Нет ничего хуже, чем когда ломают кайф. Когда в волшебный мир, за который отваливаешь с таким трудом добытую тридцатку, врываются голоса и чего-то от тебя хотят. Навязчивые потусторонние вязкие отвратительные голоса. Они нарушают гармонию и неповторимость прихода, визгом раздолбанной бензопилы вклиниваются в прекрасную симфонию. Они говорят: «Чувак, ты меня слышишь? Бро, вернись, есть дело! Важное, неотложное дело, бла-бла-бла, мы принесли пива; нужно срочно куда-то съездить; тебя к телефону; где у тебя тут стаканы…» и тому подобную хрень. И тянут из уютного разноцветного чрева в уродливый серый мир, за который я бы даже цента не дал.
Ненавижу!
Поэтому последнее время я стал запираться на три замка, отключать телефоны и комп, чтобы никто не помешал мне нырять в самую бездну кайфа. Но оказывается, это не панацея…
- Слышь, мудило, - голос выполз откуда-то из тёмных уголков слуха, - я с тобой разговариваю! Я уже задолбался ждать! Мик! Ау!
В моей руке появился огромный гламурно-розовый пистолет, и я стал стрелять в голос, но безуспешно, так как из ствола вместо пуль вылетали мухи и сразу же рассаживались на потолке. А голос становился всё громче, ближе и реалистичнее. Я испугался, что если сейчас не увижу говорящего, то потом будет поздно, и у меня не хватит смелости заглянуть ему в глаза, в оранжевые глаза Сатаны. Только не это!
Я с трудом разомкнул веки. Комната ещё несколько мгновений приводила себя в порядок: стены становились на места, мебель приобретала первоначальную форму и размеры, воздух возвращал себе прозрачность. Всё вокруг застывало в статичной картинке.
Всё, да не всё. У двери стоял черножопый урод в наряде уличного хип-хоппера: спортивный костюм на три размера больше чем нужно, красная бейсболка NY и не зашнурованные поношенные кроссовки.
- Йо! Чувак, ты снова с нами! – радостно заулыбался ниггер. – Хреново выглядишь.
- Да уж, - согласился я, вытер рукавом пот со лба. – Да и ты не очень.
Доза ещё не до конца отпустила. Я понимал, что с этим ублюдком что-то не так. Но вот что? Какой-то он был стрёмный и не настоящий. Взгляд остекленевший, цвет кожи нездоровый, синие губы, струйка крови стекала из-под козырька, огибала нос и, добравшись до подбородка, стекала на видавший виды «Адидас».
- У тебя тут…это… - я провёл пальцем по своему лицу. – Ковёр не закапай, ладно?
Он улыбнулся и посмотрел под ноги.
- У тебя нет ковра, - сказал парень и размазал ладонью кровь по щеке.
- Не важно. Ты вообще кто? – поинтересовался я. – Как ты сюда попал?
Я судорожно пытался вспомнить, запирал ли дверь перед тем, как ширнуться.
- А ты меня не узнаёшь?
- Я должен тебя узнавать? Проваливай, пока я не оторвал свою жопу от дивана и не перегрыз тебе горло.
При всём желании я бы не смог этого сделать. Тело ещё не слушалось меня, но я сунул руку под подушку, надеясь найти там ствол и вынести мозги этому кайфолому.
- Ты действительно меня не помнишь?
Мне хотелось поскорее избавиться от этого мудилы, чтобы успеть предаться остаткам рассыпающегося кайфа и забыться в вялой неге. Пушку я не нашёл, зато откопал полпачки «Кэмела».
Ниггер молча ждал, пока я прикурю и выдохну дым первой затяжки. Он переступал с ноги на ногу, как долбанный Фифти Цент на сцене. Казалось, что он сейчас начнёт читать рэп, размахивая руками и тыча в мою сторону пальцами. Неиссякаемый кровавый ручеёк уже залил всю грудь, но это его словно и не волновало .
- Говори, что надо и вали, - проворчал я.
- Ладно, я напомню тебе, - сказал гость. – Где ты был два дня назад? В двадцать три тридцать семь?
- Нашёл время мемуары писать. Я сейчас с трудом вспоминаю, как меня зовут.
- Я напомню, окей? Ты был со своим приятелем Джонни Бруксом, по кличке Бобёр. Под Старым Мостом. Помнишь? И ты убил одного чернокожего парня, чтобы наскрести себе несколько монет на дозу.
- Чёрт! – мрачные тени заскользили по стенам и потолку, готовясь наброситься на меня и растерзать в клочья. Я поджал колени, пот полил с новой силой. Страх обволакивал моё и так слабое тело, чтобы высосать последние силы. Но я таки совладал с собой.
- Ты что, коп? – спросил я. – Ты похож на копа, как я на Бритни Спирс. Я никого не убивал! Всё, пошёл вон. Интервью закончено.
- Нет, убивал. Ты выстрелил ему прямо в лоб…
- Нет!
- Да! – что-то в его лице менялось. Рот становился шире, обнажая жёлтые кривые острые зубы. Нет, не зубы, мать его, а настоящие клыки. Он хищно облизнул губы синим языком. Взгляд буравил меня насквозь.
И тут я всё понял! Всё дело в наркоте. То, что сейчас происходит – всего лишь причуды инъекции, это всё не по-настоящему, это результат химической реакции, происходящей в мозгу и вызывающей из небытия таких монстров, как этот придурок. Он всего лишь плод расщепления диацетилморфина. Не более того.
Это правда, про того парня под мостом. Это было, но я был под кайфом и смутно помню, что произошло. Помню выстрел, помню, как кричал и ругался Бобёр, как он тащил меня, путая следы, по грязным подворотням. Походу, с этим парнем тоже не чисто, потому что при нём было две сотни наличкой. Откуда у ниггера из-под моста столько кэша? Возможно, он был сутенёром или дилером, или тоже кого-то грохнул, а деньги забрал себе. Я не был уверен, что убил его. Бобёр обшарил карманы и отдал мне половину – мятую сотенную купюру. По любому, за сегодняшний кайф я ещё расплачивался баблом из карманов жмурика.
Нас никто не видел. Джонни нет никакого резона болтать о случившемся, так что, откуда этому уроду знать об убийстве? Вывод один – это я создал его в своей фантазии, сам рассказал ему и сам теперь боюсь.
Подняв взгляд на парня, я успокоился. Кроме бледной кожи (ха, побледневший негр: хорошая шутка, нужно не забыть) и мутных глаз ничего угрожающего. Он даже слегка улыбался.
- Йо! – я попытался разрядить обстановку .
- Йо, чувак! – он улыбнулся ещё шире. – Вспомнил?
- Это не важно, что я вспомнил. Важно, к чему весь этот базар?
Это же надо, я веду вполне внятный диалог с глюком. Говорить было трудно. Слова выходили из меня вязким липким гудроном.
- Может, это просвежит память? – и он снял бейсболку. Во лбу красовалось входное отверстие от пули девятого калибра, с запёкшимися краями, и из него лениво продолжала вытекать кровь.
- Круто! Ты похож на индуса. Знаешь, они рисуют на лбу такие хреновины. Тебе даже идёт. Но я тебя не знаю.
- А так? – он повернулся спиной, представив моему взору развороченный затылок. В слипшихся волосах застряли окровавленные осколки черепушки. При желании в его голову можно было засунуть кулак. Не самое аппетитное зрелище.
- Так узнаёшь? – он развернулся обратно и показал на меня пальцем. – Это ты меня убил.
- Прости, брат. Мне действительно жаль. Значит, на это была причина. Я не помню. Клянусь здоровьем покойной мамаши. Всё как в тумане. Прими мои соболезнования. – Я развёл руками. – И извинения. Если бы я знал…
Меня забавляла игра разума. Такого прихода у меня ещё не было. Настолько всё реалистично и логично. Скорее всего, во всём виноваты жалкие остатки совести, вызвавшие этот фантом.
- Но всё равно, меня не очень впечатлило, - продолжал я, - я не беременная старшеклассница, чтобы блевать и падать в обморок от вида твоего затылка. Во-первых, я почти полгода проработал в морге. И не таких привозили. А во-вторых, пару месяцев назад явился дорогой мой папаша, могилу которого ещё лет пять назад перерыли бульдозерами, когда строили новый квартал на Южных Холмах. Он был в своей любимой залитой кетчупом майке, с начатой бутылкой виски в руке и с косяком в зубах. Он орал на меня так, что я чуть не обмочился. Он даже пытался снять ремень с брюк, чтобы выпороть меня за то, что нашёл у меня под матрасом пару номеров «Хастлера». А когда-то заходил сам Джимми Хэндрикс и обещал отмудохать меня своим легендарным “Фендер Стратокастером”, если я немедленно не выброшусь в окно. Я уже молчу о самом президенте Рузвельте. Так что, ты не первый глюк с того света. А теперь исчезни на хрен!
Такой длинный монолог я говорил целую вечность, но мёртвый парень терпеливо слушал меня.
Я демонстративно развалился на диване, поправил подушку и закрыл глаза. Несколько минут всё же опасался, что этот зомби набросится на меня, вырвет и сожрёт моё сердце. Но ничего не произошло. Я знаю, как бороться с такими спецэффектами. Тупо игнорировать и они лопаются мыльными пузырями от недостатка внимания. В итоге я провалился в фиолетовые сны, от которых потом остаётся неприятный налёт во рту и дрожь в теле.
«Посмотри на мир без наркотиков».
Идите в жопу!
Если бы тот, кто придумал этот слоган посмотрел на мир из моего окна, прогулялся бы осенним дождливым вечером по улице, на которой я живу, мимо мусорных баков, картонных коробок, набитых вонючими бомжами, перекрёстков, оккупированных престарелыми пятидолларовыми проститутками, мимо пустых чёрных окон разваливающихся домов и вышел к реке, обмелевшей, играющей радугой бензиновых пятен и несущей к океану всякое дерьмо; если бы, не успев пройти полквартала, был ограблен толпой отморозков – малолеток, только потому, что не захватил с собой ствол, а явившись в госпиталь пожаловаться на разорванную ударом биты селезёнку, получил отказ из-за отсутствия страховки; если бы его соседями по коридору были безбашенные придурки, собранные со всех стран третьего мира, то я не сомневаюсь, что он сразу же на все свои сбережения накупил бы кокса и забил им ноздри до самого отказа, только бы не видеть этого сраного мира. И никогда бы не сочинял подобную фигню.
«Посмотри на мир без наркотиков».
Занимайтесь этим без меня.
Бог, создавая этот мир, сильно накосячил. И чтобы это было не так заметно, подбросил нам всякой хрени, начиная с пива и кончая героином, чтобы мы поменьше обращали внимание на его топорную работу.
Жизнь – дерьмо. Но так оно хоть немного смахивает на конфетку.
Мне не хотелось смотреть на этот мир, поэтому просто лежал с закрытыми глазами. Меня отпустило, но накатывала новая волна беспокойства. «Больной, пора принимать лекарство» - противным голосом напоминало тело. Я был спокоен, имея в запасе целых две дозы. Некуда спешить.
- С возвращением, - услышал я чей-то голос.
Я открыл глаза. За окном был вечер. Неоновая вывеска над баром в доме напротив бросала на потолок моей комнаты разноцветные блики. За окном ругались. Просигналила машина, и раздался дружный смех. Где-то бухали басы аудиосистемы.
- Эй, Микки, ты меня слышишь?
- Кто здесь? – спросил я и потянулся к ночнику. Лампа осветила силуэт, сидящий в кресле.
- Как это кто?
Я приподнялся на локте и увидел того самого парня с вывороченным затылком. Только сейчас он выглядел совсем иначе. Чёрный костюм-тройка, белоснежная рубашка, красный небрежно повязанный галстук, сияющие остроносые туфли. И цилиндр на голове. Самый настоящий, как у мистера Авраама, мать его, Линкольна. Он сидел, закинув ногу на ногу с толстенной сигарой в зубах. И выглядел он намного свежее, словно и нет у него в голове дыры, а мозги его не остались на мусорной куче под мостом.
Сложно удивить человека, который почти не различает границу между реальностью и галлюцинацией. Удивляться я уже давно перестал, куда проще принимать всё как есть и не ломать голову, почему всё именно так. Будь этот парень сто раз застрелен, мне совершенно наплевать. Если он здесь сидит, значит, это возможно, и у меня нет желания разбираться в природе этого феномена. Пусть себе сидит. Если я не буду обращать на него внимания, ему это надоест, и он уйдёт. Или испарится, или его сожрут трупные черви. Это не моё дело.
- Ты ещё здесь? – только и спросил я, и снова закрыл глаза.
- Чувак, этот номер не пройдёт, - он явно читал мои мысли, - не нужно меня игнорировать. Ясно? Или как только ты попытаешься залезть на какую-нибудь шлюшку, я каждый раз буду стоять рядом и давать советы. Хочешь?
- Плевать, - сказал я. – Я уже не помню, когда последний раз трахался. Так что, отвянь.
- Давай поговорим. Пять минут. И я исчезну из твоей жизни навсегда.
Достал!
Я сел на диване, дрожащими руками выбил из пачки сигарету. Закурил. Мозги работали с трудом, тело ныло и просило героина.
- Как твоя башка? – спросил я.
- Нормально.
Он приподнял цилиндр, и на его лбу не оказалось не то что дырка, а даже самого замшелого прыщика.
- Прикольно, – сказал я. – Ты правда тот парень? Мне жаль, клянусь. Сам не знаю, как это я…пуф. И что я выгадал? Бобёр выбросил пушку, за которую я отвалил три сотни. Бешеные деньги.
- Мало того, - перебил меня гость, – я знаю, где лежит ствол, а ещё он весть излапан твоими пальчиками.
Усталость навалились на меня, придавила к дивану. Ну, что мне так не везёт? Хотя, так и должно быть. Финал моей жизни очевиден, и он не имеет ничего общего с достойной пенсией, вознёй на приусадебном участке, тихими вечерами в шезлонге с чашкой чая и пончиками. Мои дети не соберутся на Рождество, и я не приготовлю им индейку. У меня нет детей, а моя жена ушла (вы не поверите!) к разносчику пиццы. Представляете! Даже не к коммивояжёру или автомеханику! Я даже знаю, как я умру. Необходимая доза растёт всё быстрее, и скоро она станет смертельной. Или, как вариант, меня забьют насмерть, при попытке добыть денег на наркоту. Круг знакомых сужается с каждым днём, и остаются только самые конченые ублюдки. Но пусть так, чем попасть за решётку, где будет ломка, где придётся смотреть на мир без наркотиков, где мне порвёт задницу здоровенный потный ниггер. Только не тюрьма.
- Что тебе нужно? – спросил я. – Ты хочешь мести? Я же попросил прощения. Но если все мои извинения – пустой звук, давай поскорее всё закончим. Мне пора принимать лекарство.
Он рассмеялся. Смех у него был противный, скрипучий и не весёлый.
- Месть? Микки, мне не за что мстить тебе. Ты даже не представляешь, как я тебе благодарен. Что я видел в жизни? Скажу тебе прямо – ни хрена интересного. Клоака. История моей жизни не намного отличается от твоей. Так что, ты должен меня понять. Зато теперь я получил то, о чём и мечтать не мог. Видишь этот дурацкий костюм на мне? Мне нужно было только подумать, что не хочу больше носить спортивные костюмы, и вот я настоящий джентльмен. Просто подумать. Здесь я могу иметь всё. Даже наркотики. Но тут они не убьют меня и не сорвут крышу, и я не попадусь копам. Здесь нет копов, если я, конечно, не закажу себе парочку на завтрак. Вот ответь честно, когда ты ел мороженое?
И тут я заметил, что вместо сигары он держит мороженое. Фисташковое, посыпанное шоколадом и орешками. В хрустящем вафельном конусе. Я даже учуял его запах. Мёртвый ниггер аппетитно слизывал начинающую таять верхушку. Кусочек сорвался и упал на лацкан пиджака, повис жирной каплей.
- При жизни я не мог позволить себе такое лакомство. Я мог потратить бабло на что угодно – сигареты, выпивку, девок, травку. На гамбургер и пиво. На наушники и диски. На футболки и кроссовки. Но на мороженое у меня никогда не было денег. Я не ел его с самого детства. Да и в детстве особо не ел, потому что моему отцу в первую очередь нужны были курево и бухло. Зато теперь я знаю – нет ничего вкуснее мороженого, и я просто просрал те немного лет моей жизни.
Он откусил солидный кусок и стал гонять его во рту, чтобы тот растаял.
Да, насчёт мороженого он прав. И ещё кучи мелочей, которые мне нравились, но были вещи поважнее, чтобы раскрашивать этот дерьмовый мир.
- И что тебе нужно? – спросил я.
- Хочу отблагодарить тебя.
- Скажи тогда, где моя пушка?
- Легко. Она лежит в траве слева от старого дорожного знака при въезде на мост. Метрах в двух. Если ты поищешь, обязательно найдёшь.
- Скажи, ты мне снишься? Или что? Кто ты такой, чёрт побери? - мне показалось неестественным разговаривать с мертвецом или с порождением моей фантазии. – Почему ты ещё не в гробу, если я тебя убил?
- Похороны завтра. А сейчас моё тело лежит в морге, в холодильнике наспех заштопанное. Знаешь, и слава Богу, что я от него избавился. Так намного лучше. А кто я? Фиг его знает. Наверное, призрак, фантом, приведение. Понятия не имею.
- И я тебя реально вижу?
- Ты – да. Другие – нет. Только не надо звать соседей и расспрашивать, есть ещё кто-то в комнате или нет? Тебя сразу отправят в психушку. Ладно, давай к делу. Насчёт отблагодарить – могу предложить сорвать куш, в миллион с хвостиком долларов. Чисто и безнаказанно. Просто взять деньги и уйти.
- То есть, вот так просто? И никто меня не будет искать, а когда найдут, не подвесят на крюк и не станут избивать куском арматуры, пока у меня не вывалятся кишки? Просто взять и уйти? Может, они ещё и подписаны: «Дорогому Мику Эдсону»? Если это единственное предложение, можешь проваливать. А то опоздаешь на похороны.
- Мик, не кипятись. Я знаю столько, что ты даже не представляешь, и не только настоящее и прошлое, но и будущее. Не в полной мере, но кое-что до меня доходит.
