Точка Джи. 11 глава

Глава 11.

Ночью Петровичу стало плохо. И не просто плохо, а очень и очень плохо. До критической отметки подскочила температура, горло нос и уши заложило, лицо покраснело, а сам он стал удивительным образом напоминать мультяшного Скруджа МакДака: лицо  вытянулось в непонятный широкий утиный клюв.
- Аллергия? – испугалась жена.
- А я знаю? - Прохрипел Андрей и из последних сил погрозил кулаком, - Только не вздумай поднимать панику. От насморка и ангины еще никто не помирал. Посмотри в аптечке, что у нас есть от простуды и температуры, ну и добавь какой-нибудь супрастин.
- Может, сразу в госпиталь?
- Ещё чего! Говорю же тебе, всё в порядке. Просто перегрелся вчера на солнце, да и трава эта… Видишь?
На животе, спине, руках Андрея вспухли багровые полосы, словно какая-нибудь огромная дикая кошка, или суматранский тигр, играя, полоснул по телу лапой, не до конца выпустив когти.
Зрелище было страшным. Но еще более страшным мог стать гнев Андрея, если бы Инна попыталась запретить ему вставать с постели. К тому же, вариантов «отлежаться» всё равно не было: в 14-00 мы должны были стартовать из Тораджи в сторону Макассара, а оттуда улетать на остров Новая Гвинея. Ну а до этого, как вы помните, нас ждало участие в Церемонии.

Однако, человек предполагает, а располагает – известно кто! И вот этим высшим силам и именно в этот понедельник было угодно начать последние массовые акции в поддержку кандидатов в депутаты губернатора острова.
 Та наша российская оппозиция, которая пишет о своих массовых митингах, отсюда,  из сулавесских далей теперь нам кажется просто смешной… Только представьте: полтора миллиона жителей Тораджи, примерно столько же приезжих из окрестных деревень и городишек, четко делятся на шесть лагерей (по количеству кандидатов). Они одеты соответственно цвету партийного стяга (или прихоти предвыборного дизайнера). Они моторизированы: у каждого есть если не мотоцикл, то автомобиль или грузовик. Сбиваясь в стаи, словно гуси перед отлетом на зимовку, «группы поддержки» разбрасывают тонны агитационных листовок, оглушительно скандируют и не очень миролюбиво размахивают древками от знамён. Протолкнуться по улицам сложно даже пешеходу. Если всё это снять на камеру с высоты птичьего полета, зрелище было бы совсем фантастическим. Поначалу, любопытства ради, зажатые с двух сторон грузовиками конкурирующих групп, мы пытаемся узнать, чем же программа одного кандидата лучше, чем другая? «Чем другая!», - рвут на себе футболки агитаторы и начинают вполне конкретно переходить к боевым действиям. Причём, у нас над головами.
- Мора, а что, все эти люди, действительно, так активны в своей гражданской позиции?
- Это деньги, дорогая, - прижимая к груди голову бормочет Мора. – Для многих, для большинства семей выборы – это единственный способ заработать.
Мы быстро определяемся со своей «гражданской позицией». Кандидат под номером два – однояйцевый двойник нашего Моры – вполне оправданный по нынешним меркам выбор. Да и его желтомаечных сторонников ощутимо больше. А к тому же он еще и действующий губернатор… Вытянув вверх руки с выброшенными двумя пальцами – «номер два!» - мы попадаем в тесное, но уже дружелюбное объятие губернаторских фанатов и медленно едем в окружении большого человеческого желтка в сторону деревни, где будут проводится церемония.
Инна вздыхает. Ей единственной приглянулся «клетчатый» кандидат, который чем-то похож на индийского актера Раджа Капуру, и она тайком посылает воздушные поцелуи его сторонникам.
- Прекрати немедленно! – возмущается Мора. – Иначе они тебя начнут отвоёвывать у нас силой.
- Это сколько же денег на всю эту красоту ухлопано? – присвистывает Михаил.
