На погосте

1

Мысль и тут лишь собой занята
И скрывает свой след осторожный
В зябкой дрожи сырого куста,
В глухомани травы придорожной.

Но и заступов лязг, и тщета
Скудной глины, и плач чей-то – все же
Слиты в ней, хоть она разлита
По пространству, как холод по коже.

Даже целой земли красота
Оправдать перед нею не может
Ни могилы, что сдавит плита,
Ни червя, что нам тело изгложет.

Лишь смола на распилах креста
Отвлекает ее и тревожит.

2

Жизнь бессмысленна, но не пуста:
Я наполнить сумел ее все же
Зябкой дрожью сырого куста,
Глухотою травы придорожной.

Я наполнить сумел ее всклень
Одиночеством зимнего стога,
Немотою пустых деревень,
Потерявших свой голос до срока.

Все вошло в нее: юности жар,
Брызги грязи, летящей с обочин,
И загульных попоек кошмар,
И провидческий дар между прочим.

Время то уносилось стремглав,
То стояло вокруг, как болото,
Но теперь, свою зрелость догнав,
Мне о нем говорить неохота.

О другом я хотел, о другом,
О тоске, о любви и обмане...
Нынче ночью мне снился паром,
Исчезавший в рассветном тумане.

Вслед ему я рукою махал,
Слыша звук ликовавшей гармони,
Но при этом себя ощущал
Для уплывших уже посторонним.

Да, для них я уже был чужим! –
И хоть кто они – я и не ведал, –
Но таким я проснулся больным,
Словно только что сам себя предал.

Словно сам себя предал себе ж
За пустое, но нежное слово,
За сумятицу прежних надежд,
За успех в настоящем былого.

И крутила меня маета,
Как бересту на углях, корежа, –
Жизнь бессмысленна, но не пуста.
Не пуста. Но бессмысленна все же, –

Я твердил. Но поверить не мог
Сам сентенциям этим избитым.
И сквозь них пробивался восторг,
Как трава сквозь могильные плиты.

И ни глины сырой нищета,
Ни потеки смолы на распилах
Погруженного в землю креста
Умалить его были не в силах.

3

Жизнь, наверное, слишком проста,
Чтоб постигнуть сумел ее разум.
Необъятных небес высота
От земли начинается сразу.

Но опять, лишь собой занята,
Мысль скрывает свой след осторожный
В зябкой дрожи сырого куста,
В глухомани травы придорожной.

И, теряясь в просторе земном,
То о том говорит, то об этом...
Нынче ночью мне снился паром,
Исчезавший в тумане рассветном.

Уплывал он по темной реке,
По воде цвета угольной сажи.
И в такой я проснулся тоске,
Словно только что предал себя же.

Словно сам себя предал себе ж,
Не решившись подняться к плывущим,
За сумятицу прежних надежд,
За успехи былого в грядущем.

Я об этом уже говорил
И не стал повторяться бы снова,
Но одно я добавить забыл,
Ставя к слову поспешное слово.

Да, и впрямь я проснулся с тоской,
Но за этой тоской тем не мене,

Словно радость, мне брезжил иной
Некий свет, не бросающий тени.

Образ Родины виделся мне,
Погруженной в литые сугробы,
Из которых уже по весне
Ей не встать, словно Лазарь из гроба.

Но нужны ль воскрешенья на срок?
Не от мира сего наше царство!
Пусть ступает она за порог,
Где ни времени нет, ни пространства.

Что гордыни пустая тщета! –
Гром победный смешон и натужен
Пред раскрытым объятьем креста
Возле храма, что нами разрушен.

Пусть мы снова отстроим его.
Покаянья надевши вериги,
Зачеркнуть не дано ничего
Из того, что записано в Книге.

И кого упрекать нам сейчас
Пред обрядом с могилой венчальным,
Коли тайна, что мучила нас,
Нам открыта была изначально.

Но казалась нам слишком бедна,
Чтоб в нее мы сумели поверить.
И ломились мы в стену спьяна
Возле настежь распахнутой двери.

Не жалея пустого труда,
Словно в крепость, проход пробивали,
Чтобы силой ворваться туда,
Где с Любовию нас ожидали.

4

Жизнь без смерти была бы пуста.
Ты ведь знала, душа, это – что же
Нам родимой земли нищета
Ее славы былой не дороже?


В зябкой дрожи сырого куста,
В глухомани травы придорожной
Нам ничем не лгала красота.
Это мы ее видели ложно.

Это нас увлекла суета.
Что ж теперь, весь свой опыт итожа,
Стала вдруг ты при виде креста
На себя самою не похожа?

Это здесь мы распяли Христа!
Что же там испугать тебя может?