Сайт расширенного сознания... 5 часть

 
А.А. Андреева
 
Жизнь Даниила Андреева,
рассказанная его женой
 
 
В давние времена - они кажутся давними по тому объему событий, что легли между нами и ними, - биографию начинали с перечисления предков. Вероятно, это внимательное всматривание в земные истоки личности имеет смысл.
 
Отец Даниила Андреева - известный русский писатель Леонид Николаевич Андреев, родился на Орловщине, на той удивительной русской земле, которая была родиной стольких - прекрасных и разных - русских писателей. По семейному преданию, отец Леонида Андреева был внебрачным сыном орловского помещика Карпова (имя пока неизвестно) и дворовой девушки Глафиры. Барин выдал девушку за крепостного сапожника Андреева - отсюда фамилия. Мать Леонида Николаевича, Анастасия Николаевна, - осиротевшая дочка разорившегося польского шляхтича Пацковского.
 
Матерью Даниила была Александра Михайловна Велигорская, по отцу - полька. Фамилия Велигорские - русифицированная форма родового имени одной из ветвей графов Виельгорских (правильнее - Виельгурских), лишенных титула и состояния за участие в восстании 1863 года. По женской линии Александра Михайловна - украинка. Ее мать, бабушка Даниила, - Евфросинья Варфоломеевна Шевченко. Фамилия Шевченко, вообще очень распространенная на Украине, не совпадение, а родство с Тарасом: Варфоломей Шевченко был его троюродным братом, свояком и побратимом.
 
Все эти родовые нити и сплелись 2 ноября 1906 года (нов. стиль) в существе, появившемся на свет в Берлине: это был второй сын Леонида Николаевича и Александры Михайловны, названный матерью Даниилом.
 
Даниил Леонидович всегда был - даже до странности - равнодушен к своему происхождению, никогда не пытался проводить какие-либо генеалогические изыскания. То, что изложено здесь - результат исследования (почти расследования) сотрудников Орловского Литературного музея и киевлянки Ольги Васильевны Ройцыной, жены троюродного брата Даниила Анатолия Мефодьевича Левицкого.
 
Грозно и ясно встала над колыбелькой новорожденного сама Судьба.
 
Двадцатишестилетняя, совершенно здоровая, любимая мужем Шурочка умерла вскоре после рождения второго сына от того, что тогда называлось "послеродовой горячкой". Во многих воспоминаниях современников остался ее милый, светлый облик; осталось и описание того, какой трагедией была ее смерть для Леонида Николаевича. Иногда он предстает просто обезумевшим от горя. Новорожденного - причину смерти жены - он не мог видеть. Казалось, что ребенок обречен. Но в Берлин из Москвы приехала старшая сестра Александры Михайловны, Елизавета Михайловна Доброва. Она увезла в Москву осиротевшее существо, в котором едва теплилась жизнь, и ребенок обрел чудесную семью. Эту семью иначе как родной нельзя и называть. До шести лет им неотрывно занимлась мать Елизаветы и Александры, Бусинька, Евфросинья Варфоломеевша Шевченко. Волевая и властная, она пользовалась безоговорочным искренним уважением всех окружающих - близких и дальних.
 
Пожалуй, в современном нашем Вавилоне, с башнями, которые падают задолго до середины стройки, уже почти неразличимы облики прежних городов. А ведь каждый город имел свой неповторимый духовный облик, ложившийся печатью и на жителей его: тверичанин отличался от петербуржца, москвичи были иными, чем орловцы.
 
Детству и юности Даниила Андреева сопутствовала Москва.
 
Кремль, входя в который ребенок в любое время года снимал головной убор, невзирая на вопли няньки: он знал, что в Кремль иначе входить нельзя.
 
Храм Христа Спасителя. Напрасно спорить о его архитектурном совершенстве или несовершенстве - это был символ Москвы, и образ Белого Храма над излучиной реки неотделим от творчества Андреева.
 
Очень типичная для прежней Москвы семья Добровых жила в Малом Левшинском переулке. До шестидесятых годов там стоял двухэтажный домик, ничем не примечательный. Был он очень стар, пережил еще пожар Москвы в дни Наполеона. Такие дома в Москве так и назывались: донаполеоновские.
 
Добровы занимали весь первый этаж, а кухня и всякие подсобные помещения были в подвале, куда вела крутая и узкая лестница.
 
Входная дверь была прямо с переулка - большая, высокая, с медной дощечкой: "Доктор Филипп Александрович Добров". Войдя в дом, надо было подняться по нескольким широким деревянным ступеням, а встречало всех входящих огромное, во всю стену, очень красивое зеркало. Дальше большая, белая со стеклами, дверь вела налево, в переднюю. Направо из передней была дверь в кабинет Филиппа Александровича, в котором позже жил его сын, Александр Филиппович, потом это была комната Даниила Леонидовича, а еще позже - наша с ним, любимая, которая в книге "Русские боги" осталась в названии одной из глав: "Из маленькой комнаты".
 
Дверь налево из передней вела в зал. Его я уже застала разделенным занавесками на несколько клетушек, в которых ютилось все старшее поколение семьи: Филипп Александрович, Елизавета Михайловна и еще одна сестра - Екатерина Михайловна, по мужу Митрофанова.
 
Это произошло после революции, когда весь русский традиционный и отвечающий человеческим потребностям быт был изуродован "уплотнениями" и "коммуналками", не принесшими счастья никому, изуродовавшими не меньшее количество человеческих судеб, чем война, тюрьмы и лагеря.
 
А в счастливом детстве Даниила зал играл большую роль. Дом Добровых был патриархальным московским домом, а значит - хлебосольным и открытым. Открытым для очень большого количества самых разных, самых несогласных друг с другом людей, которых объединял интеллектуальный уровень, широта интересов и уважение друг к другу.
 
Отголоски этого я еще застала, как застала огромный стол в передней части разгороженного зала, раздвигавшийся по праздникам, при помощи вставных досок, по-моему, метров до пяти в длину.
 
Соседней с залом комнатой в прежние времена была спальня Филиппа Александровича и Елизаветы Михайловны, и у двери, разделявшей эти две комнаты, точнее - у замочной скважины - торчал маленький Даниил, разглядывая и Шаляпина, и Бунина, и Скрябина, и актеров Художественного театра, и Горького, и многих, многих еще гостей Добровых.
 
Даниил не только любил Добровых - их любили все, - не только воспринимал эту семью как родную, но говорил много раз: "Как хорошо, что я рос у Добровых, а не у отца".
 
Детская комната Даниила располагалась дальше по коридору, ведущему из передней в глубину квартиры. Ее я уже не застала, только по его рассказам знаю, что вдоль всей комнаты, на уровне детского роста, висели нарисованные им портреты правителей выдуманной династии - отголосок поразившего детскую душу впечатления от "галереи царей" в Кремле: на потолке этой галереи были выложены мозаикой замечательные портреты Великих князей и Царей Московских.
 
Писать он начал очень рано, еще в детстве. Писал стихи и прозу: огромную эпопею, где действие разворачивалось в межпланетном пространстве. Планеты были не те, что нам известны, а все выдуманы. Они обладали собственными религиозными культами, естественно, основанными на сведениях, вычитанных из детского изложения греческих мифов, но с очень симпатичным собственным добавлением: кроме полагающихся по традиции богов Верховных, богов войны и богинь любви, там был еще и им придуманный бог Веселья.
 
До школы Даниил учился дома. У него был учитель - к стыду своему, забыла его имя - очевидно, умный человек и талантливый педагог. Живой и шаловливый мальчишка, по уговору с этим учителем, смирял свой характер за две воскресных награды: если он всю неделю вел себя "хорошо" (вероятно, это понятие было очень растяжимым), то в воскресенье учитель рисовал ему еще одну букву индийского алфавита и вез его по Москве новым (для него) маршрутом трамвая.
 
Зная, какое веселое, ласковое детство было у этого избалованного, доброго, изобретательно-шаловливого мальчугана, удивительно звучит следующий рассказ.
 
Евфросинья Варфоломеевна, Бусинька, умерла, когда любимому внуку было шесть лет. Внук заболел дифтеритом, бабушка, ухаживавшая за ним, схватила тот же дифтерит. Внук выздоровел, бабушка умерла.
 
Выздоравливающий ребенок не видел ни ее смерти, ни похорон. Не знали, как ему об этом сказать.
 
Александра Филипповна, старшая дочь Добровых, взяла на себя трудное дело. Она стала рассказывать ребенку, что Бусинька в больнице, выздоравливает, но соскучилась по своей дочке, его маме. Для того, чтобы с ней увидаться, надо умереть, но Бусинька беспокоится, как Даня к этому отнесется.
 
Постепенно старания Александры Филипповны привели к тому, что мальчик написал бабушке письмо, в котором отпустил ее к дочери, в рай.
 
Но тоска по бабушке, желание увидать незнакомую мать и сложившееся в детской душе представление о смерти, как дороги в Рай, привели к неожиданному результату. Летом после разлуки с Бусинькой Добровы и Даниил жили на Черной речке, где был дом Леонида Андреева (но не в этом доме), и мальчика поймали на мосту через речку, когда он собрался топиться - не от горя, а от страстного желания увидеть потерянных близких.
 
Детство сменилось отрочеством, которое совпало с революцией и разрухой. Жизнь стала трудной и голодной, каждая семья искала способы выжить. Ф.А.Добров составил какие-то необыкновенные дрожжи, очень полезные и пользовавшиеся большим спросом; они так и назывались: дрожжи доктора Доброва. По-видимому, их надо было пить, и непонятно, почему никто в семье, включая самого изобретателя, не сохранил рецепта...
 
Дрожжи, сообразно с заказами, по всей Москве разносили дети: Даня и Таня, его подруга с трехлетнего возраста, соученица по школе и друг до конца жизни, Татьяна Ивановна Оловяншникова, по мужу Морозова. Начав с этих деловых походов, Даниил потом всю юность бродил по Москве один, зачастую с вечера до утра.
 
Добровы были православной семьей. В доме праздновали все церковные праздники, соблюдали посты; но не было в них никакой нетерпимости: все, соприкасающиеся с этой семьей, были свободны в своих убеждениях, высказываниях и даже сомнениях. Одним из близких друзей дома была актриса Художественного театра, Надежда Сергеевна Бутова. Из ее ролей я знаю только роль матери Ставрогина в "Бесах". Вот она и открыла пятнадцатилетнему Даниилу глубину и духовную красоту православной обрядности, что он помнил с благодарностью всю жизнь.
 
Но религиозным он был не по воспитанию, не по традиции, а по всему складу своей личности.
 
* * *
Учился он в частной гимназии, которую окончил уже как советскую школу. Гимназия была основана Евгенией Альбертовной Репман и Верой Федоровной Федоровой. Помещалась она в Мерзляковском переулке и так и называлась - "Репмановская".
Даниил очень любил гимназию и, по-видимому, было за что любить. Об атмосфере, необычной для учебного заведения, говорит такой факт. После революции Евгения Альбертовна жила в Судаке, в Крыму. Больная, с парализованными ногами, она не имела средств к существованию. Поэтому бывшие ученики гимназии, окончившие ее в двадцатых годах, ежемесячно собирали для нее деньги. Так продолжалось до начала войны; большую роль в сборе этих денег играл Даниил.
 
Я думаю, что его мечта о создании особой школы - мечта всей жизни, нашедшая отражение в "Розе Мира" (воспитание человека облагороженного образа), - какими-то своими душевными истоками коренится в своеобразной атмосфере этой школы.
 
Эта мечта - создание школы для этически одаренных детей; не юных художников, биологов или вундеркиндов-музыкантов, а детей, обладающих особыми, именно этическими душевными качествами*.

    * Насколько я знаю из рассказа Даниила, среди всевозможных затей двадцатых годов была похожая на эту. Известна судьба троих, связанных с чем-то вроде такой группы: один из них утонул, спасая тонущего; второй ушел в пещерный монастырь на Кавказе; третий заменил матери сына, ушедшего в монахи.

 
* * *
В одном классе с Даниилом училась девочка - я назову только ее имя, Галя, - которую он полюбил в детстве и любил очень много лет. Она не любила его, и всю их юность и молодость отметила печать этих сложных отношений - глубокой дружбы и неразделенной любви. Позже был период и разделенного чувства, а то, что так расплывчато называется дружбой, - глубокая душевная заинтересованность друг в друге, взаимное, лишенное всякого эгоизма желание добра, понимание, - сохранились до самой его смерти.
Галя была человеком редкого благородства, обаяния и женствености. Ей посвящен цикл стихотворений "Лунные камни".
 
Здесь надо бы начать рассказывать о юности Даниила Андреева.
 
Но я не буду этого делать. Это несвоевременно. Очень темные и опасные круги прошел он в годы своей юности. Нет, не был он ни пьяницей, ни развратником, ничто "темное" в обычном смысле этого слова не присутствовало в его жизни. В этой жизни все наиболее существенное всегда лежало в плоскости иррационального. Главная тяжесть страшных дорог, пройденных им в юности, была в плоскости нереальной. Если б не было этих темных дорог, не написал бы он многого, написанного им, - писатель пишет то, что знает своей душой; выдумывать ничего нельзя - не будет искусства в выдумке. Ко времени юности относится его первая женитьба на сокурснице по Высшим литературным курсам, на которые он поступил после окончания школы. Женитьба была странная, и он, конечно, был очень виноват перед этой женщиной, что знал и всю жизнь помнил. А она ему заплатила за зло дружбой на всю жизнь. Она же и начала, много позже, хлопоты о его освобождении, а когда я вернулась из заключения - помогала мне хлопотать о нем.
 
Мне хочется отметить, что всю жизнь Даниила сопровождала искренняя, преданная дружба женщин.
 
* * *
Кончив литературные курсы, он понял, что печататься не будет. Никакие колебания, никакие затемнения души никогда не касались творчества, вернее - его правдивости. Места в советской действительности того времени Даниилу Андрееву - поэту - не было.
Выход нашел для него двоюродный брат, сын Филиппа Александровича Доброва, Александр Филиппович. Сам он, кончив Архитектурный институт, не смог стать архитектором после перенесенного энцефалита и работал художником-оформителем. Он обучил Даниила Леонидовича писанию шрифтов, это давало возможность зарабатывать на скромную жизнь.
 
Писать же Даниил не переставал никогда.
 
Необычные черты личности определили и особенности его творчества.
 
Ощутимое, реальное - употребляя его термин - переживание иной реальности. Таким в 15 лет было для него видение Небесного Кремля над Кремлем земным.
 
Ошеломляющее по своей силе и многократно испытанное переживание близости Святого Серафима в храме во время чтения Акафиста Преподобному.
 
Предощущение образа чудовища, связанного с сутью государства, позже понятого им и описанного.
 
Ощущение, почти видение демониц, властвующих над Великими городами.
 
Мощное, полное счастья прикосновение к тем, кого он позже назвал Стихиалями: прекрасным сущностям, духам земных стихий.
 
Отношение Андреева к природе нельзя назвать любовью к ней, понимая под словом "любовь" то, что обычно понимается: эстетическое любование и осознание живительности незагрязненной экологической среды.
 
Для него в прямом, а не в переносном смысле все кругом было живое: Земля и Небо, Ветер и Снег, Реки и Цветы.
 
Я помню, в какой восторг привела его признанием, что не сомневаюсь в реальном существовании домовых и дружу с ними - потому у меня дома и уютно...
 
Он ходил босиком всегда, когда только удавалось. Говорил, что совершенно по-разному чувствует Землю в разных местах. На мое возмущение: "Ну, Земля, это я понимаю, но что можно почувствовать на грязном городском асфальте!" - ответ последовал: "Безличное ощущение человеческой массы, очень сильное".
 
Все, что написано в большом его труде "Роза Мира" о природе, пережито им непосредственно, как и в тех главах книги "Русские боги", которые посвящены этой теме.
 
Летом он бывал и под Москвой, и в Крыму, но больше всего любил уезжать в Трубчевск. К сожалению, я не помню, как он впервые туда попал. Но, раз попав, он навек очарован этими местами. Он уходил в многодневные пешие путешествия, почти всегда один, босой, со скудным запасом немудреной еды (ел вообще мало) и курева - курильщик был заядлый. Ночевал в случайном стоге сена, в лесу на мху.
 
Эти путешествия откликнулись многими стихотворениями. А поэма "Немереча" - просто описание одного из таких странствий.
 
* * *
Мы познакомились в марте 1937 года. Познакомил нас человек, очень близкий и ему, и мне. Он по телефону вызвал Даниила на улицу. Мы подходили Малым Левшинским переулком к небольшому дому, а навстречу из двери этого дома вышел высокий, худой, стройный, несмотря на сутуловатость, человек с очень легкой и быстрой походкой. Шел сильный снег, и так я и запомнила: блоковский ночной снегопад, высокий человек со смуглым лицом и темными узкими глазами. Очень теплая рука. Так он вошел в мою жизнь, а я вошла в "Добровский дом", как все его называли.
В 1937 году этот дом был таким: "старики Добровы" - Филипп Александрович, уже оставивший работу во Второй Градской больнице и имевший небольшую частную практику; Елизавета Михайловна, по профессии акушерка, тоже уже не работающая.
 
Вместе с ними жила и третья из сестер Велигорских, Екатерина Михайловна. Она работала медсестрой в психиатрической больнице, считая, что душевнобольные больше всех нуждаются в заботе и доброте. Все трое, как я уже говорила, жили в большой комнате за занавесками, а передняя часть этой комнаты служила общей столовой и там же стоял рояль, на котором по вечерам играл Филипп Александрович.
 
Кроме "стариков" и Даниила, в третьей комнате, принадлежавшей семье, жили дочь Добровых, Александра Филипповна, и ее муж, Александр Викторович Коваленский, очень интересный человек, большого, своеобразного, какого-то "холодно-пламенного" ума. Переводчик Конопницкой, Словацкого, Ибсена, он сам был незаурядным поэтом и писателем. Не печатался. Читал написанное немногим друзьям. Все его произведения уничтожили на Лубянке - он и его жена были арестованы по нашему делу. В молодости Даниила Александр Викторович имел на него большое влияние, подчас подавляющее.
 
Добровы так и не отвыкли от привычки жить с открытой дверью. И была эта дверь открыта в переднюю, где проходили все жильцы квартиры и все посетители, а среди жильцов была и женщина, получившая комнату по ордеру НКВД. И потеряли они в 1937 году стольких друзей в недрах Лубянки! Перечисление погибших было в одной из глав романа "Странники ночи", которая называлась "Мартиролог". Этот роман Даниил Леонидович начал писать в 1937 году. До него работал над поэмой "Песнь о Монсальвате", в некоторой степени основанной на средневековых легендах. Эту поэму он не закончил и никогда больше к ней не возвращался.
 
* * *
С 1937 года, по существу, шла уже наша общая с ним жизнь, сначала как очень близких друзей, позже как мужа и жены.
Так, как жили мы, жил целый круг людей в те годы, поэтому я попытаюсь рассказать, какой была эта жизнь.
 
Подавляющее большинство жили в то время очень бедно. Почти все обитали в коммунальных квартирах, куда, по большей части, были насильственно впихнуты совершенно чуждые люди, несовместимые друг с другом.
 
Сейчас говорят, что в то время были частые снижения цен. Возможно, этого я не помню; зато хорошо помню, как мы покупали масло в количестве 100 грамм или кусочек колбасы - она действительно была очень вкусна и сортов было много, только все на цену смотрели... А в провинциальные города посылали посылки с макаронами.
 
