Ведьма

 


Не писал бы о ведьмах, если бы их столько не развелось за последние годы. Так и мельтешат, так и мельтешат перед глазами, прелести свои обнажая. Прежде на метлах носились, рассекая ночной воздух и оставляя след серебристо-туманный за своей спиной.
Теперь ведьмы метлу сменили на престижные марки автомобилей, выходят из салона, сначала  ножку в туфельке на высочайшем каблуке показывая, потом и все остальное выплывает. Двигается ведьма неторопливо, грудью силиконовой вперед, бедрами своими активно повиливая. В руке с наклад-ными ногтями сигарета длинная, в пальцах оттопыренных, словно ведьма боится их случайно обжечь пеплом от табака. Лицо описывать не стану, поскольку вместо него – рекламный щит косметики, пусть и скромно малых размеров. Что касается следа, то за спиной остается удушливо-крепкий запах пар-фюмерии.
Трудно сказать, какими сатанинскими приемами современная ведьма обладает, но о себе постоянно знать дает объявлениями в журналах и даже на телевидении.
Чем она собирается удивить клюнувшего на рекламу, знать мне не дано?  Но цель, определенно, одна – пополнить карман бездонно-дырявый купюрами зелеными, из-за океана поставляемыми. Ведьме их постоянно не хватает – до того ж прожорлива!
Прежде ведьма скромной особой была, днем ничем себя особенным не выделяя.  Какая там реклама, когда одно подоз-рение о незаконном виде мышления, изредка подкрепляемое действием, кучу неприятностей несло, и даже жизни могло стоить! Замужество ведьмы всегда иллюзорно было, ибо за ним всегда маячило разоблачение. Даже взгляда в сторону охальника ведьма не бросит, хотя робкой ее, конечно, не назовешь. Только накануне праздников великих христианских ведьма оживлялась и отправлялась на совет, шабашем называемым, чтобы получить словесные инструкции,  как и чем, испортить настроение богомольцев, заодно душу потешить веселым застольем и забавами разными. Готовилась к тому, темноты, дожидаясь. Ночь в права свои вступала, беспросветная мгла окутывала округу, село в глубокий сон погружалось, не тревожимое даже лаем собак, тут ведьма и садилась на свой транспорт, пропуская его между ног, и поднималась в воздух. Представьте только на мгновение, что приходилось ведьме испытывать, сидя на относительно   тонкой палке? Закона земного тяготения природа и для ведьмы не отменяла…  Вот и приходилось, чтобы вес свой уменьшить, использовать левитацию, натирая тело свое особыми снадобьями, составлением рецептов их сотрудники ада занимались. Каждая ведьма свой рецепт имела, только ведомой ей одной! Учитывались индивидуальные душевные и физические данные каждой. Делиться тайнами его с другими было категорически запрещено!  Представьте только мысленно картину такую: рецепт тот, проведав, все село поднимается  на метлах в воздух?.. О наличии рецептов таких, позволяющих изменять не только вес, но и форму тела, еще во времена Древнего Рима бывалые люди знали. Ну, не могу я не доверять такому знатоку, каковым писатель того времени Апулей является. Можете в этом сами убедиться, прочитав его «Метаморфозы или золотой осел» Запах снадобий, - уверяет Апулей,- был мерзостным, как и должно благоухать всякое дерьмо,  созданное нечистью. Вернуться в прежнее состояние было возможно, только съев благоухающие лепестки роз.
Современные косметологи тоже бьются над составами  таких снадобий, правда, не для полета, а для удаления морщин у какой-нибудь семнадцатилетней красавицы. Гляжу на рекламу, и удивляюсь тому, что морщины глубокие атакуют, с удивительным постоянством, не зрелый возраст, не старух каких-то, а юных, у которых морщины могут появиться только после применения рекламируемых косметических средств.
Случалось ведьме и пренебречь принятыми правилами, если случалось что-то непредвидимое… Ну, скажем, Сатана аврал объявлял. Тут уже ведьмы были без раздумий бросаться на зов господина!