- У таких денег есть хозяин. Они не могут быть ничьими. А те люди, чьи эти это деньги, будут их искать, и, поверь мне, найдут. Пару лет назад, один хмырь умыкнул у мистера Ковалли десять кусков. Заметь, не миллион, не сотню тысяч, а всего десять. Чисто увёл, никто бы ничего не доказал. Но когда ему отрубили пару пальцев на руке, он сразу признался, и вернул деньги. Даже потратить не успел. Но его всё равно грохнули. Манеры в мире живых оставляют желать лучшего. Поэтому, спасибо за предложение…
- Мик, подумай хорошенько. Эти деньги никто искать не будет. Всё просто. Восемь лет назад было нашумевшее ограбление банка в Сиэтле. Всех участников арестовали. Но деньги так и не нашли. Когда они пытались уйти от копов, то сумку бросили в мусорный бак в какой-то подворотне, чтобы потом вернуться и забрать её. Они позвонили своему напарнику, чтобы он подхватил посылку. Но тот по дороге попал в аварию. Ему оторвало голову. Полностью. В общем, он не доехал. А в это время какой-то забулдыга с коляской, полной мусора, полез в бак поискать себе деликатесов и выудил добычу. Но этот счастливчик, не смотря на социальный статус, вовсе не был идиотом. Он надёжно спрятал находку, выудив оттуда немного денег на жизнь. И ждал восемь лет. Но вот сейчас ему ждать надоело, и он отправляется в Канаду с чемоданом, полным чистого, потёртого и не переписанного кэша в мелких купюрах. Усекаешь? Грабители сидеть будут ещё долго. Копы уже отчаялись найти деньги, банк получил страховку. Где-то так. И ты хочешь отказаться от такого дела? Подумай! Это лимон! Ты сможешь накупить себе столько дури, что не протянешь и недели, как откинешь копыта от самого крутого кайфа. Ты сможешь нафаршировать себя самым чистым, белоснежным героином, обкуриться самой лучшей травы, купить себе аптеку, чтобы иметь доступные пилюли. Любой каприз. А можешь завязать, жениться, завести бэбиков, собаку и даже пони. И жить в своё удовольствие. Это уже не моё дело. Поверь мне, если бы об этом узнал тот же Ковалли, он бы ни минуты не колебался, хотя для него этот миллион песчинка в море.
Я слушал, открыв рот, даже забыв о том, что у меня есть целых две дозы и я мог прямо сейчас забыться в сладких грёзах. И у меня не было аргументов для отказа.
- Отель «Караван», номер сто тринадцать. Двадцатого октября в тринадцать двадцать три. Дверь будет открыта. Хозяин будет в душе семь с половиной минут. Две сумки найдёшь под кроватью. Тебе нужно будет просто зайти и забрать их. Спуститься по лестнице на парковку и свалить. Всё.
Мороженое совсем растаяло, и он бросил его на пол. Оно плюхнулось на паркет зелёным пятном и сразу же исчезло, как и не бывало.
- Я должен поверить в это? – спросил я.
- Можешь не верить. Твоё дело. Включи телевизор. Пульт под диваном.
По телеку шёл бокс.
- Смотри внимательно. Этот коротышка в третьем раунде на одиннадцатой секунде отправится в нокаут. И запомни – мёртвые не лгут. Никогда. Пока, амиго.
Я только открыл рот, чтобы ответить ему, но кресло оказалось пустым. Он просто исчез, растворился в воздухе. Как и не бывало.
Коротышка на ринге не успел вступить в третий раунд, как пропустил такой мощнейший правый хук, что капа улетела в зал, а сам он рухнул мешком и вряд ли слышал, что там отсчитывал рефери.
Я не стал смотреть, как ликуют болельщики и врачи возятся с носилками. Я уже искал ботинки. Покойник не соврал. Значит, и насчёт пушки он сказал правду. И о бомже-миллионере. Мысли мелькали в голове, как в калейдоскопе. Пистолет! Ширнуться! Какое сейчас число?! Какую тачку купить, когда у меня будет лимон? Куда свалить из этого района? И куда податься из города? Где этот «Караван»? Ширнуться! Нет, только не сейчас. Сейчас нужно бежать к мосту. Копы за два дня, наверное, перерыли всё в поиске улик. Я попытался вспомнить, что же произошло.
Бобёр потащил меня под мост, чтобы встретиться с каким-то чуваком с пятнадцатой улицы. Помню только, что мост напоминал динозавра, гигантского диплодока на толстенных лапах, и нужно было следить, чтобы он случайно не наступил на нас. А в темноте пряталась целая армия нацистов. Они сидели в засаде, но я видел отблески от очков и оптических прицелов. Слышал, как они зажимали пасти своим овчаркам, чтобы не лаяли. Огоньки сигарет то и дело краснели в темноте. И этот шепот на немецком языке. Я был наготове. Сразу сказал себе, что живым не дамся. И все четырнадцать патронов не пропадут даром. Последний, конечно же, оставлю для себя. Пушка под рубашкой за поясом. Выхватить её – мгновенье.
Бобёр ничего этого не замечал. Когда мы пришли на место, он закурил и принялся рассказывать анекдоты. Он так громко разговаривал и ржал над своими шутками, что его слышно было на другом конце города. Я не стал расстраивать его и промолчал о засаде. И тут мелькнула какая-то тень, я услышал шорох шагов. Вот оно! Началось! Я выхватил «Беретту» и шмальнул в приближающийся силуэт. Вспышка выстрела на миг вырвала из темноты лицо, которое я не успел рассмотреть. Тот, в кого я шмальнул, упал, и Бобёр стал кричать и молотить меня кулаками по плечам, не подозревая, что я только что спас ему жизнь. Я пытался вырваться, чтобы отстреливаться, но никто больше не рискнул на нас напасть, а Бобёр забрал пистолет и пошёл к телу, я нервничал, а потом мы побежали, и всё плыло, и земля дрожала. Коктейль морфина с адреналином совсем сорвал мне крышу, и за нами гнались фонари, и стены подворотен кричали вслед.
Утром я проснулся у себя, как я попал домой – не помню, но на столе лежала мятая сотня и пять «весов» с героином. Бобёр по телефону сказал, что это подарок от покойника, а сам он едет в автобусе. Куда – не скажет. И чтобы я больше ему не звонил.
. Моросил дождь, и ветер швырял брызги в лицо, поэтому улицы были почти пусты. Только шлюхи теснились под узкими карнизами закрытых магазинов. Я накинул капюшон и почти побежал, не замечая луж. Вот и дорожный знак, смятый, сложенный почти пополам малолетними придурками. Но он и не нужен. По этой дороге уже несколько лет никто не ездит после того, как открыли новую магистраль. Сюда нелегально свозили строительный мусор, и старая дорога стала похожа на перерытое кротами поле. Огромными железными кротами, оставляющими после себя кучи битого бетона. От знака до места, где я пристрелил парня, было метров триста, поэтому я побоялся включать фонарь, опасаясь, что там могут оказаться копы. Мало ли, что им взбредёт в голову. Небось, сидят в машине в полной темноте, запивают пончики холодным кофе, и ждут, когда убийца вернётся, чтобы замести следы.
Слева от знака. Где, мать его, лево у этой мятой жестянки. Я упал на колени в мокрую жухлую траву, и стал наощупь шарить в поисках пистолета, сбивая ногти о камни, царапая ладони. Рука влезла во что-то липкое, и сразу завоняло дерьмом. Чёрт! Будь проклят Бобёр, парень с пятнадцатой улицы, мост, пистолет и особенно тот мёртвый нигретос! Я принялся вытирать говно об мокрую траву, но вонь въелась в кожу и меня чуть не стошнило. Джинсы намокли и ноги стали замерзать. Я прополз полный круг, но ничего не нашёл. Эта сволочь обманула меня, или полицейские подсуетились и нашли орудие убийства и сейчас меня уже ищут по всему городу, а в моей комнате ждут трое детективов с ордером и взведёнными курками. Только не это. И я снова пополз. И вдруг рука наткнулась на гладкий мокрый металл. Есть! Это была моя «Беретта». Я не видел ни черта в сырой темноте, но рука сразу узнала, обняла рукоятку, наслаждаясь весом и холодом стали.
Схватив пистолет, я побежал к реке, грязной и зловонной, как то дерьмо, в которое я влез. Бульк, и улика упала на дно, и исчезла навеки в полуметровом слое ила, нанесённого из очистных сооружений. Теперь я чист перед законом. Я кого-то убивал? Что вы, офицер? Дайте мне самого хренового адвоката, и вы пожалеете, что связались со мной. Я даже машину не паркую в неположенных местах. Потому что у меня нет машины.
Теперь можно было никуда не спешить. Я шёл домой, не обращая внимания на непогоду, на то, что штаны, насквозь пропитанные водой, пытаются сползти вниз, на то, что в ботинках хлюпает, а от меня несёт, как от говночерпалки. Меня ждёт душ, диван, сухой и тёплый, кофе, а потом я медленно заварю себе зелье, и по моим венам потечёт новая серия фильма-утопии, и я посмотрю её от начала до конца. А завтра утром ( ведь завтра же двадцатое, если я не ошибаюсь) отправлюсь за сумками, набитыми новыми перспективами. Только бы не проспать. Вспомнив о деньгах, весь оставшийся путь, я мечтал о пляжах Лос-Анжелесса, о грудастых волейболистках в бикини, о собственном небольшом баре прямо на берегу океана. И возможно, мир без наркотиков мне понравится. Возможно, не совсем без наркотиков, там видно будет.
Проснулся я рано. Дождь закончился, но небо было затянуто серо-синей пеленой, похожей на сплошную гематому. Я принял душ, побрился, заставил себя съесть банку кукурузы – единственное из жратвы, что нашлось в доме. Выпил кофе и выкурил сигарету. Натянул на себя более-менее приличную одежду, но всё равно, выглядел, как оборванец. Из приличного отеля меня вышвырнут, не спросив, какого чёрта я туда припёрся. У меня ещё была целая сотня и немного мелочи, и я решил приодеться. Благо, в паре кварталов был черитишоп «Армия спасения», где всего за тридцатку купил себе джинсы, шерстяной джемпер, куртку и почти не ношенные туфли. Прямо в этом я и вышел из магазина, выбросив старую одежду в мусорный бак. Теперь никто бы не сказал, что я конченный джанки. Запах химической обработки преследовал меня некоторое время, пока я не привык. Но это мелочи по сравнению с тем, как я благоухал вчера. Оставалось ещё прилично денег, и я хотел взять такси. Но до тринадцати двадцати трёх оставалось больше двух часов, особо некуда спешить. Проехав несколько остановок автобусом, я вышел и утонул в тени небоскрёбов.
Как выяснилось, «Караван» находился в даунтауне, и был он не какой-нибудь ночлежкой для мексикосов. Это был солидный отель с кучей звёздочек. Я не стал даже останавливаться возле него, чтобы случайно не запомниться какому-нибудь бдительному пенсионеру. «Да, этот человек стоял несколько минут у входа и рассматривал окна. Я его хорошо запомнил. Он сразу показался мне подозрительным». Я прошёл мимо, побродил по улицам, рассматривая витрины и вывески. Когда я был здесь в последний раз? Когда я выбирался из трущоб? Всего в паре миль была совсем иная жизнь, с домами, не исписанными безграмотными граффити, без мусора на тротуарах, без шпаны с битами, которые могут за пару долларов забить до смерти, без трипперных шлюх, сонных сутерёров и суетливых драг-дилеров. Нет, это всё есть и здесь, но оно не бросается в глаза, оно красиво оформлено и вместо тошноты вызывает восхищение. Если уж дерьмо везде, то пусть оно хотя бы будет красивым. И, как большой эстет и ценитель прекрасного, я останусь в хромированно-гранитно-хрустальном мире, и меня уже не затащишь обратно в вонючую дыру, откуда я выбрался. Нужно всего ничего – подождать полтора часа и две сумки, набитые, как мешок Санта-Клауса. Я зашёл в кафе, заказал себе кофе и мороженое. Мне так захотелось мороженого! А тот факт, что никто на меня подозрительно не смотрел и я не выделялся из общей массы, только укрепили мою уверенность, что всё получится. Кофеин взбодрил меня и немного отвлёк от накатывающего желания уколоться. Я пытался контролировать себя, но тот демон, который поселился во мне, тоже не дремал. Я справлюсь, а потом найду способ избавиться от него. Просто сейчас нужно продержаться. И не налажать.
Настенные часы показывают двенадцать тридцать шесть. Осталось немного. Капельки пота проступили на лбу. Нет, это потому, что здесь жарко – успокаиваю я себя. Ещё кофе. И пора идти.
В тринадцать десять портье открыл передо мной дверь отеля, озабоченно поинтересовавшись, хорошо ли я себя чувствую. «Хуже некуда, дружище» - ответил я и вошёл внутрь. Холл был размером с футбольное поле, с фонтаном, мраморными колонами, настоящими пальмами в гигантских кадках, столиками кафе, креслами отдыха, сидящими, стоящими и снующими людьми, чемоданами, сумками, детьми и собачками. Больше похоже на вокзал. Никто не обратил на меня внимания, и я без суеты добрался до лифта. Одиннадцатый этаж. Со мной из лифта вышла старушка и вцепилась в рукав.
- Молодой человек, вы не могли бы оказать услугу.
- Нет, - отрезал я.
- Я вас очень прошу, вы не могли бы посмотреть…
- Отвали, карга, - прорычал я. – Все вопросы к персоналу.
Она шарахнулась от меня и посеменила по коридору.
Тринадцать семнадцать. У меня ещё шесть минут. Это чертовски долго! Я медленно пошёл, рассматривая цифры на дверях.
- Вам помочь? – услышал я за спиной.
Горничная со стопкой белья в руках вопросительно смотрела на меня.
- Нет, спасибо.
- Вам нехорошо? Вы такой бледный.
- Давление скачет.
- Давайте, я вызову вам врача. Вы из какого номера?
- Я пришёл в гости.
- В какой номер?
Руки так и чесались заткнуть ей пасть простынями и пододеяльниками, чтобы не задавала лишних вопросов. А лучше бы пристрелить её и старушку. Они точно запомнят меня. «Да, такой невоспитанный молодой человек, помню, а как же…». «Да, я сразу поняла, что с ним не всё в порядке, он потел весь и был бледный, как дохлый мельник».
«Грейс» - прочитал я на бейджике. И завис. Просто стоял, уставившись в пластиковый прямоугольник на груди.
- Вы к кому пришли? – спросила Грейс.
- Не знаю.
- То есть?
- Меня попросили подождать в коридоре. Ко мне сейчас выйдут.
- Вы точно в порядке?
- Да.
И тут в конце коридора открылась дверь и появилась та самая старуха, которую я послал к чертям.
- О, миссис, - позвала она горничную. – Вы мне нужны! Помогите, у меня тут проблема.
- Да, конечно.
Грейс потеряла ко мне интерес и пошла на выручку к старухе.
Я взглянул на часы. Тринадцать двадцать. Ещё три минуты. Я прислонился к стене и проводил взглядом горничную. Когда та скрылась за дверью, снова стал искать номер сто тринадцать. Цифры на табличках расплывались и двоились. Соберись, Микки. Через три минуты у тебя начнётся новая жизнь. Тринадцать двадцать одна. Вот она, нужная мне дверь. Я просто стоял и смотрел, как меняются цифры на электронном циферблате. Очень медленно. Только бы никто не вышел в коридор. Я и так засветился по полной программе. Утешало одно – если история про бомжа с миллионом правда, он не пойдёт в полицию. «Здравствуйте, у меня украли миллион мелкими купюрами, две сумки. Я как раз собирался вывезти их в Канаду. А тут такая неприятность. Помогите». Он будет бегать по этажам, рыскать по холлу, бледный и полуобморочный. Взгляд его, как самонаводящийся прицел настроится на поклажу – чемоданы, сумки, баулы, рюкзаки, мешки и ящики. И когда ничего не найдёт, сойдёт с ума, или покончит жизнь самоубийством. Или просто обрадуется, что больше нет головняка, и вернётся в свой картонный домик в зассаной подворотне. Но не обратится к копам. Сто процентов.
Чёрт, тринадцать двадцать шесть! Я завис, теряю драгоценное время!
Дверная ручка поддалась, и дверь открылась. Только бы ниггер не обманул меня. Вдруг там не окажется никаких денег, или деньги будут, но с нагрузкой в виде нескольких колумбийских наркоторговцев. Или этот бомж сидит в кресле с дробовиком и ждёт, когда я зайду, чтобы сделать из меня фарш. Но в комнате никого не было. Я услышал пение и шум льющейся воды. Всё. Как и должно быть. Осталось только взять деньги и уйти. Под кроватью.
Но я не видел никакой кровати. Диван, два кресла, торшер. Плазма на стене, журнальный столик с начатой бутылкой виски, пепельницей и вазой с фруктами. Ковёр на полу, люстра на потолке, и никакой грёбаной кровати! Даже самой маленькой, самой захудалой, самой вонючей долбаной кровати! Голос в душе пел что-то из Джо Кокера, что-то про миллион долларов. Он пел про мой несуществующий миллион под мифической кроватью. Я заметался, заглянул за кресла – ничего. Вода перестала литься, и я услышал «Тебе не нужен миллион, ля-ля-ля». Сначала я не понял, что это слова песни.
Пошёл к чёрту! Мне нужен этот миллион! Кровать! Конечно, в спальне! Я увидел дверь в углу комнаты, бросился туда. В ванной звенели склянки. Эта сволочь, наверное, поливает себя одеколоном, чтобы перебить ароматы свалок и канализаций.
Я забежал в спальню и прикрыл дверь. Вот она, огромная двуспальная кровать, застеленная розовым покрывалом, края которого свисают до самого пола, гора подушек, по бокам ночники и тумбочки. Я упал на колени, закинул края покрывала наверх и сунул голову под кровать. Ничего! Нет, с другой стороны что-то темнело. В один прыжок оказался по другую сторону, и рука сразу нащупала ручку, я потянул на себя. Большая спортивная сумка, синяя с красной полосой, набитая до отказа и весившая килограмм двадцать. Я еле вытащил её. Вторая стояла рядом. Но тут я услышал, как включился телевизор в гостиной, и хриплый голос пел уже у самой двери. Я бросил взгляд на часы – тринадцать тридцать две. Я всё просрал. Сейчас этот певец зайдёт в спальню, и увидев меня, склонившимся над его баблом, просто разорвёт меня на куски. Я бы поступил именно так.
Я оставил сумки и бросился к выходу, стараясь не сильно шуметь. Неожиданность – мой козырь. Дверь открылась, и передо мной предстал совершенно голый мужик, высокий и крепкий, с полотенцем в руках. Он даже не успел сделать удивлённое лицо, как я врезал ему кулаком прямо в кадык. Под костяшками хрустнуло. Мужик схватился за горло, упал на колени и во рту у него запузырилась кровь. Я ударил его ногой в голову, он упал на бок и даже не пытался встать, только хотел вдохнуть воздуха, но вместо этого харкал кровью на белоснежный ковёр.
- Прости, брат, у тебя не заперто было, - сказал я, вернулся к кровати, схватил сумки, и переступив через бедолагу, оказался в гостиной. Сумки весили больше, чем я предполагал. Я еле дотащил их до двери.
Одна купюра независимо от номинала весит грамм. Миллион десятками – сто килограмм. Двадцатками – пятьдесят. Я открыл сумку – она была набита пачками денег в банковских упаковках. Но у меня уже не было сил радоваться, я не представлял, как потащу это всё по лестнице одиннадцать этажей. Между пачек торчала металлическая трубка. Я потянул её, и у меня в руках оказался глушитель от пистолета. Запустив руку поглубже, я достал и саму пушку. Семнадцатый «Глок». Не хило. Проверил обойму.
- Топорная работа, - услышал я сзади.
С перепугу чуть не выстрелил на голос. Святая Мария, в кресле сидел тот самый покойник, который направил меня сюда. На этот раз он был в свободных парусиновых брюках и льняной рубашке, расстёгнутой почти до пупка. На груди сияла толстенная золотая цепь.
- Ты, никчемный торчок, так облажался, - сказал он, укорительно покачав головой. – И что теперь?
