Легенды древней Эллады

СКАЗАНИЕ  ОБ  УРАНЕ  И  ГЕЕ, И  ТВОРЕНИЯХ ИХ
Долгими были скитания в мире Хаоса владыки неба – Урана. То слишком холодна была натура встреченной, морозом веяло от нее; то слишком горячей была, мгновенно вспыхивающей. Наконец, нашел такую, нежную, терпеливую, деловитую. Ею оказалась земля – Гея. Накрыл телом своим Гею Уран. Познали они друг друга.
Стала Гея рождать исполинов, чудовищ, сторуких, пятидесятиголовых. Неукротимого нрава, непокорные дети, не понять их, не исправить ошибок наделанных. Не знают они, куда деть многочисленные руки свои, вращая ими, куда попало, разрушая и губя все вокруг. Каждая голова поступает, как ей вздумается, руки и без того непокорные, не знают, что им делать?  Туловище одно, а ртов множество. Понял Уран, что такие дети счастья не доставят, а хлопот от них уйма. Низверг их Уран в чрево Матери-Геи – в Тартар.
Вторая, многочисленная группа,  рожденных Геей, состояла из циклопов. По одной голове было у них, и на каждой только один глаз светился. По две руке было у циклопов. Обладали они особенностью, умением подземный огонь в небесное сияние превращать, выковывать из металла чудесные вещи. Но было зла много в душах циклопов, губили они все неумеренностью желаний своих. Стал опасаться за жизнь свою Уран. И циклопов низверг в Тартар Уран могучий.
Третье порождение Геи от Урана были великаны. Огромные, могучие, бестолковые, прожорливые.
Недоволен Уран ими, низверг и их в Тартар. Измучена родовыми муками Гея, ропщет. Но Уран продолжает создавать новые творения. На этот раз, кажется,  – удачные. Красивые, могучие, правдивые духом своим,  с природой  гармонию образующие. Назвали их титанами.
Верховный бог Уран,
Познав богиню Гею,
Гармонию нарушил на земле,
Создал сторуких, одноглазых
Чудодеев,
Способных жить в пылающем огне!

Огонь в небесное сиянье превращали,
Земля тряслась и в страхе был Уран,
Когда сторукие конечности вращали,
Круша живое все и здесь, и там.

           Потом земля рождала великанов,
Касались головами облаков,
Земле и небу причиняли боль и раны.
Удел всех порождений был таков:

Низверг в Тартар чудовища Уран,
Стонала материнская утроба.
Ну, наконец, Земле и отдых дан –
Титанов родилась счастливая порода!

КРОН   И   РЕЯ
Титанов, детей, бога Урана, еще называют уранидами. Ураниды мужского пола – титаны, женского пола – титаниды. Одной из первых титанид была Рея. Самым младшим из титанов – Крон. Сколько было всего титанов, никто не знает. Одно известно – бессмертны были они. Внешне похожи на людей, только все красивы, сильны, облик их  полон необъяснимой гармонии. Чувства их вначале были бурными, неистовыми, стихийными. Они соответствовали той стихии, которую избрали для себя. Были титаны гор и полей, титаны рек и морей, звездные и солнечные. Всех древнее был титан Океан и его жена – Тефида, равны почти им по возрасту всепомнящая Мнемосина, сама справедливость – Фемида, все земная – Рея,  и самая яркая – Феба. Из мужчин титанов имена свои оставили известными - солнечный титан Гиперион, вольнолюбивый Япет, да три сына Япета: сверхмогучий - Минетий, или Эпиметей; Прометей-Промыслитель, знающий все тайны судеб и тайны матери-земли; счастливец титан – Атлант. Множились и множились титаны, вступая в межродственные связи. Океан породил огромное количество океанид, бог моря Нерей – нереид... Все титаны были одарены от природы мудростью, вольностью, правдолюбием, хотя были и множественные отличия между ними самими. Будь иначе,- как различать их? А в недрах матери-земли томились низвергнутые Ураном сторукие, пятидесятиголовые, циклопы и великаны. Муки испытывало лоно земли. Более всего любила Гея младшего титана Крона. Ему и доверила оружие – серп из адаманта, что пожелезистее железа будет, потверже самого алмаза. И попросила Крона оскопить отца, избавить ее от родовых мук. Тот выполнил просьбу матери тогда, когда Уран был объят крепким сном. Деторождающий орган Урана упал в море, у берегов Кипра,
Остатки семени смешались с пеной морской и породили последнюю титаниду – богиню любви и красоты Афродиту. Как многочисленно потомство у Урана?
Детей титанов, титанид,
Красавицы, красавцы, без изъяна –
Предание о том нам говорит.

Кто бурей носится, грозой,
Кто теплым тихим ветром веет,
На землю проливается слезой,
Кто деревом прекрасным зеленеет.

Тот проникает солнечным лучом,
Тот землю дарит лунным светом,
А тот журчит серебряным ручьем.
Но нет вольнолюбивее Япета.

Из всех титанов только Крон,
Близ матери торчит, ее лелеет.
И стал любимым сыном он,
У матери-земли, у терпеливой Геи.

Ему доверилась она,
Вручая серп, сказавши прямо:
«Не справлюсь я с заданием сама,
А нужно оскопить отца, Урана!»

Уран вскричал. Померк весь свет,
И в небе звезды трепетали.
Земля утихла. Много лет
Землетрясений не видали.

А детородный член Урана
Накрыло пенною волной.
Смешалась сперма с пеной пряной,
И облик девы молодой

Над водами поднялся, встал
Красы невиданной и нежной.
Богинею любви он стал,
Любви спокойной, безмятежной.
Сам Крон, ставший главным богом, немного лучшим был по сравнению с отцом, причинив немало страданий своей жене Рее. Опасаясь, что кто-нибудь из детей свергнет его и лишит власти, как это сделал он сам, велел Рее приносит новорожденных к нему.
Как Крив был серп, так криводушен Крон,
Кривым путем пришел он к власти.
Кривою правдой правил он,
Все разделив на доли и на части.


Крон сверг отца и занял трон,-
Титаны не стремились к власти,-
Женою Рею сделал он,
К сестре пылая нежной страстью.

В любви отцу не уступал,
Кто Крону возражать посмеет,
Владыкой времени он стал.
Детей рождает ему Рея.

Вот появился первенец,
Волнуется, от счастья млея,
Но проглотил его отец.
Рыдает, причитая, Рея...
 Содрогаясь от душивших ее рыданий, видела мать, как отец Крон заглатывает своих детей. Удалось ей спасти лишь одного, самого младшего – Зевса. Вместо него она принесла камень, завернутый в пеленки. Крон проглотил его, не заметив подмены. На острове Крит находится гора Дикт. В той горе была большая, не подверженная стихиям пещера. Там и спрятала Рея от глаз Крона Зевса. Там, в пещере, и рос Зевс, питаясь молоком козы Амалфеи. Возмужав, Зевс, опоив отца волшебным напитком, заставил его изрыгнуть проглоченных им детей. Так на свет были выброшены братья Посейдон и Аид, и многочисленные сестры
Век золотой. Доносов нет
В пещере Зевса кормит Амалфея.
Проходит так немало лет,
А Крон и шевельнуть извилиной не смеет...

Ведет себя, ну, словно истукан!
Титаны все активны и подвижны,
А Крон действительно упрям,
Земной не замечая жизни.

И поделом ему,- летит в Тартар,
Где все, кого он прежде предал.
Там «время» охватил пожар,
Какого светлый мир еще не ведал.

Огнем очистившись, он стал,
Пусть богом и не знатным, не великим.
Но духом Хронос не завял,
Теперь полей забвения -  владыка.
Крон живет в мире забвения, а вопросов по себе и о времени, владыкой которого он был, на земле оставил немало.

Огромный рот, чудовищный у Крона,
Я не пойму, зачем ему такой?
Какую ест он разновидность корма?
Напитки пьет огромною рекой?..

Как мог он камень проглотить?
Какого был он вида, веса?
И сколько мог желудок поместить
Сестер и братьев бога Зевса?

Откуда Зевс достал волшебный корень,
Чтоб вызвать рвоту бога Крона?
«Живыми»» изрыгал детей,- о чем
тут спорить, -
Не причинив телесного урона?..

ЗЕВС  И  ОСТАЛЬНЫЕ  КРОНИДЫ
. Десять лет продолжалась борьба Зевса с Кроном и титанами, поддерживающими его. Победа кронидов была полной. А помогли в этой борьбе Зевсу выпущенные им из тартара циклопы, прекрасные кузнецы. Они выковали Зевсу перун-молниемет, дающий ему возможность поражать врагов, находясь на большом расстоянии от них. Побежденные титаны и Крон были низвергнуты в Тартар. Чтобы они оттуда не вышли на свободу, их охраняют сторукие гиганты, также освобожденные из неволи Зевсом. Вот тогда, после победы, Дий стал Зевсом, сменив имя свое. Зевс означает – светлое небо.
Да, Зевс активнее отца
И думами серьезными украшен.
Задумкам нет ни края, ни конца.
И в гневе бог велик и страшен.

Освободил циклопов-ковачей,
Но остальных оставил там томиться.
Нет света дня и звездных нет ночей,
Где тусклы, неподвижны мысли, лица.

Меж уранидами, кронидами война,
В борьбе условия неравны,
Открытой лжи, предательства полна,
Деяний в ней не видно славных.

Титаны в ней на смерть обречены,
Хотя бессмертьем обладают,
Их молнией тела иссечены,
Крониды, безусловно, побеждают.

Титанов правда подвела,-
Сражались голой грудью, без обмана,
Их лож густою сетью оплела,
Горды титаны и упрямы.

Стихает битвы небывалой жар,
Титанов мало на земле осталось,
Их большинство низвергнуто в Тартар,
И правде участь горькая досталась

Ложь царствует. Порочен человек,
Не менее порочны сами боги.
Век золотой ушел, пришел железный век,
Родив деяний множество убогих.
Мир был поделен между братьями. Зевсу достался земля и небо, основа власти –перун-молниемет, а спереди – эгида, кожа козы Амалфеи, оберегающая его от всего вредного. Посейдону – моря, символ власти – трезубец.
Аиду – подземный мир, мир теней, символ – колпак-невидимка.

СВОИ  И  ЧУЖИЕ
 Когда в Древней Греции спрашивали: «кто ваш бог?», греки отвечали: «У нас много богов» А когда спрашивали: «а кто главный из богов?», то отвечали: «те двенадцать, которые живут на Олимпе» Да, боги олимпийцы были главные. Вот их имена: Зевс, Гера, Гестия, Арес, Деметра, Артемида, Афродита, Гефест, Аполлон, Посейдон, Афина и Гермес. Их было двенадцать…
               

Но в этот список часто включали имена: Дионис, Геката и другие. Были и многие иные божества, которые находились с человеком рядом. В каждой речке и ручейке была своя наяда, в каждом дереве – дриада, в каждой скале – Опеада, И даже приняв христианство, греки часто ходили в старые святилища или в рощи, чтобы помолиться старым богам. Один и тот же бог-олимпиец  мог носить множество имен и прозвищ. Например, Аполлон, был также и Феб - сияющий, Пеан - врачующий, Ликей – светлый, и Гекаорг-далекоразящий. Артемида была еще и Селеной, и Гекатой
 Геката               
 Жертвенники ставились не только богам, но и героям. Герои тоже могли взойти на Олимп и стать богами. Скажем, Геракл в конце жизни был взят на  Олимп, а в жены ему дали вечно юную богиню Гебу.    
   Геракл выводит из мира теней адского пса Цербера
Богов так много, всех не счесть,-
А главных дюжина – двенадцать.
Без них не могут пить и есть,
Любовью заниматься.

В лесу – волшебная краса,
А в каждом дереве – дриады,
Шуршанье листьев – голоса,
Им помолиться надо!

Наяды в речке и пруду,
А в скалах – опеады,
Чтоб день свой посвятить труду,
Им помолиться надо!

А как запомнить имена?
У бога прозвищ много…
Единой не была страна –
Отсюда – клички бога!

Он Аполлон, и он же – Феб,
Он – Пифий, Опеан…
Не веришь в Ликия – ослеп!
И боль от многих ран!
   Минерва, она же – Афина.

Своих богов древние греки почитали по-разному, в зависимости от города, и даже, селения. Их почитали по заветам предков и именно так, как хотел того бог  или хотела богиня. Чтобы люди не знали, каковы боги на самом деле. Когда царь Гиерон Сиракузский спросил мудрого поэта Симонида: «Каковы боги на самом деле?», тот попросил царя отпустить ему сутки на размышление. Потом попросил еще два дня, потом еще четыре и так далее. Гиерон удивился, а Симонид ответил: «Чем больше я думаю, тем труднее мне ответить!»
Царь Гиерон из Сиракуз
Спросил у Симонида:
«Чтоб избежать священных уз,
Молить о том Кронида?

На деле боги, каковы?»
День, два молчал поэт,
Проходит месяц, но, увы,
Ответа нет, как нет!

И, наконец, заговорил:
«Не легок твой вопрос,
Затратил я немало сил,
Щетиною зарос…

Вопросом я твоим раним,
И Зевс не дал совета,
Чем больше думаю над ним,
Тем тяжелее ответить.

Греки не удивлялись и не возмущались тому, что у других народов имеются свои боги. Они просто говорили: « В Финикии Геракла называют Малькартом, в Сирии Афродиту – Астартой, в Риме Зевса – Юпитером.  А когда им говорили, что в иных странах богов чтят по-разному, греки отвечали: «И у нас, их чтят по-разному, что в этом удивительного?»
И все же, каковыми были боги, живущие на Олимпе. Если спросить современного человека, каковым должно быть божество, он ответит, наверное, так: « Внешне мы их представляем в виде людей, только они должны быть помыслами и действиями значительно лучше людей». Но в мифах Древней Греции боги ведут себя так, как не повел бы  ни один уважающий себя человек.
Как повел себя Уран, по отношению к богине земли – Гее, породившей его самого и ставшей затем его женой. Похотливый, с повышенной сексуальностью, бог заставлял рожать химер, чудовищ, великанов, при этом Гея испытывала чудовищные муки. Потом, убедившись в том, что создания, вышедшие из недр земли, угрожают его могуществу и самому существованию, Уран ввергал порождения в недра матери, заставляя ее испытывать еще более ужасные мучения. Недаром, Гея упросила сына, рожденного ею от Урана, оскопить отца адамантовым серпом, что тот и сделал. Там, где пали капли крови Урана, из них родились титаны, а из спермы с кровью, попавший в пенные струи моря, вблизи острова Кипр, родилась богиня любви и красоты – Афродита, прозванная еще и Кипридой (по месту рождения).

Вступили в брак Уран и Гея,-
Порядок стал, исчез хаос.
Проходит год, Уран звереет,
Над всем живым свой серп занес!

Рожает Гея многоруких,
Гигантов с сотнями голов,
И стонет в нестерпимых муках,
Рожает чудищ двух полов.

Мужского, женского начала,
Владельцев темных жутких чар,
Кричала Гея и стонала,
Уран их заключал в тартар!

Тартаром были чресла Геи,
Способны всякое родить,
Проходит год, Уран звереет,
Не знает Гея, как ей быть?

Что будет дальше, мир узнает,
Тартар пылает, словно горн,
Урана злобного свергает,
Его сынок – могучий Крон!
Не лучше отца оказался и Крон. Узнав от матери Геи, что он будет свергнут одним из его детей, Крон приказал жене своей Рее (она была одновременно и сестрой его) приносить к нему рожденных ею детей. В ее присутствии он проглатывал их. Чтобы сохранить жизнь хоть одному из своих детей, Рея вместо Зевса подала Крону камень, завернутый в пеленки.
Тот, не ожидая обмана, проглотил камень. Так был спасен от гибели Зевс. Выросший в пещере и вскормленный там молоком козы, Зевс дал на ночь отцу напиток, заставивший Крона извергнуть из себя ранее заглоченных. Ими и были будущие боги олимпийцы. Олимпийцы вступили в борьбу с Кроном и титанами. Победив, они низвергли побежденных в тартар.

Отец богов – великий Крон
Детей своих живьем глотал.
Он ждал беды со всех сторон,
Пришла тогда, когда не ждал.

Зевс опоил его питьем
И Крон изверг живых детей.
Мир между ними поделен.
Олимп для празднеств и затей.

Но и олимпийцы оказались не в ладах с моралью, деяния их не свидетельствовали не о справедливости, ни о чистоте помыслов.

Сказания и мифы у эллинов
Познаешь,- оторопь берет:
Порочны боги и богини…
Как поклонялся им народ?

За гордость женщины, Ниобы,
За похвальбу перед Латоной,
Детей ее убили злобно
Селена с братом Аполлоном!

Сонм не кончается чудес-
Возглавил бог воров,-


          Лишь народившийся Гермес
Похитил Фебовых  коров!

У Афродиты адюльтер
С воинственным Аресом,
Вот вам сомнительный пример

            Любовных интересов!

Гефест узнал, придя домой,
Арес подверг  бесчестью,
Любовника засек с женой,
Накрыл стальною сетью!

К супругу сохранилась вера?
Он изменял, где мог!
О том, конечно, знала Гера,
Но муж ее – верховный Бог.

Она когда-то уличила,
Ему устроила скандал.
Но Зевс позвал и Власть, и Силу,
К небесной тверди приковал

А чтобы мука была тяжкой,
К ногам приладил наковальню,
И долго мучилась бедняжка,
В небес пределах чуждых, дальних!
Примечания: Латона – мать Аполлона и Артемиды, отец – Зевс.

ГАРМОНИЯ
В чем видели мудрость древние? Все мысли были прежде выношены мудростью народа, а мудрецам только оставалось облечь их в соответствующую форму, сделать краткой и ясной. Над мудрецами смеялись: «Зачем искать неизвестное и ненадежное, когда уже есть и надежное и известное?» Большинство поисков касалось вопроса: «Из чего создан мир?» Мудрец из Милета Фалес говорил своим ученикам: «Все на свете создано из воды! Гераклит из города Эфеса говорил: «Все в мире создано из огня!» Лучшим, наверное, был ответ: «Мир создан из неопределенности!»  А в городе Кротоне проживал мудрец по имени Пифагор, тот самый Пифагор, который открыл теорему, используемую землемерами при построении квадрата вдвое больше первого. Пифагор решил ее так: нужно в малом квадрате провести гипотенузу, а на ней построить квадрат. « В основе всего бытия лежат числа» - говорил своим ученикам Пифагор. Единица – это точка, двойка – линия, тройка – плоскость, четверка – тело,  пятерка – число супружества… Семь струн на лире, семь светил на небе, каждое из чисел звенит как струна, звуки рождаемые ими слагаются в музыку сфер»
Все создано из чисел и числа,
Цвет, форма, плоскость, тело,
И сфера музыки  росла,
Семерка власть всегда имела…
Пифагор был великим математиком, великим спортсменом, великим мудрецом, но всего этого ему было мало. Он хотел быть пророком и полубогом. О нем при жизни рассказывали чудеса. Скажем, переходя вброд реку Сирис, Пифагор сказал: « Здравствуй Сирис!» Присутствующие при этом клялись, что слышали, как Сирис ответил: «Здравствуй Пифагор!» Уверяли некоторые, что видели Пифагора в одно и тоже время в разных местах, весьма отдаленных друг от друга. Он разговаривал с медведем, и тот слушался его…
Но главными друзьями Пифагора были числа. Рассказывают, Пифагор был на берегу моря в тот момент, когда рыбаки вытягивали из вод морских тяжелую сеть с рыбой.  Окинув сеть взглядом, Пифагор сказал: «В сети будет пятьсот восемнадцать рыбин!»  Когда рыбу пересчитали, число ее совпало с названным Пифагором.
Кудесником считался, магом,
Он мог даже с медведем говорить,
Но только числа были  благом,
Способны мир перетворить…
Пифагор верил в переселение душ. Себя он считал потомком бога Гермеса. Его душа когда-то принадлежала сыну Гермеса  Эталиду. Гермес предложил выбрать по вкусу себе любой дар, исключая бессмертие. Эталид сказал: «Я хотел бы иметь память о прошлых жизнях своей души!»  Гермес дал согласие. Поэтому Пифагор помнил, что после Эталида он был троянцем Эвфорбом, того самого, который ранил в бою Менелая. Потом  он был милетцем Гермотимом, Пирром с острова Делоса, занимавшимся рыбной ловлей и, наконец, стал Пифагором из Кротона.
Душа, покинув наше тело,
Не убегает в мир иной,
Иное тело будет делать,
С душою той же, не другой.
Пифагор, имея физически развитое тело, был великолепным спортсменом, известным на всю Грецию, увенчанный лавровым венцом, которому создавали жертвенники.
Слыл Пифагор великим мудрецом,
Земля еще такого не родила,
С спокойным и приветливым лицом,
Он обладал чудовищною силой.

Никто не мог так бросить диск, как он,
Был победителем в прыжках и беге.
В борьбе с сильнейшим  не был побежден,
И не лелеял тело свое в неге.

Своим ученикам Пифагор говорил: «Я не учу мудрости, а исцеляю от невежества.
«Я исцеляю от невежества людей,
Учить их мудрости – нелепая затея!
Есть в математике – величие идей,
Но, кто без мудрости к ним прикоснуться
смеет?

Самое же знаменитое требование его было – « не есть бобов, не трогать их!» Мотивировал он это тем, что бобы слишком похожи на Аидова врата.  Из-за бобов Пифагор и погиб. Знать города Кротона, что находился в Италии, уважала и ценила Пифагора, а простой люд ненавидел его, В городе возникло восстание против Пифагора и его учеников. Пришлось бежать. На пути встретилось поле бобов. Пифагор воскликнул: «Лучше  погибнуть, но не растоптать бобы!» Здесь его настигли преследующие и убили.
Ученикам велел не есть бобов,
Состав считая человеческой основой,
Не тратил попусту священных слов,
Где можно цифрой заменить их снова.

И еще, говорил Пифагор: «Если есть в мире законы, которым повинуются все на свете, то такими законами являются – законы математики!  Даже бог не может сделать так, чтобы дважды два не равнялось четырем. Кто знает математику, тот знает то, что выше бога!»

ГАРМОНИЯ  МУЗЫКИ
Древние греки превыше всего ценили красоту и порядок. А высшим выражением красоты и порядка для них была музыка. Высочайшее явление гармонии заключалось в правильности форм музыкального произведения. Когда все звуки согласованы, они звучат прекрасно. Там, где хотя бы один звук выбивается из согласия, вся гармония гибнет. Если в мире все упорядочено до совершенства, сама собой возникает музыка. Она есть везде, где не нарушен порядок движения. Какие дивные звуки  издает небесная сфера, какая гармония заключена в ночном небе, полном звезд! Если мы не слышим чудесной мелодии небес, это может означать лишь то, что мы еще не научились  слышать ее. Греки воздавали должное певцам и музыкантам. Они всегда были желанными гостями в любом доме, самое лучшее предлагалось им. Их жизнь и деяния становились почвой для создания мифов. И самым знаменитым в сонме музыкантов и певцов был Орфей. Когда он исполнял веселые мелодии, веселились не только люди, но и боги, вся природа становилась светлее и ярче.
Враги друг другу жали руки,
И благородней были дикари,
Больные забывали свои муки.
Гармония царила до зари!

