Лотофаги

                МИФОЛОГИЧЕСКАЯ ПОЭЗОДРАМА
                ПО МОТИВАМ ПОЭМЫ ГОМЕРА «ОДИССЕЯ»

Действующие лица

Одиссей, царь Итаки.
Команда его корабля: Эльпенор, боцман; Эврилох, Перимед, Тримед, Политос — моряки.
Пифия.
Полилогос, член Высшего Совета.
Старый лотофаг.
Два стражника.
Счастливый народ лотофагов.


Сцена I. Вечер. Корабль Одиссея стоит в порту, у грубо сколоченного мола. Набережная заброшена и почти обвалилась. Портовые строения представляют собой ряд ветхих сараев. Стоя на молу, Одиссей и моряки недоумённо озираются.

ПОЛИТОС.  Тут есть ли кто живой? Не понял!

ЭЛЬПЕНОР. Ну, остров! Прямо на заказ…

ЭВРИЛОХ.   Я сомневаюсь, что пополним
           Здесь пищи и воды запас.
           Какая-то кругом разруха…
           Война? Не дайте, боги, – мор?!

ПЕРИМЕД.   Трясусь, как нервная старуха…

ТРИМЕД.    Все на корабль! Уплыли!..

ОДИССЕЙ.                Вздор!
           Мы — греки, стало быть, не трусы.
           Заброшен остров или нет —
           Готовьте для обмена бусы,
           Вино в амфорах, горсть монет!
          
           Пора припасы обновить.
           Но попусту не лезьте в драку:
           Домой,  не милую Итаку,
           Нам всем бы заживо доплыть!..

Уходит вглубь острова. Команда, поколебавшись, следует за ним.


Сцена II. Глубокие сумерки. Озеро, полное огромных плавающих лотосов. Чуть поодаль от берега — посёлок из весьма примитивных хижин. Некоторые из них готовы рухнуть и кое-как подпёрты брёвнами. На пляже разлеглись лотофаги. Они почти обнажены или одеты в лохмотья. Позы самые беспечные; одни спят, другие целуются между собой или что-то напевают. Нет лица без блаженной улыбки. Возле каждого  — кучка лотосов.
По тропе к озеру подходят Одиссей и его команда. Останавливаются, поражённые. Во время их дальнейшего разговора лотофаги не обращают на пришельцев ни малейшего внимания.


ЭЛЬПЕНОР.     Вот зрелище, клянусь богами!
              Агора нищих и бродяг!..

ПЕРИМЕД.      Но лыбятся, как в балагане.

ЭВРИЛОХ.      Неописуемый бардак!
              Торговля здесь обречена —
              Нажрались   местной бормотухи!..

ОДИССЕЙ.      Они пьяны не от вина.
              Есть травы, знают их старухи,
              Лихие ведьмы. Это  сбор
              Подсушат, сыпанут в костёр,
              И стоит только дым вдохнуть —
              В мир дивных снов ты держишь путь!.. 

ЭЛЬПЕНОР.      Тем лучше! Пусть себе витают
               В  своих заоблачных мирах.
               Возьмём, чего нам не хватает,
               И восвояси.

ЭВРИЛОХ.                Всё же страх
               Меня томит какой-то тёмный:
               Как будто силою огромной
               Проклятый остров наделён
               И нынче нас погубит он!..

ПОЛИТОС.       Известно, ты трусливый малый, —
               А мне вот остров чем-то мил.
               Бедны? Зато не злы, пожалуй.
               Обкурены? Да где взять сил
               Для трезвости, когда судьбою
               Они обижены; когда
               И сыты, видно, не всегда?!
            
               Злосчастные…
                Я сам, не скрою,
               Под Троей ранен, еле жив,
               На греблю годы положив
               Средь океанской синевы, —
               Курнул бы этакой травы!..

Внезапно заметив пришельцев, со своей подстилки поднимается Пифия. Глаза её горят наркотическим вдохновением. Простирая руки к Одиссею, она начинает свой страстный монолог.

ПИФИЯ.         Здравствуй, капитан безвестный!
               Нет, — твоё ведь званье выше…
               Ведай, царь: из мрачной бездны
               Ты сегодня к солнцу вышел.

               Эй, команда! Плачь и смейся!
               Пусть сердца забьются чаще:
               Нет на свете лучше места,
               Вы вполне достигли счастья.