 

Тогда ведьма отваживалась на полет и в светлую лунную ночь, когда все на земле кажется отлитым из серебра, а  на небесах звезды Луны сторонились, понимая ее явное над ними превосходство в блеске. Не всякой ведь звездочке захочется свою ущербность показать, став рядом с полуночной красавицей? Случалось, что полет ведьмы мог увидеть случайно запоздалый путник.  Долго тот протирал кулаками глаза свои, не веря в видение случившееся. Поверит, значит, слухи пойдут, кругами распространяясь, как круги на воде после камня брошенного.  Разговоры, крики споры никому ненужные… И без того ведьме достается от наговоров за те действия, которых она не совершала. Ну, спрашивается, зачем ей ночью доить чью-то корову? Что за глупость! Что ей молока от своей коровы не хватает? Не жаловаться  бы такой нерадивой хозяйке на ведьму, а получше кормить бы корову, не забывая о русской поговорке: «молоко коровы на ее языке». Разве ведьма виновата, что корова Манька дает меньше молока, чем коза нераздоенная!
Соберет хозяйка Маньки  вблизи колодца вокруг себя толпу баб деревенских, и начинает в малых надоях коровы ведьму обвинять. А бабам деревенским только повод подавай, чтобы лясы поточить: ведра поставят на землю, обопрутся на коромысла и слушают, поддакивая,  смакуя очередную небылицу «неудахи».  Потом, посчитав, жалобу  обоснованной, с охами да ахами, начинают перебирать всех баб на селе, пытаясь вычислить, которая из них ведьмой может оказаться? Не всегда, конечно, но находят!
Важно усилия общие к поиску такому приложить! Как-то, помню случай такой вышел, я совершенно случайно свидетелем ему стал:
Я долго не был на селе,
Вчера лишь возвратился,
С друзьями был, навеселе…
Немного подкрепился

Иду домой, мне весело,
Пусть неровна дорога.
Гуляет всё моё село,
Мои танцуют ноги.

Тишь. Воздуха движений нет,
На вётлах чернью гнёзда.
Там чиркнул метеора след,
Мерцали в танце звёзды.

Вдруг крики раскололи тьму,
Я побежал на звуки!
Как всё случилось, не пойму,
Бревно попалось в руки?

Так, небольшое, метра с три,
И толщиной с оглоблю.
Потом суди меня, кори,
Но недругов угробил бы…

Кто чей, кто ваш, не наш?
Нет  личных интересов.
                Сбежались, словно на шабаш,
Со всей округи  бесы.

Толпа бурлит, толпа растёт,
Как тесто в квашне, бродит.
« Я знаю, наше дурачьё -
Само себя заводит!»

Я слышу: «Бей её, тащи…
Была здесь и намедни…
Что там лопочет и трещит…
Опять явилась, ведьма!»

Картина краешком видна,
Я растолкал передних.
Дрожит у дерева одна,
Скандируют все – «Ведьма!»

Я девушки не рассмотрел,
От злобы зубы сжались,
Вокруг неё так много тел –
Носились и визжали.

Я заслонил её собой,
И крикнул, что есть мочи:
«По ком споют за упокой
Такой волшебной ночью?

Что будет с каждым впереди,
Задумываться нечем?
Кто верит в Бога, подходи,
Поставив в церкви свечи!»

Толпа отхлынула, ушла.
«Ну, что трясешься, дура?
Ты, что, заклятий не нашла,
На них обрушить бурю?»

Я грубо, резко, горячо, 
Расшевелить старался,               
Она уткнулась мне в плечо,
И горько разрыдалась….

Прошло уже немало дней.
Любуюсь ее телом
Я пьян от радости моей,
В объятиях нежной девы.

