едет,
Что слышал о России в раннем детстве?
Там холодно и там живут медведи.

Приехал в Петербург и тетушкой обласкан,
Ждет принца императорский престол,
Жизнь в празднествах проходит, словно в
сказке,
Все европейское в обличии простоим.

Петр мыслями в Голштинии родной,
А власть получит – править будут немцы
Такой огромною и странною страной,
Где от тоски не знаешь, куда деться.

Нет, это не его, а чуждый ему мир,
Хоть говорят, что в нем и русская есть,
кровь.
Но для него один лишь есть кумир –
Великий Фридрих – Пруссии король.

Сейчас беда настигла короля, -
Он выучкою славился когда-то, -
Уходит из-под ног немецкая земля,
Берлин заняли русские солдаты

Что станет с Пруссией, его кумиром,
Петр гонит мысли тягостные прочь,
Войну бы поскорей закончить добрым
миром…
Не знает Петр, как Фридриху помочь?

И тут спасение нежданное пришло,
Внезапно государыня скончалась.
Мир срочно заключен, все в колею
вошло,
Незыблемой и Пруссия осталась.

Ничтожный государь приносит много
бед,
Россия под пятою немцев ропщет.
Пройдет еще совсем немного лет,
И будет государь удавлен в Ропше.

Вздохнет Россия полной грудью,
Временщиков засилье прочь уйдет,
Придут талантливейшие люди –
Россия двинется уверенно вперед.

По человечески мне жаль царя,
В беде был слаб и, как ребенок, жалок,
Но жалкий, ведь недаром говорят,
Владеет ядовитым жалом.

СО СТРАХОМ  ЕХАЛА

Приезд в Россию Софьи, Фредерики, Августы Ангальт- Цербской, будущей императрицы Российской Екатерины Великой, до того княжны маленького захудалого немецкого княжества, напоминал вхождение ребенка в темную, незнакомую ему комнату.
 
Со страхом ехала в Россию
Из крохотного княжества в Германии,
Ей говорили про морозы сильные,
Про лето жаркое, а зимы – ранние.

Что в ней дремучие леса,
Повсюду топи и болота,
Там разные творятся чудеса,
Да на медведей смелая охота.

В России есть огромная Сибирь,
А земли в ней немерены,
Озер огромных глубь и ширь,
Селения в глухих лесах затеряны.

Приехала в российскую столицу,
Река Нева, кругом каналы
Принцесса не могла не надивиться,
Диковинок прекрасных здесь немало.

И радушная встреча во дворце,
Елизавета встретила с улыбкой,
У всех придворных радость на лице,
Лишь только принц какой-то хлипкий.

Нескладный, голова мала,
Черты лица необычайно мелки,
Из уст сочатся скудные слова.
И зубы острые и мелкие.

Брак заключен. Ее крестили,
Екатериной Алексеевной назвали,
И русскому всему учили.
А жизнь бежит, что будет далее?

ЦАРСТВО  ЛЖИ

Блестящий век Екатерины, особенно яркий на фоне предшествующих смут и дворцовых переворотов. Россия приросла обширными территориями. Причерноморские степи требовали заселения, за большие деньги помещики выводили своих крепостных  сюда, Потребовались и немцы- колонисты. Дело дошло до того, что пытались договориться с Англией, о высылке сюда осужденных преступников. Благодаря умению российского посла графа Воронцова этого не произошло. Гремела слава русского оружия. Развивался театр, культура. Об этом слишком много написано. Я хотел бы остановиться на лжи, пронизавшей все общество. Вспомните только о потемкинских деревнях…

Во лжи царица преуспела,
Всю жизнь сознательно лгала,
Ложь искажала суть и дело,
А лгать она действительно могла.

Лгала учителям, родителям и мужу,
Любовникам и подданным своим,
В ответ и ложь ей беззаветно служит,
Зло, превращая в благовонный дым.

Лгала Вольтеру, прочим иностранцам,
Дошла та ложь до нас, потомков,
В делах императрицы разобраться –
Подобно тяжким поискам в потемках.

«Богаты мужики, прижимисты и скупы, -
В письме Екатерина написала, -
Но курица, или индейка в супе,
У них всегда, не говоря про сало.

Дидро о бунте пугачевском пишет:
«Спокойно в государстве, вдруг – сюрприз,
Волнение, о нем Европа слышит,
Поднял против меня Де Пугачев – маркиз»

Подобного страна лукавства не видала,
Испить то Украине суждено,
Казаки крепостными разом стали,
А слово «раб» запрещено…

От лжи такой и улыбнуться можно,
Объема нет, подслащена она,
Оторопеть от ужаса пред ложью,
Когда трагедия отчетливо видна.

Петр Третий и его жена,
Придворный мир на двое раскололи,
Гвардейцами она окружена,
Он окруженьем Миниха доволен.

Ушла Елизавета на покой,
И напряженье быстро нарастает.
А взрыв произойдет, исход какой?
Об этом говорят, но ничего не знают.

А взрыва не было, всего один арест –
Петр под конвоем был направлен в Ропшу,
Пустынно там, нет никого окрест,
Но арестованный молчит, не ропщет.

Повержен, сломан, как тростник,
Как умолять еще жену, не знает,
Он без друзей, один он не привык,
И чувствует, как смерть над ним летает.

В риторике был император слаб,
В письме моля об участи своей,
Он вместо унизительного раб,
Напишет почему-то твой лакей.

Своих приверженцев, гостей, послов
Екатерина пылко убеждает,
Что государь в безумии готов
Россию погубить. Об этом пусть все
знают.

Переворот затеян ради сына,
Законам, уложениям верна,
Совет имперский * станет господином,
Ему подвластной будет вся страна.

Когда же Павлу станет восемнадцать,
Делами, как бывало это встарь,
Он государственными  будет заниматься,
На то он и России государь.

Об этом государыня забудет,
Когда все претендентов уберет.
Пока все хорошо, но то ли будет,
Когда во власть она войдет.

В записке баловень судьбы
Граф Алексей ** Екатерине пишет:
«Урод наш занемог, не помер бы,
Мне кажется, на ладан дышит!»

Публичная пощечина дана
Орлову за известье о кончине.
В слезах, великая печаль ее видна,
О смерти мужа говорит, о сыне.

Брейтель*** заметил, показуху видя,
Как государыня страдая, слезы льет:
«При жизни так супруга ненавидит…
Страх, ужас, оторопь берет»…

Внушает ужас показное горе-
Ведь внук Петра Великого убит,
Слез ложных выплакано море,
А сердце твердо, как гранит.

И внук Ивана мается в оковах, ****
Ответа герцог Брауншвейгский  ждет.
А сколько жертв еще родится новых,
Несбывшихся надежд еще умрет.

Про сына слух она распространяла,
Что он у ней от графа Салтыкова,
Что сына она в родах потеряла,
Подкинули ей вместо неживого…

Петровские бумаги перерыла
Касательно суда над Алексеем,
Хоть цесаревича от власти отстранила,
Открыто осудить его не смеет.

Он  после смерти Вильгельмины*****
Стал крайне скрытен, осторожен,
Не подыскать достаточной причины,
Путь устранения невероятно сложен.

Екатерина отбирает внуков,
Они всегда находятся при ней,
Против отца направлена наука,
По сути – потерял он сыновей.

Пути- дороги к трону перекрыты,
И Павел потихоньку тает,
А государством правят фавориты,
Россия от их действий процветает.

Князь Северный * отправился с женой
По зарубежным, европейским далям.
За взгляд его печальный, неживой
Российским Гамлетом прозвали.

Отвергнутый от власти взрослый сын,
Не смеет заикнуться о престоле,
Он только в Гатчине  свободен, господин.
Не заключен и не на воле.

И снова у царицы заговор созрел-
Трон внуку, Александру, передать,
Но Павел в курсе этих дел,
Достаточно прекрасно знает мать.

«Мне деда тень сегодня повстречалась,-
Друзьям своим он скажет, не таясь, -
И тень Петра Великого сказала –
Мой бедный Павел, бедный князь!»**

Примечания: * Имперский Совет, должен выполнять роль коллективного регента при малолетстве наследника  – Обещание Екатерины, данное ею при устранении мужа.

** Граф Алексей – один из братьев Орловых – фаворитов Екатерины,
возведших ее на престол.
***Брейтель – французский посол при русском императорском дворе.
****Внук Ивана – царя, старшего брата Петра Великого. Им был юный герцог Брауншвейгский, взошедший на престол в возрасте около одного года под именем Ивана Шестого. В результате переворота он вместе с родителями был в ссылке – в Холмогорах, а затем заключен в Шлиссельбургскую крепость.
***** Вильгельмина Гессен-Дармштадская – первая жена Павла Первого, названной в России Натальей Алексеевной. Находилась в оппозиции к царствующей Екатерине П, и умершей от неизвестной причины.

*Князь Северный – под этим именем Павел I совершил единственное путешествие в Европу, где он был высоко оценен царствующими особами.
** Эпизод с тенью Петра Великого был рассказан при жизни самим
Павлом.

ДВОРОВЫЕ

Екатериной был издан указ о «Вольности дворянства», позволяющий барам деспотически относиться к своим крепостным. Особенно доставалось дворне, обслуживающих помещика и его семью, не имеющих своего надела земли и целиком и полностью зависящие от темперамента и настроения помещика.

Ох, крут был барин,
Ох, и крут,
Чуть что, в застенок и за кнут!

Вся дворня бита и порота,
Пороли мужиков и баб,
Закроет наглухо ворота,
Лютует много дней подряд.

Охоч до девок,
Ох, охоч,
Проводит с девкой вечер, ночь,
Потом она ревет белугой…
Такие, брат, у нас дела,
Не избежать плетей и блуда!

Ох, тертый был калач,
Но на село пришел Пугач…

Именье барина пылало,
И сам нещадно бит кнутом,
Бежали мы, куда попало…
Вестимо, что было потом.

Ох, крики, плач,
По шкурам погулял палач!

Кого клеймили словом «вор»,
Все испытали розги, плети,
Калек немало с этих пор,
Виновны, что живем на свете!

Ох, по селу слушок прошел:
В Москве казнили Емельяна,
Чего искал, он то нашел,
А мы за что? – скажите прямо!

КНЯЖНА  ТАРАКАНОВА

В истории этой женщины сплошные тайны. Не ведомо, откуда появилась эта молодая красивая женщина, прекрасно воспитанная, на какие средства живущая, менявшая неоднократно свое имя, но вошедшая в историю как княжна Тараканова, выдававшая себя за дочь покойной русской императрицы Елизаветы Петровны. Конец ее трагичен, обманутая графом Орловым Алексеем она по приказу Екатерины П была брошена в застенок, где и умерла.

Коль правовая ниша есть,
Найдется, кто занять захочет,
Здесь все возможно, даже месть,
И скорой  гибелью пророчит.

Суть самозванства такова,
Есть государственная слабость,
На власть есть слабые права,
А значит, есть и власти сладость.

В России претендентов тьма,
В мужских и даже женских лицах,
Тень убиенного Петра
Семь раз сумела воплотиться,

А женщина была одна,
И не в России, за границей,
Пока опасность не видна,
Но всякому дано случиться.

Красива, молода, смела,
Твердит, что дочь Елизаветы,
Как появилась, где была?
Никто не говорит об этом.

То в Лондоне она, в Париже,
В Берлине, Лейпциге и Вене,
Как заманить ее поближе,
Опасна – это, несомненно.

Екатерина не спокойна,
Беды ближайшей, право нет.
Но камень брошен, видны волны,
И долгий остается след,

Что самозванка, то понятно,
Ну, а сама императрица?
Хоть и признаться неприятно,
Но нечем каждому гордиться.

Но все же надо упредить,
Будь то пустышка, или дура,
Порхает юная, пьянит,
Не замечая тучи хмурой.

И план созрел. Граф Алексей
За ней отправился в Неаполь,
Похоже, справится он с ней,
С добычею придет обратно.

Завлек красавицу Орлов
Прекрасным видом и богатством,
Итог игры его таков –
Княжна не стала упираться.

Что ведала, когда плыла?
Орлов без примененья силы,
Свободной, как она была,
Доставил в матушку Россию.

Княжна просила и молила,
Но ни словечка ей в ответ,
Стал каземат для ней могилой,
На много, много лет.

Быть может, был художник прав,
Нарисовав седой поток,
Княжну и крыс, сырой подвал
И низкий скользкий потолок.

А  НА  РУСИ

А на Руси, как на Руси,
Тому неси, тому неси,
Неси чиновнику, другому,
Неси последнее из дома.
И сколько ты их не проси,
Звучит одно: «Неси, неси!»

ИМПЕРАТОР  РОССИЙСКИЙ
ИВАН ШЕСТОЙ

1741 год. Повзрослевшая дочь Петра Великого Елизавета с помощью гвардейских офицеров совершает дворцовый переворот, арестовывает Анну Леопольдовну, ее мужа – герцога Брауншвейского и их сына годовалого  Ивана Антоновича, до этого объявленного российским императором, под именем Ивана Шестого. Арестованные находятся в течение 16 лет под строгим надзором в Холмогорах. Герцог Антон с приходом на престол Екатерины Второй надеялся на послабление содержания семьи и, даже на возможный отъезд из России. Он  пишет на имя императрицы жалобное, полное унижения письмо. Ответ был в таких добрых тонах, что герцог, читая его, прослезился. Надежды усилились с приездом генерал-майора графа Бибикова, одного из любимцев Екатерины. Но… Бибикова за его объективный доклад ожидала опала. Распространялся слух о том, что граф в Холмогорах влюбился в одну из дочерей герцога. Ивана Шестого из Холмогор тайно переправляют в Шлиссельбургскую крепость. Спустя восемь лет  попытка офицера Мировича заканчивается убийством заключенного императора, о чем даже не узнает его семья, а заключение семьи несчастного герцога будет продолжаться. О том и стихи:

Представьте на секунду
Холмогоры,
Не город шумный, крупное село,
Ту  родину великую поморов,
Куда людей судьбою занесло.

Не крепость представляйте,
монастырь,
Где множество людей и судеб,
Изведавших и повидавших мир,
Они общаться меж собою будут…

Представьте одинокую усадьбу,
В сторонке от строений и дорог,
Где встретить незнакомца рады,
Перешагнувшего через ее порог.

Представьте частокол и двор,
Одних и тех же лиц в дозоре,
Содержится в ней не злодей и вор,
Но жертва преступления, позора.

Ему был год, но схвачен, осужден,
Живет он в рамках жесткого указа,
Он ласки с детства женщины лишен,
Не видел матери  ни разу.

Из чаш ее не пил он молока,
Вокруг него всегда чужие люди,
Он видит из окна, несутся облака,
Туда, где никогда не будет.

Ему шестнадцать лет, он одинок,
Когда его выводят на прогулку,
Всех, даже близких, садят под замок,
Нет ни души на переулках..