- Не знаю. А что теперь? Как-нибудь допру эти баулы. Не бросать же их здесь.
- Ты убил ещё одного.
- Так вышло. Так сложились обстоятельства.
- Ты засветился. Тебя видели горничная и старуха. Они сразу поймут, чьих рук это дело. Понимаешь? «От него пахло секонд-хэндом, и он выглядел, как куча дерьма». Останется пошерстить магазины и расспросить, какая куча дерьма сегодня утром покупала синюю куртку и ушла прямо в ней. Тебя вычислят – раз плюнуть.
- И что ты предлагаешь?
- Ты понял, что, - он многозначительно посмотрел на пушку. – Или можешь сразу пристрелить себя.
- Нет. Старушку мне не жалко, но горничную…у неё классные сиськи. И, наверное, есть семья, дети.
- Делай, что хочешь. Хотя сама ситуация меня веселит: наркоман убил бомжа из-за миллиона. Ладно, чао, бомбино.
Я стоял с пистолетом в руке и пялился на пустое кресло. Кроме меня в комнате никого больше не было.
Сука, я должен сделать это. Спешить мне уже некуда. Чем больше денег, тем больше проблем. Тем больше трупов. Это оправдано.
Я прикрутил глушитель, сунул пистолет за пояс и вышел в коридор. Где там номер старухи? Слева по коридору, так, этот? Нет, следующий, если не ошибаюсь.
Постучал в дверь.
- Кто там? – визгливый старческий голос. Значит, угадал.
- Электрик. Мне нужно заменить лампу в ванной.
Дверь открылась, и я без колебаний всадил бабуле пулю прямо между глаз. Она даже ойкнуть не успела. Старая перечница. Это всё из-за неё пошло наперекосяк. Если бы она не дёргала меня возле лифта. Я закрыл дверь и спрятал оружие. Оставалась горничная. Где-то должна быть комната персонала. Соображать становилось всё сложнее, тело ныло, и слабость накатывала, пот лил ручьем, стекая между лопатками. Я чувствовал, как намокает пояс брюк. И ещё этот озноб. Рисунок на обоях расплывался. Пора заканчивать, и принять лекарство.
- Ну, как? Вы дождались? – я вздрогнул от неожиданности.
В мою сторону шла горничная. Грейс. Она была ничего. Белый фартук и фирменная шапочка придавали ей вполне сексуальный вид.
- Я как раз вас ищу. Там моему товарищу плохо.
- А вам?
- Что?
- У вас вид не очень здоровый.
- Чепуха. Грейс, помогите мне положить его на кровать.
- Я вызову помощь.
- Потом, он лежит на полу, и я не могу его сам поднять. Номер сто тринадцать. Умоляю, идёмте быстрее.
В её глазах я прочитал тревогу и волнение. Кому-то плохо, и она спешит на помощь. Это так по-геройски. А ещё и щедрые чаевые.
Я пропустил её первой, и смотрел, не отрываясь, на её ягодицы. Она сразу увидела ногу, торчащую из спальни, брызги крови на ковре, и бросилась к телу. Я пошёл следом, и когда она склонилась, всадил ей пулю в затылок. Грейс упала сверху на покойника. Ноги её ещё дрожали, но я знал, что она уже летит на небеса, держась за руки со старушкой. Юбка Грейс задралась, и оголила полосу кожи, нежной и гладкой, между чулками и трусиками. Но я не какой-нибудь извращенец, меня это совсем не возбудило. Я одёрнул подол, чтобы никто не пялился на ляжки, когда её найдут.
Чтобы тащить сумки по лестнице, не могло быть и речи. Я еле допёр их до лифта. Никто за мной уже гнаться не собирался. Я мог спокойно выйти через главный вход. Здесь все с сумками и чемоданами, подозрения я не вызову. В лифте со мной ехала семейка жирдяев – муж, похожий на свиной окорок, жена, круглая, как мяч, и такой же мальчишка лет двенадцати со щеками, за которыми почти не видно было глаз и с чупа-чупсом во рту. Было бы неплохо пристрелить и их, потому что рассматривали они меня несколько более пристально, чем полагается.
В холле я подозвал портье, который сразу стал сокрушаться, что я не вызвал его в номер, чтобы помочь нести сумки. Он погрузил багаж на тележку и выкатил на улицу. Поймал такси и погрузил вещи в багажник. За что получил честно заработанную десятку. Я смело мог дать ему пачку из сумки, но это точно вызвало бы подозрение. А мог и замочить, как лишнего свидетеля.
За рулём сидел индиец в чалме, смуглый, как лакированное венге, с чёрной пышной бородой.
- Куда ехать?
- Ещё не знаю. Поехали.
Мне поскорее хотелось убраться отсюда.
- В больница? – спросил таксист. – Вы болеть?
Неужели я так плохо выгляжу?
- Нет, не надо в больница. Давай на вокзал.
Только таксист собрался отъезжать, как прямо перед нами припарковался чёрный Роллс-Ройс Фантом. Из него вышло трое быков в чёрных костюмах, таких же мощных, как и морда машины, на которой они приехали. Одного я узнал, это был Лука Торрегросса, не последний человек в команде Ковалли. Остальных я видел со спины, но мне хватило и Луки, двухметрового бугая, в полной мере оправдывающего свою фамилию. Что это они забыли в «Караване»? Какого чёрта им здесь надо? Ребята Ковалли чуют деньги, и слетаются на них, как мухи на говно. Не за моим ли миллиончиком они явились?
- Давай, поехали! – крикнул я шофёру.
Я откинулся на спинку сидения и закрыл глаза. Хоть немного передохнуть. Адреналин всё ещё бил фонтаном. Если бы не он, я бы уже был похож на растоптанную коровью лепёшку. Что ни говори, а лучший наркотик – именно адреналин. Я знал парней, прилично подсевших на него. Они дня не могли прожить без приключений. Но такие ребята живут не долго.
Из головы не выходили три трупа в гостинице. Что со мной случилось? Мне не было их жаль. Я слишком много повидал насилия и жестокости, чтобы понять, что жизнь ничего не стоит. Я давно уже не жалею умерших, а иногда даже завидую им. Цена жизни невелика – от мелочи в кармане, на которую могут позариться отморозки, чтобы купить пачку сигарет, до расценок работы киллера. За десять штук могут завалить кого угодно. А за миллион ...
Что такое жизнь? Пшик, и не больше. Что изменится в мире, если я умру? Да ни черта. Никто даже не заметит. Что изменилось от того, что я убил старушку? Только облегчённо вздохнут дети и внуки, перегрызутся из-за наследства и всё вернётся на круги своя. Муж горничной через полгода женится на другой. Но не погаснет ни одна звезда в небе, не завянет ни одна травинка. Тысячи человек каждый день отправляются на тот свет. Кто от старости, кто не успев родиться, от рака, СПИДа, гриппа, даже от кори, от тупости, от пули, от ножа, от наркоты, тонут, разбиваются в авиакатастрофах, размазываются по лобовым стёклам автомобилей, захлёбываются блевотиной, режут вены и лезут в петлю. Тысячи людей рождается каждый день только для того, чтобы когда-нибудь откинуть копыта. И что? Хоть что-то изменилось в этом мире? Иисуса распяли ради чего? Всё осталось как прежде. Как было до нас, как будет после нас. Вселенная даже не подозревает о существовании нашей планеты, не то, что об отдельно взятом человеке, пусть он будет дважды президентом или трижды Майклом Джексоном. Вселенной насрать на нас, на всех вместе и на каждого в отдельности. И Вселенная когда-нибудь сдохнет к чертям собачьим, и прекратится эта бесполезная возня. Аминь.
Так почему я должен переживать о смерти троих незнакомых мне людей? Я не плакал, когда умерла мать, и тихо радовался, когда пристрелили ублюдка-отца. Скорбь, печаль, горе, соболезнование и сочувствие – эмоции слизняков. Они атрофировались у меня ещё в детстве. А наркота провела генеральную уборку и теперь только здоровый эгоизм позволяет мне выживать. Каждый человек живёт только для себя. И если он делает что-то для других, то только из своих эгоистических целей, порой невидимых самому человеку, но если копнуть поглубже…
Одно меня беспокоило, при всей моей философии, я не мочил людей направо и налево. Я не убийца. Тот ниггер под мостом был первым, у кого я отнял жизнь. Теперь ещё троих. Что с моей головой, доктор?
Таксист-индус напевал бессвязную «харекришну» на непонятном языке. Я открыл глаза, вернувшись в жестокую реальность. Я чувствовал себя разлагающимся трупом. В глазах плыли круги, мышцы ныли и оказывались подчиняться. Срочно нужно ехать домой. К чёрту вокзалы, сумки, миллионы. Мне нужна была доза. Немедленно!
Ехать домой. Сейчас же. Я хотел было окликнуть водителя, но остатки разума ещё тлели в моём мозгу. Найти этого таксиста будет раз плюнуть. Обычно они стоят в одних и тех же местах. И портье его прекрасно знает и, наверное, уже рассказывает детективам, кто увёз парня с двумя тяжелеными сумками. Очень подозрительного парня. «Да, помню, конечно. Я посадил его к Раджу Капуру, номер машины не знаю, но он должен вернуться. Он здесь постоянно стоит».
И если скажу таксисту адрес, то меня можно будет брать тёпленьким.
- Далеко до вокзала? – спросил я индуса.
- Нет, уже подъезжать.
«Да, сержанта, я его отвозить на вокзал. Я боялся, что он умирать в моя машина. Или блевать. Сумки большой. Две. Он их еле-еле поднимать».
Придётся его тоже убрать. Но пистолет был в сумке в багажнике. А душить, перегрызать горло, ломать шейные позвонки и вырывать сердца – на это я вряд ли решусь. Да и сил у меня почти не осталось.
Таксист высадил меня на вокзале. Помог вытащить груз. Я так и остался стоять на парковке, не в состоянии сообразить, что делать дальше. Одна мысль точила мысль: хоть что-нибудь, хоть пару затяжек дури, таблетку амфетамина, метадона или хотя бы экстази, понюшку кокса. Что угодно, только бы привести себя в чувство. Так сильно меня колбасило, когда я просидел сутки в полицейском участке. Эти суки не давали даже кофе. Я думал, что сдохну. Я думаю, что сдохну сейчас.
Мне нельзя оставаться на вокзале.
Я достал из сумки пачку двадцаток и сунул в карман. У меня созрел план. Я подозвал такси и отправился в аэропорт. Дал таксисту двойную цену, и он помог дотащить сумки внутрь. Поближе к камерам хранения. Минут пять я провозился, пока запихал поклажу в ячейки. Пушку оставил с деньгами. От греха подальше. Ключи положил во внутренний карман куртки. Только бы не потерять.
К выходу я добрался с трудом, еле переставляя ноги. Мне казалось, что все пялятся на меня. Они знали меня, знали, что я убил кучу народа, что я спрятал деньги, даже знают номера ячеек. Слишком всё удачно сложилось, чтобы быть правдой. Такая пруха не для меня. Они только и ждали момента, чтобы наброситься на мои деньги. Я не мог вот так просто уйти отсюда всего лишь с двумя ключами, а не с сумками, набитыми баблом. Как только я выйду из здания, вся толпа набросится на мой миллион. Они взломают дверцы ячеек, передерутся из-за денег, отнимут у меня мечту и новую жизнь, а меня сдадут копам. И запахнет горелыми мозгами, когда исполнитель пустит ток на электрический стул. Меня запекут, как курицу в духовке, а они будут пить мартини, курить сигары и спустят мои доллары в Лас-Вегасе.
Я остановился, в раздумьях, не вернуться ли мне за деньгами.
- Мистер!
Кто-то тронул меня за плечо.
Я оглянулся. Это был полицейский, молодой крепкий парень в веснушчатым лицом.
- Мистер, у вас всё в порядке?
- А что? По мне видно, что у меня проблемы?
- Если честно, да.
Он смотрел на меня так, словно хотел по глазам прочесть всю мою жизнь.
- Я не совсем здоров.
- Могу я попросить вас пройти со мной?
- Не уверен. Я спешу.
- Не заставляйте меня применять силу.
- А в чём дело, дружище?
- У вас есть при себе наркотики или оружие?
- Какого чёрта? – неожиданно для себя заорал я.
Народ вокруг на мгновенье замер в немой сцене, уставившись на нас.
- Что здесь происходит? Какое ты имеешь право? – орал я всё громче.
Коп попытался взять меня за плечо, но я увернулся и стал выворачивать карманы.
- Наркотики? – визжал я. – С какой стати? Если я болен, но у меня обязательно должны быть наркотики?
К нам стали робко приближаться любопытные.
- Почему я? Почему не вот он или он? Или вон тот старичок? – я тыкал пальцами в сторону. - Вот, у меня пусто в карманах. У меня даже носового платка. Может, мне раздеться, чтобы ты заглянул мне в задницу, не прячу ли я там пистолет или бутылку контрабандного виски?
Я стал расстёгивать ширинку. Мы стояли уже в плотном кольце зевак.
Коп растерялся. Он явно не хотел при таком количестве свидетелей заламывать меня, не имея на то явных причин. Если я окажусь чист, а я чист, не считая двух тысяч налички и ключей от ячеек, у него могут быть неприятности.
- Прекратите истерику, - сказал он. Как бы не так.
На шум прибежали ещё двое полицейских с дубинками наготове.
- Смит, что здесь происходит? – спросил рябого опытный старый коп, весь в суровых морщинах и похожий на Клинта Иствуда.
- Вот, я хотел проверить. Мне показалось…
- Что показалось?
- Что этот мистер наркоман.
- И что? – Иствуд сдвинул брови. – Ты что, работаешь в отделе по борьбе с наркотиками?
- Нет, сэр.
- Ты должен следить за порядком, а не приставать к людям, если тебе что-то мерещится. Быть наркоманом – его личное дело. Так же как быть республиканцем или геем.
- Он вёл себя подозрительно, сэр.
- Мистер, - обратился ко мне пожилой коп, - застегните брюки. Что вы делаете в аэропорту?
- Это не ваше дело. Я никого не убивал, ничего не крал и не дрочил в общественных местах. Этого достаточно? Я могу идти? У меня жутко скачет давление, а тут ещё этот. Как твоя фамилия? Я напишу жалобу!
- Успокойтесь, сэр. Мы приносим извинения. Поймите, это наша работа. Профилактика преступности намного важней, чем борьба с ней. Вы же понимаете, сейчас такое время, и аэропорты, в которых постоянно находится большое количество людей, требуют особого подхода и особой бдительности.
- Я могу идти? – перебил я мистера Клинта.
- Всего доброго. Ещё раз простите. Он у нас недавно работает и пытается показать себя на новом месте.
- До свиданья, - я повернулся и пошёл к дверям.
Чёрт, меня всего трясло, но я справился. Я не упал в обморок, не наблевал на ботинки офицеру.
Не успел я выйти на улицу, как меня догнал парень с копной дредов на голове.
- Эй, чувак, - сказал он и подмигнул заговорщицки, - хороший спектакль. Меня такое тоже пару раз спасало.
- Тебе чего? – у меня не было сил говорить.
- Я вижу, тебе сейчас нужно поправиться немного.
Я молча смотрел на него, ожидая, что он предложит.
- У тебя есть десятка?
Я протянул ему двадцатку.
- На все?
- Как хочешь.
Рука его скользнула по моей ладони и оставила там пакетик.
- Увидимся, - сказал парень и исчез из виду.
- Чёрта с два, - ответил я ему мысленно.
В пакетике лежало семь синих таблеток.
Три я проглотил сразу, не запивая. Потом закинул ещё две.
- Куда ехать? – из подъехавшего такси выглянуло лицо водителя.
- А хоть куда, - я открыл дверцу и заполз в салон. – Давай на Ривер-стрит. Домой.
Меня уже начало отпускать. В глазах светлело, шум в ушах стихал, и я мог нормально подобрать нижнюю челюсть.
Не хватало, чтобы меня увидели, как я выхожу из такси. Сразу учуют, что я не пустой. И начнётся – займи до судного дня пару долларов, купи пива, отсыпь травки, довези до угла. Чёртовы попрошайки. Когда я на бобах, сам могу ползать на коленях, только чтобы погасить адское пламя внутри. А потом пойдут слухи – Мик разжился денежками, интересно, где? На такси приехал, прикид новый, причёсанный и выбритый.
Поэтому я прошёл целых три квартала. Пилюли сделали своё дело. Все проблемы разрешились сами собой. Я радовался жизни, и восхищался собой. Какой я фартовый парень! Всё сделал чисто и красиво. Не считая трёх жмуриков. Да и хрен с ними. При себе никаких улик, никаких денег. Пока копы почешут свои задницы, я буду уже далеко. Здесь я не останусь ни на минуту. Заберу кое-что из вещей, и завтра уже буду там, где апельсиновые деревья, пальмы, океан, загорелые девчонки и гавайские рубашки. Там, где шагу нельзя ступить, чтобы не столкнуться нос к носу с какой-нибудь знаменитостью, типа Брэда Питта или Хью Джекмана. Куплю скромный домишко с патио и небольшим бассейном, серебристый «Порш»-кабриолет. Нет, лучше не «Порш»…
У входа в дом Мамочка Сью ругалась с тремя мексиканцами. Жирная негритянка с вечно потеющими подмышками собирала квартплату и следила за порядком. Насколько это было возможно, конечно. Вот и сейчас она с успехом перекрикивала южных парней, уперев кулаки в массивные бока, изрыгала самую отборную брань. Её боялись и уважали, потому что она была двоюродной сестрой самого Билла Занозы, хозяина всего этого сраного райончика. Стоило ей шепнуть пару слов, как сразу появлялась бригада бойцов и решала любую проблему с помощью кулаков и бейсбольных бит. Так что, спорить с ней она позволяла, но последнее слово, конечно, было за ней.
- Микки, ты ли это? – окликнула меня Сью. – Да ты сегодня просто красавчик. Не был бы ты долбанным торчком, я бы пригласила тебя на свидание, и даже заплатила бы за пиво. Как дела, мальчик мой?
- Отлично, крошка.
- Где мои бабки, засранец?
- Ты о чём?
- О плате за жильё.
- Ты не сильно торопишься? У меня ещё четыре дня.
- Смотри, не будет денег – ищи коробку от телевизора. Я подскажу тебе местечко в уютной подворотне.
Я показал ей средний палец и вошёл внутрь. Вонючка, я бы мог купить весь этот сарай вместе с тобой. Я чуть было не дёрнулся отдать деньги сейчас, но во время остановился.
«Мик? Да, сержант, живёт тут такой. Третий этаж. Комната триста восемнадцатая. А что он натворил? Украл миллион? То-то я удивилась, когда он заплатил раньше положенного. Аккуратно сложенными двадцатками. Он никогда мне не нравился. Я так и знала, что этим всё закончится».