Не слышно шелеста листвы,
Стих ветер и не гнулись травы.
И ястребы с небесной высоты,
Не мчалися на пир кровавый.

 Когда музыка  становилась печальной, плакали небеса, серая тень покрывалам опускалась на землю.
Когда Орфей играл на лире,
Светлели дали, небеса.
Все замирало в нашем мире,
И умолкали голоса.

 Вместе с Орфеем скорбела вся природа, когда жена Орфея – Эвридика сошла в царство теней. Только один Орфей осмелился спуститься в царство мертвых, чтобы упросить богов подземного царства отпустить Эвридику в мир живой. Своей игрой он покорил Аида и его жену Персефону и те дали согласие на нарушение закона законов, отпустить тень назад в мир живых людей. Плотью тень покроется, когда она выйдет наружу. Только одно условие поставили боги – не смеет Орфей во время пути своего по переходам царства оглядываться назад. Все шло хорошо, вот уже виден выход, остается несколько шагов. И тут Орфей забыл об условии. Не слыша шагов и звука голоса Эвридики, он обернулся и увидел, как простирает руки свои Эвридика, увлекаемая силой слуг Аида назад. Пал на землю Орфей, бился головой об нее, разрывая платье на груди своей. Тщетно, упущенного не вернешь.

Но надолго умолк певец,
Тому причина – гибель Эвридики,
Завял на голове его венец,
Печальны стали и природы лики!

Певец спустился в мир теней,
Заслушались его Аид и Персефона,
И заслужил игрой своей Орфей,
Что те нарушили свои ж законы!

Отпущена была певца жена.
Все было б хорошо, когда б не
обернулся.
Уже полоска светлая видна,
Без Эвридики в мир живых вернулся!

Не мог больше Орфей исполнять веселых мелодий. На его беду, был праздник бога Вакха (Диониса). Пьяные вакханки, служительницы  бога вина, веселились. На глаза их попал печальный музыкант. Диссонансом звучала его лира, тонула в смехе и весели вакханок. Пьяные набросились они на Орфея, впиваясь длинными ногтями в его тело и разрывая его на куски. Не могли  эти женщины жить по закону гармонии, только чувственная природа была их сутью. Голову Орфея и его лиру бросили вакханки в морские воды. Подхватили голову певца и его лиру волны и понесли к острову Лесбос. Стал с той поры Лесбос колыбелью греческой музыки. Родились на этом острове величайшие музыканты Терпандр и Арион.

В веселый праздник бога Вакха
Орфей один печальным был,
Вакханки веселились, а он – плакал.
И этим гнев в них разбудил.

Накинулись, руками тело рвали,
Ручьем бежала кровь из ран
А девы веселились, ликовали.
А бог вина – чудовищно был пьян!

Не раз музыка спасала людей от безумного кровопролития. Во время войны Спарты с Мессенией, только песней спас спартанцев от гибели певец и музыкант  Тиртей. А ведь Спарта была сильна мужами и крепка оружием. В другой раз спартанцев спас  гость из Лесбоса – Терпандр. В городе возникли внутренние распри. Кто теперь знает, от чего? Только город стал, как безумный. Люди бросались друг на друга с мечами и на улицах и за пиршественными столами. Обратились к Дельфийскому оракулу. Тот сказал: «Призовите Терпандра и почтите Аполлона» Прибыл Терпандр и заиграл на лире. Лира та была необычной, а семиструнной, такой, какой она сохранилась до нашего времени. В то время лиры были четырехструнными. Мерная игра Терпандра заставила безумцев прислушаться к гласу разума, люди стали спокойнее дышать, побросали люди мечи свои, взялись за руки и повели хоровод в честь бога Аполлона. Терпандр играл, а несогласные приходили к согласию, непонимающие находили общий язык. В Спарте воцарились мир и любовь. Потомки не запомнили песен Терпандра, может несколько строк всего. Но память о певце и музыканте в мифе добралась и до нас.
Терпандр играл, как Аполлон,
На семиструнной чудной лире.
И слыл желанным гостем он
Во всем известном мире.

Сегодня в Дельфах он гостит,
А завтра он – в Афинах.
Повсюду музыка звучит,
Гармонии картина!

Возникли как-то в Спарте ссоры,
Безумным город стал,
Таких невиданных раздоров,
И смерти не видал!

 Беснуясь, носится народ,
И не найти причины,
Мечи пускают часто в ход
Все взрослые мужчины.

Прибыл Терпандр и заиграл,
Полились мерно звуки.
Мечи отбросив, танцевал
Народ, держась за руки!

С Лесбоса в славный греческий город  Коринф, по приглашению тирана Периандра. прибыл  Музыкант и певец Арион. Тиран, угождая народу, которым правил, завел в Коринфе праздники в честь бога вина Диониса. В хорах было задействовано множество мужчин, одетых сатирами, в масках с козлиными рогами, ибо козлоногие и козлорогие были постоянными спутниками пьяного бога вина. Пели они и песни в честь бога Аполлона, а сочинял эти песни приехавший в гости Арион. Отслужив тирану, Арион двинулся в турне по греческим городам. Своими выступлениями он заработал большое количество денег, Устав, и довольно позванивая золотом, Арион сел на корабль, чтоб отправиться на нем в Коринф. Корабельщики, увидев богатство Ариона, решили его убить, а деньги поделить. Разжалобить корабельщиков было невозможно, вокруг расстилалась водная пустыня. Арион попросил разбойников об одном, позволить ему спеть хотя бы одну песню, после чего он сам прыгнет в морскую пучину. Ему позволили делать это. Арион взял в руки лиру, встал на нос корабля , пропел песню и прыгнул в воду. А потом случилось чудо: из вод морских вынырнул дельфин, принял певца на свою крутую спину и после долгого плавания доставил его на греческий берег. Периандр, узнав о таком чуде, решил, что Арион – любимец богов, воздал ему соответственные почести. Корабельщики были сурово наказаны. А на том берегу, куда дельфин доставил Ариона, поставили бронзовую статую, изображающую человека верхом на дельфине.
Что может быть прекрасней в мире.
Чем звуков сочетание – симфония,
Когда Орфей играл на своей лире,
Мир замирал, царил закон гармонии.

Орфей погиб, вакханками растерзан,
Поклонницами бога Диониса,
Прилюдно, беспощадно, дерзко
Одни кусочки тела сверху, и до низа.

Но уцелела голова певца и лира,
Прибили нежно к Лесбосу их волны,
И музыка на нём певца родила,
Известного всем в мире – Ариона.

Наследником Великого Орфея стал,
Познав все музыки  великие законы.
Отставив все дела, мир сладко замирал,
Заслышав  только песни  Ариона.

Я Господа прошу от своего лица,
Чтоб мир безумия был музыкой раним,
И чтоб спасти от гибели певца,
Пусть всякий раз является дельфин.

ПОЛИКРАТОВ  ПЕРСТЕНЬ
От тирана Коринфа Периандра сбежали и спаслись, добираясь на утлых лодках, триста пленников. Они не знали, что остров, к которому они причалили, назывался Самосом.  Остров находился у берега Ионии, как раз напротив города Милета. Остров был богат и красив. Самые большие три постройки греческие находились на этом острове. Первой самой большой постройкой был храм Геры, величайший из греческих храмов. Второй постройкой был  мол-волнолом, у входа в гавань. Длиною мол был в триста шагов. Третья постройка - туннель с водопроводом, пробитый в каменной горе, Длина туннеля – тысяча шагов. Кстати,  туннель этот сохранился до наших дней и вызывает восхищение современных строителей. Правил на острове Самосее тиран, по имени Поликрат. Наверное, не было другого правителя на свете, который был столь удачлив. За чтобы ни брался Поликрат, все ему удавалось. Все приносило ему богатство. Двор Поликрата поражал своей пышностью и роскошью. Веселый старый певец Анакреонт слагал свои песни, которые по празднествам распевали хоры. Друзьями Поликрата: были египетский фараон Амасис и афинский тиран Писистрат. Как-то Поликрат получил от  Амасиса письмо. В нем было написано следующее: «Друг, я рад твоему счастью. Но я помню, как изменчива судьба, и как завистливы боги. И боюсь я, что чем безоблачнее кажется твое счастье, тем грознее будет потом твое несчастье. Во всем нужна мера, и радости должны уравновешиваться печалями. Поэтому послушайся моего совета: возьми то, что ты больше всего любишь, и откажись от него. Может, малой горестью отвратишь от себя большую беду»
Долго думал тиран Поликрат. Не мог он не согласиться с доводами египетского фараона. У него был изумрудный перстень в золотой оправе с печатью изумительной резьбы. Любил его Поликрат более всего. Он надел на палец этот перстень, взошел на корабль и вышел в открытое море. Там он снял перстень с руки и бросил его в пучину вод.
Прошло всего несколько дней, и пришел старый рыбак ко двору Поликрата. В мешке у него было что-то большое и двигающееся. «Поймал я сегодня рыбу небывалой для этих мест величины и решил принести ее тебе в дар» - сказал рыбак. Поликрат щедро одарил рыбака, а рыбу велел отнести на кухню. Раб, разрезавший рыбу, радостно вскрикнул от удивления и позвал хозяина. Поликрат глянул, в брюхе рыбы находился его изумрудный перстень. Об этом случае Поликрат послал письмо Амасису и получил вскоре от него такой ответ:  «Друг мой, я вижу, что боги замыслили против тебя что-то злое, коль не принимают твоих жертв. Малое несчастье тебя не постигло – жди большого!  А я с тобой отныне прерываю дружбу, чтобы потом не терзаться, видя, как будет страдать друг, которому я бессилен чем-то помочь»
И действительно, к Поликрату пришло большое несчастье. Персидский наместник , правивший в Сардах, по имени Оройт, замыслил погубить Поликрата. Он пригласил тирана Самос в гости, чтобы договориться о тайном союзе с ним: Поликрат поможет ему восстать против царя, а Ойрот, в свою очередь, поможет Поликрату подчинить ему всех греков. Дочь Поликрата умоляла отца не ездить к Ойроту» У меня был дурной сон, -говорила она, - я видела, будто ты паришь между небом и землей, и Солнце тебя умащает, а Зевс омывает!»  Но Поликрат не верил снам, тем более снам женским. «Берегись,- сказал Поликрат дочери,- вот вернусь из поездки, как ни в чем не бывало и продержу тебя в девках всю жизнь, чтобы ты не говорила дурных слов на дорогу» Ойрот казнил Поликрата такой казнью, что греческие историки не решились ее описать. Труп его был распят на кресте, и под солнечными лучами из него выступала зловонная жидкость, а дожди смывали с него осевшую пыль. Так сбылся сон дочери. А Поликратов перстень пятьсот лет спустя показывали в коллекции римского императора Августа. Времена пришли другие, и на фоне других вещей перстень казался простым и дешевеньким.
Есть остров Самос, он красив и богат,
На нём величайший храм Геры,
На острове правил тиран Поликрат,
Удачлив, богат, свыше меры.

Не знал неудач и не ведал невзгод,
В торговле на суше, на море.
Всегда завершался победой поход,
Врагам, принося скорбь и горе.

Египетский царь и афинский тиран
Давно с Поликратом дружили,
К нему приезжали певцы разных стран,
Ему раболепно служили.

Но помнил тиран, миром правит закон,
И главное в нём – чувство меры,
Сегодня ты счастлив, судьбой вознесён,
А завтра в тоске тускло серой.

Искусственно вызвать решился беду,
Для счастья пожертвовать малым,
Был перстень любимый – большой
изумруд,
В чудесной красивой оправе.

Надев, этот перстень, взошёл на
корабль,
И вышел в открытое море,
Зеркальные воды, да лёгкая рябь,
Вокруг голубые просторы.

Сняв перстень с руки, и закрывши
глаза,
Он бросил в морскую пучину,
По пухлым щекам покатилась слеза,
Друзьям он поведал причину.

Кто вслух умилялся, в душе осуждал
Поступок тирана нелепый.
А кто-то последствий его ожидал,
В богов и судьбу слепо веря.

Минуло три дня, и пришёл рыболов,
С огромной невиданной рыбой:
Мне Гера велела отдать свой улов,
Прими его, царь, без обиды.

На кухне рыбине вспороли живот,
В нём перстень нашли Поликрата,
Царю отнесли, и счастлив был тот,
Богов, восхвалив многократно.

Об этом в Египет велел написать,
Похвастаться другу удачей.
Ответ получил: «Мне печально
сказать,
О доле твоей горько плачу.

Наверное, только слепой не увидит,
Что боги задумали зло.
Как должно, наверно, тебя ненавидеть,
Чтоб так тебе тяжко везло.

Я дружбу сегодня с тобой прекращу,
Пусть день превращается в ночь,
Коль горе случится, себя не прощу,
Не в силах страданьям помочь.

Не принят твой перстень. Разгневалась
Гера,
Пощады от богов не жди,
Осталась надежда, да крепкая вера,
А страшное всё – впереди!»

Персидский наместник, по имени Ойрот
Тирана к себе пригласил,
И в Сурдах, где правил, его принародно,
Жестоко пытал и казнил.

Судьба Поликратова перстня такая,
Он многих хозяев познал,
Спустя лет пятьсот из персидского края,
Он к Августу в руки попал.

В коллекции Цезаря он затерялся,
Средь многих вещиц дорогих,
И долго рассказом ко мне добирался,
О прежних делах не простых.

РОЖДЕНИЕ  АФИНЫ
Приход к власти даже в сонме богов не происходил мирно. Верховный бог Зевс, воцарившийся на Олимпе, пришел к власти, свергнув отца своего Крона (Хроноса). Ему, самому, была уготовлена неприятность. От его брака с Метидой должен был родиться сын, который  был отнять власть у отца. Чтобы этого избежать, Зевс проглотил свою беременную жену (Не станем осуждать древних греков, которые должны были хотя бы представить такой необычный акт) Потом на лбу бога стала расти огромная шишка, причинявшая ему чудовищную боль. По совету мудрого кентавра (получеловека – полулошади) Хирона, бог кузнечного мастерства Гефест топором рассек вырост на голове, и из него вышла Афина, богиня мудрости и справедливой войны. Произошло это согласно мифу у озера Тритон в Ливии. Поэтому Афину еще называли Тритонидой или Тритогенеи.
Афина одна из главнейших фигур из сонма богов, по своей значимости она превосходит самого Зевса, не уступая ему ни в силе, ни в мудрости. Она обладает независимостью, остается девой, не вступая в брак ни с кем из богов. Символом ее является птица мудрости – сова. Священным ее деревом является маслина. О силе ее свидетельствует тот факт, что в борьбе с титанами, она взваливает на одного из них целый остров – Сицилию. Афина требует к себе священной почтительности. Она ослепляет юного Тиресия (Сына своей любимицы Харикло) только потому, что тот совершенно случайно увидел ее обнаженную во время омовения. Любимцем Афины был царь Итаки – Одиссей. Она является мудрой покровительницей города-государства, носящего и до сих пор ее имя – Афины.
Зевс заболел. Аид и Посейдон
Пришли помочь в беде родному брату,
И бог Морфей хотел навеять сон,
И зелье принесла с собой Геката.

Страдает бог от боли головной,
На лбу его образовалась шишка,
Трясется в страхе шар земной.
У Зевса боль? Но это – уже слишком!

Чтоб бог болел, как смертный человек,
Вопя от сильной боли и стеная!
Не знал ни каменный, не знал железный
век,
А в веке золотом верховный бог страдает!

Позвали мудрого кентавра из пещеры,
Где время он в беседах проводил,
Зевс смотрит на него с надеждой, верой,
А боль терпеть уж не хватает сил.

«Ты бремя тяжкое несешь!- сказал Хирон. –
Познаешь женщин родовые муки.
Как и у них, тобою плод рожден,
Какой еще не ведала наука!»

«Но, техника какая? – крикнул бог-
Как шишку мне, проклятую убрать?»
Хирон ответил: «Сделать это б мог,
Но не хочу ни резать и не рвать!

Кто за столом с тобою пьет и ест,
Кто ловко обращается с железом…
Пусть это сделает кузнец Гефест,
Он в этом деле более полезен!»

Железным топором Гефест нанес удар,
И шишка лопнула и вскрылась.
И все увидели внутри бесценный дар,
Афина грозная оттуда появилась.

В рождении воинственной богини
Открытого нет женского начала.
Возможно потому – непобедима,
Богов мужчин почти не замечала.

Не уступает силою Атланту,
Хоть внешне она женственно
красива.
И обладает изумительным талантом
Скрывать, коль это нужно, свою силу.

И мудростью она равна Хирону,
Хотя у каждого особые права,
Не носит символ вечности – ворону,
С ней щит всегда и мудрая сова.

С оружием, в броне и тяжком шлеме,-
Захохотал, лишившись боли, Зевс:
«Теперь я знаю, что такое бремя…
Родилась дочь и близкие все здесь!

Приветствуйте! Приветствуйте богиню!
Такого случая не знали до сих пор!
Я нарекаю деву юную – Афиной!
Родить ее помог простой топор!



ОТКАЗАЛА  В  ЗАЩИТЕ
Это случилось еще за поколение до мудрого Солона и внедрения в жизнь его законов. На олимпийских играх знатный Ии богатый афинянин Килон одержал победу. Афины славили героя, и он возомнил себя избранником богов. Ему малым казалось положение в обществе, и он решил стать тираном в Афинах, рассчитывая на поддержку друзей, которых у него много. Соседние  тираны тоже обещали поддержку Килону. Не сбрасывал афинянин и успеха  в роли олимпийца – победителя. Он дождался летнего праздника Зевса Олимпийского, и с помощью друзей захватил акрополь – афинскую крепость. Но народ не только не поддержал Килона, но, вооружившись, осадил акрополь. Возглавил осаду архонт  Мегакл. Осада затянулась. Килон пал духом и сбежал, оставив друзей на произвол судьбы. Положение пленников становилось критическим. Пока они находились в храме богини Афины, жизням их ничего не угрожало, они находились под защитой богини. Но стоило бы одному, скажем, умереть от голода, это могло означать, что богиня отказалась защищать осажденных, и они могли быть перебиты. Все остальное происходило так, как описано в стихе. Одно осталось неясным: сам ли канат перетерся и разорвался, или был подрезан кем-то из людей архонта. Как показали дальнейшие события, народ подозревал в происшедшем не волю богов, а  провокацию со стороны Мегакла…
Килона ждал большой успех
На олимпийских играх:
Борьба, метание и бег,
В прыжках подобен тигру.

И весь огромный стадион,
С почтением и стоя,
Когда пред ним предстал Килон,
Приветствовал героя!

Итог победы был таков:
Он был в зените славы,
Он был избранником богов.
Что пожелать осталось?

Народ осталось победить,
В Афинах стать тираном,
Заставить всех себя служить,
И славить в божьих храмах!

Дождался праздника Килон
И захватил акрополь.
Но допустил ошибку он,
Народ ему не хлопал!

Пришел с оружьем, осадил,
Осада затянулась,
Сражаться не хватало сил,
А Ника отвернулась!

Килон пал духом и бежал,
Друзей в беде оставил.
А память так еще свежа:
«Народ Килона славил!»

Вождем оставлены друзья,
Спасали жизни в храме.
Их в храме покарать нельзя,
Нанесть обиду, рану…

Но выход пленники нашли,
Прибегнули к уловке,
Гуськом из храма они шли,
Держались за веревку.

Один конец привязан был
К подножию Паллады,
Канат защитою служил,
Надежнее ограды!

Пройти бы им в ареопаг,
И ждать суда решения.
Но, кто-то сделал подлый шаг,
Большое преступление.

Канат обрезанный упал,
А значит, - нет защиты,
И каждый пленник мертвым пал,
Злодейски все убиты!

ОЧИЩЕНИЕ  ОТ  СКВЕРНЫ
Моровые болезни, неудачи в битвах, дурные знамения могли быть ниспосланными самой Афиной за расправу над сторонниками Килона. Нужно было произвести очищение города. Пригласили Эпименида, на которого пал выбор афинян, он был известен во всей Греции. Возможно, он и стал прототипом героя Вашингтон Ирвинга  в сказке его о Рип Ван Винкле, который проспал невесть, сколько времени в царстве эльфов. Сказка соответствует греческому рассказу об Эпимениде, который был послан отцом в поиски за пропавшей овцой. Его застиг зной, он в полдень лег под деревом отдохнуть и заснул. Проспал он пятьдесят семь лет. Когда вернулся, то все изменилось,  из родных в живых остался младший брат, седой, как лунь, старик. После этого случая Эпименида стали считать любимцем богов. Прожил Эпименид сто пятьдесят семь лет, из них пятьдесят семь во сне. Совершал очищение святой так, как описано в стихотворении.
В Афины бедствие пришло:
Болезни, неудачи.
«Кто причинил большое зло?» -
На площади судачат.

Мегакл был изгнан из Афин
За подлое убийство,
Его друзей изгнали с ним
Под крики и со свистом!

Чтоб очищение свершить,
Гадателя, святого
В Афины пригласили жить,
Покорны его слову.

Святой подумал и сказал:
«Богов у вас так много!
А кто из них вас наказал?
Молить какого бога?

Чтобы ушла от вас беда,
От скверны чистить надо,
Вы приведите мне, сюда,
Овец хороших стадо.

И где, какая ляжет спать,
Там принесите жертву,
А чтобы жертву не искать,
Овцу предайте смерти!

Алтарь и жертвенник создать,
Пусть будет их и много.
На каждом нужно написать:
«Неведомому богу!»
За работу святой взял только ветвь маслины из священной рощи богини Афины, после чего вернулся на Крит. А по всей Аттике остались стоять жертвенники с загадочной надписью: «Неведомому богу». Когда через семьсот лет  в Афины пришел апостол Павел, он увидел один из таких жертвенников. На вопрос афинян,– «о каком боге он им говорит?», апостол ответил: «О том самом, которого вы чтите, не зная!» При этом он указал на алтарь с надписью – «Неведомому богу»


СУД    ГРОМОВЕРЖЦА
На Олимпе судили бога врачебного искусства Асклепия (Эскулапа), сына Аполлона и нимфы Корониды, которую бог Аполлон убил за измену. Когда тело Корониды сжигали на погребальном костре, Аполлон вынул из ее чрева младенца Асклепия и принес на воспитание мудрому кентавру Хирону, который и обучил воспитанника врачебному искусству. Асклепий пришел к дерзкой мысли воскрешать мертвых (он воскресил Ипполита, Капонея, Главка и других) За это Зевс осудил его. Непременными атрибутами бога Асклепия была змея и чаше. Уже в позднее средневековье, образ Асклепия  в изобразительном искусстве исчез, остались его атрибуты, ставшие символами медицины.