               Род людской валится в пропасть,
               Зыбко всё — границы, флаги…
               Мы ж едим медвяный лотос,
               Лотофаги, лотофаги!

               Где-то снова сеча злая,
               Нерешённые проблемы, —
               Мы живём, забот не зная,
               И в умах одни пробелы.

               Есть из лотосов настойка…
               Пусть мы голы, пусть мы босы, —
               Не тревожат нас нисколько
               Ваши вечные вопросы.

               Чужды мы душевным бурям,
               Жизнь весёлая, простая;
               Можем радоваться бурно,
               Лотос в волосы вплетая.

               Не к лицу нам твердолобость, —
               Мы свободны, дики, наги!
               Курим высушенный лотос…

ЛЮДИ У ОЗЕРА (хором). Лотофаги! Лотофаги!..

Внезапно к морякам подходит мужчина, не похожий на прочих. Он выбрит, причёсан, одет в хитон из дорогой ткани; на руках — браслеты и кольца. Это Полилогос*.

ПОЛИЛОГОС.     Друзья! С большим и тёплым чувством
               На берегах  родной страны…

Подойдя к Эльпенору, касается его бицепса.

               Позвольте мускулы пощупать…

Эльпенор с отвращением отталкивает его.

               Да, вижу, вижу, вы сильны!

               Простите мне мою неловкость!
               Волнуюсь, право… В этот час
               Я, недостойный Полилогос,
               Уполномочен встретить вас.

               Вы долго плыли, может статься,
               Блуждали, не смыкая век;
               Я приглашаю вас остаться
               На день, на год — или навек!
 
               Здесь хорошо…

ЛЮДИ У ОЗЕРА (хором).     Клянёмся Зевсом! 

ПОЛИЛОГОС.     На острове не строг закон:
               Он сострадает чужеземцам,
               Которым лотос незнаком;

               Терзать проверками не станет,
               Чинить допросы — и вообще
               Охотно всем вам предоставит
               Уютное убежище!..

Слушая Полилогоса, Одиссей внимательно осматривает его. И вдруг останавливает жестом руки.

ОДИССЕЙ.       Постой! «Свободны, дики, наги…»
               Но я не слишком бестолков
               И вижу главное, однако:
               Ведь сам ты — вовсе не таков!

               Видать, не беден ты, хозяин, —
               Вот уж кому живётся всласть!..

ПОЛИЛОГОС.     Страшнейшее из наказаний
               На острове…

ЭВРИЛОХ.                Какое?

ПОЛИЛОГОС.                Власть!

               Эту ношу не всякий стерпит…
               Земляков, умнейших по факту,
               К заключению в Высшем  Совете
               Приговаривают лотофаги.

               Мы в угоду всему народу
               Отвечаем за быль и небыль,
               За погоду и непогоду,
               За количество звёзд на небе;

               Много ль в год родится девчонок
               Или рыб поймается в сети,
               Снегу белым быть или чёрным, —
               Всё решается на Совете.

               Избиратель плывёт в нирвану,
               Мыслей меньше, чем у младенца, —
               А для нас авралы нормальны,
               И на лучшее не надейся!

               Мы бы, право, дрова кололи,
               Да народ захотел иначе…
               Сыт? А сколько сожгут калорий
               Политические задачи?!

               Вид богатый? Поймите сами:
               Принимаем послов толково;
               Завтра брифинг, сегодня саммит, —
               Шьём хитоны по протоколу!

               Я согласен на эту долю — 
               Жизнь отдам за родимый остров!..
               Ну, а вам ни к чему худое.
               Жуйте лотос. Всё будет просто.

Уже некоторое время к словам Полилогоса прислушивается сидящий неподалёку старый, тощий, предельно оборванный лотофаг. Внезапно он встаёт и, ковыляя, подходит к собеседникам. 

ЛОТОФАГ.       Гости в наш глухой район?
               Им очки втираешь ловко!
               Услыхав твоё враньё,
               Я очнулся. Чую ломку.

ПОЛИЛОГОС.     Слушай, дед, — а ну, хромай!
               Под арест отправлю лично.
(Гостям.)      Совершенный наркоман!
               Это редкость. Нетипично…

ЛОТОФАГ (замахиваясь на Полилогоса). Руки прочь, паскудный лгун! 

