Боже, сколько на этой душе гнилых червоточин

Боже, сколько на этой душе гнилых червоточин,
Сколько ран и порезов, густеющей темноты,
И уже совершенно бессмысленно брать в руки ножик,
Чтоб избавить ее от поблекшей навек кожуры.

И уже совершенно бессмысленно лезть в сердцевину -
Ведь она не смогла, не сумела остаться в живых.
Даже если и есть - только часть, только та половина,
Что уже никогда и ни с кем не сольется в плоды.

Там, под этой оберткой из воли, стремлений, надежд,
Нет ни слова про веру, про силы, желание жить.
Там лишь мякоть, что внешне, наверно, походит на твердь,
И кусать уже негде, но можно пока еще пить.

Так бывает с душой, если ты ее отдаешь -
Мол, бери, мне не жаль, это вклад во имя любви.
И обычно берут. До конца, под корень, под ноль.
Но уходят потом... А душа вся чернеет в оксид.

И ведь хуже всего, что не будет обратных реакций,
Что она с каждым разом все ближе к оттенку ночей.
А когда-то бывало иначе, и время текло нам сквозь пальцы,
И сейчас ты скучаешь по тяжести детских ветвей.

И сейчас ты скучаешь по скулам, рукам и глазам -
Все они удобряли твою столь наивную почву.
Ты не знала, что ждет, и лишь слепо, лишь в небо росла...
Боже, сколько на этой душе гнилых червоточин!