соотношение поэтичности и точности при переводе

Одна из  моих читательниц затронула вопрос о соотношении поэтичности и точности перевода.  Пастернак считал, что перевод, как женщина, если красив, то не верен, если верен, то не красив. Как правило, так и бывает. Но есть и исключения. Как, не теряя точности, сохранить поэтичность? Не знаю. Всё решают вкус, талант и случай. Кто не согласен со случаем, поправлюсь – удача. Маршак, переводя Шекспира в стиле русской классики, сделал сонеты привычными нашему взгляду, понятными и любимыми. В этом ему  помогли: государство, печатая миллионы экземпляров его книг,  и такие критики, как Чуковский.  Мы полюбили Шекспира Маршака, но, к сожалению,  он далёк от настоящего. Пока не знаешь оригинал, этого не замечаешь, восхищаешься. Прочитав оригинал, словно прозреваешь - видишь то, чего раньше не замечал.  Приведу, для примера,  шестой сонет:
6
            Маршак

Смотри же, чтобы жесткая рука
Седой зимы в саду не побывала,
Пока не соберешь цветов, пока
Весну не перельешь в хрусталь фиала.

Как человек, что драгоценный вклад
С лихвой обильной получил обратно,
Себя себе вернуть ты будешь рад
С законной прибылью десятикратной.

Ты будешь жить на свете десять раз,
Десятикратно в детях повторенный,
И вправе будешь в свой последний час
Торжествовать над смертью покоренной.

Ты слишком щедро одарен судьбой,
Чтоб совершенство умерло с тобой.
Давайте посмотрим,  что в говорится в оригинале:

     Then let not winter's ragged hand deface
     In thee thy summer ere thou be distilled:
     Make sweet some vial; treasure thou some place
     With beauty's treasure ere it be self-killed:
     That use is not forbidden usury
     Which happies those that pay the willing loan;
     That's for thyself to breed another thee,
     Or ten times happier be it ten for one;
     Ten times thyself were happier than thou art,
     If ten of thine ten times refigured thee:
     Then what could death do if thou shouldst depart,
     Leaving thee living in posterity?
     Be not self-willed, for thou art much too fair
     To be death's conquest and make worms thine heir.

    1 Так не позволь грубой руке зимы обезобразить
     2в тебе твое лето до того, как выделена твоя эссенция;
     3наполни  сладостью  какой-нибудь  сосуд,  обогати  какое-то  вместилище
[место]
     4сокровищем твоей красоты до того, как она самоуничтожится.
     5Такое   использование  [помещение  в  рост]  не  является   запрещенным
ростовщичеством,
     6оно делает счастливыми тех, кто оплачивает добровольную ссуду;
     7ты вправе породить другого себя
     8или  стать  в десять раз  счастливее,  если  "процент"  будет десять  к
одному.
     9Десятикратно умноженный, ты был бы счастливее, чем теперь,
     10если бы десять твоих детей десять раз воспроизвели твой облик;
     11тогда что могла бы поделать смерть, если бы ты покинул этот мир,
     12оставив себя жить в потомстве?
     13Не будь своенравным, ведь ты слишком прекрасен,
     14Чтобы стать добычей смерти и сделать червей своими наследниками.