Чтоб ни одна крещенная душа,
О нем случайно не узнала,
Коль говорят о нем, то тихо, чуть
дыша.
Чтоб муха, пролетая, не слыхала.

Зимой и летом – комната одна,
Из мебели – кровать, есть стол и стул,
Одна картина видна из окна,
И слышен частых ветров стон и гул.

Он в комнате давно, так много лет,
Он счета не ведет, не знает,
Жизнь монотонна, в ней изменений нет,
Книг тоже нет, он не читает.

За что он здесь, и кто его сослал,
Бедняга юноша совсем не понимает,
С рождением его произошел скандал,
А Петербург молчит, хотя все знает.

Семейство Брауншвейских ждет,
Прошение послал глава семейства,
герцог
Ответ готов, сюда придет,
Что слово в ней, то благодарность
сердца.

Такие чудо нежные слова,
Рукой подписаны самой императрицы,
Читаешь их, кружится голова,
И невозможно в правде усомниться.

А результат? Он несомненно будет,
Но только радости в нем просто нет.
И из столицы Бибиков прибудет,
Но сам его приезд, таил немало бед.

Доложит светлый граф Екатерине,
Слова его правдивы, без утайки,
В опале будет граф отныне –
«Смотри там хорошо, не замечай-ка»

Тон повеления обычный, он не груб,
Но тайно усадили узника в карету,
Отправлен будет в  Шлиссельбург,
Он – узник величайшего столетья

Освобождение его  и не придет,
Пройдет еще лет восемь, и убьют,
К родителям известье  не дойдет,
За упокой души не пропоют.

Несчастье – под звездой родился,
Сравнялся год – он император,
Не просто самодержец, а российский,
Иван Шестой самой судьбой проклятый

Историю еще пытаются понять,
Ведь белых пятен в ней немало,
Народ забудет и забудет знать,
Ведь в праве сильных не ищите
права.


МАЛАЯ  РУСЬ  -  МАЛОРОССИЯ

КРЕВСКАЯ   УНИЯ

В 1370 году династия Пястов в Польше  прекратилась. Власть в стране перешла к французу Людовику герцогу Анжуйскому, а он ее передал своей дочери Ядвиге.
Польская королева Ядвига любила принца Вильгельма, сына Леопольда Австрийского. Но такой брак не устраивал почему-то польских магнатов. Под их принуждением Ядвига вышла замуж за литовского князя Ягайло, а Вильгельм Австрийский отправился домой. Польша  и Литва объединились,  Ягайло принял католичество. Он же приказал всем нехристианам  и православным принять католичество. В 1386 г. состоялась Кревская уния, поддержавшая приказ короля. Православные литвины, в том числе потомки великих литовских князей Гедимина и Витовта, не согласные с таким решением, покинули Литву и направились в Москву. Все их богатство составляли конь и сабля. Они шли на военную службу, получали на прокорм деревеньки, и стали основателями многочисленных дворянских родов. Были дворянские роды и из монголов, состоящих на службе московского князя, к примеру, князья Юсуповы, Годуновы, Урусовы и т д

Династия Пястов в предания ушла,
Людовик Анжуйский стал править.
Но в Польше все хуже и хуже дела.
Магнатов, нет силы, заставить.

От их своевольства Людовик устал,
Решил отказаться от трона.
И дочери славной престол передал,
Ядвига надела корону.

Над Польшею власть королеве не впрок, -
Вильгельма Австрийского любит,
Но гетманы Польши ей дали урок –
Пусть милого сердце забудет.

Хоть красны глаза королевы от слез,
Хоть сердце к любимому рвалось,
Она, повздыхав, отказалась от грез,
Женой нелюбимому стала.

Он дерзок и груб – настоящий литвин,
Какого еще не встречала,
У Польши единый теперь господин,
Князь прежде литовский – Ягайло.

Ягайло, женившись, Литве приказал,
И людям, подвластным литвинам,
Чтоб каждый немедля католиком стал,
Как Бога, чтил папу из Рима.

Решение это и Кревский союз
Был принят в Литве без восторга,
И многие шли во Владимир, на Русь,
Племянники, внуки Витовта.

Их Русь приняла, себе нишу нашли
И члены семьи Гедемина.
От них и боярские роды пошли,
Став с русскими плотью единой.


ЖИЗНЬ  РУССКОГО  В  ПОЛЬШЕ.

В те времена все православное население Польши называло себя русскими, тогда, когда слово «украинец» обозначало жителя окраины. Этим словом называли и жителей окраин южнее Воронежа и Тамбова. Крепостного права в Польше не было. Каждый крестьянин мог уйти от пана, но такой уход означал полную потерю имущества и даже личной свободы, потому что свобода ограничивалась системой жестких налогов. Парадокс, но отсутствие крепостного права обрекало крестьянина на полное бесправие. Шляхтичи, привыкшие к праздной жизни в мирное время, функцию контроля за производственной деятельностью переложили на евреев, которые ссужали деньгами шляхтичей. Налогами было обложено все: земли, водоемы, охотничьи угодья, сенокосы и даже православные церкви. Последнее особенно возмущало православных. И не удивительно, что во время бунтов, принимавших порой внушительные масштабы, первый гнев на себе испытывало еврейское население. За примером я предлагаю обратиться к краткой истории евреев С.М. Дубнова, изданной в 1912 году для еврейских учебных заведений.

Холоп – шляхтич,
шляхтич – магнат –
Вот главные сословия,
Один бедняк, другой – богат,
Вот общества условия.
Холоп

Холоп, он есть холоп,
Что в Вильне, что в Варшаве,
Он экономики – оплот,
На нем стоит держава.

Он пашет, сеет, шьет, кует,
Оброк ли то, налоги,
За счет его шляхта живет,
И те, кто ладит с Богом.

Пусть будет засуха, потоп,
Иль год неурожайный,
Прощен по вере, может, хлоп,
Наказан православный.

Ему пощады не дадут,
Он это понимает,
Не потому ли в Польше бунт
Он часто поднимает.

То Наливайко, то Павлюк,
Остраница, то Гуня,
Посажен на кол, иль на крюк,
То в прорубь его сунут.
Шляхтич

Вести  хозяйство не умея,
Маеток, православный храм,
Шляхтой хозяйство все евреям.
На откуп дан.

Когда к служенью божий храм
Еврей поутру открывает,
Больнее всех телесных ран…
Шляхтич того не понимает.

Чего ж тогда он ждет,
Когда его возьмут повстанцы,
Когда поднимется народ,
Ужасное все может статься.

Примечание: Наливайко, Павлюк, Остраница, Гуня – вожаки  народных восстаний в Малороссии.
Маеток – имение.

КОГДА  ЛИЧНОЕ  СТАНОВИТСЯ  ОБЩИМ,  И НАОБОРОТ

Богдан Хмельницкий был православный шляхтич русского происхождения, служивший в пограничных польских войсках. Местный староста католик Чаплицкий невзлюбил Хмельницкого настолько, что несколько раз покушался на его жизнь. Шел 1647 год.

Владелец хутора шляхтич,
Но русский, веры православной,
Зовут Богдан Зиновьевич,
Казацкий сотник славный.

На Крым ходил и в Порте был,
Гребцом полгода на галере,
Немало горя пережил,
Болел и тифом, и холерой,

В Сечи немало раз бывал,
Знакомых много там у Хмеля,
Под польским стягом воевал,
Речь острая, не пустомеля.

Хоть хлопов мало, но богат.
К труду и руки сам приложит,
О нем соседи говорят:
«На свете все Хмельницкий
может!»

Большая хата под соломой,
И стены выбелены мелом –
Такие сотника хоромы.
Да вишни две, в наряде белом.

Дверь небольшая, три окна.
Тын невысок, на нем макитры,
Отсюда часть гумна видна,
Да скарб хозяйственный,
нехитрый.

Маеток весь, как на ладони.
А дальше хлеб стоит стеной,
Там, у реки пасутся кони.
А за рекой – простор степной.

Там у колодца журавель,
Ведро тяжелое из дуба
Здесь разрасталась повитель,
Там зеленели стенки сруба

Там ветрячок взлететь готов,
Крылами воздух пряный режет.
Телега, парочка волов
Мучная пыль, и камня скрежет.

И в хате есть, что показать,
Привез, когда ходил на хана,
О каждом можно рассказать
Копье, ружье и ятагане.

Идет война здесь, не до мира,
Здесь может, всякое случиться,
Здесь ненависть ключом бурлила
У старосты  Чаплицкого

И покушение не раз,
Засады делал на Богдана,
И только шлем однажды спас,
Удар в висок направлен прямо.

И все же случай подвернулся,
Чаплицкий с сворою напал,
Когда Богдан домой вернулся,
Субботин свой он не узнал.

Забрал тот все, коней включая,
С гумна увезено зерно,
Жена Богдана не встречает
Не видно сына заодно.

Их всех увел с собой Чаплицкий
Ну что поделать можно тут,
Стал угрожать ему Хмельницкий,
Что призовет его на суд.

Чаплицкий силу показал,
Велел пороть сынишку Хмеля.
На рынке душу тот отдал…
Живого места нет на теле.

Хмельницкий к королю пошел,
Напомнил о своих заслугах,
Тот руки в стороны развел,
Хоть сотника принял, как друга.

Нет дома, нет угла, нет права,
Добра лишился и жены,
Где на Чаплицкого управа?
Лишь оскорбления одни.

Подался Хмель на Запорожье,
Сечь благосклонно приняла,
Поведал о делах безбожных,
Громада Хмеля поняла.

Доколе нам терпеть поляков?
Гляди, что делают евреи?
Мы для панов хуже собаки,
Нас притесняют в нашей вере.

Ключи от храмов у евреев,
Налоги с нас еврей дерет,
Мы, казаки, сказать не смеем,
Казацкий переводят род!»

Собралась тут казачья рада,
По воле гетманом он стал,
Хмель назначенье, как награду
Принял. Восстание поднял

МОГИЛА  НЕИЗВЕСТНОГО  КАЗАКА.

Польские  коронные гетманы Потоцкий и Калиновский были уверены в победе над Хмельницким, так как в их войске имелась хорошая немецкая артиллерия. Пушки могли легко остановить натиск казацкой конницы. Чтобы избежать этого Богдан Хмельницкий послал в стан поляков преданного казака, который должен был ввести поляков в заблуждение, предоставив им ложную версию направления удара. В течение многочасовых пыток, сохраняя силу воли, казак выполнил свою миссию. Он умер под пыткой. Казачья конница нанесла удар по левому флангу польских войск. Пока происходило разворачивание пушек, победа Хмельницкого была достигнута, польское войско разгромлено, оба коронных гетмана попали в плен.

К Потоцкому казака привели,
Избитого, помятого, в пыли,
Презрительно взглянул коронный
гетман:
«Откуда взялся этот пес?
Он что-нибудь с собою нес?»
- Да нет, похоже, нем он.

Удар бича лег поперек лица,
Потом еще, по телу без конца,
Пытают пленника жестоко,
«Где Хмель сейчас, откуда ждать?
Куда ведет Хмельницкий рать?»
И пленник проскрипел: «С Востока!»

Но муки, пытки продолжались,
Подробно выпытать пытались:
Как Хмель находится далеко?»
Казак храпел, и телом рвался,
И кровью алою плевался,
Твердя одно: «Придет с Востока!»

«Признайся и дадим коня,
В карманах деньги зазвенят,
Жизнь станет вольной и широкой,
Казак, едва живой стоит,
Но продолжает говорить:
«Хмель явится сюда с Востока!»

Уж смерть казака клонит,
«Клянись схизматик на иконе,
Клянись святыми и пророком!»…
А пленник глубоко вздохнул
И тут же ноги протянул,
Шепнув последнее:
«Придет с Востока!»

«Теперь мы знаем Хмеля путь.
Навстречу пушки развернуть!-
Потоцкий потирает руки, -
От нас схизматик не уйдет,
В Варшаве смерть свою найдет,
Пред этим, претерпевши муки!»

ПУТЬ  ПОБЕД  И  ПОРАЖЕНИЙ

Поляки недооценили полководческого дара Богдана Хмельницкого. Они могли бы выставить войско в 150 тысяч, но мобилизовать их оказалось делом непростым. Магнаты, как всегда, отказались дать деньги королю на «посполитое рушение» ( шляхетское ополчение). В 1648 году Хмельницкий одержал три крупные победы. Напряжение борьбы нарастало. Снова было собрано посполитое рушение, были на деньги короны наняты немецкие артиллеристы и пехотинцы. Была использована тайная дипломатия, с целью побудить татар прервать союз с Хмельницким. Все это дало результаты при сражении под Берестечком. Это произошло в 1651 году. Татары покинули Хмельницкого, а когда он пытался их уговорить вернуться, они схватили его и увезли с собою в Крым. Казачье войско было прижато
к болоту. Талантливый казацкий полковник Иван Богун пытался, создав гать, вывести казаков, но гать была разрушена немецкой артиллерией, большинство казаков погибло. Освободившийся из плена Хмельницкий вернулся, как говорят к разбитому корыту. Тыла у Хмельницкого не стало, сохранялась надежда на Москву, но та, как всегда действовала неторопливо. Переговоры шли с 1951 года, и только 8 января 1854 года произошло соединение: «Волим под царя московского, православного»
 
Хмельницкий побывал в Крыму,
Поддержкой ханской заручился,
Нашлись казаки на Дону,
Решив к походу подключиться.

Собралось войско – тысяч семь,
Но это только капля в море.
Шляхта не поняла совсем
Беды нависшей. Просто спорят:

Давать ли деньги, не давать
«Рушенью посполитому».
Послали небольшую рать,
Она казаками разбита

При Желтых Водах. А затем
При Корсуни, Пилявцах,
Потоцкий – гетман взят был
в плен
И Калиновский сдался.

Поляки, наконец, прозрели:
Не бунт казацкий, а война,
Не подавить за три недели,
Вся в напряжении страна…

Поляков режут и евреев,
Штурмуют крепости, берут,
Ряды повстанцев не редеют,
Таких не остановит кнут.

Непросто справиться с Богданом,
И в Крым направлены послы,
Договориться с крымским ханом,
Поляки золото несли…

Под Берестечком бой начался,
Нанесен в спину был удар,
Мурза татарский прочь подался,
С собою уводя татар.

Случилось это – среди боя,
Такого Хмель не ожидал,
Он – полководец, а не воин,
Ивана Богуна позвал,

Власть передал. Сам за мурзой,
Татар догнал, - но он один, -
Татары двигались домой,
Хмельницкий схвачен, едет в Крым.

Остались казаки  без Хмеля,
Поляков – явный перевес,
К тому же ядра смерти сеют,
Отрезан от казаков лес.

Была из воинов стена,
Теперь толпа, баранье стадо,
Надежда только лишь одна,
Уйти, хоть оторваться, надо.