Но это было лишь фоном, на котором разворачивалась настоящая жизнь. А ею, настоящей жизнью, были прекрасные концерты в Большом зале Консерватории; были встречи с друзьями - по три-четыре человека, с приглушенными (от соседей) беседами на самые, казалось бы, отвлеченные темы - для нас самые главные.
 
Даниил Андреев, пишущий поэму о Монсальвате, был не только понятен в захваченности этими образами, он был бесконечно дорог и необходим нам. Потому что для нас, русских - т.е. причастных российской культуре, - тема сокрытой святыни, несущей духовную помощь жаждущим этой помощи в окружающем страшном мире, была, вероятно, самой драгоценной.
 
Возможно, поэтому и не шла в те годы в Большом театре опера Римского-Корсакова "Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии": не только мы понимали насущность сокрытой святыни, но и те, кто разрушал храмы - явные святыни; кто преподавание истории в школах свел к тенденциозному рассказу о бунтах и революционных движениях, где за Спартаком непосредственно следовали крестьянские войны в Германии; кто выламывал кресты на могилах Владимира Соловьева, Языкова и Хомякова.
 
Православная Церковь, с вырванными, как языки, колоколами, совершала Литургию. Нет слов, чтобы выразить преклонение перед этим немеркнущим подвигом, он не замутится никогда никакой внешней наносной неправдой. Церковь пронесла тихий огонь свечей в руках, скованных кандалами.
 
А на концертах в Консерватории звучала музыка Вагнера, и там мы слышали звон колоколов Монсальвата, а в Большом театре даже шел "Лоэнгрин" - скорее всего, по недомыслию...
 
Не знаю, как описать ту атмосферу обессиливающего, тошнотворного страха, в которой жили мы все эти годы. Мне трудно очертить границы этого "мы" - во всяком случае, это все те, кого я знала.
 
Я думаю, что такого страха, в течение столь долгого времени, не испытывал никто во всей истории цивилизованного человечества. Во-первых, по количеству слоев, им охватываемых; во-вторых, потому, что для этого страха не надо было никакой причины. И конечно, по многолетней протяженности этого, калечащего души ужаса. Неправда, что 1937 год ("тридцать проклятый..." и т.д.) был самым страшным. Просто в этом году огромная змея подползла вплотную к коммунистам, вот и причина крика. А началось все с начала, с 1917 - 1918 годов.
 
Лично для меня ощущение этой удавки страха на горле, то ослабевающей, то затягивающейся, возникло в 1931 году - мне было 16 лет, когда арестовали моего дядю по процессу Промпартии. Полное ужаса ожидание - вот этой ночью придут за близкими! - знали все женщины. Многих, которые целыми ночами сидели, замерев в этом ожидании, или, рыдая, метались из-за получасового опоздания мужа с работы - взяли на улице! - просто уже нет в живых. А некоторые и сейчас боятся об этом рассказать.
 
Эта жизнь, очень реально описанная, была фоном сложного действия, развертывающегося в романе "Странники ночи".
 
В застывшей от ужаса Москве, под неусыпным взором всех окон Лубянки, ярко освещенных всю ночь, небольшая группа друзей готовится к тому времени, когда рухнет давящая всех тирания и народу, изголодавшемуся в бескрылой и страшной эпохе, нужнее всего будет пища духовная. Каждый из этих мечтателей готовится к предстоящему по-своему. Молодой архитектор, Женя Моргенштерн, приносит чертежи храма Солнца Мира, который должен быть выстроен на Воробьевых горах. (Кстати, на том самом месте, где выстроен новый Университет.) Этот храм становится как бы символом всей группы. Венчает его крест и присуща ему еще одна эмблема: крылатое сердце в крылатом солнце.
 
Руководитель, индолог Леонид Федорович Глинский (дань страстной любви Даниила к Индии), был автором интересной теории чередования красных и синих эпох в истории России. Цвета - красный и синий - условны, но условность эта понятна: синий как первенствование духовного, мистического начала, красный - преобладание материального.
 
Может быть, самая большая потеря, связанная с гибелью романа, - Москва, жившая в нем. Это не были "описания" Москвы того времени, а именно сам живой, многоплановый, трагический город!
 
На первом исполнении Пятой симфонии Шостаковича в Большом зале Консерватории встретились герои романа. Мы и правда были на этом концерте. В романе как бы "описывалась" Симфония, часть за частью раскрывалось ее содержание, данное гениальным композитором через музыку. Какое счастье, что мы не были знакомы с Дмитрием Дмитриевичем! Не удалось бы ему отказаться от такой "расшифровки", потому что она была правильной и написана Пятая симфония о том, как человеческую душу давит разнуздавшаяся стихия Зла и остается душе только молитва, которой Симфония и заканчивается.
 
Ряд героев был развитием какой-либо стороны личности автора: индолог Глинский; поэт Олег Горбов; археолог Саша Горбов, совершенно по-андреевски влюбленный в природу. Он в начале романа возвращается из Трубчевска в Москву.
 
Роман, конечно, шел от традиции Достоевского, страстно любимого Даниилом Андреевым. Это не было подражанием Достоевскому, но проблемы романа были сродни проблемам романов великого писателя и по своей русскости и по причастности этих проблем к общечеловеческим - о Добре и Зле и их проявлении в мире.
 
Даниил всегда приходил в гости с тетрадкой стихов или с новой главой романа. Однажды он сказал мне: "Лучшее, что во мне есть, это мое творчество. Вот я и иду к друзьям со своим лучшим".
 
Он был очень застенчив и совершенно неспособен "блистать в обществе". Поэтому свою незаурядность мог проявить не непосредственно, а как бы отделив от себя, как это делает художник.
 
Война застала его за работой над "Странниками ночи". Он зарыл рукопись в землю и вернулся к стихам. Написал цикл стихотворений "Янтари", посвященный реальной женщине - ее образ косвенно отражен в романе. Работал над поэмой "Германцы", но не закончил ее - в конце 1942 года его мобилизовали.
 
Филипп Александрович Добров скончался за два месяца до начала войны. Елизавета Михайловна - осенью 1942 года; Екатерина Михайловна - в середине войны. Даниил, вернувшись, ее уже не застал.
 
По состоянию здоровья он был нестроевым рядовым. Сначала состоял при штабе формирующихся в Кубинке под Москвой воинских частей; позже, зимой 1943-го, в составе 196-й стрелковой дивизии шел ледовой трассой Ладоги в осажденный, страшный Ленинград. Но об этом написана его поэма "Ленинградский Апокалипсис", одна из глав "Русских богов", и незачем мне ее пересказывать.
 
После Ленинграда были Шлиссельбург и Синявино - названия, которые незабываемы для людей, переживших войну, так же как Ельня, Ярцево и много других...
 
* * *
Служа в похоронной команде, Даниил Леонидович хоронил убитых в братских могилах, читал над ними православные заупокойные молитвы.
Подтаскивая снаряды, надорвался и попал в медсанбат. Там его и оставили санитаром; два человека постарались сохранить ему жизнь: начальник госпиталя Александр Петрович Цаплин и врач Николай Павлович Амуров.
 
В последние месяцы войны из действующей армии отзывали специалистов для работы в тылу. Горком графиков, членом которого он был как художник-шрифтовик, вызвал его с фронта, и последнюю военную зиму Даниил Леонидович служил в Москве, в Музее связи, художником-оформителем.
 
Конечно, имея возможность бывать дома, он вернулся к работе над романом. Когда рукопись романа была извлечена из земли, оказалось, что неопытный конспиратор зарыл ее очень плохо: написана она была от руки, чернилами, и чернила расплылись.
 
Он начал все сначала, теперь на машинке, кстати, когда-то принадлежавшей Леониду Андрееву и случайно оставшейся в Москве. Переработанное произведение на глазах, от главы к главе, становилось значительнее.
 
По окончании войны близкие друзья Даниила, географы Сергей Николаевич Матвеев и его жена Мария Самойловна Калецкая, обеспокоенные нашей действительно вопиющей материальной неустроенностью, нашли для него неожиданную форму заработка. (Я, член Союза художников, не могла найти никакой работы, кроме изготовления копий.) Вместе с Сергеем Николаевичем Даниил написал небольшую книгу о русских исследователях Горной Средней Азии. Со стороны Матвеева было имя уважаемого ученого и конкретный материал; со стороны Андреева - литературная обработка этого материала. Работа не была творчеством, это было честной, искренней, научно и литературно квалифицированной популяризацией.
 
Тоненькая книжка вышла в Географгизе, в 1946 году последовал следующий заказ: книга о русских путешественниках в Африке. Даниил работал над этой, тоже небольшой, книжкой с горячим увлечением, хотя и разрывался между ней и романом.
 
Материал он разыскивал в Ленинской библиотеке. Однажды пришел сияющий и сообщил мне, что нашел сведения об африканской реке, названной именем Николая Степановича Гумилева. Что Гумилев был любимейшим поэтом Даниила Андреева, рядом с Лермонтовым, Алексеем Константиновичем Толстым и Блоком, можно не писать - это ясно из стихов, да и не могло быть иначе.
 
Книжка о русских путешественниках в Африке была написана, набрана и набор рассыпан. Больше я о ней ничего не знаю.
 
* * *
В апреле 1947 года Даниилу Леонидовичу было сделано странное предложение: лететь в Харьков вместе с двумя-тремя спутниками и прочесть там лекцию на материале своей, еще не напечатанной книги о русских путешественниках. Что это было, мы так никогда и не узнали. Скорее всего, чекистская инсценировка с самого начала.
Рано утром 21 апреля за Даниилом приехала легковая машина, в которой сидел кто-то в штатском, безличного вида, и, тоже в штатском, любезно суетившийся "устроитель". Я, стоя у дверей, проводила его. По дороге на аэродром его арестовали, а я получила из Харькова телеграмму, якобы за его подписью, о благополучном прибытии.
 
За мной пришли вечером 23 апреля. Обыск длился 14 часов. Конечно, взяли роман - его и искали - и все, что только было в доме рукописного или машинописного. Утром увезли и меня - тоже на легковой машине.
 
Для характеристики атмосферы того времени: из всех жильцов квартиры в переднюю, когда меня уводили, вышла одна, Анна Сергеевна Ломакина, сама, как и ее муж, отсидевшая, мать маленьких детей. Она подошла ко мне, поцеловала и дала немного черного хлеба и несколько кусочков сахара. Я благодарно запомнила это - так не поступали от страха.
 
Даниила много раз забирали на Лубянку на два-три дня в предвоенные годы: была такая система превентивных арестов на дни советских праздников. На фронте тоже был какой-то вызов, о котором он вскользь рассказал.
 
Позже по "делу Андреева" взяли многих родных, друзей, знакомых. Потом к нашей "преступной группе" прибавляли уже и незнакомых, просто "таких же".
 
Героев на следствии среди нас не было. Думаю, что хуже всех была я; правда, подписывая "статью 206", т.е. знакомясь со всеми документами в конце следствия, я не видела разницы в показаниях. Почему на фоне героических партизан, антифашистов, членов Сопротивления так слабы были многие из русских интеллигентов? Об этом не любят рассказывать.
 
Понятие порядочности и предательства в таких масштабах отпадают. Многие из тех, кто оговаривал на следствии себя и других (а это подчас было одно и то же), заслуживают величайшего уважения в своей остальной жизни.
 
Основных причин я вижу две. Страх, продолжавшийся не одно десятилетие, который заранее подтачивал волю к сопротивлению, причем именно к сопротивлению "органам". Большая часть людей, безусловно достойных имени героев, держалась героически короткое время и в экстремальных условиях, по сравнению с их обычной жизнью. У нас же нормой был именно этот выматывающий душу страх, именно он был нашей повседневной жизнью.
 
А вторая причина та, что мы никогда не были политическими деятелями. Есть целый комплекс черт характера, который должен быть присущ политическому деятелю - революционеру или контрреволюционеру, это все равно, - у нас его не было.
 
Мы были духовным противостоянием эпохе, при всей нашей слабости и беззащитности. Этим-то пртивостоянием и были страшны для всевластной тирании. Я думаю, что те, кто пронес слабые огоньки зажженных свечей сквозь бурю и непогоду, не всегда даже осознавая это, свое дело сделали.
 
А у меня было еще одно. Я не могла забыть, что напротив меня сидит и допрашивает меня такой же русский, как я. Это использовали, меня много раз обманули и поймали на все провокации, какие только придумали. И все же даже теперь, поняв, как недопустимо я была не права тогда, я не могу полностью отрезать "нас" от "них". Это - разные стороны одной огромной национальной трагедии, и да поможет Господь всем нам, кому дорога Россия, понять и преодолеть этот страшный узел.
 
И еще надо сказать: все, кого брали в более поздние времена, знали, что о них заговорит какой-нибудь голос, что существуют какие-то "права человека", что родные и друзья сделают все, что будет в их силах.
 
В те годы брали навек. Арест значил мрак, безмолвие и муку, а мысль о близких только удесятеряла отчаяние.
 
Наше следствие продолжалось 19 месяцев: 13 месяцев на Лубянке, во внутренней тюрьме, и 6 - в Лефортове. Основой обвинения был антисоветский роман и стихи, которые читали или слушали несколько человек. Но этого прокурору было мало, и к обвинению была добавлена статья УК 58-8, Даниилу Леонидовичу "через 19" - подготовка террористического акта, мне и еще нескольким "через 17" - помощь в подготовке покушения. Эта галиматья - дело шло о покушении на Сталина - была основана на вполне осознанном и крайне отрицательном отношении к Сталину, которое сейчас стало почти обязательным, но было у многих всегда. Неправда, что русский народ, готовый преклоняться перед кем угодно, весь поклонился Сталину, преклонялись в основном те, кому это так или иначе было нужно.
 
Реалистичность романа сыграла утяжеляющую роль. О героях его допрашивали, как о живых людях, особенно об Алексее Юрьевиче Серпуховском, отличавшемся от остальной группы готовностью к действиям, а не мечтам. Именно Серпуховской не имел прообраза в окружении Андреева. Он был им почувствован, уловлен во всем трагическом мареве той жизни - его не могло не быть. Естественно, что понять процесс творчества писателя следственные органы не могли и упорно добивались - с кого списано. Тем более что, подчеркивая одновременно верную интуицию Андреева и бдительность "органов", чуть позже нас была арестована группа людей, которые могли бы быть и героями романа и нашими знакомыми. Но не были.
 
Долго у нас искали оружие. Его тоже не было. Судило нас ОСО-"тройка". Это значит, что никакого суда не было и однодельцы друг друга не видали. Нас по одиночке вызывали в кабинеты и "зачитывали" приговоры. Даниил Андреев, как основной, проходящий по делу (теперь это называется "паровоз"), получил 25 лет тюремного заключения. Я и еще несколько родных и друзей - по 25 лет лагерей строгого режима. Остальные - по 10 лет лагерей строгого режима.
 
Надо сказать, что 25-летний приговор в то время был высшей мерой. На короткое время в Союзе смертная казнь была заменена 25-летним заключением. Только поэтому мы и остались в живых. Немного раньше или немного позже мы были бы расстреляны.
 
После следствия Даниил Леонидович и я видели акт о сожжении романа, стихов, писем, дневников и писем Леонида Андреева маленькому сыну и Добровым, которых он очень любил. На этом "Акте" Даниил Леонидович написал - помню приблизительно: "Протестую против уничтожения романа и стихов. Прошу сохранить до моего освобождения. Письма отца прошу передать в Литературный музей". Думаю, что все погибло.
 
Даниил Андреев отправился во Владимирскую тюрьму. Несколько человек (в том числе и я) - в Мордовские лагеря.
 
Сергей Николаевич Матвеев умер в лагере от прободения язвы. Александра Филипповна Доброва умерла в лагере от рака. Александр Филиппович Добров умер от туберкулеза в Зубово-Полянском инвалидном доме, уже освободившись и не имея, куда приехать в Москве.
 
* * *
Может показаться странным то, что я сейчас скажу. Когда мы встретились с Даниилом и были неразлучны уже до его смерти, мы почти ничего не рассказывали друг другу о следствии и заключении. Пути мы прошли параллельные и понимали друг друга с полуслова, а рассказывать было не нужно.
Я знаю, что условия Владимирской тюрьмы были очень тяжелы. Также знаю, что там сложились крепкие дружеские отношения у многих заключенных, очень поддерживавшие их.
 
В разное время с Даниилом Леонидовичем были: Василий Витальевич Шульгин; академик Василий Васильевич Парин; историк Лев Львович Раков; сын генерала Кутепова; грузинский меньшевик Симон Гогиберидзе, отсидевший во Владимире 25 лет; японский "военный преступник" Танака-сан. Искусствовед Владимир Александрович Александров, освободившийся раньше всех, помог, по просьбе Даниила, разыскать и привести в порядок могилу Александры Михайловны и ее матери на Новодевичьем кладбище.
 
Конечно, сокамерников было за годы, проведенные в тюрьме, гораздо больше, но я не помню их имен.
 
Одно время камера Владимирской тюрьмы, в которой оказались вместе некоторые из перечисленных мною, получила шуточное название "академической". К ним подселили уголовников. Количества я не знаю, а "качество" легко себе представить: по уголовной статье тюремный приговор получают только настоящие преступники.
 
"Академическая" камера спокойно встретила пришельцев. В.В.Парин стал читать им лекции по физиологии; Л.Л.Раков - по военной истории, а Д.Л.Андреев написал краткое пособие по стихосложению и учил их писать стихи.
 
А еще эти трое заключенных - Парин, Раков и Андреев - написали двухтомный труд "Новейший Плутарх" - гротескные вымышленные биографии самых разнообразных деятелей. Л.Л.Раков снабдил это уникальное произведение чудесными рисунками.
 
А о плохом Даниил рассказывал, например, так: "Знаешь, носовые платки - великая вещь! Если один подстелить под себя, а другой - сверху, кажется, что не так холодно".
 
* * *
Теперь я должна попытаться написать о самом главном, о том, что является основой творчества Даниила Андреева, в том числе и истоком книги "Русские боги".
Сделать это трудно, потому что придется говорить о вещах недоказуемых. Те, для кого мир не исчерпывается видимым и осязаемым (в крайнем случае, логически доказуемым), для кого иная реальность - не меньшая реальность, чем окружающая материальная, поверят без доказательств. Если наш мир не единственный, а есть и другие, значит, между ними возможно взаимопроникновение - что же тут доказываь?
 
Те, для кого Вселенная ограничивается видимым, слышимым и осязаемым - не поверят.
 
Я говорила о моментах в жизни Даниила Леонидовича, когда в мир "этот" мощно врывался мир "иной". В тюрьме эти прорывы стали частыми, и постепенно перед ним возникла система Вселенной и категорическое требование: посвятить свой поэтический дар вести об этой системе.
 
Иногда такие состояния посещали его во сне, иногда на грани сна, иногда наяву. Во сне по мирам иным (из того, что он понял и сказал мне) его водили Лермонтов, Достоевский и Блок - такие, каковы они сейчас.
 
Так родились три его основных произведения: "Роза Мира", "Русские боги", "Железная мистерия". Они все - об одном и том же: о структуре мироздания и о пронизывающей эту структуру борьбе Добра и Зла.
 
Даниил Андреев не только в стихах и поэмах, но и прозаической "Розе Мира" - поэт, а не философ. Он поэт в древнем значении этого понятия, где мысль, слово, чувство, музыка (в его творчестве - музыкальность и ритмичность стихов) слиты в единое явление. Именно такому явлению древние культуры давали имя - поэт.
 
