Продолжаем знакомство

Уважаемые модераторы! И ситуация, и персонажи – чистейшей воды вымысел.
А ежели кто будет жаловаться, что оскорблён, не верьте ему! Выдуманные персонажи не жалуются, а о реальных здесь речь не идёт.

Седоватый вальяжный господин средних лет, роста, упитанности и ума страдал. В подобные состояния он впадал давно и с удручающе нараставшей частотой.  Казалось бы, пора уже притерпеться, прекратить всякий раз скрежетать зубами и посылать проклятия на головы своих реальных и мнимых обидчиков, но нет! Годы страданий приучили его не только извлекать дивиденды из своего состояния, но и сделали моральным мазохистом, уже не удовлетворяющимся тихими слезами горького разочарования в справедливости жизни.

С ясельного возраста несправедливость, принимавшая такие ужасные формы, как требование не мочить постельку и не ломать игрушки о головы одногруппников, мешала ребёнку жить и нормально развиваться. В детском саду требовали, в школе требовали, в институте,  на работе, дома, в транспорте – везде чего-то требовали. Даже в общественном туалете висела табличка, требующая смывать за собой следы посещения.

Однажды, в юношеские годы, получив сильнейший стресс от требования одной из своих  крайне немногочисленных знакомых сменить носки, которые носил всего неделю,  наш герой начал писать лирические стихи.  Однако, когда прочитав очередное его послание:
«Маруся – ты моя отрада
Твой поцелуй мне как награда
Любая не страшна преграда
Так почему же ты не рада
Поцеловать меня как нада
Отдавшись мне средь винограда?»
зазноба написала поперёк текста единственное слово:  «ПРИДУРОК», скомкала листок  и запустила  им в голову незадачливого поэта, наш герой перестал подписывать творения своим настоящим именем. И, поскольку тяга к творчеству, вопреки сильному страданию  не иссякла, а вовсе даже наоборот, вскоре  Рунет  заполонили произведения молодого автора Неузнаваемый Имярек. Нужно ли вам разъяснять, что под этим псевдонимом творил уже известный читателю персонаж?

Шли годы. Складывание слов столбиком оказалось занятием довольно нервным и давало массу поводов для страданий и слёз. Юный, прыщавый, лопоухий, этакий Ленский двадцатого века,  счастливо избежав участи своего прототипа, постепенно превратился в брюзжащего сноба, погрузневшего Дон Жуана, снисходительно выслушивающего похвалы поклонниц тем, вымученным бессонными ночами стихам, выдаваемым за искромётные экспромты, которые он небрежно бросал в их толпу:   «я от тебя ушёл/ к тебе другой пришёл/ испытываю шок/ все нервы в порошок». 

Онлайн-общение постепенно заменяло нашему поэту общение непосредственное.  Дожив до того возраста, когда проще купить новые носки, чем постирать старые,  будучи при  всём при том весьма прижимистым,  Имярек ценил Интернет за предоставляемую возможность сэкономить. Не только на носках, но и на перевязочных материалах, потребность в которых, учитывая хамский стиль общения Неузнаваемого с оппонентами,  гарантировано превысила бы потребности среднестатистического россиянина.

Итак, Имярек страдал.  Уже отгремели ругательства и подсохли брызги слюны на стенах, уже стало жалко разбитую в ярости любимую кружку Эсмарха и пришло понимание необходимости подтереть лужу за описавшимся со страху пуделем, уже повысилось на 15 пунктов чувство собственной гениальности и уже присвоено себе звание  «Корифея-Побивателя умствующихъ снобов», но облегчения всё не наступало.
Колотящиеся в броуновском движении о внутреннюю поверхность черепа «да я же!..», «ах, вот вы как!..»,  «наймиты-отщепенцы!..»,  и то, что по соображениям цензуры дословно приводить не положено, заставляли Неузнаваемого продолжать метания по комнате.

Внезапно очередную нервическую пробежку прервал слабый всплеск: это неподтёртые следы собачьего испуга оказались на пути взбешённого поэта.
–  Я этого так не оставлю! – злобно прошипел  Неузнаваемый, стоя посреди лужи. Пудель немедленно напрудил вдвое больше прежнего.
–  Всех! Всех научу Родину любить! – продолжил  Имярек тоном, не предвещавшим «всем-всем»  ничего хорошего. Пудель, исчерпавший запасы свободной жидкости, обгадился и приготовился принять лютую смерть.

Оставляя на линолеуме мокрые следы, поэт прошлёпал мимо пуделя к рабочему столу (чем проявил  по глубокому убеждению пса запредельный гуманизм, отсрочив неизбежную гибель впечатлительного животного),  уселся за компьютер и принялся что-то ожесточённо выстукивать на клавиатуре.
Спустя десять минут Имярек прервался,  откинулся на спинку кресла и пошевелил пальцами вытянутых ног. Носки начали подсыхать. «Послужат ещё», –  подумал поэт, разглядывая большой палец, вылезший в дырку.  Затем его взгляд вновь сфокусировался на экране монитора, руки легли на клавиши.

«…а поэтому мне, как постоянному самовыдвиженцу, готовому взять в свои мозолистые, но справедливые и, что главное, ласковые руки, а также принять на свои сутулые, но ещё крепкие плечи это бремя, предлагаю выдать соответствующие полномочия. Единолично, но после долгой, горячей и плодотворной внутренней борьбы с собственными сомнениями,  формировать  правила, бюджет, списки номинантов, победителей, а в последующем и другие нюансы всех проводимых конкурсов, премий и тому подобных мероприятий.  С уважением, Ваш Имярек Неузнаваемый».

Перечитав, Неузнаваемый убрал «С уважением» и «Ваш».
– И так обойдутся,– проворчал он, нажимая «опубликовать».

Впереди были заходы к виртуальным почитателям с просьбами о поддержке опубликованного призыва, обучение умствующих снобов любви к Родине, новые страдания, наказание пуделя и, пусть нескорая, но всё же смена носков…