Олимп трясется. Всё в зареве огня.
Сверканье молний. Клубы дыма.
            Следов нет ночи,
 признаков нет дня, 
границы для людей не одолимы.               

Собранье полное богов, богинь,
Сегодня повода для пира нет.
В эгиде, гневный, Зевс сидит один,
С ним рядом с чашей Ганимед.

Внизу, где кучей черная порода,
Стоит Асклепий, с чашею, змеей.
Притихла и заплакала природа,
Ведь судят лучшего защитника ее.

«Глядите!  След раздумий на челе,
Его хитон разорван, в грязи!
Сын Аполлона бродит по земле,
С Олимпом не поддерживая связи!

Он – бог людей, не суть богов». –
Так говорил владыка олимпийцев, -
«Ананкою поклясться я готов,
Он должен был среди людей родиться.

Что сделать с ним, пока не знаю я?
Он – бог, а значит, - он бессмертен.
Убить его, в Тартар послать нельзя.
Он часто побеждает бога смерти.

А, побеждая смерть, он - враг судьбе.
Нарушив принципы и четкие каноны,
Ведь по его примеру станут все,               
Крушить и нарушать все Божие законы

Пусть, сокрушаясь, смотрит Аполлон,
Каких Асклепий создал ему внуков…
Гигия,  Панацея,  и тот же Махаон
Прошли, запомнили Асклепия науку»…

Асклепий слушал  этот дикий вздор
И взор целителя не замутился  -
«Зевс на расправу, слишком скор,
И нет надежды, чтобы он смягчился.

Мне было б тяжко в небесах,
С Олимпа тянет ко всему земному.
Я б на Олимпе спился б и зачах,
Так трудно здесь приходится живому!

Зевс продолжал: «Для избежанья бед,
Я принял, возглашу своё решение –
Пусть бог Асклепий станет слеп,
А с ним ослепнет и его учение»…

Тотчас оглох Асклепий и ослеп
От грома, молний громовержца,
Глаза слепые гордо поднял вверх,
И тени нет раскаяния в сердце:

«За что казнишь и жжешь меня,
Не причинявшему беды, страданий?
Не пожалел ни молний, ни огня?
Не выслушал моих ты оправданий?

Я славы не искал, признания людей,
Нет чувств сыновних к Аполлону,
Обязан я призванием, жизнью всей
Кентавру мудрому Хирону!

У каждого свой путь, особый звон, -
Вам нравятся пиры, любовные забавы,
Мне дорог крепкий и здоровый сон,
Мне ненавистны ваши быт и нравы.

Я жизнью жил и только ей служил, -
Как лживы вы и деспотичны, боги,
Служеньем вам, добра не заслужил.
Вы слишком глухи к сирым и убогим».

Слова Асклепия были заглушены,
Подняли боги крики, шум и спор,
Под взглядом Зевса стихли и они,
Зевс произносит строгий приговор:

«  Твое жилище – скудная земля.
И где бы ты, Асклепий, не был,
Подняться на Олимп тебе нельзя.
Запретным для тебя пусть станет небо!»

ПРОТЕЙ
В греческой мифологии морское божество. Как сын Посейдона, Протей наделен всеми традиционными чертами морских богов. Он обладает способностью принимать облик различных существ и многознанием. Протей обладает и пророческим даром, который скрывает от всех, кто не сумеет поймать его истинный облик. Протей – бог всего первичного.

Протей подвижен, словно ртуть,
Он путнику усталому – награда.
Когда тот припадет ему на грудь,
Пленяясь влагой и прохладой.

И жизнь в движениях проворных.
Хоть древний у Протея мир,
Так часто он  меняет форму,
То сузится, то разольется вширь.

Есть облик у него, иль нет?
Предела нет у оболочки.
Каков Протей оставит след,
Внезапно превратившись в точку

И, как-то раз, с судьбою споря,
Разбушевавшийся Протей,
Решил покинуть воды моря,
Облюбовать себе…ручей.

Устал ли? Надоел простор?
Иль просто занедужил бог?
Но грустен был он с этих пор,
Не сделав шага за порог.

Уснуло все. Застыло море,
Не колыхнется толща вод,
Объемлет всех тоска и горе,
И волн не виден хоровод.

Протей поднялся тихо с трона,
Махнул рукою нереидам,
Отдал трезубец Посейдону,
И отбыл к берегам Тавриды.

Найти реки не удалось,
Устал искать ее Протей,
Он Ялту миновал, Фарос…
И вдруг – чудеснейший ручей.

Вода чиста и дно желтеет
Стеной вдоль берега рогоз,
Вдали вершины гор синеют,
И запах дурманящий роз…

На берегу сидела дева,
Прекрасны нежные черты,
Движенья четки рук умелых,
Вокруг разбросаны цветы.

Цветок к цветку, рисунок прост,
И вдруг веночек развалился, -
Протей в него просунул нос.
Но девы взор не замутился.

Лишь удивления следы,
И вновь проворно вяжут руки,
И только звонкий плеск  воды
Протеевы поведал муки.

Язык у бога прост и чист,
Но непонятен юной деве,
Струею звонкою журчит,
Страданий передать не смеет.

Протей коснулся ее ног,
Омыв слезою до колен,
Она не ведала, что бог
К любви земной попался в плен.

Что было дальше, я не знаю,
Ведь холодна Протея кровь,
Но сердце девы, понимаю,
Не тронет чуждая любовь.
СИЗИФ
В греческой мифологии сын царя эолян, близкий родственник многих греческих героев, муж плеяды Меропы. Мифы о Сизифе (Их несколько) рисуют Сизифа хитрым, изворотливым. Когда верховный бог Зевс похитил Эгину, дочь речного бога Асопа, Сизиф назвал отцу похищенной имя похитителя. Разгневанный Зевс послал за Сизифом богиню смерти Танатос. Но Сизиф, не только не пошел за нею, но, обманув, сумел заковать в цепи и держал в плену несколько лет. На земле в этот период никто из людей не умирал. Только богу войны Аресу удалось освободить Танатос,  которая первой своей жертвой избрала Сизифа. Попав в царство мертвых, Сизиф сумел обмануть богов и оказался единственным умершим, которому удалось вернуться на землю. Как это ему удалось?  Уходя с Танатос в Аид, Сизиф запретил жене совершать после его смерти погребальные обряды и приносить богам жертвы. В Аиде Сизиф умолял Персефону, жену царя мира теней разрешить ему вернуться на землю, чтобы наказать жену, нарушившую священные обычаи. Боги отпустили его для выполнения этой цели. Но Сизиф и не думал возвращаться в Аид, попав к себе домой. Таким образом, ему удалось прожить две жизни. Пришлось посылать за ним бога обмана Гермеса. За обман богов Сизиф был осужден в царстве мертвых вкатывать в гору огромный тяжелый камень, который, достигая вершины, скатывался вниз. Сизифу приходилось вновь приниматься за свою тяжелую, бессмысленную работу. Это наказание символизирует тщетность попыток обмануть богов.

 
Гора крутая, черт возьми,
Заглянешь вверх, и голова кружится.
Покинутая живностью, людьми,
А на верху густой туман клубится.

Не помню, как сюда забрел,
Как долго у подножья находился,
Как вдруг раздался треск и рев,
С горы  огромный камень покатился.

Гора стонала в потрясении,
Вокруг нее сгустились свет и тени,
Я отскочил в последнее мгновение.
Вздымалась грудь и щелкали колени

Потом услышал мерный топот,
Треск сучьев, мелкий камнепад,
На чуждом языке стенания и ропот,
И эхо, трижды прозвучавшее подряд.

Раздвинулись кусты. Огромная фигура.
Жгуты из мышц. Литые члены,
И лик, затравленный и хмурый.
Передником слегка  прикрытые  колени.

Он к камню подошел, ладони положил,
Окинул местность  взглядом скорым,
Вздохнул, напрягся, что есть  сил,
И камень снова покатился в гору.

Цепь времени распалась, отошла,
Свет, тени заиграли в прятки,
Сквозь тело мое искоркой прошла,
Восстановив права свои, порядки.

День отошел и наступала ночь,
Сизиф не отдохнул ни разу,
Сломить гордыню прежде он не мог,
Ну, а потом  его покинул разум.

Было ли мне знамение дано,
Чтоб осмотреться мог, остановился,
Ласкал бы женщин пил вино,
Чтобы Сизиф опять не появился.
               
СОЗДАТЕЛЮ  МНЕМОНИКИ
Симонид  Кеосский (556- – 468), поэт-лирик, мудрец , соперник Пиндара, создатель мнемоники, способности резко увеличивать объем и скорость запоминания на основании сравнения с чем-то, хорошо знакомом.
Старинное предание гласит,
Играли флейты, пир горой,
Среди гостей был Симонид –
Поэт и греческий герой.

Он олимпийцам славу пел,
Не все поэта понимали,
Смеялся кто-то, кто-то ел,
Словам поэта не внимали.

Поэта вызвали по делу…
Толчок подземный и удар,
Упала крыша, стены – сели,
Пыль, грохот и пожар.

Погибли все, не распознать
Ни по одежде, ни по лицам,
Лишь Симонид смог показать,
Где каждый должен находиться.

К нему прозрение пришло,
Всё охватив мгновенно взором.
Любое мог назвать число,
Непобедимым стал при спорах.

Запомнился Симонид еще и стихами  на смерть Аркесилая, умершего от чрезмерного употребления неразбавленного вина. Вот окончание его:
«Аркесилай, ужели ты мог настолько не в меру
                Цельным вином опьянеет, чтобы лишиться ума?
Твой неумеренный хмель принес тебе грустную гибель
                И, что гораздо грустней, стал оскорбленьем для муз.

ПОСОЛЬСТВО В  СПАРТУ
Спарта или Лакония была одним из греческих городов – государств, в которых система воспитания была суровой и простой. Спартанцы приучали своих граждан кратко и четко выражать свои мысли. Многословие здесь осуждалось.  У нас от того времени (по названию страны – Лакония) сохранилось слово – лаконичный, то есть – краткий. К примеру, мать, провожая на битву сына, говорила: «Со щитом, или на щите!»  Это означало: Либо вернуться с победой, либо пасть мертвым! Воин, показавший свою трусость, становился позором семьи, воспитавшей его.
Гонцы в Лаконию прибыли
Военной помощи просить,
Пространно, долго говорили,
Что враг силён, не знают, как
с ним быть…
Спартанцы, выслушав гонца,
Недоумённо разводили плечи:
« Успели мы забыть начало речи,
Забыв его, не поняли конца»…
Ошибку, осознав, гонец сказал:
« Мы помощи от Спарты ждём».
И дружно отозвался зал: «Идём!»


БЕССЛАВНЫЙ  ПОХОД

Бесславным был его поход, -
Рассчитан на удачу, -
Рабами стал его народ,
В неволе стонут, плачут.

Нет и оракула вины, -
Двусмыслен был ответ.
Исход предсказанной войны
Сулил немало бед.

Оракул только не сказал,
Кому беда грозит.
Но, были уши и глаза,
Чтоб трезво оценить.

Он к своей пользе его свёл,
Беспечен был и весел,
Врага б возможности учёл,
Тогда б сидел на месте.

Теперь в коляску запряжён,
На праздник в Ниневее,
Врага катает, его жён,
Противиться не смея.

И по спине гуляет плеть,
Под злобные насмешки,
Пока не остановит смерть,
В раздумье, иль в спешке.

Крюками стянут его труп
В зловонную канаву.
Молитвою не помянут –
Таков конец бесславный.

Чтобы в войне не проиграть,
Нужна была б разведка,
Оружие, готовить рать,
Стрелков расставить метких.

И в битве место подыскать,
Чтоб войско развернулось.
А на удачу уповать
Способна только глупость

 НИКА
В греческой мифологии крылатая богиня победы – дочь океаниды Стикс и  титана Палланта. Сестра Силы, Мощи и Зависти, которые тоже способствуют Победе. В римской мифологии Ника называется Викторией. Найденная при раскопках статуя Ники оказалась лишенной головы (по-видимому, отбита варварами при взятии ими Рима)

Как должна быть красива
Голова стройной девы.
Не ищу грубой силы
В этом женственном теле.

В складках легкой одежды
Слышу музыку бури,
И несётся надежда
В струях светлой лазури.

Нет, и не было птицы,
Чтоб за Никой угнаться,            
Взгляд спокойный лучистый,
Может в миг оборваться,

Заискриться восторгом,
И политься напевом,
В поле битвы просторной
Зашумят крылья девы.

Хлещут мощные крылья
Светлой, нежной богини,
Ты – не канула былью,
Ты – прекрасна и ныне.

В вихрях пламенной страсти,
И в сраженьях кровавых
Приносила ты счастье
И триумф, лавры славы.

АКТЕОН
В греческой мифологии сын Автонои (дочери фиванского царя Кадма) и Аристея, внук Аполлона и Кирены. Актеон был страстным охотником. Искусству охоты его обучил кентавр Хирон. Актеон был превращен в оленя Артемидой за то, что увидел ее купающейся. После этого он стал добычей собственных собак

Так чист и ясен небосклон,
Зефиры, шепчутся дриады,
По лесу шел охотник Актеон
С ним псы бежали  рядом.

К полудню время подошло,
Но ни одна стрела не взвилась,
Ну, что поделать, как назло,
Живая тварь не появилась.

Вот впереди мелькнула тень,
И треск ломающихся сучьев,
И стук копыт. Какой олень!
Не может быть такого лучше

Вся свора псов помчалась вслед
И Актеон за ними, с луком.
Собаками утрачен  след,
И тишь опять, кругом ни звука.

Пытаясь отыскать следы,
Охотник в дебри углубился,
Услышал смех и плеск воды,
Невероятно удивился.

Кусты раздвинул, видит грот,
Резвилась среди нимф Диана…
Открылся в изумлении рот,
Он смотрит на неё упрямо.

На дерзкого взглянула дева,
И на чело спустилась тень.
Охотника менялось тело,
Был Актеон, теперь – олень.

Он прочь бежал, за ним – погоня,
Его же собственные псы…
Впились зубами, кровь, агония…
И древних греков – «словесы»

Из мифа вывод сделать можно:
Не следовать со сворой псов,
Следов искать не нужно ложных,
Не слушать женских голосов.

Увидев обнажённой деву,
Стоять не нужно истуканом,
И долго любоваться телом,
Пусть то богиня, пусть Диана…

Да и богине быть иной -
Не нравятся мужские взгляды,
Так повернись к нему спиной,
Или прикрой себя нарядом…

А если ты, случайно, зла
Зачем такое превращение?
Ты преврати,  хотя б в осла,
И пользуйся  его служением!

Слукавить мне – пустое дело,
Но прежде чем в себя его приму,
Заставлю целовать мое все тело,
Любовная игра – по плану моему.
               ЖЕМЧУГ
В греческой мифологии жемчуг является застывшими слезами океанид, многочисленных дочерей  титана Океана. Застывать они стали после того, как Зевс упросил Океана сделать этого, так как опасался что солеными слезами  океанид море может стать настолько соленым, что в нем исчезнет жизнь.
У дев морских нет дел мирских,
Кто может причинить обиду?
В просторах моря голубых
Шумят волной океаниды.

И горе морякам беспечным,
Коль слышат бури вой, напевы,
Могилою им станут вечной
Просторы, где резвятся девы.

А девы проливают слёзы,
Им смелых жалко иногда.
И Зевса им смешны угрозы-
«От слёз их солона вода»…

Свободны девы и могучи,
Что может Зевс, хоть и упрям,
Ну, может гром наслать и тучи,
Разбудит спящий Океан.

 
Вода не Зевсова стихия,
В ней гаснут молнии и громы,
Не утерял свой нрав и силу               
И Океан – титан огромный.

Но в чём-то прав Кронид…
Солёно - горькая вода…
Не удержать  океанид,
Наступит общая беда!

Чтоб смерти избежать угрозы,
Зевс Океану повелел:
«Пусть каменными станут слёзы
У плачущих над чем-то дев.

Те, молча слёзы проливая,
От Зевса в раковины прячут,
А люди жемчуг собирая,
Считают всё своей удачей.

Оттенков разных, величин,
Но полон нежности туманной,
И я не назову причин,
Тот камень не назвать желанным.
              ФЕМИДА
Фемида (Темида) в греческой мифологии богиня правосудия, дочь Урана и Геи, титанида, вторая законная жена Зевса, мать гор и мойр (богини ткущие жизненную нить смертных) богини судеб не только человеческих, но и богов. По одной из версий она является матерью Прометея, при этом она  сближается с землей Геей, и мыслится единым божеством под разными именами. Фемида обладает даром прорицания. Часть этого своего дара она передала своей сестре Фебе, а та богу Аполлону. Служитель Аполлона и был дельфийским оракулом, к которому прибегали воители и тираны. Как жена Зевса, она является  матерью правопорядка. Изображалась женщиной с весами в руках, для измерения добрых и злых дел, и с повязкой на глазах.

Хоть правдою Атлант был прав,
Но оправдаться нечем,
Олимп, законы все поправ,
Взвалив небесный свод на плечи

Не дрогнуло лицо Фемиды,
Не замутился девы взор,
Хоть произвол так очевиден,
Несправедливый приговор.

Огонь похитил Прометей, -
Могуч умом и телом вечен,
Он так старался для людей,
Орел клюёт титану печень.

Таков был Зевса приговор,
Фемида промолчала,
Хоть знала, что титан не вор,
Огнём владел сначала.

Что Зевс отнял у Прометея
Огонь, которым тот владел,
По сути, мелким став злодеем,
Нарушить сам закон посмел.   

      ЭРОТ  И  ПСИХЕЯ
Эрот – бог любви. Психея, от греческого слова Психе – душа. Отсюда болезни души нами называются психическими. В греческой мифологии Психея – олицетворение души, дыхания. Используя обрывки греческих сказаний, соединив их древнеримский  писатель Апулей, создал поэтическую сказку о странствиях человеческой души, жаждущей слиться с любовью.

Такой красавицы еще не видел свет,
Робка, застенчива, невинна,
Свои отдали розы запах, цвет,
Но, рядом с девой, никого не видно.

Психея избегает шумных мест,
С подругами не водит хороводы,
Людские чужды похвала и месть,
У берега реки одна, бедняжка, бродит.

Следит из-за кустов за нею Пан,
Но сдержанно, стараясь не спугнуть,
Как гибок и прекрасен девы стан,
Как высока, красива ее грудь.

Рассыпан по плечам каскад волос,
Волнистых, белокурых, длинных,
Прекрасных, чистых линий лоб и нос,
И взгляд очей огромных, синих.

Когда идет, дриады умолкают,
И Пан свою не трогает свирель,
Зефиры кожу девушки ласкают,
И песнею встречает соловей.

Проходит по траве, а следа – нет,
Трава зеленая осталась непримятой,
Цветы головки повернули вслед,
И перекличка живности пернатой.

Сидит на берегу реки Психея,
В воде болтая ножкой дивной,
Целует бог реки, от нежности немея,
И струй реки не слышны переливы.

Такую красоту не усмотрели боги,
Не одного она б с ума свела,
Ведь, что ни говори, у Олимпийцев
многих
Средь дев земных – любовные дела.

Но, как-то раз, Психея отдыхала,
Кружили нимфы танцы - хоровод,
Над этим местом быстро пролетая,
На деве взор остановил Эрот.

И, изумленный девы красотою,
Спустился вниз, припав к ее ногам:
«Психея, я побежден тобою,
Всё, чем владею, я тебе отдам.

Эрота сердце стало раной,
Я, видишь, бог любви у ног твоих,
Твоей красе не видел равной,
Олимп стал стар, там нет таких»

«Что я отвечу,- молвила Психея,
Твоею ранена стрелой,
Противиться судьбе своей не смею,
Готова жить, страдать одним тобой

Взять на Олимп ее, не смел Эрот,
И Афродита, ревностью страдая,
Заставила его Психею спрятать в
грот,
От гнева матери любимую спасая.

Убежище Психеи разыскала,
На мягком и широком нежном ложе
Жена Эрота мирно спала,
От головы до ног вся в лепесточках
розы.

Глазам краса небесная предстала,
Богиня опустилась на колени
И долго нежно тело целовала,
Пока на землю не опустились тени

ЖЕРТВЕННИК  ЛЮБВИ
( гетеры древней Греции)

В основе стихотворения положены описания древнегреческих авторов, имя одного из них Аркесилай( происхождением был из скифов). Писатель, философ, он был предан роскоши безмерно. Жил открыто с Феодотой и Филой, гетерами из Элиды. Любил мальчиков и терял из-за них голову.
Лишь третьи петухи пропели,
Чуть-чуть рассеялся туман,
Толпой направились гетеры,
Мелиссой был предложен план.

Отправиться сегодня в рощу,
И жертвы нимфам принести.
Что может легче быть, и проще –
Всего в трех стадиях пути

Её возлюбленного дом,
Растут там мирты, кипарисы,
Возлягут в доме за столом,
И будут есть, и веселиться.

В сторонке громоздятся скалы,
Вершины в лаврах и платанах,
Вода прозрачная стекала
Из рога каменного Пана,

Статуи нимф стоят в воде,
Застыли в позах сладострастья,
Цветы красуются везде,
Любовного поляна счастья.

И, кажется, что смотрит Пан
На нимфу похотливым взором,
Любовью пылкой обуян,
Одну из них поймает скоро.

Гетеры шли сюда, болтали,
Путь полон смеха и веселья,
Прохожих шуткой поддевали,
И те шутили, от безделья:

«Куда идёте? Чьё имение
Сегодня будем пропивать?»
«Счастливо место для веселья,
И сколько фиг на нем срывать?»

Встречались грубые мужчины,
Кричали: «Вон шагает блуд!
Наверно, важная причина,
Коль шкуру обдирать идут?»

От этих отвязаться рады…
Но вот, пути пришел конец,
Гетеры занялись обрядом,
На Пана, возложив венец.

Сложили жертвенник из камня,
Огонь как будто вспыхнул сам,
И жертвы возложили сами,
Дымок курится …фимиам.

Отпущены на волю птицы,
Молитвы нимфам и харитам,
Гетер серьезны стали лица,
Несутся просьбы к Афродите,

Чтоб та удачу даровала,
Чтоб пояс дала красоты,
Любовников богатых дала,
Чтоб сбылись всех гетер мечты.