Весь строй его творчества, образный, а не логический, все его отношение к миру, как к становящемуся мифу - поэзия, а не философия.
 
Возможны ли искажения при передаче человеческим языком образов иноматериальных, понятий незнакомого нам ряда? Я думаю, что не только возможны, но неминуемы. Человеческое сознание не может не вносить привычных понятий, логических выводов, даже просто личных пристрастий и антипатий. Но, мне кажется, читая Андреева, убеждаешься в его стремлении быть, насколько хватает дара, чистым передатчиком увиденного и услышанного.
 
Никакой "техники", никакой "системы медитаций" у него не было. Единственным духовным упражнением была православная молитва, да еще молитва "собственными словами".
 
Я думаю, что инфаркт, перенесенный им в 1954 году и приведший к ранней смерти (в 1959-м), был следствием этих состояний, был платой человеческой плоти за те знания, которые ему открылись. И как ни чудовищно прозвучат мои слова, как ни бесконечно жаль, что не отпустила ему Судьба еще хоть несколько лет для работы, все же смерть - не слишком большая и, может быть, самая чистая расплата за погружение в те миры, которое выпало на его долю.
 
В "Розе Мира" он вводит понятие "вестник" - художник, осуществляющий в своем творчестве связь между мирами. Таким он и был.
 
Василий Васильевич Парин, советский академик, физиолог, атеист, очень подружившийся в тюрьме с Даниилом, с удивлением рассказывал мне: "Было такое впечатление, что он не пишет, в смысле "сочиняет", а едва успевает записывать то, что потоком на него льется".
 
Не писать Даниил не мог. Он говорил мне, что два года фронта были для него тяжелее десяти лет тюрьмы. Не из страха смерти - смерть в тюрьме была вполне реальна и могла оказаться более мучительной, чем на войне, - а из-за невозможности творчества.
 
Сначала он писал в камере на случайных клочках бумаги. При "шмонах" эти листки отбирали. Он писал снова. Вся камера участвовала в сохранении написанного, включая "военных преступников", немцев и японцев, которые, не зная языка, не знали, что помогают прятать - это была солидарность узников.
 
После смерти Сталина и Берии было заменено тюремное начальство. Начальником режима стал Давид Иванович Крот, облегчивший режим, разрешивший переписку, разрешивший свидание с родными. Во Владимирскую тюрьму на свидания, продолжавшиеся час или два, стала ездить моя мать, а я в Мордовском лагере стала получать открытки и письма, исписанные стихами, мельчайшим почерком, который, вероятно, вконец измучил лагерного цензора. Но письма он отдавал.
 
Вот тогда и были написаны черновики "Розы Мира", "Русских богов" и "Железной мистерии"; восстановлены написанные до ареста "Янтари", "Древняя память", "Лесная кровь", "Предгорья", "Лунные камни"; написан цикл стихотворений "Устье жизни". Отрывки из поэмы "Германцы", которые он вспомнил, вошли в главу "Из маленькой комнаты" книги "Русские боги".
 
* * *
Время шло. В 1956 году начала работу хрущевская Комиссия по пересмотру дел политзаключенных.Эти комиссии работали по всем лагерям и тюрьмам. На волю вышли, я думаю, миллоны заключенных. На том лагпункте, где была я, из двух тысяч женщин к концу работы Комиссии осталось всего одиннадцать. Один из "Великих арестантских путей", железная дорога Москва - Караганда через Потьму летом 1956 года всеми поездами везла освобожденных, а вдоль путей стояли люди и приветственно махали руками этим поездам.
Меня освободили в самом конце работы и очень буднично: надзиратель вошел в барак и сказал: "Андреева, собирайся с вещами, завтра выходишь на волю".
 
Я и вышла, в золотеющий мордовский лес. 15 августа была в Москве, 25 августа 1956 года - на первом свидании с мужем во Владимире.
 
Мы увиделись в малюсенькой комнате. Он уже ждал меня, его привели раньше. Очень худой, седой, голова не была обрита, как полагалось заключенным. О радости нечего и говорить - поднял меня на руки.
 
Надзирательница смотрела на нас, полная искренних сентиментальных чувств, и не видела, как Даниил под столиком, нас разделявшим, передал мне четвертушку тетради со стихами, а я ее спрятала в платье.
 
Комиссия снизила ему срок с 25 до 10 лет. Оставалось еще восемь месяцев, но не это было страшно, а то, что при освобождении по концу срока не снималась судимость, а это значило - отказ в прописке в Москве. А он умирал, и это знали все. И он знал.
 
Такое решение Комиссии было вызвано его собственным заявлением, на эту Комиссию поданным. По смыслу оно было таким: "Я никого не собирался убивать, в этой части прошу мое дело пересмотреть. Но, пока в Советском Союзе не будет свободы совести, свободы слова и свободы печати, прошу не считать меня полностью советским человеком". Было ясно, что надо хлопотать об еще одном пересмотре дела, но прежде всего надо было спасти черновые рукописи, созданные в тюрьме. Поняв, что для пересмотра его привезут в Москву, мы договорились, что все рукописи он оставит в тюрьме. Узнав, что его привезли на Лубянку, я поехала во Владимир как бы на свидание. Меня привели к начальнику режима, Давиду Ивановичу, о котором я упоминала. Он сказал мне, что Даниила Леонидовича увезли в Москву, а потом отдал мне мешок с вещами, оставленный Даниилом. В автобусе, по дороге в Москву, я уже выхватывала из мешка тетради с черновиками стихов и "Розы Мира". Там была нарочитая путаница: тапочки, книжки, тетрадки, рубашка и т.д.
 
Но Давид Иванович знал, что отдает мне, и сделал это сознательно.
 
А начавшееся в Москве переследствие совсем не обещало благополучного конца.
 
Даниил Леонидович рассказывал, что допросы были только днем и запись вела стенографистка. Очень скоро, по характеру задаваемых вопросов, он понял, что следователь собирает материал для нового срока, "шьет дело".
 
Я пробилась на прием к этому следователю - передо мной был персонаж сталинского времени: крупный, тяжелый, большелицый, с ледяными выпуклыми глазами.
 
Я не помню короткого и ничего не значащего разговора с ним. Было ясно: безнадежно. Новый срок.
 
В лагере на очень короткое время скрестилась моя дорога с 14-летней дорогой по лагерям одной женщины - надеюсь, что она жива; ее имя - Валентина Пикина. В 1956 и 1957 годах она, реабилитированная, работала в ЦК, занимаясь восстановлением в партии реабилитированных коммунистов. С ней меня и свели реабилитированные старые коммунистки, отбывавшие срок в Мордовии. По ее совету я написала отчаянное заявление о том, что моего мужа, смертельно больного, допрашивают, и я прошу - как странно это сейчас прозвучит! - психиатрической экспертизы. Как В.П. все сделала, я не знаю, но Даниила перевели в Институт им. Сербского, который не был тогда тем черным местом, каким стал позже. Через три-четыре месяца последовало заключение: "лабильная психика". Это значило, что роковое заявление, из-за которого ему оставили срок, хотя и уменьшенный, он мог написать в состоянии депрессии. А она может наступать и проходить.
 
Вот как это выглядело для него по его рассказу; он не знал о моих хлопотах, связи между нами не было никакой, кроме передач.
 
На одном из допросов его спросили об отношении к Сталину.
 
"Ты знаешь, как плохо я говорю".
 
Это была правда, он был из тех, кто пишет, но не любит и не умеет говорить - из застенчивости.
 
"Так вот, я не знаю, что со мной произошло, но это было настоящее вдохновение. Я говорил прекрасно, умно, логично и совершенно убийственно - как для "отца народов", так и для себя самого. Вдруг я почувствовал, что происходит что-то необычное. Следователь сидел неподвижно, стиснув зубы, а стенографистка не записывала - конечно, по его знаку".
 
После этого, не зафиксированного, допроса его увезли к Сербскому.
 
Утром 21 апреля 1957 года он вышел на свободу из двери огромной крепости на Лубянке в залитую солнцем Москву и пришел на Кузнецкий мост 24, в приемную, где я его ждала, застыв от волнения. Мы взялись за руки и пошли в Подсосенский переулок к моим родителям, потому что ничего своего у нас не было.
 
* * *
Началась последняя глава жизни Даниила Андреева.
Жили мы с ним где попало: у моих родителей, у друзей на даче, в Доме творчества в Малеевке (это сделал Союз писателей), в деревне за Переславлем-Залесским, в деревне на Оке, в Доме творчества художников на Северном Кавказе. Даже снимали крошечную квартирку в Ащеуловом переулке в Москве.
 
Первый год мы просто нищенствовали: друзья собирали и приносили нам деньги, стараясь, чтобы мы не знали, от кого. Через год Даниилу Леонидовичу заплатили по специальному ходатайству Союза писателей за самую маленькую из книг Леонида Андреева, к тому времени изданных, и дали персональную пенсию - 1200 рублей старыми деньгами, т.е. 120 новыми. Можно было платить за квартиру, снятую сначала за деньги моих родителей и друзей, и окружить умирающего всем, что только могло облегчить его болезнь. Я искать работу не могла, от него нельзя было отойти, да и сама я, как оказалось, была очень серьезно больна.
 
В.В.Парин сделал все, что мог, для спасения жизни друга: его лечили в кардиологическом отделении Института им. Вишневского, где он, за последние два года жизни, несколько раз лежал. А меня медсестры научили оказывать первую помощь вместо "неотложки".
 
Едва кончался очередной сердечный приступ, он брался за работу.
 
Удивительные были эти два года! Когда я сейчас смотрю на то, что называется "Литературным наследием Даниила Андреева", я не понимаю, как мог смертельно больной, только что вышедший из десятилетнего заключения, бездомный, ничего не имеющий человек столько сделать! (Да еще и перевести по подстрочнику несколько японских рассказов Фумико Хаяси, изданных уже после его смерти.)
 
Мы жили как бы внутри его мироздания, только по необходимости соприкасаясь с реальным миром. Настоящей реальностью было то, что он писал, а он читал мне каждую страницу, каждое стихотворение.
 
Одним из праздников, отметивших возвращение, было посещение Большого зала Консерватории. Исполнялась одна из симфоний Шостаковича - я не помню какая, и не помню, кто дирижировал, хотя, мне кажется, это был Мравинский - для нас перекличка с тем, таким памятным, исполнением Пятой симфонии.
 
Даниил отказался от предложения подняться на лифте, даже рассердился: "Как ты не понимаешь, что для меня важно именно подняться по этой лестнице! Эта лестница - один из самых драгоценных символов возвращения в Москву!" И поднялся. Медленно, с остановками, но по той широкой белой лестнице, которая так дорога настоящим москвичам.
 
* * *
Даниил Леонидович требовал, чтобы никто, кроме меня, не знал о его работе над "Розой Мира". Требовал, чтобы я уничтожала все письма, приходящие на его имя, - для того, чтобы, если арестуют еще раз, ни один человек не был крепко связан с нами. У него совершенно не было чувства безопасности. Наборот, он считал, что слежка за нами идет по-прежнему. А "мы" - это было его творчество.
Я же, подчиняясь его требованиям, считала такое состояние результатом тюремного шока, зная, что никто не возвращается из заключения с неповрежденной психикой. Оказалось, что поврежденная психика была у меня, неизлечимо доверчивой и легкомысленной. А он был прав.
 
Освободившись, мы были встречены любящими друзьями Даниила. Были и новые друзья. Одной из таких была молоденькая племянница сокамерника Даниила, очень о нас заботившаяся. Она была на заметке в ГБ, потому что ездила на свидание с дядей. Когда она стала часто бывать у нас, ее вызвали и предложили сообщать о том, кто у нас бывает, а главное - что Андреев пишет. На ее слова о ставших известными ужасах и несправедливостях, которым подвергались такие люди, как мы, ответ был прост и выразителен: "Что-то было напрасно, а что-то нет. Некоторым людям самое место там, откуда их выпустили".
 
Абсолютно порядочная и умная девушка поступила просто: мягко отдалилась от нас, чтобы иметь возможность не отвечать ни на какие вопросы. Рассказала она мне все уже через несколько лет после смерти Даниила. Это был 1958 год.
 
* * *
Стенокардия Даниила Леонидовича имела ярко выраженный эмоциональный характер. Естественно, что никаких физических нагрузок нельзя было допускать; их и не было. Но любое волнение, любое сильное впечатление, даже радостное, вызывало сердечный приступ.
Работа подвигалась. Болезнь тоже. Наперегонки.
 
Осенью 1958 года мы поехали в Дом творчества художников, в Горячий Ключ на Северном Кавказе. В самом Доме творчества, в долине, жить, как оказалось, Даниилу было нельзя из-за испарений самого Горячего Ключа. Мы сняли маленький белый домик на горе, и наступила последняя - слава Богу, прекрасная осень его жизни.
 
Золотели огромные чинары, уходившие в совершенно синее небо, внизу огнем горел подлесок азалий; в крохотной кухне я по вечерам топила печку, и был наш любимый живой огонь. За печкой свиристели сверчки, а ночью перед порогом ложился хозяйский пес, дворняга, трогательно подружившийся с нами.
 
Я даже уходила писать пейзажи, чему радовались мы оба: это было похоже на нормальную жизнь.
 
К сильным приступам загрудинных болей добавились приступы удушья.
 
12 октября 1958 года он закончил "Розу Мира". Я вернулась домой с этюдником и подошла к нему - он работал в саду. Дописав последнюю строчку, он сказал мне очень серьезно и печально: "Я кончил книгу. Но знаешь, не рад. Как у Пушкина: Миг вожделенный настал: окончен мой труд многолетний. Что ж непонятная грусть тайно тревожит меня?" А это был конец. С этого момента болезнь пошла все быстрее и быстрее. Было такое чувство, будто ангел, поддерживавший его все время, с последней строчкой этой книги тихо разжал руки - и все понеслось навстречу смерти.
 
В начале ноября 1958 года я с трудом довезла его до Москвы.
 
Не перечислить, даже не вспомнить всех чужих людей, которые помогали нам в эти два года. Я была одна непосредственно около него и постоянно обращалась к первым встречным за помощью, никогда не встречая отказа.
 
В конце февраля 1959 года мы, наконец, получили 15-метровую комнату в двухкомнатной коммуналке, и друзья, взяв его из больницы, на руках внесли на второй этаж дома N 82 по Ленинскому проспекту - тогда это был последний дом города, дальше начинались пустыри.
 
Наступили последние сорок дней жизни. Они были совсем нереальны. Умирал он тяжело. Мистически эта душа, видно, должна была что-то еще искупить на Земле. А реально - я не давала умереть: не отходила от него, вцеплялась во врачей, требуя еще что-то сделать, по существу, продлевала агонию. А в промежутках был его мир, потому что рукописи он не выпускал из рук и погружался в них, едва становилось чуть легче.
 
Друзья, сменяя друг друга, приезжали каждый день, привозили все необходимое и сидели на кухне, ненадолго заходя в комнату - больше он не выдерживал. Соседка, совсем чужая и совсем простая женщина, с утра забирала двоих детей и уезжала к родственникам до вечера.
 
Ни с кем не хотел он говорить о своей болезни, удивлял тем, что помнил и расспрашивал о том, что было важно для вошедшего.
 
Однажды продиктовал мне список тех, кого хотел бы видеть на своих похоронах - это он так выразился... Список я передала Борису Чукову, верному молодому другу, и тот постарался выполнить волю Даниила. Он же сделал прекрасные фотографии за месяц до смерти.
 
Совсем незадолго до конца попросил меня прочесть ему сборник "Зеленою поймой". Я прочла и посмотрела на него. На глазах у него были слезы. Он сказал, как о чужом: "Хорошие стихи".
 
Он умер 30 марта 1959 года, в день Алексея Божьего человека. Похоронен на Новодевичьем, рядом с матерью и бабушкой, на месте, купленном в 1906 году Леонидом Андреевым для себя.
 
 
 * * *
В 1958 году нас познакомили с замечательным московским священником, протоиереем Николаем Голубцовым. Отец Николай исповедовал и причащал нас, а 4 июня 1958 года он обвенчал нас в Ризположенском храме на Шаболовке. В пустом храме, без хора, с двумя друзьями-свидетелями и двумя храмовыми прислужницами.
Через четыре дня мы отправились на пароходе Москва - Уфа в наше свадебное путешествие. Было прекрасно, и чувствовал он себя тогда еще сносно. А рукописи были с нами. Однажды он, сидевший на палубе, позвал меня. Я выбежала из каюты: мы подходили к Ярославлю, было раннее утро, и сквозь редеющий туман сияли ярославские храмы. Это - образ той поэмы, "Плаванье к Небесному Кремлю", которую он "не успел написать".
 
* * *
С черного хода, с помощью нянечек отец Николай прошел в палату, где последний раз лежал Даниил, чтобы исповедовать и причастить его. И дома, совсем перед смертью, тоже исповедовал и причащал. А потом отпевал, сначала дома, потом - в Ризположенском храме. Гроб стоял на том же месте, в приделе св. Екатерины, где за восемь месяцев до этого нас венчали.




 
"Всем бхагаватам прошлого и будущего,
а также Анаами Бабе, чьи лотосовые
стопы растоптали мой интеллект".
    Анаами Дасс, (с)Сурат, 2000 г.
 
 
Изречения Анаами Бабе
 
 
"Если бы я знал Анаами Бабу, стал бы я зеркалом русской революции?"
 
Лев Толстой.
 
 
"Анаами Баба" означает "безымянный дедушка". Не смотря на то, что автор никогда не встречался с Анаами Бабой и не имеет никаких доказательств его существования, он свято верит, что этот человек ходил по земле и давал подзатыльники всем сонным бхагаватам. Джаи Махамайя ки джаи!
 
    Итак:
 
1. Анаами Бабу спросили:
-- Что такое Дао?
-- Это поток,-- ответил Баба.
-- Для чего он?
-- Чтобы быть с ним в гармонии.
-- Что для этого нужно делать?
-- Ничего.
-- Ничего не нужно делать?!
-- Нужно ничего не делать.
 
2. Когда в старости Анаами Баба потерял зрение, он говорил:"У Бодхидхармы было тысяча глаз и лишь один истинный, а у меня -- ни одного, и проблема отпадает сама собой!"
 
3. Анаами Бабу постоянно доставали разные бхагаваты, желавшие, чтобы он дал им посвящение или стал их гуру, поэтому он решил пойти им навстречу и дал объявление в газету:"Анаами Баба проводит набор в тоталитарную секту с резко выраженным деструктивным культом самого себя. Понедельник -- зомбирование, среда -- подготовка и осуществление массовых терактов, воскресенье -- ритуальные самоубийства". Месяц Бабу никто не беспокоил.
 
4. Анаами Бабу спросили, помогает ли пост в духовной жизни?
-- Не помогает,-- ответил Баба.
-- А во всех книгах написано, что помогает.
-- Тогда поститесь,-- пожал плечами Баба.
 
5. Анаами Бабу спросили:
-- Бабаджи, почему у вас такие длинные волосы и борода? Только не говорите, что "просто позволяете им расти"!
-- Хрен с вами, зовите цирюльника,-- вздохнул Баба и обрился наголо.
 
6. Анаами Бабу спросили, обладает ли собака природой Будды? "Природа Будды,-- ответил Баба,-- не вещь, которой можно обладать, и даже Будда не обладал ею. В собаке нет природы Будды, а в природе Будды нет собаки. У меня тоже ничего нет, а у вас -- есть".
 
