Шестьдесят пять. Год 1961-ый

            Шестьдесят пять это пять по тринадцать. Всего-то. Пять периодов, пять небольших вешек в жизни.
           Кто-нибудь скажет: что это ты, мол, придумал за вешки такие – через каждые тринадцать лет?! Через пятилетку – это понятно! Мы с незапамятных времён привыкли пятилетками мыслить. Или, скажем, через десятилетие. Тоже вполне доступно. На десятилетия вся наша жизнь разбита – то случилось в восьмидесятые, это – в девяностые, а вон то вон – вообще ещё в шестидесятые! А тут – через тринадцать! Чёртова дюжина какая-то!
            А почему бы и нет? Во-первых, шестьдесят пять делится только на пять и на тринадцать. А насчитать тринадцать периодов в жизни совсем непросто! Не набирается их столько! Да и короткие они какие-то получаются!
            Другое дело – пять периодов. Тут каждый в своей жизни столько наковырять может!
            А дробные периоды только у десятичных дробей бывают.
            И потом, у меня эти выделяющиеся годы, годы, которыми заканчивались периоды, действительно можно назвать вешками. Уж больно замечательными событиями они были отмечены!
            И снова мне скажут: в любом году можно найти замечательное событие! Можно. Только вешками эти события не очень назовёшь. Не тянут они на вешки!
            Конечно, вы спросите, что же такое значительное случилось у меня именно в эти годы? И чем уж они так выделяются из череды всех прочих? Не знаю, не знаю...
            Про исходную вешку, год 1948-ой, ничего особого сказать не могу, ибо соображать, что я – это я, и ощущать себя в жизни я начал несколько позже. Поэтому начну со следующей вешки. Итак,

                Год 1961-ый

            На день рождения Жанка подарила мне конфету.
            Тоже мне событие! – скажете вы. Мало ли нам конфет дарили?!
            Это кому как! Прежде всего, конфета была просто замечательная. Огромная, величиной, наверное, с большой толстый карандаш, завёрнутая в красивую обёртку, с голубым бантиком на одном из торцов, она бы смотрелась даже на новогодней ёлке! Наверное, Жанка и сама с удовольствием съела бы её. Жанка всегда была, да и сейчас есть, та ещё сластёна! Но ведь не съела, донесла! Все остальные девчонки подарили только открытки да книжки – тогда в основном только книжки и дарили! – а она ещё и конфету! И когда я хотел эту конфету на всех разделить, первая же и возмутилась – это же, мол, тебе подарок!
            Ну и потом, ведь её подарила Жанка! А Жанка мне нравилась гораздо больше всех других одноклассниц!
            Конфету я повесил над своей кроватью. На толстой нитке. Нет, конечно, я не молился на неё, как на икону, но, наверное, был весьма недалёк от этого!
            Провисела она ровно девять дней. Братишка Женька, для которого она стала настоящим искушением,  раза три подкатывал ко мне с предложением распробовать этот подарок, и  наконец не выдержал – втихаря от меня её сожрал! Мог бы в обёртку какую-нибудь палочку завернуть и повесить на место, я и не заметил бы! Но в свои тогдашние без малого десять лет он до этого просто не додумался!
            А спустя короткое время случилось ещё два эпохальных события. Двенадцатого апреля полетел Гагарин, а пятнадцатого  в соседнюю квартиру к тёте Маше приехала пожить племянница Туська, моя ровесница. То есть, Туськой её называли мы вслед за её роднёй. По настоящему её звали Наташей.
            Полёт Гагарина совершенно поменял моё отношение к науке. Я стал интересоваться астрономией, физикой, математикой. Я даже стал лучше учиться. Я взахлёб читал книжки Перельмана, Кордемского. Я впервые узнал, что существуют неразрешимые задачи, типа Великой Теоремы Ферма, или задачи Трёх Тел. Я впервые понял, что разгадывать загадки, поставленные природой, может быть гораздо интереснее, чем заданные в нехитрых сочинениях Агнии Барто.
            Мы, мальчишки того времени, бредили космосом. Мы лепили самодельные ракеты, напихав в их нутро мелко нарезанные кусочки фотоплёнки – она тогда была очень даже горючая – и торжественно запускали их с космодрома посредине двора. Мы экономили на школьных завтраках и покупали конструкторы для сборки авиамоделей. И они у нас летали, и ракеты, и самолёты! Мы до дыр зачитывали только появившуюся тогда "Туманность Андромеды" Ивана Ефремова. Это была жизнь, это была наука, и она была так непохожа на унылое вбивание в нас школьный знаний!
            А с появлением Туськи я из детства перешёл в юность. Я впервые осознал, что с девочкой можно дружить. И дружить не в том смысле, что играть с ней в её девчоночьи игры – в прыгалки или классики – в такие игры мы и с другими девчонками играли. И во дворе, и в классе. С Туськой мы дружили по настоящему, как со своим парнем. Мы вместе разбирали домашние задания – она училась в параллельном классе, и задавали нам примерно одно и то же. Мы вместе удирали с уроков в киношку. Мы вместе обедали, то у неё, то у меня. Мы вместе выходили играть во двор. Мы вообще постоянно были вместе. И Туська постоянно была в кого-то влюблена и постоянно выворачивала мне своё нутро. Как своему в доску.
            После окончания шестого класса мы вместе поехали в пионерлагерь, были в одном отряде, в одном изокружке – и Туська, и я очень неплохо рисовали. И здесь мы постоянно были вместе. Вместе дежурили по кухне, вместе убирали территорию, вместе ходили в походы. Даже спали рядом, через тумбочку. У нас с девочками из нашего отряда был общий корпус, девочки спали на правой половине, мальчишки – на левой, и разделяли обе половины только входные двери с одной стороны, да наша с Туськой общая тумбочка – с другой.
            Был ли я в неё влюблён? Наверное. Сам я наши отношения считал дружбой.  Влюблён я был совсем в другую. И другую защищал  от всяческих невзгод и спасал от всяческих врагов в своём буйном воображении. Причём, часто вместе с Туськой! Правда, в отличие от Туськи, я всё это в меру своих сил держал в себе – в свои тринадцать лет мальчишки не особо выкладывают свои чувства и чаяния на любовном фронте!

Продолжение здесь:  http://stihi.ru/2013/03/11/2077

      Ташкент, 26-27.02.2013