Баллада о великом запое

В России водку пьют по-прежнему.
Когда Россия не пила?!
Вот кто не помнит Галку Брежневу, –
спилась, – какая ****ь была!

Тут пьют и физики, и лирики,
бомжи и боги заодно.
И юмористы, и сатирики,
и сливки общества, и дно.

Пила Серова Валя горькую,
Володин пил и пил Рубцов.
Иной – занюхивая коркою,
иной – под банку огурцов.

Брели писатели вразвалочку
из ресторана ЦДЛ.
И выпивали, сев на лавочку,
поэты – чаще не у дел.

И космонавты, и ракетчики,
и токаря, и слесаря,
и диссиденты, и разведчики
охотно пили втихаря.

Петров как Водкин пил в подсолнухах,
и Бродский, связанный с Невой,
Астафьев, Межиров и Шолохов,
Береговой и Луговой.

По русской праведной традиции
Есенин пил и даже Блок.
И пробавляться не водицею
Высоцкий очень даже мог.

Пил Пушкин с нянею Ариною
и Фет в тоске не унывал.
И граф Толстой, хрустя периною,
в Поляне, ясно, выпивал.

И Глинка пил, и Римский-Корсаков,
Чайковский пил и Рубинштейн.
И Мережковский, и Философов
горячий пользовал глинтвейн.

Царь Грозный пил с душевной смутою,
и Петр носил с собою штоф.
Пивали Меншиков с Малютою,
не соблюдавшие постов.

И бабы наши венценосные,
отколь ни лезла бы хула,
не сохраняли мины постные,
когда наливочка была.

Царь Николай Второй украдкою
напиться мог, как порося,
за белокаменною кладкою
как государь Всеи Руся.

Да Ленин с синею тетрадкою
и гениальной головой,
пускай не горькую, а сладкую,
в Европах пил, – урок усвой!

Мы о Плеханове Георгии
сказать не можем ничего.
Но у вождей советских оргии
не удивляли никого.

Артисты пили и ученые,
Крючков, Алейников, Хмелев…
И знали дни запоя черные
Капица, Келдыш, Королев…

Борис Ливанов со Станицыным
могли хлебнуть без дураков.
И что могло не покориться им?!
Почтите наших стариков!

Да, что могло не покориться им?!
Мы помним этих стариков.
И так же вот могли напиться и
Бурков, Чирков и Топорков,

Масальский Павел с Марком Прудкиным
и знаменитый Болдуман…
И чуем мы сердцами чуткими
тот исторический туман.

Ильинский тоже пил наверное,
и Жаров пил, и Мартинсон…
Какая мера непомерная,
какой невысказанный сон!

Пил Мейерхольд и Кац закладывал,
бухал матрос Вакуличук.
И Эйзенштейн в стакан заглядывал…
Не пили только Гек и Чук.

Пила Раневская от пошлости,
пьянил Марецкую кураж.
И их коллеги по возможности
не разрушают антураж.

Алиса Фрейндлих – та с закускою
и без закуски – Полищук.
Они прошли науку русскую
и оскоромились не вдруг.

На хмель могучею фигурою
Борис Андреев налегал.
И пил Шукшин в погоду хмурую,
когда от Лиды убегал.

И Мордюкова, и Извицкая,
такие разные, пардон.
И даже Пьеха-Броневицкая,
хоть в это верится с трудом.

Пил Печкин – в жизни просто Новиков,
и пил Светлов, хотя и жид.
И весь к когорте алкоголиков
давно Домжур принадлежит.

И дарят пьянство нам киношное
и Булдаков, и Стругачев.
Хоть осудил такое прошлое
Кузьма Егорыч Лигачев.

Но ерофеевской «отверткою»
ларьки торгуют на десерт.
И Шварц,  и Даль любили горькую,
и даже пил Зиновий Гердт.

Ефремов пьяный репетировал,
притом куря, как паровоз.
И Эфрос водку дегустировал,
хоть три инфаркта перенес.

Ткачук и Носик столько выпили,
что не спасал порою грим!
И женам соль на раны сыпали,
но мы их разве укорим?

Козловский пил, который в опере,
да что об этом говорить?!
Те пили, кто себя не пропили,
сумев легенду сотворить.

Ужасно, если все потеряно.
Беда, известно, не вина.
Пил Басов – мучилась Фатеева,
пил Ельцин – плакала страна.

Был Вицин – йог, вот загогулина,
среди непьющих – старожил.
Но Моргунова и Никулина
не сильно Вицин пережил.

От пива пусть страдает талия,
вину Невинный даже рад.
И у Соломина Виталия
не пил, наверно, только брат.

Нас держит, видимо, соломинка,
она торчит из стакана.
Да жаль, что младшего Еременко
не удержала и она.

Когда ликует стая воронов,
мы пьем тем более в распыл.
Когда б снимался Миша Кононов,
то, может, меньше б Миша пил.

И нет Филиппова из Питера,
и скучно пить в комфорте вилл.
Кумирам нашим бросить пить пора,
но кто бы нас остановил.

И пьют герои сериальные,
и пьет родимая попса.
И пьет страна, как ненормальная,
в загуле слыша голоса.

В питье едина наша нация:
и генерал, и рядовой;
пехота, флот и авиация;
и Броневой, и Лановой…

И все мы сходимся во мнении
отныне, присно и окрест,
что двести грамм не преступление,
а три семерки – вэри бэст.

И на заводах, и в милиции,
в субботу, вскладчину и врозь,
уж если вышло из традиции,
то, значит, нам передалось.

И депутаты хлещут литрами,
храня на лацкане значки.
И уважают композиторы
весьма чужие коньячки.

Шахтеры пьют и шпрехшталмейстеры,
доярки режутся в умат.
И вам нетрезвые гроссмейстеры
легко поставят шах и мат.

Пьют Шереметьево, Курумычи
на том и этом рубеже.
И наш пилот пропустит рюмочку
охотно даже в Ле Бурже.

Ступай с утра, трудяга умственный,
уж тем доволен, что купил,
тропой возвышенной и чувственной…
Гагарин тоже водку пил.

Прими от лени и от косности
стакан – и воспари душой,
как ОКС в открытом космосе,
кружа бутылкою большой.

На нас лежит печать величия,
как было то спокон веков.
И в этом русское отличие
от заграничных дураков.

Мы пьем постольку и поелику,
понеже, ибо, так сказать…
Нам вместе перепить Америку –
как дно бутылки облизать.

Мы допивались и до чертиков,
и заглянули даже в рай.
А уж теперь такой консорциум,
что только цену выбирай.

Все пьют – Калуга, Тула, Ладога,
Москва, Самара, Петербург…
В запое том давно и надолго
и комбайнер, и металлург.

Врачи, художники, начальники
сообразят на трех персон.
И кипяток, бурлящий в чайнике,
заменят пиво и рассол.

А если выпить не получится –
беды, приятель, никакой!
Она, веселая попутчица,
всегда под левою рукой.


2006