Сколько я прожил и сколько я пережил

Сколько я прожил и сколько я пережил!
Сколько во мне утонуло обид!
Тенью улыбок я часто завешивал
Мой изнуренный, поношенный вид.
Битой собакой зализывал раны,
Тихо скулил, поджимая свой хвост.
Змеями корчатся старые шрамы
По телу во весь мой немыслимый рост.
Я был, словно узник, посажен в темницу
Твоею рукой под железный замок.
Как дикая птица
Не в силах смириться
Сначала я бился, но после замолк.
Вокруг извивались пугающе тени;
Пытаясь сдержать вырывавшийся крик,
Сидел я в тиши, обнимая колени,
Стараясь забыть твой божественный лик.
Но образ твой нежный, как будто нарочно,
Меня завлекал словно волка в капкан,
И я поддавался, и воплем истошным
В тоске извергался как мощный вулкан.
Я грыз свои цепи, царапал оковы,
Метался по клетке, как загнанный зверь,
Но слишком прочны, видно, были засовы
и слишком тугой показалось мне дверь.
Я долго не верил безвыходной правде,
В сердцах проклянал мой безропотный плен.
Кричал что есть силы, моля о пощаде,
Но крик возвращался мне эхом от стен.
Мой ангел покинул меня без оглядки ,
Во мне разуверился даже сам Бог.
Я часто лежал на полу в лихорадке,
Забыв, для чего нужен выдох и вдох.
Скажи, сколько сгнило всего заключенных
В твоей удручающей, мрачной тюрьме.
И разве не жаль тебе тех обреченных,
Кто жаждет лишь смерти в безвыходной тьме.
Не уж то тебе эти крики приятны,
Мне хочется верить, что все это ложь.
Хотя и на солнце присутсвуют пятна,
И ты их ничем никогда не сотрешь.
Довольно!
Зачем расковыривать раны,
Они и без этого жутко болят.
Когда-то мы тоже достигнем нирваны,
Ну если не примем до этого яд.
Ты знаешь, а жизни дано нам немного,
Никто от костлявой тебя не спасет.
Готовься, на небе судить будут строго,
И ты еще сможешь ответь за все...