И кожа девушки чиста,
На ней нет тайных знаков,
И лишена она хвоста,
И любит «забияку».

Я не хочу ей показать,
Какой я славный мальчик,
Но жизнь мою готов отдать
За каждый её пальчик.
Выяснить бы еще вопрос немаловажный: откуда сами ведьмы берутся? Рождаются ли ими, или становятся? То, что слово «ведьма» происходит от русского слова «ведать» - значит, знать, не трудно догадаться. Знания, конечно, – необычные, не всякому подвластные, к колдовству ведущие. С такими в обычной, рядовой семье появиться, пожалуй, не возможно… А вот в семье колдунов и колдуний это свойство генами может передаться. Стоит такой потенциальной особе любопытством только разбудить дремлющую наследственность! Темень древняя, дремучая, в таком случае, сама из глубины веков руки свои потянет к любопытствующей. То амулет ей подсунет, словно случайно, то книгу ветхую с заговорами, то еще чего-нибудь из стоящего…   Если к искусству «темному» тяга появ-ляется, то чувства обостряются, память изменяется так здорово, что для запоминания и больших усилий применять не требуется. Естественно практическое закрепление знаний поэтапно проходит. Самый первый из них, я полагаю, гаданием назы-вается. Что ни говори, а заглянуть и в прошлое, и в будущее не всякому дано. А хочется, зудежь любопытства одолевает! Естественно и в искусстве гадания немало шарлатанов появляется, так называемых прилипал-экстрасенсов. Что поделать, и прогадать можно:
Ворожила бабка
        На кофейной гуще:
       «Будешь есть ты сладко,
        Будешь жить ты лучше!»
 
        Но из тех я женщин,
        Ищущих и ныне,
        Сладости не меньше,
        Чем в степной полыни.

        Ворожила бабка
        На зерне отборном:
«      Будешь жить ты сладко,
        Но в краю – озерном!»

        Бабки предсказанье
        Помню и поныне…
       Словно в наказанье,
       Я жила в пустыне.

Буду век молиться,
И мольбу не брошу
О глотке водицы,
О дожде хорошем.

Старая кокотка
Карты разложила:
«Ты найдешь красотка
Золотую жилу!»

Я ее искала,
Сколько было силы,
Тьму ночей не спала,
Надорвала жилы.

Старая волчица
Разбирала смачно
Сердце, печень птицы
В помещенье мрачном:

«Будешь сыром в масле,
Как валек, кататься.
И с любимым в счастье
Жить и миловаться!»

Нежные словечки
Слышала подушка.
Я горела свечкой,
Прожила кукушкой.

Часто одеялом
Мне была газета.
На скамьях вокзалов
Думала об этом.

Время пролетело,
Все на место стало,
Все пошло  «по делу»»,
Как о том мечтала.

Бросила пустыню
И помчалась к дому.
Дом хоть и пустынный,
Но зато – огромный.

И кругом озера,
Ерики и речки…
Сторож «оборзенный»
На моем крылечке.

Жилу я открыла,
А она – в гаданье,
Дурою я жила
В горе и страданьях.

И любви, как море,
И людей – округа.
И чужое горе
Стало мне подругой.

Бабку мою часто
В церкви поминаю.
На кофейной гуще
Дуракам гадаю.

Я берусь за карты,
Я калечу птицу.
Заедаю чарку
Черною икрицей.

В жизни оголтелой
Дураков немало.
Я гадаю смело
И кому попало!