Один лишь путь – через болото,
В болоте проложили гать,
Пройти по гати лишь пехоте,
Коней приходится отдать…

Болотная вздымалась гладь,
Когда ядро, шипя, взрывалось,
Трещала, разлеталась гать,
Болото жижею плевалось.

Повсюду крики, стон и вой,
Тела засасывает жижа,
Немногие пришли домой,
Из тех, кто к берегу поближе.

Там где Богун, идет борьба,
Казаки продолжают биться,
Пусть будет тяжкою судьба,
Казаку плакать не годится.

Там тоже трупы, тоже смерть,
Безмерные страдания,
Попробуйте понять суметь
Казака состояние.

Я трижды славлю Богуна,
В таком то положении,
Когда судьба предрешена,
Взять на себя решение.

Хмельницкий был отпущен ханом,
Он снова в Запорожье,
Теперь решать не может сам он,
События так сложны.

Он с двух сторон врагом зажат,
Один  в Бахчисарае,
Устал он хана ублажать,
И старые враги в Варшаве.

Вновь у разбитого корыта,
Все начинать сначала,
Пути на Польшу перекрыты,
Союзников не стало

На берегу Днепра, на правом,
Разбиты польские войска,
Опять он – баловень славы…
По дому мирному тоска.

Бои при Батоге и Жванце,
Войне не видится конца,
Хоть на победу есть и шансы,
Но лучше подождать гонца…
 
Вот, наконец, пришло известье,
Сам Бутурлин сюда идет
И рада не уронит чести,
Судьбу решает сам народ.
             *    *    *
Семь лет войны, немалый срок,
Чтоб оценить последствия,
Какой для каждого урок,
Какие будут действия?

Окинем все бесстрастным взором,
Не с точки зрения невежд,
Для Польши – временем позора,
А для казачества – надежд

Евреям скорби и страданий,
Татарам – грабежей, налетов,
Москвы – свершенье ожиданий,
Но только с явной неохотой

ПОЛИТИЧЕСКИЕ  ПОРТРЕТЫ  МАЛОРОССИЙСКИХ  ГЕТМАНОВ

ВЫГОВСКИЙ

Летом 1657 года умер Богдан Хмельницкий. Гетманом был  избран генеральный писарь Выговский. Хотя он был и православным, но терпеть не мог Москвы и московитов. Мечта его – отдаться под власть польского короля. В 1658 году между Россией и Польшей началась война за обладание Литвой и Украиной. Выговский в самый решительный момент перешел на польскую сторону и заключил в Гадяче союз с Польшей, этим самым, возвращая Украину Речи Посполитой. Посланное на Украину русское войско под командованием князя Трубецкого было наголову разбито Выговским с помощью татар в битве при Конотопе. Но эта победа и дальнейшие действия  Выговского стали причиной его политической смерти. Он просчитался.  Казаки, узнав, куда их тянет гетман, выдвинули гетманом сына Богдана Хмельницкого – Юрия. В сентябре 1659 года под Белой Церковью оба гетмана сошлись, и казаки Выговского стали переходить без боя на сторону Юрия Хмельницкого. Выговский был вынужден бежать в Польшу и сойти с политической арены.

Чреду предателей на гетманский престол
Возглавил Выговский, шляхтич и православный,
Он изменить Москве готов.
Закончив жизнь, пусть, и бесславно.

За стопкою вина он говорил открыто,
Что создаст государство казаков,
Что всей душой не терпит московитов,
При встречах не жалеет кулаков.
                *   *   *
Пытаюсь мысленно я гетмана понять,
Ну, почему так рвется в Польшу?
Имея под собою гетманскую власть,
На Украине выше нету и больше.

Быть может потому, что временна она,
Низложен, может радой,
А с этим может быть потеряна страна
С казацкой головою разом.

Иное дело, когда он  польский, князь.
Готов за это изменить и вере,
Он может жить впредь рока не боясь,
Все детям передаст, он в том уверен.

Талантлив Выговский, иль нет?
Князь Трубецкой разбит при Конотопе,
Им в Гадяче оставлен черный след,
Все достижения Хмельницкого утопит.

Ошибка главная  - расчет на обстановку,
А  инструмент для этого обман
Бояр московских обойти он может ловко,
Обманут им  король и крымский хан.

Покинут Выговский, расчет не оправдался,
Ушел в предание предателем народа,
Как только сильный в поле появлялся
Всегда находится предателей порода.

ЮРИЙ  ХМЕЛЬНИЦКИЙ

В 1660 году в Малороссию вторглись польские войска короля Яна-Казимира. С ними шли и приглашенные к походу татары. На помощь Юрию Хмельницкому двинулось московское войско под началом боярина Шереметьева. На Волыни под
Чудновым  московская рать была окружено польско-татарским войском. Вместо того, чтобы ударить по тылам врага, Юрий, испугавшись самого сражения, предал русских, подчинился полякам. Шереметьеву пришлось капитулировать и провести в татарском  плену 20 лет. Казачество снова заволновалось. Полковники Сомко и Золотаренко, а также запорожский атаман Брюховецкий, на созванной ими «черной раде» низложили гетмана Юрия Богдановича Хмельницкого. Началась длительная борьба за гетманскую булаву. В 1680 году турки, пытаясь закрепиться на Подолии, поставили гетманом Юрия Хмельницкого. Расчет был на значимость фамилии. Однако, и на сей раз, «гетман» проявил себя не только сплошным ничтожеством, но и скомпрометировал тех, кто его поставил. Изыскивая средства, он ввел налоги даже на свадьбы. Не получив от одного бракосочетания мзды, он замучил до смерти мать невесты. Отец невесты, богатый купец находился в это время в Стамбуле. Когда до него дошли вести из дому о произошедшем, он обратился с жалобой к визирю. Состоялся суд, по приговору которого «гетман вольной Украины» был в 1681 году утоплен.

Он долго славой жил отца,
Аванс был дан под его имя,
Хотели  видеть молодца,
С делами славными своими.

Прогнала Выговского в Польшу
Тень умершего Хмеля,
А сын ничтожество, не больше,
Используй он ее умело…

Так нет, он оказался трус,
Когда пришли татары и поляки,
Московская прислала Русь
Рать Шереметьева для «драки».

Под Чудновым, что на Волыни,
Был Шереметьев окружен.
Тут бы собраться с силами своими,
Ударить сбоку, - враг сражен…

А Юрий просто испугался,
За жизнь ничтожную боясь,
В бой, не вступая, ляхам сдался.
К нему возникла неприязнь.

Казацкую собрав старшину,
Сомко, Золотаренко, атаман,
Богдана низложили сына,
Был взорван весь казацкий стан.

К тому еще вернемся, позже…
Хмельницкий то гостит у хана,
То мельтешит в Варшаве, 
в Польше,
То у турецкого султана.

Готов любому послужить,
Как раб, презренный и покорный,
Чтоб сладко и спокойно жить,
Забыть об Украине вольной.

Поддержан турками в Подолии,
Был гетманом провозглашен,
Стамбула, подчиняясь воле,
Он средств, по существу, лишен.

Мздоимцем стал и ввел налоги
На все, на свадьбы даже,
Он вызвал гнев у многих,
Жил окружен казацкой стражей.

Однажды, средств не получил
От матери одной невесты,
Он пыткам мать подверг, убил,
По меркам прошлого бесчестно.

А муж погибшей был купец, -
Хоть «гетман» и развесил сопли, -
Судим по жалобе…Конец,
 В Босфоре Юрий был утоплен.

ЧЕРНАЯ  РАДА

Взбунтовавшееся поведением Юрия Хмельницкого казачество собралось на «черную раду» Решением рады Хмельницкий был низложен. Затем были выборы нового гетмана. Полковники Сомко и Золотаренко были сторонниками связей с Москвой. Но,  не они, а запорожский атаман Брюховецкий, играя на интересах низового казачества, был избран гетманом. Выставляя себя защитником  «Голутвы» (голытьбы), он объявил себя врагом старшины, многие заслуженные казаки и представители казацкой старшины лишились не только имущества, но и голов. Были казнены и соперники Брюховецкого по борьбе за гетманскую булаву: полковники Сомко и Золотаренко. Затем гетман изменил союзу с Россией и снесся с турками. Он даже получил татарскую помощь, но воспользоваться ею не успел. «Бедняцкий» гетман   растерзан собственными бедными казаками.

Низложен радой сын Богдана.
Сомко стоит за связь с Москвой,
Золотаренко, властью б данной,
Москвою бредит день-деньской.

А Брюховецкий  - атаман
Призывами Москву обходит
Дает посулы казакам,
Что бедный будет верховодить

Республика для бедняков,
Где все равны, и нет старшины.
Заговорил он казаков,
Все выкликают  его имя.

Он гетман.  Всех своих врагов,
И кто ему -  неверные,
Лишил имущества, голов
Сомко, Золотаренко – первые.

Похоже, по ярму тоска
Стамбул зовет  и манит,
А главный враг ему Москва.
Растерзан гетман казаками.

ЗАШЕВЕЛИЛОСЬ  ПРАВОБЕРЕЖЬЕ

1664 год. Польский король Ян-Казимир заключил мир со шведами и перешел к активным действиям на Украине. План Яна-Казимира был прост и гениален, случись ему осуществиться. Через Левобережную Украину он заходит в тыл русским армиям, затем движется к беззащитной Москве. Однако, на деле все было иначе. Русские пограничные войска дважды громили Яна- Казимира. Один раз –
под Глуховым, второй раз вблизи Новгород-Северского. Поляки были отброшены за Днепр. В 1667 году было заключено Андрусовское  перемирие, по которому к России отходили старинный русский город Смоленск, Киев и вся Левобережная Украина. Слабость Польши была использована не раз и правобережным казачеством.
Предлог найдется для войны,
Идет и без предлога.
И гибнут польские сыны
Бессмысленно…и много.

Нелегкие переживает дни
При Яне-Казимире,
Лишь поражения одни,
Пора б вернуться к миру.

«Украйна»  голову подняла –
Москва игру ведет.
Но время, кажется, настало,
Пока грызня идет

Меж казаками. В тыл пройти,
Ударить русских с тыла,
Отрезать им к Москве пути –
«Варшава победила!»

Не стоит план и медный грош,
Коль был легко провален,
Он в мыслях был весьма хорош,
На деле был бесславен.

Король под Глуховым разбит,
И в северских полях.
Москва поддала – враг бежит,
За Днепр отброшен лях.

На правом берегу Днепра
Своя собралась рада,
Решили, что пришла вора
Объединить отряды.

ГЕТМАН  ВОЛЬНОЙ  УКРАИНЫ

!665 год. Победа русских над Польшей не привела к объединению казаков. Казаки правобережья собрали свою раду. Она «выкликнула» гетманом Петра Дорошенко.
Новый гетман отстаивал идею вольной Украины, государства, не зависимого от Москвы и Варшавы. Ему пришлось вступить сразу же в борьбу на два фронта: против Польши и против гетмана правобережной Украины Брюховецкого Правда,
С Брюховецким долго сражаться не пришлось  его растерзали в 1668 году сами казаки. В 1672 году  в Подолию вторглись турки, вел их турецкий султан Магомед Четвертый. Дорошенко присоединился к войску турецкого султана, и после победы того над поляками, два года гетман «Вольной Украины» сидел в Чигирине. Как вассал турецкого султана. Потом пришли московские рати с полками левобережных казаков. Командовал левобережными казаками гетман Самойлович. Дорошенко сдался русским и был прощен.

Казачья  рада Приднепровья
Правобережной стороны,
Решением  казаков вольных
Избрала гетмана страны.

Поборник Украины вольной, –
Ни под Москву, ни под Варшаву:
«Прочь ту, и ту!  Довольно!
Будую я мою державу!

Над нами нет теперь панов,
Мы сами будем жить, как паны»
Пока в рубахах, без штанов,
Но, как хотели, вольны, пьяны.

Два гетмана на Украине,
Один за счастье и за волю.
Другой казацкую старшину
Удачно грабит и изводит.

Но мира нет, идет война,
И с Брюховецким, и Варшавой
Какая вольная страна?
Какая сильная держава?

Оружья нет,  почти что  нет
И денег, посчитать, - нисколько,
Идет на Польшу Магомет
С огромным и могучим войском

Придется с волей подождать,
Ну, что поделать, так уж вышло,
Москвы пока что не видать,
Трещит Варшава, чутко слышно.

Все, что задумал, не создал…
На службе гетман у султана,
Он – верноподданный вассал,
Какая власть? Сказать бы прямо.

Над  Украиной пыль взвилась,
Хватают пленников проворно,
Теряет Дорошенко власть
Хоть жив еще, и то довольный.

Когда же русские пришли
И Магомет разбит был ими,
В Чигирин «друзями» вошли,
Не бился Дорошенко с ними.

Москвой в покое был оставлен
И Самойловичу служил,
И мысль о вольнице оставил,
Людскую память заслужил

ДЕМЬЯН  МНОГОГРЕШНЫЙ

После гибели гетмана Брюховецкого, растерзанного казаками, гетманская булава была вручена Демьяну Многогрешному. Случилось это в 1668 году. Но булава оказалась тяжелой и в 1672 года по доносу он был отправлен в Сибирь, хотя верой и правдой служил Москве.

Демьян Многогрешный,
Казак был сердешный,
Не автор безумных услуг,
С поляками дрался,
По Крыму «шатался»,
Был верный и преданный друг.

На саблях и пиках
Сражался он лихо,
Любила «казацка братва»,
Серьга в левом ухе,
И кружка с сивухой,
Но знал, над казацтвом Москва.

По вольности тризна,
Он гетманом избран_
Решил так украинский мир.
Служил верой, правдой,
Но гетман отправлен
По ложному слову в Сибирь.

ГЕТМАН  САМОЙЛОВИЧ

1672 год. Булава Самойловичем была получена в сложное время. Подолия была оккупирована турками, возглавляемыми султаном Магометом Четвертым. Правда, надолго закрепиться султану  в Правобережной Украине, как это произошло в Болгарии и Сербии, не удалось.
Успехи русских регулярных войск и казачьих полков в борьбе с турками, избавили Украину от османской угрозы. Самойлович долго и успешно гетманствовал, до самого конца русско-польской войны. Причиной падения Самойловича были интриги генерального писаря Ивана Мазепы, находившегося в фаворе у всесильного любовника царевны Софьи Романовой, князя Василия Голицына. Самойловича обвинили в неудачах организованного Голицыным крымского похода, хотя, единственным человеком, который предупреждал об авантюрном характере похода, о том, что он не выгоден России, был украинский гетман. Самойлович был осужден и сослан в Сибирь.

Самойлович сменил Многогрешного,
У России дела поуспешнее,
Стычки частые, часты победы,
И Волынь не Болгария, Сербия,
И народ похрабрей, поусерднее,
И османов преследуют беды.