В комнате всё было не так. Нет, всё оставалось на месте, но в нос ударил запах давно застоявшейся нищеты – букет затхлости, пота, пепельницы, испорченных продуктов, задохнувшейся обуви, нестиранных носков, спермы и плесени. Запах смирившейся безнадёги. Странно, я никогда не замечал. Бутылки в углу, стол завален обёртками и грязной посудой. На полу валялись бесформенной кучей джинсы, в которых я вчера ползал по мокрой траве. Немытые окна, продавленный диван, казавшийся раньше очень удобным. Кто здесь жил? Неужели я? Я понял, что мне даже забрать отсюда нечего. У меня ничего не было нужного, ценного, никаких сувениров или фотографий. Ничего дорогого для меня. Тридцать четыре года пронеслись, нигде ни за что не зацепившись. Жизнь моя похожа на эту комнату, грязную, вонючую, в которой не отыскать ни одной полезной вещи. Что ж, раз уж так случилось, вычеркну из памяти и перееду на новое место. Только бы не засрать и его.
Я проверил ключи, деньги, взял документы. Гуд бай, помойка.
Что-то здесь ещё оставалось. Зачем-то я возвращался сюда. Зачем? Ну, конечно же? Я вытянул ящик тумбочки и отклеил с задней стороны прикреплённый скотчем пакетик с серо-бурым порошком. Может, бросить его в унитаз или оставить в подарок тем, кто въедет сюда после меня? Теперь я могу накупить этого дерьма столько, сколько захочу. И не такого, а кристально-белого, как нерастаявшая снежинка. Да к чёрту! Я хочу его. Таблетки продержат меня недолго. А что потом? Опять корчится и потеть?
Попрощаюсь с прошлой жизнью. И сразу уйду. Сразу же, как только начнёт отпускать.
Пока я колебался, руки уже делали. В ложке вскипела мутная жижа, жгут перетянул плечо, игла нашла вену, время взорвалось, а пространство растеклось бескрайним океаном. Героин лёг на колёса неожиданно эффектно. Мир растворился во мне, а я в нём, заражая друг друга счастьем. Мне уже не нужен был ни миллион, ни вилла в Голливуде, ни кабриолет. У меня было всё, и это легко умещалось в маленьком пакетике и весило всего полграмма.
Знакомое лицо появилось перед глазами. Где я видел его раньше? Ну, конечно – звук выстрела, только словно его прокручивают на очень маленькой скорости, всё замедляется, пуля вылетает и плывёт в воздухе, никуда не спеша. Вспышка света, даже фотоны проходят сквозь темноту, как сквозь густое желе. Вот, наконец, они врезаются во что-то и, как на фотобумаге проявляется лицо. На нём нет следов страха, удивления или радости. Ничего, просто застывшее спокойствие. Свет начинает гаснуть, и уже в полумраке вижу, как пуля достигает цели и исчезает в голове, оставляя более тёмную точку на смуглой коже. И лицо скрывается во мраке.
И вот сейчас это лицо снова передо мной.
- Иии-дддиии-оооттт, пппррриии-дддууу-ррроооккккк, - говорит оно, растягивая даже согласные.
Я из последних сил отмахиваюсь от него и проваливаюсь в Кайф.
Нет ничего хуже, чем когда ломают кайф.
- Микки, урод, очнись! Микки! – орал в ухо покойный отец.
Если не просыпался, он стаскивал меня с кровати за ногу так резко, что я бился головой об пол. А потом мог ещё и пнуть ногой в бок для более быстрого пробуждения. С добрым утром, сынок. Сегодня отличный денёк для того, чтобы сходить в школу.
Гори в аду!
- Мик! Да очнись же ты, тупой ублюдок!
Голос схватил меня за волосы и тащил из моих галлюцинаций в реальность, с трудом протаскивая через узкую зловонную прямую кишку, поросшую полипами. Я сопротивлялся, пытаясь цепляться ногтями за стенки, но они были омерзительно скользкими. И вот свет в конце тоннеля. Меня вышвырнуло на диван, и я открыл глаза.
Надо мной стоял мёртвый ниггер в костюме охотника сафари, в высоких ботинках и с пробковым шлемом на голове.
- Что тебе?
Я ещё не понимал, что происходит, где я, и какого чёрта меня тормошить.
- Мик, что ты творишь? Ты с ума сошёл?
- В чём дело?
Память возвращалась медленно, и первым появилось гадкое чувство, что я сильно налажал. Настолько сильно, что это уже непоправимо.
- Нашёл время ширяться. Поднимай задницу и вали отсюда. Тебя ищет вся полиция штата.
- Зачем?
Три трупа в отеле, четвёртый, выряженный белым колониалистом, орёт в ухо, миллион в аэропорту. И тысячи копов берут след, бегут, уткнувшись носом в асфальт, словно охотничьи псы. Мать твою! Я вскочил с дивана. Куртка валялась на полу. Деньги среди мусора на журнальном столике. Ключи в кармане. Фух!
Подбежал к окну и увидел, как из старого «Форда» цвета гнилой морковки выходит Джек Понтела, самый «плохой» полицейский в городе. Такой плохой, что лучше даже не знать его имени. Он не брезговал ничем. Он делал деньги из воздуха. Ему платили половина дилеров и сутенёров города. Его три раза пытались пристрелить, но безуспешно, и он стал ещё злее и наглее. Я стакивался с ним несколько раз, но так как взять с меня было нечего, он отпускал меня до лучших времён. Вот они и настали, лучшие времена.
Джек остановился у входа и поднял голову, разглядывая окна. Я отпрянул, схватил куртку, деньги и бросился к двери.
Сейчас он разговаривает с Мамочкой Cью.
«Да, я видела, как он заходил, и не видела, чтобы выходил. А что случилось? Третий этаж. Не за что, сэр»
У меня всего пара минут, пока он поднимет свою задницу на третий этаж. До лестницы я добежать не успею. Прыгать в окно и лежать на тротуаре со сломанными лодыжками не хотелось. Я выскочил из комнаты и постучал в дверь напротив.
- Никого нет. Проваливайте, кто бы там ни был!
Она дома! Мэгги, открой же. Я заколотил кулаками.
- Идите в жопу, у меня не приёмный день!
- Мэг, открой! – сказал я, пытаясь не сильно кричать.
- Я занята.
- Мэг, пожалуйста.
Щёлкнул замок, и в дверном проёме появилась блондинка с халате, с растрёпанной причёской.
- Пожалуйста? Чёрт, я сто лет не слышала этого слова. Что надо, Мик?
Времени объяснять не было, и я достал из кармана деньги и сунул ей под нос.
Она без вопросов отступила и пустила меня внутрь.
- Закрой, быстрее!
Она захлопнула дверь и недовольно уставилась на меня.
- Микки, я думала, мы всё уже выяснили.
У нас пару лет назад был соседский роман. Она только въехала в дом, набитый всякими цветными и белыми придурками. И я взял её под своё крылышко. Даже дрался пару раз с непонятливыми чуваками, чтобы объяснить им, как общаться с леди. Мы весело проводили время. Я вёл себя, как истинный джентельмен: платил за пиво, снабжал косяками, готовил кофе и карри. Даже купил пару шмоток и несколько безделушек. Страсть длилась месяца три, пока я не предложил ей попробовать героин. Она покуривала траву, к таблеткам относилась скептически. Но поняв, что я могу подсадить её на тяжёлое, послала меня подальше. И сколько я не пытался вернуть её, она даже разговаривать со мной не хотела. Потом связалась с Костелло, и ходила в синяках, пока его не пристрелили, когда он грабил заправку.
Сталкиваясь нос к носу в коридоре, мы только здоровались кивками, и ни разу друг у друга не спросили, как дела.
Я приложил палец к губам, чтобы она говорила потише, и протянул ей половину банкнот.
- Ни фига себе! Ты что, грабанул кого-то?
- Тише, пожалуйста, мне нужна помощь. Это за то, что я пересижу у тебя часок.
Она взяла деньги. Огромная сумма для нашего района.
- Ладно. Посмотрим телевизор? У меня есть кофе.
- Как скажешь. Только, прошу тебя, тише. Меня ищут копы.
- Не сомневалась, что этим всё закончится, - Мэг перешла на шепот.
Как только я сел в кресло, раздался стук в дверь. В дверь моей квартиры.
- Микки Эдсон, открывай, полиция. Открой, сраный торчок, или я вынесу дверь.
Мне хотелось впитаться в обивку дивана, превратиться в потёртый кожзаменитель. Я снял с ключей ярлыки с номерами ячеек. Ключи бросил на комод, а брелоки за кресло. Предварительно запомнив цифры. Сто двенадцать и сто тринадцать. Сто тринадцать я точно не забуду. Это число было сегодня главным числом дня.
- Считаю до трёх! Раз.
Удар ногой в дверь. Джек был тот ещё боров. В молодости он выступал на ринге, довольно успешно. Но потом ему что-то отшибли, и из спорта пришлось уйти. Сейчас он заплыл, но под слоем жира находилась машина смерти. Говорят, его правый джеб без вопросов уносит в глубокий нокаут даже самых крепких парней.
- Два, сукин сын! Лучше открой сам!
Удар! Хоть бы ты ногу подвернул, сволочь!
- И три.
Дверь с грохотом открылась. Если не слетела с петель.
- Где ты, Микки?
Он орал на весь дом с разочарованием и растерянностью в голосе, проклинал меня и топал ногами.
- Закройтесь в своих норах, - крикнул он кому-то любопытному, высунувшему нос из двери.
- Вонючий педик, я всё равно найду тебя!
- Ты педик? – прошептала Мэг.
- Тебе-то что?
И тут в дверь Мэгги постучали.
Мэг вопросительно посмотрела на меня.
- Откройте, полиция!
Я на цыпочках добрался до двери и стал так, чтобы меня не было видно, когда дверь откроют. Дал сигнал Мэгги, чтобы открыла. Всё равно этот придурок не успокоится, и начнёт вышибать двери во всём доме.
- Сейчас, что вы там расшумелись? – крикнула Мэг и пошла открывать.
Голос Джека ворвался в комнату.
- Мэм, вы не видели сегодня Мика Эдсона из квартиры напротив?
- В гробу я его видела. И не только сегодня.
- Может, слышали, был он дома или нет?
- Я ничего не слышала. И не видела. Я не слежу за соседями. Тем более такими, как Мик.
- Могу я зайти?
Мошонка у меня от страха поджалась так, что я думал, что яйца просто расплющатся.
- Сэр, если у вас есть ордер, то можете, если нет – проваливайте ко всем чертям.
- Вы чего-то боитесь?
- Да, я боюсь маньяков с фальшивыми полицейскими значками. Проваливайте.
Она попыталась закрыть дверь, но вместо этого влетела в комнату, будто выпущенная из пушки, свалила журнальный столик и, не долетев до дивана, упала на бок.
- Сучка, у меня сейчас плохое настроение. Он вошёл в комнату. Я видел мощную шею, могучую спину, и короткую стрижку на затылке. Если бы у меня была пушка, я бы расшвырял его мозги по всей комнате, но голыми руками его не одолеть. Поэтому стоял в оцепенении, и ждал, когда этот удав обнаружит меня и сожрёт.
Мэгги пыталась отползти дальше, но ей мешал диван, и она с мольбой посмотрела на меня. На левой скуле наливался синяк, а разбитая губа опухала на глазах и сочилась кровью.
Джек поймал её взгляд, обернулся и улыбнулся, увидев меня.
- Малыш Микки, я как раз тебя ищу.
Он закрыл дверь, а я так и стоял, онемев и не зная, что делать.
- У меня к тебе есть разговор. Для начала подними руки, чтобы я видел.
Я подчинился и получил удар в живот такой силы, что показалось, внутренности лопнули все разом. Я согнулся пополам и упал на колени, уткнувшись лбом в пол. Он задрал мне куртку, проверив, нет ли за поясом пушки.
- Вот так будет лучше. Зашёл перепихнуться к подружке? Прости, что помешал. Я не думал, что ты настолько тупой. Это сюрприз для меня. Думаю, тебе трудно говорить, так что пока слушай, а когда я попрошу, просто ответишь на несколько вопросов. Окей?
Я даже кивнуть не мог в ответ, так меня скрутило, а изнутри пожирало адское пламя.
- Вот и хорошо. Мик, знаешь, чем я отличаюсь от остальных копов? Я работаю с людьми, я помню лица и имена, в моей голове архив на тысячи таких подонков, как ты. Поэтому я приехал первым. Видишь, пока там умники пытаются узнать, кто же это чувак, который засветился на камерах видеонаблюдения, я уже здесь. И у меня очень мало времени. Два вопроса – где пушка и что в сумках?
Он наставил на меня ствол.
- Давай, открывай рот и извлекай звуки. Если в течении трёх минут я не получу ответы, то пристрелю тебя и твою подружку. А за это получу отпуск, премию и повышение. Второй вариант – ты всё рассказываешь, я даю тебе фору – можешь прямо сейчас смотаться отсюда. Итак?
- Какие сумки? Какой пистолет? Какие камеры? Джек, ты же знаешь меня…
- Хорошо. Сделаем так – ты сейчас поедешь со мной. А то тут полицейских будет больше, чем местных жителей и всё мне испортят. Я отвезу тебя в гараж, где буду отрезать от тебя по кусочку, пока ты не признаешься, а потом пристрелю, и меня покажут по телеку, как героя. Вставай! А я пока разберусь с твоей подружкой. Повешу на тебя ещё один труп. Тебе же всё равно.
Он повернулся к Мэг. Та уже взобралась на диван, и сидела с видом загнанной в угол кошки. Понтела пошёл к ней, увидел на тумбочке деньги.
- Неплохо.
Взял пачку, сунул в карман, схватил телефонный аппарат и вырвал шнур с трубкой.
Мэгги побледнела и забилась в угол дивана.
- Джек, - крикнул я. – Я всё скажу.
Ничего он не получит. Я навру ему и буду тянуть время, пока не приедут копы. Мне всё равно конец. Он прикончит меня в любом случае. Но может, Мэгги повезёт.
- В сумках миллион баков. Даже больше. Сумки на вокзале в камере хранения. Ключи у меня в комнате. Забирай и уходи. Не трогай её. Она ничего никому не скажет.
Джек онемел от упоминания шести нолей.
- Мальчик мой, это правда?
- Правда.
- Ну, пойдём за ключами.
Он схватил меня за воротник, и потащил за собой. Я попытался встать, но ноги не успевали. Куртка задралась, и я почти выскользнул из неё. Понтела отпустил и схватил за руку, помогая встать. В его поросячьих глазках горели алчность и азарт. Жидкие засаленные волосы растрепались, обнажив начинающуюся плешь.
- Вставай, мудак! Времени у нас очень мало.
Я увидел, что Мэг встаёт с дивана. Джек не видел её, он был слишком занят мной. Он склонился, вцепившись в рукав.
Мэгги в один прыжок оказалась возле нас. Я не знал, что у неё на уме, но вырвался и обхватил детектива за ноги. И тут же он выгнулся назад, высоко задрав голову, словно у него затекла шея. Из уголков рта потекла кровь. Я держал крепко, вцепившись в его икры, словно никогда не хотел с ними расставаться. Пистолет выпал из руки. Джек снова дёрнулся, попытался вырваться, но потерял равновесие и рухнул на дверной косяк. И стёк на пол. Я всё ещё держал его ноги, дёргающиеся в агонии. Мэгги стояла над нами, с бешеным блеском в глазах, держа в руке окровавленный нож.
- Сука, это мои деньги! – она полезла к нему в карман и достала купюры, стараясь не вступить в растекающуюся лужу крови.
Я, наконец, отпустил притихшего детектива и встал на ноги. Живот горел огнём, голова раскалывалась. Меня стошнило прямо на Понтелу, самого «плохого» полицейского в городе. Только теперь он уже был хорошим, потому что мёртвым.
- Где ты взялся, Микки? – спросила Мэг.
Я не мог говорить. Я не хотел с ней разговаривать. У меня не было сил. Только протянул руку, чтобы она отдала нож.
- Нет.
- Дай нож, дура. Пусть списывают всё на меня. Мне уже всё равно. Одним больше – одним меньше.
Она отдала нож, руки её дрожали так, будто жили своей жизнью. Жизнью дорожного рабочего с отбойным молотком. Я вытер лезвие об костюм Джека. Потискал рукоятку, чтобы остались отпечатки, и бросил на пол. Ничего уже не хотелось. Ни миллионов, ни миллиардов. После размеренных будней наркомана такие гонки износили меня до предела. Мозги отказывались соображать, тело – двигаться.
- Ты чего стоишь? - Спросила Мэг.
- А что?
- Давай, сматывайся, пока фараонов нет.
- Бесполезно. У тебя есть сигарета?
- Мик, это правда про миллион?
Я кивнул.
- Это не шутка?
- Две сумки мелкими купюрами. Только толку от них?
- Что же ты сидишь, придурок? Давай, мотай отсюда.
- Всё суета. Всё равно далеко не уйду. Мне даже пересидеть негде.
- Жди меня на заброшенной фабрике. Я заеду за тобой. У меня есть, где пересидеть.
- Зачем тебе этот головняк? Неужели ты меня ещё…
- Мик, не льсти себе. Я влюбилась в твой миллион с первого его упоминания. Найди там место, откуда видно площадку. Я буду там, если меня не арестуют. Беги, беги же!
Я поднял пистолет Джека. Что-то везёт мне сегодня на чужое оружие. Забрал с комода ключи. Даже выковырял из-за кресла брелоки. Копы тут всё перероют, и будут задавать вопросы, на которые у Мэгги нет ответов.
Бежать я не мог. На гнущихся ногах спустился вниз.
- Микки, там к тебе легавый приходил. Нашёл тебя?
- Да, я его убил на хер.
- Молодец, - улыбнулась Cью, даже не подозревая, что я не шучу.
Я шёл самыми глухими улочками, стараясь обходить фонари, и прислушивался, не воют ли полицейские сирены. Как заяц, путал след. По пути затарился наркотой у Горбатого Смока , на случай, если ждать придётся долго. Купил сигарет, бутылку рома и печенье.
Меня, кажется, никто не искал. Мимо проехала полицейская машина, но явно по своим делам, скорее всего за пиццей или пончиками.
Казалось, что ничего и не было. Просто хороший вечер. И что мне ещё нужно? Всё необходимое для счастья есть – горсть таблеток, три «веса» героина, шприц, выпивка, курево и печеньки. Неужели для этого нужен миллион? Для этого нужно только совсем немного пошевелиться. Не напрягаясь и не рискуя. А что теперь? Будущее моё выглядело очень размыто, скорее всего, у меня нет будущего.
Трое типов перегородили мне дорогу, но посмотрев на меня поближе, расступились. Не знаю, что они увидели во мне такого? Но я скажу, что они поступили правильно. Я без раздумий пристрелил бы их всех. Просто для того, чтобы не обходить.
Добравшись до фабрики, я поднялся на верхний этаж административного корпуса. Выбрал кабинет с целыми стёклами в окнах. Снял в соседнем кабинете дверь и бросил на пол, чтобы не сидеть на холодном линолеуме. Уже совсем стемнело. И похолодало. Я забился в угол, как испуганная крыса, проглотил несколько пилюль, залил их ромом, закурил.
Вдруг в полумраке прямо из воздуха появился силуэт. Я даже не дёрнулся. Я знал кто это.
- Привет, Микки.
- Если бы ты не был покойником… - начал я, но он перебил:
- Ты бы выстрелил мне в голову, знаю.
Что я мог ему на это ответить?
- Мик, ты крепко облажался. Мастерски. Ты бы получил гран-при на конкурсе мудаков.