Начиная перевод, я выделяю в оригинале ключевые слова, без которых мысль автора высказать невозможно.  Здесь они выделены жирным шрифтом. Остальными  можно пожертвовать. Маршак первую строфу перевёл:
            Смотри же, чтобы жесткая рука
Седой зимы в саду не побывала,
Пока не соберешь цветов, пока
Весну не перельешь в хрусталь фиала.
Можно ли здесь понять о каком саде, какой зиме и цветах идёт речь? Как перелить весну в хрусталь фиама?  Тон  у автора приказной, но как удержать руку зимы не ясно.  На первый взгляд красиво, по сути, бессмыслица, нет  ничего общего, кроме руки зимы, с автором.   Шекспир говорит не о юности – весне, а о сокровище красоты. Вторая строфа ничего не объясняет, наоборот задаёт новые загадки:
Как человек, что драгоценный вклад
С лихвой обильной получил обратно,
Себя себе вернуть ты будешь рад
С законной прибылью десятикратной.
Почему, залив весну в фиам, ты вернёшь себя себе, да ещё и с прибылью не ясно, но сказано гладко. Третья строфа утверждает:
Ты будешь жить на свете десять раз,
Десятикратно в детях повторенный,
И вправе будешь в свой последний час
            Торжествовать над смертью покоренной.
Утверждает: будешь жить десять раз в детях, но как это связано с зимой и цветам?  К тому же Шекспир никогда не утверждал, что герой проживёт десять жизней. Говорил о передаче потомкам красоты.  Маршак этого признавать не хочет. Его бравурный замок, сомнений не знает:
Ты слишком щедро одарен судьбой,
Чтоб совершенство умерло с тобой.
Чем одарён, и какое совершенство не умрёт - для него не важно. Тон сонета - приказной,  с угрозой пальчиком.
Это означает, что переводчик не понял автора,  общий смысл, дух сонета не уловил.
Шекспир не командует, он, обожая героя,  просит его: не позволь зиме обезобразить в тебе лето - твою красоту, до того, как ты зальёшь свою, передающую твою красоту  эссенцию, в сосуд для продолжения рода. Маршак этот образ заменил маловразумительной отсебятиной.  В замке убеждает героя, не волноваться, всё будет в порядке так,  как он уже щедро одарён.  Но тогда зачем требует не допускать в сад зиму? Логики нет, а Шекспир очень логичен: он просит героя изменить характер и завести  детей, повторяющих его образ. Мой перевод:
          
            Не дай зиме в тебе испортить лето,
Залей в сосуды жизнь дарящий сок;
Свой облик передай, как эстафету,
Пока не умер красоты цветок.

Такой кредит не убивает душу,
Дающий в долг счастливее, чем мот;
Тот, кто потомством, заселяет  сушу,
К проценту - десять прибыли берёт.

Пусть, как и ты, прекрасны будут внуки,
Успеешь десять миру подарить,
Что сможет смерть? Она опустит руки
Увидев, что весь род не истребить.

Смири свой нрав, твой облик слишком мил,
Чтоб после смерти им червей кормил.
Кто - то скажет у Маршака перевод поэтичнее. На мой взгляд, нет. Главное то, что у меня  и образы, и дух, и интонации Шекспира.
Иные проблемы возникли у меня при переводе трагедии « Гамлет».
Чтобы вложить монолог в уста героя, нужно сначала узнать его, составить психологический портрет, чтобы  слова соответствовали характеру героя.  Ведь мямля и человек решительный говорят по разному. У них отличается всё: и стиль, и слово и интонация, и порядок слов в предложении.  Мямля подберёт нейтральные слова, трус  выскажет мысли, которые можно истолковать двояко, оставляя пути отступлению. Отважный, сжигает мосты, его речь толкает к действию. Гамлет – человек – смелый, умный, начитанный, благородный, с хорошим вкусом об этом говорит Офелия:
О, горе! Благородный ум повержен!
Он был для подражанья образцом:
Умён, изящен, моден, образован,
Владел, как воин шпагой и мечом,
Для государства роза и надежда
Теперь так низко, и так быстро пал!
Человек чести, месть для него дороже жизни. Отважен -  без колебаний следует за призраком на утёс, не поддаваясь на уговоры друзей. Горяч, порывист, даже импульсивен, требует освободить дорогу, когда друзья не пускают его, чтобы он шёл за призраком. Прыгает в могилу Офелии, ревнуя к брату, вопящему о любви к сестре. Говорит Лаэрту:  убери руки с горла, я опасен. При этом, умеет и сдержать себя: руку на мать не подниму.  Но крови он не боится: убивает Полония, отправляет на плаху, предавших его друзей, подделав письмо.  Только, зная всё это, можно правильно перевести монолог. Из одних и тех же слов можно составить разные предложения. Важна интонация. Набоков, к примеру, не понял  этого, поэтому у него монолог нерешительного мямли. Пастернак точнее, у него Гамлет ближе к описанному характеру. Вот мой перевод:
Жить, иль не жить? – Пора решить вопрос,
Что благородней сдаться, иль сражаться?
Терпеть ли стрелы яростной судьбы,
Или восстать и с жизнью расквитаться?
Ведь смерть - лишь сон, не более того.
Подумать только, сном прервётся боль
От тысячи болезненных ударов,
Которые наносит плоти жизнь.
Кто этого не хочет всей душой?
Уснуть и сны смотреть, но вот проблема:
Не будут ли страшнее жизни сны,
Когда прервём мы цепь земных страданий?
Об этом мысль нас держит на земле,
Она причина слишком долгой жизни.
Кто стал бы выносить её бичи,
Насмешки, угнетение, презренье,
Боль, без причин отвергнутой любви,
Нескорый суд, неправедность гоненья
Достойных от прожжённых подлецов,
Будь право кончить всё простым кинжалом?
Ну, кто бы стал, потея и кряхтя,
Всю жизнь носить на шее это бремя,
Когда б не страх неведомой страны,
Откуда смертным не было возврата?
Он волю, слабых духом, подавлял,
Терпеть гнёт жизни, снова принуждая,
Известное сносить привычно нам,
Пугает то, чего ещё не знаем.
Сомненья щёки красят белизной,
А промедленье превращает в труса,
Меняем план, обходим стороной,
Препятствия, опасности, искусы,
Так мысли имя действия теряют.
Но замолчу, моя отрада здесь,
Прекрасная Офелия о, нимфа,
Я знаю, что грехов моих не счесть,
Упомяни их все в своих молитвах.
Это внутренний монолог, поэтому такой искренний, откровенный.
Если интересно, сравните разные переводы ( заочное соревнование с корифеями прошлого) баллады Роберта Бернса «Джон Ячменное Зерно».