Рассудителен гетман, суров,
И клещами не вытянешь слов,
Избегает случайных ошибок,
В битвах гетман всегда впереди,
Руку твердую знали враги,
Неподкупен, характер негибкий.

Рядом ходит завистник успехов,
Осторожный и хитрый Мазепа,
Фаворитом  у князя Василия,
Там шепнет, а там золото даст,
«Укрепляет» Голицына власть,
Умирая от злобы, бессилия.

Потихоньку интриги плетет,
Сеть надежна, в нее попадет
Самойлович, ему доверяя,
Ведь не раз побывали в бою,
Рядом в конном и пешем строю,
Чашу хмеля за жизнь поднимая.

Иезуит, славный воин Мазепа
Шлет Голицыну часто наветы
На приятеля, верного друга
Чем наветы обширней, нелепей,
Больше верят Ивану Мазепе,
Ведь с наветом и золота груда.

Кабы знать, да еще бы предвидеть,
Что и друг может друга обидеть,
Как Иуда, целуя в дорогу,
Не гонялся бы гетман за славой,
Уступал бы и будучи правым,
Сам ушел подобру-поздорову.

эпилог
А в Москве все причины
Неудачи под Крымом
На невинную пали главу,
Самойлович отставлен
И в Сибирь был отправлен,
Ян Мазепа поднял булаву.

ГЕТМАН  ИВАН  МАЗЕПА.

Орден иезуитов был основан испанским офицером  Игнатием Лойолой в 1534 году. Официальной целью ордена являлась борьба с ересью и расширение сферы действия католицизма. Иезуиты трудились по всему миру, создавая академии и коллегии, подготавливая войны, занимались шпионажем, подкупом и убийством  с единственной целью – вернуть как можно больше еретиков в лоно  католической церкви. Особенно много иезуитских коллегий и академий создавалось в Польше и на подвластных ей территориях Украины и Белоруссии. В иезуитской академии обучался и будущий малороссийский гетман Иван Мазепа – фигура в истории России одиозная. По происхождению шляхтич, Мазепа был высокообразованным человеком, знавшим иностранные языки. Отсюда и не удивительно, что он занял в «команде» Самойловича  высокую должность генерального писаря. По нынешним меркам эта должность соответствует министру иностранных дел. Учитывая широкие права малороссийской автономии, не удивительно и то, что Мазепа стал очень близким человеком при всесильном фаворите царевны Софьи – князе Василии Голицыне. Предательство не было редкостью ни прежде, ни сейчас. Стремясь стать гетманом, Мазепа предал своего благодетеля Самойловича, оклеветав его в глазах Голицына. Предаст он позже и Голицына Василия, оклеветав его перед царем Петром. Мазепа проявит настоящий героизм при осаде Петром  Азова. Царь  будет очарован умным, храбрым  послушным гетманом, что даст тому возможность избежать наказаний от многочисленных жалоб на него в администрацию Петра. Глаза Петра откроются тогда, когда Мазепа изменит ему при вторжении короля Карла ХП  на Украину. Не следует, однако,  представлять предательство Мазепы, как проявление ненависти гетмана к России – он просто больше всего боялся оказаться на стороне побежденного. И действовал наверняка
рисуя расстановку сил следующим образом: шведы сами по себе превосходят русских, Карл ХП – талантливейший полководец, военный гений которого признан всей Европой,  получит поддержку польской армии короля Лещинского; против Петра выступят Турция и крымский хан; он, гетман, объединит вокруг себя казачество, при полном нейтралитете украинского народа. Пробыв несколько недель в стане шведского короля, где его встретили без восторга ( он обещал 20-40 тысяч сабель, а привел с собою две тысячи сердюков – казаков личной гвардии), он с ужасом понял, что проигрывает. В отчаянии он посылает к царю Петру одного из своих сообщников – полковника Апостола, а затем и полковника Галагана. Предложение старого предателя таково: Он захватывает  и передает в руки русских Карла ХП и главных шведских генералов. За это Петр возвращает ему гетманское достоинство и свое доброе отношение. Петр просто ушам своим не верил, но переговоров не прервал, поручив Головкину вести их. Практического результата они не дали, ни к чему реальному не привели и лишь послужили для Петра дополнительной информацией о том, как плохо обстоят дела в шведском лагере.

Предательство не редко среди нас, -
Большим бывает, чаще – малым,
За нашу жизнь свершается не раз,
И наказуемо не раз оно бывало.

К нему ведут различные причины, -
Анализ может быть не завершен, -
Как часто предают подруг своих
мужчины,
Не редко это качество у жен.

Но это быт, о чем тут говорить,
Грешат по мелкому и  снова,
Предательству возможно разбудить,
Что разрушенью может стать
великою основой.

Причины две здесь: страх и власть,
Но обе так соединимы,
Убить и оболгать, а иногда – украсть,
Стараясь не запачкать свое имя.

В предательстве Иван поднаторел,
И до него подобное умели,
Ученье ордена Лойолы не предел,
В нем все приемлемо для достиженья
цели.

Мазепой предан покровитель, друг,
Не потому, что беден был Мазепа,
У Самойловича для действий шире,
круг,
Он действует, открыто, а не слепо.

 Предательства причина – булава,
Желанный для Мазепы символ власти,
А сколько подлостей создала голова,
Чтобы достичь такого счастья.

Пал Самойлович. Предан им,
Огромнейшая власть над Украиной,
Самим Василием Голицыным храним,
Стал для врагов своих неодолимым.

Разоблачений страх, за власть боязнь
Всегда довлеют над душой  Мазепы,
Им будет предан покровитель – князь,
Когда увидит, песня того спета.

И при Петре он полный господин,
Пусть строчат на него доносы
И Кочубей – доносчик им казним,
И Искра с ним. И нет вопросов.

Мысль светлая, родившись по утру,
Глядишь, и к вечеру сама собой
завяла.
Так трудно угодить царю Петру,
А нет царя, и голова пропала.

Он не герой, а просто – человек,
Добившийся несправедливо власти,
Кругом идет война, - жестокий век,
А он стремится к собственному счастью.

Бесспорно он умен, и в том его беда,
Поверил своему железному расчету,
Карл не проигрывал сражений никогда,
Король в зените славы и  почета.

Петр – невоспитанный, прямолинеен,
груб,
И предсказать его поступки трудно,
На первом месте – тяжкий труд,
Служи ему, как пес приблудный.

То может приласкать, то наказать-
Одно и тоже совершив деяние,
Попробуй настроенье предсказать,
Не царь – сплошное наказание!

Ему бы Карлу взять и уступить,
Санкт-Петербург отдать и к старине
вернуться,
Как прежде веселиться, водку пить,
Ведь есть Восток, туда бы и тянуться.

Война с соседями, а это – не секрет,
Не раз, не два велась, а больше,
Да и конца войне той нет,
Теперь против царя и Швеция, и Польша.

А Турция? А есть и  крымский хан?
Не устоять Петру. Растерзана держава,
А гетманом прекрасный создан план,
Куда не повернись, а гетман- правый.

Страх потерять, что создано трудом,
Чему он посвятил  свои все силы, годы,
Швырнуть коту под хвост, жалеть потом,
Пора заняться  срочно переходом

Княгиня Дольская – Лещинского посол,
Так зачастила к гетману с визитами,
В ней собеседницу прекрасную нашел,
Тайн много рождено, но  шито-крыто!

Он в Польше – пан ясновельможный,
Ян-Стефан светлый князь Мазепа,
Все это в будущем возможно,
Но нужно поспешать и делать срочно это.

Чтоб царь о плане не проведал,
Не то храни Господь-творец,
Тогда не только думай о победе,
И в Польше не спастись, тогда – конец!

«Казаки за меня, о чем тут речь,
Пусть даже казаки и разного оттенка,
Против царя поднимется вся сечь,
Там атаман, что надо, - Гордиенко.

Расчет не сделан на народ,
За весь народ нельзя ручаться,
Часть большая за гетманом пойдет,
Вторая  будет в хатах оставаться.

Расчеты хороши, на деле все не так,
Сечевики пошли под Карла,
Петр Сечь разрушил, Это – не пустяк,
И многие полковники коварны»…

Карл шведский потирает руки,
Он видел казаков в бою,
Казак, что Шива многорукий –
Хорош и в одиночку, и в строю.

Привел с собой Мазепа сердюков, -
Карл ожидал их тысяч сорок,
А кот наплакал этих казаков,
И те покинут ставку скоро.

И гетмана сомненья гложут,
Явился Карл, султана – нет,
А на войне, как на войне – все статься
может,
Так трудно отыскать единственный
ответ.

Посланник гетмана к царю Апостол,
Потом туда подался Галаган,
Готов Мазепы план – он просто,
Похитит короля, он им царю отдан,

За это царь одарит булавой,
И снова будет добр, сердечен
Ушам не верит царь, он потрясен,
Такую странную запел Мазепа  песню.

Потом были и стычки и Полтава.
Бежал в Стамбул король, а с ним Мазепа.
Пора итог подвести, а то, ведь право,
Нет слов, чтоб говорить и далее об этом.

ГЕТМАН  МАЛОРОССИЙСКИЙ  КИРИЛЛ ГРИГОРЬЕВИЧ РОЗУМОВСКИЙ

В душе у цесаревны Елизаветы, дочери Петра Великого, вспыхнула страсть к красавцу певчему в церковном хоре, простому казаку Алексею Григорьевичу Розуму. С воцарением на престоле эта любовь будет скреплена тайным браком императрицы российской Елизаветы с Алексеем Григорьевичем Розумовским, получившим титул графа. Брат Алексея Кирилл тоже получит графский титул, станет президентом российской академии наук, а позднее и гетманом Малороссии. С уходом в мир иной гетмана и исчезнет этот титул в Российской империи.

Казачество жило,
Но вольницы не стало,
Еще шумели на Сечи,
Горилку пили, ели сало.
Хоть головы у многих горячи,

Но нет путей,
что прежде были,
Один остался путь – на Юг,
Походы, битвы стали былью,
И кто-то саблю заменил на плуг.

Разводят скот,
Коней, коров, -
Степные хороши просторы –
Прокормят множество голов,
И мирным быт их станет скоро.

Из Петербурга
Ждут наград,
Хоть кровь еще бурлит, играет,
Не собирают больше рад,
И гетмана не выбирают.

Назначен гетман
Из столицы, -
Хоть непонятно, что и как,
Он приближен к императрице,
И то приятно, что – казак.

И буйства нет,
Никто не спорит,
Досада душу не берет,
С Кириллом Разумовским скоро
Сам титул гетмана уйдет

КАК  КАЗАКИ  СТАЛИ  КРЕПОСТНЫМИ.

После освобождения причерноморских степей и Крыма отпала необходимость в казаках, об этом:

Зачем гнездо разбойничье держать,
И ожидать удара в спину,
Да содержать большую рать?
Не лучше ли привлечь старшину.

Средь казаков порядок наведут,
Им все условия знакомы,
Смутьянов дальше уведут,
Кто посмирней, оставят дома.

И выход есть такой простой –
Старшину записать в дворяне,
Казак свободный – крепостной,
Казаки прежние – крестьяне.

Те, что записаны в реестр,
Пускай уводит атаман,
В России есть немало мест,
Есть Терек грозный, да Кубань.

А то, что шумно, смутно там,
Казаки сами не спокойны,
Пускай покруче атаман
Ведет там небольшие войны!

ИСТОРИЯ  ЗАПОРОЖСКОЙ  СЕЧИ

Когда возникла Сечь?
Пожалуй, до сих пор не знают,
Так мало удалось сберечь,
Но часто, часто поминают

Добром, ли злом, зависит от того,
Восток ли это, Польша,
Здесь много делалось всего,
Могли бы сделать больше.

Они не мирны, это так,
Но кто к ним ходит с миром?
Сроднился с саблею казак,
А мог сродниться с лирой.

Казак мог сеять и пахать,
Он многое бы мог,
А приходилось воевать,
От быстроты зависеть ног

Коня – товарища родного,
Да от друзей, что были рядом,
Он истово молился Богу,
Не кичился своим нарядом.

Не ведал здесь он разносолов,
Была б горилка, огурец.
Ценили здесь и острослова,
Но самым ценным был боец.

Стрелки лихие и рубаки
Срезали на скаку лозу,
И выстрел меткий у казака,
Не показать в беде слезу.

Последним с другом поделиться,
Работать целый день веслом,
Не дать врагу пройти границу,
К нему отправиться послом.

Вести степенный разговор,
Врагом посажен может на кол,
Но на решения не скор,
При взрывах не бросаться на пол.

А ремеслом была война,
Так часто приходилось биться,
В поступках Сечь была вольна,
Но с Юга стерегла границу.

А для Москвы она заслон,
Москва припасами снабжала,
Но казаков брала в полон,
И тайно в ссылку отправляла.

Разбиты Турция и Крым,
И надобность в Сечи отпала,
Над ней клубится прах и дым,
Все надо начинать сначала.

Не по Днепру, не по Дону,
Построят  все казаки сами,
И снова поведут войну
На Тереке и на Кубани.

БЫТЬ  ПО  СЕМУ.
( Памяти последнего атамана
Запорожской Сечи Петра Ивановича
Калнышевского)

Был день второй Великой Пасхи,
В монастыре идет обед,
На Соловках не ждут напасти,
Жизнь монотонна много лет.

На звон приходят рыбаки,
Ждут подаяния калеки,
Здесь есть солдаты-старики,
И редко женщины, и дети.

Сюда идет три раза в год
Старик седой, с ним – часовые,
Всех отгоняют прочь, вперед.
Глаза у старца неживые,

В морщинах, сморщенный совсем,
Власы свалялись, обсеклись,
И борода бела, как снег,
И тело наклонилось вниз.

Дрожат, трясутся мелко руки,
Кузнечным мехом ходит грудь,
Какие перенес он муки,
С лица его не сходит грусть.

По-русски говорит не чисто –
Малороссийский диалект,
Склонил колени пред Пречистой,
Спросил: «Какой сегодня век?

И кто сегодня на престоле?
Живет ли прежней жизнью Сечь,
Как там браты живут на воле,
Чья голова скатилась с плеч?»

Ответа нет. Старик вздохнул,
Скрывая бурю чувств, волненье,
И на владыку не взглянув,
Принял его благословенье.

Кто он такой, и в чём вина?
Старик, а грозная охрана,
Ведь Соловецкая тюрьма,
В могилу сводит слишком рано.

Он Петр Калныш, он – атаман
Последний Запорожской Сечи,
Сюда привел его обман,
Он сам взвалил его на плечи.

Ловил повстанцев- гайдамаков,
Своих восстанья подавлял,
Короче, был цепной собакой
Санкт- Петербурга. Мало спал,

По балкам, по степи носился,
России ревностно служа,
К чему брехать, он славно бился,
И был пронырливей ужа.