- Что тебе нужно от меня?
- Не нужно так со мной разговаривать. Я сделал тебя богатым. И знаменитым! – хихикнул ходячий труп.
Я не видел его лица. Только белки глаз и зубы выделялись в темноте неестественно ярко. Меня охватил ужас. Я дофантазировал образ, и увидел злобное мёртвое лицо, со следами разложения, впавший нос и трупных червей, выпадающих изо рта с каждым словом, мутный застывший взгляд, гнилые дёсна и синий вздувшийся язык. Хищные когти на руках, гноящаяся рана во лбу и остатки мозга, вытекающие из развороченного затылка. И он…он хочет моей плоти, тянет время, наслаждаясь моим страхом, чтобы кровь приобрела тёрпкий привкус адреналина. Ммм, вкусняшка, деликатес для проголодавшегося зомби. Для неприкаянного демона, жаждущего мести. Когда он появлялся при свете дня, он не пугал меня. В наркотическом угаре я принимал его за героя галлюцинаций, пусть даже за призрака, почему нет? Вокруг постоянно говорят о полтергейстах, связи с потусторонним миром, привидениях и фантомах. Но только в третьесортных ужастиках они убивают, доводят до психушки и пытаются превратить жизнь героев в кошмар. А в жизни мне не попадался ни один знакомый, ни один знакомый знакомого, или даже знакомый знакомого знакомого, пострадавший от рук потусторонних сил. Или хотя бы получивший от призрака подзатыльник.
Но сейчас, в темноте заброшенного здания, холодного и сырого, в котором эхо и тени живут своей жизнью, оказаться один на один с говорящим мертвецом – не лучшее времяпрепровождение. Я накручивал себя всё больше, придумывая самые жуткие подробности, и почувствовал, как шевелятся волосы и мурашки покрыли лицо, как немеют конечности, а в горле пересохло до такой степени, что я почти не мог дышать. Я забился в угол и мечтал только об одном, чтобы это поскорей закончилось, и я отключился в спасительном обмороке, а там пусть делает со мной, что хочет.
- Мик, что с тобой? – он сделал пару шагов ко мне и остановился. Он стал ближе. В воздухе повис сладковато-тошнотворный запах мертвечины. Или это я его придумал, не знаю.
- Послушай, парень, ты не мог бы прийти утром? Мне так привычнее.
- Дружище, ты что, боишься меня?
- Да я сейчас наваляю полные штаны с перепугу. Конечно, боюсь!
- Правильно делаешь.
Хищная улыбка, конечно же, потому что во мраке сверкнули зубы.
- Что ты прицепился ко мне? Уходи.
- Конечно, я уйду. Просто хотел поблагодарить за хорошую жатву. Четыре трупа. Не уверен, что ты получишь теперь мороженое на десерт. Разве что, если я походатайствую. Мне не трудно. Мы же друзья? Мы друзья, Мик?
- Да, конечно, - запишу его в приятели, чтобы только он побыстрее свалил. – А эти четверо тоже будут приходить ко мне?
- Не думаю. Они уже бродят по зелёным лужайкам, гладят гривы золотым львам и читают Библию, прославляя имя Господне. Или горят в аду.
- А что же ты задержался?
- Остались у меня незавершённые дела. А ещё, чувак, у меня охрененный бонус: моя прабабка была почтенной мамбо на Гаити. Она одинаково общалась с мёртвыми и живыми, с Бароном Самеди болтала, вот как я с тобой. И ей всё равно было: она что живого могла в могилу загнать, что мёртвого из могилы позвать. Бабка была чёрным бокором, и когда семья перебралась в Луизиану, к ней сходились за помощью и советом со всего штата. А некоторые и из более дальних мест. Даже после того, как её вздёрнули на болотном кипарисе белые кажуны, а тело скормили аллигаторам. Мать перебралась сюда, на север. И поверь мне, она достойна своих предков. Она не так популярна, как бабка, но клиентов и здесь хватает. Так что, с тем светом у нас свои отношения.
Он говорил спокойно и негромко, в голосе его не слышалось агрессии, и я стал успокаиваться, а может, начали цеплять «колёса».
- Вот такая история, Микки. Никто к тебе не придёт. Так что, не переживай, всем убитым глубоко начхать на тебя. Как и живым. Только я забочусь о тебе.
- Заботишься? Я уже ходячий труп, почти, как и ты. Только живой. И до миллионов я вряд ли доберусь. Позаботился он. Мамбо-джамбо, что ещё за хрень? Это что-то из вуду? Мне, конечно, интересна история твоей семьи, но моя судьба намного ближе. Что скажешь? Ты же видишь будущее?
- Тебе не понравится. Так что, лучше тебе не знать.
- Слушай, ниггер, зачем ты пришёл сюда? Я думал, что мы уже всё выяснили. Теперь просто отстань от меня. Тебе нужны деньги? Давай, поделим. Поставишь себе офигенный надгробный камень из горного хрусталя. Кстати, как прошли твои похороны?
- Я не был. Не хотел растраиваться. Мне не нужны деньги. У меня к тебе просьба. Сходи к моей матери и скажи, что у меня всё хорошо.
«Колёса» докатились, наконец, до моих мозгов. Глаза привыкли к темноте, и я уже мог разглядеть собеседника. Ничего в нём ужасного не было. Обычный мёртвый негр.
- Конечно, схожу, о чём речь? Скажу, миссис Как-Вас-Там, это я замочил вашего сына. Случайно. Но вы не переживайте, у вашего сына всё зашибись. У него нет половины головы, ему очень удобно в гробу, только немного пованивает формальдегидом, а так – всё отлично. Черви уже приступили к трапезе. Ты с ума сошёл?
- Можешь, ничего не говорить. Она сама всё поймёт. Если честно, мне тут уже надоело, но я не могу идти дальше, пока ты не будешь прощён. Я тебя давно простил, а вот моя мама…
- Ну, ладно. Не вопрос. Если меня не пристрелят до того. Куда ехать-то?
Он назвал адрес.
- Пятнадцатая улица? Срань! Я там ни разу не был. Говорят, что оттуда ещё ни один белый не вернулся. Шаманство, каннибализм, сафари. Даже можно встретить зебру, жирафов и носорогов. Ходят слухи, что дядюшка Хэм написал там «Зелёные холмы Африки».
- Кроме носорогов, всё остальное – правда. Сделай это для меня.
- Ладно, старик. И я тебя больше не увижу?
- Кто знает, кто знает. Аста ла виста, бейби.
И он исчез, как лопнувший мыльный пузырь.
Мне даже стало как-то одиноко. Во всяком случае, не самый худший собеседник. Не грузит историями из жизни, не хвастается, сколько тёлок попортил, и каким крутым бы он был, если бы не был мудаком. Нормальный чувак, жаль, что я его завалил.
Колёса меня взбодрили, но я слишком устал, чтобы танцевать одному в пыльном тёмном холодном помещении, тем более, совершенно без музыки. Я уселся на снятую дверь, прислонившись спиной к холодной стене, и принялся мечтать о богатой свободной жизни. Возможно, даже с Мэг. А что, она мне нравилась. Да и сейчас она решилась мне помочь не просто так. Я то проваливался в забытьё, то просыпался от холода. Когда начало светать, нашёл в соседней комнате мешки. Укутавшись в них и немного согревшись, всё-таки смог нормально уснуть, и проспал почти до обеда. Никого не было, никто за мной не заехал. Придётся сгнить здесь, в склепе с ободранной штукатуркой, толстым слоем пыли на полу и грязными до полупрозрачности стёклами.
А организм требовал новой дозы. Я заправил половину, чтобы просто сбить оскомину, но быть в сознании, если Мэг всё-таки появится. На что я уже и не надеялся. Я решил, что буду сидеть, пока не кончится наркота, а там будет видно. Потом ноги сами выведут меня до ближайшей точки. Укол меня размазал по полу, я снова провалился в туман и очнулся только когда стемнело. Очнулся от автомобильно сигнала. Подскочил к окну и увидел Мэг, стоящую у открытой двери старенького «Бьюика Регала». Она пристально всматривалась в окна. Она искала меня.
Я крикнул, но она не услышала. Меня охватила паника, что она уедет, не дождавшись, пока я спущусь с третьего этажа. Поэтому я схватил с пола кусок кирпича и бросил в окно. Стёкла пыльными льдинками посыпались вниз.
- Мэгги! Я здесь! – заорал я и замахал руками, высунувшись в окно.
Она помахала в ответ, и я побежал к выходу.
- Они продержали меня всю ночь, - Мэгги достала из пакета гамбургер и пакет сока. – Я сказала, что это ты убил этого копа. Соседи подтвердили, что он ломился к тебе. Прости.
- Всё нормально.
- Всю комнату перерыли. Не знаю, что они там искали. Весь район только и говорит, что об этом убийстве. Шагу ступить нельзя, как все лезут с расспросами. Ешь, давай.
Я набросился на уже давно остывший бутерброд.
- Мне не по себе, что я убила человека.
- Он был конченым мудаком. Полгорода, наверное, обмывает этот праздник.
- Всё равно. Страшно. Меня три раза стошнило прямо в участке.
- А я уже привык, - ответил я.
- Я сказала Мамочке Cью, что не собираюсь ни минуты находиться в этом доме и уезжаю к родным в Коннектикут. Взяла машину на прокат. Микки, может, ты расскажешь, что произошло? Копы заполонили весь район. По всем каналам твоя рожа и видео из «Каравана». Как ты докатился?
Я допил сок, швырнул пакет в дальний угол комнаты. Уже совсем стемнело. Я видел только её силуэт, и иногда мне казалось, что это не Мэг, а снова это черножопый мертвяк.
- Микки, это правда, что в тех сумках миллион.
- Я не пересчитывал. Наверное, больше.
- Круто. И что ты будешь делать?
- Понятия не имею.
- Мик…, - она замялась, подбирая слова, - если ты поделишься, я помогу тебе. Вывезу из города и мы пересидим у моей сестры на ферме. А там видно будет. Что скажешь?
- Так вот почему ты…Мэг, я думал…
Весь сраный мир свихнулся на деньгах.
- Что ты думал? Что у меня к тебе вспыхнуло чувство? Мик, ты себя видел со стороны? Ты же просто удолбыш. Ты чёртов джанки с мутным взглядом, в бледной вялой кожей, с вечно грязными волосами и щетиной. Ты чуть меня не подсадил на иглу. Ты понимаешь? Ты хотел, чтобы я была такая же, как ты. Да, у меня свои мотивы. Мне нужны деньги! Ты мне не нужен. И тебе деньги не нужны, они убьют тебя. Ты же просто поставишь себе литровую капельницу с героином и сдохнешь. Мне есть, за что тебя любить? Микки, не льсти себе…Поэтому давай сразу определимся и не будем питать надежд и строить планов.
- Сто кусков, - сухо сказал я.
- Нет, не пойдёт. Половина. И никакого торга.
- Это грабёж.
- В этом ты весь. Жлоб. Я не буду торговаться. Половина. Без меня ты не получишь ничего. Тебя схватят, как только ты высунешь нос из этой дыры.
- Ладно, я согласен. Можешь приплюсовать туда деньги за сок и гамбургер.
- Это подарок. Но это ещё не всё. Я хочу знать, что это за деньги. Вместе с копами появились ребята Ковалли, они чуть не передрались в коридоре.
- Что? Ковалли? Этот засранец мне соврал! Он подставил меня.
- Кто?
- Ты всё равно не поверишь.
Я вскочил и заметался среди четырёх стен, поднимая пыль. Я боялся тюрьмы. Но попасть в руки Ковалли – это хуже. Намного хуже. Настолько херово, что лучше своими руками замучить себя до смерти. Когда я работал в морге, то видел несколько трупов, изуродованных итальянскими парнями. Ковалли точно знал о деньгах, а может, это был никакой не бомж, а курьер. Не важно. Важно то, что я перешёл ему дорогу.
- Успокойся, сядь. Давай, расскажи мне всё, и мы решим, что делать дальше.
И я рассказал ей всё. Ну, почти всё.
- Мик, тебе пора завязывать с наркотой, - сказала Мэг, когда я закончил.
- Я и не надеялся, что ты поверишь.
- Ты думаешь, я поверю в этого вуду-призрака?
- Это не важно. Важно, что он солгал мне. И теперь я в полной жопе. Если бы я знал, что здесь замешана мафия…Он сказал мне: «Запомни, Мик, мёртвые не лгут». Не лгут, сука, мёртвые. Понимаешь! И я клюнул. Он сказал – бабки чистые. Никто их искать не будет! Просто взять их и уйти. А я троих человек замочил. И ты одного. Теперь эти деньги все в крови.
- Микки, заткнись, и не неси чепухи. Деньги не пахнут. Это просто бумажки, которые можно обменять на всё, что угодно. Давай уедем отсюда. Здесь холодно, воняет и уже совсем темно. И ещё ты со своими призраками. К чёрту всё. Поехали. До рассвета мы будем уже далеко. А потом придумаем, как вернуться и забрать сумки. Если, конечно, в сумках деньги, а не грязные трусы того бедолаги. Я уже не знаю, что правда, а что бред наркомана.
- Хорошо, но только…у меня ещё одно дело. Пять минут. Мне нужно кое-кого проведать. Сказать пару слов. Как раз я и проверю, призрак это или у меня рак мозга.
- Куда заехать?
- К матери этого парня. Призрака.
- Знаешь что? Иди к чёрту! Давай ещё объедем всех твоих знакомых и лично попрощаемся с каждым говнюком в городе.
- Это на Пятнадцатой улице. Здесь недалеко.
- Тем более. Там на ходу колёса на машине пооткручивают, там стреляют чаще, чем пердят. Не поеду в этот обезьянник. Тебя никогда не пытался изнасиловать черномазый?
- Мэгги, это всего на минуту. Я обещал.
- Ты смотри, какой порядочный.
- Не в том дело. Я реально боюсь этого покойника. И не знаю, на что он способен. Прошу тебя. Или проваливай к чертям собачьим.
Она молча повернулась и пошла к выходу. Я пошёл следом, держась за стены и пытаясь не споткнуться об арматуру или кирпич.
В машине было намного удобнее и теплее. Мы выехали с фабрики и поехали в сторону Южных Кварталов, к Пятнадцатой улице. Мэгги молчала, лишь изредка бросая на меня недружелюбные взгляды.
Ей нужны деньги. В жизни не подумал бы, что у неё такая хватка. Ей нельзя доверять. Как только она доберётся до денег, я сразу окажусь на заднем плане. Она сдаст меня копам или просто убьёт. Что она сделала? Арендовала старую колымагу? Эта работа стоит полмиллиона? Если лгут мёртвые, то живые просто оторвут яйца, не моргнув, без всяких укоров совести. Вот сучка!
Я сидел на заднем сидении и смотрел на затылок Мэг. Тёмные волосы собраны в хвост, длинная шея, ушки. В памяти всплыл её запах, тепло прикосновений и голос. Совсем не такой стервозный, а мягкий, мурлыкающий, шепчущий всякую милую чушь, когда мы курили в постели после секса. То была совсем другая Мэг. И она уже не вернётся. Сейчас за рулём совершенно посторонний человек, с которым случайно свела судьба, и которому я должен заплатить кучу денег за то, что меня прокатят на раздолбанном драндулете.
- Мэг, а ты помнишь?
- Что? – спросила она, не поворачиваясь.
- Ну, про нас…
- Я похожа на склеротичку?
- Не знаю. Мне кажется, ты ничего не помнишь.
- Мик, ты ко мне клинья подбиваешь? Пустое занятие. Запомни – мы просто партнёры. И как только всё закончится, больше никогда не увидимся. Я на это очень надеюсь. Так что, не напрягайся.
Что ж, во всяком случае, честно. И нужно быть начеку. Я опять отстегнул от ключей ярлыки и выбросил их в окно.
Указатель на дороге показал, что мы попали на Пятнадцатую улицу. Фонари горели выборочно, поэтому целые куски улицы проваливались в темноту. Старые кирпичные дома, изрисованные всякой хернёй: нечитаемыми переплетёнными иероглифами, фифтицентами, снупдогами и айскьюбами, гномами в бейсболках на скейтах. Царство рэпа. Никогда не понимал эту… даже музыкой не назовёшь. Что случилось с миром? Стикс, Кисс, Металлика, Ван Хелен захлебнулись в потоке этого негритянского говна.
На удивление, улица была почти пуста, не считая компании малолеток, тусовавшихся под одним из фонарей, одиноких прохожих и пары скучающих проституток. Мэг остановила «бьюик» возле трёхэтажного дома из красного кирпича.
- Это здесь. Дом восемнадцать, - сказала она. – Только учти, как только я почую опасность, жму на газ, и выбирайся отсюда как хочешь.
- Заблокируй двери.
Я вышел из машины, проверил, на месте ли пистолет и поднялся по щербатой лестнице с изувеченными перилами. В подъезде горела тусклая лампочка, и я сразу нашёл нужную дверь. Что я скажу? А если скажу, что со мной сделают? Я понял, что чем больше буду колебаться, тем меньше шансов, что я решусь зайти внутрь. Я нажал звонок.
Практически сразу спросили, кто я и что нужно.
- Я по поводу вашего сына.
- Что вам нужно?
- Вы не могли бы открыть?
Щёлкнул замок, и в приоткрытой двери показалось лицо. Негритянка неопределённого возраста, некрасивая, с выпученными глазами, не помещающимися во рту зубами и широким расплющенным носом.
- Вы кто? – спросила она, - И почему так поздно?
- Мэм, даже не знаю, как вам сказать…В общем, я знакомый вашего сына…
Чёрт, я же даже не знаю его имени.
- Вашего погибшего сына. – На всякий случай уточнил я.
- Я вас впервые вижу.
- Да, я знаю.
- Ну, заходите.
Она впустила меня внутрь и провела в комнату. И тогда я понял, о чём рассказывал её сын. На комоде лежало два черепа. При чём, один обтянутый коричневой высушенной кожей. Его хозяина однозначно приготовили в какой-нибудь коптильне. Под потолком висели пучки трав, и пахло, как в лавке, торгующей специями. На полках – тоже полно всякого мистического дерьма.
- Зачем вы пришли? – спросила женщина.
- Мэм…я…мне…мне приснился ваш сын. Он сказал…он просил передать…Я понимаю, это кощунственно звучит…Короче, он просил передать, что у него всё в порядке. Он это…мороженое ел.
- Мороженое?
- Ну, да. Он сказал, что очень любил мороженое. А там его видимо-невидимо.
Она смотрела прямо в глаза, сверлила меня, как электродрель, до самого мозга. И я пытался отвести взгляд, но не смог. Мы так и стояли, уставившись друг на друга. Я не знал, что ещё сказать. Совсем растерялся. Я понял, что она знает всё о том, как я связан с её покойным сыном. И оказался прав.
- Ты убил Луиса.
Это был не вопрос, а утверждение. Этого засранца звали Луисом. Он так и не представился. Ужасные манеры.
- Да, мэм, но…
Гляделки продолжались. Она не отрывала от меня глаз.
- Несчастный случай, мэм… Я не хотел его убивать. Я даже не знал его. Ничего против него не имел. Так вышло.