Подстрочник баллады.
Жили на востоке три короля,
Три короля великих и высоких,
И они поклялись торжественной клятвой,
Что Джон Ячменное Зерно должен умереть.
Они взяли плуг и вскопали им землю.
Засыпали комьями голову Джона
И поклялись торжественной клятвой,
Что Джон Ячменное Зерно должен умереть.
Но пришла добрая веселая Весна,
И начала убывать вода;
Джон Ячменное Зерно снова воспрял,
И это было им очень удивительно.
Пришли знойные солнечные дни,
И он рос крепким и сильным,
Голова его вооружалась остроконечными копьями,
И не было никого, кто посмел бы его обидеть.
А когда мягко ступила трезвая осень,
Он поднялся изнуренный и бледный;
Его изогнутые сочленения и поникшая голова
Показывали, что он начал слабеть.
Румянец его увядал все больше и больше;
Он старел;
И тогда его недруги снова
Впали в ярость.
Джон подкошен   
Они взяли оружие длинное и острое
И полоснули Джона по колену;
Затем они быстро положили его на повозку
Подобно злодею, совершившему подлог.
Они опрокинули его на спину
И колотили дубиной:
Они подвесили его на ветру
И крутили и крутили.
Они наполнили темную яму
Водою до краев,
Они погрузили в нее Джона Ячменное Зерно:
Тони или выплывай.
Они швырнули его на землю,
Чтобы причинить ему дальнейшие страдания;
И до тех пор, пока он проявлял признаки жизни,
Они бросали его взад и вперед.
Они высушили над обжигающим огнем
Его костный мозг,
А мельник обошелся с ним хуже всех.
Он раздавил его между двух камней.
И они взяли кровь его сердца
И пили ее по кругу;
И чем больше и больше они пили,
Тем большая радость охватывала их.
Джон Ячменное Зерно был смелым героем
Благородного предприятия.
Если вы сделаете все так, как сказано, вы отведаете
его кровь.
Это придаст вам храбрости.
Это заставит человека забыть горе;
Это вызовет в нем прилив радости:
От этого запоет сердце вдовы,
Хотя слезы были на ее глазах.
Так давайте выпьем за Джона Ячменное Зерно,
Каждый человек — кружку в руку;
И пусть великое потомство Джона
Никогда не потерпит неудачу в старой
Шотландии!
Перевод Багрицкого
Три короля из трех сторон
Решили заодно:
— Ты должен сгинуть, юный Джон
Ячменное Зерно!
Погибни, Джон, — в дыму, в пыли,
Твоя судьба темна!
И вот взрывают короли
Могилу для зерна...
Весенний дождь стучит в окно
В апрельском гуле гроз, —
И Джон Ячменное Зерно
Сквозь перегной пророс...
Весенним солнцем обожжен
Набухший перегной, —
И по ветру мотает Джон
Усатой головой...
Но осень томная идет...
И начал Джон хиреть,
И головой поник — совсем
Собрался умереть.
Он ржавчиной покрыт сухой,
Он — в полевой пыли...
— Теперь мы справимся с тобой!
Ликуют короли...
Косою звонкой срезан он,
Сбит с ног, повергнут в прах,
И скрученный веревкой Джон
Трясется на возах...
Его цепами стали бить,
Кидали вверх и вниз, —
И, чтоб вернее погубить,
Подошвами прошлись...
Он в ямине с водой — и вот
Пошел на дно, на дно...
Теперь, конечно, пропадет
Ячменное Зерно!..
И плоть его сожгли сперва,
И дымом стала плоть.
И закружились жернова,
Чтоб сердце размолоть...
И плоть его сожгли сперва,
И дымом стала плоть.
И закружились жернова,
Чтоб сердце размолоть...
Готовьте благородный сок!
Ободьями скреплен