Погода чудная, что  в доме?
Лежать в объятьях духоты?
Вода прохладна водоема,
Трава и нежные цветы…

В них, как в объятиях Эрота,
Ушла усталость, ни следа,
И со скалы, как капли пота
Звенит и падает вода.

Листвой весенней пахнет
сладко,
И соловьев несутся трели
Душа усталая размякла,
И девы гимн богам запели.

Сорвали ветви тиса, мирта,
Своими платьями накрыли,
От взора чуждого укрыты,
Гетеры к пище приступили.

Вино купили в Элевсине,
Не местное оно, и много
И сладкое, взбодрило силы,
Вскружило головы немного.

Ходили кубки, вкруговую,
Во здравие любви и каждой.
За деву нежную живую,
Не по единой пили, дважды.

Плангона стала танцевать,
И бедра девы закачались
Мегара стала подпевать,
И танцы общие начались

От голых тел шел аромат,
Он будоражил мысли, кровь,
Качались бедра, прыгал зад,
На зов вина пришла любовь.

Тела сплетались, расплетались
Гетеры ласками делились,
Потом от ласк своих устали,
И снова ели, снова пили.

И снова части голых тел
Искали языки и губы
Весь опыт искушенных дев
Дарился истово подругам.

        СПАРТАНСКИЙ   ПИР
Когда спартанский царь Агесилай разбил  наместника персидского царя Ксеркса, добычей спартанцев стал богатейший обоз, наложницы и слуги персидского царя. Привыкшие к скудной пище,  непритязательному образу жизни (сравните – спартанский образ жизни) спартанцы удивлялись тому, что искал Ксеркс в их бедной стране? Чем он в ней собирался поживиться?
Постыдно Ксеркс из Греции бежал,
Свое богатство растеряв повсюду,
Спартанский вождь такого не видал,
Дивился золотой, серебряной посуде.

Велел он повару персидского царя
Готовить пиршество, как принято у
персов,
И греков пригласил, ни слова говоря,
За стол, уставленный едой, уселся

Пред ним поставлен козий  сыр,
Ячменная лепешка, соль, вода,
Спартанский начиная пир,
Спартанский вождь сказал: «Беда,

Таким богатством, персы обладая,
Пришли сюда, - поверить трудно, -
Что получить от нас желали?
Земля наша бедна, живем мы скудно!»

ФИЛОСОФ
Каждому из семи великих мудрецов не нужно было ничего придумывать, они пользовались готовым, только осмысливая его и облекая в краткую форму. Правила гласили: «Не ищи нехоженых путей! Ими не познать законов жизни». Жизнь проверила эти правила. Мудрецы оказались правыми. Это правило и оказалось мудростью. Новые пути никто не мог назвать мудростью, это было только поиски ее. Искатели не стали называть себя мудрецами, а только – философами, что с греческого означало – «любомудрыми»

Что делает мудрец?
Он что-то создает?
Придумывает что-то, извлекает?
Он мудростью народною живет,
Она в его сознанье проникает!

Он от нее, все лишнее убрав,
Создал, как скульптор, изваянье
Заметен в нем и пыл его, и нрав,
Он не готовый к покаянью,

Даже тогда, когда вокруг беда,
И ожидает тяжкое мучение.
Он будет защищать его тогда,
Когда и ложью веет от учения.

Философ с виду кажется смешным,
От бытия так часто отрешенный,
Нелепость часто происходит с ним,
Он бродит, как субъект
завороженный

Фалес Милетский как-то ночью
Решил понаблюдать светила,
Хоть ночь не темна, между прочим,
Тогда луна достаточно светила.

Фалес, задравши голову, глядел,
Не видя под ногой провала,
В колодец вниз ногами полетел.
Вода сомкнулась. Дна не доставал он.

На крик его служанка прибежала,
Веревку кинула, философа спасла.
Но язычок ее змеи опасней жала.
От ней молва кругом гулять пошла.

Она сказала: «Вот тебе урок!
Считай, что над тобою пошутили боги!
Отделался легко, до ниточки промок!
Смотря на небеса, гляди себе под ноги!


 

СКАЗАНИЕ  ОБ  АДМЕТЕ И  АЛКЕСТИДЕ
Неслыханное дело, светлейший бог Аполлон провинился. Так, - дело-то пустячное,  всего-навсего – убил циклопов. Зевс пожурил «проказника», назначив наказание – год службы пастухом у царя Фессалии Адмета. Наверное, знал Адмет о необычном пастухе, поэтому обращался с богом почтительно. За это Аполлон, отблагодарив своего хозяина, выговорив у богини судьбы Мойры возможность, отсрочить день смерти Адмета, если кто-то согласится вместо него сойти в царство теней. Аполлон же помог Адмету получить в жены красавицу Алкестиду, дочь царя Пелия. Бузующий тесть был привередлив, он потребовал от жениха, чтобы тот приехал на  свадьбу в колеснице,  в которую будут запряжены вепрь и лев. И это помог Адмету выполнить Аполлон. Но, вот беда: забыл Адмет принести жертву богине Артемиде. Та, воспылав гневом, в день свадьбы подбросила в спальню новобрачных змей. Змеи олицетворяли близкую смерть Адмету. Когда пришло время Адмету умирать, сойти в ад за него решила Алкестида. Геракл, как-то попал в гости к Адмету. Тот славно угостил героя. Геракл увидел, что хозяин так печален. Узнав о том, что Алкестида, приняла смерть вместо любимого мужа, Геракл спустился в подземное царство смерти, вступил в единоборство с богом смерти Аидом, победил его и потребовал плату – душу Алкестиды. Ее он вывел в мир живых и отдал Адмету. Вся Фессалия встретила возвращение царицы ликованием.
Попробуй угодить бесчисленным богам,
У каждого из них и мощь, и право?
Ты служишь одному, приказ другою дан
С тобою учинить расправу.

Такое испытал и царь Адмет,
Имея все, овеян славой
Прожив с женой немного лет,
На жизнь и счастье утерял он право.

Решила за него жена сойти в аид,
О том сказанье древних говорит.
Хвала еще великому Гераклу,
Что тот за ней в тартар сошел,
Там тень души ее нашел.
Забрал, вступив с Аидом в драку.

СКАЗАНИЕ  ОБ  АДОНИСЕ
Сказание об Адонисе перекочевало в древне-греческую мифологию из ассирийско-финикийских верований. На ассирийского царя Тианта и его дочь Киниру пал гнев Афродиты  (Астарты), Причина: дочь царя не почитала богиню любви. Богиня внушила дочери страсть к отцу. Отец вступил в преступную страсть с дочерью, а затем проклял ее. Боги превращают несчастную в миртовое дерево. Из треснувшего ствола мирта появляется удивительной красоты мальчик – Адонис. Воспитание поручено жене Аида Персефоне. Афродита не желает расстаться с Адонисом. Зевс повелевает, - половину времени Адонис проводит у Персефоны, а половину с Афродитой, став ее возлюбленным.
Но, оказывается, и богиня Артемида воспылала чувствами к красивому юноше. Но тот отдал предпочтение Афродите. Разгневанная Артемида насылает на юношу дикого кабана, который смертельно ранит красавца. Афродита горько оплакивает возлюбленного и превращает его в цветок. Этого мало, в святилище Афродиты в Библе происходили оргии в честь Адониса, сопровождавшиеся священной проституцией. Первый день оплакивали его гибель, на второй день предавались любовной страсти в честь его воскрешения.
Да, ревность женщины ужасна,
Коль предпочтенье не дано,
Покоя ожидать напрасно.
Гнев испытать всем суждено.

Не исключенье – Афродита,
Ее Адонис – обречен.
Он будет кабаном убитый,
В цветок красивый превращен.

И в честь любимого богиня
Любовь в святилище своем,
Чтоб прославляли его имя,
Зажжет пылающим огнем.

СКАЗАНИЕ  ОБ  АИДЕ  И  ПЕРСЕФОНЕ
Аид означает – «безвидный», «невидимый» в греческой мифологии – владыка царства мертвых, название Аид означает и само царство теней. Он царствует вместе с Персефоной, (дочь Зевса и Деметры), которую Аид похитил, когда она собирала цветы на лугу. В поисках пропавшей дочери, Деметра забыла о своих обязанностях, землю охватил голод. Зевсу пришлось вмешаться. Согласно его повелению, Персефона треть года будет проводить в Аиде, а две трети на земле, с матерью и другими богами. Хотя Аид и внушает ужас своей неотвратимостью, но уважением никогда не пользовался. Да и обманывали смертные бога подземного царства не раз, и не два. Не радовали глаз владения Аида. Ни асфоделевый луг, где блуждают тени умерших, ни мрачные глубины Эреба, ни реки Кокит, Стикс, Флегетон и Лета. Ведет тени умерших ко входу в царство бог Гермес, перевозит через Стикс перевозчик Харон. Чтоб не ушли из царства мертвых, души, пересекая Лету, теряли память они о прошлом, а стерег их трехглавый пес Цербер. Судят мертвых судьи Минос, Эак и Радаманф. Праведных ждут острова блаженства – Элизиум и благодатные Елисейские поля. Неправедные тени настигает плеть, рвущая их в клочья. Аид – самый несчастный из богов. Ему не приносят жертв, ему не суждено иметь потомство, да и жену от добыл незаконным путем Он бывает и физически слаб перед греческими героями. Побеждал его не раз Геракл.
Крон побежден, низвергнут был в Тартар,
Его наследство поделили дети.
Из Зевса рук власть получают в дар,
Интриг плетут густые сети.

Зевс на земле, а в море – Посейдон.
А брату младшему подземный мир достался,
Но не ворчит, доволен царством он.
И в гости на Олимп не собирался.

Нет, не найти жены среди теней,
Но под землей не действуют законы,
И выбрав из чреды один из лучших дней,
 Аид похитил на прогулке Персефону.



           Деметра опечалена была,
Земля родить плоды в достатке перестала.
Зевс повелел, отбросил все дела,
Чтоб знать богов законы соблюдала.

Треть времени Аидова жена,
Красавица, богиня Персефона
С Аидом в царстве мертвых быть должна,
Все остальное с матерью и дома.

Все говорят – бог смерти некрасив,
Живые чувства богу не знакомы,
Что смерть сама забрала много сил,
Вот почему проводит время дома.

Сил не хватает прибыть на Олимп,
К тому же не стремится и подняться,
Не светит над челом у бога нимб,
И света стал подземный бог бояться.

Почтение к тому не велико,
Когда оно не чувственно, не видно,
Находится, к тому же, далеко.
И богу смерти от того обидно!

Нет в царстве смены ночи, дней,
И не царят в нем музыка и пенье.
Печален мир заброшенных теней,
В нем находиться – адское терпенье!

В одежду тени не одеть,
Подвижные, забыв о плоти,
Их яростно стегает плеть,
Но крика нет, летят одни лохмотья.

У всех – бессмертная душа,
Хотя у душ бесчисленные лица.
В мир тьмы вступают без гроша,
И нет надежды возродиться.

Ведь тела нет, есть только тень,
Нет света и его не будет,
Тень не рождает светлый день.
Кто тень бездушную осудит?

Несчастней бога не найти,
Терпеть Аиду не хватает сил,
Хоть в царстве смерти сходятся пути...
Аида как-то пристыдил Ахилл:

«Поденщиком служить у бедняка
Почетнее, чем быть царем у мертвых!»
Порою жизнь бывает и горька,
И радости границы слишком стерты,

И все же есть желаний тьма,
Пока бунтует в теле нашем кровь.
Есть радости от творчества ума!
Какое счастье дарит нам любовь!

Сизифу удалось Аида обмануть,
Орфей чуть не увел с собою Эвридику.
Геракл не раз в Аид проделал путь,
Не страшны для него чудовищные лики
 
   Ге ракл уводит из Аида Цербера.

АМФИТРИОН  И  АЛКМЕНА.
Внук Персея – Амфитрион, сын тиринфского царя Алкея стал мужем Алкмены, женщины, обладавшей исключительной красотой. Она была дочерью царя Микен Электриона. Будучи племянником Электриона, Амфитрион, по сути, был женат на двоюродной сестре.  Между тестем и зятем установились дружеские, доверительные отношения. Казалось, счастье во всем сопутствует Амфитриону. Но, Зевс, глава пантеона олимпийских богов воспылал любовной страстью к замужней женщине. Просить помощи у Афродиты он не решался, боясь, что это дойдет до слуха его жены, и Гера станет помехой в любовных плутнях.
Зевс опьянен любовной страстью
К красавице земной - Алкмене.
Он обладал огромной властью,
И частой склонностью к измене.

Но здесь не дева, а жена,
Красавица, к тому ж строптива,
Вниманием окружена...
Но, что поделать,- так красива!..

Глаз не отвесть, ну, как тут быть?
Что предпринять? На что решиться?
Не ест, ни пьет Зевс и не спит,
И не понять, что с ним творится?

Супругов, знает, надо разлучить,
Потом принять иные меры,
И постепенно приучить,
Вниманья избегая Геры...

О том не ведал внук Персея,
Но богом Зевсом предан он.
На Пафос был поход затеян.
Вел войско царь Электрион.

Дядя Амфитриона Электрион вел войну с телебоями, обитавшими на острове Тафос. В этой войне погибли сыновья Электриона. Царь решил возглавить войско сам и временно вручил правление над страною Амфитриону. Во время  проводов, случайно, бросив дубинку в быка, Амфитрион попал ею в тестя. Тот пал мертвым. Пришлось Амфитриону с Алкменой бежать из Микен. Принял его царь Фив Креонт. В долгу Амфитрион не оказался. Он совершил немало подвигов, служа царю. Убил тевмесскую лису, опустошавшую окрестности и всегда уходившую от преследователей. Победил бессмертногоТерелая. Пока Амфитрион отсутствовал, Зевс, приняв его образ, провел не одну ночь в страстных объятиях с Алкменой. Красавица родила двух близнецов. Один, названый Ификлом, был сыном Амфитриона, второй – Геракл был сыном Зевса. О любовной связи мужа проведала Гера. Она обрушила град несчастий на Амфитриона и его семью. О том, что происходило с плодом любви Зевса, Гераклом, которого всей душой возненавидела, скажу ниже. В битве с беотийцами пал Амфитрион. Вдову долго преследовал Эрисфей. Алкмена настояла на смерти своего врага, когда он попал в плен. И, наконец, после бренной жизни, находясь в Аиде, на островах блаженных, Алкмена вышла замуж за судью преисподней Радаманфа.

Пытаясь поразить дубинкою быка,
Амфитрион попал случайно в тестя,
Удара сила слишком велика.
Скончался царь на том же самом месте.

Бежать пришлось, оставлены Микены,
Приняли Фивы беглецов,
Амфитриона и Алкмену,
Беглец очищен мудрецом.

Пришлось за это, правда, послужить,
Свершая подвиги, походы,
Доверье тестя заслужить,
Приятным стать фиванскому народу.

Не ведал греческий герой,
Кто совратил его Алкмену.
Бог приходил вечернею порой,
Чтоб не заметила красавица подмену.

На землю тьма легла крутая,
И трое суток солнца нет,
И волю Зевса выполняя,
Земле не дарит солнце свет.

Нет слов, чтоб описать мгновенья,
Коряв и неуклюж мой слог,
Алкмене дарит наслажденье,
Любовью упиваясь бог.

Двух близнецов Алкмена родила:
Один от мужа, а другой  - от бога,
Ификлом и Алкидом нарекла,
А сыну бог отмерил силы много...

Любимым Зевс бессмертья не дарил,
Не ценны были и слова.
Амфитрион в бою убитым был.
С детьми осталась бедная вдова.

Настало время, в мир теней ушла,
На острове блаженных проживала.
По смерти мужа там себе нашла –
Женою Радаманфа стала.

СКАЗАНИЕ   О  ГЕРЕ  И  МЛАДЕНЦЕ  ГЕРАКЛЕ.
Ненависть к сыну Зевса Гераклу (В детстве названном Алкидом) возникла у жены громовержца Геры еще тогда, когда он находился в утробе Алкмены. В день, когда Гераклу было суждено появиться на свет, Зевс, находясь в собрании богов поклялся, что младенец из его потомков, который родится в этот день, будет властвовать над  Микенами и соседними народами. Пылая от ревности и негодования, Гера сделала так, что задержала роды Алкмены  и ускорила на два месяца роды Никиппы – жены микенского царя Сфенела. Родился сын, которого назвали Эфрисфей. Он тоже был внуком Персея и правнуком Зевса. Опрометчиво данная Зевсом клятва лишала Геракла прав на престол. И этого мало, мстительная Гера послала двух гигантских змей из болот, чтобы ночью те задушили младенца Алкида. Сила, дарованная Зевсом сыну, спасла того от смерти,- он задушил змей.
Семьи хранительница Гера,
Дочь Крона и несчастной Реи,
Сестра, жена родного брата,
Перечить Зевсу не посмеет.

Хотя страдание и боль
В груди надежно прячет Гера,
И к смертной пылкую любовь
Не измеряет божьей мерой.

У ней столетие за день
Так незаметно пролетает.
Соперница пред нею тень
В тартар, к Аиду, улетает.

Но, как бессмертную понять?
Ведет, как женщина простая.
Преследует не только мать,
Дитя, младенца не прощает.

Как сладостна богине месть, -
Ей Зевса не простить измены, -
И горе долго будет несть,
Ребенка потеряв, Алкмена!

Ночь тихая. Глубокий сон
Объял Алкмену, Амфитрида.
Во тьму весь дом был погружен,
Ни зги вокруг не видно.

А из болота две змеи
Ползли, чуть шелестя травою,
Раздвоив языки свои
Толкнулись в двери головою.

Во тьме раздался детский стон,
Родители стремглав вбежали.
Исчез мгновенно крепкий сон, -
Двух змей огромных увидали.

В мельканье света и теней
Уже закончились их муки,
Сжимали крепко шеи змей
Геракла крохотные руки.

 

СКАЗАНИЕ  ОБ  АЛОАДАХ
Внуки бога морей Посейдона – От и Эфиальт славились непомерной силой и гигантским ростом  Уже к девяти годам они были ростом в семнадцать метров и в ширину четыре. Рано возмужав, гиганты решили похитить богинь Геру и Артемиду, сделав их своими женами. Посланный усмирить «младенцев» бог войны Арес, был ими связан и помещен на тринадцать месяцев в медный сосуд. И только Гермес, обладавший даром закрывать и открывать все емкости (сравните со словом – герметический) освободил брата из заточения. Кичась своей силой, Эфиальт и От,
заявляли, что они взгромоздят горы Оссу и Пелион на Олимп и сами, без приглашения, взойдут на небо. Братья поразили себя копьями, целясь в пробегавшую между ними лань. Ланью той была Артемида.
Гиганты Эфиальт и От, -
Тщеславие не знало меры, -
Задумали пойти в поход,
Похитить Артемиду, Геру.

Цепями скован был Арес,
И в медном заключен сосуде.
Освободил его Гермес,
Извлекший хитростью оттуда.

Пугали Зевса и богов,
Что на Олимп навалят Оссу,
Хоть замысел и был таков,
Осуществить его не просто.

Угроза была не пустой
Загромоздить Олимп горами.
Но пали жертвою простой,
Друг друга заколовши сами.

ДАР  АПОЛЛОНА
Аполлон наградил красавицу Кассандру, дочь Приама и Гекубы, даром пророчества, ожидая от нее любовной взаимности. Кассандра отказала богу, выйдя замуж за Гектора. Аполлон отомстил, сделав так, что все пророчества, все слова молодой женщины не стали принимать всерьез, даже тогда, когда пророчества касались жизни или смерти города Трои, где она проживала. Она опознала Париса, виновника троянской войны, когда тот явился на состязание в Трою. Она убеждала Париса от бракосочетания с женой царя Менелая Еленой. Она уговаривала троянцев не вводить в Трою ахейского коня, в котором скрывались греки. Она скорбно оплакивала смерть мужа, погибшего от рук Ахилла. В ночь падения Трои она пыталась спастись в храме Афины, припав к ее статуе. Аякс оторвал ее от изваяния и тут же, у ног изображения богини, изнасиловал Кассандру. Потом она, как военная добыча, попала к Агамемнону, и была убита женой  Клитеместрой, увидевшей в ней соперницу.
События предвидеть – божий дар,
Но, превратиться, может в наказание,
Знать о беде, предчувствовать удар,
Способна лишь молиться в ожидании.

Когда произойдет,- не в силах помешать –
Кассандры вещей – суть такая.
Пытается пророчество вещать,
Но даже близкие ее не понимают

Не дар, страдание одно,
ПАророчеству ее никто не верит,
За весь народ страдать ей суждено,
Пред истиной ее захлопывают двери.

Пытается предотворить войну.
Париса долго, долго убеждала.
И далее, попытку не одну,
Но истина ее побед не одержала.

«Прошу вас не вводить ахейского коня!» -
Кричит она в пророчестве экстаза.
Но бедную пророчицу бранят.
Троянцы не послушались ни разу.

Не слушали ее, и пала Троя,
Над городом витает тлен,
Сражаясь, Гектор пал героем.
Кассандра гибнет, попадая в плен.

ПЕРЕД  БОГАМИ  СКРОМЕН  БУДЬ
Беллерофонт, сын коринфского царя Главка, внук Сизифа. Один из главных греческих героев. Первоначально имел имя Гиппоной. После убийства родного брата Беллера получил имя Беллерофонт, что означало «Убийца Беллера». Убив брата, опасаясь мести, бежал в Арголиду, где его гостеприимно встретил тиринфский царь Прет.
Жена Прета, Сфенебея безумно влюбилась в юного красавца Беллерофонта, но была отвергнута тем. Тогда в гневе Сфенебея пожаловалась мужу на то, что гость пытался лишить ее чести. Законы гостеприимства не позволяли Прету убить гостя. Прет послал Беллерофонта с посланием к своему тестю Иобату. В нем была высказана просьба  расправиться с посланником. Иобат не решился прямо исполнить убийство. Он избрал другой путь, давая гостю поручения, выполнение которых сулило верную смерть. Беллерофонт отбил нападение многочисленного и могущественного племени солимов, успешно сражался один против множества амазонок. Иобат устроил засаду против героя, но вся засада была перебита. Сражался герой и с чудовищной химерой, соединявшей в себе туловище козла, с головою льва и ядовитым хвостом змеи. В помощь боги дали Беллерофонту крылатого коня Пегаса. Увидев, что Беллерофонт честен, неподкупен, грозен и могуч, Иобат не только оставил желание уничтожить его, но выдал за него любимую дочь Филоною и сделал его наследником престола. Умирая, Иобат рассказал Беллерофонту о чем его просил когда-то Прет. Желая отомстить Сфенебее, Беллерофонт убедил ее в своей любви и предложил прокатать ее на Пегасе. Находясь в воздухе, он сбросил Сфенебею на землю, та погибла. Неизвестно по какой причине Беллерофонт потерял расположение богов и стал безумным. Поговаривали, что герой решил на Пегасе взлететь на небо и посетить Олимп. Боги поступили с ним так же, как он поступил с Сфенебеей. Пегас, паря в воздухе, сбросил Беллерофонта, тот упал на землю и стал слепым калекой. Скитаясь, он жил подаянием. Прозрел только перед смертью.
Когда имеешь дело с многими богами,
То каждого из них остерегайся,
Не путайся случайно под ногами,
Не часто на глаза им попадайся.