Клинок в руке его блистал,
В бою ему не сыщешь равных,
Похоже, плохо просчитал,
Конец его постиг бесславный

Служить, служи, но нужно б знать,
Царица с казаком играла,
Придворная вторила знать,
Ум атамана усыпляла.

Сам атаман, его старшина
В медалях ходят золотых,
Придворные меняют имя
На клички казаков простых.

Потемкин просит записать,
Он будет «братчик», нет вопросов,
И просит кличку ему дать,
Он просто стал Грицко Нечеса.

Потом ходили на Дунай,
Татар и турок славно били,
Потом в родной вернулись край,
И волю-волюшку пропили

Захвачены все были разом,
Кого в Сибирь, кого в тюрьму
Согласно царскому указу:
« Быть по сему!»

Одна лишь ночь и Сечи нет,
Помыли руки - они чисты,
Прошло совсем немного лет,
Живут здесь немцы – колонисты.

А по Днепру, по хуторам,
Не казаки, а  крепостные
И слышна песня тут, и там,
Слова её совсем простые:

«Ой, полети черна Галко,
Да по Дону рибу iсти,
Ой принеси черна Галко
От Калниша вiстi!»

ЗАПОРОЖСКАЯ  СЕЧЬ

«Ой не вiтер в поле грае,
Не орел лiтае,
Ой то Сiрко з товариством
На Сiчi гуляе»
(Слова  старинной  песни).

В устьях Чертомлыка и Прогною,
Да над речкой Скарбною,
Не возникла Сечь сама собою,
А воздвигли люди храбрые

Каждый житель здесь вооружен,
И с врагом готов любой сразиться,
В центре башня двадцати сажен,
В башне той построены бойницы

Вал земли шести сажен вокруг,
Коши деревянные с землею,
Да дубовый и замшелый сруб,
Островки, прикрытые водою.

Для того, чтоб по воду ходить,
Восемь форток и опять бойницы,
Через фортки можно уходить,
В камышах надежно можно скрыться.

Но сегодня тишь кругом, покой,
А под дубом собралась старшина.
«Сиромахи» в стороне, толпой,
Схоже все на Репина картину.

«Ну, Грицько, еще раз почитай,
Что Селим-Гирей в письме нам пишет?»
« В горле костью наш, казацкий, край,
С горя слег в постель и еле дышит!»

«Я и сам бы взялся за перо,
Бог не дал, писать я не умею,
Руку мою судорогой свело,
Только пикой, саблею владею»

«Что Селим? Он подневолен сам,
На цепи Стамбула, Магомета»
«Прочитай, что пишет нам султан,
Письма не оставим без ответа!»

ПИСЬМО  СУЛТАНА
ЗАПОРОЖЦАМ

…Я султан, сын Магомета,
Солнца брат и брат луны,
Божий внук, источник света,
Победитель зла и тьмы.

Малого Египта властелин,
Вавилона и Иерусалима,
Гроб Христа моей рукой храним,
Соткано веками мое имя…

Я защитник веры христиан,
Рыцарь я, великий воин,
Раб Корана, гений мусульман
Я над миром, над царями волен!

Я повелеваю вам, казаки,
Мне на милость сдаться
добровольно,
Я устал от своевольства, драки.
Чтоб в округе было все спокойно!

ПИСЬМО  АТАМАНА
СИРКО КРЫМСКОМУ
ХАНУ.

Атаман Сирко писал
Хан-Селим-Гирею:
«Первым ты на нас напал,
А теперь жалеешь!

Нечего на нас пенять,
Что прошлись по Крыму,
Мы еще придем гулять,
С саблями и с дымом.

Близкий ты для нас сосед,
Забывать не станем,
Как ты служишь много лет
Холуем султану.

Люцифера секретарь,
Черта брат товарищ,
Будем бить тебя, как встарь,
Пока в землю сляжешь.

Добре били мы тебя,
Впредь тебе наука.
Голова дана не зря,
А ты думал брюхом.

ПИСЬМО  ЗАПОРОЖЦЕВ
ТУРЕЦКОМУ  СУЛТАНУ

Ты источник грязи и навоза,
От тебя, как от козла смердит
Ты, как будто гнойная заноза,
Нарывает все кругом, болит…

Ты  Иблиса первый друг и  брат
Люцифера грязный секретарь,
Ты козел и каменецкий кат,
И Египта малого свинарь.

Ну, какой ты, к черту, рыцарь,
Голым задом ежика убьешь?
Морда может с задницей сравниться,
Как осел на божий мир орешь...

Вавилонский кухарь, козолуп,
Блазень несусветный всего света,
Аспида и гада лучший внук.
В ж… поцелуй нас всех за это…

Нет календаря у нас  сейчас,
Месяц светлый поищи на небе
Год единый у тебя и нас,
Будем биться, где б ты только не был.

ЗАПОРОЖСКИЕ  КЛАДЫ

Сечевики, идя в поход,
Добро свое скрывали,
В дупло, иль потаённый ход,
Иль просто зарывали.

Знак вырезали на коре,
Зарубку, иль копыто,
Иль вешка, если клад в норе,
Иль тряпочка прибита.

А, если попадали в плен,
Или в бою убиты,
Примету уничтожил тлен,
Иль просто позабыты…

Кто спрятал, сам тому не рад,
Не отыскать примету,
Тайник тот превратился в клад,
Канул с владельцем в Лету.

Когда добра был с «Гулькин нос»,
То просто пропивали,
В Сечи давно так повелось,
С собой в поход не брали.

Распорядилась жизнь сама,
Что кладов стало много,
Из-за добычи шла война,
А все живут под Богом…

Была у войска и казна,
За ней велась охота,
Припрятать, коль идет война –
Особая забота.

Для скарба лучше места нет,
Как опустить на дно,
Так поступали много лет,
Условие одно:

Чтоб не боялся скарб воды.
В реке искали мели,
И чуть приметные следы
Вели к заветной цели.

По скарбу названа река,
Иль скарб по ней назвали:
Не широка, ни глубока -
Реку Скарботной звали.

Но жизнь вмешалась как-то
в планы,
Припрятан скарб под Бугом
Казацким атаманом
Семеном Губой…

На берегу поставил крест
И ложную могилу
Там дуб могучий рядом есть,
Вход в штольню завалил он

Канава к тайнику ведет,
От дуба семь саженей,
Кто камень на пути найдет,
Под ним ведут ступени

В огромный погреб две двери,
И скарб лежит навалом,
Ну, сколько хочешь там бери,
Живи себе на славу.

Ведь не вернется атаман,
Он на чужбине с братом,
Отдали души небесам,
Нам весть, послав когда-то…

Я, каюсь, много наболтал,
Пора и за работу,
Тот крест, могилу разыскал…
В напарники кого-то б?

ДОКУМЕНТЫ

Под старину «старинные» бумаги,
В них ориентиры точные,
Им следуя, отыщем клады,
Запоры в сундуках непрочные.

Первый документ:
«Чи выше, чи ниже Переяслава,
Над Днепром, где он подковой
Разыскать три нужно ясеня,
Там, где гребля есть Попова.

Чуть пониже гребли той,
Есть Бакай – болото,
Сруб дубовый, непростой,
Зелье с приворотом.

Над болотом тем верба,
Нет у ней вершины,
Денег будет два ведра,
Может, с половиной»

Второй документ:
«У Корсуне  близ могилы,
Яр и лес там – «Литовщина»,
Люди добрые нам говорили,
Там панует пока бесовщина.

В том яру колодец рубленный,
Чуть в сторонке растет ива,
Захоронены души губленные,
Чур меня, с нами крестная сила.

А у ивы стоит гроб из камня,
В том гробу серебро и золото,
Пуда три оно потянет,
Унесешь, если молод ты»

КОГДА  БЫ  НИ  МОСКВА

Когда бы ни Москва,
Чтоб было с Украиной?
Под Венгрией была б, под Польшей,
Меж ними на кусочки поделима,
Осталось бы название, не больше!

Да и сейчас, Москва не помоги,
Чтоб было б с Украиной?
В друзьях у ней всегда – враги,
Удар готовы нанести ей в спину!

Ещё одна беда и старая болезнь,
Предателей всегда рождает много,
Готовая ярмо и дальше несть,
Надеясь на Москву и Бога!

КАЗАКАМ

Народ особый ли, сословие?
Минуло много, много лет,
Но на поверхности истории
Оставлен вами яркий след.

Ещё предания свежи,
Есть чем казачеству гордиться,
Надёжны Юга рубежи,
Не пересечь врагам границы.

Немало пережито бед,
И в годы красного террора,
Но в смуте тех, кровавых лет
Не знали казаки позора

И подбирать не нужно слов,
Искать в истории примеры, -
Бессчетна слава казаков –
Георгиевских кавалеров.

Желаю вам достойно жить,
Крепить и мужество, и силы,
И верой, правдою служить
На благо Матушке России

РУССКИЙ  ДОН  КИХОТ
( ПАВЕЛ  ПЕТРОВИЧ  РОМАНОВ)

Русским Дон Кихотом назвал русского императора Павла Наполеон.  И, действительно в поведении  Павла было много странного, словно он пытался вернуться в период рыцарства, что дало основание назвать его еще и последним рыцарем Европы. Заговор против Павла возглавил граф Пален, бывший генерал-губернатором Санкт-Петербурга. Заговор чуть не провалился, когда Павел извлек из кармана неосторожного графа список заговорщиков. Последний не растерялся, сказав императору, что это список заговорщиков и он Пален все сделает, чтобы они понесли наказание. Убивали императора те, кому он доверял. По-видимому, о заговоре знал и наследник престола Александр.

Безумным был,
Иль только слыл,
Возможно, что ни то и ни другое,
Он поздно на престол взошел,
И неестественно ушел,
И в царствие его не ведали покоя.

Он ненавидел мать,
Ну, что тут понимать,
Власть сына над Россиею отняла,
И, не имея прав,
Законы все поправ,
Его к ней никогда не допускала.

Жужжит придворных рой,
Довольные собой,
А он один, да воспитатель Панин*,
Насмешек слышен град,
И он бывает рад,
Быть в гордом одиночестве часами.

Игра одна – в солдат,
Построит всех их в ряд,
Прекрасных, стройных, оловянных,
Красивый ровный строй,
Ведет он с ними бой,
В боях он победитель постоянно.

И, получивши власть,
Он не оставит страсть,
Теперь командуя солдатами живыми,
Действительно был рад
Красивый зреть парад,
Гордясь гвардейцами своими.

Равны все, как один,
Никто не различим,
Косичка, букли в пудре, завитые,
Един солдатский шаг,
И рук един размах,
И позументы на мундирах золотые.

Веденье важных дел,
Не государя удел,
На то были правительство, министры,
И не его беда,
Что срывы иногда,
Все помыслы у Павла были чисты.

Хватило б только сил,
Он все бы изменил,
Что мать за эти годы натворила,
Названья городов**,
Состав палат, судов,
И заморозить, что не завершила.

Он ненавидел лесть,
Чтил слово, честь,
Он рыцарем  последним оставался, -
Мальтийский кавалер, -
Гордился, например,
Что пост магистра ордена достался.***

Не верил никому,
Лишь Богу одному,
И стены замка прочны и надежны.
Хоть стража верная,
Но вера не безмерная,
Ложь чаще победима только ложью.

И зреет заговор,
О чем тут разговор,
Тень прошлого Россией правит,
Нет пышности былой,
Солдатский быт простой,
И трудно воровать, к чему лукавить.

План идеально прост,
Какой еще вопрос,
Задуман был еще императрицей,****
Судьбу не изменить,
И государь убит –
Ближайшие к тому задействованы лица.

Все дельные указы*****
С царем исчезли разом,
Касательно науки и культуры,
Портрет убитого такой:
Придирчивый, пустой,
Похожий на шута и самодура.

Примечания: * Граф Панин Никита Иванович – воспитатель цесаревича Павла, один из самых одаренных людей своего времени, сторонник либеральных реформ, мечтавший об ограничении «временщиков, куртизанок и ласкателей», сделавших из государства гнездо своим прихотям.
**Император Павел велел переименовать города: Феодосию в Кафу,
Севастополь в Ахтияр, Екатеринослав( нынешний Днепропетровск) в
Новороссийск.
*** Граф Лота и другие видные деятели  Мальтийского рыцарского ордена приехали ко двору императора и просили его согласия стать магистром этого ордена. Павел ответил согласием.
****Существовало завещание императрицы Екатерина, касавшегося всех членов августейшей фамилии, о Павле в нем ни слова.
*****Павел уделял огромное внимание науке, промышленному развитию страны, изменению административного аппарата.

ЛУЧ  СОЛНЦА,  ВЫГЛЯНУВ,  ПОГАС

Либеральные идеи, вложенные в голову цесаревича Павла воспитателем Никитой Паниным, для своей реализации требовали серьезной проработки, времени и поддержки близких ему людей. Всего этого у императора Павла не было. Он был обречен. Единственный из всех указов, изданных Павлом I, будет действовать – указ о престолонаследии. Хоть здесь будут действовать дисциплина и порядок, к которым он постоянно стремился.

Наследуют престол, а права нет.
Какое право, если нет закона?
В империи Российской много лет
Идет борьба за обладанье троном.

Он долго нес свой тяжкий крест,
Имея право, был бесправным,
В нем созревал сознательный
Протест,
Чтоб были все перед законом равны.

Инстинкт порядка, дисциплины,
Был превращен им в главную задачу,
И наказания для всех должны едины…
Бесправная Россия горько плачет.

Он отменил собрания дворян,
И выбор председателей губернских,
Пытался узаконить труд крестьян,
Не зная всех условий деревенских.

Он ввел за уголовные деяния,
Лишив сословных привилегий,
Телесные, иные наказания,
И в том числе чиновников коллегий.

Все делал лихорадочно, поспешно,
Врагов себе достаточно родив,
В жизнь претворить, попытки безуспешны.
Он сам себя реформами убил

ВХОЖДЕНИЕ  ГРУЗИИ
В  СОСТАВ  РОССИИ

При вхождении Грузии в состав России ее царственная династия получила титул князей. Герой войны 1812 года Петр Багратион – потомок грузинских царей. Население Грузии до 1780 года составляло 900 тыс. человек, к 1900 году оно превышало 4млн. За время нахождения Грузии в составе России на ее территории не было войн.

Весна. Вся Грузия цветет,
Долины в легкой дымке тают,
Кура, звеня, стремительно течет,
И ароматы в воздухе витают.

На склонах гор белеют сакли,
Грузинских песен слышится напев,
Но тень надвинулась на Картли,
И снова слышен посвист стрел.

Сванетия, Кахетия и Картли
В дыму и пламени огня,
Над головой грузин взметнулись
сабли,
Блестит на солнце тяжкая броня.

