Ярославский вокзал. 1955 год

                До двадцатого до съезда
                Жили мы по простоте,
                Не мечтая об отъезде,
                В славном городе Инте...

                Если я заболею,
                К врачам обращаться
                не стану...
                Обращаюсь к друзьям...
               
                Ярослав Смеляков

Он помнил, ощущая каждым нервом,
Как было это всё в пятьдесят первом:

Печёнкой чуял, что его "пасут",
Уже почти неделю был на взводе -
Гулять ему недолго на свободе.
Да здравствует наш справедливый суд!

С ним были, вспоминается теперь,
Ваншенкин Костя, Винокуров Женька...
Они тогда набрались хорошенько...
А ночью громкий стук раздался в дверь.

Иным хватило раза одного,
А для него же ходка стала третьей.
Неясно что теперь в Москве он встретит,
Друзей куда-то делось большинство...

Он в зоне был с бедой наедине...
Амнистия. В карманах ветер свищет.
В Москве осталось только пепелище,
Но всё же телеграмму дал жене.

Она ему давно уж не жена,
Но слух прошёл. Одни другим сказали,
И вот на именном его вокзале
Толпа известьем разбережена.

Пришли друзья и не совсем друзья,
И молодёжь зелёная, и мэтры.
Поскольку перемен подули ветры,
То пропустить событие нельзя.

И кто-то руки потирал - Ага!
Пусть возвращается! Он всем теперь до фени.
Он не воскреснет, чай не птица Феникс!
Приятно унижение врага!

А кто переживал наверняка -
Встречать-то будут всё же по одёжке...
А с гардеробом дело безнадёжно
Сегодня у вчерашнего ЗэКа!

Подходит поезд Воркута-Москва.
За стёклами мелькающие лица...
Из приполярья вырвались в столицу,
Архипелага бросив острова.

Ну вот и он. При шляпе и в пальто.
Костюмчик даже чересчур нарядный.
Для воркутинца вид незаурядный -
Такого ожидать не мог никто.

Глядите на него во все глаза!
Поэт отнюдь не вызывает жалость.
А кое-кем уже воображалась
На нём и телогрейка, и кирза!

Нет! Что-то не читаются следы
Судьбы его зловещих траекторий,
Как будто прошвырнулся в санаторий,
Как будто бы и не было беды!

А он уже ступает на перрон
С немного даже нарочитой ленью.
Не появленье, а скорей - явленье!
Глаза, глаза, глаза со всех сторон!

Он всех живее вопреки и несмотря...
Глядите же, глядите и дивитесь,
Что жив-здоров последний третий витязь,
Три раза переживший лагеря,
Судьбой три раза брошенный на дно!
И пусть душа осталась в рваных ранах,
Сегодня здесь он равный среди равных!

Предугадать пока что не дано,
Что скоро властью будет он обласкан,
Что станет он в президиумы вхож,
Что ордена ещё украсят лацкан,
И ляжет на погосте...для вельмож.

Пока же отмечали все вокруг,
Что гладко выбрит он и наодеколонен.
........................................
В купе за кадром оставался друг,
Друг настоящий - Михаил Луконин,

Чтоб зритель ненароком не допёр,
Что у спектакля "Возвращенье в лоно"
Имелся постановщик-режиссёр,
Не пожелавший выйти на поклоны...