Беллерофонт был истинно герой,
Сражался с огнедышащей химерой,
С хвостом змеи и львиной головой,
Людям вредившей свыше меры.

Любимцем олимпийцев стал,
И в помощь получил коня Пегаса,
Беллерофонт так часто воевал,
На отдых не хватало ему часа.

Начав свои дела с убийства брата,
Сфенебеей он оклеветан был,
И в Ликию был послан, к Иобату,
Чтоб тот его, там, как-то погубил.

И царь давал такие поручения,
Которые не в силах одолеть
Никто из смертных. Все сомнения,
Герой отбросив прочь, обманывает
смерть.

Царь Иобат пришельца полюбил,
Стал тестем, дочь отдавши в жены.
Беллерофонт любимцем Зевса был,
Почетом и вниманьем окруженный.

По смерти Иобата стал царем,
Но пошатнулась божья милость,
Пегас пока находится  при нем.
У богов подозренье появилось:

«Используя крылатого коня,
Беллерофонт достигнет неба!»
И смертного, во всех грехах виня,
Все сделали, чтоб там он не был.

Пегасом он в полете сброшен был,
Калекой2 стал Беллерофонт, ослеп.
Герой забвение добыл,
В скитаниях провел остатки лет.

Беллерофонт становится безумным
За то, что возгордиться он посмел.
В Аид идя, одолевали думы.
Но, кажется, он, наконец, прозрел:

«И ясный взгляд, и чистые глаза,
Не говорят о том, что – зрячий...
Когда минует божия гроза,
Ты понимаешь, думаешь иначе...

Что дар богов таит в себе успех,
Но в даре том скрывается подвох...
О даре том не говори при всех,
Иначе стал немым, ослеп, оглох!»

АРКАДИЯ  - СТРАНА СЧАСТЛИВЫХ
Земля была уже седой, а мудрость – юной, а потому и слишком беспечной. А беспечность рождает неурядицы, да и просто беды. И тартар – царство теней возник тогда, боги неугодных низвергают туда. Но не был тартар тюрьмой для бессмертных. Выйти оттуда можно было при смене богов. Но, кто знает, когда произойдет та смена? Даже Мойре, богине судьбы, не ведомо это.  Боги жили  весело и беспечно, пускаясь в бесконечные любовные приключения, далекие от людской морали. Мир на земле был неприветлив, грозил постоянно гибелью. Но, было на земле было одно счастливое местечко, называемое Аркадией. Где оно было? Может, я и ошибаюсь, но это была Тира, большой, прекрасный остров. Жил на этом острове титан Атлант, один из сверхмогучих сыновей титана Япета, томившегося в недрах тартара. Было у него семь веселых дочерей, от матери Плеоны, назывались они плеядами, семь дочерей плачущих по погибшему брату Гиаду, назывались – гиадами.
В Аркадии ясной, цветущей, счастливой
Нет пропастей грозных, печальных долин.
Вздымалась высоко гора горделиво
С названием странным – гора Санторин.

Высокие горы страну защищали
От бурных морей, да и ветров лихих.
Резвились здесь девы, не зная печали,
Не ведая зла и деяний плохих.

Шесть юных красавиц были озорными,
Седьмая печальной и тихой была.
И тайнами сердца делилась своими
Лишь с тучкою легкой, что в небе плыла.

Она полюбила Сизифа, титана,
Могучий, красивый и смелый умом.
Меропа стыдится сказать ему прямо,
Что тайну одну она знает о нем.

Меропа бессмертна, она – титанида,
Бессмертие где-то Сизиф утерял,
Не гложет «пустая» титана обида –
Не раз в своей жизни Сизиф умирал.

Коварству у Зевса Сизиф научился,
Бессовестно лгать, чистым взором смотреть.
Две жизни прожил, пред судьбой
не склонился.
С усмешкой встречает он новую смерть.

И боги бессмертьем его наградили,
Но в мире не нашем, а в мире ином,
Сизиф, напрягая последние силы,
Огромнейший камень катит на подъем.

Меропа осталась, утратив Сизифа,
Одна, без сестер и родного отца.
Ушла в мир забвенья спокойно и тихо,
Никто титаниды не знает конца.
Если история плеяд стала известна миру, поскольку яркими были чудо-девы, взор привлекающими не только богов, но и богинь. Веселые, искрящиеся смехом. Звенят серебряными колокольчиками голоса их, белеют жемчужины зубов в веселых улыбках. Стремительные в движениях, способны они превращаться в красивых кобылиц, мчащихся по зеленым просторам полей. Или, превращающихся в голубок, взлетающих в синеву небес.  А кто вспомнит о вечно плачущих гиадах? Бессмертные, но нашедшие смерть в мире живых...
Вспомнит ли жизнь о них хоть когда-то?
Счастлив титан Атлант, младший сын неукротимого титана Япета. Не участвовал он в битве титанов с богами, Не замышлял ничего дурного. Есть у него свой мир, и иного мира ему не надо. Что ему боги-крониды? Что ему Олимп? Чужд ему мир богов. Живет он своей титановой правдой. Встречает его по утрам титан Гиперион, он же еще называется Гелиосом Хохочет радостно Атлант, протягивая ему свои руки. Погружает ноги свои в толщу вод титана Океана, брата по крови, такого же огромного и могучего. Нет сыновей у титана, но он не печалится. Зато дочери каковы?.. Смотрит на них Атлант, не нарадуется.
Утром просыпается титан...
Так, стада его необозримы.
 Ноги омывает Океан,
Видит он прекрасные картины.

Солнце освещает, не печет,
И Атлант взирает брату в очи.
Время не бежит и не течет.
Времени хватает, между прочим.

Сколько лет минуло и веков,
Пролетели, не оставив следа.
Здесь, в стране, не ведают оков.
И не знали, что такое беды?

Быт простой, да и еда простая:
Хлеб ячменный, козий сыр,
Аркадия страна и небольшая,
Но для него - огромный  мир.

Здесь хорошо и все тут мило,
Речная гладь и тень дубров,
Течет тут жизнь неторопливо,
И климат мягкий, не суров.
Завистливы боги. Не по душе им радость и счастье других. В счастье забывают про богов и богинь, детей Крона, Не приносят жертв в их честь. Не несутся на Олимп моления. В счастье – непослушание возможно. Счастье Атланта  раздражает богов: вдруг и другие последуют его примеру?.. Предупреждала Атланта титанида Плеона, родившая ему дочерей:
Был счастлив Атлант и огромно могуч,
Он мыл в облаках свои руки,
Пуская меж пальцев скопления туч,
В веселье простом и от скуки...

Плеона ему говорила всегда:
«Атлант, почему ты беспечен?
Уверен ли ты – не коснется беда?
Ведь в мире земном ты не вечен!

Ты вспомни, чем кончили брат и отец,
Титаны бессмертными были?
Тебя ожидает такой же конец,
Ты станешь и прахом, и пылью.

Низвергнут в тартар, где вечная ночь-
Конец всех титанов таков...
И будет твоя любимая дочь
Служить, ублажая богов!»

В ответ Атлант ей говорил:
«Здесь живу, иного мне не надо,
Аркадия, гора – и есть мой мир,
Здесь я пасу мое коровье стадо»...
Предупреждал его и титан Тайгет, вечно угрюмый, дремучий, владелец непроходимых лесных чащ. «Взгляни на меня, Атлант. Я весь в колючках и кочках, в щелях и теснинах, в рогатинах бесчисленных – подступись, не порадуешься, оставляя клочья одежды и плоти в чащобах. Зато внутри у меня и луга зеленые, пастбища вольные, просторные»
Дальше продолжал твердить Тайгет:
«Здесь, конечно, жить тебе привольно,
Только ты – создатель своих бед,
Боги твоим счастьем недовольны!

Мудр Атлант, да только прям,
Распахнул души своей ворота,
И в борьбе титан всегда упрям,
Что ему ущелья, да болота?..

Пуще Зевса, берегись себя,
Гнев ломает, иссушает тело.
Правду, сердцем пламенным любя,
Служишь ты неправедному делу!

На Олимпе правды не ищи,
Он похож на выжженное поле.
Все приемы Зевса хороши –
Ложь, коварство, в них – твоя неволя!»

Говорил Атлант ему с усмешкой:
«Не суюсь я в Зевсовы дела.
Выводы, дружок, твои поспешны,
Нас к борьбе судьба не привела»...

Время шло, не слушался титан
Ни советов, ни молений друга.
Говорил с ним древний Океан,
О беде твердила вся округа...

Олимпийцы собрались на совет. Каждый предлагал свой путь свержения Атланта. Арес, бог войны, предложил самый простой и эффективный – пойти войной на Аркадию. Зевс прервал его словами: «Ты знаешь силу титана?
Я не знаю ее размеров! Однако, Мойра сказала мне, что она неисчислимая. Воевать на его земле – это наша гибель! Нужно выманить его сюда. Пусть великан Орион загонит его дочерей на небеса... Не стерпит Атлант, придет...
У бессмертных есть особый след,
Не рыдают, не роняют слез.
Не пропал в тартаре и Япет,
Не исчезли и титаны звезд.

Солнце также светит и луна,
Также голубеет небосклон.
Людям  та охота не видна –
С луком тяжким вышел Орион.

Лук натянут, а в колчане стрел,
С острием колючим, золотым,
Поражает стрелами он дев,
Оставаясь вечно молодым.

Звездным он охотником прослыл,
Но сегодня дело, не забава,
От богов заданье получил –
Принесет ли та охота славу?

Дочерей Атланта не убить,
Цель одна, чтоб в небеса взлетели.
Кто лелеять будет их, любить?
Знать о том охотник и не смеет!

В облике красивых кобылиц
По полям носились чудо-девы,
Тут же превратились в чудо-птиц,
Веселились, прыгали и пели...

Здесь охотник лук свой натянул,
Но напрасно - девушки проворны.
Он услышал только легкий гул
В зарослях густых зелено-черных.

Кинулся за ними Орион,
От него те взмыли в небеса,
Легкие и быстрые, как сон,
Серебром звенели голоса.

Девы превратились в звездных дев,
Орион на небесах остался.
Зевс им оставаться повелел,
И ночами ими любовался.

Может, Орион тому не рад –
Стал созвездьем в небесах огромных,
Не достать стрелой ему плеяд,
Дочерей Атланта, буйно-скромных.

Громкий стон сменился ревом гнева,
Вздохом отозвался мир живой.
Улетели в небо чудо-девы,
Провожает их титанов вой.

Гера, жена Зевса, от своего главного свидетеля и доносчика, тысячеглазого Аргуса, узнала, что у одной из плеяд – Майи, от Зевса родился сын. Еще маленький, но в плутовстве непревзойденный. Ревнива Гера. Ох, как ревнива!
Да, и как не ревновать, когда Зевс стал заглядываться и на остальных дочерей Атланта.  Надо сообщить Атланту, чтобы он выступил против Зевса. Гера сама титанида, только утратившая титанову правду. Расчет Геры удивительно прост: одолеет титан бога, она, Гера, станет властительницей мира. Не одолеет, ну, что ж, можно полюбоваться самим зрелищем битвы. Послала Гера к Атланту своего посланца, тысячеглазого Аргуса, умеющего завораживать своими глазами любого. Аргусу Панопту удалось возмутить Атланта так, чтобы тот решился на сражение с богами-олимпийцами.

Собирался на Олимп Атлант,
К бою всех титанов приглашая.
Там титан поднялся, там и там...
Правда титанов всегда украшает


Армия титанов небольшая.

Пусть немного, но большая сила,
И сильней Атланта в мире нет.
И богинь всех Гера пригласила –
Славить соискателя побед!

Кто-то верит, кто-то и  не верит,
Но сказать об этом не посмеет,
Замысел какой-то есть у Геры,
Тайны создавать она умеет.

Условия для сражения созданы, Атлант не умеет уклоняться, действует прямо и открыто,- это в духе всех титанов.
Признаться вам, как тяжко мне
Писать о битвах и войне
Между людьми, титанами, богами.
Без них ли не было проблем –
Простых, насущных, добрых тем,
Где нужно шевелить мозгами.

Кому мешал Атлант- титан?
Виновен в том, что прост и прям?
Построил мир себе простой
И счастлив, много ль  надо?..
Любимая гора и дочери – плеяды...
Пасет отары день-деньской.
Закружились беды вокруг чудо-горы, потемнели рощи и пастбища Аркадии. Поднял вверх руки свои Атлант, взял черную тучу, выжал воду из нее на свою разгоряченную грудь. Клич титанов взорвал тишину, предлагая взойти на Олимп...
Стонет от боли, сжимаясь, ущелье,
На край наступила титана нога,
Горы и долы  малы перед целью,
Волюшка – воля одна дорога.

Боги привстали, застыли в тревоге,
В горячих ключах застывала вода.
Речи распались на фразы и слоги,
Нет, не такою казалась беда.

В кудрях Атланта ветры метутся,
Слышен пронзительный яростный вой.
Деревья травинками стелятся, гнутся,
Их ветви трещат под  титана ногой.
Титаны и боги ждут сигнала своих вождей, Атланта и Зевса. Предводители взглядами окидывают друг друга перед тем, как броситься в схватку.

Тут у олимпийца перевес,
Мир обмана  для него привычен.
До зубов вооружился Зевс,
У титана – руки, как обычно...

Что ни говори, хитер Кронид,
Держится подальше от титана.
Осторожность богу говорит:
«Осторожен будь, не действуй прямо!

Берегись Атланта рук и ног,
Уклоняйся от его захвата,
Помни, что титан бессмертен, тоже – бог,
Посильней Эпиметея, брата...

И любимец он богини Геи,
Просто так его не одолеть,
Из перуна отогнать сумеешь?
Не отгонишь, испытаешь смерть!

И тартар не для него тюрьма,
Вскроется пред ним огромной раной,
И ему – не занимать ума,
Их тартара выведет титанов»...
Да, нелегко вести бой с Зевсом, грудь которого прикрыта эгидой, а все остальное прячется в клубах туч, из которых под шум громов вылетают молнии. Промахнуться трудно, так огромно тело титана. Он ловит руками молнии, гасит их в ладонях, но они прожигают тело до огней. Дымится, обугливается кожа титана. Не удается Атланту схватить Зевса. Будь так, тот бы не вырвался из объятий разъяренного Атланта. Помня это, Зевс  уклоняется, постоянно находясь за пределами длины рук противника.
Помня осторожности совет,-
В клубах дыма и раскатах грома,
Сотни молний оставляют след
На плечах, груди его огромной.
Битва затянулась. В нее вступили и другие боги, схватившись не на жизнь, а на смерть с титанами, приведенными Атлантом. То там, то там вскрывается провалами земля, поглощая тела поверженных титанов. Летят они один за другим в тартар. Остается несокрушимым Атлант, хотя на теле его нетронутой и пяди не осталось

Горят леса, земля дымится,
Пожухло все и почернело.
От молний нечем защититься,
Насквозь пронизывают тело.

Горит багрянцем полоса,
Да пузырями вздулась кожа.
Гром заглушает голоса,
Потоки молний тело гложут.

Боль нестерпимую терпел,
Мышц, сухожилий видны клочья,
День незаметно пролетел,
Сражаться невозможно ночью.

Атлант бежал к себе, домой.
За ним не гнались, не бежали.
И тени бледные толпой
Припали к ранам и лизали.

Бессмертья капельку испить,
На миг к бессмертью прикоснуться
Живою жизнью вновь прожить,
Хоть на мгновение проснуться.

К земле в беспамятстве припал,
В объятия приняла Гея.
Страдальца ветер приласкал,
И тени кровь лизать не смеют.

Восстановление идет.
Белеет кожа, скрылись раны.
Он снова на Олимп пойдет,
Такой же гордый и упрямый.

Придет с мечом и со щитом
И гибель будет ждать Кронида.
Но это будет все потом.
Утихла боль, но жжет обида.

Смотрят в небе мириады глаз,
И от боли небо потемнело,
Эос на востоке занялась,
Сделалось стальным Атланта тело.
На Олимпе не отдыхали, амброзию пили только для восстановления сил. Знали, за ночь полностью оправиться Атлант, придет вновь сильный могучий, без следа повреждений, но умудренный опытом. Что стоит ему швырять в богов скалы и горы, находясь в удалении. Этого допустить нельзя!
На мгновенье и Олимп притих,
Правде с кривдой предстоит сражаться,
Кто-то в мир уходит неживых,
Кто-то будет жизнью наслаждаться.
Правдой титана не победить. Правда всегда на стороне Атланта. Без обмана здесь не обойтись. И кому же действовать, если не Гермесу, сыну Зевса и дочери Атланта Майи. внуку титана, богу торговли и обмана. Вспоминали, как ложь одолевала истину...

Все дикое уходит прочь,
Травою заросли земли провалы,
От солнца укрывает ночь,
Злобу всю, что на земле осталась.

Да и видеть многим довелось,
Со времен правленья бога Крона,
Чаще правду побеждает ложь,
Будучи бессовестно огромной.

Борьба тяжелая, а истина жила,
Но с каждым днем все более кривела,
Стали ценностью правдивые слова,
И, наконец, ложь правду одолела.

Все лгут бессовестно,
А наказаний нет.
Ну, чтобы высказаться прямо.
Еще пройдет немного лет,
Родится бог торговли и обмана.

Хотя бы только действовал умом,
Так нет же, совершает кражи,
А что украл, то продает потом,
Но Зевс не упрекнул его ни разу.

Напротив, стал посланником богов,
Крылатые на нем сандалии,
Гермес солгать всегда готов,
Уличат,  он не спорит, не скандалит.
 Гермеса долго уговаривать не нужно. Где требуется обмануть кого-то, он – тут, как тут. Понятие о справедливости чуждо юному богу
Как справедливы боги Эллады,
В каждом сказании видно,
Их не принять без душевной досады,
За олимпийцев обидно....
 Вот-вот наступит рассвет. Титан крепко спит после сражения. Ни Океану, ни зефирам не удалось разбудить. Гигант спит на правом боку, грудь мерно и спокойно поднимается и опускается. Гермес опускается рядом со спящим дедом, будит его. Атлант просыпается:
«Не мельтеши передо мной,
Что передала Майя?»
«Пока над миром мрак ночной,
Ты выполни желания...

Что, дед, лежишь? Устал?
А время, между тем, уходит...
Ты поражение познал,
А выхода твой разум не находит, 

Путей иных?  Ведь молний нет,
Громами ты не обладаешь,
Ты прожил на земле так много лет,
А истины простой не понимаешь

Ты мог бы мир переменить,
На землю сбросив небо,
И всех бессмертных погубить.
В руках твоих победа!

Ведь на земле ты, дед, один,
Подбрось небесный свод.
Тогда б ты был непобедим,
Не грел бы свой живот...

А, что, если попробовать? Внук мал еще, а  в словах его много разума... Не ведал Атлант того, что всяк, оторвавший небесный свод от земли, окаменевал.
Атлант поднял небесный свод,
Чтоб на богов обрушить,
И звезд сорвался хоровод,
Моря сменяли сушу.

Но завершить все не успел,
О том сказанья, речи...
Атлант горой окаменел,
Взваливши свод на плечи.
Но и обманщику Гермесу досталось. Сказать смешно, во что превратился бог!..
Он  лучше бы к Атланту не ходил,
Не задевал израненого деда,
Хватило у титана мощи, сил,-
Об этом миру слух поведал:

Что душу выдул у него,
Пушинки легче стал он весом,
От правды не осталось ничего,
Пустые – все деяния Гермеса.

Теперь он стал и богом пустоты,
Ее в бутылку может закупорить,
Таким искусством, в сущности,
И боги не владеют, что тут спорить!
Но Зевсу этого было мало, Он поставил задачу, чтобы мир забыл о титане и его счастливой Аркадии.
               
«Атланта забыть,- Зевс поставил задачу,-
Пусть светлое станет, как черная ночь.
О гордом титане никто не заплачет,
Звездой обернулась последняя дочь!»

Нанесена богу большая обида –
Пустыми остались задачи слова.
И весть об Атланте, его Атлантиде
До наших времен сохранила молва.
Молва не только сохранила память об Атланте, но дала ему самому возможность услышать и увидеть, как гибнет Атлантида – Аркадия!
Летела молва по земле черной тучей:
«Счастливой Аркадии нет на земле...
Уран не создал ничего еще лучше,
Взорвалась она и исчезла во мгле.

Окинул Атлант мир тускнеющим взглядом,
Вздох гору потряс, он вдали увидал:
Стоит  островок без лесного наряда,
Где была гора,- там зияет провал.

Покрыт островок слоем пемзы и пепла,
А все остальное – под слоем воды.
Аркадии нет, и округа поблекла,
Такой на земле не видали беды.

В безумстве ее погубили крониды,
И сбылись пророчицы Анки слова.
И небодержатель не вынес обиды,
И в скорби склонилась на грудь голова

ПОД  ЭГИДОЙ
Трудно нам теперь представить,
Чем козы опасна шкура?
Пусть коза и Амалфея,
Что Кронида воспитала,
Ведь щипала только травку
Что вблизи пещеры хмурой,
Пила воду из речушки,
Что меж скалами петляла.

Трудно нам  себе представить
Поведение Кронида,
Кто с кормилицы любимой,
Пусть и мертвой, кожу снял.
Называться кожа стала
Странным именем «эгида»,
Бог великий и могучий,
Кожу ту на щит свой взял.

Говорили предки наши,
Что пред шкурою козлиной,
Заикался, трясся в страхе
Полубог, титан, герой.
Намалеван был на шкуре
Чей-то лик неповторимый,
Почему-то очень страшен
Для бессмертных был порой.

Зевс с Перуном-огнеметом,
Под защитою эгиды,
Тучей черною, косматой
Над Элладою всплывал,
И под пенье несся бури
Сеял тяжкие обиды,
Во врагов своих возможных
Тучи молний посылал.

Без печали и досады
Сеял гнев, несправедливость,
И друзей, и слуг прекрасных
В тьму тартара низвергал,
И не только взрослых, старых,
Но и тех, кто народились,
Пусть скрежещут там зубами,
Он о них не горевал.