- Много, Миша, очень много! Но здесь так принято. – Мора не осуждает, просто констатирует факт. – Я думаю, что на те деньги, которые тратятся на выборы, все бедняки штата могли бы бесплатно обедать и ужинать в течение года. И это было бы справедливо. Но, увы…
По мере отдаления от центра города нам стали встречаться колонны сторонников тех кандидатов, что попроще и победнее. Здесь уже не было мотоциклов и скутеров, народ шел монолитными колоннами, размахивая разноцветными синими и белыми флагами, практически не замеченными нами на главных улицах. Проехать в такой плотной толпе стало совсем невозможно, да и наш «желтомаечный» эскорт, едва завидев синие полотнища, в мгновение ока испарился.
- Ладно, дальше пойдем пешком, - решил Риччи. – Вот только оставить автомобиль я не рискну. Вы уж сами как-нибудь пробирайтесь…
И в это время над толпой митингующих трубным воплем пронесся рёв быков, затем еще один, и снова…
Люди шарахнулись в сторону. К колонне приближались грузовики, на которых везли жертвенных животных. Пристроившись в хвост машинам, и затыкая уши руками, чтобы не слышать душераздирающие крики, мы медленно двинулись по улице.
- Меня сейчас стошнит, - тихо сообщила Аня, хотя до деревни был еще добрый километр.
- Не бойся! – успокоил девушку Мора. – Сегодня ты ничего страшного не увидишь. Единственного жертвенного быка зарежут вечером, когда мы будем уже далеко отсюда. А пока хозяева будут подсчитывать подарки, гостей, рассаживать всех по ранжиру… Ну, еще и покойников привезут… Это да…
К месте торжества из незаметных улочек подтягивались группки людей, одетых в черное. Кто-то шел налегке, неся в руках лишь небольшие свертки с угощением (водкой и сигаретами), кто-то тащил за кольцо в ноздре быка, некоторые сбивались в группы по пять – шесть человек и тащили на бамбуковых жердях визжащих свиней.
Рядом с проходом к месту церемонии сидели чиновники.
- Налог, пожалуйста!
Оказывается, с любого подарка государство взимает пошлину. Рядом еще один стол и снова чиновник – только теперь от церкви.
- Ваше пожертвование, сэр, ваше пожертвование, мэм…
Мы платим и проходим.
Чудны дела твои, Господи!
Темная аллея, ведущая к шатрам, представляет собой не менее интересное зрелище. Рядом с высокими деревьями расположились люди, принимающие подарки: отдельно спиртное, отдельно сигареты, отдельно рис. А вот быков можно привязывать почти в любом месте. Так мы и пробираемся, словно по рынку: развалы водки и табака, сладостей, риса и парной (живой еще) говядины. Плотным, непроницаемым облаком надо всем этим висит рой мух. Крови еще нет, и долго не будет, но мухи её чувствуют. Пока они довольствуются лишь коровьими лепешками и свиным навозом. Правда, от этого еще противней, ведь после навозной трапезы мухи садятся на нас.
Шатры почти полностью забиты публикой. В центре огромной площади стоят два постамента для гробов. Это временное сооружение. К нему подойдут гости, чтобы сделать почетный круг возле усопших. Вечером открытые гробы с мумиями прикроют красными саванами и торжественно поднимут на ритуальный холм. Он представляет из себя деревянную башню (примерно в два-три этажа), наверху которой будут установлены гробы, а внизу, на просторной площадке, расположатся распорядители церемонии и музыканты.
На душе становится муторно. Не смотря на то, что почти все присутствующие ведут себя адекватно, а большинство даже улыбается, мы никак не можем абстрагироваться от нашего российского восприятия похорон. Да и обилие черной одежды тому очень способствует. Вот вы? Как бы вы реагировали на похоронах на бабулю в черной вуали, глухом черном платье отплясывающую Комаринского? То-то и оно. Культурный шок!
Распорядитель церемонии, по достоинству оценив наши дары (не пачка сигарет, а пять блоков) пытается увести нас на почетное место. Однако заметив, что рядом с этим почётным местом точит нож мясник, плотоядно поглядывая на сваленных в кучу перепуганных, обделавшихся от страха свиней, мы вежливо отказываемся, сославшись на дефицит времени.
Еще через час, когда в головах уже практически не остается ни одной клеточки, свободной от рёва, плача и стона животных, когда сделано уже достаточное количество снимков (щёлкаем камерами без души, на автомате), мы просим Мору отвести нас обратно к автомобилю.
