И растает вьюга в раненой душе

Черные вороны каркают негромко,
От печи заката – розовый дымок,
Чувственное слово белым снегом скомкав,
Я бросаю в душу буквенный комок.

Где же вы, кувшинки лунных грез и взглядов,
Где же ты, озерный солнечный алмаз?
Застудили рифму руки снегопадов,
Заморозил песню лед недобрых фраз.

Наклонюсь от вьюги, ветра сине-злого
Я озябшей вербой в ящике двора,
Ведь в груди не тает скомканное слово,
Только режет больно кромкой серебра.

Водный зрак  зияет из глазницы-ямы,
Ты в него, родимый, долго не смотри.
Где же наши песни, где же наши храмы,
Где же холм-просфора и кагор зари?

Желтые узоры на луне-иконе,
Но во что мне верить, я душой забыл.
Помнишь, здесь береза плакала о клене?
А теперь лишь бревна сумрачной избы.

Дом какой-то хмурый, без дверей, без окон,
Не моя округа, не моя судьба,
Намотала злобно серых тучек локон,
Словно чей-то палец, черная труба.

Из стены выходит синяя старуха,
То метель как будто, а как будто – нет.
Я словесным снегом ей ошпарю брюхо,
Не бери сегодня, мил мне белый свет.

Да болит ветрами дремлющая рана,
Но подставлю снова голову под плеть,
Не кривись в улыбке. Лишь ушедших рано
Можно в этой жизни тихо пожалеть.

Там, куда ты манишь, не услышать песен,
Только о минувшем выцветшие сны,
Дом твой заскорузлый мне до точки тесен,
Не видать там счастья, не видать весны.

Ну а здесь, я верю, скоро потеплеет,
Обгорит от солнца снеговая шерсть,
Сахарною клюквой небо заалеет,
И растает вьюга в раненой душе.