Тот испуганно отскакивает.

              Что тюрьма мне, Полилогос?
              Жить осталось пару лун,
              Съел нутро проклятый лотос.

Полилогос убегает.

              Может, сотню лет подряд
              Мы до вечера, с рассвета,
              Собираем этот яд
              По велению Совета.

              Данный свыше, строг режим,
              И не рыпнешься, — куда там!
              Сложим за день сто корзин,
              Как прилично автоматам. 

              Листья, стебли, лепестки, —
              Массу сладкого дурмана,  —
              Доверху набив тюки,
              Отошлют в иные страны.

              Нам — тугие стебли рвать,
              Ничего не сознавая;
              Им — отраву продавать,
              Делать деньги,  не зевая…

              Нет ещё мне  тридцати:
              Чахнет ум и чувства тают…
              Строить, сеять, скот пасти? 
              Где взять силы? Яд съедает.

              Ах, проклятая дыра,
              Слабосильная команда!
              Дом — гнилая конура,
              Пища — мутная баланда…

Пока Одиссей и прочие моряки слушают лотофага, Политос потихоньку отходит от них. Выбрав себе местечко на пляже, между лежащими, ложится  сам — и отщипывает лепесток у чужого лотоса. Начинает жевать. Так он постепенно съедает целый цветок, после чего погружается в блаженную дрёму.

              Побалдеем до утра, —
              В воду! Только плеск и слышен…
              Коль голосовать пора, —
              За кого, подскажут  свыше.

              Но и чёрта изберём
              Мы в Совет, и крикнем «Слава!»,
              Сохранил бы наше право:
              Собирая день за днём,
              И самим вкушать отраву…

Возвращается Полилогос с двумя верзилами-стражниками. Уже почти совсем темно, в руках у них зажжённые факелы.

              А-а, ребята! Смысла нет…
              Всё. Язык теряет ловкость.
              Размягчается хребет.
              Тьма в глазах. Скорее… лотос!

Упав на четвереньки, старый лотофаг ползёт обратно на пляж. Схватив один из цветков лотоса, лежащих рядом с ним, начинает жадно его  объедать.

ПОЛИЛОГОС (тихо, стражникам). Приметим. Утром надо взять.

СТРАЖНИКИ.    Уыы, уыы!               

ПОЛИЛОГОС (Одиссею и морякам.)  Ну, что? Остаться
              Надумали? Готовы, братцы,
              Мне дать ответ?

ОДИССЕЙ.                Себя  вязать
              Не будем мы последним словом.
              Устали. До утра вздремнём
              Под ласковым небесным кровом,
              У этих тихих вод. Потом
              Ответим…

ПОЛИЛОГОС.          Мудрое решенье!
              Теперь весь остров будет спать…
              Один совет хочу вам дать:
              Чтоб снять последнее сомненье,
              Поешьте лепестков.  Иной
              Мир явится сквозь мрак ночной,
              И тотчас вы, скажу вам честно,
              Увидите: здесь ваше место!..

ОДИССЕЙ.      Мы так и сделаем.

ПОЛИЛОГОС.                Отлично.
              Увы, остаться с вами лично
              Я не смогу. Но двух мужей
              Достойнейших, двух сторожей
              Оставлю, чтобы рядом были
              И ваш ночной покой хранили.

СТРАЖНИКИ.    Уыы, уыы!..

ПОЛИЛОГОС.            Спокойных снов!

Одиссей и Полилогос раскланиваются, затем последний уходит.

ОДИССЕЙ (стражникам). Один из наших моряков
              Уже, должно быть, причастился
              Цветка забвенья; примостился
              Среди покоящихся тел, —
              Но я б найти его хотел.
              Я потревожу вас, простите…

СТРАЖНИКИ.    Уыы, уыы!..

ОДИССЕЙ.             Вы посветите. 

Стражники с факелами, а за ними и гости идут на пляж. Свет вырывает из тьмы тела покоящихся лотофагов. Все уже лежат вповалку. Одиссей и моряки засматривают в лица лежащих. Вдруг навстречу им поднимается вдохновенная Пифия.

ПИФИЯ.        Царь! Блаженства новизна
              Твоему послушна знаку.
              Вот — троянская казна,
              Вот — ступаешь на Итаку.

              Ты теперь — богам под стать!
              Кулаком свалил циклопа,
              И с тобой ложится спать
              Молодая Пенелопа.