Что  случится с ними –
Ничего не знаю…
У меня есть имя,
Под него гадаю.
            Первый этап обучения миновал, и если на нем не остановиться, то и ко второму потянет.
 Тут уже без беса не обойтись. И не будет тот бесом таким мелким и забавным, каким он представлен в гоголевской «Ночи перед Рождеством».
Бес настоящий со знанием вопроса к делу подходит. Он поможет ведьме начинающей встретиться с опытными настав-ницами. Для того  слетаются ведьмы на шабаш.  Место выбора место шабаша определяется местными условиями. Лучше всего для этой цели невысокий холм безлесный подходит – «Лысая гора»
Такая гора внешним видом своим напоминает место казни Иисуса Христа, Голгофой называемое. Одним из переводов этого древнего названия является «череп»
На череп и был похож холм, на котором были установлены кресты для мучительной казни. На среднем и принял смерть Спаситель наш.
Вот и ищет нечисть места проклятые, внешним видом напоминающие Голгофу. И собирается она накануне крупных религиозных праздников.
Такое происходит в Западной Европе, такое происходит и у нас.
На Западе ведьмы на шабаш собираются накануне праздника святой Вальпурги.          Ночь перед этим праздником получила название – «Вальпургиевой ночи»  Многие из православных не знакомы с житием святой Вальпурги. Смею, поэтому, несколько слов сказать о канонизированной настоятельнице первого в Германии женского монастыря.
Говорят, что она была дочерью английского короля Ри-чарда. Возможно, что так оно и было?.. Канонизировали Вальпургу в первый день мая месяца.  Случайно произошло это, или нет, но в ночь на первое мая язычники прежде праздновали день лета. Празднество их напоминало характером бесовский шабаш.. Святая Вальпурга, естественно никакого отношения к колдовству не имеет, но многие в сознании своем увязали колдовской вечер, когда ведьмы и колдуны устраивают шабаш, с именем святой. Путь к святости Вальпурги рано начался. Ей шел одиннадцатый год, когда отец ее Ричард Английский, совершая  паломничество в Рим, умер в пути. Мать умерла прежде. Девочка стала сиротой,  правда, у нее оставалосб в живых два брата – Виллибальд и Вунибальд, позднее Ватиканом причис-ленные к лику святых. Оставшись без отца, девочка приняла мо-нашеский постриг в монастыре Уимборн в графстве Дорсет. В этом монастыре она пребывала 16 лет. К тому времени братья Вальпурги,  были призваны святым Бонифацием, дядей по ма-тери, в Рим, приняли монашество и направлены на апостольское служению в Германию. Миссионерам буквально времени не хватало, чтобы охватить всю Германию, язычеством за-полоненную, пришлось святому Бонифацию просить настоя-тельницу Уимборна прислать сестер-монахинь для основания в Германии женской обители. Вальпурга оказалась в числе их. Предание рассказывает, что при переправе через Ла-Манш ко-рабль застал жесточайший шторм. Морские валы перека-тывались через палубу судна, и моряки не видели путей спасе-ния. Святая Вальпурга обратилась с мольбой к Христу, и шторм тут же утих. Предания повествуют о многих чудесах Вальпурги. Однажды она пошла к вечернему богослужению в церковь мужского монастыря и задержалась дольше обычного. Когда же собралась уходить, привратник не дал ей светильника и сам отказался проводить святую. Ей предстояло в кромешной темноте отыскивать путь к женской обители. Она на ощупь, пыталась найти дорогу…  как вдруг  над ней сам собой загорелся чудесный свет в небе. В другой раз Вальпурга направлялась к состоятельному человеку, дочь которого была тяжко больна. Около самого его дома на нее напали взбесившиеся собаки. Слуги, выскочившие ей на помощь, стали свидетелями еще одного чуда. „Я под защитой Христовой!“ – воскликнула игуменья, и собаки тотчас отступились от нее. Святая же вошла в дом, и велела оставить ее наедине с умирающей девушкой. Ночь она провела в молитве у изголовья болящей, а наутро та встала с постели совершенно здоровой. Еще рассказывают, как Вальпурга с помощью всего лишь трех колосков спасла от голодной смерти ребенка.
  ВАЛЬПУРГИЕВА  НОЧЬ
По виду холм, по высоте - гора,
Как пустошь голая вершина,
На гору не взбиралась детвора
И взрослые все проходили мимо.