7. Анаами Бабу спросили, почему он не хочет иметь последователей? "Если я буду иметь последователей,-- разъяснил Баба,-- то рано или поздно они поимеют меня".
 
8. Анаами Бабе надоели постоянные вопросы, есть Бог или нет, и он сказал:"Быть или не быть -- это Его личное дело и меня оно не касается. Откуда могу знать я? Меня нет".
 
9. Анаами Бабу спросили, что есть истина? "Вы что, оглохли?"-- поинтересовался он через минуту, проведенную в молчании.
 
10. Анаами Бабу спросили, какое имя Бога истинно?
-- То, на которое Он отзывается.
-- Как зовешь Его ты?
-- Если Ему надо, Он сам зовет меня.
-- Что Он говорит тебе?
-- Нам не о чем разговаривать.
 
11. Один бхагават пожаловался Анаами Бабе, что не может выбраться из сетей Майи, иллюзии.
-- В чем же дело?-- поинтересовался Баба.
-- Настала эпоха Кали-Юги, теперь Майя практически неразрушима.
-- Как же ты преодолеваешь ее?
-- Повторяю мантру "Джаи Рам!"--"Почтение Раме!"
-- Ты оказываешь почтение Раме и Он не препятствует тебе, видишь, как работает вежливость? Я дам тебе другую мантру,-- сказал Баба.-- Отныне повторяй:"Джаи Махамайя ки джаи! Джаи Кали-Юга ки джаи!"
 
12. Анаами Бабу спросили, кто был его учителем? "Легче спросить, кто им не был"-- ответил Баба.
 
13. Анаами Бабу спросили, в чем суть страдания, и он дал вопрошающему по шее:
-- Больно?
-- Больно, Баба...
-- То-то и оно.
 
14. К Анаами Бабе пришла группа бхагаватов и после некоторого общения у него спросили, почему он такой кайфовый Баба, а они такие озабоченные бхагаваты? "Вы слышите свирели скорбный звук?"-- процитировал он Руми и многозначительно поднял палец.
 
15. "У вас что, совсем нет сердца?"-- спросил один бхагават Бабу после очередной его выходки и Анаами Баба заплакал.
 
16. "Когда-то я хотел творить чудеса,-- признался Анаами Баба,-- но не мог. А теперь могу, но не хочу".
 
17. В молодости Баба совершил хадж в Мекку. "Какую заслугу ты приобрел этим?"-- спросили его позже. "Мозоли на ногах"-- мрачно ответил Баба.
 
18. Однажды какой-то бхагават затащил Анаами Бабу в кинотеатр на индийский фильм. "Вот жопа"-- пробормотал Баба через полчаса и дематериализовался.
 
19. Анаами Баба совершал утреннее омовение в Ганге, когда увидел недогоревший человеческий труп, проплывающий мимо. "В воде не тонет, в огне не горит"-- придумал загадку Баба.
 
20. Анаами Баба пришел в мечеть послушать чтение Корана и когда дошло до слов:"Будь! И все стало", Баба поднялся со своего места, промолвив:"Не будь!"-- и все прекратилось.
 
21. "Бабаджи, почему я никогда не вижу вас медитирующим?"-- недоумевал один бхагават. "Действительно, почему?"-- спросил Анаами Баба и внимательно посмотрел на бхагавата.
 
22. Однажды Бабу посадили в тюрьму за бродяжничество на два месяца, но, поскольку один из тюремщиков был большим бхагаватом, Баба вышел только через два года, когда тюремщика перевели в другое место. "Сукин сын любил меня"-- вспоминал Анаами Баба.
 
23. Анаами Бабу спросили:
-- Баба, вы подвластны закону кармы?
-- Если ты толкнешь меня, я упаду.
-- В этом случае толкаю я и карму зарабатываю я. Хорошо, спрошу иначе, что будет, если вы толкнете меня?
-- Тогда упадешь ты.
 
24. Анаами Баба умер посреди улицы. Он весь день играл с детьми, а когда стемнело, стали раздаваться крики матерей, зовущих своих чад домой, и дети один за другим покинули улицу. Когда Баба остался один, его глаза заблестели. "О, меня тоже зовут домой"-- прошептал он и оставил тело.
 
25. Анаами Бабу спросили, можно ли есть мясо? "Почему вы спрашиваете разрешения у меня?!-- возмутился Баба.-- Спросите у мяса! Видите эту корову? Подойдите к ней и, если она разрешит, можете умять ее со всеми потрохами".
 
26. Однажды на даршан к Анаами Бабе пришел премьер-министр.
-- Зачем ты пришел?-- спросил Баба.-- Хочешь стать великим святым, как я?
-- Бабаджи,-- улыбнулся министр,-- я и надеяться на это не смею.
-- Правильно,-- одобрил Баба,-- надежда убивает. Хочешь стать великим премьер-министром?
-- Если на то будет ваше благословение,-- обрадовался премьер.
-- Неправильно,-- заключил Баба.-- Хрен тебе.
 
27. Анаами Дасс был единственным учеником Анаами Бабы. Когда он первый раз пришел к Бабе, тот спросил:
-- Как тебя звать, сынок?
-- Как хочешь Баба,-- ответил он.
-- Будешь моим слугой.
-- Вы нуждаетесь в служении?
-- Это ты в нем нуждаешься, глупец,-- засмеялся Баба.
 
28. "Одни говорят, что Бабаджи утонул,-- рассказывал Анаами Дасс,-- другие утверждают, что сгорел во время лесного пожара, но правда в том, что он жив и по сей день. Где он живет?"
 
29. Анаами Баба учил Анаами Дасса искусству медитации:"Сядь в тихом и спокойном месте... впрочем, можешь стоять или идти куда-нибудь, если надо... Закрой глаза... или открой, если хочется... Собери все свое внимание... то есть рассей его... нет. Помни одно -- дхьяна должна... А! Забудь об этом. Принеси молока".
 
30. "Что такое самадхи?"-- спросил Анаами Дасс. "Ну-ка посмотри на меня"-- повелел Баба.
 
31. Один бхагават попросил Анаами Бабу прочитать его мысли. "Рупию!"-- насупился Анаами Баба и бхагават дал ему рупию, но Баба ничего читать не стал.
 
32. "В чем суть вашего учения?"-- спросил Анаами Дасс. "Суть учения,-- сказал Баба,-- находится в самом учении, так же, как и смысл жизни -- в жизни, вода реки -- в реке, а сердце человека -- в человеке".
 
33. После встречи с Бабой Анаами Дасс оставил свой дом, чтобы следовать за своим учителем, и когда через несколько лет они проходили мимо этого уже полуразвалившегося здания, Баба предложил войти. В доме поселилась бродячая собака с маленькими щенками и когда Анаами Дасс вошел вовнутрь, ему досталось несколько болезненных укусов. Он стал искать во дворе палку для непрошенной гостьи, но Баба, смеясь, остановил его:"У нее есть дети, значит, есть что защищать. У тебя нет ничего, этот дом -- больше не твой, или ты думаешь иначе? Будем спать во дворе".
 
34. "Что вы со мной делаете?"-- время от времени сокрушался Анаами Дасс. "Только то, что ты позволяешь"-- невозмутимо отвечал Баба.
 
35. "Анаами Дасс, ты загрустил?-- спросил Баба.-- Я тоже чувствую печаль".
-- Как святой может чувствовать печаль?
-- Может,-- заверил Баба.-- Единственное, чего святой не может, это идти у нее на поводу.
 
36. "У меня болит голова,-- сказал Баба Анаами Дассу,-- пожалуйста, отрежь ее". Анаами Дасс застыл в изумлении. "Я что-то не так говорю?-- полюбопытствовал Баба.-- Разве это не путь всех садху -- пытаться отсечь страдание, а не его причину?"
 
37. Анаами Баба и Анаами Дасс совершали паломничество к святым местам и в дороге у них закончилась вся провизия.
-- Что мы будем сегодня есть?-- спросил Анаами Дасс.
-- А чего бы ты хотел?-- поинтересовался Баба.
-- Немного хлеба и молока, если можно.
-- А что у нас есть?
-- Ничего, Баба.
-- Тогда на чем был основан твой вопрос, на твоих желаниях или на реальном положении вещей? Если у нас ничего нет, Анаами Дасс, то и есть мы ничего не будем,-- радостно сообщил Баба.
 
38. Анаами Баба и Анаами Дасс зашли в храм Шри Кришны. "Посмотри на этих людей,-- сказал Баба,-- они раскрывают свои сердца каменным изваяниям, молятся им и медитируют на них. А это не Кришна, это всего лишь камень. Откуда же возникает любовь?" Анаами Дасс не знал, что ответить, но все же предположил:"Может быть, играет роль то, что камень имеет форму Кришны?" Глаза Бабы сверкнули:"Анаами Дасс, ты слишком долго хотел получить от меня тантрическое посвящение в садхану, это время пришло. Где твоя миска для еды?"-- и Баба заставил Анаами Дасса медитировать на свою миску, распевать для нее мантры и молиться ей. Через год Анаами Дасс сказал:"Любовь возникает ниоткуда, Баба. Я мог бы сказать -- из сердца, но это одно и то же". Тогда Баба взял у Анаами Дасса миску и разбил ее.
 
39. "Эй, Анаами Дасс!"-- крикнул Баба и Анаами Дасс обрел просветление. "Сукин сын, ты что, оглох?"-- заорал Баба и Анаами Дасс потерял просветление.
 
40. "Иногда меня трудно понять,-- признался Анаами Баба,-- но это не мешает делу, ведь какая польза в том, чтобы понять меня? Поймите себя".
 
41. Анаами Бабу спросили, кем он был в прошлой жизни? "Прошлое -- это уловка ума"-- ответил он.
 
42. Анаами Бабе захотелось грибов, он пошел в лес и принес ведро поганок. "Вам жить надоело?!"-- ужаснулся Анаами Дасс. "С какой стати ты обязываешь меня различать желания?-- возмутился Баба.-- Желание это только желание, будь то желание жизни или грибов. А ты что, НЕ ХОЧЕШЬ?"
 
43. "Ум -- как автомобиль,-- сказал Анаами Баба,-- его скорость дарит такое счастье, а столкновение с ним -- такую боль!"
 
44. Анаами Баба и Анаами Дасс пили чай. "Ты дурак,-- сказал наконец Баба.-- Зачем тебе Бог? Пей чай".
 
45. У Анаами Бабы спросили, кто достоин большего почитания -- Брахма, Вишну или Шива? "Брахма заварил всю эту кашу с сотворением мира,-- отметил Баба,-- за что его уважать? Но Брахма -- это зеленые почки, первое тепло, цветущие деревья и весенний ветерок... Вишну старается сохранить Майю, вращая колесо сансары, и это подло по отношению к вам. Но Вишну -- это знойный летний полдень над неподвижным прудом и песня одинокой кукушки... Шива разрушает все, что построили предыдущие два глупца, и у него совсем нет жалости к ним, а это жестоко. Но Шива -- это также и запах желтых листьев в прозрачном осеннем воздухе и первый снег... У меня совсем нет почтения к этой троице, но они так красивы, и как мне не любить их?"
 
46. У Анаами Бабы спросили, любит ли он музыку? "Все это ерунда,-- ответил он,-- по сравнению с тем, что музыка любит меня".
 
47. У Анаами Бабы спросили, на сколько планов делится Существование? "Существование не делится,-- объяснил Баба,-- его делят такие дураки, как ты".
 
48. Анаами Баба и Анаами Дасс ночевали под открытым небом. "Посмотри на Луну, Анаами Дасс,-- сказал Баба,-- в ней -- целое учение. Луна мертва и наполнена бездействием, однако она отражает солнце точно так же, как святой -- Бога. А вокруг -- тьма".
 
49. Один бхагават написал про Анаами Бабу книгу и пошел к нему за разрешением издать рукопись. "Ух ты!-- сказал Баба.-- Дай почитать". Бхагават принес ему толстую папку с плодами своих бессонных ночей и Баба в тот же день успешно потерял ее.
 
50. Когда Анаами Баба был в Мекке, он вспомнил про гуру Нанака и решил полежать ногами в сторону Каабы, чтобы подразнить мусульман. Его увидел первосвященник, но тоже вспомнил про гуру Нанака и решил, на всякий случай, Бабу не трогать.
 
51. В молодости Анаами Баба еле сводил концы с концами и единственным источником его доходов было то, что он продавал мантры.
-- Бабаджи,-- пожурил его кто-то,-- не пристало садху торговать Богом.
-- Вы не купите у меня Бога даже при желании,-- возразил Баба,-- но специально для вас у меня есть отличная мантра!
 
52. "Не могли бы вы выразить свое учение одним словом?"-- спросил Бабу Анаами Дасс. "Мое учение?-- захохотал Баба,-- Расслабься, сынок!"
 
53. Однажды к Анаами Бабе привязалась проститутка и ей даже удалось затащить его к себе домой. Она перечислила ряд услуг, которыми за небольшую плату мог воспользоваться Баба, но он только махнул рукой:
-- Это все ерунда! Твое тело не стоит даже этого. Я заплачу, сколько ты захочешь, если ты дашь мне свою любовь.
-- Такие вещи нелегко продавать,-- возразила женщина.
-- Тогда ты плохая проститутка,-- заключил Баба.
 
54."Есть,-- сказал Анаами Баба,-- есть такое слово "надо!". Но я им не пользуюсь".
 
55.Или вот еще:
- Учитель, в чем сущность Дзэна?
- Ну, ты и дурак… Я думал, только в книжках такое можно спросить, для наглядного примера.
- Но Бабаджи…
- Не испытывай моего терпения, Анаами Дасс, иди на ***!..
 
 
56.Однажды на даршан к Бабе пришло несколько бхагаватов и каждый по очереди подходил к нему с личной просьбой.
-- Тебе чего?-- спросил Баба очередного бхагавата.
-- Я пришел к вам, чтобы обрести Свободу...
-- Свободен,-- сказал Баба.-- Следующий.
 
57.Однажды ход мыслей Анаами Бабы принял такой дурацкий оборот, что он не на шутку перепугался, что впадает в старческий маразм, но сразу же успокоился, когда понял, что просто случайно настроился на ум Анаами Дасса.
"Анаами Дасс, почему я могу читать твои мысли?" - спросил Баба.
"Не знаю, Бабаджи. Почему?"
"Потому что это не твои мысли" - ответил Баба.
"А почему я не могу читать ваши?"
"Потому что это не твои мысли" - проникновенно повторил Баба и постучал Анаами Дасса по лбу.
 
58.Когда Анаами Баба приходил в храм Шивы для поклонения, он зажигал самые вонючие благовония, какие только мог найти. Кто-то наконец не выдержал и спросил, как же так можно? "А я не затягиваюсь" - невозмутимо ответил Баба.
 
59."Брось ты этих кришнаитов, Анаами Дасс! - не выдержал как-то Баба. - Это ложное учение".
"То есть оно не способно привести к просветлению?"
"Ну, это ты загнул! Если я называю учение ложным, это не значит, что оно не способно привести к просветлению, - высказался Баба, - потому что к просветлению может привести все, что угодно"
"С какой же стати мне тогда бросать кришнаитов?!"
"Потому что это ложное учение, тупица!"
"То есть, - вкрадчиво спросил Анаами Дасс, - вы хотите сказать, что кришнаиты - мудаки?"
"Заметь, Анаами Дасс, - поднял палец Баба, - не я это сказал!"
 
60."Бабаджи, вы умеете передвигать свою точку сборки?" - однажды спросил Анаами Дасс на свою голову.
"А что это такое, точка сборки?"
"Ну, это точка, в которой зафиксировано ваше сознание..."
"Во-первых, сознание не мое, - отрезал Баба, - а во-вторых, оно нигде не зафиксировано..."
"А в-третьих?" - участливо поинтересовался Анаами Дасс.
"А в-третьих, вот!" - сказал Баба и, треснув Анаами Дасса по шее, задвинул его точку сборки в такое место, что глупых вопросов Анаами Дасс никогда больше не задавал.
 
61."Когда я был молодым бхагаватом, - рассказывал Анаами Баба, - мой гуру часто говорил мне, что я и есть Брахман, но я все равно просил дать его мне посвящение в какую-нибудь практику... Наконец, он не выдержал и сказал, что отморозкам вроде меня традиционно предлагается пранаяма - способ выработки психического тепла, и действительно - в конце-концов я оттаял... Ты понимаешь, о чем я, Анаами Дасс? Анаами Дасс!! Эй!!!"
 
62."Если у камня нет мыслей, - спросил Анаами Дасс, - то чем это отличается от медитации?"
"Медитация, - ответил Баба, - это умение слушать, а не молчать. Иначе я мог бы просто дать тебе этим камнем по голове, приведя вас к общему знаменателю..."
 
63."Вы постоянно бьете меня, Бабаджи, - пожаловался Анаами Дасс, - когда же это кончится?!"
"Это ничто, - усмехнулся Баба, - по сравнению с тем, что ты мне скажешь, когда я тебя убью"
 
64."Бабаджи, неужели вы ни в чем не нуждаетесь?!" - спросили как-то Бабу.
"Ну, почему же, - возразил он, - просто мне нет нужды горевать по этому поводу"
 
65."Моя жизнь была исполнена страданий, - признался Анаами Баба, - пока я считал ее своей. Люди всегда тормозят, когда дело касается того, что кому принадлежит"
 
66."Бабаджи, я достиг нирвикальпа-самадхи!" - похвастался Анаами Дасс.
"Ну, и как там?" - заинтересовался Баба.
"Почему вы спрашиваете?! Вы-то об этом лучше меня должны знать"
"Ну, - сказал Баба, - когда-то я там действительно побывал, но это было так давно, что я все забыл"
"А где же вы каждый раз находитесь, когда сидите в своем кресле с закрытыми глазами?"
"Я просто сижу в своем кресле, закрыв глаза"
"Это и есть нирвикальпа-самадхи" - помолчав, сообщил Анаами Дасс.
"Правда? - удивился Баба. - Вот, значит, как это называется..."
 
 
 
 67.Когда у Анаами Бабы выпал последний зуб, он заметил, что это сделало его лишь еще более загадочным. На вопрос Анаами Дасса:"Почему?" Баба ответил:"Пошому што пошимать меня штало ешо более шатрудшительно"
 
 
68. "Ты любишь меня, Анаами Дасс?"-- спросил Баба.
-- Не люблю, Бабаджи,-- признался Анаами Дасс.
-- И я тебя тоже -- нет.
-- Может быть, поэтому наша любовь не знает границ?-- спросил Анаами Дасс и Баба засмеялся.
 
 
 
Беседа Александра Блэйр-Эварта
с Флориндой Доннер,  1992 год.
 
Жизнь - в - сновидении

 
        А.Б.Э: В начале вашей книги вы рассказываете о том, как вы встретились с живым мифом. Можете ли вы рассказать об этой мифологии?
 