Султан турецкий, шах Ирана
Терзают землю Грузии несчастной,
Залечивать страна не успевает раны,
Нашествия врагов так часты.

То полумесяц, то иранский лев –
Непоправима тяжкая беда,
Уводят в плен грузинских дев,
Селения пустеют, города.

Ни Годунов, Романов Михаил,
Ни в царствие Петра, Екатерины –
На помощь Грузии никто не
приходил,
Как ни просили бедные грузины.

Но вот на троне новый царь,
В приемной толпятся грузины,
Встречает их великий государь –
России крепкой, неделимой.

Посольство Грузии ответа ждет,
Аудиенция дана им Павлом.
Посол грузинский речь ведет:
«От бед, страданий Грузия устала»…

И, наконец, свершилось то,
О чем так долго Грузия мечтала,
Не угрожают Запад и Восток,
Россия, как сестра, ее обняла.

Пусть кто-то говорит, что Павел
сумасброд,
Он уважения достоин,
Не должен забывать народ,
Кому обязан он покоем.

ИМПЕРАТОР  АЛЕКСАНДР  I

После убийства императора Павла Первого на престол взошел его сын Александр Первый. Правление его совпало с войнами  Наполеона. Попытка в союзе с Австрией остановить Наполеона закончилась поражением  русско-австрийских войск при Аустерлице в 1805 году. В 1807 году в Тильзите между Наполеоном и Александром был заключен мирный договор, согласно которому были определены зоны влияния России и Франции в Европе. Наполеон тогда не собирался воевать с Россией. Это решение у него созрело в 1810 году, когда он потребовал все материалы по России для изучения. После победы над Наполеоном Александр вернулся к работе конституционной комиссии, созданной под руководством Сперанского, начатой еще в царствование императора Павла. По окончании работы комиссии все члены ее были вознаграждены. На этом либерализм Александра кончился. Конец жизни императора 19 ноября 1925 года ( то ли смерть, то ли исчезновение) породил немало толков. Продолжаются они и по настоящее время. Основанием для  этого оказался старец Федор Кузьмич из Сибири, внешний портрет которого соответствовал  виду императора Александра, да и многое иное в его поведении давало пищу подозревать, что это ушедший из мира император. При вскрытии гроба императора в Петропавловской крепости после революции усилили это подозрение – гроб оказался пуст.

Отец убит, сын в стороне,
По разуму – подобное едва ли?
Ведь заговорщики вполне
Опасность сознавали.

Могли они предположить –
Последует расправа?
Но продолжали мирно жить.
Не странно ли все, право?

Россия продолжает жить
Инертно и достойно.
Хоть император и убит,
А все кругом спокойно.

А новый государь высок,
И разумом отмечен,
Но, как политик, недалек,
И как стратег, увечен.

Красив, бесспорно - пустоцвет,
Приветлив с женским полом,
У Александра сына нет,
Наследника престола.

Бурлит, бушует новый век,
А государь – беспечен,
Он только светский человек,
Мир с Францией не вечен.

Был Аустерлиц и Тильзит,
Но выводов не сделал,
Наполеон опять грозит,
А Александр без дела.

Дел императора всего –
Веселье, да  охота,
Не без участия его
Повержена Европа

Де Толь и  планы на песке –
И следствие недаром:
И отступление к Москве,
Московские пожары.

Не будь Кутузова, иных,
Не будь Бородина,
Не будь героев молодых,
Погибла бы страна.

Вперед ведет Наполеон,
А где же государь?
Петра хотя бы вспомнил он,
Как тот сражался встарь.

Победа решена не им,
Мог быть иной исход,
Когда бы Бог нас не хранил.
Поднялся весь народ.

Ну, что француз не говори,
Мы посильнее в драке.
Вошли союзники в Париж,
Сидят в бистро казаки.

Мир наступил, пора пришла
Вернуться и к реформам,
Хоть вяло, шатко шли дела,
И только ради формы.

Сперанский и его друзья –
России либералы…
Но, право, забывать нельзя
О том, кто начинал их.

Было задумано давно
Предшественником, Павлом,
Да провести их, не дано,
Закончилось – провалом.

Потом хандра, потом – тоска,
Черны воспоминания,
Развязка странная близка –
Не результат раскаянья?

И злополучный Таганрог,
И смерть царя, загадка.
Пока решить никто не мог.
Расставив по порядку…

Что, в самом деле, было там?
Кого похоронили?
И есть ли место чудесам,
Досадной сказке, были?

И внешний дубликат царя –
Сибирский старец Федор,
О нем и пишут, говорят,
Он – яблоко раздора…

И Петропавловский собор,
И крик из многих уст…
Не разрешим остался спор,
Гроб вскрыли, а он – пуст.

УРОКИ

Москва горела и стонала,
В дыму пожарищ исчезала,
И всякий раз вставала обновленной.
Свои границы раздвигая,
Судьба ей выпала такая –
Приютом стать для угнетенных.

Россия! Славь историю свою!
Рубили рыцарей «свинью»,
На Чудском озере закованных топили.
С Батыем бились и Мамаем.
Под игом были у Сарая,
И сбросили его, набравшись силы.

Открыты были наши шляхи,
По ним шли шведы и поляки.
Естественно, с недобрым намерением,
И гибли на полях кровавых,
Мы били шведов под Полтавой,
Хоть хлебосольны и душой смиренные.

В Москву забрел Наполеон,
Не знал характер русский он,
Не встретили пришельца хлебом – солью,
А встретили огнем пожарищ,
«Петух» - « медведю» не товарищ.
Поход французов был окрашен кровью.

И нам не гоже забывать –
Фашистская топтала рать
Просторы нашей Родины, великой, милой.
Мы зла не ведали такого,
Именья Пушкина, Толстого
Разграблены. Осквернены могилы.

Европа нами спасена,
В развалинах моя страна.
Нам рок достался, сложен, тяжек и суров.
Ведь люди мы, а не из стали,
Года прошли, изгоями стали
В своей стране, средь дочек и сынов.

А что о чужеземцах говорит,
Они б должны благодарить
Отдавших свои жизни за свободу
В историю плюют, кромсают,
Могилы павших оскверняют.
И сеют недоверие в народах.

РАСШИРЕНИЕ  РОССИИ

Еще в 1783 году грузинский царь Ираклий, теснимый Персией, отдался под покровительство России. Это было во времена царствования Екатерины Великой. После смерти ее русские ушли из Грузии. Тотчас вторглись персияне, все опустошая. Павел I принужден был поддержать грузин и в 1799 году признал грузинским царем преемника Ираклия Георгия XII. Умирая, Георгий завещал Грузию русскому императору. Сообщение России с Грузией было затруднительным. Как решался этот вопрос, сказано ниже. Предлогом
для расширения  границ России в Средней Азии были нападения кочевников киргизов на южные поселения Сибири. Как он  был решен Россией, ответ ниже.

Судьба несчастная такая,
Георгий власть передавая,
Просил российского царя за всех
грузин:
«Хлебнули горя мы без меры,
Так помоги во имя веры,
И Бог, и враг у нас с тобой един»

В Тифлисе русские полки,
Но от России далеки, -
Меж Грузией, Россией не пустыня.
Царь прежде только помогал,
Теперь владетелем он стал,
Над Грузией и длань его, и имя.

Задачи посложнее нет,
Кавказский высится хребет,
Не так легко к нему пробиться,
В горах – народы малые,
Все храбрецы удалые,
Так просто к ним не подступиться.

А обойти – беда иная,
С востока ханства примыкают –
Под властью Персии – Ирана,
А с запада – Мингрелии, Гурии
К ним турки руки протянули,
Еще сильны они, хоть ранены. *

Было ли русское давленье,
Или иное принужденье? –
Мингрелы, Кутаиси, Озургеты
Пошли под русского царя,
Вставала новая заря,
Недолгим – ожидание ответа.

Ответным быстрым была шагом –
Война, объявленная шахом,
Но на сей раз неравны были силы,
Сражений крупных не давали,
Теснимы, персы отступали,
Победа оставалась за Россией.

С Ираном дважды договор,
Хоть продолжителен был спор
И в Туркманчае, Гюлистане, **
Баку, Шемаха, Эриван, -
Под ликование армян
К России отошли с Нахичеванью.

Решен был «запад и восток»,
Остался только островок
Непримиримых, вольных горцев,
Сраженья длились много лет,
И по сей день оставлен след,
Сдались и те, устав бороться.

Настало время Туркестана,
Ослаблены борьбою ханы,
Предлог – киргизов нападения,
И Бухару, Коканд, Хиву,
Россия съела, как халву
Расширив южные владения.

Водоразделы рек и горы,
Хоть иногда бывают споры,
Империи границей стали
И Гиндукуш, Тянь-Шань, Памир,
Амур и весь китайский мир,
О том в России прежде не мечтали.

Примечания: * Турция была резко ослаблена в войнах с Россией за причерноморские земли.
**Гюлистанский и Туркманчайский мирные договоры были заключены между Ираном и Россией. Следствием их  было присоединение к России нынешних Дагестана, Азербайджана и Армении.

ВХОЖДЕНИЕ  АРМЕНИИ  В  СОСТАВ  РОССИИ.

Армения – древняя страна, с особенностями своей культуры и сложнейшими трагическими страницами истории. Немного об этом. Находясь на перекрестках военных и торговых путей между Востоком и Западом, она всегда притягивала взоры своих могущественных соседей, и в первую очередь Парфии и Римской  империи, позднее Византии, Персии, и, наконец, Турции, возникшей на месте прежней Византии. В 297 году римский полководец Галерий Максенций разбил войска Сасанидской Персии. Зависимость  Армении от Восточно-римской империи усилилась, она попала в культурную и политическую зависимость, религией стало христианство. Недальновидная политика армянских царей из династии Аршакидов привела к тому, что в 363 году Византия заключила мир с персидским царем Шапухом П, пять провинций Армении отошли к персам, - иначе говоря, произошел раздел Армении. Присоединение к России этих пяти провинций произошло в результате двух победоносных войн России с Персией. Чтобы познакомить читателя с удивительным краем Арменией, я посвящаю ей несколько стихотворений

Армения в истории России
Еще одна великая страница,
Армяне о вхожденье не просили,
Поскольку с нею не было границы.

Жива была Армения? Жила,
Но головы поднять не смела,
Под гнетом полумесяца и льва
Остановилось ее время, не летело.

Как приподняться, стать на ноги,
Когда на Западе Стамбул,
с Востока – Исфахан?
Армения не досчиталась многих,
Казнил тех шах, а тех казнил
Султан.

Внезапно избавление пришло,
Явилось с северо-востока,
Его сюда не ветром занесло,
Путь был тяжел, ведь до Москвы
далеко.

Две тяжкие персидские войны,
Свободен Эриван от шаха.
Погибли многие российские сыны,
Сражаясь против знамени аллаха.

АЙАСТАН
(АРМЕНИЯ)

Бог-дух, над миром пролетая,
Местечко отыскал для рая,
Собрал все камни, щебень, сор,
Откинул прочь с презрением,
И в обрамленье снежных гор,
Вверх вознеслась Армения.

Где камни бог отодвигал,
Ущелье мрачное, провал,
Да горы в разных направлениях,
Меж ними узкие равнины,
И рек зеленые долины,
Краса сурово-дикая Армении.

Ревели реки, грохотали,
Потоки вод  лизали скалы,
Стремясь расширить свое русло,
Плодами дикими питаясь,
Здесь люди жили, размножаясь,
Хоть тяжко было, но не грустно.

Евфрат, Кура, Аракс и Фазис
В горах Армении рождались,
Стекая, омывали земли рая.
К Евфрату подбирался Тигр,
В неистовстве и буйстве игр,
Характер горцев закаляя.

Прошли века, нет больше рая,
Судьба всем выпала такая,
С ним слиться на мгновение,
Когда душа покинет тело.
Но, безусловно, мне хотелось,
Чтоб продолжала жить Армения.

АРМЯНСКОЕ  ПОСОЛЬСТВО

В Синопе пир идет горой –
Прием армянского посольства,
Приехал сам Тигран Второй
Отведать Понта хлебосольство.

Пируют третий день подряд,
Под утро звуки утихают,
Владыка Понта Митридат
Гостей приятных принимает.

Такого не было давно –
Суровый царь сегодня весел,
Пенится кипрское вино,
И льется звук армянских песен.

В чертогах властвует восток,
Столы от сладостей ломятся,
Поющий песни хор умолк,
И взоры услаждают танцы.

Прочь разговор о всех делах,
Смотри, дивись Армения,
Подвижны, гибки дев тела,
И страстные движения.

Надежен Митридата тыл,
Тигран Второй ему стал зятем,
Пускай враги умерят пыл…
Армянский царь лицом приятен,

Каскад седеющих волос
Повязкой схвачен золотою,
С горбинкой небольшою нос,
Широк в плечах, и станом строен.

Открытый и спокойный взгляд,
Отважный и суровый воин,
Доволен зятем Митридат,
За дочь свою теперь спокоен.

Кровь Митридата не умрет,
В армянской крови растворится,
Пока он, Понта царь, живет,
Тиха Армении граница

ЗИМА  В  АРМЕНИИ

Утесистый  кряж и бездонная пропасть,
Внизу – рокотание, всплески реки.
Обвалы – деревья с собою уносят,
Потери бывают всегда велики.

То жертва – купцы с богатейшей поклажей,
То стадо коров, иль овец с пастухом
В разгаре зимы, или осенью даже,
В Армении – месте совсем не глухом.

На солнце блестят ледяные вершины,
А ниже их – тучи, идет крупный снег,
Засыпаны им все дороги, долины,
И реки как будто замедлили бег.

Засыпаны снегом овраги, провалы,
Исчезли дороги – на глаз не видны,
И путники ходят с шестами недаром,
Шесты – атрибуты Армянской страны.

Он выручить может при снежном обвале,
Проделать дыру им, чтобы легче дышать,
Когда оказался под снежным завалом,
И лежбище сделать, чтобы лучше лежать

А ветер свирепый закружит бураны,
И снежная пыль поднялась до небес,
И гибнут в объятьях его караваны,
Под массами снега скрывается лес.

В такие мгновения трудно укрыться,
Чудовищно крепким бывает мороз,
И гибнут во множестве  мелкие птицы,
И горец наружу не высунет нос.

Из Персии греки домой возвращались,
В трудах своих пишет о том Ксенофонт,
Морозы такие, - деревья трещали,
В кристалликах льда уплывал горизонт.

И ноги коней укрывали мешками,
Спасти их, однако они не могли,
И люди от холода мучились сами,
И выросли холмики свежей земли.

А в дни Артавазда погибли римляне,
Пурга лютовала три ночи, три дня,
И гибли пришельцы, и гибли армяне,
И тысячи жизней приняла земля.