Из уст в уста идет о ней молва,
Что нечисть этот холм облюбовала,
И раз в году, а может быть, и два,
Шабаш безумнейший справляла.

Беда, коли туда скотина забредет,
Следов ее потом не находили,
С молитвою священник не пойдет,
Сказания о ней слагались, были.

Одна другой печальней и страшней, -
По вечерам делились, смаковали, -
Запрятав головы в коленях матерей,
Детишки спать одни не отправлялись.

А в остальном, гора и есть гора,
Три склона в ней открыты и пологи,
Деревья вековые,  скалы, да трава,
К ней не ведут тропинки и дороги.

Долины скудные и пропасти вокруг
Внимания людей не привлекали,
Вблизи горы большой очерчен  круг,
Который никогда они не нарушали.

И если б захотел, не просто подойти -
Мешали скалы, валуны, овраги.
Но небольшая часть проезжего пути
Чуть огибая, проходила  рядом.

Ее следов цепочка чуть видна,
Цветов головок множество побитых...
Ручей звенящий звонко у холма,
Подножие скалы, плющом увитой.

Склон слишком крут. Седые валуны,
Скала нависла тяжко над дорогой,
За ней кустарника стена и бузины,
Ручей  и деревянный мост убогий.

Чуть в стороне и озеро без стока,
К нему подъездов, съезда нет,
Кто знает, может быть, глубоко,
Не меряно никем уж много лет.

Красиво, как в оправе изумруд,
На солнышке сияло и искрилось,
Живой души не видно тут
На берегах его ничто не поселилось.

Под ветром легким озеро рябит,
Свинцом тяжелым утром отливая,
Какие тайны под водой хранит,
Наверное, один лишь дьявол знает.

Травою берега, осокой заросли,
Не подойти, они - зыбучи, топки,
Хоть хижины виднеются вдали,
Но ни одной не видно лодки.

И только чуть подняться на гору,                Как на пути провалы и чащоба,
Пиле работы много, топору,
Да и ногам достанется немного.

Недвижимы дерев могучие стволы,
Ковер хвои пружинисто подвижен,
Пучки торчат полусухой травы,
Вершины шепот еле-еле слышен.

Кора морщиниста. Свисает бородой
Лишайник. Наружу вывернуты корни,
Повисли в воздухе и, кажется, порой,
Что ни они, а дерево их кормит.

Заходит солнце. И вершины пламень,
Пониже переходит в цвет малины,
И серым остается только камень,
Оделись в пурпур небо и долины.

Так ярки, нежны переливы света...
Густеют тени, лезут к небесам,
Тьма -  полная хозяйка до рассвета,
Открыв дорогу странным чудесам.

Вот отгорел закат, и тьма. Луна,
Бирюзовым облила округу светом,
Пробудилась тьма от дневного сна,
К непогоде вышла за советом.

Смешалась тьма с глубинами небес,
По небу грозовые тучи плыли,
Стонал, шумел, проснувшись лес
И "были" волками, завыли.

Тьма не сама рождает страх и зло,
Она его союзник неразлучный.
В беду попал – считай, не повезло,
К беде она особо равнодушна.

И не пролиться тьме  дождем,
Хотя громами тяжкими рыдала
Слепящей часто молнии огнем
Свое нутро слегка приоткрывала.

Ликует тьма, напавши на луну,
Её, ощерившись, отчаянно кусает
И, проглотив хоть капельку  одну,
Визжит от радости, рыдает.

Рожает тьма, что было и не было,
Такое лишь в чаду привидится –
Тут монстры, с мордой, рылом
И очень редки человеческие лица.

Овал лица приятен, нос трубою,
На разных уровнях находятся глаза,
Там женщина с козлиной головою,
И с нежным, женским личиком коза...

И хохот филина, и уханье совы,
И контуры невиданных зверей,
Чудовищ тьма, без ног и головы,
Мельканье крыл ночных нетопырей...