        Ф.Д: Да, это живой миф. Миф о Нагвале -- это живой миф, и он снова и снова возрождается к жизни. Как вы знаете -- это миф о том, что существует Нагваль и у него есть группа людей, его учеников, магов. Я на самом деле не являюсь ученицей дона Хуана, я ученица Карлоса Кастанеды. Я была одной из "сестер", которых учила Флоринда, и это она дала мне мое имя. Поэтому, этот миф продолжает свое существование. Их не волнует то, что я называю их ведьмами, для них это слово никак не связано со злом. С точки зрения западного человека, такие слова, как брухо или ведьма, обязательно связаны с чем-то отрицательным. Но их это нисколько не волнует, потому что абстрактные свойства магии автоматически устраняют любое, положительное или отрицательное значение этих слов. Мы находимся на уровне развития обезьяны, но у нас есть и другая, магическая сторона. Поэтому мы и вызываем к жизни этот миф.
 
        А.Б.Э: Этот миф о нагвале говорит, что существует непрерывная линия преемственности, идущая от древних Тольтеков вплоть до наших дней. Я хотел бы, чтобы вы рассказали правила этого мифа.
 
        Ф.Д: Вообще говоря в этом мифе нет правил. Вот почему это все так трудно понять. Когда я впервые встретилась с этими людьми, то предметом моих поисков и моим главным заблуждением было то, что я хотела знать какие-то правила, для того, чтобы понять, что же мне, черт побери, нужно делать? А их не было. Не было никаких планов. Дело в том, что каждая группа должна найти свой способ попытаться реализовать возможность преодолеть барьеры восприятия. Дон Хуан считал что для того, чтобы
преодолеть наши барьеры восприятия необходима энергия. Вся наша энергия уже распределена в окружающем мире, для того, чтобы реализовать наше представление о себе -- то, что мы есть, то, как мы хотим чтобы нас воспринимали окружающие, как нас воспринимают другие люди. Дон Хуан считал, что на это уходит 90 процентов всей нашей энергии, и поэтому мы не можем воспринять ничего нового. Для нас не остается ничего открытого, потому что несмотря на то, что мы считаем, что у нас нет эго, или мы хотим в это верить, на самом деле эго есть. Даже если говорить о так называемых просветленных людях, гуру, я встречала некоторых из них, Кастанеда когда-то тоже искал гуру, то эго этих людей просто огромно, это выражается в том, как они хотят, чтобы их воспринимал мир. Дон Хуан считал, что именно это и убивает нас. Для нас не открыто больше ничего .
 
        А.Б.Э: Настоящий нагваль, настоящий видящий не заботится о том, как его воспринимает окружающий мир?       
 
        Ф.Д: Да, они не заботятся. Но они должны сражаться, чтобы добиться этого. Кастанеда сражается на протяжении 30 лет. Я сражаюсь 20 лет и эта битва никогда не прекращается.
 
        А.Б.Э: Какова природа этой битвы? Вы ведь используете язык воина. Какова природа этой битвы? С чем вы сражаетесь?
 
        Ф.Д: С собой.
 
          А.Б.Э: С собой.
 
        Ф.Д: Даже не с собой, а скорее со своим представлением о себе, потому что если на самом деле посмотреть на себя, то мы поймем, что ничего об этом не знаем. И тогда мы сможем прекратить наше напыщенное представление о самих себе. Неважно, какое это представление -- положительное, отрицательное, и на то и на другое мы тратим одинаковое количество энергии.
 
        А.Б.Э: Поэтому в этой традиции особый акцент делается на преодоление так называемой собственной важности.
 
        Ф.Д: Совершенно верно, собственной важности. Это главная битва, необходимо прервать внутренний диалог. Потому что даже если мы находимся в изоляции, то мы все равно постоянно говорим сами с собой. Этот внутренний диалог никогда не прекращается. А чем занимается наш внутренний диалог? Он постоянно оправдывает сам себя, что бы не произошло. Мы проигрываем в памяти события, что мы должны
были сказать или сделать, что мы чувствуем, а что не чувствуем. Акцент всегда делается на себе. Мы все время повторяем эту мантру --  я -- я -- я -- я -- я -- я, молча или вслух.
 
        А.Б.Э: И все открывается, в тот момент когда...
 
        Ф.Д: ...когда прекращается этот диалог. Автоматически. Нам не нужно больше ничего делать. По этой причине многие люди отвергают Кастанеду и говорят, что он лжет, потому что это все так просто. Но эта явная простота делает это для нас самой сложной вещью, какую мы только можем сделать. В мире есть только шесть человек, которые занимаются такими вещами. И мы сталкиваемся с тем, что очень трудно прекратить внутренний диалог. Этохорошо, если мы не напуганы. Но наши реакции
настолько укоренились в нас, что мы довольно легко, словно на автопилоте, можем вернуться в наше обычное состояние. Дон Хуан предписал нам одно великолепное упражнение -- перепросмотр. Идея перепросмотра в том, что вы должны полностью пересмотреть свою жизнь. И это не просто психологический перепросмотр. Вам нужно вернуть назад ту энергию, которую вы потеряли в своих взаимодействиях с людьми в
течении всей своей жизни, вы начинаете с настоящего момента и постепенно углубляетесь в прошлое. Если вы сделаете действительно полный перепросмотр, то вы обнаружите, что уже в трех- или четырехлетнем возрасте вы уже выучили все ваши реакции на окружающий мир. Потом мы становимся более искушенными, мы можем лучше скрывать наши реакции, но в основном программа нашего поведения уже
заложена, и уже определено то, как мы будем взаимодействовать с миром и с людьми.
 
        А.Б.Э: Существует образ человека, или осознания, которое может пересекать параллельные линии мира Тоналя, или мира личности, мира социальной личности. Этот другой мир явно всегда находится рядом с нами.
 
        Ф.Д: Да, он всегда находится здесь. Он доступен всем нам. Но никто не хочет в нем оказаться или люди думают, что хотят в нем оказаться, но, как это подчеркивал дон Хуан, тот кто ищет, всегда оказывается в чем-то ином, потому что он уже имеет представление о том, что же он ищет.
 
        А.Б.Э: Да, это ясно.
 
        Ф.Д: То разочарование в Кастанеде, которое испытывают многие "ищущие", связано именно с тем, что они уже сделали определенные выводы относительно того, как все должно быть. И поэтому они закрыты. Они закрыты, даже если они слушают, потому что они уже знают как все должно быть, они знают, что они ищут.
 
        А.Б.Э: Моя версия такова -- я не интересуюсь самосовершенствованием, я интересуюсь самореализацией, и я ничуть не озабочен тем, насколько процесс перепросмотра приятен, духовен и приемлем, потому что иначе он, как и все прочее, будет содержать в себе элементы безумия.
 
        Ф.Д: Совершенно верно.
 
        А.Б.Э: Но это очень волнует большинство людей.
 
        Ф.Д: Да, определенно все так и есть. Видите ли, мы верим в то, что мы в основном энергетические существа. Дон Хуан говорил, что все зависит от того, сколько у нас есть энергии. Энергии для того чтобы сражаться, ведь даже для того, чтобы сражаться со своим представлением о себе, нам необходимо огромное количество энергии. И мы всегда выбираем самый легкий путь. Мы всегда стремимся вернуться к тому, что мы уже хорошо знаем, даже те из нас, кто давно занимается всеми этими вещами. Очень легко сказать, да черт с ним со всем, я просто немного поиндульгирую, но все дело в том, что это небольшое индульгирование отбросит вас снова на нулевую отметку.
 
        А.Б.Э: Флоринда, есть еще одна вещь, о которой мы оба знаем, если вам удалось самостоятельно добиться этой внутренней тишины, хотя бы на мгновение, если вы действительно...
 
        Ф.Д: ...то вы не сможете это остановить. Абсолютно верно. Но для того, чтобы достичь этого момента тишины, вам необходима энергия. Вы можете остановить свой внутренний диалог, дон Хуан называл эту паузу кубическим сантиметром шанса, и вы можете остановить его немедленно.
 
        А.Б.Э: И если однажды это случилось, то вы уже никогда не будете прежним.
 
        Ф.Д: Точно
 
        А.Б.Э: И вы можете захотеть вернуться в ваше прежнее состояние и индульгировать, но вы уже не будете получать прежнего удовлетворения.
 
        Ф.Д: Да, вы не сможете. Удовлетворения не будет, совершенно верно. Я думаю, что если бы мы смогли прийти к тому... давайте скажем лучше, что если критическая масса людей прийдет к этому чувству или этому знанию, то мы смогли бы изменить этот мир. Причина того, что ничего нельзя изменить, прежде всего в том, что мы не хотим менять себя, и не важно зависит ли это от политических догм, экономических или социальных условий. Что, черт побери происходит сейчас с окружающей средой
тропическими лесами? Как мы можем ждать изменений от других, если сами не хотим меняться?  Наши изменения -- это обман, мы просто меняем местами и проигрываем заново одни и те же пьесы, но никаких реальных изменений нет. По своей природе мы хищники, это в нас не изменилось. Мы можем использовать нашу хищническую энергию для того, чтобы изменить курс, но мы не хотим меняться сами.
 
        А.Б.Э: В этом мифе Нагваль или просто видящий выбирается провидением, неизвестным, невыразимым.
 
        Ф.Д: ...на самом деле выбирается. Карлос был энергетически "притянут". Давайте поговорим об энергетической конфигурации... некоторые люди энергетически сильно отличаются от других. Карлос -- это Нагваль с тремя отделами в энергетическом теле. Дон Хуан был Нагвалем с четырьмя отделами в энергетическом теле. Что это означает? У них больше энергии, чем у остальных членов группы, это очень любопытный факт. Почему, черт возьми, Нагвалем может быть только мужчина? В нашей линии есть и женщины-Нагвали, но у мужчин больше энергии и именно это и определяет выбор. Они ничем не лучше. В мире дона Хуана были люди бесконечно более духовные, более подготовленные, великие люди знания, в том смысле, что они знали больше, но это не играло никакой роли. Просто у него больше энергии для того чтобы быть лидером.
 
        А.Б.Э: И он может дать эту энергию другим и дать им толчок.
 
        Ф.Д: Мы берем у него эту энергию. Даже не так, не то чтобы мы брали у него энергию, просто у него есть энергия, благодаря которой он не реагирует ни на что, что бы ему не предлагал мир. Я находилась рядом с ним в течении многих лет, и я могу сказать, что ему были доступны невероятные мирские блага. Он никогда не отклонялся от своего пути. Честно признаюсь, что если бы я лично оказалась на его месте, то не знаю, была бы ли я столь безупречна. Как видите я сознаю это, потому что хуже всего -- это пытаться скрыть такие вещи. Я была свидетелем пути, по которому шел Кастанеда и я видела, что ему были предложены невероятные мирские блага. Но он никогда ими не воспользовался. А для этого нужно обладать энергией. Энергия появляется за счет этого, именно для этого необходим лидер группы, который показывает направление.
Потому что если Нагваль не будет обладать необходимым количеством энергии, то он уступит искушению.
 
        А.Б.Э: Может ли Нагваль уступить искушению, а потом наверстать упущенное?
 
        Ф.Д: Нет, такого шанса у него нет.
 
        А.Б.Э: Почему?
 
        Ф.Д: Давайте вернемся к мифу. Орел летит по прямой линии, он никогда не поворачивает назад. Вы должны сказать ему да, вы должны изо всех сил бежать за ним. Но что все это означает? Это метафора.
 
        А.Б.Э: Поэтому Нагваль разными способами стремится к раскрытию мифа.
 
        Ф.Д: У дона Хуана было больше людей. Он обладал большей энергетической массой, поэтому он мог втянуть любого человека и поместить его в определенное место. Карлос  этого делать не может. Он считает, что для людей, которые с ним работают, а нас шесть человек -- это вопрос личной решимости. И это все. В расчет принимается только наше решение, и больше ничего. Он не будет льстить нам, не будет просить нас, он не будет говорить нам, что нам нужно делать. Мы должны знать это сами. Так как мы давно этим занимаемся, и так как мы были все знакомы с доном Хуаном, то каким бы путем мы не шли, его это устраивает. Он не будет делать ничего особенного, для того, чтобы убедиться, что мы не сошли с нашего пути.
 
        А.Б.Э: Разные Нагвали действуют по разному, я слышал, что Карлоса Кастанеду называют Нагвалем сталкеров?
 
        Ф.Д: Да, но... я не знаю. Он сновидящий.
 
        А.Б.Э: Да, это тоже известно.
 
        Ф.Д: И вообще, что это такое -- сновидение наяву, сновидение и состояние бодрствования? Это разные состояния. Это не значит, что вы полностью вырублены (zonked out). Нет, вы абсолютно нормальны и последовательны, просто что-то в вас энергетически действует на другом уровне.
 
        А.Б.Э: Также вы видите что-то другое.
 
        Ф.Д: Да.
 
        А.Б.Э: Что-то происходит с вашими глазами, что позволяет видеть вам два мира одновременно. 
 
     Ф.Д: Точно. Смысл в том, что  вы преодолеваете барьер восприятия, ведь то что мы видим, то что мы воспринимаем, что бы это ни было -- это определяется социальным порядком. Мы воспринимаем только то, что позволяет нам наша культура, мы не можем воспринять ничего на другом уровне. Но это абсурдно, потому что другие уровни существуют. Я могу лишь сказать, что так как я нахожусь вместе с этими людьми, а также несомненно нахожусь в этом мире, то вполне возможно видеть все на двух
разных уровнях и при этом оставаться полностью последовательной и безупречной.
 
        А.Б.Э: Давайте поговорим о безупречности -- что это такое?
 
        Ф.Д: Это значит, что вы точно знаете, что вы должны делать. Особенно это относится к женщинам, нас воспитывают, как очень ограниченных существ. Женщины настолько ограничены, что это просто невероятно. Я не хочу сказать, что мужчины не ограничены, но мужчина, как бы он себя не выражал, всегда оказывается победителем. Даже если он неудачник, он все равно остается в выигрыше. Наш мир -- это мир мужчин, в котором никто не обращает внимания на то, хороши мужчины или нет, и в нем не принимается во внимание то, существует или нет какая-нибудь феминистская идеология. В нашем обществе мужчины всегда остаются в выигрыше.
 
        А.Б.Э: В своей книге вы говорите, что женщин порабощают их сексуальные взаимоотношения. Можете ли вы рассказать об этом?
 
        Ф.Д: Конечно. Во-первых, для меня огромным шоком было то, что в ходе половых отношений возникает некоторый энергетический обмен, я долгое время не могла в это поверить. Более того мне объяснили, что в момент полового сношения, в тот момент, когда у мужчины происходит эякуляция, не только выделяется семя, но происходит также и энергетический взрыв, и в матке женщины образуются особые волокна, дон Хуан называл их "энергетическими червями". И потом эти волокна остаются в теле. С биологической точки зрения эти волокна гарантируют, что мужчина вернется к этой женщине и будет заботиться о своих детях. Мужчина, посредством этих волокон, будет знать, что это его дети, причем он будет чувствовать это на энергетическом уровне.
 
        А.Б.Э: Каков этот обмен энергии при половом акте?
 
        Ф.Д: Женщина энергетически подпитывает мужчину. Дон Хуан считал, что женщины -- это основа продолжения человеческого рода, и большая часть энергии исходит именно от них,  Они не только вынашивают, рожают и воспитывают детей, но  и обеспечивают участие мужчины во всем этом процессе.
 
        А.Б.Э: И поэтому женщина порабощена всем этим. Как она может реализовать себя?
 
        Ф.Д: Да, она порабощена, если говорить об этом с биологической точки зрения. Маги говорят, что это так, потому что женщина всегда рассматривает себя с точки зрения мужчины. У нее нет выбора. Я обычно просто сходила с ума, когда заходила речь об этом, я снова и снова возвращалась к этой теме, ведь это было начало семидесятых, когда женское движение достигло своего пика. Я говорила, -- Нет, женщины прошли длинный путь. Посмотрите, чего они добились, -- И они сказали мне
на это. -- Нет, женщины ничего не добились. -- Они не были ханжами, их не
интересовала мораль, их интересовала только энергия, и поэтому они считали, что сексуальная революция освободила женщин сексуально, но поработила  их энергетически, потому что они стали энергетически подпитывать не одного мужчину, а сразу нескольких.
 
        А.Б.Э: Это интересно.
 
        Ф.Д: Для них это все было абсурдом, и тогда в начале семидесятых, они предвидели то, что происходит сейчас. Они сказали, что женщины потеряли свое чутье, что они собираются ослабеть. Так все и произошло. Я писала об этом в своей книге и выступала с лекциями, и на них я разговаривала об этом с некоторыми женщинами, и очень интересно, что они со мной согласны. Я думала, что мне трудно будет об этом говорить, но женщины, у которых было много любовников, сказали мне, что они
чувствуют себя истощенными, и они не знают почему это так.
 
        А.Б.Э: Получается, что речь идет о том, что находится за пределами сексуальности.
 
        Ф.Д: На самом деле, если выйти за пределы сексуального аспекта этого вопроса, то женщины находятся гораздо ближе к духу, потому что матка -- это орган, который позволяет женщинам в сновидении непосредственно воспринимать знание. Мужчинам необходимо предпринимать усилия для того, чтобы приблизиться к духу, к этой великой энергетической силе, которая находится там, вовне. Для мужчин знание
выглядит подобно конусу, к вершине которого они должны стремиться. Маги знают, что для женщин этот конус перевернут. Они напрямую связаны с ним, потому что матка ведьмы -- это не орган воспроизводства -- это орган сновидения, второй мозг.
 
        А.Б.Э: Или сердце.
 
        Ф.Д: Или сердце, они напрямую получают знание. Но до сих пор в нашем обществе, да и в любом другом обществе, женщинам не позволяется определять, что такое знание. И женщина, которая создает или формулирует какое-то знание, должна делать это в той форме, которую определили мужчины. Представьте себе, что женщина провела какое-то исследование. Если она не придерживается тех правил, которые
установлены мужчинами, то она не сможет опубликовать его результаты. Женщины могут немного отклоняться, но лишь в пределах уже установленного порядка, который не позволяет им делать что-либо еще.
 
        А.Б.Э: Но маги не подвержены этому гипнозу.
 
        Ф.Д: Да, социальному гипнозу. Очень интересно, что вы вспомнили о
гипнотизме, дело в том, что дон Хуан всегда говорил, что в то время, когда психология породила Фрейда, мы были слишком пассивны. Мы должны были следовать либо за Фрейдом, либо за Месмером. Мы -- гипнотические существа. Мы, на самом деле, никогда не пытались развить нашу другую часть...
 
        А.Б.Э: Да, нашу энергетическую часть...
 
        Ф.Д: ...и этого с нами не случилось бы, если бы Фрейд не одержал верх.
 
        А.Б.Э: Ну, теперь ведь он уже потерял свое былое значение.
 
        Ф.Д: Нет, не совсем, кто знает сколько поколений это займет? Можно сказать, что он дискредитирован в интеллектуальном смысле, но весь наш культурный багаж... Мы все еще говорим в том же духе, даже люди, которые не знают кто такой Фрейд. Это часть нашего языка, часть нашей культуры.
 
        А.Б.Э: Да, я знаю это. Это очень огорчает, когда имеешь дело с людьми, которые воспринимают реальность с точки зрения этой банальной психологии.
 
        Ф.Д: Да, и ведь они даже не знают, откуда у них эти взгляды. Это просто часть нашего культурного багажа.
 
        А.Б.Э: Маги свободны от этих условий.
 