Не только простым, и царям доставалось,
Исчез Тиран Первый, его не нашли,
Санатруку с няней молиться осталось,
Когда трое суток под снегом прошли.

Бывает, полгода крестьяне под снегом,
В землянках просторных живут со скотом,
Не видя клочка ярко синего неба,
Их судьбы решают – авось и потом.

Примечания: Ксенофонт – древнегреческий историк, о страданиях десяти тысяч воинов, возвращающихся из Персии, проходивших зимой через Армению.
Артавазд – царь Армении, случай, описанный в стихотворении произошел с воинами римского полководца Антония, погибло восемь тысяч римлян.
Тиран Первый, Синатрук  - армянские цари. Тиран Первый погиб под  снежной лавиной, Синатрук находился в снежном плену трое суток.

ВЕСНА   В  ГОРАХ

Весна приходила с подъемом воды,
Стремительны реки, глубоки,
Вчерашние лужи, сегодня – пруды,
Ручьи превращались в потоки.

Овраги наполнились мутной водой,
Земля языками сползала.
Весна обернется огромной бедой,
Коль быстро зима уползала.

Иль осень богата снегами была,
Умылись долины и горы
Дождем, что с собою весна принесла,
Иль в реках случались заторы.

Подножия гор начинали чернеть,
Плешивыми стали долины,
Кустарник листочками стал зеленеть,
И запахи стали иными.

Снуют насекомые, пчелы жужжат,
И птицы везде строят гнезда,
И в небе весеннем мерцают, дрожат
Такие огромные звезды.

Покрылись цветами земля и сады,
Зеленые горы и долы,
Потом появились на ветках плоды,
Соцветий различных узоры.

Весна уходила, утратив наряд.
Уж в зрелые формы одета,
Сюда, как и многие годы подряд,
Пришло долгожданное лето.

ЛЕТО  В  ГОРАХ

Там, на самом верху,
Ветер вольный гуляет,
Очертания вершин утопают в снегу,
Там безветрия нет, тихо там не бывает,
Словно горные духи от покоя бегут.

Чуть пониже поля
Золотистого хлеба,
И колосья под тяжестью гнуться к земле,
Здесь терпимо еще, чаще хмурится небо,
Хотя дождь выпадает далеко не везде.

У подножия гор созревают гранаты,
Золотым янтарем отливал виноград,
Редкий дождь выпадал, редки грома раскаты.
Воду людям дарил небольшой водопад.

Приходили к нему
И с ведром, и кувшином,
То тележку тащил с бочкой старый осел,
Наслаждался водой, разогнув свою спину
И случайный прохожий, что тропинкою шел.

А в долинах нет жизни.
Настоящее пекло –
Солнце жжет, небеса низвергают огонь,
И чудесные краски природы поблекли,
Осыпаются листья, чуть рукою их тронь.

СОЗДАНИЕ  АРМЯН

Бог вызвал Сатану, -
Тот был еще в фаворе,
Не совершен был первый грех:
«Ты самый у меня проворный,
Об этом говорю при всех,

Взгляни, вон там,
Чуть в стороне от рая,
Нагроможденье скал, громады гор,
Под солнцем ледники не тают,
Там птицы гнезд не вьют  и нет
мышиных нор.

А проще, жизни нет,
Там просто нет воды.
Наполнить ею нужно чашу,
Я место подыскал – оставлены следы,
А человек придет, засеет и запашет.

Ты чашу углуби,
И стены обустрой,
А я ее потом водой наполню,
Ты понял замысел, простой –
Красиво озеро и все кругом довольны.

«Осмелюсь я задать
Один вопрос, -
Промолвил Сатана, на Бога глядя прямо, -
Я видел там живое завелось,
Не скажешь, что?»
Ответил Бог, вздохнув: «Армяне»

«Как выживают,
Что они едят?
Для жизни горы не пригодны»…
«А ангелы, куда они глядят,
Пусть позаботятся, чтоб были не голодны!»

«Но, Боже, как же так,
Откуда?
Тобою создан только что Адам,
А горы заселили люди?»..
«Как прототип, я создавал армян!

Ну, Сатана, скорее,
Приступай,
Пусть озеро порадует армян.
Армения, естественно, не рай,
Но будет гордостью ее Севан.

Прикроешь белой шапкой
Арарат,
Гранит, базальт и туф прикроешь
Мягкой глиной,
Пусть будет скромненький наряд,
Посеют что нибудь в долинах.

Я полагаю,
Из армян
Народ получится живучий,
А что у них – один Севан,
Так может быть подобное – и лучше?

Вода зато холодна
И вкусна,
Прозрачна, словно слезы девы,
Что смотришь на меня так, Сатана?
Решился я создать Адаму Еву!»

НИКОЛАЙ  ПЕРВЫЙ

Он бабушки не знал, воспитан кое-как,
И путь один – военная карьера.
Нарушить этикет, был для него пустяк,
Он не знаком с идеями Вольтера.

С делами государства не знаком,
К политике его не приобщали,
Достаточно ему командовать полком,
Гвардейскую бригаду обещали…

Как воин, он заботился о теле,
Водою ледяною обливал,
К иному не готовясь в жизни делу,
Он на приемах императорских бывал,

В толпе, теряясь среди славных,
именитых,
Потевших, в ожиданиях доклада,
Он жизнь познал, не лаврами увитый,
А изнутри, она была с ним рядом.

Он не наследник, а великий князь,
Его, как братьев, не стеснялись,
Открыто говорили, не таясь,
И в сплетни дворцовые погружались.

Интриги здесь – синонимы порядка,
Все это Николай усвоил хорошо,
С них начинался день, как с утренней
зарядки,
Без них бы день бессмысленно прошел.

Монарху редко удается
Взглянуть на ход вещей со стороны,
Как изначально дело создается,
Рабочее меню для всей его страны.

Смерть брата Александра  в Таганроге,
И твердое решенье Константина*,
Известное в кругу доверенных, немногих,
Накрыли Николая, как лавина.

Он тут же Константину присягнул,
Но тот ответил в верности присягой,
И дух свободы по стране задул,
И прочие, иные, передряги…

Но в корне зная жизнь, не понаслышке,
Решил в стране порядок навести,
Нашел кругом недоимки, излишки,
И суд губернский тут же запустил.

Два миллиона самых сложных дел,
Лежали без движения, решения,
В стране фальшивых денег беспредел,
Приказ решить без промедления.

Чтоб власть не выпала из рук,
Все в сторону отставлены реформы,
Без наказаний не избавиться от мук
Так высоки, круты в России волны.

Весьма великая, огромная страна,
Все глазом не охватишь, не проверишь,
Работа тяжкая, повсюду, не видна,
Глядишь вокруг и сам себе не веришь.

Он видел и бесправие крестьян,
При нем,  хотя б рабов не продавали,
Веками приучившихся дворян,
Одним указом изменить едва ли?**

Примечания: *  Великий князь Константин,  являющийся королем польской автономии в составе России, женатый на полячке, а дети от этого брака не имели наследственного права, отказался от российского престола.
Указ императора был издан, но практически ничего не изменил в состоянии крестьянства.

YIYOS   YOCO
( ЖИВЫХ  ПРИЗЫВАЮ)

     14 декабря 1825 года. Сенатская площадь. Неудачная попытка молодых офицеров, из сливок аристократического общества, ликвидировать в России монархию. Наиболее тяжкая судьба выпала на долю Гавриила Степановича Батенькова. Он лично не принимал участия в трагических событиях. Причиной столь тяжкого наказания
     послужило заявление Батенькова, посланное им в следственную комиссию. Привожу его дословно: « Тайное общество наше отнюдь не было крамольным, но политическим. Оно, выключая разве немногих, состояло из людей, коими Россия всегда будет гордиться. Ежели только возможно, я имею полное право и готовность разделить с членами его все, не выключая ничего. Цель покушения не была ничтожна, ибо она клонилась к тому, чтобы ежели не оспаривать, то, по крайней мере привести в борение права народа и самодержавия, ежели не иметь успеха, то, по крайней мере оставить историческое воспоминание. Никто из членов не имел своекорыстных видов»
     Следствие такого заявления было неслыханное и не имеющее аналогов в мире наказание. О нем и сообщается в стихотворении:


Жизнь не балует нас, одаряя талантом и честью,
Ноша тяжкая – гордость, порядочность, честь,
Пробил час и приходят тревожные вести,
И за это, за все, крест приходиться несть.

Две недели прошло. Опустела Сенатская площадь.
Спит спокойно Нева подо льдом до весны.
Город спит. Ветер северный знамя полощет.
Казематы на Заячьем полны  цвета страны.

Имена: Свистунов, Оболенский, Нарышкин,
Князь Волконский, Каховский и князь Трубецкой.
Голосов часовых и иных здесь не слышно.
Здесь и времени нет, здесь – могильный покой.

Наказания ждут. Кто-то будет повешен,
А другие – в Сибирь, в кандалах, в рудники,
В душах юных печаль; не злодей и не грешен,
Но вернутся оттуда они, подряхлев, - старики.

Среди них есть один, он на площади не был,
Он в отставке давно, сердцем чист и душой,
Двадцать лет суждено не видать солнца, неба,
Да, и после ему не вернуться домой.

Он живыми забыт. Он живым похоронен,
Расстоянье в аршинах: шесть на десять - и все.
На вопрос, часовой скупо слово обронит,
Да тюремщик раз в сутки обед принесет.

Не положено книг, не положено перьев,
И прогулок, чтоб воздух наружный вдохнуть,
Тусклый свет только днем, из окошка над
дверью,
Часовые в него не дают заглянуть.

На прошенья его не бывает ответов,
Счет он дням потерял, они вяло текут,
Отличает страдалец только зиму от лета,
И покончить с собой никогда не дадут.

Он взывал, голодал, головой бился в камень,
Камень серый, сырой был свидетелем мук.
Из железа сердца, можно биться часами,
Но услышать в ответ только собственный звук.

Разум светел его, не оставили силы,
Есть желанье одно – белый свет повидать,
Срок он свой отсидел, но о нем позабыли,
И сверх срока сидел он еще целых пять.

В каземате сидит не за дело, а слово,
Кто за дело страдал, тот отпущен давно,
Двадцать лет просидел, и решенье – готово,
Пусть в Сибири живет, ведь ему все равно…

Батеньков не злодей, он с французами бился,
Двадцать шесть тяжких ран он в боях получил,
Он и в мирных трудах со Сперанским трудился,
И за это, за все, каземат заслужил.

Наконец, Батеньков вышел из равелина.
Силуэты деревьев. Льдом покрыта Нева,
Видит редких прохожих сутулые спины,
Ярким солнцем ему показалась луна.

Дан приказ отъезжать, усадили в повозку.
Рядом тучный жандарм, будет с ним до конца,
Хоть бы раз посмотреть, прогуляться немножко…
Только поступь коней. Тихий храп жеребца.

Ранним утром, когда Батеньков разминался,
Незнакомку увидел и к ней побежал,
На колени упал, к ней губами прижался,
Ноги ей целовал, громко плакал, рыдал.

Незнакомка ни с места, побледнела от страха,
Пожилой, изможденный арестант целовал,
Слезы лились ручьем, он стонал, громко плакал…
Он про женщин забыл, двадцать лет не видал

Я князь Григорию, и вам, фельдфебеля
в Вольтеры дам…

Весна 1819 года. Генерал-губернатор Сибири Сперанский назначен председателем сибирского комитета, создававшего новую, либеральную конституцию. Россия  выиграла войну с  Наполеоном,
пора либеральных веяний прошла, и председателем комитета становится любимец царя – граф Аракчеев. Тот самый Аракчеев, именем которого целый период жизни России был назван «Аракчеевщина». Центром политической жизни становится Грузино, имение графа, а в ней немаловажную роль играла любовница графа Настасья Федоровна Минкина, невежественная, малограмотная крестьянка, которую граф Аракчеев беззаветно любил и которой он также беззаветно служил. Находясь в Грузино, можно было видеть влиятельнейших чиновников, знатных вельмож, согбенных в дугу,
подходящих к ручке Минкиной, ловящих ее благосклонный взгляд,
заискивающих перед нею, и, одновременно слышать истошный, душераздирающий  крик, истерзанных побоями дворовых.
10 сентября 1825 года дворовые убили Настасью Минкину, аракчеевскую метрессу. А потом была массовая экзекуция. Да, все было  во  времена  пресветлого государя Николая Павловича Романова
практическому применению его учения мог бы позавидовать сам марких де Сад.  О том и стихи:

Россия от интриг устала,
Так их немало при дворе,
Тюрьмой при Николае стала,
Когда царь Александр помре.

А Константину трон не нужен,
Он ласкам женщин посвятил,
Амуру, без остатка, служит,
На это не жалея  сил.

А самый младший – Николай
И не мечтал сидеть на троне,
Ему солдатчину  давай,
Огнем горит, лишь пальцем
тронут.

Лишь только сел, и тень легла
На всю российскую державу,
Висят повешенных тела –
Удары тяжкие по праву.

Приказ, и полк идет в Сибирь,
Весь, целиком, на поселенье,
Познают ноги тверди ширь,
И батюшке-царю служенье.

Царь говорит, что казни нет,-
Проходят тысячи «сквозь строй».
Обласкан им один поэт,
И брошен в армию другой.

Там ждут шпицрутены, расправа,
И возражений больше нет,
«Стать в строй! Налево и направо!
Всем строем, с песней, на обед!»

Царь пращуром своим гордится,
Хотя условна эта связь,
Одно лицо, во многих лицах:
Он – царь, король, великий князь!

Большое малому подобно,
Все может быть наоборот,
Страна богата, плодородна,
И мрет от голода народ.

И странная в России жизнь,
Слились и жалость, и жестокость,
В основе –  садомазохизм,
Но лишь в понятии широком.

Частица, Грузино, к примеру,
Недалеко от Петербурга,
Жестокость царствует не в меру,
В единое сплетаясь с блудом.

Граф Аракчеев – фаворит,
Рука и око государя,
Пред ним и Высший Свет дрожит,
А он безмерно ласки дарит

Беспутной девке, крепостной,
Любовницею стала графа,
Он перед нею раб простой,
У ног ее он вьется прахом.

Он их целует, лижет зад,
Стоит подолгу на коленях,
Как крепостные говорят:
Ее он вещью стал и тенью

Он прихотям ее служил,
И униженье стало страстью,
Солдат порол и палкой бил,
Над ними упиваясь властью.

Он честен, не имея чести,
Прямолинеен и упрям,
И льстит, не признавая лести,
Он – солдафон средь светских дам.

Советник первый у царя,
Без графа тот,  не делал шагу,
В стихах его благодарят,
С бриллиантами подарят шпагу.

В его именье часты гости –
В чинах, при  орденах, вельможи.
Естественно, о чем- то просят,
Им только Минкина поможет.