На пустоши из ничего костер возник,
Вокруг костра шабаш, бедлам,
Сам воздух сжался  туго и поник,
На землю пал, похож стал на туман.

Туман укрыл от любопытных глаз
События Вальпургиевой ночи.
Со стороны, казалось, светит газ,
Из трещин, углублений прочих.
               
Туман густой, как занавес, повис.
Костер плевался искрами и дымом,
Нечистых рёв. Резвились и неслись
Вокруг костра неудержимо.

Полос багровых начертал восток,
Едва заметно звездочек мерцанье,
От съеденной луны остался лепесток,
И слышно ненасытной тьмы урчанье.

Совсем исчезла лунная полоска,
Огонь погас, унялся ветер, сник,
Исчезло, унеслось многоголосье,
Под громкий петушиный крик.

Как под ударом плети сжалась тьма,
В прохладном воздухе ночном
И  ясно засветилась вновь луна
Очищенным старинным серебром.

Исчезло все, как будто не бывало,
Лишь песню подхватили петухи.
Тумана поредело одеяло,
Теней движения осмысленно  легки.

Разбужен ярким утром лес,
Хоть потревожен тяжким сном он,
И след костра - пожарища исчез
Под пенье птиц, и громкий гомон.

И нет следа кошмарной ночи,
Мир блещет ярко и ликует,
Хотя туман подняться и не хочет,
К земле, приникши крепким поцелуем
И у нас, православных, такие же шабаши устраивают ведьмы. Чаще всего это происходит на «лысых горах» Говорят о тринадцати холмах, носящих такое название. Ещё говорят, что чаще всего ведьмы свой шабаш проводили на «Лысой горе» Киева
Действительно,  на южной окраине города, недалеко от места впадения Лыбеди в Днепр, по сей день существует гора с таким названием. Как и положено Лысой горе, макушка у нее безлесная, а склоны покрыты растительностью. В языческий период здесь были святилища Лады - богини брака и веселья, а еще  в более древние времена  храм богини Кибелы. Есть еще три возвышенности в Киеве, прежде носили  название «Лысой горы»
На какой из них собиралась нечистая сила? Может быть, и на нынешней?  Во всяком случае, ее история в последних столетиях представляется довольно мрачной. Здесь вешали  преступников, здесь расстреливали…

Но перейдем все-таки к самой ведьме. Более всего след на Руси православной оставили ведьмы киевские и конотопские. Речь пойдет о ведьме молоденькой, только прошедшей обряд посвящения, жившей во времена, когда я молод был. Имени ее я не называю, чтобы потомки ведьмы на меня не обижались.
 Отправилась ведьма молоденькая на первый свой шабаш. Для дел темных великая внутренняя энергия нужна. Зарядиться ею можно в определенном магическом месте. Оно становится танцплощадкой для ведьм. Если место магическое отыскать, то орудуя лопатой, можно и клад найти.
Как то место определить можно? Обратите внимание на кольца грибные. Ученые говорят, что они образуются от того, что грибам в центре грибницы питания не хватает, а вот люди старые говорили, что место пустое образуется от того, что танцуя, его вытаптывают ведьмы. Как иначе объяснить тот факт, что кольца грибные иногда имеют форму идеального круга?  Так что не без оснований кольцо такое называют ведьминым…

          ВЕДЬМИНО  КОЛЬЦО

                Летело время незаметно, засиделся,
Хмельного с другом ничего не пили,
Спор между ними как-то разгорелся.
Он встал. Часы одиннадцать пробили.

Он закурил и попрощался с другом,
Шагнул за дверь, остановился. Тьма
Разлилась чёрным морем по округе,
Царицей ночи стала чернь сама               

Не помнил ночи он темнее этой
Как будто воздухом разведенная сажа,
На небе ни луны, ни звезд. И света
Не промелькнуло на пути ни разу.