Мне начинала надоедать эта игра. Неужели она не могла наброситься на меня, пытаясь выцарапать глаза, или полить отборной бранью, или разрыдаться у меня на плече, или…что угодно? Это было бы естественно и понятно, и я бы справился с этим. А это молчание и никаких эмоций на лице пугало меня. Что у неё на уме? Хотелось бы знать, какие планы насчёт меня у этой ведьмы.
- Он просил передать, что если вы простите меня, то он сможет…не знаю что именно сможет. Но ему так будет легче.
Зачем я вообще сюда попёрся? Вряд ли она простит меня. Только теряю время.
- Мэм, мне нечего больше сказать. Простите меня, если сможете. Ради Луиса. Мне действительно очень жаль.
Я стал потихоньку пятиться к выходу.
- Эй, парень, ты куда? – услышал за спиной знакомый голос. Это был Луис.
Не знаю, видит ли его колдунья, если нет, то моя беседа с призраком выглядела бы со стороны довольно странно. Поэтому я сделал вид, что ничего не услышал. Даже не оглянулся.
А он уже шептал мне на ухо:
- Микки, ты же знаешь, зачем я попросил тебя приехать сюда
- Мэм, он здесь. Я слышу его.
- Я знаю, - сказала мать Луиса.
- Вы тоже его слышите?
- Нет. Я знаю. Темно.
И погас свет. То есть, лампа горела, но свет от неё ничего не освещал, и комната погрузилась в тьму. Странное ощущение, я видел всё, различал предметы, мебель, стоящую передо мной женщину. Но всё это словно было не на яву, а в моей фантазии. Лишь глаза колдуньи остались настоящими. Желтоватые белки с красными прожилками – это всё, что осталось в мире. Зрачки её стали сужаться и превратились в маленькие точки, отчего глаза стали, как у варёной рыбы, или как у полуразложившегося покойника – гнойные мутные пузыри.
- Что вам нужно? Луис, ты же говорил…, - мой голос дрожал от охватившего меня страха.
- Что я говорил?
- Ты говорил, что мёртвые не лгут.
- Говорил. Мёртвые не лгут, они не договаривают. А ещё мёртвые не танцуют, не влюбляются, не заводят семей, не рожают детей, не трахаются и не пьют пиво. Мёртвые ничего не делают, они только гниют в деревянных ящиках, закопанных на такой глубине, чтобы случайно не смогли выбраться наружу. Они просто лежат и смотрят в упор на доски, обшитые чёрным атласом, пока черви не поселятся в их глазницах. И ещё мёртвые не мстят. Но тебе не повезло, я ещё не совсем мёртвый. Ты не поймёшь, не будем терять время. Так что я тебе солгал на вполне законных основаниях.
- Ты говорил, что простил, что там лучше.
Луис рассмеялся. Я не видел его, только слышал голос за спиной. Мне хотелось обернуться и посмотреть на него, но мой взгляд намертво приковала его мамаша.
- Микки, давай ближе к делу. Прощу я тебя или нет, это другой вопрос. Сейчас важно другое. То, из-за чего ты здесь. Отдай маме ключи, и проваливай. Ты сделал свою работу. Моей маме эти деньги нужнее, чем тебе. Ты всё равно не жилец.
- Ключи? Ах ты, говнюк! – успел выкрикнуть я, и моё сознание затуманилось. Меня закружило, как после дозы. Только видения были ужасными. То есть, я ничего не видел. Страх захватил каждую клетку моего тела. Из темноты показалась женская рука ладонью вверх. Я должен был отдать ключи. И чем быстрее, тем лучше, и поблагодарить за то, что их взяли. Я не мог поступить иначе. И стал шарить в карманах. Вот они, два небольших кусочка метала, ценой в миллион. Но я уже не думал о деньгах, я не думал ни о чём. Просто делал то, что должен был сделать.
- Сто двенадцать и сто тринадцать. Аэропорт. Спасибо вам.
Сзади довольно захохотали, и чары стали спадать, я снова очутился в комнате и свет вернулся. А женщина передо мной была обычной негритянкой в ситцевом платье. И в её ладони лежали мои ключи.
- Уходи, - сказал Луис. Он всё ещё был здесь. – По-хорошему. Ты постарался для того, чтобы моя мать тебя простила. Теперь решение за ней. Она подумает. Проваливай, приятель.
Я не попрощавшись, выскочил из квартиры, промахнулся на одну ступеньку и, если бы не успел ухватиться за перила , свернул бы себе шею, слетев с лестницы. Страх, паника, отчаяние, злость, беспомощность. Ноги стали ватными и руки дрожали, будто я три смены без перекура работал отбойным молотком. Меня искупали в толчке, я чуть не утонул, нахлебался говна, и я весь в дерьме – вот как я себя чувствовал. Что уж теперь делать вид, что всё в порядке.
Я сел в машину, не видя перед собой ничего, кроме жутких глаз без зрачков.
- Что случилось? – спросила Мэгги.
Голос звучал издалека, потому что в ушах стучал пульс, заглушая всё вокруг.
- Поехали, - пробормотал я.
- Мик, что с тобой?
- Поехали! Быстрее!
Я не заметил, как мы вырвались из города, я вообще ничего не замечал и смутно понимал, где нахожусь. Перед глазами всё ещё стояла негритянка с гнилыми бельмами, в ушах звучал голос Луиса. Запах трав, тёрпкий и липкий, преследовал меня. И во рту привкус химии, проглоченной всухую, не запивая. Я сожрал пригоршню пилюль, но стало только хуже. Пот тёк ниагарским водопадом, и желудок корчился в спазмах.
Мэг поняла, что ничего не сможет добиться от меня и молчала, слушая тошнотворное кантри.
- Остановись, - сказал я.
- Что?
- Остановись, говорю.
Машина съехала на обочину. Я только сейчас заметил, что мы ехали по лесной дороге. Чёрные силуэты деревьев по обе стороны дороги тянули к нам когтистые лапы. Луна бледным размытым пятном пыталась пробиться сквозь тучи. Осенний ветер швырял опадающие листья, и они кружились в свете фар, как стая летучих мышей.
Мы сидели и пялились в окно.
- Мик. Мик!
Я растеряно посмотрел на Мэг. Я что-то хотел. Что-то важное! Зачем я попросил остановить машину?
- Микки, что случилось?
- Ничего. Я просто хотел…
- Мик, что с тобой? Может, пора рассказать? Ты пугаешь меня.
- Нечего рассказывать.
Что я мог её поведать? Что обосрался от вида негритоски, пусть не красивой, но не настолько же. Что покойник шептал мне на ухо всякую херню. Что я отдал им ключи. Если она узнает про ключи, то просто вырвет мне глаза. И поедет обратно, чтобы разобраться с ведьмой. И заставит меня идти с ней. Но я не пойду. Ни за что на свете. Такого страха я не испытывал никогда. Ещё раз, и сердце не выдержит и лопнет от передозы адреналина. Или мозг сломается раз и навсегда.
- Мне нужно уколоться, - вспомнил я.
- Только не сейчас.
- Нет, именно сейчас. Или я не доеду.
- Чёртов наркоман!
- Это три минуты. Если ты мне поможешь.
- И не подумаю.
- Тогда пять.
Ночью при ветре и свете фар дрожащими руками приготовить раствор. Да раз плюнуть. Походная складывающаяся ложка с закопчённым дном всегда при мне. Зажигалка и немного воды.
Ширнулся я на заднем сидении, с первого раза попав в вену.
Спустя несколько минут я наслаждался поездкой. Мэг была милой девчонкой, лес – волшебным и безопасным, потеря миллиона совершенно не огорчала, а всё, что произошло за последние дни, казалось весёлым приключением. Нет лучшего решения проблем, чем героин. Затем накатила усталость, я провалился в феерическую дрёму.
Нет ничего хуже, когда ломают кайф.
Я очнулся от удара в челюсть. Меня отбросило, и я ударился головой о какую-то железку. Затем кто-то схватил меня за ногу и потащил из машины. Ничего не понимая, я схватился за водительское сидение, но это не помогло и меня выволокли наружу. В живот врезался ботинок, потом ещё раз, и ещё. От боли я скрутился калачиком и получил ещё удар по рукам. Меня стошнило.
- Вот, урод, он весь заблевался, - раздался голос сверху. – Вставай, мудило.
Я даже после полученных ударов никак не мог прийти в себя. Где я, когда я, зачем я, кто меня бьёт и чей это голос.
- Поднимайся, - повторил голос.
Я попытался встать на колени. Живот горел огнём, не давая разогнуться. Вокруг была темнота, не считая какого-то света сбоку. Фары, понял я. Ночь. Лес. Я ехал с Мэгги в машине. Память возвращалась. Пара остроносых туфлей перед глазами.
- Да ты ему, наверное, всю требуху отбил, - сказал второй голос. – Пусть лежит.
У меня получилось. Я стоял на коленях, упёршись лбом в землю.
- Мик! Ты же Мик? Мы тебя уже обыскались.
Чья-то рука схватила мои волосы и потянула, закидывая голову назад.
Я промолчал, только сплюнул остатки рвоты и закашлялся.
- Мик, где наши деньги?
Меня пнули в бок и я снова упал. Но теперь я мог видеть тех, кто со мной говорил. Двое незнакомых парней и третий – Назарио Ганчи. Этого парня я знал. Мы росли в одном квартале. Мы с итальяшками особо не конфликтовали, но и не дружили. Они всегда держались сами по себе. Он никогда не был на первом плане в их компании, как говорят, в пятом ряду восьмой слева. Но потом как-то попал в бригаду Ковалли. Приоделся, купил себе крутую тачку. Перевёз семью в лучший район.
- Это он, - сказал Назарио. – Точно он. Я его знаю. Микки, как дела, старик?
- Хреново.
- Да уж. Давай, попробуй встать. Не лежи на холодной земле.
- Что вам нужно?
- Микки, ещё один тупой вопрос, и я отрежу тебе ухо. Ты же прекрасно знаешь, что нам нужны деньги.
Я снова попытался подняться. Боль была уже не такая острая, я мог хотя бы нормально набрать воздуха в лёгкие.
- Давай, давай, вставай.
Они терпеливо ждали, когда я встану на ноги. Я прислонился к машине, чтобы снова не упасть.
Мы п прежнему находились в лесу. Только небо было немного светлее, должно быть начинало светать. «Бьюик» стоял на обочине, его фары освещали задницу чёрного «Ренж Ровера». Я осмотрелся в поиске Мэг, но нигде её не увидел. Парни Ковалли с довольными ухмылками рассматривали меня. Ну, что ж, наверное, они сделали свою работу. Один в нетерпении потирал ладонью кулак. Есть такие парни: если бы ему дали волю, он бы просто забил меня до смерти, забыв о том, что у меня нужно ещё и что-то узнать. К чёрту какой-то миллион, если можно так весело развлечься.
- Итак, Мик, вернёмся к деньгам. Только не нужно врать. Мы всё равно узнаем правду, но для этого тебе придётся пройти через ад. Лучше скажи сразу, и умрёшь быстро и безболезненно.
- Назарио, у меня нет денег. Вот, то, что в карманах.
- Хорошо. Нам спешить некуда. Я тебе всё расскажу, а ты потом отдашь бабло. Ты грохнул того парня в «Караване». Он не наш человек, но он заключил какую-то сделку с мистером Ковалли и привёз деньги ему. Потом перестрелял полэтажа, ну это твои личные радости, тут у нас претензий нет. На камерах ты выносишь из отеля две сумки. Портье сказал, что посадил тебя в такси. Так? И куда ты поехал? Правильно, на вокзал. Нам сказал таксист. Но ты никуда не уехал с вокзала. Значит, что? Деньги в камерах хранения, так? Или у тебя был сообщник и ты отдал деньги ему. Но, Микки, эту версию мы отбросим. Ты бы хрен доверил эти деньги даже собственной матери. Значит…
- Они в камере хранения, - сказал я. – На вокзале.
- Вот, молодец, почти не соврал. Генри, прочисти ему мозги.
Тот придурак, что чесал кулак, подошёл и мощным хуком сбил меня с ног. Я снова оказался на земле. В голове защебетали ангелы, в глазах всё расплывалось, а левая скула разрывалась от боли. Наверное, он растрощил мне кости.
- Вставай, Микки.
Мне помогли встать и снова прислонили к машине.
- Мик, я ещё не закончил. Не нужно меня перебивать. А тем более врать. Мик, а зачем ты поехал в аэропорт? Посмотреть, как взлетают самолёты? Копы узнали твою рожу . А один всё рассказывал в новостях, что чуть не арестовал тебя. И тебя вспомнил ещё один таксист, помогший поднести сумки. А вот домой припёрся с пустыми руками. Зачем-то убил детектива. Мик, ты что, не знаешь, что нельзя убивать копов? Даже мы их не убиваем. Каждый зарабатывает, как может. Они же борются с преступностью только потому, что им за это платят зарплату. Это их работа. А ты сразу ножом в шею. Хотя, знаешь, эту свинью нужно было сбить машиной, когда мама ещё носила его в животе. А потом ты пропал. Дилер сказал, что накупил наркоты, в лавке тебя тоже вспомнили. И всё. Но мы не тупые свиньи из убойного отдела, которые только и делают, что заливаются кофе в кабинетах. Твоя подруга взяла машину на прокат. Как-то быстро она свалила из своей халупы. И это нас насторожило. А в каждой прокатной машине есть маячки. Ты наверняка знаешь об этом. И вот мы здесь. Теперь тебе не придётся нам врать. Просто отдай ключи. Это всё, что нам нужно. Возможно, мы даже не убьём тебя. Прострелим колени и всё. Может, кто-то пожалеет тебя и довезёт до ближайшей больницы.
Назарио достал сигарету и закурил.
- Где Мэг? – спросил я.
- С ней всё в порядке.
- Вы её убили?
- Какая уже разница?
- Просто скажи. Тебе трудно?
- Она в багажнике. Зачем тебе эта девка? Ты совсем не о том думаешь.
- Да. Наверное. Если она жива, отпустите её. Пожалуйста. На мне и так куча трупов.
- Это точно. Ты разошёлся не на шутку. Ну, хорошо, мы отпустим её. Паоло, достань девку.
Мэг выглядела не очень хорошо. Вся левая сторона лица была покрыта сплошной гематомой. Глаз заплыл, кровь из разбитой губы залила подбородок. Но она крепко стояла на ногах, и правый глаз горел ненавистью. Пока они избивали её, я лежал в отрубе на заднем сидении. И ничего не слышал. У меня была пушка. А я просто спал.
Паоло держал её за волосы. Второй рукой достал пистолет и приставил к её виску.
Я услышал щелчок.
- Вот, Мик, я её сейчас отпущу, - Паоло улыбнулся, показав ровные белые зубы.
- Убери ствол, - рявкнул Назарио, - пока не будет денег, никого не убиваем. Итак, Мик, мне уже надоело. Где ключи? Где деньги?
- Я всё скажу. Только ты не поверишь. Послушай, у меня нет ключей. И денег нет. Я всё просрал.
- Как это?
- Можете забить меня до смерти, но это ничего не изменит. Я отдал ключи.
- Кому?
- Одной негритоске с Пятнадцатой улицы. Я убил её сына. Это всё, что я могу сказать. Рассказывать подробности нет смысла. Вы всё равно не поверите. Единственный выход – поехать к ней. Если я соврал – поступайте как знаете. Больше мне сказать нечего.
- Ах, ты, сука! – вдруг заорала Мэг. – Как это отдал ключи? Зачем? Долбанный торчок!
Она дёрнулась в мою сторону, но Паоло держал её крепко.
- Прости. Я не знал, как тебе сказать.
- Да отпусти ты меня! – крикнула она на мафиози, и тот разжал кулак.
Мэгги вырвалась, бросилась ко мне, я увернулся от её кулаков и ударил в живот. Она задохнулась от боли, упала на землю и зарыдала.
- Так, хватит этих семейных сцен. Грузите этих в машины, и поехали за ключами. Микки, если ты соврал, я перекручу тебя на мясорубке. Как зовут эту негритянку?
- Я не знаю.
- Ты хочешь сказать, что отдал ключи какой-то чёрной бабе, даже имя которой не знаешь?
- Именно так, Назарио.
- Слава Иисусу, что я не принимаю наркотики.
Мэгги опять засунули в багажник «бьюика» и третий мафиози, отмороженный здоровяк, сел за руль. Меня затолкали на заднее сидение «Ренж Ровера». Назарио сел в кресло водителя, а Паоло возле меня, не выпуская из руки пистолет.
Живот сводило судорогами, а левая щека горела огнём. Глаз заплыл, и я им уже не видел. Назарио поставил диск с бесконечными неаполитанскими песнями. Хриплые голоса под аккомпанемент самодельных гитар монотонно фальшивили одинаковые нудные напевы. Всю дорогу я боялся, что сблюю, и меня пристрелят за то, что я испортил салон. Но всё обошлось. Оказывается, мы не так далеко отъехали от города. Через полтора часа оказались на Пятнадцатой улице. Небо посветлело, но было ещё рано для первых прохожих. - Вот здесь, - сказал я, указывая на дом, в котором обитала ведьма.
«Ренж Ровер» припарковался на тротуаре, прямо перед дверью.
- Выходи, пойдём, - сказал Назарио и вышел из машины.
- Я не пойду, - пробормотал я.
Паоло удивлённо посмотрел на меня и больно двинул локтем в бок. Но я схватился за спинку переднего сидения мёртвой хваткой. От одной мысли, что опять увижу эти жуткие глаза, меня охватила паника.
- Я сказал - выходи, - твёрдо произнёс итальяшка.
- Лучше пристрели меня. Я туда не пойду. Можешь отрезать мне ухо, пальцы, нос, хер, но только не тащи меня туда!
- Микки, по-хорошему!
- Нет! – заорал я.
Назарио открыл дверь, схватил меня за воротник и потащил, пытаясь вытащить из машины. Паоло толкал в спину. Но я держался стойко. Даже удар рукояткой пистолета по пальцам ни на миг не заставил ослабить хватку.
Паоло приставил ствол к моему виску. Я повернулся к нему и заорал, чтобы он поскорее уже меня пристрелил.
Назарио отпустил меня и заглянул в глаза. Не знаю, что он там увидел, но только сплюнул под ноги и сказал:
- Паоло, следи за ним. Если что – смело делай из него инвалида, только язык оставь, чтобы мог говорить. Микки, ты точно не врёшь? Какая квартира?
- Вторая. Первый этаж налево. Вот здесь, - я показал на окно с чахлой геранью на подоконнике.
- Хорошо. Если ты соврал…
Назарио достал пистолет и позвал того, который сидел за рулём «бьюика». Я заворожённо смотрел, как они заходят в дом. Даже стены не спасали меня от такого близкого соседства с кошмаром.
В окне загорелся свет. Я не отрывал взгляд от закрытых штор, и фантазия рисовала кадры из самого мрачного фильма ужасов. Долго ждать не пришлось. Раздался выстрел. Вот и всё колдовство. Ха, даже ведьмы беспомощны перед этими шустрыми макаронниками. Сколько у тебя ни будет вяленых черепов, сушёных куриных лапок и чёрных свечей, на тебя всё равно найдётся пуля, которой плевать на магию, колдовство и прочую мистическую чепуху. Эзотерика чужда куску свинца. У пули самый материалистический взгляд на жизнь. Мне даже стало легче. Зло победило зло. Но одно зло наше, родное, понятное. А другое – потусторонняя срань. И пусть лучше оно сдохнет.