Придворные сгибают стан,
Ей руки, пальчики целуя,
От поклонения устав,
В именье Минкина лютует,

Чуть провинился – розги, кнут,
Здесь раны посыпают солью,
Холопы, как в аду живут,
Здесь, хуже каторги неволя.

Здесь постоянны крики, вой,
Секут по делу и без дела,
Гордится Минкина собой,
И власти нет ее предела.

А больше достается тем,
Кто прежде с Минкиной дружил,
Их извела она совсем,
Кончают с жизнью, чтоб не жить.

А полюбовника, того,
С кем прежде нежно целовалась,
Словами передать всего
Нельзя, что парню доставалось

Не каждый день, так через день
К крыльцу дворца сзывают дворню,
Садится Минкина под тень,
Собака рядом…мясом кормит.

Разденут парня догола,
Секут кнутом его до крови,
За все те нежные слова,
Что прежде говорил с любовью.

Ведь прежде милою была,
Застенчивой, чуть-чуть несмелой,
Теперь красою расцвела,
От власти, страсти озверела.

Потом избитого ведут,
Не избежать ему позора,
Тоска в глазах у парня, муть,
Без меры злоба в ее взоре.

К ногам склонилась голова,
Целует Минкины сапожки…
Такой порядок завела -
Подходит дворня к «барской ножке».

Конец терпению пришел,
И лжепомещицу убили,
Слух по России всей прошел,
Как всех пытали и лупили.

Не разбирая, всех подряд,
То месть была, неправый суд,
В России свой маркиз де Сад,
И свой российский блат и блуд.

СМЕРТЬ  НИКОЛАЯ I

Известие о смерти Николая
Россию всколыхнуло до основ.
Усопшего молитвой поминают,
И не жалеют добрых слов.

Что сохранилось в памяти о нем?
Тела висящих декабристов,
Фискальных  служб  разительный
подьем,
И бегство из России аферистов.

Солдат, стоящих в два ряда,
Шпицрутены, и стуки барабана,
Смерть Пушкина – великая беда,
Ушедшего поэта слишком рано.

Бездарного правительства оплот,
По действиям своим не расторопен,
Утоплен ими черноморский флот,
Восстановили против себя  Европу

Позор войны, и мертвые тела –
Корнилова, Нахимова, матросов.
За все грехи его и слабые дела,
Спасителя молят и просят.

АЛЕКСАНДР  П.  ОСВОБОЖДЕНИЕ  КРЕСТЬЯН

При восшествии на престол государя Александра Николаевича многие думали что это будет дворянское  царствование. Они не собирались поддерживать крепостное право, но и не собирались расставаться с ним. Разговоры об этом шли. Говорили об ограничении крестьянина от произвола помещика, об освобождении с землею, и без земли. Что побудило Александра П вступить на путь коренных преобразований. Скорее всего, чувство боязни за существующий порядок. Не замечать, что общество живет «на вулкане» он уже не мог. Об этом и другом:

Суровый государь ушел,
И он – не реформатор.
На смену Александр пришел –
Природный консерватор.

Не любит он играть в царя,
Но окружен он фальшью,
Раз недовольны, знать не зря,
Все ждут, что будет дальше?

Отец команду передал
Не лучшего состава,
Казалось, много созидал,
А вышло – слишком мало.

То там, то там видна дыра,
А штопать просто нечем,
Пришла, наверное, пора
Созвать в России вече.

Людей от плуга, от сохи,
К ним разного сословия,
Как винегрет – низы, верхи
И дураки, тем более.

Он – в окружении дураков,
А умные указы.
Но механизм зато каков,
Не действуют ни разу.

Царь наблюдателен, спокоен,
Опасность не пугала.
Когда узнал о сербской бойне,
Там Турция напала…

Он Порте телеграмму шлет,
В ней сказано сурово,
Россия извинений ждет,
К войне она готова.

Османы двинулись назад,
Боясь российской силы,
Покой опять пришел в Белград
С вмешательством России. 

Война, и все-таки война
С османскою империей,
Шлет воинов своих страна
И сестер милосердия,

На волнах синего Дуная
Плоты из бревен хлипкие…
Гора святого Николая
И перевал у Шипки

Российский одолел солдат,
Хоть турки бились славно,
Чтоб волен был болгарский брат,
Чтоб жили здесь славяне.

Был госпитальный красный крест,
В них – с ранами, увечные,
В войну пришли из многих мест,
Лежат, кричат – сердечные,

Их император утешал
В палатках и бараках,
Крестил, шептал и целовал
И над увечным плакал.

Минуют многие года,
Не вечна память, тленная,
Забудут, что было тогда,
Чем плачено за Плевну.

Россия – сельская страна,
Крестьянская держава,
Но до чего ж она бедна,
Суть – крепостное право.

В нем процветает рабский труд,
А в нем и вся причина,
Сегодня, завтра продают
И женщин, и мужчину.

Хоть труд от зорьки до зари,
Крестьяне обнищали,
Об этом думали ль цари,
Или того не знали?

Чтобы  Россию, невзначай,
В беду, хаос не бросить,
Был осторожен Николая
В решении вопроса.

Как землю русскую делить,
Крестьянам дать наделы?
Да и дворян не обделить,
Тут не поможет смелость.

Пришлось решенье отложить
Крестьянского вопроса,
Россия продолжает жить,
Не видя дальше носа.

И не туда, и не сюда,
Но что-то ж делать надо,
Грядет кровавая страда,
Коль общество, как стадо.

Россию стоит колыхнуть,
И разразятся штормы
Найти ей нужно новый путь
И провести реформу…

Ну, слава Богу, рождена…
И государю слава.
Россия – вольная страна,
Нет крепостного права.

Но, что случилось? Шум
прошел,
А радости не видно,
Мужик в реформу не прошел,
И это – очевидно.

Дворяне в город подались,
Знать, на селе опасно,
И у крестьян не стала жизнь
Свободной и прекрасной,

Ну, что, свобода без земли?
Свободны стали руки.
Опять дворяне повели
Крестьянина на муки

Вверху – фанфары, барабан,
Внизу – простая проза.
И первою реформы раной
Стал Дмитрий Каракозов.

Царь уцелел, преступник –
Схвачен,
Майков: «Кто он, злодей?»
Царю сопутствует удача,
Но не всегда он с ней…

Возможно, так тому и быть,
Судьба всегда упряма…
Еще попытка, царь – убит,
Свободу дав крестьянам!

ГОСУДАРЬ  АЛЕКСАНДР  АЛЕКСАНДРОВИЧ

Отмена крепостного права не решила крестьянского вопроса. Она сделала землю предметом купли и продажи. У большинства крестьян не было денег для выкупа земли. Обнищание приводило к тому, что много крестьян переместилось в города. Рабочая сила стала дешевой. Но были и положительные действия правительства. В царствование Александра Ш . Оно избежало военных конфликтов, вступило в союз с Францией. А главное, в России шло усиленным образом строительство железных дорог, мостов, фабрик и заводов. Россия устремилась вслед за Европой по путям капитализации. Начавшееся в период Александра П  либерализация общественной жизни, привело к развитию терроризма, как одного из путей борьбы с самодержавием. Были попытки совершить покушение на нового императора. Но полиция и жандармерия не дремали, были арестованы и казнены новые террористы, в числе их и старший брат Ленина – Александр Ульянов. Обо всем этом:

Ослабла наша вера, что ли?
Но не бывало до сих пор
Ни общества «Народной воли»,
Ни ими поднятый террор.

Террором строй не изменить,
Не заклеймить его позором,
Себе, другим мешают жить,
Нет созидания в терроре.

И данная крестьянам воля
Земли крестьянам не дала,
Печальною осталась доля,
Их многих в город привела.

Так дешевы рабочих руки,
Одной семью не прокормить,
За жизнь пойдут на смерть и муки,
Тут и «Что делать?» и «Как быть?»

Избыток сил – растут заводы,
Дешевый труд – и капитал.
Россия на дрожжах подходит,
Такого царь не ожидал.

Повсюду курсы и кружки,
Учение больших размахов,
В них не подружки и дружки,
А изучают Фейербаха.

И император не дремал,
Забиты тюрьмы, казематы,
Душить, пока зародыш мал,
Пока не подросли ребята.

Бог императора хранил,
Хоть покушения и были,
Что он наметил, завершил,
А «бомбометы» стали былью.

Воздвигнут черный эшафот,
Крик заглушают барабаны.
Под эшафотом – черный гроб,
Задушен Александр Ульянов.

НИКА  -  НИКОЛАЙ  П

Он, говорят, прекрасный муж.
Он, говорят, отец отличный,
Но для российских сложных служб
Так не хватает качеств личных.

Он любит музыку, фото,
И человек он – мягкий, добрый,
Но из Романовых никто
Не попадал в такую прорву.

Что хорошо в семье одной,
Для государства не годится,
Особенно в стране больной,
Где ложь над правдою глумится.

То недоделал «славный дед»,
А то отец оставил сыну,
И выхода иного нет -
ломать хребет, подставив спину.

Вопрос земельный не решен,
От воли, данной, ошалели,
Жизнь похожа на тусклый сон,
Ночлежки грязные, бордели…

Сил не хватило – и на дне,
Безделье многих засосало,
Потом свыкаемся вполне,
Угасла мысль, все ленью стало.

Калеки бродят, босяки,
Ночуют в поле, на причалах,
Здесь кулаки, там – батраки,
А власть того не замечала.

Идет брожение умов,
Маевки, стачки, забастовки,
Так много развелось воров,
А конокрады, а воровки…

Чтоб все осмыслить, оценить,
Проникнуть ясным, цепким взором,
Премьер-министром нужно быть,
Возможно, обер-прокурором.

Хотя и это не спасло
Столыпина от смертной кары,
России явно  не везло,
Столыпин был ей – божьим даром

Само восшествие на трон,
Было знамением судьбы,
Свидетелем явился он,
Ходынки – ужаса, беды.

Ничто беды не предвещало,
Мужчин собралось, много дам…
Толпа ревела и стонала,
Шла по телам и головам.

Трещали и ломались кости,
Иные гибли, не упав,
Смерть наступала быстро просто,
Как будто их сжимал удав.

Русско-японская война,
Кичилась русская держава,
Как к ней готовилась она,
Как растеряла мощь и славу.

Повержен и потоплен флот,
И Порт-Артур в кольце блокады.
Война набрала оборот,
И нет оружия на складах,

И займы доброго царя,
И сотни черные…погромы,
Вставала красная заря
Представив счет царю огромный.

Были маньчжурские поля,
Мукден, бесславная Цусима
И воскресенье января,
И бед иных несметная пучина.

И займы доброго царя,
И сотни черные…погромы,
Вставала красная заря
Представив счет царю огромный.

Беда, беда, кругом беда,
И мыслям трезвым стало тесно,
В Москве восстала слобода…
Обухов был еще и Пресня.

Была война с Германией,
Бесславные сражения, потери,
Бездарные военные компании,
Народа недоверие

Моральный во дворце развал,
Ночные оргии Распутина,
Условия ли царь для них создал,
Иль бес его попутал.

И, наконец, пришел февраль
На всех фронтах проколы,
Царь варианты перебрав,
Отрекся от престола.

Настали и такие времена,
Все стало ненадежно, временно,
И революцией огромная страна
Без времени беременна.

Не доносила – и аборт,
Октябрьской революцией,
И до сих пор бесплодный спор-
Что было для России лучше?

Расстрел царя, его семьи –
Свершилось – преступление,
Ведь сохранить его могли,
Хотя б за отречение.

ГРАЖДАНСКАЯ  ВОЙНА

Идет гражданская война,
Стреляют, рубят друга, брата,
Поднялась на дыбы страна,
И плохо бедным и богатым.

И с той, и с этой стороны
Есть и крестьяне и дворяне,
И гибнут люди без вины,
И кровь течет, зияют раны.

И с той, и с той кричат: «Ура!»
Язык один и тех, и тех.
В душе – огромная дыра,
Когда мы слышим про успех.

Успех – ну, значить, тьма убитых,
И там, и там – у нас родные,
И будет множество забытых,
Бездомные …

Теперь и в Лондоне и Вене,
В Париже, даже Аргентине,
Корней российских, несомненно,
О ком не ведали поныне.

На русском говорят с акцентом,
Забыты многие слова,
Осталось русского – проценты,
Их понимаем мы едва.

Но он потомок тех, кто бился,
Кто поднимал и славил Русь,
Пусть он от Родины отбился,
От стаи откололся гусь…

И я из тех, кто на чужбине,
Хоть никуда не уезжал,
Пусть будет проклято тех имя,
Кто нас обидел и прижал.

«ПРОЩАНИЕ  СЛАВЯНКИ»
Или 16 ноября 1920 года г. Керчь.

Стоят пароходы у пирса, дымят,
«Прощанье славянки» оркестры
играют,
И медные трубы не славой гремят,
А стонут натужно и тихо рыдают.

Не в бой, в неизвестность эскадра
плывет,
А груз – искалечены судьбы,
И вряд ли кому-то из них повезет,
Иные просторы им чужды.

Здесь слез не стыдятся, им знают
цену,
Здесь слабых и трусов не видно,
Здесь полною мерой познали войну,
За Русь, за Отчизну обидно.

«Владимир на шашке, кресты
на груди,
За храбрость, отличье давали
Оплачена кровь, за Россию труды
Здесь Родиной не торговали,

Почетный географ, ученый и воин,
Суровый российский барон,
Он участи славной, казалось,
достоин,
Последний шлет Керчи поклон,

Тут дождь припустил, мокры щеки
солдат,
Их поздняя осень слезой провожает,
Склонилась в поклоне гора Митридат,
А медные трубы оркестра рыдают.

Не все отплывают, на пирсе стоят,
Поблекли суровые лица,
По морю блуждает тоскующий взгляд.
Нет выхода, смерть…Заграница…

Зачем это все, и кому это надо?
Вдоль берега лодки снуют,
От берега в море уходит армада,
Прощальный ружейный салют.

Что в Турции ждет, распростерты,
объятья ?
Иль сон на скамье, мостовой?
И к Богу взывают, и сыплют проклятья,
Молитвы звучат – «Упокой»…

Оставлено все тут, напрасны надежды.
Оставлена предков земля,
Цена велика, не такая, как прежде,
В развале страна и семья.

Прошли ураганом военные грозы,
В душе ледяная тоска,
У всех на глазах видны крупные слезы,
И смерть, и беда так близка…

Кто землю в мешочек, на грудь и на шею,
Целует портовый причал.
И нет никого, кто еще не жалеет,
Что клятву в бою не сдержал.

А сколько обид, сколько слез, унижений,
И сколько ненужных побед,
Таких же ненужных больших поражений,
Надолго оставивших след.

А сколько пролито за Родину крови,
И с той, и с другой стороны,
Свободу народную начали строить
С развала великой страны…