- А покойников ждать не будем? – удивляется наш приятель, хотя по всему видно, что и он держится из последних сил.
- Нет! Тем более, Андрею совсем плохо.
Но степень этого «совсем плохо» мы осознаем только в машине, до которой Петрович доходит хоть и медленно, но самостоятельно, а вот вваливается на заднее сидение он уже почти без сознания. Лицо его еще больше опухло, покраснело и посинело одновременно, а дыхание вырывается из груди с жутким хрипом.
- Какого черта ты не сказал, что все так плохо? – пугается Инна.- Ты же видел, что мы с Аней хотели уйти раньше!!! А вы с Мишей всё снимали и снимали…. Нужны кому-то эти фото!
- Только без истерик. Я работал. А теперь давайте поедем!
- Мора, тут есть больница?
Но Мору и Риччи не нужно ни о чем просить. Рискуя передавить участников похорон и тех, кто пришел на митинг, Рич срывается с места, а Мора лихорадочно набирает номер за номером на старом мобильнике.
- Сорок минут до госпиталя. Ты как? – он тревожно всматривается в лицо Андрея.
- Голова болит. И жар. Ну, и дышать трудно. А так всё отлично, не волнуйтесь, - пытается шутить Петрович.
Но по мере того, как дыхание Андрея становится всё более прерывистым, а наша машина всё плотнее вязнет в рядах скандирующих лозунги избирателей, настроение путешественников катастрофически ухудшается.
- Что же это за люди? Что же за страна такая?! – причитает Инна.
- Не нужно так говорить! – Мора аккуратно кладет руку на плечо приятельницы. – Вспомни, ты видела и другую Индонезию. Ты видела детей, улыбки, теплое море… Я уверен, что сейчас в госпитале нам обязательно помогут.
Это «сейчас» наступает через бесконечные полтора часа. Риччи несется в приемную огромного госпиталя, где только во дворе сидит и лежит около тысячи человек и быстро возвращается с доктором, одетым в военную форму и носилками-каталкой. Андрея увозят. Наши попытки прорваться внутрь успехом не увенчиваются, но еще минут через тридцать откуда-то из черного хода выныривает Рич и жестом приглашает нас за собой. Мы оказываемся в холле, уставленном железными койками, на которых стонут, плачут и кричат сотни пациентов. Рядом с каждой кроватью беспомощно толпятся родственники. В глубине холла, у окна обнаруживаем и Петровича. Он лежит на клеёнке, лицо его закрыто кислородной маской, но глаза – внимательные, цепкие глаза фотокорреспондента – продолжают жить и отслеживать всё, что происходит вокруг.
- Что он ел? – интересуется у нас женщина-врач, тоже одетая в военную форму.
- Ничего особенного. Рис, курицу, фрукты.
- На улице?
- В отеле.
- Аллергия на лекарства есть?
- Нет. Точнее, раньше не замечали.
- Что за следы на теле?
- Не знаем. Трава какая-то.
- Как с сердцем?
- Ну, есть проблемы…
- Всё! Теперь уходите. Мы сейчас сделаем все анализы, кардиограмму, УЗИ и так далее.. Если станет хуже, я вас позову. Если лучше – тоже позову. Находиться здесь очень опасно. Это инфекционное отделение.

Мы выходим на улицу. Двор продолжает гудеть голосами. Странно, но здесь, в этом христианском госпитале, похоже, собрались все мусульмане Тораджи. Они одеты в праздничные наряды и как-то возбуждены. Риччи что-то шепчет на ухо Море.
- Да ладно?! – не верит наш приятель.
Рич хихикает и утвердительно трясет головой.
- Ребята, наш водитель говорит, что позавчера мусульманской общине один из кандидатов выделил средства на обрезание 284 девочек. Это большой праздник для местных бедняков. Сегодня они привели дочерей на операцию.
- Женское обрезание? Ты шутишь? Это же только в Африке случается.
- Увы, нет… Ортодоксальные мусульмане и в некоторых общинах нашей страны уверены, что процедура обрезания делает девушку чистой и достойной миссии материнства.
- Но это же варварство! – возмущается Анюта. – И боль неимоверная!