              Грянет медь всесветный марш,
              Брызнут струи звёздной влаги…
              Ты теперь — навеки наш,
              Посвящаю в лотофаги!..

Выкрикнув это, пифия падает без сил. Никто из спящих даже не пошевелился. Огни факелов уплывают во тьму; не видно, что возле них происходит. Затем раздаются два глухих удара и звуки падения тел.
 
               
Сцена III.  Рассвет. Корабль в открытом море. На палубе лицом кверху, с закрытыми глазами  лежит Политос; его обступили Одиссей и прочие мореплаватели.    

ЭВРИЛОХ.      Едва спасли… Придёт ли он в себя?               

ПЕРИМЕД.      Я этому хмырю как приложу!..

ТРИМЕД.       А я  — второму!

ПЕРИМЕД.                Да? Он был слабак!
              Зато вот мой…

ОДИССЕЙ.                Мальчишки! Вам скажу:
              Не то спасло нас, что вы били лихо,
              А то, что били тихо!..    

ЭЛЬПЕНОР.     Пока его тащили, ждал я бед;
              Едва не обмочился, вот вам слово!
              Всё, думаю,  пропали! Их Совет
              Уже послал в погоню костоломов,            
              Они догонят нас в один прыжок,
              И…

Политос открывает глаза.

ПЕРИМЕД.       Смотрит!

ОДИССЕЙ.             С возвращением, дружок!


Политос медленно поднимается. Оглядывается по сторонам. У него дикие, шальные глаза. И вдруг, увидев удаляющийся остров лотофагов, бросается к борту. Его едва успевают схватить. Политос бьётся в руках матросов, пытаясь вырваться.

ПОЛИТОС.      М-м-м-м! Ва-ва-ва-ва-ва-ва!..

ЭВРИЛОХ.      Послушайте! Каким бы эллин ни был,
              Имеет он священные права.
              Отступимся! Политос сделал выбор. 
               
              Мы все свободны от рожденья, да!
              Не персы, видит Зевс, не эфиопы…
              Мужчина, воин, — он идёт туда,
              Куда желает. Это клич Европы:

              Свобода! Даже пусть себе в ущерб,
              Рискуя всем, мы выбираем вольно.
              Жевать он хочет лотос? Как ни больно,
              Должны мы согласиться…

Тем временем, под руководством Эврилоха, матросы связывают Политоса по рукам и ногам. Он продолжает бессвязно мычать и брыкаться.
               
ОДИССЕЙ.                Худших черт
               
              Не знаю я за нашим братом греком,
              Чем эта: левой пятке не перечь!
              Рождён  ли ты нормальным человеком,
              Живёшь ли честно и сумел сберечь

              В житейских испытаньях благородство
              Или тебя душевное уродство
              Подмяло, превращая в злую тварь, —
              Ты всё равно свободен, словно царь!

              Не глупо ль это? Льву в овечьем стаде
              Дадим ли волю?   Кобре — меж детей?
              О нет! Своих любимых, близких ради
              Стою за то, чтоб пагубных страстей

              Боялись мы, как искры на соломе
              Или чумы в здоровом, мирном доме!

              Один уйдёт, забвенья пожелав,
              Другой сбежит в чужом порту к блудницам,
              А третий, доказав свободный нрав,
              Нас попросту ограбит…
                Что ж, смириться?

              Таков, мол, их свободный выбор был…
              Нет! Если ты себя не усмирил,
              То, значит, и свободы не достоин:
              Самец, а не мужчина; зверь, не воин!

ЭЛЬПЕНОР.     Всё правда. Ну, а если этот — слаб
              И дурь ему дороже, чем Итака,
              Его в пути исправлю я, однако:
              По палубе поползает, что краб,
         
              Надраит пол, борта покрасит живо,
              Повертит, вместо отдыха, весло,
              Поднимет парус…

ОДИССЕЙ.                Лучшего режима
              И не придумать, боцман.   Тяжело
              Творить такое с другом, с итакийцем, —
              Ведь мы иной раз милуем врагов, —
              Но, хоть весь мир под нами опрокинься,
              А мы родных достигнем берегов!

Корабль уходит к горизонту. Крепчает ветер, волны становятся выше.

* Болтун (греч.).

                ХІІ. 2012