        Ф.Д: Да, они свободны, в том смысле, что они могут видеть, чем на самом деле является социальный порядок -- это всего лишь соглашение, и поэтому они относятся к нему с большой настороженностью. Люди говорят, -- Но посмотрите, как отличается жизнь времен вашей бабушки от жизни времен вашей мамы. -- Я говорю им, что ничто не изменилось. Разница только в уровне, но на самом деле ничего не изменилось. Если бы я прожила свою жизнь так, как мне это было предписано... да, я более образована, у меня больше шансов. Но это все. Я должна была закончить так же, как закончили мои бабушка и мама. Я была бы замужем, была бы этим разочарована, у меня были бы дети, которых я бы возможно ненавидела или они ненавидели бы меня.
 
        А.Б.Э: Я хотел бы чтобы вы рассказали, что произошло после того, как вы поняли что существует это рабство, и стали от него освобождаться. Что тогда открывается для восприятия?
 
        Ф.Д: Все.
 
.        А.Б.Э: Все. Отлично.
 
        Ф.Д: Во-первых, вы можете видеть во сне. Вся моя работа была сделана в сновидении. Не то чтобы я вообще ничего не делала, но вся работа происходила в сновидении.
 
        А.Б.Э: Вы используете слово сновидение в очень специфическом смысле, который ему придает эта традиция. Можете ли вы рассказать о том, что такое сновидение?
 
        Ф.Д: Обычно, когда мы ложимся спать, то как только мы засыпаем, то мы еще наполовину сознательны, как вы знаете из книг Кастанеды, во сне точка сборки сдвигается, маги стремятся к тому, чтобы использовать этот естественный сдвиг (который  происходит у нас у всех) для того, чтобы путешествовать в других реальностях. Для этого нужно обладать большим количеством энергии. Необходимо огромное количество энергии для того, чтобы остаться сознательным и не проснуться.
 
        А.Б.Э: Да, это так.
 
        Ф.Д: Я могу легко достичь этого состояния и использовать его. Раньше я не могла контролировать то, когда это может случиться, но теперь мне это удается. Я могу войти в это состояние, которое называется... знаете, женщины предпочитают называть его сновидение наяву, а не второе внимание. В состоянии сновидения можно добиться того же контроля, что и в повседневной жизни. Это то, что делают маги. Это одно и то же, нет больше никакой разницы.
 
        А.Б.Э: И теперь вы можете существовать в другой реальности?
        Ф.Д: Ну, на самом деле я не знаю. Понимаете, чтобы говорить об этих вещах  у  нас нет подходящего языка. Поэтому, если я спрашиваю себя "существую ли я в другой реальности?", то на это можно ответить и да и нет. Это не совсем верно --  так говорить, потому что на самом деле -- это одна реальность. Нет никакой разницы. Можно сказать, что наш мир похож на луковицу, состоящую из множества слоев, но они все одни и те же. И это звучит очень странно. Как я могу рассказать вам об этом? При помощи метафор? Наши метафоры уже ограничены тем, что мы уже хорошо знаем.
 
        А.Б.Э: Да, это проблема языка.
 
        Ф.Д: Видите ли, не существует такого языка, на котором мы могли бы говорить о том, что происходит в состоянии "второго внимания" или "сновидения наяву". Но это состояние реально так же как и любая другая реальность. Что такое реальность? Это соглашение. Для того, чтобы что-то существовало, нам необходимо сначала достичь интеллектуального соглашения. Но это состояние -- это нечто большее, чем просто  интеллектуальное соглашение. Можно сказать, что оно может быть чем-то большим. Но для этого нужно то, о чем мы уже говорили -- энергия, все зависит от энергии.
 
        А.Б.Э: Это так. Но ведь это еще зависит от того, что называют "намерением".
 
        Ф.Д: Конечно. Но для того чтобы связать себя с "намерением"... Видите ли, "намерение" -- это некая сила, которая находится там, вовне. Дон Хуан не интересовался религией, но возможно, что "намерение" некоторым образом и есть то, что мы называем Богом, верховным существом, единой силой, духом. Это понятие присутствует во всех культурах. Дон Хуан говорил нам, что мы не должны умолять эту
силу. Ее можно просить, но для того, чтобы просить, нужна энергия. Энергия нужна не только для того, чтобы связаться с намерением, но и для того, чтобы поддерживать эту связь.
 
        А.Б.Э: Да. Значит, это намерение, я имею в виду, что о нем легко говорить, но на самом деле это очень сложное действие.
 
        Ф.Д: Да, конечно, очень сложное. Если уж говорить о магии и колдовстве, не обращая внимание на все отрицательные стороны, которые присутствуют в этих словах, то нужно сказать, что дон Хуан и его люди никогда не беспокоились по поводу своих практик. Для них это все было очень абстрактным. В их представлении магия -- это абстракция, это выражение той идеи, что можно превзойти пределы нашего восприятия. Они считали, что наши возможности ограничены социальным порядком. У
нас есть огромные возможности, но мы их ограничиваем своим выбором.
 
        А.Б.Э: И поэтому кажется, что человек до сих пор...
 
        Ф.Д: ...Постоянно ищет то, что он...
 
        А.Б.Э: ...потерял...
 
        Ф.Д: ...потерял или посадил в клетку социального порядка. Нас словно ослепили в тот же момент, как только мы родились. Посмотрите, как мы принуждаем наших детей воспринимать мир так же, как его воспринимали мы.
 
        А.Б.Э: Да, происходит передача культуры.
 
        Ф.Д: Это наиболее точный пример. Очевидно, что дети воспринимают больше, намного больше. Но они должны научится упорядочивать окружающий их хаос, и поэтому мы постоянно обучаем их тому, что принято воспринимать в нашем обществе. И если они не следуют тому, чему их учат, то, боже мой, мы пичкаем их наркотиками или отправляем их к психиатрам.
 
        А.Б.Э: Эта традиция существует уже много лет и теперь, в последние двадцать, тридцать лет, мы тоже узнали о ней. Почему Кастанеда пишет свои книги?
 
        Ф.Д: Потому что это была его задача, его магическая задача. Эту идею подал ему дон Хуан. Кастанеда -- последний нагваль в этой линии, больше их нет. Также есть группа индейцев, с которыми мы работаем. Видите ли, странным образом вышло так, что дон Хуан, войдя в контакт с Кастанедой, почти совершил ошибку. Хотя именно в этом и состоял замысел Силы или Духа, нужно было чтобы дон Хуан и Кастанеда встретились. В книгах "Второе кольцо Силы" и "Сказки о Силе", рассказывается о других
учениках, о людях из Оахаки, сестричках и других людях. Затем, несколько лет спустя дон Хуан обнаружил, что Кастанеда должен идти другим путем. Кастанеда оказался даже более абстрактным, чем сам дон Хуан. Его путь был абсолютно иным. Тогда дон Хуан набрал другую группу людей, все мы сначала встретились с доном Хуаном, а уже потом с Кастанедой. Всего нас было пятеро -- Кастанеда, и еще четыре человека. 
    
        А.Б.Э: Значит написание книг -- это магическая задача. Это знание стало теперь доступным, в такой форме оно доступно миллионам людей. В чем цель этого?
 
        Ф.Д: Ну, на кого нибудь оно может подействовать. И с некоторыми людьми это действительно происходит. Наш разум -- это разум западных обезьян, так обычно нас называл дон Хуан, и поэтому мы сначала должны заинтересоваться чем-то на интеллектуальном уровне, очевидно что так уж мы устроены. Когда я училась в школе, то я была на грани того, чтобы отказаться учиться в университете, я два или три года говорила, --
Что я буду делать после того как закончу школу? Почему я должна получить звание доктора наук? Это совершенно излишне. -- Дон Хуан и его женщины сказали мне, что это абсолютно не излишне, потому что прежде чем что-то отвергать, нужно понять это как можно подробней. Бессмысленно говорить, что ты не интересуешься философией или антропологией. Можно так говорить только после того, как вы уже предприняли какие-то попытки понять эти вещи. Нет никаких причин отвергать эти вещи, и потом, когда вы погружаетесь в мир "второго внимания" и "сновидения наяву", то ваш разум должен уже быть хорошо тренированным, для того, чтобы получать знания. Если у вас нет ни мозгов, ни разума, то тогда вы можете отправиться в пустыню и швырять там
камни, потому что это бессмысленно. Для них было очень важно то, чтобы мы были хорошо подготовлены. В нашей маленькой группе все имеют ученую степень. В ней есть историки, антропологи, библиотекари.
 
        А.Б.Э: Итак, это знание стало доступным для миллионов людей и на многих из них оно воздействует.
 
        Ф.Д: Да, на некотором уровне это происходит.
 
        А.Б.Э: Означает ли это, что эта традиция распространяется именно таким путем.
 
        Ф.Д: Я не знаю. Когда я вижу те письма, которые приходят Кастанеде и которые он не читает, то я могу сказать что это так. Но большинство из них... Я хочу сказать, что иногда я читаю некоторые из них, и они в большинстве своем написаны ненормальными и чокнутыми людьми (смех). Например, -- Я новый нагваль -- или --  Вы посетили меня во сне... -- Это все очень странно.
 
        А.Б.Э: Да, как вы знаете, есть разные уровни отношения к таким вещам. Но я думаю, что вы -- женщины, маги, да и вся реальность Кастанеды, уже воздействовали на массовое сознание, в частности на сознание людей, живущих в Северной Америке.
 
        Ф.Д: Да, это так, работа уже сделана. Есть много людей, которые читают эти книги. И некоторые люди действительно серьезно к этому относятся.
 
        А.Б.Э: Многие из них не принадлежат к коренным народам Америки. Та работа, которую проделали вы и ваша группа, дала большой толчок духовному движению аборигенов на всем континенте, которые стали возвращаться к своим традициям.
 
        Ф.Д: Вы знаете, точка зрения дона Хуана была такова: не нужно возвращаться назад, потому что в этом случае вы попадаете в плен мифов и ритуалов. Дон Хуан считал, что миф и ритуалы... миф в том смысле, что вы являетесь его частью, а не в том смысле, что вы хотите оживить его путем возрождения ритуалов, которые очень успешно действовали в девятнадцатом веке. Он говорил, что это несомненное заблуждение, потому что любой ритуал -- это лишь средство зацепить ваше внимание.
Мы обезьяны, и поэтому, выполняя ритуалы, мы очень удобно себя чувствуем. Люди, которые на самом деле постигают какое-то знание, выходят за рамки ритуала, но большинство масс находится под гипнотическим воздействием ритуалов.
 
        А.Б.Э: Это правда. Что означает тот факт, что Кастанеда называет вас новыми видящими?
 
        Ф.Д: Новые видящие? Для женщин особую важность представляет собой идея, что матка -- это не просто орган воспроизведения. Для того, чтобы его задействовать, нужно выработать другое намерение. Для того чтобы изменить намерение, опять таки необходима энергия. Видите ли, мы не знаем, что это значит -- использовать матку, как орган знания,  интуиции. Мы на самом деле не знаем, что такое настоящая интуиция, то,
что мы обычно называем интуицией, находится у нас в мозгах. Дон Хуан интересовался женщинами, и поэтому люди всегда спрашивают нас, -- Почему у вас так много женщин? Вы устраиваете оргии? Или что-нибудь в этом духе? -- Дон Хуан обычно говорил, -- Дело в том, что у мужчины нет матки, и ему необходима эта самая магическая "сила матки" (смех). -- Это очень важно.
 
.        А.Б.Э: Могу ли я от имени моих читательниц задать один чисто технический вопрос? Может ли матка функционировать...
 
        Ф.Д: ...да, если она не удалена... если она еще есть.
 
        А.Б.Э: Она может функционировать.
 
        Ф.Д: Да, абсолютно верно. Единственное, что вам нужно сделать -- это призвать соответствующее намерение. Вот например культ Богинь -- "Когда женщина была богом" -- месяц назад я разговаривала с женщинами из этой группы. Каждый месяц они едут в леса около Секуолы, околачиваются там целый день, дебатируют, и совершают разные ритуалы на реке. Я спросила их, -- Чем это, черт побери, вы занимаетесь? Вы ведь потом возвращаетесь домой и снова становитесь теми же дурами, что и раньше. Вы раздвигаете ноги, каждый раз, когда ваш хозяин говорит вам, -- Я хочу тебя. -- Они были шокированы, я им очень не понравилась, им не хотелось об этом слышать. Они сказали мне, -- Но мы так хорошо себя чувствуем эти три дня. -- От чего мы все отдыхаем? Все от того, что наша жизнь должна продолжаться. Почему мы не хотим меняться? На этом уровне уже не сработают ритуалы, и даже возвращение к верованиям коренных народов. Нас подчинили.
 
        А.Б.Э: Значит нужно жить совершенно иначе.
 
        Ф.Д: Чтобы принять эти изменения, практикующий должен быть подвижным и изменчивым. Даже в нашей среде все постоянно меняется, мы чувствуем себя очень уютно в своей знакомой колее, пока что-то не выталкивает нас прочь. Нам это не нравиться, но мы должны быть подвижными. Только энергия может дать нам эту подвижность.
 
        А.Б.Э: Как вы накапливаете эту энергию?
 
        Ф.Д: Дон Хуан считал, что самая лучшая энергия, которая у нас есть -- это сексуальная энергия. Это единственная энергия, которая у нас есть, и к сожалению ее большая часть уже растрачена.
 
        А.Б.Э: Это одинаково справедливо по отношению и к мужчинам и к женщинам?
 
        Ф.Д: Конечно, это одинаково для мужчин и женщин. Единственное отличие в том, что женщины энергетически отягощены тем, что они подпитывают мужчин посредством энергетических волокон. Поэтому для женщин эта ситуация немного хуже. Но у мужчин также возникают сложности, потому что они становятся зацепленными на энергетическом уровне. По этому поводу возникает целый ряд чисто психологических
объяснений. Люди, с которыми мы уже давно не общаемся, никак не могут выйти у нас из головы. Видите ли, существуют некоторые неприятные вещи, мы отказываемся говорить о том, что происходит на самом деле, потому что это не является частью нашего культурного багажа.
 
        А.Б.Э:  Тогда получается, что главный способ накопления энергии -- это быть холостяком.
 
        Ф.Д: Это очень трудно, но это может стать хорошей попыткой, хорошим началом.
 
        А.Б.Э: Если мужчина или женщина окажутся связаны с этой традицией, то как они смогут узнать об этом? Как они смогут понять что они связаны с традицией, а не с какой нибудь дурацкой навязчивой идеей?
 
        Ф.Д: Например, книги Кастанеды очень легко расшифровать, если вы внимательно читали их, то вы несомненно поняли, что это почти учебники.
 
        А.Б.Э: Да, я знаю. Если читать их снова и снова, то в конце концов понимаешь о чем идет речь.
 
        Ф.Д: Вы узнаете, что что-то изменилось, вы почувствуете это на энергетическом уровне. А затем вы поймете, что вы можете отказаться от своего представления о самом себе. Это не значит, что вы будете смеяться над окружающими. Вы обнаружите, что они достойны презрения, но вы не будете их осуждать, вы ведь не хотите их судить, потому что кто вы такой, черт возьми, чтобы как либо судить кого-либо? Но вы будете знать, что вы не являетесь частью этого социального соглашения, это похоже на какую-
то фальшивую часть себя, которая прицеплена к вам, для того, чтобы вы могли функционировать в этом мире. Поэтому вы вынуждены постоянно представлять этому миру вашу идею Себя. Вы знаете, дон Хуан всегда говорил, что если человек действительно изменился, то он не может быть отвергнут, что бы это не означало -- быть отвергнутым. Я не знаю. Намерением, которое входит с нами в контакт? Я действительно не знаю. Было два человека, которые вошли с нами в контакт, и теперь они среди нас. Я имею в виду, что мы никогда не находимся вместе, каждый из нас
живет сам по себе, но время от времени мы все встречаемся вместе. Кастанеда организовывал для нас небольшой класс, он обучал нас некоторым интересным движениям, в основном предназначенным для накопления энергии. Эти люди находятся с нами уже в течении двух лет, и они постепенно изменяются. Это просто замечательно. Если вы работаете, то что-то в вас узнает о результатах.
 
        А.Б.Э: Например, вы издали эту книгу, а я ее прочитал. Хотя я не имею физического представления о вашем образе, но мои чувства формируют некоторое ощущение, кто вы можете быть, как вы можете выглядеть. Влияет ли на вас это энергетическое поле теперь, когда книга уже вышла в свет? 
      Ф.Д: Дон Хуан очень ясно дал Кастанеде понять одну вещь... если книга вышла в мир, то она находится в мире. Она не имеет к вам никакого отношения. Очень и очень трудно отделить себя от мыслей о книге, перестать ей интересоваться, думать о ней хороша она или нет, на что-то надеяться. Потому что так или иначе вы принимаете в этом участие. Очень сложно действительно устраниться от этого. У меня было уже две других
книги -- "Шабоно" и "Сон Ведьмы" -- и с ними у меня не было никаких проблем. Но в своей последней книге я рассказывала о своих контактах с доном Хуаном и это очень трудно было сделать. Может быть это потому, что я в этот раз говорила более открыто -- ведь в первых двух книгах я вообще ничего не сказала. Моя последняя книга более связана со мной. Я проводила лекции в книжных магазинах, выступала перед многими людьми, это было очень интересно, потому что как вы уже сказали, есть много людей, которые действительно очень серьезно интересуются этими вещами, но опять-таки только интеллектуально.
 
        А.Б.Э: Мне кажется, что я знаю некоторых людей, которые пошли немного дальше, чем просто интеллектуальное любопытство.
 
        Ф.Д: Конечно, такие люди есть. Я тоже в это верю.
 
        А.Б.Э: Мы же говорим о разных типах светящихся тел. Есть люди, которые читают эти книги и неожиданно наступает момент, когда они узнают себя.
 
        Ф.Д: Да, именно так.
 
        А.Б.Э:  И потом эти книги вызывают изменения в том, как люди относятся к самим себе.    
       Ф.Д: Целью является разрушение установленных параметров восприятия и в том числе, того, как мы воспринимаем самих себя. Но мы не хотим сфокусироваться на нашем "Я". Мы хотим быть свидетелями. Все происходящее в нашем обществе фильтруется через наше "Я". Мы не можем рассказать историю или какое-то событие без того, чтобы не сделать себя главным действующим лицом, и так происходит всегда.
Видите ли, дон Хуан всегда старался, чтобы события разворачивались сами по себе, именно тогда происходящее становится несравненно богаче, таким образом все раскрывается. В качестве упражнения: находясь в мире, будьте просто свидетелем, не будьте главным действующим лицом. То что перед вами откроется -- это просто изумительно.
 
        А.Б.Э: В этих книгах написано, что на этом долгом пути, каждый человек, даже видящий или Нагваль, каждый проходит сквозь время отчаяния, он уверен что потерпел неудачу, что ничего не произойдет. Я спрашиваю об этом, потому что чувствую, что многие люди сейчас испытывают подобные чувства. Пожалуйста, скажите что нибудь об
этом.
 
        Ф.Д: Да, конечно (смех). Я сейчас усилю вашу депрессию (смех). Нет, это не так. Нечто в нас знает все, поэтому людей так привлекает дон Хуан. С точки зрения природы смысл жизни состоит в продолжении рода, но мы этим больше не интересуемся, нас интересует эволюция, потому что эта равная, если даже не более достойная задача, чем воспроизведение себе подобных. Потому что если мы не эволюционируем, если мы не мутируем в нечто иное, то мы сметем себя с лица этой планеты, я думаю что навсегда.
Мы полностью уничтожили все наши ресурсы. Не важно сколько времени у нас осталось, пятьдесят или сто лет. Мы обречены как вид. И поэтому единственный выход для нас -- это эволюция. И опять таки, это особенно подчеркивал дон Хуан, эволюция находится в руках женщин, а не мужчин.
 