- Конечно, - соглашается Мора. – Поэтому люди так счастливы, что попали именно в госпиталь. Здесь есть хоть какая-то анестезия и антисептика. Обычно подобные операции проводят на дому чуть ли не кухонным ножом…
В этот момент из двери госпиталя выносят рыдающую малышку, рядом с ней идут улыбающиеся до ушей женщины.
Мы опускаем головы.
- Бред какой-то, - резюмирует Михаил.- Точка Джи… Точка Джи… Эрогенная точка планеты… Инн, тебе не кажется что мы погорячились с названием книги?

Еще через два часа из дверей инфекционного бокса, пошатываясь, выходит Андрей, сжимая в руках кучу листков с бумагой. Мы со всех ног бросаемся к нашему другу:
- Не надейтесь, - ухмыляется Иннин муж, - Жить буду. Чувствую себя относительно хорошо.
- Относительно кого? – уточняет Мора.
- Относительно Бубликова, - шутит Андрей, мы хохочем, а Мора, не смотревший «Служебный роман» решает, что у нас случился приступ коллективного помешательства.
Уже усевшись в машину, затаренную препаратами, которые выписали Андрюше, мы выясняем, что местные эскулапы сделали ему ряд уколов, в том числе от аллергии, от сердца, давления и даже от малярии. Так, на всякий случай. Какой из уколов помог, мы не знаем, но отличное настроение  Петровича передается всем остальным и мы, практически с песнями, стартуем в Макассар.
- Замечательная всё-таки у тебя страна, Мора! – задумчиво бормочет Инна, рассматривая окрестные холмы, пальмы и редкие группы митингующих, то ли оторвавшиеся от основных демонстрантов, а то ли уже возвращающиеся после предвыборных баталий.
- Правда? – усмехается в усы Мора и лукаво щурит глаза под большими стеклами очков.

Завтра утром мы прилетим в Джаяпуру. Скорей бы завтра!
В аэропорту Макассара вайфай был, а вот времени – в самый обрез, поэтому, сгрудившись над походным ноутбуком друзья едва успели прочесть письмо из Москвы, а вот отправить ответ – уже нет:
«Привет, моя родненькая, хорохористая Иннуля!  Привет всей честной компании! Я так счастлива, что от вас пришло аж два письма. За меня не волнуйся, вчера Пашунчик долго массировал мне спину и кашель существенно ослабел, а ночью я и вообще не кашляла. У меня, конечно, это не грипп, это нервное. Но последние 2 таблетки успокоительного, супрастин, горячее молоко с маслом кедрового ореха плюс виски делают свое дело…)))
Но я дождусь вас, без вариантов. И вообще, по разным признакам чувствуется, что ветер перемен поворачивается в нужную сторону. В ту сторону, которую я  ждала долгих пять лет…. Надо просто еще чуть-чуть потерпеть.
За Петровичем следи, пожалуйста,в оба глаза. Ты - стержень, конечно, но он - основной! Если будете общаться с шаманом каким-нибудь, попросите, чтобы он избавил вас от курения! Это моя голубая мечта. Это ОЧЕНЬ нужно вам самим, ну и мне, конечно, так как я реагирую на запахи все острее и острее. А мы ведь скоро мы будем жить рядом и постоянно общаться...
Про церемонию - представляю, как вам было тяжело, у нас ведь другая религия и другое мировоззрение. Да и любые похороны - есть похороны, как не обставляй. К тому же, я посмотрела на маленький кусочек этой церемонии в интернете - ...меня хватило на 2 минуты. Думаю, что и у Петровича, вполне возможно, часть аллергии состояла из реакции на стресс (как и мое удушье).
Иннуля, еще и еще раз заклинаю вас - берегите себя!!! Никакие уникальные кадры и встречи не стоят ваших жизней и здоровья.
И ещё.. Иннуля, не надо покупать так много подарков. Я хоть и сама такая, но...думайте об экономии. Мало ли как там оно будет, в Папуасии… Ладно, пойду, меня зовут вниз обедать. Пашка опять что-то кашеварил в горшочках. Ну как с ним вернешь фигуру?
Целуем, обнимаем вас, держим кулачки, ставим свечки... Попробую сегодня дозвониться Фатиме».