Бочонок, сбитый из досок,
И в нем бунтует Джон...
Три короля из трех сторон
Собрались заодно, —
Пред ними в кружке ходит Джон
Ячменное Зерно...
Он брызжет силой дрожжевой,
Клокочет и поет,
Он ходит в чаше круговой,
Он пену на пол льет...
Пусть не осталось ничего,
И твой развеян прах,
Но кровь из сердца твоего
Живет в людских сердцах!..
Перевод Маршака.
Трёх королей разгневал он,
 И было решено,
 Что навсегда погибнет Джон
 Ячменное Зерно.
Велели выкопать сохой
 Могилу короли,
Чтоб славный Джон, боец лихой,
 Не вышел из земли.
Травой покрылся горный склон,
 В ручьях воды полно,
 А из земли выходит Джон
 Ячменное Зерно.
Всё так же буен и упрям,
 С пригорка в летний зной
Грозит он копьями врагам,
 Качая головой.
«Но осень трезвая идёт.
И, тяжко нагружён,
 Поник под бременем забот,
 Согнулся старый Джон».
Настало время помирать –
Зима недалека.
И тут-то недруги опять
 Взялись за старика.
Его свалил горбатый нож
 Одним ударом с ног,
 И, как бродягу на правёж,
Везут его на ток.
Дубасить Джона принялись
 Злодеи поутру,
 Потом, подбрасывая ввысь,
 Кружили на ветру.
Он был в колодец погружён
На сумрачное дно,
Но и в воде не тонет Джон
Ячменное Зерно.
Не пощадив его костей,
Швырнули их в костёр,
 А сердце мельник меж камней
Безжалостно растёр.
 Бушует кровь его в котле,
 Под обручем бурлит,
 Вскипает в кружках на столе
 И души веселит.
Недаром был покойный Джон
 При жизни молодец, –
 Отвагу подымает он
 Со дна людских сердец.
Он гонит вон из головы
Докучный рой забот.
За кружкой сердце у вдовы
От радости поет...
Так пусть же до конца времён
Не высыхает дно 
В бочонке, где клокочет Джон
 Ячменное Зерно!
Мой перевод
Торжественно, у трёх икон
Клялись быть заодно
Три короля, пока жив Джон
Ячменное Зерно.
Взяв плуг, над свежей бороздой,
Под сенью трёх знамён,
Клялись: « Укрытый с головой
Уснёт навеки Джон!»
В венке лучей пришла весна,
Ушла вода с полей,
Встал Джон, как воин после сна,
Отважней и сильней.
Под солнцем креп, и с головой
Так копьями оброс,
Что враг обходит стороной,
Боится сунуть нос.
Осенний день вступил в права
Стал жёлт усатый Джон,
К земле склонилась голова,
Ветрами сгорблен он.
Румянец щёк бледнее стал,
Нет в теле прежних сил;
Враги  ликуют: «Час настал,
Кровь высосем из жил».
Лютуя, острою  косой,
Лишили Джона ног,
Потом, связав его гурьбой,
Свезли, как тать, в острог.
С восходом солнца, бросив в тень,
Дубасили  цепом:
Едва живого,  целый день,
Терзали сквозняком.
Канаву тёмною  водой,
Залив  по самый край,
Кунали Джона с головой:
Тони, иль выплывай.
Лишь выплыл, взяли  в оборот:
И вновь, и вновь страдал;
Когда бросали  взад – вперёд,
Бедняга чуть дышал.
Потом, подняв его на смех,
Сжигали до костей,
Но мельник был страшнее всех -
Растёр между камней.
Враги, испив из сердца кровь,
Жить стали  веселей;
Чем больше пили, тем любовь
В груди цвела сильней.
Джон был герой, героев  кровь 
Содержит благодать,
Её, отведав вновь и вновь,
Таким же можешь стать.
Она начнёт бодрить и греть,
Даст радости прилив;
Заставит вдовье сердце петь,
Глаза слезой омыв.
Пей за Ячменное Зерно,
Пусть множится, растёт;
Всегда в Шотландии оно
Найдёт себе почёт!