СКАЗАНИЕ   О  НЕИСТОВОМ   ИДАСЕ
Идас – сын бога морей Посейдона, велик был телом и неукротим духом. Чего желал герой, того и добивался, сражаясь во имя достижения желаемого даже с богами. Полюбил Идас дочь Эвена Марпессу. Но, чтобы завладеть невестой, нужно было вступить в поединок с отцом красавицы, заключающейся в том, чтобы колесница жениха могла уйти от колесницы Эвена, запряженной конями, равных в резвости которых не было на свете..

Все огромное в Идасе:
И желанья, и отвага,
Думы светлые огромны,
Тело мощью налилось
Руки, добрые такие,
Миру сделать мог бы благо,
Только действия титана
Оплетает сетью ложь.

И любовь его к Марпессе
Так неистово огромна,
Если выпадет из сердца,
То назад не уложить,
Как вулкан, она клокочет,
Превращая камень в пламень,
И Идасу без Марпессы
Незачем на свете жить!

Как увидел нимфу в пляске,
Как увидел в хороводе,
До чего ж она прекрасна,
До чего же хороша,
Волосы несутся гривой,
Как руками она водит,
Раскрывается в том танце
Титанидова душа.

Век бы ею любовался,
Петь ей нежные напевы,
Но к такому не способен
Был неистовый Идас.
Лучше вырвет свое сердце
И к ногам положит девы,
Ведь и голос у героя
Не нежней, чем трубный глас.

Все преграды и напасти,
Все коварное на свете
Все отступит пред Идасом,
Что подвластно небесам
Все сжигает пламя страсти,
Превращает камень в пепел,
За нее готовый биться
Даже с Зевсом великан.

Но в прекрасную Марпессу,
Дочь Эвена и Мегары,
Не один Идас влюбился,
Сердце солнечного бога
От любви пылало жаром,
Не скрывает Аполлон,
Но Идас заметил это
И за счастье свое бился.
Он удачливее бога
Бог в сраженье побежден.

Думы тяжкие метутся,
Светлым днем
и темной ночью,
И горит Идас, пылает
В их неистовом огне.
Он решил похитить деву
У Эвена, между прочим,
И умчать ее подальше
На лихом морском коне.

Чтобы горы расступились,
И пришла на помощь Гея,
Создав грозные провалы
За Идасовой спиной.
Эвен бросится в погоню,
На своих волшебных конях,
Но преград не одолеет,-
Перед ним стоят стеной.

«Тот возьмет Марпессу в жены,-
Говорил героям Эвен,-
Кто в конях своих Уверен
,Головой своей рискнет,
В скачках конных, напряженных,
Обойти меня сумеет,
А иначе меч тяжелый
ему голову снесет

Полубоги и герои
За Марпессу жизнь отдали,
Головами был увенчан,
Близ жилища частокол,
Но Идас похитил деву,
Не боясь с Эвеном встречи,
А Эвен оставил тело
В глубине соленых волн.

СКАЗАНИЕ  ОБ  АЙГИПТАНЕ,  ИЛИ  СТРАШНОМ  САТИРЕ.
В общем, Айгиптан - порождение Амальтеи, козы, вскормившей  верховного бога Зевса, красавцем никак не назовешь, козел с туловищем льва и змеей вместо хвоста очаровать никого внешним видом своим  не мог. Но безвредным он был, пока не нашел раковины чудной…
Чем прославился козел,
Молочный брат Кронида?
Он раковину чудную нашел,
Огромную, причудливого вида.

Поддел  ее козлиною ногой, -
Следы песка в себе она хранила,-
Подул в нее и звук возник такой,
Что море на семь стадий отступило.

Ему понравилось, он дунул посильней,
От берега вдаль волны побежали,
И толща вод, что находилось в ней,
 Дно моря постепенно обнажали.
 
Там краб отстал, забился в грязь,
Плетями скользкими распласталась медуза.
А там дельфин, за жизнь свою борясь,
Пытается зарыться глубже в лужу.

Козел хохочет, дует в небеса,
Летели камни с горной кручи,
Исчезли разом птичьи голоса,
Разорванные в клочья мчались тучи.

Поверженных дерев валяются стволы,
И травы вглубь земли от звука лезли,
Потом пошел крупами звук молвы,
Возникли и душевные болезни.

Страх новый потрясает мир,
Сравнимый со страданьем адским.
Зовется Айгиптан теперь – Сатир,
С приставками и Страшный, и Аркадский.

СЛОВА ПРАВДЫ УТЕШЕНИЯ НЕ НЕСУТ
Правда может быть ужасной,
Правда может быть ревнивой,
И не стоит ждать от правды,
Чтобы в жилах кровь застыла,
Ведь, наверно, не напрасно
И злословие родилось.,
Чтобы злобной стала сила.
Если ждать и довелось,

И У БОГОВ СОВЕТНИКИ ЕСТЬ
Есть советники у Зевса,
Что советуют не часто,
Но советы эти трудны
Даже богу выполнять.
Если следовать им точно,
То рождается несчастье,
И огромною химерой,
Всех пугающей летать.


ПРАВДА ПЕРЕД ЛОЖЬЮ БЕЗОРУЖНА
Атлант крупнее и сильнее видом,
Оружие титана – правда, дух,
А Зевс, прикрытый спереди эгидой,
Жжет молнией и шлет недуг.

Гром тяжкий сотрясает небо,
Огонь слепящий, смрад и дым,
Барьер пробьет, какой бы ни был,
Кронид никем не победим.

СПРАВЕДЛИВОСТЬ ОЛИМПИЙЕВ
 Как справедливы боги Эллады,
В каждом сказании видно,
Их не прочесть без душевной досады,
Все – примитивно, обидно!

МОРФЕЙ – БОГ СНА
Не пьет божественный нектар,
Кто знает, молод или стар,-
Мелькают годы, как мгновенья,
Ведь смерти он не подвержен,
И жизнь течет, как сладкий сон.
Он – счастлив,  без сомнения.

РЕВНОСТЬ БОГИНИ К ЗЕМНОЙ КРАСАВИЦЕ
Небесная краса, очарование,
Приносят часто лишь страдания.
Соперница – богиня властная,
Любовь ее к себе самой,
А что касается другой,
Ждать добрых чувств напрасно.

Краса и прелести рабыни
Разбудят страсть у господина.
А это ль нужно госпоже?
А если та к тому ж моложе?
Разделит брачное с ним ложе,
Коль госпожа стара уже.

СРАЖЕНИЕ  ИДАСА  С АПОЛЛОНОМ.
Чуть приоткрыла лик заря
Горам и долам, и морям,
Светла красавица, румяна,
Поверх деревьев чуть скользнула,
А в тень дубрав не заглянула,-
Так своевольна и упряма.

Вот всколыхнулась толща вод,
Начали нимфы хоровод,
И всех прекраснее Марпесса.
Ведут нехитрые напевы,
За ними Артемида-дева
Следит из-за опушки леса.

Забыты Артемидой стрелы,
Душа богини тоже пела-
Самой пуститься бы ей в пляс.
Вдруг шум возник над головой,
И появился конь лихой,
На нем – неистовый Идас.

Схватил Марпессу, мчится прочь,_
Похищена Эвена дочь,
И тот садится в колесницу,
Запряжены речные кони,
Началась быстрая погоня,
От бога Эвена не скрыться.

Богиня знает, Аполлон
Давно Марпессою пленен,
Он не отдаст ее титану.
Идас соперником стал бога,
Себе позволив слишком много,
В тартар сойдет с душевной раной.

Весть на Олимп летит стрелой,
Всполохи молний над горой,
Взмывает лебедь в небеса...
Марпесса с волнами играет,
Идас за нею наблюдает,
Лебяжьи слышны голоса.

Чудесен мир здесь, словно в сказке,
Тритонов и дельфинов пляски,
Да теплый веет ветерок.
Вдруг возникает звук тревоги,
Все убегает, став на ноги,
Садится лебедь на песок

Огромен лебедь и красив,
Марпессу он крылом накрыл,
Хотел было с ней в небо взвиться.
Раздался крик, звенящий, девы
Идас врага встречает смело,
И начинает с богом биться.

Вот лук, колчан с него стянул.
Раздался на Олимпе гул,
И перья в небо полетели.
Да трудно стало Аполлону
Зовет на помощь Посейдона,
Иные боги зашумели...

Чтобы от смерти спасти лучезарного сына,
Зевс две молнии ярких меж ними послал,
Чудным сияньем огнем опалил исполина,
«Бой прекратить!» - громами Зевс прорычал.

Выбрать мужа себе предоставлено право,
Перед Марпессой титан и солнечный бог,
Бога станет женой – мимолетная слава,
Гордый титан в сердце проникнуть ей мог.

Выбор сделан, она улыбнулась Идасу,
Ее тот подхватил и усадил на плечо,
Аполлон потемнел, только боги не плачут,
Хоть печаль велика и на душе горячо.

Он закатом скользнул в потемневшее море
            И лучом золотистым за морем погас.
Время быстро течет и изведает горя.
Поражение сына  Зевс не простит, помни об этом   
Идас!

СКАЗАНИЕ  О  ЛАПИФЕ  КАЙНЕЕ
Где горный вал, отделяет море от равнины Фессалии, там, в темных дремучих лесах, жило племя лапифов.
Как деревья, корявые и могучие они были, но не деревья – люди. А станешь присматриваться к ним, то увидишь многое у них от деревьев. Непримиримыми были лапифы к соседям, таким же, как они древо-людям, да и с кентаврами тоже не ладили. Часто войны между ними велись. И была среди лапифов девушка одна, похожая на тонкую стройную березку. Да и звали ее люди  девой-березкой, Кайнеей. Трудно, ох, как трудно деве светлой, серебристой усидеть в темном еловом лесу! Нет, нет, и сбежит она, прыгая с пригорка на пригорок, к самому синему морю. Станет одной стройной, точеной ножкой на влажный морской песок, второй шаловливо водит по морской волне, заливаясь звонким серебристым смехом, когда нахлынувшая волна обрызгает ее соленой прозрачной водой. Подаст звучный клич лапифов, направленный вглубь моря. Нет отзвука, молчит море. Не подхватывает клич Эхо, - не живет оно тут, не прогуливается. Есть мечта у девушки, глубоко в себе прячет она ее. Как ей хотелось бы стать могучим крепким мужем-лапифом. И вот, то ли Мойра, богиня судьбы вмешалась, то ли боги-олимпийцы вмешались, но встретила серебряно-березовая девушка властителя вод морских, брата Зевса, могучего Посейдона. Приглянулась богу морскому дева юная...
Почти как березка, стройна, серебриста,
Средь темного ельника дева жила,
Проста и спокойна, не очень речиста,
Ее недотрогой назвала Молва.

Увидев Кайнею, бог моря влюбился,
И жемчуга горы к ногам положил,
И нежной улыбкой лик бога светился,
Когда о любви к ней своей говорил.

Ответила дева владыке морскому:
«К богам и героям влечения нет,
Но Липа-Филюра придет к Посейдону,
Красивей ее, и шестнадцати лет.

Вы часто меняете облик, Крониды.
Ну, что тебе стоит мне пол поменять,
Чтоб стала мужчиной я грозного вида,
За племя сражаться, врагов побеждать!»

Кронид усмехнулся: «Ты малого просишь,
Ты дубом могучим намерена стать,
Пилою стальной тебя люди не скосят,
И в битве скалою ты будешь стоять!

Не ранит тебя ни рука, ни железо,
Ни зубы, ни когти... не тронет огонь,
Не тронут тебя никакие болезни,
Ты станешь – Кайней, чудо-дерево-конь!»
И действительно, лапиф-Кайней не имел себе равных в бою. Не поняла Кайнея-Березка, чему усмехнулся Посейдон перед тем, как произошло превращение? Это было дано понять Дубу-Кайнею, когда в битве  с древо-людьми  из племени Питфеев, он был завален  множеством трупов врагов и стал под их тяжестью задыхаться.

РЕВНОСТЬ  АПОЛЛОНА.
Когда происходила битва титанов с богами-кронидами, один из титанов, Исхий-Силач, бежал с поля боя и укрылся от глаз победителей Кронидов в лесах Пелиона. Там он вел скрытный, и настолько скромный образ жизни, что живущие издревле на Пелионе древо-люди, лапифы, считали его одним из своих, сыном вождя, Ели-мужа Элитона. Тихий, спокойный нрав титана пришелся по душе вождю лафитов, пламенному, пылкому  титану Флегию. Часто проводили вечера за чашей доброго вина Исхий и Флегий. Посещая Флегия  в его жилище, Исхий познакомился с дочерью Флегия, красавицей Ойглой-Коронидой. Часто прогуливался Исхий с Коронидой, когда та спешила укрыться в тени листьев от зноя. Не знал титан, что дева Коронида носит в чреве своем  плод от бога Аполлона, будущего бога врачебного искусства – Асклепия. Да и откуда ему было знать о том, что встретил как-то Аполлон вблизи подножьям горы Пелиона титаниду Ойглу-Корониду. Не спеша направлялась дева к Бойбейскому озеру, чтобы насладиться прохладой его студеных вод. Золотым, солнечным предстал перед нею Аполлон. Не бежала от него Коронида, приняла ласки его и понесла дитя от бога. Не знал о сопернике  Исхи и  бог Аполлон. К тому времени любовных встреть со смертными и титанидами было  предостаточно. Но, ревнив бог. Как стерпеть ему, когда на собственность его посягает какой-то захудалый титан! К тому же, о прогулках Исхия и Корониды успел повсюду разболтать белый ворон, ревностно служивший Аполлону. О вести той прослышали листья, среди которых находился Ворон. Долго шумели, переговариваясь, они. Несколько листочков пали в воды быстроногого ручья. Тот звонким журчанием своим сообщил бурной горной речке. И пошло-поехало! А как ветры узнали, то и до Олимпа донеслось, и к Дельфам, где обитал Аполлон, весть добралась. А как стерпеть, когда птицы эту весть пересказывали, да добавляли: «Слыханно-неслыханно, богу солнцу Коронида Исхия предпочла!» Разъярился Аполлон. Первому белому ворону досталось за болтливость. Сделал его Аполлон черным, как птицу, несущую злосчастие. С тех пор все вороны черными стали. А прежде – белыми были.
Бог солнечный ревнив - уж это точно.
Кто смеет изменить ему,
Смерть испытает быстро и досрочно,
Горя в огне, без воздуха, в дыму!

А кто изменница, - так это все равно,
Будь смертная она, иль титанида.
Гнев бога испытать ей суждено.
Не терпит Аполлон ни от кого обиды!

Титана, как-то, огненного дочь,
Носила в своем чреве плод от бога,
Встречала в роще оливковой день и ночь
Прекрасного титана, молодого.

Сын Геи, Крона, Исхий был силач,
Но тихий, незаметный, даже робкий.
По Пелиону не носился вскачь,
Облюбовав в лесах и рощах тропки.

Посланец Аполлона – ворон белый
Над чащей леса как-то пролетал,
Сквозь листья видел, Исхий смело
Подругу Аполлона обнимал.

От ворона проведал Аполлон,
Хоть сам в делах амурных не безгрешен,
В объятьях девы ночь проводит он,
Расслаблен от любви и девою утешен.

Но, что положено Крониду- Олимпийцу,
То недоступно деве Корониде.
Пускай бледнеют у лапифов лица,
На них он ревность выплеснет, обиду.

Лапифа Исхия он поразил стрелой,
Но с Флегием не принял боя.
И двинулся на лес огонь стеной,
Треща, фырча и дико воя.

Горят у Корониды руки, ноги,
Вся пламенем охвачена она,
Безжалостны и бессердечны боги,
Хотя во всех делах их есть
вина.

Сгорела мать и превратилась в пепел,
Его по миру ветер разнесет.
Но жить остался сын ее – Асклепий,
Он исцеленье людям понесет!
В огне родился Асклепий, нежеланный бог Олимпу, весь земной, весь – человечный! Ну, а как же, Флегий-титан, огненный вождь лапифов? Мятежное пламя всегда жило в нем. От жара души его возникали лесные пожары. Был он солнцем для лапифов. Ненавидел его Аполлон, не терпел он другие солнца! Погибла Ойгла - Коронида. Столкнулись  Аполлон и Флегий.  Флегий сжег жилище бога Аполлона в Дельфах. Сжег Аполлон бор, в котором проживали лапифы. Горят леса, дым черный застилает небеса. Но запретил Зевс дождям милосердным заливать лесной пожар. Пусть от огня иссохнут там ручейки и реки. Озера в пар превратятся, от паров тех пусть все живое задохнется. Так бы, наверное, все и произошло бы. Да вот только Великая Сосна - Филюра клич издала,
Забегали подземные и пещерные реки, ключами прорвались на землю, затопили бурными потоками пламя. Пустил стрелу золотую Аполлон в грудь Флегия. Смеется Флегий. Что может сделать огненная стрела огню в душе солнечного титана? Ничего» Огненную палицу обрушил на голову Аполлона Флегий, растворился огонь в солнечной массе. Долго бились титан и солнечный бог. Не победить Флегию Аполлона, не победить Аполлону Флегия. Зевс вмешался, тучу молний из огнемета-перуна послал. Раскололась земля, и полетел Флегий, отец Ойглы-Корониды и дед Асклепия в тартар.

СКАЗАНИЕ  О  НИМФЕ  ХАРИКЛО
Когда борьба титанов с богами пришла к концу, уцелевшие титаны и титаниды ушли в земли, что далеко от Олимпа располагались. И там, где край земли опоясывала Мировая река Океан, селились. Среди титанид была и вечно юная красавица Харикло, дочь древнего титана Перса. Приглянулась она Деве-Афине своей красотой, добрым, покладистым характером. И стала Харикло нимфой, подругой богини. Всегда рядом, всегда вместе. Счастлива Харикло... Но неравны положения. Сколько не угождай богине, но придет момент...
Дочь древнего титана Перса,
Харикло – чудо хороша,
Чуть розовы ланиты, перси,
И до чего ж прекрасная душа!

Бессмертной была, вечно юной,
Подругой сделалась Афины.
Резвились на песчаных дюнах,
То по горам, то по долинам.

Казалось, что единым стали,
Не разольешь подруг водой,
Гуляли вместе, пили, спали,
Но... не делилися бедой.

У нимфы юной – сын Тересий,
Дар у него – глубокий взор.
Для взгляда мир ему стал тесен,
Манит небесный кругозор.

Он, как-то, по лесу бродил,
Вдруг слышит звонкий плеск и смех.
«Резвятся нимфы!»- заключил,
И, понадеясь на успех,

Увидеть пляски водных дев,-
Хоть в этом была доля риска,-
Он заросли преодолел
Из терний, роз и тамарисков

И вышел к озеру. Оно
Овалом зеркала блистало.
Увидеть смертным не дано,
Что перед юношей предстало:

Там в водах озера стоят,
По пояс,  мать, а с ней – богиня.
Ему бы прочь скорей бежать,-
Он замер, - вид неповторимый...

Такая мощь и красота,-
За это жизнь отдать готов...
Но все исчезло – пустота,
И темень черная кустов...

Свет для Тересия погас,
Нет глаз, его пусты глазницы.
Афина гордая, смеясь:
«Лови глаза его, сестрица!»

«Ведь это был мой сын, Афина,
Верни, прошу, ему глаза!» -
Свою подругу мать просила,
К ногам склонившись, вся в слезах.

«Ты, мать, посмела быть подругой
Афины, девы, затаясь,
Ищи себе другого друга,
В беде твоей – вина твоя!

Не в силах я ему помочь,
Не возродиться зрению,
Мир для него – густая ночь,
Но я, дарю прозрение!

Харикло, помнить ты должна,
Все смертным не дается даром,
Бессмертья часть отдашь сама,
Став после этого кентавром!»
Да, знала бессмертная Харикло правила Кронидов, - ничего смертным даром не давать. А ведь сын, ее, Тересий – смертный. Права Афина и в том, что никто не вернет зрение, забранное бессмертными. И в том права богиня, что утаила от нее то, что не дева она, а мать! Думалось, обойдется! Не успела криком предупредить сына , не успела заслонить его от Афины телом своим. Видела, как вырвала глаза Тересия Афина, бросила их на песок, отшвырнула ногой в сторону Харикло, со словами: «Лови яблоки света, Харикло!»
Что теперь делать? Прижала к себе Харикло  окровавленное лицо сына. Кровью обливалось сердце матери. Ни о чем другом не думала, кроме того, как помочь сыну. Услышав от Афины, что за прозрение сына она должна отдать половину своего бессмертия, ответила твердо: «Отдаю!»
И стала она женщиной-кентавром. Верхняя часть ее бессмертное тело нимфы, нижняя – смертное тело кобылицы. Умчалась на Олимп богиня, даже не взглянув в сторону прежней подруги. Харикло, взяв на руки тело сына, понесла его к пещере Пелиона, где жил мудрейший из всех богов и титанов, титан- кентавр Хирон. Он должен помочь ее Тересию. Вернуть зрение юноше Хирон не мог, но он сделал все для того, чтобы к дару прозрения были присоединены великий дар – знания. Харикло стала женой Хирона. Множество лет они прожили в семейной дружбе и любви. Знал Хирон, что конская часть подруги стала смертной. Делал все для того, чтобы подруга вечно жила. Отдавал ей капельку Амброзии, приносимой ему ежедневно птицами из сада Гесперид, заменив его для себя нектаром из головок цветов. Но, тщетно, старело конское тело, красивой и юный оставалась женская часть Харикло. Наступил день, когда усталое, на распухших от боли ногах, конское тело опустилось на подстилку из сухой травы и увядших цветов. Хотела почесать тело копытом Харикло, да впервые ослушалось оно. Рукой коснулась гривы золотистых женских волос, закрыла глаза...
И впервые Пелион услышал полный душевной боли крик Хирона.

СКАЗАНИЕ  О  ТАНТАЛЕ
Тучей черною клубятся думы злые, облекающие преступные деяния прошлого. А светлые, добрые крупицы истины легкими перышками летят в высь поднебесную и там, на недосягаемой высоте собираются. Смотрим мы в небеса и видим далеко, далеко перистые облака. Вот они где, думы светлые! Никогда они не спускаются к нам дождями мыслей. Только вновь зарождаются искорки их в чьей-то голове, чтобы вновь перышком легким взлететь. Не позволяют боги-олимпийцы приблизиться к земле перистым облакам, чтобы не пролились они теплым, легким дождем правды. Будь все иначе, давно бы отделили ложь от правды, и некуда было бы лжи спрятаться, оставалось бы только покинуть землю. Трудно было бы богам-олимпийцам беззаконие свое оправдать! А пока темень туч лилово-черных, да ночное, усыпанное звездами, небо снабжают нас сказаниями о прошлом, давно ушедшем от нас. Все доносит на плечах своих Молва. А уж она капризная особа. И истины поубавит и своего добавит. То быстрой птицей мчится Молва, то медленно, как черепа, двигается, теряя много по пути. Что дотащила она до меня об участи «счастливца» Тантала, то и передаю вам. Жаль не донесла она истинной причины низвержения в тартар весельчака и балагура. Но, не думаю, чтобы это были капельки амброзии и нектара, якобы похищенные им с Олимпа для друзей своих, сотрапезников. Ибо неизвестно, чтобы кто-то из сотрапезников Тантала бессмертным стал, отведав амброзии. Не думаю, чтобы причиной немилости Зевса стала попытка Тантала угостить приглашенных на пиршество богов мясом сына своего, приготовленное по всем правилам кулинарного искусства? Ибо не вкушали боги трапезы смертного, амброзией и нектаром питаясь. Только зависть могла толкнуть богов на беспрецедентную жестокость. А чему могли позавидовать боги? Только счастью и уму! Знать, слишком часто открыто пользовался ими Тантал. И, поделом ему, пусть не блещет ораторским гением перед косноязычными богами! 
Сын бога Зевса и Плуто –
Богини титаниды,-
Тантал с богами, как никто
Схож поведеньем, видом.