Исхоженная прежде сотни раз дорога
            Неуловимо чем-то изменилась -
Поуже стала поизвилистей немного,
Колдобин, рытвин много появилось.

Он чертыхался, попадая в них,
Почти на ощупь ноги продвигая,
Дул прежде ветер, а теперь он стих,
Мышей летучих промелькнула стая

Так близко от него. Услышал писк,
Крыло одной лицо чуть не задело.
"Откуда здесь они взялись?" -
Возникла мысль и тут же улетела.

Глаза привыкли к темноте,
Поглаже и прямей стала дорога.
"Но, что-то тут не то, места не те..."
И в душу заползла ужом тревога.

"Такого не могло со мной произойти,
Ведь абсолютно трезв, не пьяный,
Как сбиться  со знакомого пути?
Шел, не сворачивая, и только прямо.

Ну, хоть бы в небе звездочка одна,
Ну, свет в каком-нибудь окошке,
Хоть выколи глаза, дорога не видна"
И двинулся он, постояв немножко.

Вдруг впереди зажглись два огонька,
Запрыгали и стали приближаться,
Опять остановился, оробев слегка-
Хоть летом нечего волков бояться.

"А может и не волк, а  покрупней
И вдоль спины ознобом потянуло, -
Хотя б домой добраться поскорей!"
Назад, интуитивно, тело повернулось.

Пошел назад и тотчас "зверь" исчез,
Зато деревья стали попадаться.
И понял он, что настоящий лес
Вокруг него... Чего теперь бояться!

В лесу он чувствовал себя, как дома,
Исхожен им он вдоль и поперек,
Все просеки, тропинки все знакомы,
И путь отсюда к дому не далек.

Но что-то там между дерев мелькает,
И слышен хохот и неясный гул,
"В лесу, в такое время, не гуляют,
Да и звериный род, наверное, уснул.

Горит костер, как на Купалу,
Не время, чтоб искать цветок,
Над лесом что-то вдруг загрохотало
И капля влаги клюнула в висок.

Протяжный вздох весь лес потряс, -
Двенадцать раз кукушка куковала
И ветер верховой пустился в пляс,
Звенели листья, словно из металла

Откованы они. "Ну, что за ночь,
Реально все, чтоб миражом казаться..."
Не в силах любопытство превозмочь
Он стал вперед тихонько пробираться.

Поляна возле векового дуба
Расцвечена, как днем ярка, светла...
Тринадцать безобразных и беззубых
Старух, и с каждой  ступа и метла.

Бессвязно бормотанье, лица хмуры.
Образовали плотное кольцо,
Под покрывалом, тонкая фигура
И к небу обращенное прекрасное лицо.

На кроне дуба мириады светлячков,
Внизу тринадцать филинов расселись,
Напротив них тринадцать серых сов,
У корня дуба - Леший, Пан уселись

Свирель у Пана громко зарыдала,
В такт ей заухали и филины, и совы.
С фигуры наземь пало покрывало -
Девчонка танец начинать готова

Обнажена, прекрасна, как Венера,
Свет серебром окрашивает кожу,
Лицо сердечком, взгляд  смелый,
Лет восемнадцать, или чуть моложе...

Как опрокинутые чаши груди,
Слегка колышутся в движеньях.
К ним оскорбительны и грубы,
Не только рук, а губ прикосновенье.

И россыпь шелка черного волос,
Длиной до ног, изящных, стройных,
Все тело танцевало и рвалось,
В движеньях крайне непристойных.

Грибы близ дуба разом отступили,
Образовалась круглая площадка,
Травинки полегли, с землею слились
И стала почва идеально гладкой.

На ней мелькали розовые стопы, -
Старухи-ведьмы зачарованно глядели, -
А филинов надрывный плач и хохот,
Рыдающие звуки Пановой свирели.

Все продолжались. Страх забыв,
Наш путник любовался танцем,
А танцовщица, выбившись из сил,
Вдруг стала. Лик горел румянцем.