Посвящение Мыши
при переворачивании её плугом в гнезде - подстрочник

 
Маленькое, шустрое, сжавшееся от ужаса, полное страха существо
О, что за дикий испуг в твоей груди!
Не нужно бросаться прочь в такой спешке
Со спешащими мелкими прыжками.
Я не хотел бы бежать и преследовать тебя
С убийственным скребком [маленькая лопатка с длинной ручкой для удаления глины с плуга].
Я честно сожалею, что доминирование людей
Разрушило общественный союз природы
И утверждает то нездоровое мнение,
Которое заставляет тебя пугаться
Меня, твоего бедного рождённого на земле (earth-born) спутника
И приятеля смертного!
Я не сомневаюсь, что порой ты можешь украсть;
Что потом? Бедное существо, ты обязано жить!
Початок зерна в снопе из 24 связок (thrave – 24 связки зерна) –
Является маленьким запросом;
Я получу благословение на остальное
И никогда не упущу его.
Твой маленький комочек маленького дома тоже разрушен!
И ненадёжные стены, которые разбрасывает ветер!
И ничего, чтобы построить новое,
О грубая зелёная трава!
И холодные неприветливые ветра декабря последуют,
Горькие и резкие!
Ты видела поля, лежащие голыми и неиспользуемыми,
И утомительную зиму, приходящую быстро,
И уютно здесь, ниже поверхности [beneath the blast],
Ты думала пережить
До столкновения! жестокий лемех прошёл
Снаружи, отбросив твоё гнездо.
Та маленькая горсть листьев и стерни
Стоила тебе многих утомительных трудов отгрызть их.
Теперь ты удаляешься ко всем твоим бедам,
Без дома или убежища
Чтобы пережить моросящий снег зимы и
Изморозь (ледяную корку) холода!

Но Мышь, ты не одинока
В доказывании, что предвидение может быть напрасным;
Самые лучшие планы мышей и людей
Часто уходят с верной дороги,
И оставляют  нам ни с чем, кроме траура и боли
Вместо обещанного успеха!

Но всё ещё ты благословенна по сравнению со мной,
Настоящее только касается тебя:
Но о (вскрик боли)! Я бросаю назад взгляд
На утомительные возможности!
И впереди, хотя я не могу видеть,
Я предвижу страх.



Перевод С.Я. Маршака

Зверек проворный, юркий, гладкий,
Куда бежишь ты без оглядки,
Зачем дрожишь, как в лихорадке,
За жизнь свою?
Не трусь - тебя своей лопаткой
Я не убью.

Я понимаю и не спорю,
Что человек с природой в ссоре,
И всем живым несет он горе,
Внушает страх, -
Хоть все мы смертные и вскоре
Вернемся в прах.

Пусть говорят: ты жнешь, не сея.
Но я винить тебя не смею.
Ведь надо жить!.. И ты скромнее,
Чем все, крадешь.
А я ничуть не обеднею, -
Была бы рожь!