Рассказчик был неутомим,-
Рассказы не помеха,-
Но заливался весь Олимп
Трясясь, давясь, от смеха.

Находчив, остроумен плут, -
И все это без меры.
Тантал – проказник, но не шут,
Не подрыватель веры.

Да, на Олимпе он бывал
Не раз, не два, а часто,
Нектар, Амброзию пивал,
Но грянуло несчастье.

Кого, не знаю, оскорбил,
Афину, Зевса, Геру?
Героя, может быть, убил,
Наказан был безмерно.

Чтобы Тантала обвинить,
Причин найдется много,
Но и в тартаре будет жить,
Бессмертен он, как боги.

Твердят, что смертных угощал
Амброзией, нектаром,-
С Олимпа капли похищал,-
Наказан, знать, недаром.

Что тайны Зевса разглашал,-
Редки они, едины,-
Что олимпийцев угощал
Жарким из мяса сына...

Да, мало в чем его вина?..
Его судили боги,
И только им она видна,
И тайной стала многим.

Теперь стоит Тантал в воде,
По грудь, или по шею,
И фрукты, овощи везде,
Но их достать не смеет.

Он руки к фруктам проткнул,-
Они поднялись выше,
Он вглубь потока заглянул,
Тот опустился ниже.

И жаждой, голодом томим,
Когда все здесь же, рядом...
Да, посмеялися над ним –
За прошлое – награда!
СКАЗАНИЕ  О  МИДАСЕ
Мошкарой вьется Молва, то поднимается роем шумным до самого Олимпа, то вниз ринется, залепляя глаза и уши.
Не продохнуть от нее. Но, глаза, в которые Мошкара-Молва забилась, увидят, как Мидас, в неуемной жажде богатства, получив дар от бога вина Диониса, станет все превращать в золото. Дар был дан за услугу, оказанную спутнику Диониса, вечно пьяному, не расстающемуся с бурдюком вина, Силену. Девять дней Мидас во дворце своем поил и кормил Силена, когда тот пьяный заблудился.
От дара освободился, войдя в воды реки Пактола. Река после этого стала золотоносной.
Слышали уши, залепленные Мошкарой-Молвой, что выросли у царя Мидаса ослиные уши. Взялся он судить музыкальное состязание двух богов: лучезарного Аполлона, игравшего на многострунной кифаре, и Пана, игравшего на обычной флейте. Подумал бы Мидас, прежде чем за судейство браться, что несопоставимы музыкальные инструменты: многоголосная кифара, гимны играющая, и флейта, издающая тоскливые, плачущие звуки. Подумал бы Мидас и над тем, что присуждая победу одному богу, он обижает другого. А боги обид не прощают. Может, надеялся Мидас, что в благости своей простит его Аполлон, присуждая победу Пану, богу, заставляющего бежать прочь от панического страха. Чтобы впредь Мидас различал величественные звуки от простых, наградил Аполлон Мидаса ослиными ушами. Пришлось, чтобы люди не проведали о награде, высокий фригийский колпак носить, пряча под ними такой необычный дар. Но не удалось. Брадобрей, стригущий бороду царю не мог удержать тайну. Умирая от желания рассказать о ней, брадобрей вырыл на берегу ручья ямку, трижды произнес в нее: «У царя Миласа – ослиные уши!»  Ямку зарыл, но вырос тростник на этом месте. Из тростника путник сделал дудочку, подул в нее, и вырвались слова: « У царя Мидаса – ослиные уши!  И понесла эту тайну Молва-Мошкара.
Мидас был сказочно богат,
Но стать богаче во сто крат
Было его желание,
И получил фригийский царь,
От бога Диониса дар,
Не дар, а наказание.

Все становилось золотым,
Стол, стулья, даже дым,
Чего бы только не коснулся.
Сначала радовался он,
Живя в чертоге золотом,
Пока к еде не потянулся.

Мидас оливку в руку взял,
Та превращается в металл,
Вина коснулся – слитком стало.
Он криком призывает дочь,
Чтоб та пришла ему помочь...
И дева стала из металла.

Фригийский царь молиться стал,
Чтоб бог вина заклятье снял.
Тот водам дал наказ, чтоб смыли!
Мидас вошел в речной поток,
Золотоносным стал Поктол,
Там самородки находили...

Богам не слишком доверяй,
У их щедрот бывает край,
Не уцелеть без тонкого расчета.
И думай, что любой ответ,
В нем будет правда или нет,
Погубят милости в два счета.

А если лучезарный Феб
Дарует соль тебе и хлеб,
Пусть восхваленья – громогласны
Его поэзии и лире,
Хвалу неси в подлунном мире,
Иначе, вспомнишь о несчастье.

Царь состязание судил,
Победу в споре присудил
Игравшему на флейте Пану.
Оставил ум его не даром, 
Ведь аполлонова кифара
Оставлена второй обманом.

За то, что бога плохо слушал,
Ослиные царь носит уши,
Искусно пряча под колпак.
Но тайну выдал брадобрей,
Чтоб не вредить судьбе своей,
Он поступил примерно так:

Взял вырыл ямку у реки,
Рассудку, зову вопреки
От города чуть-чуть в сторонке.
Чтоб кто-нибудь да не подслушал.
«Ослиные Мидаса уши!» -
Он трижды в ямку крикнул громко.

И вырос здесь тростник высокий,
И парень деве светлоокой.
Красивую создал дуду,
Вложил любовь в нее и душу.
«Ослиные Мидаса уши» -
Услышал звуки на ходу.

И весть пошла гулять по свету,
Трезвоня всем и вся на свете:
«Ослиные Мидаса уши».
И эта весть пришла до нас,
И стал известен царь Мидас...
Но, берегите ум и души...

СКАЗАНИЕ  О  ЛАПИФАХ
Издревле жили на горе Пелионе древолюди –лапифы. Мирно жили, пока не пришло на Пелион племя человеко-коней – кентавров. Не по своей воле пришли они сюда. Изгнали их с золотых феакийских полей боги-крониды.  Трудно обживаться изгнанникам на новой земле, все вокруг чужое, незнакомое и, кажется, враждебное. Трудно скакать по горным кручам. И стало звереть племя кентавров, прежде блаженное. Только два кентавра сохранили прежнюю сущность свою, поселившись отдельно от сородичей: великий мудростью своею Хирон и славящийся своим гостеприимством – Фол. Фол построил себе жилище на острове Пелопа. Хирон приспособил под жилье сухую, просторную пещеру на Пелионе. Не нравились древолюдям пришельцы кентавры, глухое недовольство росло, обещая обернуться открытым сражением. Пока этого не происходило потому, что Хирон сдерживал своих сородичей, сам же он пользовался огромным уважением со стороны лапифов, оказывая им услуги, давая мудрые советы и излечивая от различных недугов. Кроме того на тропах Пелиона поселились три великана-разбойника, приносившим немало бед окружающим, особенно одиноким путникам. Один из них Сосносгибатель- Питфеокамп, привязывающий путника к вершинам двух согнутых сосен и отпускающий их. Второй – Дубиноносец, детище хромого бога Гефеста. Беспричинно бил Дубиноносец всех встречающихся на пути. Третий- весельчак Прокруст, соорудивший постель-козлы раздвижные. На эти козлы укладывал Прокруст путника. Если постель была длинной для путника, Прокруст вытягивал его, если – короткой, отпиливал лишние части тела...И только после того, как все разбойники эти были убиты Тезеем, внуком вождя лапифов Питфея, пришло время м изгнания с Пелиона кентавров.
Когда разделение будет у них:
Деревья и люди отдельны?
Но есть пока тело – одно на двоих,
Отвага у них беспредельна.

Где земли получше, лапифов там нет,
Их боги, герои изгнали.
Пристанищем служит гора много лет,
Врагов от себя отгоняли.

Лапифов везде наказания ждут,
В Фалое, Аркадии – тоже,
Их пилят, их плющат, немало их жгут,
И старых, и тех, кто моложе!

Чудовищ немало вокруг развелось,
На гору пути перекрыли,
И тучи уходят, не сея им дождь,
И ветры накрыли их пылью.

Случайного путника ловит один,
И сосны согнув, к ним привяжет
Потом отпускает, коснувшись вершин –
Разорван тот надвое сразу!

Сгибателя сосен, вечерней порой,
Тезей привязал к тем же соснам.
Дубиноносителя встретил герой,
Расправился быстро и просто.

Прокруст оставался, разбойник, злодей,
Вытягивал, резал пилою,
На ложе его поваливши Тезей,
Оставил лишь торс с головою.

Собрались лапифы сегодня на сход,
Нет с ними Тезея, героя,
На конолюдей был задуман поход.
Те гору покинут без боя.

Последним оставит жилище Хирон.
С ним Думы уйдут Пелиона,
Лапифов лечил и советовал он.
За это остался без дома...


Ну, что за жизнь идет?
Сражаются, дерутся меж собою,
Титаны, великаны, боги
Бессмертные, и смертные герои.

Бессмертье – дар богов,
Иль в памяти людской,
Уходит память и бессмертья нет,
И в прошлое глядят с печалью и тоской.

Забвение – ведь та же смерть
Для духа только, а не тела,
Когда природа эфемерна их,-
Чуть что, и сущность отлетела.

Осталось лишь сказание одно,
Не велико размером и ценою,
Живет, когда записано оно,
За строчкой, как за каменной стеною.



На небесах покоя нет,
А на земле, - тем более.
Так редки дружба и совет,
Но часто – своеволие.

Мир старым стал, а разум – юн,
У власти сила грубая.
Кто сохраняет светлый ум?
Безгласные, беззубые.

Богинь, богов не перечесть,
И новые рождаются.
И каждый любит жертву, лесть,
Любовью наслаждается.

Что суррогатная любовь,
Так в этом нет сомнения,
Цена: страданье, кровь и боль,
Бессмертны, к сожалению.

В бесчинстве сильные живут,
И ширятся пороки,
Правдивых ждет неправый суд.
В Аиде ждут пророков.

СКАЗАНИЕ  ОБ    АТА-ОБИДЕ
Все, что не удается, все, сто мешает выполнению, вызывает недовольство. Недовольство у сильных
Две богини на Олимпе, уважаемые мало.
Пышных храмов им не строят,
Алтарей не создают.
Вспоминают слишком часто,
Чтоб в покое оставляли,
Гимнов пышных и высоких тем богиням не
поют.

Где живут они, - не знают,
Да и ликом не прекрасны,
Кислоты в них слишком много,
Только глянешь, рот сведет.
Ждать от помощи им блага,
Хоть бы временных, напрасно
Боль, отчаянье и слезы тех богинь к себе
влечет.

И назойливы богини,
Коль прилипнут, не отстанут,
То «Досада», то «Обида», поцелуем к вам
прильнет.
От докучливой «Досады»  отмахнетесь
Вы с досадой,
Но «Обида», как обида долго спать вам не
дает.

И «Обида» и «Досада» посещают чаще сла
бых,
Тех, кто резко и открыто
Защитить не могут честь,
Но «Досада» вас отпустит, нет оружья у
«Досады»,
А «Обида» вам предложит и предательство
и месть.

Но «Обида» не подскажет
Суть решения вопроса,
Ведь слепа она, к несчастью, и достаточно
глуха,
И уколы, и удары не тому, ни тем наносит.
Так  что, в сущности «Обида» в исполнении
 плоха.

СКАЗАНИЕ  О  СИРЕНАХ
О сиренах повествую так, как рассказала о них нимфа Олкирроэ богу медицины Асклепию, когда после гибели его матери, выпестовала его. По ее рассказам, девушки вначале были чудесные, нежные, тихие...
Говорила Олкирроэ:
«Нет у памяти покоя...
То теряем, то найдем.
Жили как-то чудо-девы,
Их чудесные напевы
Слышны вечером и днем.

Только Эос встанет рано,
Собираются титаны
Слушать песни юных дев.
Те поют, а сердце тает...
Никогда не умолкает,
Чудный песенный напев.

Шаловливы и прекрасны,
Их преследовать напрасно –
Вольный девушек полет.
И никто не станет мужем,
Ведь сирена, та же – муза,
Только пением живет.

Мать их – Память-Мнемосина,
Их отец, зелено-синий,
Рек владелец – Ахелой,
Прославляют Крона, Рею.
Пенье слушая, немеет
Птиц небесных пестрый рой.

Мнемосины Зевс стал мужем,
От него рождает музы,
А сирен прогнали прочь.
Им достался голый остров,
От природы – только остов,
Бури властвуют и ночь.

Но остались чары перья,-
Пусть и редкостны мгновенья,
Когда кормчие плывут,-
Пеньем девы зазывают,
И никто не проплывает,
Не оставив сердца тут.
Время шло и облик сирен менялся. Как уже было сказано выше, вначале это были обворожительные юные красавицы с чудесными голосами. После того, как они случайно оказались свидетельницами похищения Прозерпины Аидом, и не оказали той помощи, мать Прозерпины, великая Деметра, наказала девушек, превратив их в создания, до пояса дев, а от пояса – в крылатых птиц. Говорила Молва, что завлекаемых пением мореходов, сирены  погружали в вечный сон – эвтаназию, прекрасную смерть. Потом уже стали говорить, будто бы, сирены съедали погруженных в сон моряков, обгладывая тела их до костей. Звучвли призывно и нежно голоса сирен на голом острове, вблизи земли благоухающих цветов. Кто миновал благополучно остров Сирен, тот приближался к пламенеющему острову, под которым, в глубинах земли находилась Великая Бездна, где смешивалось все, начало и конец вселенной. Властвовали там Вихри свирепые, сталкиваясь друг с другом в чудовищном вое. А еще дальше жил ужас Черной Ночи. Даже боги смертельно боялись Великой  Бездны Вихрей.

СКАЗАНИЕ  О   ТИТАНИДЕ ФИЛЮРЕ
У титана Океана,
От кого, не знаю, славных
Было много дочерей.
То смеются и ныряют,
Слезы горько проливают
У погибших кораблей.

Между ними есть Филюра,-
Неприятна жизнь и хмура,-
Не желает в море жить,
Покидает бездны вод
И подружек хоровод,
Все отринув, прочь бежит.

С нереидами гулячет,
И с дельфинами ныряет,
Переходит в мир иной.
Видит, нимфы-кобылицы,
Все зеленые сестрицы,
Скачут весело гурьбой.

Кобылицей дева стала,
Вышла на берег устало,-
Впереди – зеленый бор.
Здесь любовь она познала,
Матерью Хирона стала,
Крон отец,- к чему тут спор!
Не знала Филюра, что превращения меняют не только внешний облик, но изманяется и характер. Когда была океанидой, живя на границе живой и мертвой жизни, хотелось испытать бурной, ключсом бьющей живой жизни. Уже веселясь с нереидами и дельфинами, видела Филюра, как меняется цвет воды, от мертвой, до живой. Вначале она была насыщенного черного цвета. Когда выплыла на простор морей, цвет воды стал зеленым, потом светлеть стал, и, наконец, превратился в нежно-голубой, как в ясную солнечную погоду видится небесный купол. Гнались за океанидой, добиваясь от нее внимания, чудища морские, титаны. Да. Куда им было угнаться за мощной, бурливой дочерью самого древнего Океана. Потом вблизи берега земли незнакомой, увидела Филюра зеленых кобылиц. Сама превратилась в зеленую кобылицу и помчалась вслед им. И не заметила, как оказалась среди густой зеленой листвы. Колышутся листья, словно волны морские, плывет Филюра по ним, а рядом с ней конь плывет. Серебром светится кожа коня, смарагдами смотрят глаза его. Такой красивый конь, глаз не отвести. Стала мягко таять, замирать сердце океаниды. Говорит ей конь: «Перед тобою Крон – вождь всех титанов!»
В густой листве деревьев утонула океанида, «Сосной Великой» стала, родившей самое мудрое на земле создание – кентавра Хирона.. Родив сына, отправилась Филюра в обратное плаванье, на край земли, где господствует титан – Океан.

ЧТО  ДЕЛАТЬ?
Нужна ли истина богам?  Нет, не нужна. Нужны ли знания богам? Нет, не нужны. Зачем им поиски того и другого. Все дается им даром! Все зависит от желания их! Захотели чего-то, тут же и получено желаемое. Богам совсем не хочется, чтобы все остальные, кроме них получили те знания, грань знания которых позволяет победить смерть. Исчезнет смерть, кто будет бояться богов? Их просто изгонят, как они сегодня изгоняют неугодных. Трое особенно опасны.  Телем, циклоп-врачеватель, сын самого Урана. Многое знает Телем, да не с кем знаниями поделиться. Есть сын Крона, кентавр Хирон. Этот поопаснее Телема, поскольку окружен учениками, ловящими его каждое слово. По счастью еще, нет у него среди учеников, который хотя бы приблизился к уровню знаний мудрейшего кентавра.
Остается  один, самый опасный, Асклепий, объединивший в себе бога и титана. Он уже достиг такого уровня знаний, которое позволяет возвращать умерших из мертвой жизни в мир живых. Еще немного, и станет он возвращать из пепла ушедших в мир теней героев. Опасен, ох, и опасен Асклепий. Что-то с ним делать надо?
Три великих лекаря Эллады:
Хирон, Асклепий и Толем.
Познали все, что только надо,
Но, не владеют все же всем.

Всем не владеют даже боги.
Но, как познанье сохранить?
Разделишь знания на многих,
А как потом соединить?

Владеешь ими сам один,
Но смерть придет, куда их деть?.
Бог глупости непобедим,
Бессмертна глупость, как и смерть!

Исчезла б смерть, исчезнет власть
Исчезла б глупость, с нею – вместе,
Не обмануть  и не украсть,
Убийства нет, и нет бесчестья.

Что делать в мире надо,
Когда б такие дни пришли?
Бессмертье – общая награда,
В изгнанье боги бы ушли?..

Знать, мудрость – явная беда,
Бессмертье – просто катастрофа.
Да, что Олимп, на нем всегда б
Растерянность, переполохи!

Хирон опасен и Телем,
Но всех опаснее – Асклепий,
Жизнь возвращает тем и тем,
Они сражаются со смертью!

И решено: их всех убрать!
Пусть не тревожат мир покоя.
Героев посылают рать,
Бездумны, но готовы к бою!


СКАЗАНИЕ  О  ЗМЕЕДЕВЕ,  ИЛИ   НАКАЗАНИЕ  ЗА  ГОРДОСТЬ

На берегу Багряного острова Заката – Эрифии, в змеином ущелье родила титанида Каллироэ  от титана Хризаора  бессмертную дочь Ехидну. Здесь же и воспитала дочь, да так, чтобы о ней не прознали боги-олимпийцы. Выросла  красавица титанида, равной которой в мире не было. Жила Ехидна в полной гармонии с природой, и звери, и птицы, и травы, и деревья любили Ехидну, жизнь за нее готовы отдать. Только один раз встретила красавица чудище невероятное, в нем одном соединились и козел, и лев, и змей. И был это сводный брат Зевса Айгиптан, по прозвищу Страшный Сатир. Никого, и ничего не боялась чудодева Ехидна, засмотрелась на Айгиптана, силясь понять, что же это такое? Увидел деву чудной красоты Страшный Сатир, погнался за ней. Легко бежит Ехидна, быстр бег ее. Но Страшный Сатир настигает ее. Тут то и понял живой мир, что не игра идет между титаном и титанидой, А настоящее, опасное преследование. Бросились животные на Айгиптана, вцепились клыками, когтями в тело его. Но тверда шкура Страшного Сатира не проколоть, не прокусить ее. Тут и травы пришли на помощь чудодеве, Путаются в ногах чудовища, но разрывает путы Страшный Сатир. Поняла Ехидна, что не уйти ей от преследователя, вступила в сражение с ним. Захватила козлиную голову за рога, прижала к земле, а тут голова льва тянется. Ухватила за львиную голову, а тут змей промеж ног ползет. И вдруг Айгиптан перестал сражаться, приложил ко рту раковину и подул в нее. От звука раковины кровь отхлынула от сердца титаниды, кожа отстает от мышц. Не выдержала  чудодева, вырвалась и понеслась прочь, словно ветер. Загремел громом хохотом Страшный Сатир. И опять потянулось время, когда покой Ехидны никем не нарушался.
Найдется кисть, или перо,
Чтоб описать все прелести Ехидны?
Глядишь, и на душе становится светло,-
Все совершенства девы очевидны.

Пук золотых волос до пят,
В тяжелый узел на затылке связан
Когда глаза ее в упор глядят,
Ты в них нырнув, утонешь сразу.

Такая глубина и черный цвет.
Высокий лоб и нежные ланиты.
Тускнеет перед нею солнца свет.
Гирляндой роз живот ее обвитый.

И не идет Ехидна, а плывет,
Не гнутся под пятою травы,
Цветочек каждый к телу ее льнет,
Становится стройнее пень корявый.

Одна она, всегда одна,
И нет, и не было у девушки подруг.
И если ночью не взошла луна.
То от самой светлей становится вокруг.

Ехидне по душе уединенье,
С ней рядом – лев и ли газель,
Иные могут быть различные творенья.
Из лепестков цветов ей соткана постель.

Жилище выбирает близ воды,
Ручей, река, иль озеро, иль море.
Деревья и цветы, прекрасные плоды,
Чтоб виделись вокруг долины, горы.

К любви Ехидну не склонить,
Не по душе титаны и герои,
Лишь ветерок коснется губ, ланит,
Мороз и зной ее не беспокоят.

Но как-то в летний день, не жаркий
Ехидна возвращалась в грот,
Вдруг что-то за сосной блеснуло ярко,
Открыла в изумленье дева рот
Афина гневная предстала перед девой,
А та молчание, спокойствие хранит.
Афине кажется, что дева слишком смело
И даже чуточку у ней надменный вид.