        А.Б.Э: Будучи мужчиной, что я должен делать? Просто сидеть на месте и ждать, когда женщины спасут мир?
 
        Ф.Д: И да и нет. Вы знаете, что мужчины не уступят свою власть, они не собираются делать этого мирным путем. Они не хотят этого. Я не говорю, что они бьют себя в грудь и говорят, -- Я не уступлю своей власти. -- Нет, они ведут себя гораздо хитрее.
 
        А.Б.Э: Продолжайте, расскажите об этом.
 
        Ф.Д: Ну я не думаю, чтобы об этом когда либо кто либо говорил. Например, существуют такие чувствительные мужчины, которые объединяются в группы, чтобы найти какие-то способы прийти к соглашению со своими женами, своими партнерами, теми женщинами, с которыми они живут -- но они делают это не слишком спокойно. Есть вещи, которые они не могут уступить, для них это слишком большая угроза. Само это  движение начиналось, как действительно духовное движение. Но что-то в мужчинах испугано. Это страх перед тем, что в конце концов они должны что-то уступить для того, чтобы наш вид не вымер, они чувствуют это. Мы знаем, что женщине необходимо дать время, как это уже бывало раньше, для того чтобы произошла эволюция. Когда мы стали прямоходящими, то вагина изменила свое положение, и именно мужчинам пришлось тогда адаптироваться, пенис должен был увеличиться. Теперь женщинам
опять необходимо время. И мужчина должен дать ей это время, для того чтобы они смогли развить вторую функцию своей матки.
 
         А.Б.Э: И этого не может произойти, пока мужчина поддерживает с женщиной сексуальные взаимоотношения. Вы это имеете в виду?
 
        Ф.Д: Нет. Понимаете, должно быть достаточное число женщин, у которых будет время для того, чтобы в их матке произошли какие-то изменения. Они должны реализовать в себе новую возможность. Дон Хуан говорил, что наша эволюция -- это намерение. Когда рептилии научились летать, то это было для них актом намерения.
 
        А.Б.Э: Это очень интересно. И вы чувствуете, что женщины во всем мире намеревают сейчас новое будущее человечества?
 
        Ф.Д: Они не осознают этого. Я думаю что некоторые женщины вообще не осознают этого.
 
        А.Б.Э: И мужчина должен сесть на последнее место в вагоне эволюции?
 
         Ф.Д: Да, верно, но не последнее место. Это снова слова, которые выражают положительное или отрицательное значение. Нет, вы должны дать нам время.
 
        А.Б.Э: Как мужчина может это сделать? Скажите об этом более конкретно.
 
        Ф.Д: Вы знаете, что женщины считаются горожанами второго класса. Не важно какой властью мы сейчас обладаем, на самом деле у нас ее нет. Даже если мы выступаем перед большими группами людей, то это все равно что стучаться в большую железную дверь, потому что те, кто действительно обладают властью, те кто действительно принимают решения, не уступят ее ни за что. Давайте посмотрим на политиков, в
Вашингтоне или в вашей столице. Можете ли вы хоть на минуту допустить, что эти люди хотя бы выслушают нас и поймут то, о чем мы говорим. Ни один из них на это не способен. Но нам нужно найти какие-то новые варианты, иначе мы обречены. Что касается спасения планеты и окружающей среды, то я думаю, что мы не выживем как вид. Земля несомненно выживет, возможно что будет что-то вроде ужасной зимы, но
потом все закончится. Но мы как вид -- этого не переживем.
 
 
  А.Б.Э: Почему женщины читают книгу "Жизнь-в-Сновидении"?
 
        Ф.Д: Гм, это очень интересный вопрос. Ну, я думаю, что людям, которые интересуются работами Кастанеды, интересно узнать, как все это выглядит с точки зрения женщины, которая в течении двадцати лет участвовала в этой работе. Я подошла к нашей деятельности несколько иначе, может быть более прямо. Все дело в восприятии. Даже наше человеческое тело... наше тело -- это последствие восприятия. Мы пойманы в ловушку личности, мы пойманы в ловушку языка, маги, при помощи энергии стремятся выбраться из этих ловушек.
 
 

Ч. Ледбитер  Журнал "Теософист",
январь 1904, перевод K. Z.
 
Как развивают ясновидение
 

Когда человек изучает предмет ясновидения настолько, чтобы осознать, что сведения о нём правдивы, следующим его вопросом обычно бывает: "А как приобрести эти способности самому? Ведь если эта способность скрыта, как вы говорите, в каждом человеке, то как мне привести её в действие и получить прямой доступ ко всем знаниям, о которых вы мне рассказываете?".
И в ответ мы можем заверить его, что это можно сделать и уже делалось. Есть много путей приобретения этой способности, хотя большинство из них небезопасны и крайне нежелательны, и есть лишь один, который в полной мере и без всяких оговорок может быть порекомендован всем. Но чтобы понять предмет и увидеть, где заключены его опасности, которых следует избегать, давайте посмотрим, что же именно должно быть сделано.
 
У всех культурных людей высших рас мира способности астрального тела уже вполне развиты, как я объяснял в предыдущих лекциях. Но использование их у нас никоим образом не вошло в привычку; они медленно росли в нас на протяжении веков эволюции и пришли к нам столь постепенно, что мы ещё не осознали своих сил, и пока они - неопробованное орудие в наших руках. Физические способности, с которыми мы вполне знакомы, затеняют другие и скрывают само их существование, точно так же как более близкий свет солнца скрывает от наших глаз свет удалённых звёзд. Так что если мы хотим вступить в эту часть своего наследия на правах развитых человеческих существ, мы должны сделать две вещи - на время отклонить наши слишком настойчивые физические способности и приучиться к употреблению тех других, которые нам ещё не знакомы.
Так что первым шагом будет временное освобождение от физических чувств. Для этого есть много способов, но в общем они подразделяются на два метода - один метод сметает их с пути временным насильственным подавлением, а второй, намного более медленный, но верный, предполагает обретение над ними постоянного контроля. Большинство методов насильственного подавления в большей или меньшей степени губительны для физического тела и всем им свойственны некоторые нежелательные особенности. Одна из них состоит в том, что они оставляют человека в пассивном состоянии, хотя, возможно, и способного пользоваться своими высшими чувствами, но с очень маленьким выбором в их применении, а также незащищённым от всяческих неприятных и вредных влияний, которым он может подвергнуться. Ещё одна - это то, что всякая способность, приобретаемая этими методами, даже в лучшем случае лишь временная. Большинство из них дают эти способности лишь на ограниченный период их действия, и даже лучшие из них наделяют ими человека лишь на одну физическую жизнь.
На востоке, где эти вещи изучают многие века, методы развития подразделяют на два класса и называют их лаукика и локотхра.
Первый - это "мирской" или временный метод, результаты, даваемые им, проявляются лишь в личности и потому доступны лишь на протяжении одной физической жизни, в то время как всё приобретённое вторым процессом приобретается "я", душой, истинным человеком и так остаётся в постоянном его владении навсегда, переносясь из одной земной жизни в другую. Для большинства методов первого типа нужна лишь небольшая тренировка, и это тренировка лишь проводников, так что в лучшем случае она может затронуть лишь текущий набор проводников, и когда человек возвращается в воплощение с новым их набором, весь его труд пропадает. Когда же, согласно второму методу, сама душа учится управлению своими проводниками, естественно, она может приложить свои способности и знания и к новым своим проводникам в следующей жизни. Позвольте мне сперва упомянуть некоторые из нежелательных путей, которыми развивают ясновидение в разных странах.
Среди неарийских племён Индии его часто достигают при помощи наркотиков - бхага, гашиша и других в том же роде. Они отупляют физическое тело подобно наркозу, и таким образом человек в своём астральном теле так же свободен, как бы он мог быть во сне, но с куда меньшей способностью к пробуждению. Прежде чем принять наркотик, человек твёрдо направляет свой ум к попыткам привести свои астральные чувства в активное состояние, и как только освобождается, пытается их использовать, по мере практики достигая некоторого успеха. Пробудив своё физическое тело, он более или менее помнит свои видения и пытается их интерпретировать, зачастую приобретая таким образом славу ясновидца и предсказателя. Иногда во время его транса через него может говорить кто-то из умерших, как через любого другого медиума. Есть и другие, достигающие этого состояния путём вдыхания отупляющих паров, обычно получаемых сжиганием смеси наркотиков. Возможно, что ясновидение пифий древности было именно этого рода. Об одной из самых знаменитых из этих предсказательниц говорится, что она всегда сидела на треножнике, стоявшем над трещиной в скале, из которой поднимался пар. Вдохнув его, она на время входила в транс и тогда кто-нибудь говорил через неё способом, столь знакомым посетителям спиритических сеансов. Нетрудно видеть, сколь нежелательны оба этих метода с точки зрения истинного развития.
Возможно, большинство из нас слышали о танцующих дервишах, в чью религию входят эти любопытные экстатические танцы, в которых они всё крутятся и крутятся яростно, пока их не хватит головокружение и они наконец не упадут бесчувственными на землю. В этом трансе, наступающем, когда они находятся в религиозном экстазе, у них часто бывают самые необычные видения, и они могут в некоторой мере переживать и помнить низшие астральные обстоятельства. Мне приходилось видеть кое-что из этого, а также из практик обеах и вуду среди их приверженцев, негров, но последние были обычно связаны с магическими церемониями столь отвратительными и непристойными, что никто из нас не обратился бы к ним ради чего-либо, какие бы результаты нам ни обещали. И всё же они непременно производят результаты при благоприятных условиях, хотя это не те результаты, которые кто-либо из нас возможно желал бы получить. Никакие из этих пока что упомянутых методов даже и не кажутся нам привлекательными, хотя я слышал о европейцах, экспериментировавших с восточными наркотиками.
Тем не менее, и у нас на западе тоже есть нежелательные методы - методы самогипноза, коих следует тщательно избегать всем, кто хочет остаться чист и развиваться безопасно. Человеку могут посоветовать на некоторое время уставиться на яркое пятно, пока не будут парализованы некоторые мозговые центры; таким образом он приводится в состояние совершенной пассивности, при которой возможно, что низшие астральные чувства станут в некоторой мере активны. Естественно, при таких обстоятельствах у него не будет способности выбора при приёме - он подвергает себя всему, что попадётся на пути - хорошему и плохому - и в целом это скорее бывает плохим, чем хорошим. Иногда те же в общем результаты достигаются чтением некой формулы, повторение которой притупляет мыслительную способность почти так же, как и смотрение на металлический диск. Можно вспомнить, что поэт Теннисон говорил, что мог, быстро повторяя много раз своё имя, входить в другое состояние сознания. Отчёт об этом он даёт в письме от 7 мая 1874 г., отправленного из Фарингфорда, Фрешуота, о. Уайт. Оно было написано джентльмену, сообщившему ему, какие странные переживания он ощутил под наркозом.
 
Теннисон пишет:

"Я никогда не получал никаких откровений, будучи под наркозом, но у меня часто, с самого детства, когда я оставался совсем один, было нечто (за неимением лучшего названия) вроде транса наяву. Часто это приходило ко мне с повторением про себя своего собственного имени, пока от интенсивности сознания индивидуальности сама эта индивидуальность, казалось, растворялась и затухала в безграничное бытиё, и это было вовсе не состояние путаницы, но яснейшее из ясных, вернейшее из верных, далеко за пределами слов, где смерть была практически до смешного невозможна - потеря личности (если это было так) казалась не умиранием, но единственно истинной жизнью. Мне стыдно за это слабое описание. Разве я не сказал, что это состояние - за пределами слов? Это самое яркое выражение того, что дух писателя может переноситься в другое состояние существования - оно не только реальное, простое, но также и бесконечное в видении и вечное по продолжительности."
Это несомненно касание высшей жизни; никто из переживавших эти реальности на своём практическом опыте не может не признать это описание настолько, насколько далеко оно заходит, хотя поэт и останавливается прямо на краю чего-то бесконечно более великого. Похоже, он удерживал себя в состоянии более позитивном, чем многие люди, балующиеся этим без необходимых наставлений и знаний, и так приобрёл ценную уверенность в существовании души отдельно от тела - и всё же этот метод нельзя рекомендовать как хороший и по-настоящему безопасный.
Иногда говорят, что такую способность можно развить путём упражнений, регулирующих дыхание, и что метод этот широко принят и рекомендуется в Индии. Верно, что так можно развить некоторый тип ясновидения, но часто ценой этого становится крушение и физическое, и умственное. Здесь, в Соединённых Штатах, делались многочисленные попытки этого рода; мне лично это известно, поскольку в прежний мой приезд сюда многие, погубившие своё здоровье, а в некоторых случаях и подошедшие к краю безумия, приходили ко мне узнать, как им можно вылечиться. Некоторым удалось открыть астральное видение достаточно для того, чтобы чувствовать, что их постоянно посещают; некоторые же, и не достигнув ещё этой точки, погубили своё физическое здоровье или так ослабили свои умы, что находились в крайнем отчаянии; были и один или двое, заявлявшие, что эта практика оказалась для них благотворной. Верно, что такие упражнения применяются в Индии хатха-йогами - то есть теми, кто пытается достичь развития скорее физическими способами, чем внутренним ростом умственного и духовного. Но даже и среди них такие практики используются лишь под прямым руководством ответственных учителей, которые наблюдают за тем, какой эффект на ученика оказывают предписанные меры, и сразу же останавливают его, если упражнения оказались для него неподходящими. Но для людей, вовсе ничего не знающих об этом предмете, попытки без всякого разбора применять такие вещи - весьма глупы и опасны, поскольку практики, полезные для одного, могут быть очень даже катастрофичными для другого. Они могут подходить одному человеку из пятидесяти, но совершенно не годиться всем остальным, и я лично должен посоветовать всем воздерживаться от них, если конечно вами не руководит компетентный учитель, на самом деле понимающий, чего нужно достичь. Вы можете оказаться одним человеком, которому они подходят, но вероятность - против этого, поскольку куда больше неудач, чем удач. Этим способом фатально легко можно нанести очень большой вред; это всё равно как прийти в химический магазин и случайным образом пробовать все средства подряд - может случиться и так, что вы наткнётесь именно на то, что вам нужно, но так же вам может и не повезти, и последнее во много раз более вероятно.
Другой метод, которым можно развить ясновидение - это месмеризм. Если один человек вводится другим в месмерический транс, имеется возможность, что в этом трансе он сможет видеть астрально. Месмеризатор всецело преобладает над его волей, и физические способности приведены в крайнее бездействие. Это оставляет поле открытым, и месмеризатор может, вливая жизненность в астральное тело, в то же время стимулировать астральные чувства. Таким образом получались очень хорошие результаты, но это требует весьма необычной комбинации условий; чтобы сделать эксперимент безопасным, требуется почти сверхчеловеческое развитие чистоты мысли и у оператора, и у субъекта. Месмеризатор обладает огромным влиянием на своего подопытного - куда большим, чем это обычно известно - и может бессознательно этим воспользоваться. Качества его сердца и ума очень легко передаются субъекту, так что если он не вполне чист, сразу же открываются широкие пути для опасности. Быть погружённым в транс - значит отказаться от своей индивидуальности, а это никогда не бывает хорошей вещью в психических экспериментах, но кроме этой нежелательности есть и настоящая опасность, если ваш оператор не достиг высшей чистоты в мыслях, словах и делах; а как редко это встречается, вы знаете так же хорошо, как и я. Я бы никогда не согласился подвергнуться этому процессу, и никогда не посоветовал бы никому другому.
Я не имею ничего против практики лечения месмеризмом - теми, кто в этом понимает. Это совсем другое, поскольку вовсе нет необходимости вводить пациента в транс. Вполне возможно снять боль, вылечить болезнь или влить жизненность в человека магнетическими пассами, вовсе не вводя его в сон. Здесь не может быть возражений; но даже в этом случае было бы хорошо ознакомиться с литературой, посвящённой этому предмету, поскольку при игре с силами, которых вы не понимаете, которые всё ещё аномальны для вас, всегда остаётся элемент опасности. Никакие из этих методов развития ясновидения не могут быть безоговорочно рекомендованы к опробованию всяким.
Каковы же тогда, могут спросить, желательные методы, раз столь многие - нежелательны? Если говорить широко - это те, которые вместо насильственного подавления физического тела учат душу управлять им. Самый верный и безопасный метод - предоставить себя знающему учителю и практиковать лишь то, что он советует. Но где такого найти? Конечно же, не среди тех, кто рекламирует себе в качестве учителей; не среди тех, кто берёт деньги за обучение, продавая тайны вселенной столько-то шиллингов или долларов. Знание сейчас получают там же, где и всегда - из рук тех, кто стал адептами в той великой науке души, самого краешка которой мы начинаем касаться в наших самых глубоких исследованиях. Всегда было великое Братство знающих, и они всегда готовы дать свое учение подходящему человеку, поскольку для этой самой цели они и взяли на себя труд его приобретения - чтобы быть в состоянии вести и помогать. Как же нам достичь их? Вы не можете достичь их в физическом теле, и не узнаете их, даже если вам случится их встретить. Но они могут достичь вас и сделают это непременно, когда увидят, что вы годитесь для работы помощи миру. Один из их величайших интересов - продвижение эволюции, помощь человечеству, и им нужны люди, преданные этой работе. Они всегда ищут таких, так что никому не следует опасаться, что его могут проглядеть, если он для неё уже готов. Они никогда не удовлетворяют простое любопытство; они не станут помогать человеку, желающему приобрести силы для себя лишь одного, но когда человек долгой и тщательной самоподготовкой и применением для помощи всех сил, которыми он уже обладает, показал, что он достаточно силён и чист сердцем, чтобы нести свою часть божественных трудов, он может ощутить их присутствие и их помощь, когда он меньше всего этого ожидает.
Верно, что они основали Теософическое Общество, однако членства в нём вовсе недостаточно, чтобы вступить с ними в отношения - даже членства в той внутренней школе, в которой это общество предлагает обучение самым серьёзным своим членам. Верно, что из рядов общества были выбраны некоторые люди для более тесных отношений с ними, но никто не может гарантировать это как результат членства, поскольку это остаётся всецело на их усмотрение - ведь они могут видеть сердца людей глубже, чем мы. Но вы, чьи сердца стремятся к высшей жизни, к чему-то большему, чем может дать этот низший мир, будьте всегда уверены, что они никогда не пропустят ни одного искреннего усилия, но напротив, распознают его и дадут через своих учеников такое учение и окажут такую помощь, к которым готов человек на данной стадии развития.
В то же время, в стараниях всеми способами развиваться, двигаясь по пути прогресса, вам предстоит ещё многое сделать, если вы хотите, чтобы способность ясновидения оказалась в пределах вашего достижения.
 