Тебя оставил я без крова
Порой ненастной и суровой,
Когда уж не из чего снова
Построить дом,
Чтобы от ветра ледяного
Укрыться в нем…

Все голо, все мертво вокруг.
Пустынно поле, скошен луг.
И ты убежище от вьюг
Найти мечтал,
Когда вломился тяжкий плуг
К тебе в подвал.

Травы, листвы увядшей ком -
Вот чем он стал, твой теплый дом.
Тобой построенный с трудом.
А дни идут…
Где ты в полях, покрытых льдом,
Найдешь приют?

Ах, милый, ты не одинок:
И нас обманывает рок,
И рушится сквозь потолок
На нас нужда.
Мы счастья ждем, а на порог
Валит беда…

Но ты, дружок, счастливей нас…
Ты видишь то, что есть сейчас.
А мы не сводим скорбных глаз
С былых невзгод
И в тайном страхе каждый раз
Глядим вперед.

Перевод М.Л. Михайлова

Трусливый серенький зверек!
Велик же твой испуг: ты ног
Не слышишь, бедный, под собой.
Поменьше трусь!
Ведь я не зол — я за тобой
Не погонюсь.
Увы! с природой наша связь
Давно навек разорвалась…
Беги, зверек, хоть я, как ты,
Жилец земли
Убогий: сам терплю беды,
Умру в пыли.
Воришка ты; но как же быть?
Чем стал бы ты, бедняжка, жить?
Неужто колоса не взять
Тебе в запас,
Когда такая благодать
В полях у нас?
Твой бедный домик разорен;
Почти с землей сравнялся он…
И не найдешь ты в поле мхов
На новый дом;
А ветер грозен и суров,
Шумит кругом.
Ты видел — блекнули поля,
И зимних дней ждала земля;
Ты думал: "Будет мне тепло,
Привольно тут".
И что же? плуг мой нанесло
На твой приют.
А скольких стоило хлопот
Сложить из дерна этот свод!
Пропало все — и труд и кров;
Нигде вокруг
Приюта нет от холодов,
От белых вьюг.
Но не с тобой одним, зверек,
Такие шутки шутит рок!
Неверен здесь ничей расчет:
Спокойно ждем
Мы счастья, а судьба несет
Невзгоду в дом.
И доля горестней моя:
Вся в настоящем жизнь твоя;
А мне и в прошлом вспоминать
Ряд темных лет
И с содроганьем ожидать
Грядущих бед!

Мой перевод

Проворный, маленький зверёк,
Ты диким страхом сжат в комок!
Не нужно так спешить, дружок,
Бежать стремглав прыжком!
Не брошусь вслед, не так жесток,
Чтобы убить скребком.

Мне жаль, что, множась, род людской
Природе не даёт покой,
Не зря от страха сам не свой
Ты бросился в бега,
Меня хоть я, совсем не злой,
Считая за врага.

Не сомневаюсь, что крадёшь;
Как быть? Иначе пропадёшь!
Из колоска лишь часть берёшь,
На зиму про запас;
А остальная в поле рожь
Мне будет в самый раз.

Твой тёплый дом пошёл на слом,
Остатки стен лежат кругом!
Нет мха, построить новый дом,
Лишь грубая трава,
За стылым ветром и дождём
Зима войдёт в права.

Повсюду только голый луг,
Земля ждёт длинных зимних вьюг.
В уюте проводить досуг
Мечтал ты под землёй,
Но лемехом жестокий плуг
Разрушил домик твой.

Лежит горсть листьев и стерни,
Тебе с трудом дались они,
Но сколько стужу  ни кляни,
Не пропадёт беда.
В декабрьский снег – суровы дни,
Жестоки холода!

Но ты не одинока, мышь,
Гаданьем бед не избежишь;
Планируем, кто гладь, кто тишь,
Но путь к ним не для всех.
Оставшись без всего, грустишь,
Ты там, где ждал успех!

Нельзя меня сравнить с тобой,
Живёшь ты нынешней бедой,
А у меня и за спиной,
Куда ни глянешь, прах.
Грядущее закрыто мглой,
Но сердце гложет страх!
У каждого перевода есть и плюсы и минусы на любой вкус.