Такого не стерпела Зевса дочь,
И посылает в деву огненные стрелы,
Рукою та их отмахнула прочь,
Смеялась дерзко, весело запела...

Афина на Олимп тотчас явилас

Негодованию нет края и конца
И долго на ухо шептала и твердила,
Пытаясь убедить родителя, отца.

И тот поддакивал, качая головой.
И успокаивал Минерву,
Что будет сделано вечернею порой,
И сила будет верною и первой.

На утро встать Ехидна не могла,
Хоть этот акт всегда был прост,
И ноги девичьи не судорога свела,
Срослись они в змеиный хвост.

А дальше все доделала Молва,
Все знают отношенье к змеям.
И оправдаться дева не смогла,
Записана была в сословие злодеев.

Сидела дева в глубине тюрьмы,
Которой стала прежняя пещера,
Тоскливо потянулись ночи, дни,
Из всех расщелин потянуло серой.

Хотя бы лучик солнца заглянул?
Или Силена весточку прислала,
Лишь слышан неумолчный моря гул,
Потом и этого не стало.
Пройдет время, и все доброе, прекрасное, связанное с именем чудо-девы Ехидны, исчезнет. Все негативное, и даже слово ехидство, будут Молвою разнесены по свету. Чудодева станет змеедевой,  и  ее порождением будут считать Немейского льва, Лернейскую гидру, убитых впоследствии Гераклом, а также – Химеру. Химера – дотоле невиданное создание, сочетающее в себе крылатое, красоты необыкновенной, порхающее существо, а вторая часть Химеры, пострашнее ее родителя – Страшного Сатира, которому отдала любовь змеедева, но отказавшая ему в взаимности чудодева Ехидна. Наступит время и падет мертвой Ехидна, убитая адамантовым серпом, вложенным богиней Герой в руки многоглазого Аргуса


НАКАЗАНИЕ  ЗА  МУДРОСТЬ  ИЛИ СКАЗАНИЕ  О КЕНТАВРЕ  ХИРОНЕ
Трудно жить, когда кругом мрак. Еще труднее жить, когда погаснет истина. Как тяжка ночь незнания и как она беспросветна. Поиски крупиц истины напоминает поимку искры или мерцания звездного дождя. Вся жизнь кентавра Хирона и был поиск крупиц знаний, разбросанных по покрывалу живой жизни. Знание – скука и тоска, если некому служить этим знаниям. Уж лучше ничего не знать, чем таиться в тисках их, не ведая кому их передать Этих мытарств был лишен Хирон. Знания его служили и людям, и титанам. У него были постоянно ученики, среди них были и Актеон, и Язон, и даже бог Асклепий. Мог гордиться ими Хирон. Но он был бессмертен и знал истинную цену гордости. Не к лицу она бессмертному титану, величайшему мудрецу среди бессмертных.
Кентавр Хирон, сын бога Крона,
А мать его – «Великая Сосна»
Всю мощь души своей огромной
Расходовал на то, чтобы весна

Царила в душах всех существ,
Он тайны знал камней, растений,
Почти всегда сопутствовал успех,
Но жил в плену надежды и сомнений.

Он платы за спасенье не просил,
В пещере жил, быт крайне скромный,
Служение здоровью посвятил
Кентавр Хирон, сын бога Крона.

Со смертью бился чудо-врач,
И часто в битвах побеждая,
Он боль чужую чувствовал и плач,
Да, что там говорить, его судьба такая!

Со всеми мирно уживался,
Не знали руки стрел или меча,
Подробно в бедах, ранах разбирался,
Не действовал сплеча и сгоряча.

К целебному зелью из трав
Он добавлял щепотки минералов,
Но были и такие из отрав,
Что знаний мудрецу не доставало.

Им недовольны на Олимпе боги,
Он мудрость дарит смертным и героям,
Он кладезь тайн и знаний многих,
И боги от того не ведают покоя.

Высказывания  Хирона
Охотникам учитель говорил:
«Лесной закон не нарушайте,
Без лютости отваги, в правде сил,
И без нужды зверей не убивайте!

                *   *    *
Спросил Хирона как-то Актеон:
«По золоту волос кто серебро провел?»
«Утрату я познал,- ответил скорбно он,
Харикло умерла, ее Танат увел!»

                *   *   *
Бог Аполлон принес в гнезде младенца,
На берегу потока положил,
И Окирроэ, нимфа, с легким сердцем,
Взяла его к себе, хоть бог и не просил.

Хирон увидел дочь и усмехнулся:
«Ты знаешь, хоть кого ты принесла?
Корми его, пока он не проснулся,
Асклепий – бог врачей и ремесла

Так близкого ко мне. Но превзойдет,-
Таких как он, рождается немного,-
Он – бог земной, на небо не взойдет,
Он ненавистен олимпийским богам!

                *   *    *
«Как много на свете слепых развелось,
Те смотрят чужими глазами,
Прозреть от рожденья иным довелось,
Закрыли глаза свои сами.

Те слепы от яда, а те от вина,
Утратили зрение сами.
Быть может, причина таким не видна,
Ведь видят чужими глазами.»

                *   *    */
Хирон героев уважал,
Не осуждал ошибки и уступки,
Когда герой сражался, не бежал,
Использовав все время, до минутки.

                *   *   *
«Трусость без подвига – дело людское,
Это – сплошная забота!
У олимпийцев – победа без боя,
Забава скорей, не работа!»

                *   *   *
«Подвиги – дело великих героев,
Дело – достойное песен.
Истина – то, что меня беспокоит,
Мир для учения тесен!»

                *   *   *
«Исцеляйте раны пением,
Письмена – слова дождя,
Не прочесть их без терпения,
Записать их все нельзя.

Письмена читают птицы,
Звери, рыбы и трава,
Письменам должно учиться,
Будут ведомы слова

В них все тайны исцеленья.
Солнца, звезд – язык иной,
В них – послания вселенной,
Тайны вечности большой!»

                *   *   *
Многим кажется, что зрячи!
Это – зрячесть слепоты,
Нет без знания удачи,
Нет небесной красоты.

Если солнце в твоем сердце,
Прочь уходит темнота,
И куда, бедняге, деться,
С нею боль и пустота!»!

Хирон  о  старости
Два вида старости назвал Хирон:
Когда к бездействию попал в полон.
Вторую – зрелой мудростью зовут,
Покрыта белым снегом голова,
Но четки фразы и слова,
Проходит стороной, когда ее не ждут!

Корень  познания
Как-то прогуливались Учитель, мудрый Кентавр Хирон и юный бог Асклепий. Разговор шел о путях познания истины. Вместо ответа Хирон выкопал из земли два корня...

Два корешка Хирон достал,
Очистил их, омыл водою.
«Попробуй их?» - кентавр сказал,
Служа как путеводною звездою.

Коротким, черным был один,
Второй белее снега, длинный,
Был горек первый, как полынь,
Второй вкус сладкий, как у дыни!

«Когда сорвешь ты корни с грядки,
Их долго следует жевать,
И тот, что горек, станет сладкий,
Горчицей сладкий отдавать.

Такие и познаний корни,
Коль горек он, то сладок плод,
Ученье мудрости путь горький,
А сладок – все наоборот».

«А у богов?» - спросил Асклепий.
«Забрали сладость всю они,
Живя беспечно, часто слепы,
Хоть день и ночь горят огни.

Беда у смертных есть одна:
Познал плодов познаний сладость,
На горизонте смерть видна,
Их передать ему бы надо...

Так нет, уносит все с собой,
И снова горечь остается.
И так назначено судьбой,
Над их ученостью смеется!»
И помолчав, погладив по голове задумавшегося юного бога, золотистокожий кентавр продолжал:
Есть тайны ягоды, листа и корня,
И у былинки есть своя,
Кому-то служат просто кормом,
А для кого-то – страшный яд.

Познание в дожде, послушай шум дождя,
В нем капельки друг с другом спорят,
Возможно, что о важном говорят,
Нет, не пусты у капель разговоры.

Звук солнца и луны, и звезд – иной,
В них для бессмертных тайны,
Комета начертит свой путь ночной,
К нам озарение придет совсем случайно.

Кто прочитает все их до конца,
Откроет тайны жизни вечной,
Пред ними тайны жизни матери, отца –
Ничтожно малы, быстротечны!

Бог морей Посейдон преследует внучку Хирона Меланиппу.
Как-то юная женщина-кентавр, внучка мудрого Хирона, прогуливаясь с Актеоном. Забралась в дебри орешника..
Вокруг была масса орехов мягких, сочных, восковой зрелости. Меланиппа решила полакомиться ими...
Внучка Хирона Меланиппа,
Ударяя о землю копытом,
Сочные орехи собирала.
Звук покой ее нарушил,
Обернулась, стала слушать,
Вздох глубокий дева услыхала.

Раз невидим – значит бог.
Под собой, не чуя ног,
Меланиппа повернула к дому.
Слышит громкие слова,
Словно рушится скала:
«Уступи желаньям Посейдона!!

Опалило пламенем ей спину,
Нет у Меланиппы господина...
Впереди открылся ее дом.
Из пещеры вышел ее дед,-
Внучку защищал от зол и бед,-
И ему открылся Посейдон:

«Уступи, Хирон бессмертный богу,
Ты и так себе позволил много,
Внучку Меланиппу мне отдай!
Иль волной, повыше Пелиона,
Я залью, что ты считаешь домом,
Смою ею я цветущий край!»

«Не грози бедою мне, Кронид,
Нужно, клятву дав, ее хранить,
Стиксом клятву вы давали мне,
Между нами мир был поделен:
Вам Олимп, а мне – мой Пелион,
Здесь приказы не дают волне!..

Твой отец был Крон, но и мой был Крон,
Ты забыл об этом Посейдон»
Мы с тобою братья по отцу,
В гости я тебя не приглашал,
Может, заблудившись, прибежал?
А угрозы – богу не к лицу!»

Ярости не в силах превозмочь,
Вырвалась наружу бога мощь,
Край уступа отвалил ногой,
И сурово глянув на Хирона,
Он сбежал и рухнул с Пелиона,
Бог морей ушел к себе, домой.

Хирон– о зверях  и зверстве
Трудно зверю не звереть в борьбе, -
Мигом растерзают его звери.
Почему, покорствуя судьбе,
И незвери иногда звереют?

Зверь привык, умеет умирать.
Зверем мысли человека бьются,
Им придется тело отдавать,
Мысли у иного остаются.

Зверь звереет, чтобы есть и пить,
И при виде самки, он звереет.
Человек желает полюбить,
И звереет, если он сильнее.

Уход  Хирона  с Пелиона
После ухода внучки Меланиппы, остался в своей пещере Хирон один. Бродил он днем по осенним горам. В яркие цвета оделись горы. Там свет зари пробивается, там ярким пламенем пылает листва дерев. Молча стоит на опушке леса кентавр, прислушивается о чем говорят травы, какие тайны поверяют друг другу осенние спелые ягоды. А сколько тайн, не пересчитать: и коротких, и длинных, и сладких, и горьких, сонных и бодрящих, жгучих и терпких.
Говорили травы о том, что не стало покоя на Пелионе. Что дикие кентавры, напившись вина бога Диониса, затевают не только ссоры между собой, но и многочисленные племена лапифов  трогают. Ждет беды Хирон. Нет среди лапифов Тезея, который мог бы удержать древолюдей от необдуманных действий. Да и самому Хирону не справиться с самовольными кентаврами. Боги на Олимпе потирают руки в предвкушении битв между лапифами и кентаврами.  Сами боги и спровоцировали битвы эти. И пришла беда...
Лапифы с кентаврами бились три дня,
Но воинов много лапифов,
Десятками пали под ноги коня,
Но много кентавров убито.


Виновны в той битве кентавры бы ли.
Для боя – серьезна причина,
Лапифов-красавиц с собой увели,
Восстали лапифы-мужчины.

Узнав о разбое, встревожен Хирон,
Придется уйти с Пелиона,
А как убеждал, как советовал он
Чтить святость титанов законы.

Но выпили много хмельного вина,
Законы, советы – забыли,
Хотя не решает вопросов война,
Но к Фолу-кентавру уплыли.
Сколько добра сделал Хирон за время проживания на Пелионе древолюдям, скольких спас, скольких излечил от недугов. Все забыто разъяренными лапифами. Еще заря-Эос не умылась росой, а лапифы пришли к пещере Хирона
Он ожидал их у входа в пещеру. Не видно волшебного копья  могучего титана, только лира в руках. Пощипывает сильными пальцами Хирон струны, извлекая нежные печальные звуки. Перебивая друг друга, бросают древолюди обвинения Хирону. Молчит Хирон, выжидая. Были среди лапифов немало сторонников кентавра Хирона, но совет лапифов постановил: «Изгнать Хирона с Пелиона!»
Выслушал обвинения кентавр, сказал спокойно:
«Я уйду! Клятвы верности не нарушу. Не вы, ни кентавры в бедах не виноваты. Смеются, потирают руки от веселья сейчас на Олимпе, видя действия ваши. Не вы ли, друзья, собрались рядом, пили с кентаврами зелье Вакха-Диониса? Не оно ли вскружило вам головы?.. Не стану я биться с вами! Сами себя побьете! Не Хирона вы изгоняете. Вместе с Хироном  уйдет и правда титанов.  Оставлю я вам корни знаний»...
Перебивают Хирона молодые лапифы, кричат: «Уходи, Хирон, с Пелиона!»
И ушел Хирон, простившись с могилой своей верной подруги Харикло.

Смерть Хирона
Лежал на подстилке из сухих листьев и травы Хирон. Молчал. Только иногда волнами проходили судороги по когда-то мощному телу кентавра. Золотистая кожа местами почернела от яда. Только можно было догадываться, какие муки приходится терпеть бессмертному. Вокруг расположились верные друзья. Вздохнув, Хирон сказал:
«Отдаю я вам свое бессмертие. Не могу я, титан, быть только зверем».
Первым мысль кентавра понял Фкникс: «Ты уходишь от нас Хирон, уходишь из живой жизни! Но, ты ведь титан, а задумал не титаново дело?
Пьяный вечно Силен, оторвавшись от бурдюка с вином, заметил:
-Ты, что, отрезвел Хирон?  Ты ведь, как и я, вечно птьян. Я пьян от вина, ты пьян от мудрости своей. Раз отдаешь бессмертие, значит, нет у тебя желания опьяняться живой жизнью...
Вставил и последний из циклопов на земле, мудрейший Телем:
«Ты решил, Хирон, как должен решать только титан. Если он не может быть и дальше титаном, он становится тенью...
Остановил движением руки друзей своих Хирон, приглашая к вниманию, и сказал сокрушенно:
«Не безразлична мне титанова правда. Тот, кому она безразлична, живет мертвой жизнью, а не живой.
И весело жить живой жизнью, пока смеется здоровьем тело. А мое тело стало только плакать. Такое тело не может рождать знания. Само бессмертие мое стало тенью. Так зачем держаться мне за него?»
Я ухожу от вас, друзья. Перед уходом я хотел бы распорядиться своим имуществом. Мое бессмертие я делю на две равные половины. Первую я отдаю тебе, Геракл. Оно пригодится тебе в твоих блужданиях, в поисках подвигов. Вторую половину я отдаю, лежащему без сознания Асклепию, пораженному молниями Зевса. Он получит бессмертие после моего ухода. Тебе, Пелей, я отдаю свое волшебное копье. Никогда не участвовало оно в неправом деле. Надеюсь, в руках твоих оно не осквернится кривдой! Тебе, Тересий, я передаю дар прозрения, которое у тебя отняли боги! Телем, я бы отдал тебе все, что ты б пожелал. Но, знаю я, тебе ничего не нужно. Мудрости хватает у тебя самого...  Но, осталась у меня капелька амброзии, долго хранилась у меня, так долго, что и счет годам потеря.  С годами росла сила ее бессмертия. Ее я и отдаю тебе. Ее я хранил для того, кто мудр так же, как мудры мы с тобой
Я говорю о Прометее. Ему, после освобождения,  отдашь ты эту каплю. Не говори только ему, откуда она... Вот она лежит в чашечке цветка бессмертника, возьми ее!»
Хирон поднялся с ложа и, хромая, направился в свой последний путь. Друзья остались стоять на месте, взглядом провожая уходящего кентавра. Понимали они, что следует оставить Хирона одного с мыслями его перед уходом в вечность.
Все живое провожало Хирона. Скорбь охватила природу. Смолкли в трауре ветры. На Олимп взошли боги, чтобы отдать последний долг великому сыну Крона. Такого еще не знал мир, чтобы в ясный день на небесах одновременно находились солнце, луна и звезды. У входа в Аид стояли смерть и жизнь. Обе поклонились спускающемуся в мир теней Хирону. Даже трехглавый адский пес цербер низко опустил голову перед отдавшим свое бессмертие титаном.
От смертных мук  страдал Хирон,
Но умереть не может,
Как боги, был бессмертен он,
Но, знать, бессмертье ложно...
   
Случайно ранен был стрелой
С лернейской гидры ядом.
Печаль повисла над страной,
Друзья с Хироном тут же, рядом:

Геракл и пьяненький Силен,-
Сном смертным спит Асклепий,
Пелей и Феникс, и Телем...
Хирон – готов был к смерти

Отдал бессмертие Хирон
Гераклу и Асклепию,
Копье Пелею дарит он,
Телем и так бессмертный.

Хирон идет в последний путь,
Печальна вся природа,
Луна и звезды, солнце тут,
И боги, и народы...


СКАЗАНИЕ   О  МЕДУЗЕ- ГОРГОНЕ
Детьми  Урана и Геи были морской титан Форкий, по прозвищу  Морской Старик и морская титанида Кето,
По прозванию Пучина. От этих титанов родилось шесть дочерей. Три красавицы, похожие на лебедей, серебрно-медые, названные в народе Грайями – старухами. Три дочери родились с золотыми крыльями (Сфено, Эвриала и Медуза) В народе их назвали молниеокими. Самой красивой, самой вольной, самой отважной и сильной была Медуза – Властительная. Разметает свои золотые волосы Медуза по небесам, как сетью ловит юных красавацев.Но нет ни одного,  кому бы сердце ее принадлежало. Когда к власти пришли Крониды, самым мятежным племенем бога Урана были названо племя Форкидово. Зависть сковала сердце Афины-Паллады, когда увидела она Медузу-Горгону в полете. Стала метать свое золотое копье чуть ли не до самого солнца и вновь его ловить, вызывающе глядя на Горгону.  Заметила Медуза богиню, синем пламенем вспыхнули ее глаза. Ударила ладонью по огромной скале, сорвалась скала, метнулась к морской глади, но успела Медуза подцепить ее ногой, метнуть под самые ноги Афины. При этом дерзко засмеялась бессмертная титанида. Оттолкнула копьем упавшую скалу Паллада, упала в море скала, островом стала. Осмотрели соперницы друг друга, не уступят друг другу. А потом долго Афина нашептывала отцу на ухо, расписывая опасность титаниды для Олимпа. Решено было... Ночью, когда разметалась на вольных лугах Медуза-Горгона, опустилось покрывалом туча черная. Золотые волосы горгоны клубком змей стали
 
И из бедер, и из шеи выросли у нее змеи. Изо рта огромные клыки появились. Чудовищем стала Медуза, а глаза прежде синие, черными от горя стали, непереносимыми для всякого живого. Кто глянет в эти глаза, каменным становится.
Так в чем виновата  Медуза-Горгона?
В чем сестры ее виноваты?
Не в том ли, что сила Медузы бездонна,
Что сестры ее «староваты»?
Хоть помнят и их молодыми поэты.-
Как были прекрасными Граи!
Как с крыльями девы носились по ветру,
Смеясь меж собой и играя!

Отеком им был Форкий, а мать их – Пучина,
Как лебеди, девы красивы.
Быть может, и это явилось причиной,
Что боги Горгон невзлюбили

Бессмертны Горгоны и юные вечно,
Бессмертны прекрасные Граи,
И кривдою их окружили, конечно,
Напали звериною стаей.

И сделала Кривда Медузу такою,
Как видеть ее захотела.
Под взглядом Медузы все в мире живое,
На веки-веков каменело!
Потом  Афина послала к Горгоне героя Персея, и тот, чтобы избежать страшного взгляда Медузы, подкрался к спящей титаниде,  И, глядя в щит, как в зеркало, отсек голову Горгоне...

НЕ  СЛЕДУЕТ  СОСТЯЗАТЬСЯ  С  БОГАМИ
Сколько было героев, сколько было простых людей, знавших прекрасно свое дело, и думавших, что боги уступают им в искусстве. Беда поджидала всех, кто имел неосторожность вступить с ними в состязание... Мифы сохранили множество имен несчастных. Я остановлю внимание на Арахне, состязавшейся с богиней Афиной в искусстве вышивания, и Марсие, решившем, что его игра на флейте превосходит игру бога Аполлона на кифаре...
Что состязание, что спор,
Вступая в них, подумай долго…
Известно нам, что с давних пор
С Олимпом спорить нету толка.

Его возможно превзойти
На ниве знаний и уменья.
От наказанья не уйти,-
Власть не забудет пораженья.

Примеров этому не счесть,
А выводов немного:
С богами в спор не нужно лезть
Высоким, низким слогом


Случилось, местная ткачиха,
Иль вышивальщица она,
Ну, разве ждала она лихо,
Простая, смертная жена?

На состязанье вышивала –
Работа чудная была.
Толпа поклонниц ликовала...
И разнесла о том Молва:

Под вышивальщицы личиной, -
Такой пример неповторим, -
Скрывалась гордая Афина –
Был признан труд ее вторым.

Вы представляете досаду
Привыкшей первой быть всегда.
А победительница рада,
Не ждала, что придет беда...

Глаза Афины гнев метали,
Готовые Арахну сжечь.
Уста раскрылись и сказали...
Какою гневной была речь:

«Да, все уменье показала,
Ты можешь тонко вышивать...
Ты с тонкой нитью жизнь связала,
И ею корм свой добывать!»

Жены головка стала малой,
Огромным стал ее живот,
По нити тонкой побежала,
И непрерывно ткет и ткет.

Пример ее, - урок другим:
С богиней рядом бродит лихо,
И вывод может быть один:
Поспоришь, станешь паучихой!

У Марсия такое ж с Аполлоном,
Он состязаться захотел.
Для олимпийца нет законов,
И жалок спорщика удел:

С него живого сняли кожу
И натянули на каркас...
Под солнцем всякое быть может,
Как  у богов, так и у нас!

 
















 
 


































Литературно-художественное издание.
Котельников Петр Петрович
«Пантикапей-Боспор-Керчь»
Произведения. Том 27.

В авторской редакции.
Бумага офсетная. Усл.-печ. л. 7. Тираж 100 экз.
Дизайн Е. Синельникова.
Верстка А. Лахманов.