Помните, что само по себе оно не знак высокого развития - это лишь один из знаков, поскольку человек должен продвигаться сразу по многим направлениям, прежде чем достигнет своей цели - совершенства. Посмотрите, как высоко развит интеллект у великого учёного, и всё же у него может быть пока что очень мало той удивительной силы, что даёт религиозное чувство. Посмотрите на великолепную преданность великого святого какой-нибудь церкви или религии, и всё же несмотря на весь этот прогресс в одном из направлений, у него может быть лишь немного божественной силы интеллекта. Каждый нуждается в том, что есть у другого, каждый должен приобрести способности другого, прежде чем станет совершенным. Так что очевидно, что сейчас мы развиты неравномерно! Некоторые больше продвинулись в одном направлении, некоторые в другом - соответственно той линии, по которой они больше всего работали в прошлых жизнях. Так что если вам конкретно не хватает преданности, то делая усилия в этом направлении, вы можете приобрести достаточно её даже в этой жизни, и это непременно сделает её вашим ведущим качеством в следующей. Так же и с интеллектом, и со всяким другим качеством; так же это и со способностью ясновидения. Если вы думаете, что хорошо бы направить свои усилия на работу в этом направлении, вы можете сделать очень многое для запуска этих латентных способностей в действие. Я говорю не о смутной возможности, а об определённом факте, поскольку некоторые из членов нашего собственного общества годами прилагают усилия для продвижения души по пути прогресса, и из тех, кто без колебаний выдержал это, практически все получили какие-то определённые результаты. Некоторые развили свои способности вполне, некоторые - пока частично, но во всех случаях их усилия взять себя в руки и приобрести контроль над своими умами и эмоциями принесли пользу.
Если у вас есть это желание приобрести высшее видение, то первым делом точно так же возьмите себя в руки, и прежде чем преуспеть в своих попытках и приобрести эти силы, вы должны убедиться сначала в своём умственном и нравственном развитии. Ведь без этого владение другими умениями будет скорей проклятием, чем благословением, поскольку вы тогда станете злоупотреблять ими и придёте к худшему состоянию, чем то, с которого начали. Если вы считаете, что уверены в себе и можете доверять себе во всех возможных обстоятельствах, быть на стороне правды даже против своих собственных кажущихся земных интересов, всегда избирая крайне бескорыстный образ действия и забывая о себе в своей любви к миру, тогда для вас есть по меньшей мере два метода, что безопасно приведут вас к ясновидению и никоим образом не причинят вреда, даже если вы не преуспеете в достижении цели. Первый из них, хотя и совершенно безопасный и даже полезный, подходит не для всех, но второй имеет универсальное приложение, и я сам убедился, что оба из них действенны.
Первый метод - чисто интеллектуальный; это исследование, о котором мне приходилось уже в некоторых случаях упоминать - исследование четвёртого измерения пространства. Физическому мозгу никогда не было привычно действовать в этом направлении, так что он чувствует себя бессильным бороться с этой проблемой. Но мозг, как и любую другую часть физического организма, можно тренировать настойчивыми, постепенными, тщательными усилиями, и он сможет совершать дела, казавшиеся всецело за пределами его возможностей. Таким образом его можно побудить к пониманию и ясному представлению форм мира, непохожего на его собственный. Главный апостол четвёртого измерения - это Ч. Х. Хинтон из г. Вашингтона. Он не является членом нашего общества, но оказал многим его членам прекрасную услугу, столь ясно и блестяще написав об этом удивительном предмете. В своих книгах он рассказывает, как сам преуспел в развитии этой способности высшего представления в физическом мозге, и некоторые из нас пошли по его стопам. Одному удалось развить астральное зрение просто постепенно увеличивая способности мозга, пока они не включили возможность схватывать астральную форму, таким образом пробудив скрытую собственно астральную способность. Это просто вопрос расширения способности восприятия, пока она не включит в себя и астральную материю. Но я полагаю, что из нескольких людей, взявшихся за такое обучение, так же быстро и хорошо удалось достичь успеха не более, чем одному. Так или иначе, такое исследование будет весьма захватывающим для тех, у кого математический склад ума, и там где оно не даст расширения способности зрения, оно по меньшей мере даст более широкое понимание и более широкий взгляд на мир - и это неплохой результат, даже если не будет никакого другого. Для не обладающих полным астральным зрением это остаётся единственным известным мне методом, которым можно приобрести ясное понимание о внешнем виде астральных объектов и определённое представление о том, чем же на самом деле является астральная жизнь.
И если это направление усилий рекомендуется лишь немногим, то наш второй метод универсален. Он так же непрост, но его практика не может не принести человеку огромной пользы. Это великое приемущество; он поведёт человека к тем силам, которых он так горячо желает, но скорость, с которой он сможет двигаться по этому пути, зависит от степени его предыдущего развития в этом же направлении в других жизнях, и потому никто не может гарантировать ему верного разультата в заданный срок; но всё же, пока он работает в этом направлении, каждый предпринимаемый им шаг приносит улучшение, и даже если ему придётся трудиться всю жизнь, не приобретя астрального зрения, он всё же усовершенствуется умственно, нравственно, и даже физически. Метод этот называется в различных религиях медитацией. Для целей нашего исследования я разделю её на три последовательных шага - концентрацию, медитацию и созерцание - и объясню, что подразумеваю под каждым из этих трёх терминов.
Но помните, что для достижения успеха эти усилия должны стать лишь одной из сторон общего развития, так что для человека, который хочет научиться её секретам, абсолютным условием является ведение чистой и альтруистической жизни. Правила достижения большего прогресса не составляют никакого секрета, ступени Пути Святости известны миру веками, и в своей книге "Невидимые помощники" я перечислил их согласно учению Будды, указав характеристики, отмечающие каждую. Совсем не трудно знать, что делать - трудность в выполнении этих указаний, которые даются всеми религиями.
Первый шаг, необходимый для достижения высшего ясновидения - это концентрация. Это не глазение на яркое пятно, пока ума вовсе не останется, но приобретение такого контроля над ним, что вы сможете делать то, что хотите и фиксировать его точно на том, на чём вам нужно, на протяжении такого периода, какой вы изберёте. Задача это непростая - она одна из самых трудных и тяжёлых, известных человеку, но она выполнима, потому что уже выполнялась - не однократно, но сотни раз, теми, чья воля сильна и непоколебима. Среди нас могут оказаться люди, никогда и не задумывавшиеся о том, насколько же бесконтрольны обычно наши умы. Остановитесь внезапно, когда идёте по улице или едете в автомобиле, и посмотрите, о чём вы думаете, и почему. Постарайтесь проследить мысль назад, к тому, что породило её, и возможно, вы будете удивлены тем, сколько беспорядочных мыслей пропутешествовало через ваш мозг на протяжении последних пяти минут - влетая и вылетая снова, не оставляя почти никакого впечатления. Постепенно вы начнёте осознавать, что на самом деле это вовсе и не ваши мысли, а просто выброшенные отрывки мыслей других людей. Факт состоит в том, что мысль - это сила, и каждое её употребление оставляет после себя впечатление. Сильная мысль о каком-нибудь другом человеке направляется к нему, а сильная мысль о себе цепляется к самому думающему; но очень много мыслей не являются вовсе сильными и не нацелены особо в каком-то направлении, и формы, создаваемые ими, смутно плавают и недолговечны. Пока они ещё существуют, они могут войти в любой ум, попавшийся на их пути, и происходит так, что когда мы идём по улице, то оставляем за собой шлейф слабых мыслей, а идущий за нами этим же путём встречает эти не имеющие ценности фрагменты, и они вторгаются в его сознание. Они вплывают в его ум, если он не занят уже чем-то определённым, и в большинстве случаев они так же и уплывают, оставив в мозгу лишь самое незначительное впечатление, но если он обнаружит, что какая-нибудь мысль интересна или приятна для него, он берётся за неё и прокручивает её в уме, так что она выходит из него несколько усиленной добавлением небольшого количества его умственной силы. На время он сделал её своей собственной мыслью, и так окрасил её своей личностью. Каждый раз, входя в комнату, мы оказываемся в толпе мыслей - хороших, плохих, нейтральных - как уж случится, но большинство из них составляет лишь тусклый, бесцельный туман, который вряд ли вообще заслуживает название мысли.
И если мы желаем развить какую-то высшую способность, мы должны начать с контроля над нашим собственным умом. Мы должны занимать его какой-то работой, вместо того, чтобы позволять ему играться, как ему угодно и впускать в себя все эти мысли, которые совсем и не наши и которых мы вовсе не хотим. Прежде чем мы сможем сделать первый шаг в направлении истинного и тренированного ясновидения, он должен стать не нашим хозяином, а нашим слугой, поскольку это инструмент, которым нам придётся пользоваться, и он должен быть в нашем распоряжении и под полным нашим контролем.
Концентрация - одна из самых трудных вещей для обычного человека, потому что он не практиковался в ней и едва ли осознаёт, что это нужно делать. Подумайте, что было бы, если бы ваши руки управлялись вами так же мало, как ваш ум, если бы они не повиновались вашим командам и уклонялись от того, что бы вы хотели сделать. Вы бы решили, что у вас паралич и руки бесполезны. Но если вы не можете управлять своим умом, это опасно напоминает умственный паралич; потому вы должны заниматься с ним, пока он не будет у вас в руках и вы не сможете применять его, как хотите. К счастью, концентрацию можно практиковать весь день, в обычных делах повседневной жизни. Что бы вы ни делали, делайте это основательно и фиксируйте на этом свой ум. Если вы пишете письмо, думайте о письме и больше ни о чём, пока оно не будет окончено - оно будет написано лишь лучше с таким старанием. Если вы читаете книгу, фиксируйте свой ум на ней и постарайтесь полностью уловить мысль автора. Всегда знайте, о чём вы думаете и почему; пусть ум будет всегда в умственном труде, не оставляйте его без дела, ведь именно в эти праздные моменты и входит зло.
Даже теперь вы можете очень хорошо сосредотачиваться, если ваш интерес достаточно остро возбуждён. Ваш ум при этом столь полно поглощён, что вы с трудом можете слышать, что вам говорят, или видеть происходящее вокруг. На востоке рассказывают историю о скептичных придворных, которые отказывались верить, что аскет может быть так занят своей медитацией, что не заметит и армию, проходящую вблизи него, когда он сидит под деревом, поглощённый своими мыслями. Присутствовавший царь заверил их, что он может доказать возможность этого и сделал это поистине восточным и автократическим способом. Он приказал принести большие кувшины для воды и наполнить их до краёв. Затем он приказал придворным взять по одному и нести их; они должны были пройти, неся эту воду, по главным улицам города. Но они были окружены царской стражей с обнажёнными мечами, и если кто-либо из них пролил бы хоть одну каплю, этому несчастному отрубили бы голову прямо на месте. В ужасе придворные начали своё путешествие, но все они вернулись целыми. Царь с улыбкой встретил их и попросил рассказать ему все особенности их прогулки и описать встреченных ими людей. Никто из них не мог упомянуть даже одного человека, которого они видели, но все соглашались в том, что были столь заняты, смотря за своими переполненными кувшинами, что не заметили ничего другого. Так что, господа, - ответил им царь, - вы видите, что когда есть достаточный интерес, сосредоточение возможно.
Когда вы достигнете такой концентрации не под страхом смерти, а по собственной воле, тогда вы с пользой сможете перейти к следующей стадии своих усилий. Я не говорю, что это будет просто - напротив, это очень трудно; но это выполнимо, поскольку многие из нас это делали. Когда ваш ум таким образом стал инструментом, попробуйте то, что мы называем медитацией. Выберете себе определённое фиксированное время, когда вас не будут беспокоить; раннее утро, если это возможно, во многих отношениях будет лучше всего. Сейчас это для нас не всегда легко, поскольку современная цивилизация безнадёжно расстроила наш день, так что полдень больше не является средней его точкой, как он должен быть. Теперь после восхода солнца мы ещё долго лежим в кровати, а затем долго остаёмся на ногах после его захода, портя свои глаза искусственным освещением. Всё же выберите время, и пусть оно будет каждый день тем же. Пусть ни один день не пройдёт без регулярных усилий. Вам известно, что при занятии какими-либо физическими упражнениями куда эффективнее делать их понемногу, но регулярно, чем совершать в один день резкие усилия, а потом неделю ничего не делать. Так что в этом деле важна именно регулярность.
Сядьте удобно там, где вас не могут потревожить, и обратите свой ум со всеми его новообретёнными способностями концентрации к какому-либо избранному предмету, требующему высокого и плодотворного мышления. При изучении теософии у нас нет недостатка в таких темах, которые совмещают глубочайший интерес с огромнейшей пользой. Если вам больше это нравится, то вы можете взять какое-либо нравственное качество, как советует католическая церковь, когда предписывает это упражнение. В данном случае вы можете рассмотреть это качество в своём уме, посмотреть, насколько оно важно в божественном порядке, как оно проявляется в окружающей вас природе, как демонстрировали его великие люди древности, как бы вы сами могли проявить его в повседневной жизни, а также как, возможно, вам не удавалось показать его в прошлом, и так далее. Такая медитация на высоком нравственном качестве - очень хорошее упражнение во многих отношениях, ведь она не только тренирует ум, но и постоянно удерживает благие мысли. Но ей обычно должна предшествовать мысль о чём-нибудь конкретном, а когда это станет для вас просто, вы сможете с пользой приняться и за более абстрактные идеи.
Когда это станет у вас установившейся привычкой, которой ничто не сможет помешать; когда вы сможете справляться с этим, не ощущая напряжения или затруднения; когда ни одна странствующая мысль не отважится на вторжение, тогда вы сможете перейти к третьей стадии наших усилий - созерцанию. Но помните, что вы не преуспеете в нём, пока полностью не преодолеете блуждание ума. На протяжении долгого времени, пытаясь медитировать, вы будете обнаруживать, что ваши мысли постоянно отклоняются, и вы не будете знать этого, пока внезапно не обнаружите, как же далеко они ушли. Вы не должны отчаиваться от этого, поскольку это всеобщий опыт - вы просто должны опять призвать заблуждающийся ум к своему делу - возможно, сотню или тысячу раз, если это будет необходимо, поскольку единственный способ добиться успеха - это не допустить даже вероятности неудачи. Но когда вам в конце концов это удастся, и вы определённо овладеете умом, тогда вы придёте к тому, к чему всё предыдущее было лишь необходимой подготовкой, хотя и хорошей самой по себе.
Вместо того, чтобы рассмотреть в уме качество, возьмите высший известный вам духовный идеал. Что это, и как вы это назовёте - не имеет значения. Теософ, вероятно, возьмёт одного из тех великих, о которых мы ранее упоминали - членов Братства адептов, которых мы называем Учителями - особенно если он располагал преимуществом встречаться с ними лично. Католик может взять Пресвятую Деву или какого-нибудь святого-покровителя; другой христианин, вероятнее всего, изберёт Христа; индус, возможно, выберет Кришну, а буддист скорей всего - господа Будду. Имена не имеют значения, ведь теперь мы имеем дело с реальностями. Но это должно быть для вас самое высшее, что бы вызвало в вас величайшее чувство почтения, любви и благоговения, которое вы только способны испытать. Вместо вашей прежней медитации вызовите самый живой умственный образ этого идеала, который вы только можете воспроизвести, и пусть ваши самые сильные чувства изливаются в направлении этого Высшего. Постарайтесь всей силой своей природы вознестись к нему, стать единым с ним, быть в этой славе и красоте, быть от неё. Если вы сделаете это, если будете постоянно продолжать поднимать своё сознание, то наступит время, когда вы внезапно обнаружите, что так едины с этим идеалом, как не были никогда раньше, осознаете и поймёте его, как никогда - ведь для вас воссиял новый и удивительный свет, и весь мир изменился, поскольку в первый раз вы узнали, что значит жить, а вся прежняя жизнь в сравнении с этой покажется подобной тьме и смерти.
Затем всё это снова ускользнёт, и вы вернётесь в свет обычного дня - и действительно он в сравнении с этим покажется темнотой! Но продолжайте работу над созерцанием, и скоро этот чудный момент будет приходить снова и снова, с каждым разом всё дольше оставаясь с вами, пока высшая жизнь не станет вашей навсегда, будет не просто проблеском небес, а постоянным сиянием, новым и непрекращающимся чудом каждого дня вашего существования. Тогда и днём, и ночью у вас будет одно непрерывное сознание, одна прекрасная жизнь, наполненная счастьем помощи другим; и всё же это, хотя и представляется столь неописуемым и недостижимым - лишь начало вступления в наследство, хранящееся для вас и для любого из сынов человеческих. С этим новым и высшим зрением, оглянувшись вокруг, вы увидите и поймёте множество вещей, о которых вы никогда даже и не подозревали - если, конечно, заранее не ознакомились с исследованиями ваших предшественников на этом пути.
Продолжайте свои усилия, и вы подниметесь ещё выше, и со временем перед вашим удивлённым взором откроется жизнь ещё настолько же более великая, насколько астральная жизнь больше физической, и однажды вы почувствуете, что истинная жизнь до сих пор оставалась вам неизвестной - ведь всё это время вы всё ближе поднимаетесь к Единой жизни, одна лишь которая является совершенной истиной и красотой.
Вы скажете, что такое развитие потребует многих лет. Да, это вполне вероятно, ведь вы пытаетесь сжать в одну жизнь эволюцию, которая обычно занимает многие жизни; но всё же это более чем стоит затраченного времени и усилий. Никто не может сказать, сколько времени это займёт в каждом конкретном случае, поскольку это зависит от двух вещей - количества той коры, через которую нужно пробиться, и энергии и решительности, которые будут вложены в работу. Нельзя обещать, что через столько-то лет вы непременно добьётесь успеха - можно лишь сказать, что многие до вас пытались и у многих получилось. Все великие Учителя Мудрости были когда-то людьми такого же уровня, как и мы, и как поднялись они, так надлежит и нам. Многие из нас тоже делали скромные попытки и достигли успеха - одни в большей, другие в меньшей степени, но никто из нас не сожалел о них, ведь чего бы мы ни достигли, помалу или помногу, приобретается нами навсегда, поскольку становится присущим душе, которая не подвержена смерти. Всё приобретённое таким образом остаётся в нашем владении и распоряжении, и способности эти - полные и сознательные, поскольку это не медиумизм, не слабое, временное качество, приходящее в трансе, а способность развитой и славной жизни, к которой когда-нибудь придёт всё человечество.
Но человек, желающий раскрыть в себе эти способности, будет очень неблагоразумен, если не позаботится прежде всего о крайней чистоте сердца и души, ведь это первейшая и величайшая необходимость. Если он собирается сделать это, и сделать хорошо, он должен очистить своё ментальное, астральное и физическое; он должен отбросить свои любимые грешки и физическую нечистоту; он должен прекратить осквернять своё тело мясом, алкоголем и табаком и постараться сделать себя насквозь чистым - с этого низшего плана до высших. Если он не думает, что стоит бросить свою любимую нечистоту ради высшей жизни, то это его собственное дело; ещё в древности было сказано, что нельзя служить Богу и Маммоне одновременно. Я не говорю, что вредные привычки на физическом плане полностью лишают человека возможности психического развития, но самым решительным и определённым образом заявляю, что человек, остающийся нечистым, никогда не застрахован от опасности, и что касаться таких святых вещей грязными руками - всегда значит подвергаться страшному риску. Человек, стремящийся к высшему, должен освободить свой ум от беспокойства и забот низшего порядка; выполняя свой долг до самого конца, он должен делать это безлично и лишь ради правды, результат же предоставить на усмотрение высших сил.
 
 
 
Таким образом при своём продвижении он соберёт вокруг себя существ чистых и готовых помочь, и сам будет светить солнечным светом тем, кто страдает или в печали. Так он будет оставаться господином себя, чистым и бескорыстным, никогда не используя свои новые способности ради личных целей, но всегда лишь для помощи и продвижения своих собратьев, которые тоже смогут научиться, насколько смогут, жить более широкой жизнью и подняться из тумана невежества и эгоизма в великолепный солнечный свет божественного мира.