За оградой ни звука...

За оградой ни звука, как будто с Небес
Попросили прохожих заткнуться.
Я гляжу из-за кольев на поле, на лес,
На прудов аккуратные блюдца.
Там совсем безмятежно – вселенский покой!
Ни телег, ни охотничей пыли.
Нынче сакуры праздник, и люди гурьбой
В старый парк отдыхать повалили.

Узелки разноцветные в смуглых руках
С доброй данью хмельному пороку.
Покрывала и утварь в заплечных мешках,
А младенцы привязаны сбоку.
В разговорах звучит щебетание птах,
Маски лиц разрезают улыбки…
«Все мы братья друг другу в вишневых садах!»
Не совсем. У поэта ошибки.

Он о «сестрах» забыл. Для которых везде
Каждый праздник – к работе добавка.
И в Ниппоне, в свободной буддийской среде,
И среди христианского главка.
А еще интересен забавный гибрид
Боевых и этичных понятий:
Вон атлет на цветочки любовно глядит,
А в ладонях мечей рукояти.

То браток, а не брат. Самураем зовут.
Или ронин (хозяина нету).
Вот такие над птенчиком слезки прольют,
Но спокойно убьют по навету.
Говорят, их сердца иссушила война,
Раздвоение в разуме сложном…
Каковы шептуны – таковы времена,
Идеалы потеряны в прошлом.

Да о чем я грущу? Император здоров,
И в династии нет перерыва.
Он с придворными в Эдо встречает послов,
Там природа на редкость красива!
А жемчужина этой особой красы,
Безусловно, тройная охрана.
Наблюдать совершенно излишне часы,
Если стрелки – копье и катана…

А еще Чайный домик, где мастер седой
В ослепительно-белом виссоне
Сотворит и подаст ароматный настой
И застынет в глубоком поклоне.
И в ресницы укрыв полумесяцы глаз,
Разомлев от такого ухода,
Повелитель замыслит хороший указ
Для простого родного народа…

Может, стоит сходить к обывателям в парк,
Чтоб причисленным быть к трудовому?
Приглашали соседи – и Ляо, и Пак,
Тоже гости ниппонскому дому.
Мне-то их различить все одно не с руки,
Желтый колер… морщины в печали…
А вот местные сразу поймут: чужаки.
Но не скажут, откуда узнали.

Но известно заране, что в рощах-садах,
В лепестковых дождях и метелях
Человек остается в привычных сетях
Суеты на житейских качелях.
Ни стихов о Прекрасном не будет, ни слов
Благодарности Небу… Попойка
Да вульгарные танцы под взмах вееров.
Пересуды. Веселье. И только.

Как зазнались витии! Подай им строфу
С лунным дном и ночными краями!
Только плошка луны освещает тропу
Много хуже столбов с фонарями.
Но поэзия любит изящный предмет
При надмирном к тому же уклоне.
Вот столбы в перспективе останутся-нет?
А природа (простите) «в законе».

И делов-то всего: приукрась, наряди,
И готова с искусством интрижка!
Но от моря до моря куда ни пойди –
Всюду бульканье, хруст и отрыжка…
Торжествует пикник! А цветочная высь
Роль шатра выполняет в нагрузку
И не больше. Попробуй, всерьез отвлекись –
И сакэ уведут, и закуску…

Не пойду никуда. Из-за кольев моих
Виден сакуры гребень белесый.
Затерялась одна средь деревьев больших
Неуклюжей печальной принцессой.
Малахитовый шлейф, в белизне рукава
Между лап наклонившейся ели.
Похищение? Ревность? Какие слова!
Всё с житейской игрой параллели.

А под ней ни души, словно кто из Богов
Дал запрет на «питейно-съедобно».
Но, по правде, под хвоей полно муравьев,
Для гулянок не слишком удобно.
Я вдали? Хорошо! Не придется потеть,
Нудно путаясь в кочках и травах.
Буду молча стоять и бесцельно смотреть,
Остальное всегда от лукавых.

Жаль, недолог цветной лепестковый уют!
Утро выплеснет серую краску
И погонит на доблесть, на подлость, на труд,
На утюжку, усушку, утряску…
Да о чем я? Прекрасен небесный муар,
Облака к океану уплыли.
Праздник сакуры жив. И от Нара до нар
Ни телег, ни охотничей пыли…