Назарио вышел один, обошёл машину. Паоло открыл дверь со своей стороны и получил пулю в лоб. Его отбросило на меня. Я инстинктивно оттолкнул тело, и оно бесформенным мешком выпало наружу прямо под ноги Назарио. Я весь был забрызган кашей из крови и мозгов. Но это чепуха. Я посмотрел на Назарио и чуть не задохнулся от ужаса. У него не было зрачков. Сплошные белки с маленькими точками в центре. Он поднял пистолет и выстрелил. Но, то ли дрогнула рука, то ли со зрением у него что-то случились из-за таких окулистских проблем, но он промазал, стреляя почти в упор.
Это меня спасло. Я вывалился из машины, и упал на землю. Второй выстрел просто не достал бы меня. Пуля выбила щербинку в бетонной ступеньке.
Я видел остроносые ботинки. Насколько мгновений они не двигались, а потом направились с целью обойти машину. Я приподнялся и тут увидел лежащий на полу машины пистолет Паоло. Ну, конечно, я не мог не воспользоваться таким подарком судьбы.
Назарио обходил машину целую вечность. Что бы там ни сделала с ним ведьма, но он стал конкретно притормаживать. Я встал на ноги, прикрывшись открытой дверью. Наконец, Назарио вышел из-за морды машины, никуда не спеша. Остановился, увидел меня, широко улыбнулся, словно встретил старого друга и стал медленно поднимать пистолет.
Я всадил ему пять пуль в грудь и живот. Он ещё несколько секунд стоял, как ни в чём не бывало, а потом ноги подогнулись, он упал на спину и уставился в небо застывшими глазами без зрачков. Я осторожно подошёл, и от вида этих глаз снова охватила паника, и я сделал ещё два выстрела, чтобы исправить ему лицо. Пусть лучше дыры в глазницах, чем такое.
Я бросил пистолет и побежал. Но добежав до первого угла, остановился. Чёрт, там Мэгги в багажнике! Да ну и чёрт с ней. Зачем она мне? Неужели я не справлюсь без неё? Я стоял посреди перекрёстка раздираемый сомненьями. Все сделки с дьяволом заключаются на перекрёстке. Я и так уже в очереди в ад. Но никаких договоров не кровью не подписывал! До этой секунды. Если не помогу ей, то прямо сейчас спустятся чёрные тени, вырвут моё сердце, запечатают в хрустальной колбе душу и отправят прямо к Мефистофелю.
Я побежал обратно, открыл багажник, помог Мэг выбраться и потащил за собой. Но она вырвалась и посмотрела на меня испепеляющим взглядом. Выглядела она ужасно, что тут говорить, но что-то щёлкнуло во мне, и я почувствовал такую нежность. Мне захотелось защитить её даже от самых мелких неприяностей.
- Мик, где ключи?
- Забудь, бежим.
- Нет! Пока я не узнаю, шагу не ступлю.
- Мэг, посмотри, - я кивнул в сторону двух трупов. – Это сделала она. Я лучше сдохну вшивым голодранцем, чем попробую забрать у неё ключи.
- Тогда я могу забрать всё?
- Мэгги, нужно уходить.
- Уходи.
Она пошла к джипу, подняла брошенный мною пистолет, забрала пушку из рук Назарио и направилась в двери. И тут дверь открылась, и на пороге появилась сама ведьма. Ничего страшного в ней не было. Обычная негритянка в линялом ситцевом платье.
- Мэг, беги! – крикнул я.
Мэгги оглянулась, потом перевела взгляд на ведьму и выстрелила из обоих стволов. Негритянку отбросило обратно в подъезд, Мэгги прыгнула следом, и я слышал только выстрелы. Пока не кончились патроны. И наступила тишина.
В районе, где стрельба - дело обычное, нормальный человек не станет высовывать нос, чтобы не схлопотать случайную пулю. Я смотрел на окна домов. Нигде не шелохнулась ни одна штора, не дрогнула ни одна жалюзинка. А я стоял, заворожённо ожидая, когда выйдет Мэг.
Или когда появятся копы. Или когда выползут зомби, чтобы отомстить за свою мамбо, или когда расстрелянная ведьма выбросит на улицу голову Мэг, и у головы будут глаза без…
Мэгги вышла через несколько минут, неся в обеих руках связки ключей. Прошла мимо, даже не посмотрев в мою сторону. Ничего не оставалось, как идти за ней, и я побрёл следом, как побитый провинившийся пёс.
Я часто замечал, что у женщин больше воли и жажды жизни. И характер у них покрепче. Например, если бы меня заставляли целыми днями стоять у плиты, стирать, штопать, менять вонючие памперсы, а за это получать по лицу от пьяного мудака, которого ты должна потом ублажить по полной программе после того, как он смачно прорыгается после приготовленного тобой ужина, я бы давно висел в петле с довольной улыбкой на лице, что это всё, наконец-то закончилось. А они терпят, они выживают любым способом, потому что они продолжатели жизни, а мы её прожигатели. И я знавал крутых пацанов, которые ломались от какой-то мелкой неприятности, впадали в депрессии, спивались и изливали свои проблемы на тех же женщин.
Это я к тому, что если бы не Мэг, то вариантов у меня было не много – поджариться на электрическом стуле, повисеть на крюке для разделки мяса, пока меня будут обрабатывать ребята из мафии, или покончить с жизнью, чтобы не мучиться. Потому, что после всех стрессов я больше походил на использованную губку для мытья посуды. Соображал туго, двигался медленно, и мне было наплевать на то, что со мной будет. Я даже подсознательно ждал конца. Побыстрее.
Мэгги доставила меня на ферму к сестре. Мы угнали старенький «Форд». Думаю, хозяин перекрестился, что не нужно платить, чтобы сдать его на свалку.
Ферма стояла посреди поля в нескольких милях от цивилизации. Крепкий деревянный двухэтажный дом. Куры, индюки, две коровы, десяток овец, молчаливая серьёзная немецкая овчарка и рыжий толстый кот. Вот и вся ферма. Но всё это висело на плечах Сисиль, сестры Мэг. Летом она нанимала людей, но сейчас урожай был собран, и осталась в компании с двухлетней дочкой. Как выяснилось, муж Сисиль бросил её, как только родился ребёнок. И она каждый вечер молилась, чтобы он не вернулся.
От такой женщины я бы тоже сбежал. В ней чувствовалась такая сила, что любой мужик ощущал бы себя рядом с ней бабой. И сила эта была даже не физическая, хотя и этого добра у неё было в достатке. Видел я, как она колет дрова. Сила у неё в характере, во взгляде, в руках, упирающихся в бока, в голосе. Сказала – отрезала. Взглянула – прибила.
В первый же день я понял, что пропал. У меня не было ни одной таблеточки, ни одного косячка. Совсем ничего. И в этих бескрайних полях вряд ли найдётся кто-нибудь, приторговывающий наркотой. Если вообще кто-то найдётся.
Сисиль сказала, что не потерпит наркош в своём доме. И попросила достать в погребе какие-то овощи. Когда я спустился вниз, то обнаружил, что он пуст. Пока я осматривался, Мэгги и Сисиль вытащили лестницу. И я остался сам в сыром подвале. К вечеру скинули старый матрас в пятнах и пару одеял. Я умолял выпустить меня, угрожал, благим матом орал, в надежде, что услышит кто-нибудь из посторонних. Ближайшие посторонние находились, правда, далековато. Что они хотят? Ключи Мэг оставила у себя. Номера ячеек я ей не сказал. Вернее, сказал другие номера, но она понимала, что я наврал. Поэтому у нас были две половинки, которые каждая по отдельности были бесполезны. Но какой смысл сажать меня в погреб?
Я понял это на второй день, когда меня разбила ломка. Весь кайф, который я получал раньше, компенсировался теперь болью. Не буду подробно описывать те метаморфозы, которые со мной происходили в течении недели. Потому что вряд ли вам интересно, чем я блевал, сколько часов провёл на ведре, которое мне спустили в качестве толчка, как выкручивает суставы и кости, как слепнешь, потеешь и воняешь. Как лежишь, колотясь в ознобе, и нет сил дойти до ведра и лежишь весь в дерьме, и просто хочется сдохнуть, чтобы поскорей прошла боль. И сон не приходит, чтобы хоть как-то забыться.
Мэг спускала мне воду, сменную одежду, какие-то таблетки, чтобы хоть немного снять боль, еду, которую я почти всегда успешно выблёвывал.
Пару раз появлялся Луис, но я ничего не соображал, и он уходил ни с чем. Не знаю, что он хотел. Отомстить? Так чего ждать? В состоянии ломки я был беспомощнее котёнка. Вот и отомстил бы. А может, он и не приходил. Может, это был просто бред.
Понятия не имею, сколько дней я провалялся в этой сырой и тёмной дыре. Я уже перестал надеяться на освобождение. Просто лежал на зассаном матраце и скулил от боли. Говорят, ломка всухую, без всякой поддержки препаратами и витаминами запоминается на всю жизнь.
Я смутно помню, как меня вытащили из погреба и отмачивали в ванне. Очнулся я в мягкой чистой постели, отмытый от вони, дерьма и мочи, выбритый и пахнущий одеколоном. Боль почти прошла. По сравнению с тем, что было, можно сказать, что я чувствовал себя на миллион. В комнате никого не было. Я полежал несколько минут, разглядывая балки на потолке и пытаясь собрать мысли в кучу. Встав с кровати, обнаружил, что на мне женская хлопковая сорочка. Моих вещей не было. Сил не было, и я еле волочил ноги. Дошёл до двери, и мой нос учуял запах жареного мяса. Аж слюнки потекли.
Выйдя из комнаты, побрёл прямо в кухню. И обнаружил там Сисиль, возившуюся возле печки.
- Привет, - сказала она, не оборачиваясь.
- Привет.
- Как насчёт перекусить?
- Надеюсь, ты жаришь целую свинью.
Я сел за стол, и Сисиль поставила передо мной миску с супом. Жиденькую похлёбочку с колечками морковки и зелёным луком.
- Куриный бульон. Тебе лучше начать с него. Как ты?
- Ещё не понял.
Сисиль села напротив меня с чашкой кофе.
- Где Мэг? – спросил я.
- Спит у себя. Мик, что вы там натворили?
- А она не рассказывала?
- В общих чертах. Мик… - она долго молчала, и я не торопил. – Мик, мне кажется, она сошла с ума. Я жутко устала от вас.
- А что с ней?
- Не знаю. Она говорит, что всё нормально, но я слышу, как она разговаривает с кем-то в комнате. Иногда срывается на крик. И выходит оттуда бледная, как побелка, и глаза у неё, как будто она там привидение увидела.
Я чуть не поперхнулся супом. Призраки от нас никак не отстанут. Теперь они взялись за Мэг. Со мной эти дни общаться было беполезно.
- Я знаю, что с ней, - сказал я. – Но ты всё равно не поверишь.
- Попробуй.
- Она действительно увидела там привидение.
- Очень смешно, - Сисиль допила кофе и встала.
- Ничего смешного.
- Это точно. Ладно, я пошла. Нужно скотине корм подсыпать. Не хочешь помочь?
- Не сейчас. Я еле на ногах стою.
И тут над нами раздался крик. Что-то упало. Комната Мэгги была прямо над кухней.
- Опять началось, - вздохнула Сисиль и пошла к лестнице. Я за ней. Когда мы зашли в комнату, Мэг сидела на кровати с окаменевшим лицом, уставившись куда-то в угол. Глаза от страха, казалось, вылезут из орбит. Там, куда она смотрела, ничего не было. Пусто. Просто стена. И тут Мэгги заорала, замахала руками, словно отмахиваясь от назойливых насекомых:
- Пошла вон, сука! Оставь меня! Сгори в аду!
- Мэг, что с тобой? – спросил я.
Наконец, она обратила на нас внимание, и сразу же снова уставилась в угол.
- Там эта сука! Убейте её! Сделайте с ней что-нибудь!
- Там никого нет, - сказала Сисиль.
- Там та негритянка? – спросил я.
- Да! Микки, ты видишь её?
- Нет. Но я знаю, что она там. Что она делает?
- Просто стоит и смотрит на меня своими рыбьими глазами. И вся в дырках от пуль и в крови. Мик, что это такое? Ты кто такая, тварь? – заорала она.
- Пойдём, - я подошёл к Мэгги, обнял за плечи и помог подняться. – Просто не смотри на неё. Сделай вид, что её нет. И ей надоест. Если бы она могла что-то тебе сделать, то давно уже разобралась бы с тобой. Пошла вон! – крикнул пустому углу. – И сыночку своему привет передавай.
- А я здесь, - услышал я голос.
Луис стоял у окна в летнем кремовом костюме и в соломенной пляжной шляпе.
- Иди в жопу, - сказал я ему. – И мамашу свою забирай, лживый сучонок! Правильно я тебя тогда пристрелил.
Сисиль махнула рукой, мол, разбирайтесь, придурки, сами со своими тараканами и ушла.
- Она тут не одна? – прошептала Мэгги.
- Не беспокойся, для тебя одна. Луис, солги мне ещё раз – тебя только я могу видеть? А мамочку твою только она?
Покойник лишь улыбнулся ехидно. И исчез. И призрак мамаши, по видимому тоже, судя по тому облегчённо выдохнула.
Призраки приходили по несколько раз на день. Луис даже облюбовал кресло. Он каждый раз менял наряды и жрал всякие сладости. Пытался что-то рассказывать мне, но я не обращал на него внимания. Мэгги тоже спокойнее стала реагировать на ведьму. Мы поняли, что кроме как надоедать, они не могли никак навредить нам. Они уже принадлежали иному миру, нематериальному. Однажды я бросил в Луиса вилку. Она прошла сквозь него и упала на кресло. Хренова голограмма. Все эти фильмы про полтергейсты, духов, способных передвигать мебель, швыряться посудой и убивать людей – полная лажа. Они могут только делать вид, что стоят, сидят или ходят, сторить страшные рожи и нудить.
Сисиль не видела их и не слышала. Ей было легче.
Пока я корчился в погребе, на ферму приезжали гости. Сначала местный шериф, хорошо знавший хозяйку. Задал пару вопросов о Мэгги, выпил стакан воды и уехал. На следующий день заявились агенты ФБР. И тоже уехали ни с чем, оставив визитку. «Позвоните, если что-нибудь узнаете о сестре». Придурки. Потом завилось трое ребят, сказали, что они друзья Мэгги. Сисиль всем говорила, что Мэгги заезжала на час, одна, заняла денег и сказала, что едет в Филадельфию. Последние гости были особо недоверчивы, но Сисиль пригласила их на обед, накормила жареным кроликом, бобами и угостила крепким пойлом собственного приготовления. А ещё рассказывала бесконечные истории из детства Мэгги. И уговаривала остаться на ужин. Она им так надоела, что они просто сбежали.
Мэгги в это время отлёживалась на втором этаже под кроватью.
Больше никто не приезжал. Я, немного оклемавшись, стал помогать по хозяйству и проводил кучу времени с дочкой Сисиль. На домашних харчах отъелся, контуры лица округлились, даже румянец появился.
У Сисиль мы пробыли полтора месяца. Я всё пытался выведать, где Мэгги прячет ключи, а она в свою очередь – номера ячеек. Но недоверие друг к другу таяло, я даже стал замечать признаки симпатии ко мне и иногда посещали мысли, что неплохо бы было остаться с ней. Ведь миллион на двоих – это намного больше, чем миллион пополам отдельно каждому. Да и без наркотиков я чувствовал себя одиноким и никому не нужным.
Однажды меня разбудила Мэг. Было рано, за окном только брезжил рассвет. А поле вместо чёрно-рыжего стало белым. Выпал первый снег.
- Мик, - сказала Мэгги, присев на край кровати, - тебе не кажется, что пора ехать за деньгами? Сколько можно здесь сидеть?
- Но как?
В полумраке комнаты я мог рассмотреть только силуэт.
Мэг встала, дотянулась до ночника над кроватью и зажгла свет.
Я просто обомлел. Передо мной стояла настоящая леди. Строгий серый костюм, меховая накидка на плечах, туфли на высоком каблуке. Причёска, которую я видел только у моделей. Макияж настолько изменил черты лица, что я сначала не узнал её.
- Вот так.
Она бросила взгляд на спинку стула, на котором висела одежда.
- Это твой костюм. Надеюсь, размер подойдёт.
- Причём здесь это барахло?
- Ты туп, дружок. Мы оденемся так, что нас никто не узнает. Но мы не будем прятаться. Мы должны быть на виду. С гордо поднятыми головами и расправленными плечами. Наглыми и броскими. Тогда копы, которые буду пасти камеры хранения, в жизни не подумают, что это именно мы пришли, чтобы забрать пару сумок, набитых капустой. А они пасут, будь уверен, если знают про миллион.
- Откуда ты знаешь, что они подумают? Это же копы. Они сами не знают, что может взбрести им в голову.
- У тебя есть другие варианты?
Я развёл руками.
У нас был богатый гардероб. Сисиль съездила в город и привезла целый мешок шмоток. Мы слепили четыре комплекта – первый – успешная семья в строгих костюмах. Даже очки у нас были в тонких оправах под золото.
Второй – техасские ковбои. Фишка моего костюма – сапоги «казаки» и широкополая шляпа с лихо загнутыми вверх полями. У Мэг – безвкусное платье с рюшками, дурацкий чепчик и высокие сапоги. И джинсовые куртки.
Третий – яркие спортивные костюмы, шарфы и вязаные шапочки.
И четвёртый – латекс и кожа. И целый пакет фальшивого пирсинга.
И в этом мы должны появиться в аэропорту. Да ещё так, чтобы на нас все оглядывались. С фурором.
Идиотский план. Но лучше я ничего не мог предложить.
Мы выехали вечером, когда стемнело, на стареньком пикапе «Додж», который нам одолжила Сисиль.
Нам повезло. Из-за нелётной погоды терминал аэропорта кишел людьми. Ожидающие отлёта сидели, где только можно примостить задницу.
Мы шли нарочито медленно и уверенно. Я никогда не носил деловых костюмов, поэтому чувствовал себя самым настоящим боссом. Вот только в очках всё расплывалось и теряло чёткость. Мэгги держала меня под руку и громко рассказывала на ходу придуманную историю про вымышленных Джона и Мэри. Смеялась она на весь зал.
- Какие ячейки? – спросила она тихо между приступами смеха.
- Где ключи?
Пришло время вскрывать карты. Что ж, других вариантов я не вижу.
- Сто двенадцатая.
- Вперёд! – и она зацокала каблучками.
Она шла так, что мужики оглядывались и пускали слюнки, бросая жадные взгляды на стройные ножки и подтянутые ягодицы. Наверное, каждая женщина способна так преподнести себя, но не каждая об этом догадывается.
