На тяге

               

       В город пришла настоящая весна. Нева освободилась ото льда, на редких льдинах плыли пассажиры – утки, чайки и вороны, и все парочками. Земля оттаяла, газоны кое-где чуть-чуть позеленели, появились тонкие стрелки листьев нарцисса, но почки ещё не проклюнулись, только бузина и черёмуха, первыми почувствовали тепло.
      В лесу снега уже было мало, кое-где на дорогах и тропинках он ещё лежал глубокий и чистый, как зимой. Земля была твёрдой и холодной, только верхний слой прогрелся на открытых, солнечных местах. Мы с мужем шли то по раскисшей дороге, то по снегу, то по снежной каше на тягу в вальшнепятник – мрачный болотистый лес. Солнце село за деревья, небо было бледным, пели птицы, где-то в кустах «блеяли» бекасы. Звуки, которые издают их пёрышки при полёте, очень похожие на блеяние барашка, то приближались, то удалялись. Ручьи и канавы были полны талой водой, переправится через них, непросто. А вот и наше место: берёзы, огромные, корявые, с ранами чаги, болотные кочки, поляна, почти целиком покрытая снегом, кусты ольхи уже выпустившей серёжки и сильный, терпкий запах потревоженной нами дикой чёрной смородины.  Мы с мужем сели на поваленную берёзу. Кусты ивы и вербы не были в этом году объедены косулей, которая жила тут очень давно, и мы с сожалением подумали, что с ней наверно что-то случилось. Мы прислушались. Птицы пели всё сильней, все проникновенней. Какой-то пичуган певуче и вдохновенно выговаривал свои птичьи слова на недоступном для нас языке. Раньше на этом месте в кустах бесшумно, как тень, летала маленькая совка. Она изредка глухо и таинственно ухала и никогда не вылетала на поляну. В этом году её тоже не было. Но вот раздались чуть слышные призывные звуки. Муж встал возле ёлки, а я осталась сидеть. Смеркалось, на небе появился прозрачный, тонкий месяц, первая звезда загорелась над лесом на западе на светлом, бледно-розовом небе. Вальдшнеп с хорконьем пролетел над головой, грянул выстрел, и птица упала на снег почти в центре поляны. Охота была бы сплошным удовольствием, если бы не надо было добивать дичь. Этого пришлось добивать. Птичий хор умолк после выстрела на несколько минут, а потом опять, сначала робко, а потом всё громче и громче зазвучал в тишине леса. Где-то далеко, возле Заборского ручья стреляли из пятизарядки. Становилось холодно. Морозом тянуло от земли, лес чернел, синело небо на востоке, а птицы пели и пели, одна из них солировала в этом хоре под меркнущим холодным небом. Опять грохнул выстрел. Этого вальдшнепа мы не нашли, подранок улетел за канаву, переправиться через которую было невозможно, да и в чапыгу, куда он упал, могла «продраться» разве что собака. Эх, Дика бы сюда. Уже совсем стемнело, лес чёрной зубчатой стеной окружил поляну, птичьи голоса стали стихать, месяц уже не был прозрачным, звезда опустилась ниже, я её едва разглядела среди чёрных ветвей. Мороз подкрался бесшумно, и сковал лес ледяным дыханием. Последнего вальдшнепа мы искали с фонарём очень долго. Он кубарем свалился в прошлогоднюю траву и как будто растворился в ней среди кочек. Наконец мы его нашли чуть в стороне от того места, где искали. Всё смолкло, не было слышно ни звука.
      На дачу мы возвращались в темноте. Батарейки сели, и фонарь светил ели-ели. Найти дорогу в такой чапыге, да ещё залитой водой, непросто, и мы изрядно измучились, но зато и чуть-чуть согрелись. В сухом и частом кустарнике, среди густых ёлок почудились мне в мелькнувшем свете фонаря два блеснувших на мгновение ярких глаза небольшого животного. Не может быть. Мы слишком сильно шумели, сухие ветки трещали под нашими шагами в полной тишине, как выстрелы, любой зверь убежит от нас за версту.  Наверно показалось. А муж мне и говорит:
      – «А я, по-моему, лису видел, промелькнула какая-то тень совсем рядом. Может, почудилось?
     – Нет, не почудилось.
И я рассказала ему о глазах, фосфорным светом блеснувших в темноте. Мы засмеялись. Ну и Патрикеевна! На выстрелы идёт полакомиться подранками. Знает, что собаки нет, и в темноте ей ничего не грозит. Побежала лиса за нашим лесным деликатесом. Ей-то перейти по рыхлому льду через огромную канаву ничего не стоит, она лёгкая, и кусты ей нипочём. А мы то собирались утром подранка поискать. Нечего нам теперь там делать.
      Лисы у нас совсем обнаглели, людей не боятся. В прошлом году весной ушли мы по лесной дороге довольно далеко от жилья и вдруг видим, выбежала нам на встречу, рыжая собачонка и стала нас нахально, и удивлённо рассматривать. Я подумала: «Где же хозяин, не может ведь дворняжка одна в лес так далеко от дома уйти». А собачонка возьми да повернись к нам задом, а там лисий хвост болтается.  Ну и ну, в пяти метрах от нас молодой лис прогуливается. У лисы лапки коротенькие, а у лиса длинные, его с собачкой можно перепутать, если он неожиданно из леса выскочит. Лис как будто понял, что его рассекретили, и удалился, надо сказать, не очень торопясь. Зайцев у нас в лесу мало, мы ни разу не видели, зато мышей полно, вот лисы и расплодились. На полях возле ручья водятся лисы крестовки. Шубка у них не рыжая и не чёрная, а светло-бурая, хвост и мордочка тёмные, почти чёрные. Нас один такой лис совсем не хотел замечать, просто игнорировал, играл с мышью, как сытый кот, катался по траве, перевёртывался, подпрыгивал. И какой же он был красавец! Среди золотой травы на солнце пушистый звёрёк с роскошным хвостом так выкаблучивался, что от улыбки удержаться было невозможно. Не стреляют теперь лисиц, меховые шапки не в моде, да и выделывать шкуры люди разучились. Повезло лисицам.
      Охоту стали открывать рано. Лягушки раньше провожали нас из леса своим утробным урчаньем до самого дома, а сейчас мороз, тишина, безветрие. Ничто не шелохнётся, всё замерло. Хрустит под ногами схваченная морозом мокрая земля. Небо тёмно-синее, почти чёрное, а на нём сверкающий месяц и звёзды, совсем не такие как осёнью. Звёзды редкие, крупные и, кажется, горят они на ветвях кабалистического дерева Сифирот, охватившего своею кроной всё небо.
      Пруд разлился, у него нет берегов, он сравнялся с землёй, он неподвижен, вода в нём как чёрное зеркало, и в этом зеркале сверкают крупные голубые звёзды, и кажется, шагнёшь пару шагов по нему, как посуху, и наступишь на одну из них. А на другом берегу пруда моя тень, угольно-чёрная, страшная. Я подумала, что не так уж глупо боятся собственной тени.
     Наш дом светится в темноте необыкновенно ярким жёлтым светом, как коробочка с янтарным мёдом. Белые колонны берёз стоят в ледяном безмолвии под вечным сияющим небом. Заснули звери и птицы. И тишина окутала весь этот мир, такой непохожий на суетный, амбициозный, пролетающий, как одно мгновение, мир современного человека. Пора спать. А завтра будет новый день, и мы опять пойдём на охоту.

Опубликован в "Невском альманахе"