Рукой вытерла вспотевшее лицо,
Из круга вышла. Взгляд остановился...
Грибы образовали "ведьмино кольцо",
А центр его пылал, огнем светился.



Пан, зачехлив свирель свою, ушел.
Одну из ведьм обняв, и Леший удалился.
Погасли светлячки, поднялась стая сов,
А "ведьмин круг" алел, светился.

И старшая из ведьм, потупив взгляд,
Вздохнувши, еле слышно прошептала:
"Такой и я была, лет шестьдесят назад,
Как здорово тогда плясала.

Не те года, давно погас огонь, -
И к девушке, - Не бойся, не оставим...
Нет ступы и метлы,  найдется конь,
Хоть две ноги, поскачет, коль заставим!

Чего его жалеть, свидетель, как-никак"
- Не убивай его! Хочу, чтоб жил! -
Ногою топнула девица, - сделай так,
Чтоб только мне всегда служил...

"Заметано, над ним ты будешь властна,
Твоим рабом он будет, вещью, волом,
Пока ты молода, стройна, прекрасна.
Не отпускай его от своего подола..."

Он слышал все, от слова и до слова,
Бежать хотел, не подчинились ноги,
Переменилась вся его основа -
Стал крепче телом, а душой - убогий.

Спокойно подошла к нему девица.
Нагнула голову и юбкой обуздала,
Заставив на колени опуститься,
На плечи села и сказала:

"Теперь ты мой, заботься обо мне, -
Через тебя для Бога я невинна, -
Я стану, как положено жене,
Кормить тебя и вкусно, и обильно.

Я знаю, у тебя,  хоть шаром покати,
И у меня запасы на исходе,
Но,  кажется, все беды позади...
             Грибочков  наберу, ну а теперь, уходим!"

Проснулся утром он, оторопел -
Живое что-то рядом копошилось,
Откинул одеяло - обомлел;
Нагая ведьма, что ночкой снилась.

Хотел сказать ей - Не балуй!
А вышло - Что кушать будем, Алла?
Она ему: " Сначала - поцелуй,
А есть грибы, что ночью собирала
Бес многое мог дать своим служанкам - ведьмам, но не мог он одарить их вечной молодостью, хотя бы ограниченной условиям договора, как это сделал Мефистофель для Фауста. Старели ведьмы. Некоторые, стыдясь своей старости, уходили туда, где их никто видеть не мог. Никому они места нового жилища не показывали. Натолкнуться на него можно было только случайно…
                Где ведьму искать, я не знаю -
В лесу, на горе, под горой?
Не слышно там птиц, не летают,
Лишь зверь забредает порой.
Правда, сказочные герои почему-то удачливо ее находили, причем в грубой форме требовали от нее услуг: «Ты бы, старая хрычовка, баньку б истопила, вином сладким напоила, стол бы яствами уставила, а потом бы и спрашивала, откуда и куда молодец направляется. Не понимали герои, что старая ведьма соскучилась по речи человеческой.
Хотелось ей узнать, что после ее ухода в мире твориться, потому только и могли молодцы, странствующие, к ней попасть. Старела ведьма, не летала уже. Сидела вблизи своей избушки на курьих ножках и на солнце косточки свои грела
Время шло, и ведьма постарела,
На метлу садиться,  силы нет,
Прежде воздух рассекала смело,
Позади, оставив светлый след.

У нее теперь дефекты слуха,
Потускнел, не блещет прежний взор,
Для полетов у нее есть ступа,
Да и уже стал ее простор

Дом, покинув, перебралась в лес,
Смерть забрала всех ее подруг, 
Кажется,  забыл ее и бес –
Вот, что значит, ненадежный друг…

Дома нет, теперь  у ней избушка,
И стоит она на курьих ножках,
Не следит за утварью старушка,
И к избушке заросли дорожки…