Сумка была на месте. Я открыл змейку, сунул в ячейку дорожный саквояж и стал перекидывать в него пачки. Мэгги в это время поправляла свой наряд: приглаживала на боках пиджак, подтягивала чулки и бросала томные взгляды на особо любопытных дрочил, чем всё внимание переманивала на себя. Я уложился в полминуты. Закрыл прилично поправившийся саквояж, застегнул изрядно похудевшую сумку. Мэг захлопнула дверцу, заперла и ключ бросила в декольте. Мы так же шумно и вальяжно вышли на улицу, не торопясь дошли до «Доджа».
У нас получилось! Идиотский план сработал. Может, никто и не ждал нас. Не важно. Главное, что мы успешно вынесли четверть денег. И это была самая сложная часть. В остальных костюмах у нас должно вообще пройти, как по маслу.
Следующую ходку мы запланировали сделать часов через шесть. Мэгги забралась на заднее сидение. Мы перекусили нехитрыми деревенскими харчами, которые там завернула Сисиль. На улице лучше не светиться лишний раз. Мэгги свернулась калачиком и уснула. Мне сон не шёл, и я просто курил, попивая ещё горячий кофе из термоса.
- Хороший костюмчик! – я вздрогнул от неожиданности и расплескал кофе на брюки.
На соседнем сидении сидел Луис, одетый точно в такой костюм, как у меня. И на носу у него были точно такие же очки. Я отвернулся и продолжал курить, игнорируя его присутствие.
- Ты, конечно, можешь делать вид, что меня здесь нет. Но проблема в том, что я есть. Я рядом и очень переживаю за тебя. Микки, ты последний лох, ты знаешь об этом? Как ты мог довериться этой сучке и её сестре? Я-то знаю их планы. И хочу, чтобы и ты знал. Мы же кореша, правда? Ты видел, как Сисиль рубит головы индюшкам? Так она их выращивала, кормила, ухаживала за ними. Они для неё как родные. А ты кто для неё? Наркоша, провонявший дерьмом и блевотиной её погреб. Тебя она замочит без всяких угрызений совести. За пол-лимона она бы вырезала всю твою семейку, если бы она у тебя была, всех твоих знакомых и случайно попавшихся незнакомых. И Мэгги твоя ничем не лучше. Мою любимую матушку она расстреляла, ни на секунду не задумавшись. Крепкий орешек, не тебе с ней тягаться. А ты пускаешь слюни, и надеешься, что у вас может снова что-то получиться. Ни хрена у вас не получится. Мэгги только и ждёт, когда вы заберёте деньги. А потом ты присоединишься ко мне и моей мамочке, и сможешь насладиться всеми прелестями загробной жизни. Но поверь мне, у тебя вряд ли будут такие бонусы, как у нас. Ты сразу оправишься в ад.
Я молчал и даже не глядел в его сторону.
- Твоё дело, Микки, я тебя предупредил. Загляни под сидение, на котором я сижу. Ты будешь удивлён. Пока, дружище. Будешь должен.
И он исчез.
Под сидением я нашёл пистолет с полной обоймой. Стараясь не особо шуметь, разрядил обойму и положил оружие на место. Вот, тварь! Я оглянулся и посмотрел на спящую Мэгги. Ладно, заберём деньги, потом решу, как лучше поступить. Без неё будет сложнее.
Мы по очереди переоделись на задних сидениях. Я был похож на настоящего ковбоя. Мэгги напялила на меня парик и приклеила усы. Она вела себя как ни в чём не бывало. Словно и не помышляла о том, чтобы сделать во мне несколько дырок. Меня так и порывало ткнуть ей в лицо пушкой и спросить, что это и зачем? Думаю, что в её глазах я увидел бы ответ. Но я решил подождать и взять её на горячем. Тогда не понадобились бы никакие объяснения.
Оставшиеся полсумки мы вынесли ещё легче, чем первые. Кому интересны техасские придурки? На нас бросали ехидные взгляды и ухмылялись. Плевать. Пусть хоть засмеют нас всей толпой. Только бы дали забрать деньги. Мэгги выглядела, как деревенская клуша, а мне не хватало нотки конского навоза, шпор на сапогах, кнута и седла на плече.
В лыжных костюмах мы заявились уже под вечер. Перед этим я задремал сзади, а Мэг читала за рулём. Сквозь сон я услышал, как она с кем-то разговаривает. Или это мне приснилось.
Последняя ходка у нас была запланирована на полночь.
Это было ужасно. Мэгги сбрила мне виски, оставив на голове гребень, который покрасила в малиновый цвет, залив его специальной краской из баллончика. И увешала всего пирсингом. На каждое ухо по пять колец, в нос, на губы. Это ужасно мешало. Затем накрасила мне губы чёрной помадой, подвела глаза. Посмотрев на себя в зеркало, я ужаснулся. Себя она тоже раскрасила и увешала железками.
Когда вышли из машины, сыпал снег, и пока мы добрались до терминала, краска на волосах потекла, окрасив красными ручейками щёки и лоб. Мы зашли внутрь, как два монстра. На нас не смотрели, отводили взгляд, хотя я чувствовал, как смело пялятся в спину. Мэг в буквальном смысле слова повисла на мне, обняв за талию и прижимаясь, как родная. Парочка влюблённых уродцев.
И тут я увидел копа. Того самого, который пытался задержать меня, когда я прятал сумки. Он прямо пожирал меня глазами и по напряжённому лицу я понял, что он пытается вспомнить что-то типа: «Где же я этого говнюка видел». Мы шли прямо на него. Вот и всё.
В голове сразу стали мелькать планы спасения. А коп прямо брови нахмурил в попытке припомнить меня. Мы были уже близко, Мэг поймала взгляд полицейского и по-хулигански показала ему язык. И неприлично засмеялась. Он отвёл взгляд, и мы прошли мимо.
Засунув остатки денег вместе с сумкой в рюкзак, мы пошли к выходу. И уже возле самых дверей нас окликнули. Я хотел уже броситься бежать, но сдержался.
- Миссис, можно один вопрос.
Мы оглянулись и увидели того самого копа.
- Чё надо? – спросила Мэг.
- Миссис, - по его лицу было видно, что мозг работает на пределе. Для того, чтобы разгадать головоломку, ему не хватало самой малости. И он никак не мог отыскать ту ниточку, потянув за которую, можно развязать узел.
- Миссис…
- Говори уже, что ты заладил.
- Мне нравится ваш пирсинг.
- Спасибо. И чё дальше?
- А почему у вас язык не проколот?
- Потому что моему парню не нравятся всякие штуки на языке, когда ему делают миньет. Его это отвлекает.
Коп перевёл взгляд на меня и снова напрягся отыскать знакомые черты в памяти.
- Зато у меня другое проколото. Показать? У тебя есть здесь уютное местечко? Я покажу тебе все свои побрякушки. Ты не против, дорогой, если я похвастаюсь? – она поцеловала меня в щёку. – Не бойся, красавчик, он совсем не ревнивый.
Мэг расплылась в улыбке.
Коп залился румянцем, а у меня подкашивались ноги. Это тянулось целую вечность.
- Ну, не хочешь, как хочешь. Если мы не арестованы, то мы пойдём, да?
Коп кивнул и мы вырвались на холодный воздух под снегопад. Но даже на улице мне было жарко, и пот тёк по спине. Нас отделяло от стоянки каких-то двести метров. Двести бесконечных метров. Когда мы сели в машину, руки у меня дрожали и жутко захотелось уколоться.
Выезжая со стоянки, я увидел копа у входа в терминал, внимательно всматривающегося в снежную пелену. Он вспомнил! Ему осталось помахать руками после драки. Нужно быстро вырваться из города, пока не кинутся и не начнут перекрывать дороги.
- Йохо! – закричала Мэг, когда мы выскочили на федеральную трассу, прямую, как время и пустынную, как одиночество.
В зеркале заднего вида я увидел Луиса.
- Будь на чеку, дружище. Ты же помнишь? - сказал он и исчез.
Вся суматоха с выносом денег отвлекла от главного – что дальше? Теперь, когда машина была набита сумками, рюкзаками, саквояжами до отказа напичканными баблом, когда отхлынула кровь и приятная усталость разлилась по мозгам и телу, совсем не хотелось решать никаких проблем. Хотелось горячей ванной, холодного шампанского, крепкого ароматного табака, полумрака и ненавязчивого Барри Вайта. «Я никогда не исчезну, это не для меня. Я навсегда останусь здесь, с тобой. Буду делать то, что тебе так нравится. О, йе, о, йа, крошка!». И не ждать, что тебе в спину загонят какую-нибудь мотыгу или раздробят череп колуном, или, например, сделают в пузе большущую дыру насквозь выстрелом в упор из дробовика. И даже не сомневаться, что такое возможно. И исключить любой, даже самый минимальный намёк на подобную херню.
Мэг крепко держала руль, всматриваясь в заснеженную трассу. Свет фары вырывал всего десяток метров и дальше растворялся в чёрно-белом мареве. И не обращала на меня никакого внимания. Словно я уже не существовал.
- Мэгги, что дальше? – спросил я.
«А дальше я пристрелю тебя, сраного мудака» - ответила она голосом Луиса.
- Дальше? Дальше каждый за себя.
«Я забираю деньги, а тебя скормим свиньям»
Совсем недавно она мыла посуду в мексиканском ресторане, кишащем тараканами и латиносами. И если бы я не постучал в её дверь, это длилось бы до конца дней. Случай. Случай не стоит столько. Это мои деньги! Я бы позволил ей прикоснуться к ним, если бы она была поласковее. Мы могли бы всё вернуть, ведь были счастливы. Я, несмотря ни на что, обходителен и внимателен с дамами. И никогда не позволял себе поднять руку на женщину. Но разве это ценят женщины? Чёрта с два. Если ты не показал себя достаточно сильным, то они тебя сожрут с потрохами. Размажут и растопчут. Во всех смыслах.
- Ладно, - сказал я.- Тогда мы не едем на ферму.
- Это ещё почему?
«А если я одна не справлюсь? Мне же нужно, чтобы кто-то держал тебя, когда я буду отрубать тебе башку».
- Потому, что я не доверяю тебе.
- И я тебе. Именно поэтому мы и поедем на ферму. Разделим деньги и расстаёмся. Могу тебя высадить прямо здесь, если хочешь.
- Мэг, неужели нельзя ничего вернуть? Я завязал с наркотой, у нас куча денег. Ты мне нравишься.
«А мне нравятся деньги. Иди к чёрту!»
- Микки, хватит этих соплей. Я уже всё решила. Я переберусь в Канаду, а оттуда отправлюсь в путешествие. И остановлюсь там, где мне больше всего понравится. Тебя в моих планах нет. Ты меня отвлекаешь от дороги. Или, может, сам сядешь за руль.
- Запросто, дорогая.
Я утёрся от вылитых помоев.
- Тормози, - сказал я.
- Зачем?
- Я сяду за руль.
- Ну, ладно.
Мэг нажала на тормоз, и машину чуть не унесло с дороги.
Мы вышли из машины и встретились в свете фар. Сейчас я сяду за руль, она достанет из-под сидения пистолет и выстрелит в меня. Труп оттащит в лес и его найдут только когда сойдёт снег. Дело закроют. Мэгги в это время будет пить коктейли на бразильском пляже или есть круассаны в парижском кафе . Таков был её план. Она ещё не знает, что в магазине нет патронов.
Мэг смотрела спокойно и уверенно. Ни одна мышца на лице не выдала коварного замысла. Сучка.
За рулём сидел Луис и его вид говорил: «Ну, чего ты ждёшь?».
А и правда? Пора прекратить этот цирк. Неизвестно, куда он может завести. У неё может быть припрятан нож, ржавый гвоздь, бритва. Всё, что угодно. С её прытью она могла выцарапать мне глаза и потом перегрызть горло. Могла…зачем рисковать?
И я ударил её кулаком в челюсть. Она устояла на ногах, и я повторил удар. Сбить с ног получилось только с третьего удара. Мэг упала в снег. Губы окрасились красным, из носа вытекла струйка крови. Она подняла голову и удивлённо посмотрела на меня. В её взгляде не было мольбы, только укор и презрение.
- Я знала, но не могла поверить, - она сплюнула кровь и попыталась встать.
- Что? Что ты знала?
- Она сказала мне. Но я не верила.
- Кто сказала?
Мэгги схватилась за бампер, и у неё почти получилось подняться на ноги. Но я снова ударил. Она упала и снова стала подниматься.
- Кто сказала?
- Негритянка сказала. Которую я убила.
- Что она сказала?
- Что ты избавишься от меня.
- Чушь! Враньё! Это ты, мразь, хотела кинуть меня. И нечего мне заливать.
Я пошёл и принёс пистолет.
- Это я хотел от тебя избавиться? А это что?
- Микки, я боялась.
Она, наконец, встала на ноги и согнулась, уперевшись в капот и сплёвывая кровь.
- Ты не умеешь бояться. Ты врала мне. И сейчас врёшь.
Луис разочарованно скучал, закинув ноги на торпеду.
Злость, обида, чувство безысходности наростали, пока не превратились в неконтролируемую ярость. Я ненавидел Мэг. Она была главным злом моей жизни. И с этим нужно покончить.
Мэгги пыталась заползти под машину, но я вытаскивал её и бил, топтал, пинал. В глазах у меня помутнело, я не видел ничего, кроме красных разводов на белой холодной простыне. Думаю, я сломал ей ногу и запястье. Скорее всего, выбил половину зубов. Лицо её превратилось в бесформенную окровавленную маску. Не знаю, сколько это продолжалось, но вдруг я почувствовал, что смертельно устал. Я присел на капот и достал сигарету. Костяшки ладоней были собраны и кровоточили, но я не чувствовал боли. Курил и смотрел, как Мэг пытается отползти в сторону. Мне было всё равно. Ни мига сожаления, но и ни капли сочувствия. Пустота в сердце и в голове. Сейчас самым важным для меня был вкус табака.
- Мэг, - окликнул я её. – Ты хотела пристрелить меня. Ну так давай, не стесняйся.
Я бросил её пистолет. Он упал рядом с Мэгги, и она потянулась, зацепила повреждённой рукой и подтолкнула к себе. Взяла левой, целой рукой, перевернулась на спину и направила ствол на меня. Я курил, наблюдая за вознёй с оружием. Пока она смогла наставить на меня пушку, я докурил и достал вторую сигарету. Долго прикуривал, потому что ветер со снегом так и норовили задуть огонь.
- Ну, милая, давай уже, а то я начинаю замерзать. Стреляй же.
И она выстрелила.
Я упал ослеплённый и оглушённый выстрелом. Голову пронзила боль, и ночной лес растаял, снег превратился в тополиный пух, трасса в тропинку, ведущую высоко в гору. Меня вёл к вершине горы Луис в белом парусиновом костюме.
- Мик, ну нельзя же быть таким лохом. Почему ты не проверил патронник. Твоя халатность дорого тебе обошлась.
Солнце, яркое, но холодное, слепило глаза.
- Я умер? – спросил я.
- К сожалению, нет.
- Куда мы идём?
- Никуда. Ты валяешься под машиной с дыркой в башке.
- Странно.
- Ничего странного. Всё, как всегда. Хочешь мороженого?
И тут он превратился в огромный пломбир, похожий на те пластмассовые огромные рожки, которые ставят возле входов в кафе. Но солнце было неумолимо, и Луис- мороженое растаял так быстро, что я и глазом моргнуть не успел.
Потом провал в памяти.
Нас нашёл водитель фуры. Мэгги к этому времени уже превратилась в кровавую ледышку. Меня удалось спасти. Врачи сказали, что пуля сидит у меня с мозгу, и достать её нет никакой возможности. Во что это может вылиться дальше – непредсказуемо. Но сейчас я чувствую замечательно.
У меня дом в Палм-Бич с кортом, бассейном и видом на океан. «Ягуар» последней модели ждёт своего часа в гараже. Отличный климат, пальмы, кактусы, магнолии и орхидеи. Бабочки садятся на плечи и яркие пташки едят из рук.
Я ни с кем из соседей не общаюсь. Я вообще ни с кем не общаюсь. Мне хватает компании призраков. Они в наглую поселились в моём доме. Вечно путаются под ногами и надоедают. Более чем уверен, что это всё проделки этой ведьмы с Пятнадцатой улицы. Это её вуду-штучки. А может, это всё из-за пули, но я больше склоняюсь к первому варианту.
Но я уже привык, и мы нашли общий язык. С Луисом, Джеком Понтелой и тем бомжом из «Каравана» мы можем часами резаться в карты. Луис постоянно блефует, Джек разбрасывает карты, когда проиграет, а бомж невозмутим и молчалив. Назарио с компанией не признают такие развлечения и целыми днями пытаются сложить паззлы на полу в гостиной. Но я шутки ради случайно наступаю на картинку, и часть её рассыпается. Грейс, горничная из «Каравана» всё время пытается меня соблазнить и ходит по дому в такой короткой юбке, что видно тело над чулками. Старуха из отеля называет её шлюхой и читает морали, как должна вести себя порядочная девушка, и рассказывает о пуританских временах её далёкой молодости.
Мэгги меня простила. Она не живёт в доме, только заходит в гости. В латексе и коже, с крашеной копной волос на голове и полным комплектом пирсинга.
- Вот, смотри, язык проколола.
Она открывает рот с острыми пеньками выбитых зубов и показывает чёрный опухший язык, в который вкручен шуруп.
- Ты молодец.
Она отказывается от всех развлечений, хоть итальяшки и приглашают её постоянно, чтобы она помогла.
Мать Луиса оказалась тихой, спокойной матроной. Постоянно сидит в кресле или лежит на шезлонге возле бассейна с какой-то страшной потрёпанной книгой в руке и иногда шевелит губами, словно произнося заклинания или молясь.
Пуля в голове совсем не беспокоит и не напоминает о себе. Я даже забываю, что где-то в мозгу засел кусок свинца. Разве что, иногда я слышу голоса, словно подслушиваю из соседней комнаты сериал о врачах. Почему о врачах? Эти голоса постоянно называют странные слова, напоминающие названия лекарств и болезней.
Вот и всё. Надеюсь, это был последний эпизод моей жизни, о котором я могу рассказать. Надеюсь, остаток жизни я проведу в тишине, покое и скучной неге.
Саундтрек:
Tiger Lillies, Heroin & Cocaine
Tiger Lillies, Prison House Blues
The Urban Voodoo Machine - Go East
The Urban Voodoo Machine - Goodbye To Another Year
La musica della mafia - Nun c'e pirdunu
The Hillbilly Moon Explosion - Buy, Beg Or Steal
Под песню Tiger Lillies, «Hell» титры из непонятных слов, написанных незнакомыми буквами, медленно сползают вниз на фоне снятой с верхнего угла больничной палаты, в которой на больничной койке лежит мужчина с перевязанной головой, с кучей подсоединённых трубочек и капельницей. Он лежит неподвижно с закрытыми глазами. Его рука прикована наручниками к кровати, что само по себе нелепо, ибо понятно, что сбежать он может только на тот свет. Рядом на стуле сидит полицейский, уткнувшись в дешёвую книженцию в мягком переплёте.
Заходит врач в белом халате. Мы не слышим, что они говорят, но ясно, речь о пациенте. Врач на вопросы полицейского беспомощно разводит руками.
Затемнение.
Занавес.
Мёртвые не лгут
© Copyright: Юрий Дихтяр, 2013
Свидетельство о публикации №113022304890
Свидетельство о публикации №113022304890
Рецензии